Фиеста отважных

Фалангиец открыл глаза. Недоверчивое выражение на его лице постепенно сменилось ужасом. Он потянулся за оружием.

Хорстен опередил его. В руках у доктора оказался девятимиллиметровый пистолет с длинным дулом, такой древний, что на Земле его наверняка определили бы в исторический музей, а пальцы охранника тщетно ощупывали пустую кобуру. Хорстен завязал дуло пистолета узлом и протянул оружие фалангийцу.

– Где протоколы следствия по делу агента с Земли? – спросил он мягко.

Охранник широко раскрытыми глазами разглядывал пистолет.

– Пожалуйста, сеньор, не заставляйте меня… – Хорстен намеренно не окончил фразу.

– Нет. Нет-нет. Я не знаю, что вам нужно. Но это невозможно.

– Что невозможно?

– Мне неизвестна комбинация сейфа. Хорстен снова взял в руки пистолет и, к ужасу и изумлению охранника, согнул дуло в форме кренделя.

– Разве вас спрашивают об этом? Охранник трясущейся рукой указал на большой стальной сейф.

– Там хранятся чрезвычайно секретные документы, где речь идет о попытках свергнуть правительство каудильо.

Хорстен задумчиво поглядел на фалангийца. Хелен, осматривающая помещение, подошла и встала рядом.

– Надо бы убрать его, – пробормотал ученый.

Девушка сделала глубокий вдох; вся ее поза выражала крайнее неодобрение.

– Ладно-ладно, все равно у меня духу не хватит, – пробормотал Хорстен. Нагнувшись, он ударил охранника в челюсть. У того закатились глаза.

– Поищи веревку или проволоку… чем его связать, – попросил доктор.

– Вон телефон, – сказала Хелен.

Хорстен оборвал у телефонного аппарата провод и связал им охранника.

Через несколько секунд тот очнулся. Его взору представилась невероятная картина: враги уходили из комнаты, но как! Мужчина нес под мышкой сейф весом в шестьсот фунтов, а девочка восседала на его плече.

Хелен заметила, что фалангиец открыл глаза. Она помахала ему:

– Счастливо оставаться, сеньор полицейский! Охранник снова смежил веки и начал молиться – истово, как некогда в детстве.

4

Старший инспектор полковник Мигель Сегура недоверчиво оглядел комнату. Наконец взгляд его остановился на солдате Guardia Civil.

– Расскажи все сначала.

– Сеньор полковник, я не могу сказать, сколько их было и откуда они взялись. Я стоял на посту, все было тихо-мирно, и вдруг… Их было не меньше шести.

– Это уж точно, – заметил один из помощников полковника, – иначе, как они смогли бы вытащить сейф из здания?

– Тихо, Рауль! – рявкнул полковник. – Продолжай.

– Я сражался с ними, но их было слишком много. Потом я потерял сознание, и они меня связали. Когда я пришел в себя, сейфа не было.

Взгляд полковника выражал одновременно недоверие и непонимание. Сегура показал на разбитое окно.

– Тебе известно, что оконные прутья сорваны? Кто это сделал? И как? Ты должен был услышать шум! И самое главное, зачем? Ведь сейф в такую дырку не протащишь!

– Сеньор полковник, – плаксиво отвечал охранник, – я не знаю. Это работа дьявола.

Полковник вздохнул.

– Если бы не тот факт, что сейф нашли в парке с выломанной дверцей, я не поверил бы ни единому твоему слову!

Вошел еще один помощник. Полковник поглядел на него.

– Что там?

– Мы проверили бумаги, которые хранились в сейфе. Отсутствует только их часть.

– Какая?

– Документы по недавнему делу агента Отдела G и его соучастников.

Полковник покачал головой и снова взглянул на охранника.

– Откуда они взялись? По твоим словам, дверь была заперта изнутри. Как же они проникли в комнату?

Несчастный солдат задрожал.

– Сеньор полковник, не знаю. Дверь в самом деле была заперта. Мне показалось, что они свалились на меня с небес. Бр-р!

Полковник Мигель Сегура, старший инспектор Policia secreta Нуэво-Мадрида, по слухам – один из тех немногих, кто удостоился чести коротать вечера вместе с кау-дильо в президентском дворце за игрой в карты, потягивая импортируемые с Земли шерри и «Фундадор», глядя на фламенко в исполнении танцовщиц, известных более своей красотой, чем умением танцевать испанские танцы, как и подобает воспитанному человеку, послал чужестранцам свою визитную карточку.

Его сопровождал только один помощник, молодой Teniente[15] Рауль Добарганес, облаченный – как и полковник – в парадную форму. Держались они оба чрезвычайно вежливо.

Доктора Хорстена тоже пригласили в номер к Лоранам, чтобы облегчить задачу полковнику. Все сидели – за исключением Хелен, которая стояла сдвинув носки и сосредоточенно рассматривала Добарганеса. Парадный костюм офицера Policia secreta был отнюдь не таким серым и скучным, как его повседневная одежда.

Полицейские едва успели церемонно поклониться, как Пьер Лоран вскочил со своего места и мелодраматическим жестом скрестил руки на груди.

– Я признаюсь! – воскликнул он. – Я признаюсь во всем!

Полковник Сегура поглядел на него.

– Вы?

– Да, я! Во всем! Мне не следовало прилетать на эту варварскую планету. Полиция – всюду, куда ни сунься. Никакой свободы для творчества. Но теперь поздно сожалеть. Увиливать же мне не позволяет гордость! Гордость и честь! Я шеф-повар ресторана «Нуво Кордон Бле». И я готов умереть!

Он замолчал и остался стоять с горделивым видом.

Марта заплакала.

Хелен даже не обернулась на отца. Она продолжала разглядывать лейтенанта, расположившись от него всего в трех футах.

Лицо доктора ничего не выражало.

Инспектор, подняв брови, поглядел на помощника, который ответил ему пожатием плеч – движением, издревле так хорошо знакомым каждому испанцу.

Инспектор перевел взгляд на добровольно признавшегося шеф-повара.

– В чем же ваша вина? – спросил он осторожно.

– Я оскорбил эту невежественную, быть может, голодающую планету! Ее продукты, ее повара, отсутствие самых простых вещей, таких как треска, угри, огурцы! Ее…

Инспектор поднял руку, останавливая это словесное извержение.

– Будьте так добры, сеньор Лоран, присядьте. Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Губы сеньора Лорана побелели. Марта торопливо вмешалась:

– Ну садись же, Пьер. Никто не затронул твоей чести. Надо же уважить сержанта Как-его-там. Никто не собирается тебя арестовывать. Садись.

Инспектор искоса поглядел на лейтенанта, но лицо Рауля Добарганеса было каменным.

Когда Лорана наконец усадили в кресло, полковник, которого начали уже одолевать сомнения, заговорил:

– Дорогие гости Фаланги…

– Ты красивый, – сообщила Хелен. Слова относились не к полковнику, даже матушка которого не подходила под это определение, а к лейтенанту Добаргацесу.

Рауль Добарганес почувствовал, что краснеет.

– И краснеешь ты тоже красиво, – удовлетворенно заметила Хелен.

Марта произнесла укоризненно:

– Хелен, замолчи сейчас же. Господа хотят поговорить с нами.

Она мило улыбнулась инспектору.

– Мы вас слушаем, сержант.

Инспектор Сегура открыл рот, потом плотно сжал челюсти. Помолчал – и обратился к Пьеру Лорану.

– Вы ошибаетесь, сеньор, – на Фаланге царит дух свободы. Наша социально-экономическая система – самая стабильная из всех когда-либо существовавших. Все счастливы. Все на своем месте. Те, кому предназначено править, правят. Те, кому предназначено служить, служат. Любой житель Фаланги удовлетворен своим жребием. О скольких еще мирах из состава Объединенных Планет можно сказать то же самое?

– Ой, как это замечательно! – согласно закивала Марта.

– Тогда почему у вас тут столько полицейских? – вмешалась в разговор Хелен.

Несколько секунд полковник с лейтенантом глядели на нее в натянутом молчании.

– Кстати, – пробормотал доктор Хорстен, – в самом деле. Так сказать, устами младенца… Мне кажется, я нашел на Земле историческую параллель вашему миру.

Лицо его приобрело задумчивое выражение.

– Дело происходило довольно давно. Передовые нации громко хвастали тем, какая у них свобода, как они любят мир и насколько презирают войну. Однако у тех, кто громче всех кричал о свободе и мире, были почему-то самые крупные полицейские силы, тайная полиция, контрразведка, грандиозные по численности армия и флот. В странах же вроде Швейцарии и Скандинавских государств, где не поднимали лишнего шума по поводу демократии и прав личности, полиции и военных было крайне мало – даже если судить из расчета на душу населения.

В голосе инспектора прорезались суровые нотки:

– Прошу прощения, но мы отклонились от темы нашего разговора. Этой ночью было совершенно тяжкое преступление. Причем такое, в котором, скорее всего, заинтересован чужеземец. Вы принадлежите к числу немногих чужеземцев, пребывающих на нашей планете. Кроме того, вы прилетели позавчера с Земли, которой содеянное зло только на руку.

– Земле? Матери-Земле? – недоверчиво воскликнул Пьер Лоран.

– По Объединенным Планетам ходят слухи, что Мать-Земля превратилась в довольно странное место, – сухо заметил инспектор. – Ну да ладно. Дело заключается в том, что вы живете на расстоянии четверти мили от здания, где было совершено преступление, и в том, что вы только что прилетели с Земли.

– Преступление, – повторил негромко доктор Хор-стен, – Скажите, дорогой инспектор, когда это все произошло?

– Почти в одиннадцать часов, – отозвался Сегу-ра. Грузный ученый напрягся, видимо пытаясь что-то вспомнить.

– Боюсь, что у меня нет… как там говорят в детективных стереофильмах?… а… алиби.

Инспектор внимательно посмотрел на Рауля До-барганеса, который наконец-то избавился от зачарованного внимания Хелен. Лейтенант вытащил листок бумаги.

– В одиннадцать часов вечера, доктор, вы находились в этом самом номере. Вас пригласил на ужин сеньор Лоран, которого не удовлетворили кушанья в ресторане при отеле.

– О да! – вскричал Лоран и привстал было, но жена удержала его.

– И правда, – сказал доктор Хорстен, – я был в номере Лоранов. Полное алиби. Значит, я не совершал того ужасного преступления.

Его глаза за стеклами пенсне восторженно засверкали.

– Люблю детективы, – признался он. – Так что случилось прошлой ночью? Массовое убийство? Вооруженный сорванец? Может…

– Сорванец? – непонимающе переспросил инспектор.

– Гопник. Скокарь. Что, неужели ограбили Национальный Банк?

Хорстен вскочил. Его переполнял энтузиазм, которого вряд ли можно было ожидать от столь солидного и степенного ученого. Он сделал вид, что держит в руках пистолет.

– Винтовки с глушителями, – продолжал он. – Подъехали в ховеркарах. Одного оставили на стреме. Остальные бросились вперед, перерезали охрану…

Оглушенный этим потоком слов инспектор прикрыл глаза; на лице его застыло выражение отчаяния, к которому оперативники Отдела G на Фаланге уже начали привыкать.

Его выручил Добарганес. Лейтенант тронул за рукав разошедшегося доктора.

– Сеньор Хорстен, сядьте, пожалуйста.

Усадив достойного доктора в кресло, лейтенант повернулся к своему начальнику. В голосе его слышалось сдерживаемое напряжение.

– Сеньор полковник?

Инспектор, как видно, решил махнуть на все рукой.

– Горничная сообщила, что утром в вашем камине она обнаружила пепел, словно вы жгли там какие-то бумаги, – сказал он. – Мы определили, что по типу своему они не отличаются от украденных. Я не сомневаюсь, что у вас найдется объяснение этому. Сверхъестественное объяснение, – прибавил он вполголоса.

Лица чужеземцев были абсолютно непроницаемыми. Одна только Хелен глядела на полковника с откровенной злобой.

– Я и в самом деле жгла вчера вечером кое-какие бумаги, – сказала Марта, – Одному небу известно, зачем я вообще брала их с собой.

– Сеньора, я же сказал: «По типу не отличаются от украденных». В наших лабораториях…

Доктор Хорстен уже успел оправиться от вспышки энтузиазма.

Он неодобрительно проворчал:

– Мой дорогой инспектор Соргум…

– Сегура, – торопливо поправил Рауль Добарганес.

– …мне кажется, бумага, которую производят у вас здесь, такая же, как на Земле. Если не вся, то по крайней мере отдельные ее сорта. Поэтому нет ничего удивительного в идентичности пепла.

Инспектор нахмурился.

Ученый продолжал с каким-то нездоровым возбуждением:

– В конце концов, вы всегда можете подвергнуть сеньору… э… как там говорят в этих фильмах… дознанию. Дать ей сыворотку правды. Разумеется, тогда вы доподлинно узнаете, как она вышла из своего номера на четвертом этаже, проникла в то здание, которое вы упоминали, похитила те самые документы, принесла их сюда, а потом сожгла в печке, чтобы замести следы.

Он посмотрел на Марту.

– Моя дорогая миссис Лоран, вы, очевидно, не так часто смотрите шпионские стереофильмы. Вам надо было не сжигать эти бумаги, а проглотить их.

По выражению лица Марты даже неискушенный физиономист догадался бы, что она никак не может понять, о чем там толкуют мужчины.

Инспектор сдался. Он спросил себя, какого рожна он заявился сюда сам, когда мог бы поручить это дело любому из сотни подчиненных. Он поднялся было, собираясь раскланяться. Но инспектор не принял в расчет Хелен.

Девочка тихонько подобралась к нему и изо всех сил лягнула по голени. Изумленный, он тем не менее успел ухватить ее за ногу.

– Что ты сделал с моим дядей Фердом? – прозвенел требовательный детский голосок. – Ты и его хочешь арестовать? Не смей обижать моего дядю Ферда!

Инспектор умоляюще поглядел на лейтенанта. Тот рванулся было на помощь начальнику, но Хелен уже оказалась в крепких материнских руках.

– Не смей арестовывать моего дядю Ферда! – кричала девочка.

Инспектору показалось, что наконец-то он напал на след.

– Что еще за дядя Ферд? – прорычал он. Лейтенант прокашлялся.

– Наверно, техник, приглашенный на корриду, сеньор полковник. Он прибыл на том же самом звездолете. Сеньор Зогбаум.

– Ах да, – полковник выпрямился и даже нашел в себе силы улыбнуться девочке. – Твоему дяде Ферду, маленькая сеньорита, ничего не угрожает. Он под стражей… э… друзья охраняют его ночи напролет, чтобы он не оказался замешанным… не попал в компанию дурных дядей. Ну что ж, сеньора, сеньоры и сеньорита, прошу извинить нашу с лейтенантом назойливость. Hasta luego[16].

Полковник и его помощник покинули номер Лоранов гораздо быстрее, чем предписано протоколом.

Марта махнула рукой в направлении «клопа».

Пьер Лоран вынул из кармана перочинный нож: лезвие его было заточено в форме отвертки. Он протянул нож Хелен.

– Алле-оп! – воскликнула та. Повторился тот же номер, что и днем раньше. Держась одной рукой за цепь, на которой была подвешена люстра, девушка на один оборот ослабила винт, а затем мягко опустилась на руки товарища.

Хорстен снова подбросил ее, и она ослабила винт еще немного. С третьей попытки ей удалось полностью высвободить винт и разомкнуть контакт.

– Ничего подслушивать серьезные разговоры, – пробормотала девушка мстительно. Рассевшись, они переглянулись.

– Ты все запомнила? – спросил Хорстен у Марты.

– Естественно.

– А почему пепел оставила?

– Так попробуй его уничтожить! Ладно, теперь уже все позади.

– Надеюсь. Выбери сегодня время, Марта, пока Пьер будет наставлять своих здешних коллег, сходи в общественную библиотеку и проштудируй свод фалан-гийских законов. Это может нам пригодиться.

Хелен сказала задумчиво:

– А еще все правила касательно выборов каудильо.

– Да, ты права, – отозвалась Марта. – Так и сделаю. Хорстен поглядел на толстяка Лорана.

– Если ты и дальше будешь так себя вести, тебя расстреляют или выставят с планеты даже раньше, чем узнают, что ты агент Отдела G.

Лоран ухмыльнулся. В гримасе его было что-то бесовское.

– Ну уж нет. Они с каждой минутой проникаются ко мне все большим почтением. Они не станут обращать внимания на мои выходки – по крайней мере до тех пор, пока я не приготовлю им по-настоящему полноценной трапезы. Им хорошо знакомы такие типы, как я. Пока что я вверг их в трепет. Правящий ныне каудильо, по всей видимости, мнит себя гурманом. Так что если со мной что случится до той поры, когда он сможет набить брюхо приготовленными мной кушаньями, голов полетит столько, что не счесть.

– Теперь проблема в том, как извлечь тех двоих подпольщиков из глубокой заморозки, – проговорила Хелен.

– Какой заморозки? – не поняла Марта.

– Из тюрьмы для политических, из Алькасара.

– И что мы будем делать, когда их вызволим? – резонно спросил Дорн Хорстен. – Откуда мы знаем, где их друзья и есть ли у них друзья вообще? Вполне возможно, что им просто негде будет укрыться.

– А почему не у нас? – поинтересовалась Хелен. Реакция остальных была достаточно красноречивой.

– Не надо считать меня идиоткой, – огрызнулась девушка. – Пьер сегодня собирался идти покупать костюмы, которые носят на Фаланге, так? Пусть он купит еще и три таких, которые нельзя было бы отличить от костюмов гостиничных официантов. Разумеется, готовых – на портных нам время терять некогда. Один костюм должен быть чуть великоват, второй – впору, а третий – немного мал. Фалангийцы в большинстве своем – средней комплекции. Ну так вот, мы освобождаем этих двух приятелей нашего агента, приводим их сюда и одеваем в костюмы Пьера. Все в лучшем виде.

Они будут все время сидеть в номере, а если заявится полиция, выйдут с подносами, салфетками, с чем угодно. Кто обратит внимание на гостиничного официанта?

– А если зайдет настоящий официант? – скептически заметил Лоран.

– У нас четыре комнаты, вместе с ванной. Будем гонять их из комнаты в комнату, прятать в туалетах, под кроватями, наконец! Можно сделать вид, будто Марте не нравится, когда горничная убирает ее постель и вообще следит за порядком в номере. Она предпочитает делать это сама. Ничего страшного, бывают клиенты и поэксцентричнее. И когда придет горничная, наши друзья смогут спрятаться в комнате Марты.

Лоран вытер рукой лоб.

– Тебе бы романы писать!

– Рискованно, – проговорил Хорстен.

– Придумай что-нибудь другое, бугай, – раздраженно бросила Хелен.

– Как нам лучше выбраться отсюда? – подумал вслух Лоран. – И как найти этих людей? Напомни-ка мне их имена, Марта.

– Бартоломе Гуэрро и Хозе Ойос, – сказала Марта. – Быть может, мне удастся найти план тюрьмы в Национальной библиотеке.

– Хм-м, – протянул Хорстен. – Поищи заодно, нет ли там плана энергостанции, которая обслуживает Нуэво-Мадрид.

Хелен с подозрением поглядела на ученого.

– Ты мне не нравишься, – сказала она. Он лучезарно улыбнулся девушке.

Полковник Сегура осмотрел с помощью старомодного карманного фонаря всю комнатку до последней щелочки. Он начал сомневаться даже в том, о чем, казалось бы, неоспоримо свидетельствовали пять его собственных чувств.

Наконец, в сопровождении Рауля Добарганеса он вернулся в помещение, где под охраной двух патрульных обливался потом электрик отеля «Посада Сан-Франциско».

Взгляд старшего инспектора был ужасен.

– Ты арестован, – закричал он, – и скорее всего будешь расстрелян за порчу правительственной собственности. Отель – это правительственная собственность. Отель – это машина для слежки за иностранцами, которая подчиняется только Policia secreta.

Электрик принялся было громко оплакивать свою несчастную долю, и один из полицейских ударил его по губам.

– У тебя есть единственный шанс, – зловещим голосом продолжал полковник. – Объясни мне цель своего преступления и назови сообщников.

Электрик только помотал головой в тщетной надежде на милосердие.

Полковник направил ему в лицо луч фонаря.

– Весь свет в здании погас, и все питающиеся от электросети устройства выключились. Почему? Чего ты хотел добиться?

Электрик застонал; патрульный ударил его еще раз.

Полковник вздохнул.

– Ну ладно, ври дальше… изменник.

– Я не изменник, я не…

Голова его резко мотнулась в сторону от очередного удара.

– Сеньор полковник, клянусь всеми святыми, дело было в точности так, как я вам рассказал. Она закружилась по комнате. Меня словно загипнотизировали. За всю свою жизнь, сеньор полковник, я никогда не видел такой штуки. Я остолбенел. Она влетела в дверь, закружилась, закружилась, а потом…

– Стукнула тебя по голове, идиот!

– Так точно, полковник, – печально отозвался допрашиваемый.

– А когда ты очнулся…

– Когда я очнулся, пульт управления был разбит вдребезги. Было сломано все, что только можно сломать. Я потерял сознание всего на несколько секунд, но разгром был такой, будто оборудование крушили много часов подряд.

Полковник, внутренне кипя от гнева, повел лучом фонаря по потолку.

– Видишь вон тот прибор? Его отсюда не каждый и заметит. Чтобы разбить его, нужна была лестница. Ты будешь утверждать, что сюда заявилась компания заговорщиков с лестницей?!

– Сеньор полковник, – простонал электрик, – я не знаю.

Снова удар по губам.

Полковник перестал сдерживать себя:

– Хватит морочить мне голову! Ты сам учинил весь этот разгром вместе со своими сообщниками!

– Нет… нет…

В дверях появился еще один полицейский. Рауль Добарганес подошел к нему. Они пошептались. Полковник раздраженно поглядел на лейтенанта.

– Сеньор полковник, – с несчастным видом доложил Добарганес, – электричества нет во всем городе. Освещен только дворец каудильо – у них там автономная энергостанция.

Под взглядом полковника лейтенант почувствовал себя полным идиотом.

– Разрыв в цепи?

– Увы, сеньор полковник. По словам нашего человека – саботаж на городской электростанции.

– Да ты с ума сошел! Там же куча охранников!

– Тем не менее, сеньор полковник…

– Идем. Madre de Dios![17] Весь мир спятил! – полковник бросился к выходу.

Электрик, про которого уже забыли, облегченно вздохнул, но патрульный тут же ударил его, словно повинуясь рефлексу.

5

Агенты Отдела G благополучно пересекли открытое пространство. Лоран проворчал:

– Нам немыслимо везет. Они умудрились стащить в Нуэво-Мадрид все, что только можно. Ведь эта самая тюрьма вполне могла оказаться в другом полушарии.

– Как же нам все-таки отыскать их? – проговорила Хелен. Она, как обычно, примостилась на плече Хорстена.

– Если мы определились правильно, самых важных преступников держат в левом крыле, – отозвался доктор.

– Чудесно, но их там, наверно, тысячи! Хорстен споткнулся обо что-то, едва не упал, однако удержался на ногах.

– Ошибаешься. В полицейском государстве тюрьмы никогда не бывают забиты полностью. Наиболее опасных политических заключенных расстреливают, наименее опасных ссылают на каторгу. Чего ради впустую кормить стольких дармоедов? Пускай трудятся. В тюрьме, как правило, содержатся те, касательно которых имеются сомнения, к какой из категорий их отнести.

Они добежали до стены. Пьер Лоран передал Хелен веревку, которую специально захватил с собой. Обвязав ее вокруг пояса, девушка повернулась к Хорстену:

– Алле-оп!

– И как я оставил свой бумеранг на электростанции? – пробурчал Лоран. – Найдут – хлопот не оберешься.

– Не переживай, – утешил Хорстен, вглядываясь во мрак, который поглотил его маленькую партнершу. – Пока ты не показал мне эту штукенцию, я и представления не имел, что такое бумеранг. По правде сказать, мне до сих пор не верится во все те выкрутасы, которые ты с ним проделывал. А что уж говорить про бедных фалангийцев!

– Мне очень нравилось с ним работать, – объяснил Лоран. – И потом: он так невинно смотрелся в коробке с игрушками. Что-то Хелен не слышно.

В этот самый момент перед их глазами закачался конец веревки.

Не тратя слов даром, Хорстен подергал его, поправил пенсне и полез вверх, упираясь ногами в тюремную стену.

Через несколько минут конец веревки дернулся вверх-вниз. Истолковав это как сигнал, Лоран сделал на конце каната петлю и встал в нее одной ногой. Он дважды с силой потянул веревку – и мгновенно очутился на верхушке стены, где его поджидали товарищи.

Темнота была такая, что хоть глаз коли.

– Все в порядке, можно идти, – прошептала Хелен. – По двору ходят патрули с фонаря-ми, но это ерунда.

– По-моему, вон туда и вниз, – также шепотом произнес Хорстен. – Левое крыло в той стороне. Путь им преградила запертая дверь. Хорстен внимательно осмотрел ее.

– Лучше всего, – пробормотал он, – просто сломать замок, – ухватившись за два мощных прута, расположенных рядом с замком, он резко рванул их на себя.

Дверь со щелчком распахнулась.

– Сирены не завоют?

– Как по-твоему, чего ради мы вывели из строя электростанцию? – огрызнулась в ответ Хелен. – Пустите меня на разведку.

Мужчины вжались в стену, дожидаясь ее возвращения. Девушка отсутствовала довольно долго, и потому, когда она вернулась, Лоран и Хорстен облегченно вздохнули.

Хелен никак не могла отдышаться.

– Что случилось? – спросил Лоран.

– Я натолкнулась на двух охранников. Пришлось их обезвредить.

Доктор поглядел на крохотную Хелен с высоты своего роста и покачал головой.

– Никак не привыкну, – пробормотал он себе под нос.

– Я узнала, где они.

– Кто?

– Те, кого мы ищем, тупица! Ойос и Гуэрро.

Мужчины изумленно уставились на нее.

– Как тебе это удалось? – поинтересовался Лоран.

– А один охранник подсказал, – беспечно отозвалась Хелен. – Нам вон туда.

– Подожди, подожди. Что ты с ним сделала? Я хочу знать, что мне припишут на суде.

– Да так, немножко вывернула ему руку, и все, – отмахнулась Хелен.

Доктор Хорстен с содроганием представил себе, как маленькая девочка заламывает руку коренастому солдату тюремной стражи, а тот жалобно лепечет, умоляя о пощаде.

– Значит, он разглядел тебя?

– Ну и что? – пожала плечами Хелен. – Не будет же он докладывать своему начальству, что его одолела какая-то девчонка!

Друг за дружкой они двинулись по тюремным коридорам. Через выходившие на внутренний двор окна видно было, как расхаживают внизу патрули с фонариками и факелами. Без электричества здание тюрьмы превратилось в подобие древней крепости.

– Сюда, – прошептала Хелен.

В номер они вернулись тем же способом, каким попали в Алькасар. Правда, теперь их было уже не трое, а пятеро.

Взобравшись по стене, Хорстен втянул следом наверх одного, другого и третьего. Хелен, разумеется, уже дожидалась их в комнате.

Марта поставила перед каждым бокал с вином.

– Все спокойно? – спросил у нее Пьер.

– Да. Тишина.

Лорана повернулся к фалангийцам.

– За той дверью вы найдете свои новые костюмы. Что касается старых, то мы с доктором найдем способ от них избавиться.

Он проводил недоумевающих подпольщиков в спальню.

Тем временем Дорн Хорстен распахнул входную дверь.

– Эй, там! Черт побери, сколько это будет продолжаться?! Нам нужны свечи, еда и чего-нибудь выпить. Эй!

Не прошло и минуты, как на пороге возник официант с подсвечником в руках. Доктор долго распекал его за то, что им пришлось чуть ли не два часа просидеть в темноте, и никто не позаботился проведать, как они себя чувствуют.

Официант бледнел и краснел – видно было, что ему сегодня здорово досталось.

Доктор удовлетворенно рыкнул напоследок и повернулся к женщинам.

– Никому и в голову не придет, что нас не было в отеле весь вечер, – заявил он.

– Будем надеяться, – ответила Хелен.

Лоран вернулся в сопровождении двух бывших заключенных; минут пятнадцать ушло на объяснение местным революционерам задачи оперативной группы Отдела G и трюка с переодеванием в официантов.

Старший из двух фалангийцев, Бартоломе Гуэрро, был высокий и очень худой мужчина, смуглолицый, несомненный лидер. Речь его была торопливой и скомканной. Ойос, к изумлению агентов Земли, оказался совсем мальчишкой, не старше двадцати двух лет. Среднего роста, стройный; все движения его были исполнены грациозности, которую так редко можно встретить у представителей сильного пола.

Через какое-то мгновенье все стало ясно. Восемнадцатилетний Хозе Ойос – по профессии матадор – являлся последней, отчаянной надеждой партии Лорки, нелегальной подпольной организации, целью которой было свержение диктаторского режима каудильо. Прибытие на Фалангу того самого агента Отдела G только усилило упования лоркистов. Ойос происходил из семейства потомственных фалангийских революционеров. Изящный, быстрый в движениях, он был весьма и весьма привлекателен. Хелен не могла отвести от него глаз.

Лоркисты хотели, чтобы он принял участие в следующих Национальных играх, когда умрет нынешний каудильо и надо будет выбирать нового. Предполагалось, что он займет пост каудильо и приступит к обновлению общества. Они собрали деньги и заплатили за обучение Хозе в лучшей на планете школе матадорско-го искусства. Novillero[18], да еще из бедной семьи – не так-то просто достичь сияющих вершин.

Ожидание растянулось на годы, а Хозе тем временем поднимался все выше в «табели о рангах» и стал, наконец, по мнению большинства aficionados, Numero tres, то есть третьим матадором планеты. Впереди него были лишь двое – аристократы, увенчанные лаврами Fiesta brava, Праздника отважных, национального празднества Фаланги, оба старше Ойоса лет на десять.

Короче говоря, теперь оставалось только ждать смерти нынешнего каудильо. А тот, естественно, с этим не торопился.