Черная Леди

Он сделал паузу и многозначительно добавил:

— Она поступила с ним точно так же, как и с укротителем.

— Но этот ее не рисовал, — заметил Хит.

— С какой стати? — спросил Венциа. — Он ни черта не понимал в живописи.

— Простите, друг Рубен, — сказал я. — Вы хотите сказать, что ее изображали не все, кто видел?

— Конечно, не все, — ответил Венциа. — Черт возьми, разве все, кто видел ее на Ахероне, тут же бежали покупать мольберт и кисти?

— Нет, — ответил я, удивившись, что проглядел такой очевидный факт.

— Нет, не бежали.

— Как бы там ни было, следующие два года жизни я исследовал ее, охотился за ее изображениями, насколько было в моих силах. Она очень красива, и многие, кто ее знал, пытались запечатлеть ее на полотне или в голограмме — но тех, кто этого не делал, было еще больше.

— Как вы узнали, что ее называют Черная Леди? — спросил я. — Такая подпись есть только на картине Серджио Маллаки, а вы ее не видели.

Он улыбнулся.

— У нее много имен, кое-какие из них я назвал вам еще на Дальнем Лондоне. Просто» Черная Леди» чаще всего встречается.

— Но где? — добивался я. — Я не знаю больше ни одного портрета с такой подписью.

— В 1827 году Р.Х. Иона Макферсон вырезал похожую на нее носовую фигуру для своего китобойного судна, которое назвал» Черная Леди». В 203 году Г.Э. Ханс Венабль упомянул Черная Леди в своем бортовом журнале. Он успел отстрелить от корабля отсек с документами, прежде чем его затянуло в черную дыру, которую он наносил на карту для Департамента Картографии. В 2822 году Г.Э. ее сфотографировали с профессиональным борцом по имени Джимми Мак-Свейн, и он сказал фотографу, что ее зовут Черная Леди. Продолжать?

— Продолжайте, пожалуйста, — сказал Хит, наклоняясь вперед.

— Ну хорошо, — сказал Венциа. — В 3701 году Г.Э. она была сголографирована в обществе некого убийцы, известного только под кличкой Бабник, в тот момент, когда они попали в полицейскую засаду. Она осталась жива, но исчезла прежде, чем ее успели допросить. Бабник, испуская последний вздох, просил свидания с Черной Леди. Ровно год спустя она была рядом с охотником за беглецами по имени Миротворец МакДугал; голограмм с его изображениями не осталось, но сохранились два ее голографических портрета, и на обоих она значится, как Черная Леди.

Венциа опять глубоко вздохнул.

— Существует упоминание о ней, относящееся к 4402 году Г.Э., но хотя описание совпадает, нет ни голограмм, ни портретов, ни фотографий.

Он сделал выразительную паузу.

— Во всех случаях она появлялась в последний месяц перед гибелью своего партнера и исчезала раньше, чем через сутки после его смерти. Без исключений.

— Похоже, речь идет об одной и той же женщине, — признал Хит.

— В этом нет сомнений. Я нашел ее, наверное, еще раз двадцать под другими именами, и ее появление всегда предвещало смерть.

— Но все же вы не умерли, — заметил я.

— Нет, — ответил Венциа. — Я не умер.

— Предполагаю, у вас есть объяснение? — спросил Хит.

— Думаю, что есть, — ответил Венциа и задумался, приводя в порядок воспоминания. — Я видел не саму Черную Леди. Я хочу сказать, увидеть ее во плоти не было никакой возможности. Я был погребен под тоннами обломков. Даже если бы там было достаточно света, чтоб видеть — а света не было — как она могла проникнуть под развалины?

— Значит, мы возвращаемся к тому, что это была галлюцинация, — сказал Хит.

Венциа энергично затряс головой.

— Нет.

— Тогда что вы видели?

— Назовите это видением.

— Вы назовете это, как вам нравится, а я назову, как хочу, — скептически заметил Хит.

— Это было видение! — настаивал Венциа. — И когда я понял, что это было, то пошел в крупную больницу, прихватив ее голограмму, которую скопировал из полицейского архива по делу Бабника. Я добился доступа в отделение безнадежно больных и показал голограмму всем пациентам, к которым мне разрешили подойти, спрашивая, не видел ли ее кто-нибудь раньше.

— И…? — спросил Хит.

— Более трехсот ответили отрицательно. Один как будто вспомнил, что видел ее во сне. Она звала его. Он умер через неделю.

— Сколько других пациентов умерло? — спросил я.

— Большинство, — ответил Венциа. — Пятеро на следующий же день.

Он помолчал.

— Я попросил сиделку подробнее рассказать мне о человеке, который, как ему казалось, вспомнил Черную Леди. Он повел гулять дочку, и они остановились посмотреть на строительство. Дочь нечаянно оказалась на пути робота-бульдозера. Ему удалось отбросить ее в сторону, но сам он при этом страшно покалечился. Он девяносто секунд находился в состоянии клинической смерти, его оживили, и хотя он еще неделю прожил в больнице, в итоге врачи его потеряли.

— А были там еще пациенты, которых признали мертвыми и затем оживили? — спросил я.

— Трое, — ответил Венциа. — Два утопленника, и женщина, получившая удар электротоком.

Он сделал паузу.

— На ваш следующий вопрос я отвечу, что не имею понятия, был ли я мертв или жив, когда меня нашли.

— Но почему он, и только он один ее видел? — спросил Хит разочарованно. — И что у вас с ним общего? Вы попали в завал, а его переехал бульдозер. Вы были в районе военных действий, а он вывел дочь на прогулку. Вы не умерли, а он умер. Какая здесь связь?

Пока я слушал Хита и размышлял над вопросом, Венциа посмотрел на меня со странной улыбкой.

— Мне кажется, Леонардо додумался, — сказал он.

— Я вижу связь, — ответил я. — Это не одно и то же.

— Это больше, чем вижу я, — пожаловался Хит.

— Я вижу, — медленно повторил я, — но это не может быть ответом.

— Почему?

— Потому что Черная Леди не может быть Смертью. Иначе ее должны были увидеть еще хотя бы три пациента.

— Согласен, — кивнул Венциа.

— Тогда кто же она? — спросил я его.

— Кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит? — не выдержал Хит.

— Друг Валентин, — сказал я, поворачиваясь к нему. — Связь не в природе событий, а в причинах, по которым они навлекли на себя эти несчастья.

Хит опустил голову и задумался.

— Венциа пытался спасти раненую женщину. Пациент пытался спасти свою дочь, — он поднял взгляд. — Она приходит только к героям?

Обдумав сказанное, он резко качнул головой.

— Это не может быть ответом! Вспомните Маллаки — его застрелили в баре из-за женщины, здесь нет ничего героического!

— Дело не в том, что друг Рубен и отец девочки поступили героически, друг Валентин, — сказал я, — а скорее в том, что они оба пошли навстречу опасности.

Хит сдвинул брови.

— Какая разница?

— В этих двух случаях — никакой, — сказал я. — И все-таки разница есть.

— Но объяснить ее вы, конечно, не соизволите?

— Возьмем укротителя, — сказал я. — Он не был героем, и все же он играл со смертельной опасностью на каждом представлении.

— Значит, она является людям, которые играют с огнем?

— Давайте уточним, — вмешался Венциа. — Она является людям, которые играют со смертью.

— Но почему с некоторыми она живет, а другим является всего на долю секунды? — спросил Хит.

И вдруг я понял, в чем загадка Черной Леди.

— Одни, как друг Рубен, вступают в игру со смертью всего раз, для них это совершенно непроизвольный поступок, — сказал я. — Другие, как Маллаки, Малыш, укротитель, играют со смертью всю жизнь.

— Наконец-то до вас дошло, — сказал Венциа.

— Я никак не мог определить этот фактор, — ответил я. — Моим исходным предположением было участие каждого художника в военных действиях, но теперь я вижу, что этот критерий слишком узок. Циркач-сорвиголова, Брайан МакДжиннис в джунглях Земли, человек, наносивший на карту черные дыры — все они шли навстречу смерти столь же целенаправленно, как и солдаты, как воины.

— Но она не Смерть, — сказал Хит, запутавшись. — Как вы сами сказали, будь она смертью, все умирающие видели бы ее.

— Это верно, — согласился Венциа.

— Тогда кто же она, черт побери? — спросил Хит.

— Она — Черная Леди.

— Но что такое Черная Леди?

Венциа глубоко вздохнул.

— Не знаю.

— Кажется, наша беседа зашла в полный тупик, — сердито проворчал Хит.

— Я не знаю, кто она, — повторил Венциа. — Я знаю только, что она является людям на протяжении почти восьми тысячелетий. И подчеркиваю:

Только мужчинам, ни одна женщина ее не видела. Я знаю, что она обретает плоть, когда человек ведет жизнь, полную смертельного риска, и всегда исчезает после его смерти. Я знаю, что она является лишь видением к тем, кто искал с ней встречи только однажды.

— Встречи с ней или со смертью? — отрывисто спросил Хит.

— Не знаю, есть ли здесь разница, — ответил Венциа.

— По-моему, вы сказали, что она — не Смерть.

— Я не верю в это — но без сомнения, она как-то связана со смертью.

Я не думаю, что она в самом деле кого-то убивает, но она явно воодушевляет людей на риск, и это кончается смертью.

— Воодушевляет? — с сомнением повторил Хит. — Разве она воодушевила вас?

— Я оговорился, — объяснил Венциа. — Скажем лучше, что ее к ним, по-видимому, неодолимо влечет.

— Она является всем, кто играет со смертью? — спросил Хит.

— Не знаю, — ответил Венциа. — Возможно, многие не переживают и первой встречи.

— А инопланетяне? Им она является?

— Пока я не нашел сведений о том, что хоть один инопланетянин упоминал ее имя, или создал ее портрет.

— Почему она не исчезла, когда убили Малыша на Ахероне?

Венциа ненадолго задумался, прежде чем ответить.

— Она практически никогда не исчезает при свидетелях, — сказал он наконец. — Обычно о ней сообщают, как о пропавшей без вести.

Он помолчал.

— Тай Чонг рассказала мне о том, что случилось на Ахероне. Судя по ее описанию планеты, получается, что Черная Леди никак не могла исчезнуть из тюрьмы и даже с поверхности планеты, не вызвав у живущих там людей подозрения.

Хит покачал головой.

— Славная теория, но концы не сходятся.

— Да? Почему же?

— Если она хочет, чтобы никто не знал о ее возможностях, почему она исчезла с моего корабля?

— Потому что она не открывала никакой тайны, — усмехнулся Венциа. — Леонардо знал, кто она такая.

— Да Леонардо понял, кто она такая, только пять минут назад! — вспылил Хит.

— Но я знал, что ее называют Черной Леди, друг Валентин, — сказал я. — И я спросил ее о Брайане Мак-Джиннисе и Кристофере Килкуллене.

— Действительно, спросили, — согласился Хит.

Несколько минут мы все трое молчали. Наконец Хит хмыкнул.

— Бог мой, — сказал он. — Мы битый час проговорили о Черной Леди, словно она в самом деле нечто большее, чем просто красивая женщина или очаровательная инопланетянка, овладевшая искусством телепортации. Завтра утром, на свежую голову, это все рассеется, словно ничего и не было.

— Это было, есть и происходит сейчас, — сказал Венциа. — И в глубине души вы знаете, что она не инопланетянка.

— Кто же она, по-вашему? — спросил Хит.

— Не знаю, — ответил Венциа.

— Леонардо?

— Я чувствую сильное искушение назвать ее Матерью Всего Сущего, — признался я, — но это было бы богохульством.

— Кто или что есть Мать Всего Сущего? — спросил Венциа.

— Та, которой мы поклоняемся, как вы поклоняетесь вашему Богу, — ответил я. — А кроме того… не хочу вас обидеть, но я не могу поверить, что Мать Всего Сущего принадлежит к одной из чужих рас.

— Может быть, бъйорннам она является в ином обличье? — предположил Хит.

— Ни один бъйорнн не совершит поступков, которые привлекают Черную Леди, — сказал я. — Наша раса дорожит жизнью.

— Наша, большей частью, тоже, — сказал Венциа. — Но тем не менее она является.

— Вы чтите храбрость, — подчеркнул я, — а мы — нет. В языке бъйорннов вообще отсутствует слово «герой». У моего народа нет такого понятия.

— Даже стадные животные способны на героизм, — заметил Хит. — Например, бык, который храбро встречает хищника, в то время как остальные убегают в безопасное место.

— Быком в стаде движет слепой, неразумный инстинкт, а не героизм, друг Валентин, — ответил я. — Если дать ему сознательный выбор, он никогда не будет по своей воле противостоять хищнику, а Черная Леди, похоже, приходит лишь к тем людям, которые призывают ее, сделав сознательный выбор.

— Минуточку! — вдруг вспомнил Хит. — У вашей расы существует ритуальное самоубийство. Не мог бы такой поступок привлечь ее?

— Расстаться с жизнью, чтоб избежать нескончаемого позора? В этом нет ничего героического, друг Валентин.

— Мы отклонились от темы, — вмешался Венциа. — Она приходит к людям. Нам достаточно знать одно это.

— Хорошо, — сказал Хит. — Мы знаем, что она приходит к людям. Что из этого?

— А то, что мы ее найдем, — сказал Венциа со спокойной уверенностью.

Хит фыркнул.

— Галактика огромна, мистер Венциа — и в галактике ее может и не оказаться.

— Тогда мы вычислим, где она появится в следующий раз, и дождемся ее.

— С какой целью, друг Рубен? — спросил я.

— Бедный Леонардо, — сказал Венциа с искренним сочувствием. — Вы собрали все детали, и так и не разрешили загадку.

— Простите? — не понял я.

— Мы с ней сядем и поговорим, — сказал Венциа.

— Простите, я вас правильно понял? — переспросил Хит. — Вы потратили шесть лет и Бог знает, сколько денег, пытаясь ее найти, и все, что вам надо — это сесть и поговорить с ней?

— А что вы сделали бы с ней, мистер Хит? — презрительно спросил Венциа.

— Вы знаете, что я хочу с ней сделать, — ответил Хит.

— Я заплачу вам за нее больше, чем Аберкромби.

— Сомневаюсь, — сказал Хит. — Знаете, во сколько оценивается состояние Аберкромби?

— Мне нужно всего пять минут ее времени, — сказал Венциа. — Потом можете продавать ее Аберкромби или делать с ней все, что вам хочется.

— Если она вам позволит, — вставил я.

— Миллион кредитов, мистер Хит, — сказал Венциа, не сводя глаз с собеседника.

— Миллион кредитов всего за пять минут? — усомнился Хит.

— Точно так.

— Очень многие провели с ней значительно больше пяти минут, — сказал Хит. — Спорю, что она ни одному не сказала то, что вы хотите услышать.

— Они не знали, кто она, — ответил Венциа. — А я знаю. Вероятно, никто из них не задал правильный вопрос.

Он сделал паузу.

— В этом мое преимущество.

— Если предположить, что она вообще вам ответит, как вы узнаете, что она скажет вам правду?

— Я узнаю, — уверенно сказал Венциа.

— Простите, — вставил я, — но я в самом деле не понимаю, о чем вы говорите.

У Хита был довольный вид.

— Он хочет спросить ее о чем-то важном, Леонардо.

— О чем?

— Что ждет нас дальше? — напряженно ответил Венциа. — Одна она это знает.

— Не святотатством ли будет узнать об этом? — осторожно заметил я.

— Глупостью будет не узнать, если есть такая возможность, — ответил Венциа. — Существует ли истинная религия? Какому алтарю я должен поклониться? От каких черт и привычек отказаться? Что мне делать, чтобы попасть в Рай? Или, если за этой жизнью ничего нет, можно быть свободным и делать, что хочу?

— Вы и сейчас свободны, — подчеркнул Хит.

— Только потому, что не представляю последствий своих поступков, — сказал Венциа. — А тогда я буду знать.

Хит усмехнулся.

— Небесный страховой полис.

— Если угодно.

— Вы многого хотите за ваши деньги, мистер Венциа, — сказал Хит.

— Я намерен получить это, — серьезно ответил Венциа.

Глава 15

Венциа провел ночь в шале, а утром было решено, что мы все трое отправимся с Граустарка на Дальний Лондон.

Меня ждала не только моя работа: теперь, вновь потеряв Черную Леди, Венциа был уверен, что рано или поздно снова появится новый ее портрет.

Пока он хотел вернуться с нами на Дальний Лондон, где намеревался держать со мной связь, следить за подходящими героями и трюкачами по видео и запрограммировать свой компьютер на изучение необъятного количества доступных печатных и электронных материалов.

Что касается Хита, то я не думаю, что он до конца поверил, что Черная Леди — именно та, кем считали ее мы с Венциа. Однако он нимало не возражал лететь с нами на Дальний Лондон, потому что там он мог найти Малькольма Аберкромби.

Венциа ушел из шале на час раньше нас, так как должен был найти свои сани и вернуть их в прокатное агентство. Мы договорились встретиться у корабля Хита; Венциа прилетел на Граустарк на космическом лайнере, а не на своем корабле.

— Будет тесновато, — заметил Венциа, втащив свой багаж через входной люк.

— Он не рассчитан на троих пассажиров, — ответил Хит.

— Вижу, — сказал Венциа и обернулся ко мне.

— Вот, — сказал он, протягивая квадратную коробку, где-то двенадцати дюймов в ширину, и высотой дюймов восемь.

— Что это?

Он пожал плечами.

— Не имею ни малейшего понятия. Тай Чонг просила передать это вам.

— Подарок от Тай Чонг? — радостно предположил я, принимая коробку.

— У меня такое впечатление, что это прислали с Бъйорнна, а она держала у себя для вас, — ответил Венциа.

— С Бенитара II, — вежливо поправил я. — Бъйорнны — это раса, а планета — Бенитар.

— Как скажете, — произнес Венциа, теряя интерес. Он повернулся к Хиту.

— Я голоден. Как тут чего-нибудь поесть?

Хит кивнул.

— Просто пойдите в камбуз и закажите там, что хотите. Он управляется голосом.

— Где найти меню?

— Он приготовит все, что закажете, если не имеете ничего против соепродуктов.

— Спасибо, — Венциа удалился на камбуз, а Хит обернулся ко мне.

— Ну?

— Что ну, друг Валентин?

— Что в посылке?

— Я не знаю.

— Вы не собираетесь открывать?

— Я собирался открыть в уединении, у себя в каюте, — ответил я.

— У вас в каюте уединения не будет, — ответил Хит, улыбаясь. — Вы делите ее с Венциа.

— Тогда открою здесь, сейчас.

— Превосходная мысль.

Я поставил посылку на гладкую поверхность и замер, глядя на нее.

— В чем дело? — спросил Хит.

— Я боюсь, — ответил я.

— Думаете, кто-то прислал вам бомбу? — Хит усмехнулся. — Не волнуйтесь, Леонардо. Сенсоры моего корабля обнаружили бы опасность.

— Это не бомба, — сказал я.

— А что это?

Я вздохнул.

— Мне известно, что это может быть. Но я не знаю, что это на самом деле.

— Вы говорите вздор, Леонардо, — сказал Хит и замолчал. — Давайте я вам ее открою.

— Нет, — сказал я. — Я сам хочу открыть.

— О чем спор? — спросил Венциа, появляясь из камбуза с тарелкой.

Хит пожал плечами.

— Спросите у него, — сказал он, мотнув головой в мою сторону.

— Я не хотел никого из вас беспокоить, — извинился я.

— Отлично, — сказал Венциа. — Тогда откройте эту коробку и будем взлетать.

Я повернулся к Хиту.

— Может быть, вы хотите сначала взлететь? — сказал я. — Посылка подождет.

— Это я не могу ждать, — ответил он. — Вы развели вокруг нее такую таинственность, что я с месте не сдвинусь, пока не откроете.

Я вздохнул и стал разворачивать коробку. Чтобы выполнить эту задачу, мне пришлось принести с камбуза режущее оружие, но наконец, осталось только снять крышку.

— Ну, давайте, — поторопил Хит.

— Сейчас, сейчас, — ответил я.

Я помедлил еще немного, глубоко вздохнул и — открыл коробку. В ту же секунду с моих губ слетел возглас облегчения.

— С вами все в порядке? — спросил Хит.

— Да, друг Валентин, — я был счастлив. — Теперь со мной все в порядке.

Он заглянул в коробку.

— Что происходит? — спросил он. — Здесь всего лишь земля.

— Это от моей Матери Узора, — ответил я.

— Зачем ей присылать вам грязь?

— Это почва со священного поля Дома Крстхъонн, — сказал я.

Венциа утратил интерес к происходящему, и с тарелкой ушел в каюту, которую мы с ним делили.

— Я так полагаю, что это добрый знак? — заметил Хит.

— Да, — ответил я. — Я боялся, что в пакете окажется что-нибудь другое.

— Что, например?

— Что угодно, но не это, — я помолчал. — Каждый бъйорнн празднует два священных дня, друг Валентин: день, когда был основан его Дом, и день, когда его собственный Узор был принят Домом. Первый праздник отмечался, когда мы летели сюда с Ахерона, второй для меня наступит через тридцать два дня. Теперь вы понимаете?

— Не совсем, — ответил Хит. — Когда у нас праздник, мы дарим друг другу подарки, а не грязь.

— Это не грязь. Это священная земля с места, где родилась Первая Мать Дома Крстхъонн, та, что дала начало потомству с ее точным Узором.

— Вроде святой воды для католика, — заметил Хит.

— Святая вода — просто символ, — ответил я. — Это настоящая земля.

— Что вы собираетесь с ней сделать? — спросил Хит.

— Сначала снова позаимствую у вас режущее оружие.

— Зачем?

— Я пущу себе кровь, чтобы моя плоть слилась со священной землей в знак моей преданности Дому Крстхъонн.

— Вы уверены, что говорите не о самоубийстве? — с подозрением спросил он.

— Нет, друг Валентин, — ответил я. — Это религиозный ритуал.

— Мне казалось, что самоубийство — тоже религиозный ритуал.

— Этот важнее.

— Ладно, — сказал он. — А потом что?

— Потом я покрою свое тело этой землей.

— Предполагаю, что в этом тоже есть какой-то смысл, — сухо сказал он.

— Это следующий символ моего соединения с первой Матерью, — ответил я. — И кроме того, я должен спеть три молитвы: одну — к ней, одну — к Дому, и одну — к Матери Всего Сущего.

— И это все?

— Потом я соберу землю и мы ее атомизируем.

— Мне кажется несколько расточительным выбрасывать ее, если уж она такая святая, — предположил Хит.

— Но я оскверню ее прикосновением, — объяснил я. — Поэтому она уже будет не святая, а мирская. Счищая ее с себя, я очищусь на год вперед.

— А что делали ваши соотечественники до того, как у них появились атомизаторы? — спросил Хит.

— Это было и до того, как мы разработали космические полеты. Мы просто возвращали землю на то место, откуда она была взята. Даже в наши дни те из нас, кто остался на Бенитаре II, обычно предпочитают совершать ритуал на месте рождения Первой Матери.

— А женщины вашей расы тоже его совершают? — заинтересованно спросил Хит.

— Нет, — сказал я. — Зачем такой ритуал тем, кто уже чисты и священны?

— А вы у них так, мимо проходили, да?

— Не понял.

— Это несущественно, — он помолчал. — А почему вы так волновались, Леонардо? Что случилось бы, если бы в коробке оказались, скажем, перчатки или конфеты?

— Это значило бы, что я навек отлучен от святых таинств моей расы, — сказал я.

— Я думал, ваша Мать Узора уже отвергла вас.

— Меня отвергли физически. Если бы она не прислала мне святую землю, я был бы изгнан также и духовно. Моя душа обречена была бы одиноко блуждать, всеми покинутая, до конца вечности.

— Ну, теперь мне хотя бы понятен ваш радостный вопль, — заметил Хит. — У этой церемонии есть название?

— Праздник Первой Матери, — ответил я.

— А на день рождения вам пришлют еще одну коробку с грязью?

— Это будет не мой день рождения, — объяснил я, — а день моего Признания. Это радостный праздник.

— Чем он отличается от праздника Первой Матери?

— Когда я на родине, устраивается роскошный пир.

— И все? — удивленно спросил он.

— В сложной церемонии повторяются Клятвы Дому и Семье, и тем самым подтверждается моя верность Дому.

— И как она пришлет вам это? — спросил он со смехом.

— Когда мужчина-бъйорнн уже не живет на Бенитаре II, единственным символом подтверждения верности остается пир. Моя Мать Узора пришлет мне растения, выращенные на ее собственных полях, и съев их, я тем самым скреплю наши узы.

— Наверное, это совсем не то по сравнению с праздником, который устраивали для вас дома, — заметил Хит.

— Совсем не то, — согласился я. — Но личное счастье не имеет значения. Дом — это все.

— Если вы так считаете.

— А теперь можно позаимствовать режущее орудие, с вашего разрешения? — спросил я.

Он кивнул, прошел на камбуз и тотчас же вернулся с ножиком.

Я вытянул руку над землей Первой Матери и помедлил, прежде чем проколоть палец.

— Вас не расстроит вид крови, друг Валентин? — спросил я — Только моей собственной, — спокойно ответил он.

Я сделал надрез, и моя кровь тонкой струйкой полилась на священную землю.

— Лиловая? — сморщился Хит.

— Не у всех кровь красная, — ответил я.

— Дать вам бинт или что-то еще?

— Скоро остановится, — уверил я его, и мгновение спустя кровь действительно перестала течь.

— Надеюсь, следующую часть церемонии вы проделаете в сухом душе, — предложил Хит.

— Да, если вы не возражаете.

— По правде говоря, настаиваю, — ответил он. — Терпеть не могу пачкотни.

Я его поблагодарил, дождался, пока корабль покинет Граустарк и отправится в путь на Дальний Лондон, а затем закончил Праздник Первой Матери в уединении сухого душа.

Я надеялся, что во время путешествия Венциа расскажет о Черной Леди еще что-нибудь, но оказалось, что он уже рассказал нам все, что знал. Это, однако, не мешало ему без конца говорить о ней, потому что он был одержим навязчивой идеей встретить ее и узнать ответ на свой вопрос.

Хит продолжал смотреть на это скептически. Он каждый раз присоединялся к разговору, вставлял уместные замечания и говорил о Черной Леди, будто она была именно той, в которую верил Венциа — но между беседами снова почему-то обретал уверенность в том, что она на самом деле инопланетянка, или в крайнем случае — обычная женщина со сверхъестественными возможностями телепатии.

Что касается меня, то я был так утешен тем, что моя Мать Узора не обрекла мою душу на вечную ссылку, что даже положение изгнанника, которому никогда нельзя будет вернуться в родной мир, стало легче переносить. Чтобы отвлечься от размышлений о собственном неприятном положении, я сосредоточился на наших поисках Черной Леди, пытаясь вытеснить из головы все мысли о Доме и Семье.

Когда остальные спали, я снова пытался запечатлеть ее черты, хотя мои убогие художественные способности снова меня подводили. Один раз я даже попытался нарисовать ее, как бъйорннку, с белой кожей, лишенной Узора, в черной одежде, с безукоризненными чертами, печальными глазами — воплощенное Божество, перенесенное тушью на бумагу… но когда закончил, она оказалась совсем не похожей на Мать Всего Сущего, и напоминала лишь бъйорннскую женщину без Узора на коже и с правильными чертами лица.

Почему-то я понял, что Черная Леди, откуда бы она ни была, и что бы ни искала, приходит не за бъйорннами, а только за людьми.

Я написал еще одно письмо своей Матери Узора, поблагодарил ее за дар и рассказал о том, что мне стало известно, заранее зная, что она не ответит. Я написал также своей Узорной Паре, официально дал ей развод (хотя с момента моего изгнания развод совершался автоматически), и пожелал ей удачи с бъйорнном, которого ей подберут после меня. Как ни жалел я себя, но это чувство было ничто в сравнении с сочувствием к той, чья жизнь будет перекроена заново так поздно. Возможно, пройдут годы, прежде чем Дом найдет и одобрит подходящий для нее Узор, а до тех пор она останется неоплодотворенной. (Или еще хуже, Дом в мудрости своей может решить, что она слишком долго впустую растрачивала свою юность, и даст ей в пару бъйоррна с Узором, не дополняющим ее Узор, как положено.

Тогда рано или поздно может появиться дитя с неподходящим для Дома Узором, и ей придется безвинно страдать уже из-за двоих изгнанников.) Будучи в таком мрачном настроении, я снова попытался овладеть своими эмоциями, и вернуться мыслями к Черной Леди. Хит спал, но Венциа, который спокойно читал книгу из электронной библиотеки компьютера, заметил и мое волнение, и светлеющий оттенок кожи.

— С вами все в порядке, Леонардо?

— Да, друг Рубен.

— Вы уверены? Вы выглядите расстроенным.

— Мне уже лучше.

— Не буду вмешиваться, — сказал он, пожав плечами, и помолчал. — Можно, я задам вам вопрос о вашем друге мистере Хите?

— Пожалуйста, друг Рубен.

— Он действительно намерен ограбить Аберкромби?

— Я в этом совершенно уверен, друг Рубен.

— Досадно.

— Согласен, — сказал я. — Кража противоречит моральным и гражданским законам.

Венциа ответил улыбкой.

— Я имел в виду, что он пригодится нам в поисках Черной Леди. А если он попытается ограбить Аберкромби, то вероятнее всего, угодит в тюрьму. Полагаю, что в усадьбе Аберкромби современнейшая система охраны.

— Я думаю, что друг Валентин способен удивить и вас, и мистера Аберкромби, — сказал я.

— Возможно, — Венциа сменил тему. — Интересно, почему он так скептически настроен.

— Вероятно, потому, что видел ее не в тех обстоятельствах, в которых столкнулись с ней вы, — предположил я.

— Вы тоже, — заметил Венциа. — Но похоже, вы без проблем принимаете ее, как есть.

— Это верно, — согласился я.

— В его распоряжении те же факты, что и в вашем, — озадаченно продолжал Венциа. — Почему он не делает тех же выводов?

— Наверное, потому, что всегда полагался только на себя и не нуждается в вере в нечто более могущественное.

— А вы?

— Я верю и полагаюсь на тех, кто сильнее меня. Меня так воспитали, — объяснил я.

— Интересно…

— Что, друг Рубен?

— Почти все, с кем она, когда бы то ни было, сближалась — люди, вполне уверенные в себе. Интересно, во что они верили?

— Я думаю, нам придется спросить у следующего, — ответил я.

— Если мы успеем к нему добраться, — сказал Венциа, нахмурившись.

— Вас послушать, она чуть ли не убийца, — сказал я. — Но мы оба знаем, что это не так.

— Мне все равно, кто она. Меня интересует то, что она знает.

Я мысленно снова представил ее лицо.

— Кажется, меня больше интересует, чего она хочет, — ответил я.