На всю жизнь

В это время из своих апартаментов вышел одетый с иголочки Ник, в прекрасно сшитом костюме из тон-кой шерсти и в длинном черном пальто в талию. Он спешил на праздничную встречу в особняк Адель Паккард на Ноб-Хилл.

Ник поднял глаза и остановился, глядя на видение в малиновом, плывущее к нему. С ироничной улыбкой он скрестил руки на груди, поджидая приближения Мин Хо. Дойдя до него, она остановилась как вкопанная.

Глядя на нее с улыбкой сверху вниз, Ник произнес:

— Ты похожа на… на настоящую китайскую куколку, — Она просияла. Он предложил ей согнутую руку. — Можно проводить тебя вниз до твоего сопровождающего?

На молодом лице Мин Хо появилось выражение легкого неодобрения.

— Ник, вы же знаете, что меня сопровождает Большой Альфред?

— Разумеется. Я пожелаю англичанину веселого Рождества.

— Хорошо! Он будет очень рад! — Мин Хо и отец обменялись улыбками. Потом она попрощалась с ним в последний раз и спустилась по широкой лестнице, держа Ника под руку. Пара пересекла полутемный большой салун и вышла на холодное яркое солнце.

— Малышка Мин Хо! — тепло приветствовал ее Большой Альфред и потом, в изумлении подняв глаза: — Парень!

Ник, ухмыляясь, крепко пожал руку великана. — Счастливых праздников тебе, Большой Эл! — Того же и тебе желаю, мой мальчик, — произнес Большой Альфред, ореховые глаза которого засияли от радости. — Ты хорошо выглядишь.

— А-а, не знаю. Немного теряю форму, — сказал Ник, похлопывая себя по плоскому животу. — Не могу найти хорошего партнера для тренировок по боксу.

Большой Альфред в радостном изумлении поднял кустистые брови.

— Меня можно уговорить провести с тобой несколько раундов. То есть… если ты хочешь.

— Ты серьезно? Думаешь, железный капитан в юбке разрешит тебе?

— Послушай, Ник. Капитан Монтгомери совсем не такая, как ты думаешь. Капитан — очень добрая, понимающая женщина.

— Так и есть, Ник. Правда, — вставила свое слово Мин Хо. — Вы не знаете ее по-настоящему.

— Возможно. — Все так же лучезарно улыбаясь, Ник предупредил Мин Хо: — Смотри только, возвращайся домой в этом же ярко-малиновом костюме, а не в армейском синем. Мы с твоим отцом хотим, чтобы в этой семье была первая в Сан-Франциско женщина-врач.

Мин Хо с улыбкой кивнула. Ник похлопал ее по плечу и еще раз потряс руку Большого Альфреда. А Альфред Дьюк сказал ему:

— Парень, давай-ка после праздников выберемся в атлетический клуб.

Ник, ухмыляясь, наставил на него палец.

— Заметано.

Ник направился к ожидающему его экипажу, он взобрался в него, а в это время Мин Хо и Большой Альфред отправились вниз по улице.

— Хо! Хо! Хо!

В этот холодный рождественский день, вскоре после трех, в гимнастический зал Бэттери-Плейс вошел Санта-Клаус с большим мешком подарков за спиной.

Старый Санта был великаном. Красная ткань его пальто натягивалась на широкой мощной спине, массивных плечах и мускулистых руках. Санта одной огромной рукой в перчатке легко поднимал тяжелый мешок с игрушками и сластями.

Развевающаяся белая борода, красные щеки, трясущийся от смеха живот немедленно убедили взволнованных детишек из Бэттери-Плейс, что этот внушительный великан — не кто иной, как настоящий Санта-Клаус. Неотрывно глядя широко открытыми, сияющими глазами на огромного Санта-Клауса, никто не заметил, что издаваемые им низкие звуки «хо, хо, хо» имеют явный британский акцент.

В наполненном солнечным светом гимнастическом зале на стульях сидели капитан Кей, Мин Хо и Роуз Рейли Монтгомери. Кей смотрела на Санта-Клауса с таким же восторгом, как и дети. Она видела, как он со смехом обошел всех по большому кругу, образованному сидящими на полу ребятишками. Она вся напряглась, когда он, завершая круг, направился прямо к самому маленькому ребенку.

К крошечному голубоглазому мальчику с огненно-медными волосами.

Кей в нетерпении наблюдала за тем, как старый Санта засунул руку в туго набитый мешок, вытащил сверток в яркой обертке, наклонился и протянул его Джою. Ее волнение возросло, когда Джой протянул маленькие пальчики к подарку. Она сжала руки, лежащие на коленях, видя, как озадаченный ребенок взглянул на огромного возвышающегося над ним Санта-Клауса.

Старый Санта сбросил мешок с плеча, положил его на пол и медленно, осторожно присел на корточки перед заинтригованным Джоем. Кей была настолько поглощена созерцанием этих двоих, что ей удалось отключиться от всякого шума и смеха, звучащих вокруг, и услышать, что Санта сказал Джою.

Большой Альфред произнес с нежностью в грубоватом голосе:

— Малыш, хочешь посмотреть подарок, который старый Санта-Клаус принес специально для тебя?

Джой с открытым ртом уставился на веселые ореховые глаза Санты, на широкое красноватое лицо и на его развевающуюся белую бороду. Он покачал медноволосой головой и поднял узенькие плечи, выразив недоумение на маленьком личике.

— А кто такой Санта-Клаус?

Кей быстро прижала руку ко рту, чтобы подавить судорожное рыдание, готовое вырваться из груди. Четырехлетний мальчик, никогда не слышавший о Санта-Клаусе! Какой, должно быть, ужасной была его короткая жизнь!

Кей кусала губы, пока Большой Альфред терпеливо объяснял, что Санта — это дух Рождества. Что Санта-Клаус любит всех маленьких мальчиков и девочек и приносит им подарки на каждое Рождество. Потом добрый великан сел на пол, скрестив ноги, и взял Джоя в свои огромные руки. Он посадил Джоя к себе на колени и помог смущенному ребенку развернуть сверток.

У Кей упало сердце, когда она увидела, как Джой прикоснулся к деревянным, одетым в яркую униформу игрушечным солдатикам, но не взял ни одного из них. Его большие голубые глаза не зажглись счастьем. Он не завизжал от радости, не засмеялся, не повернулся и не обнял старого Санту за шею.

Большой Альфред знал, что другие мальчики и девочки нетерпеливо ждут. Он осторожно усадил Джоя на пол, поставил открытую коробку с деревянными солдатиками ему на колени и встал на ноги. Не успел еще Санта закинуть тяжелый мешок за спину, как Джой уже отставил коробку в сторону.

Кей до крови прикусила губу.

Она сама выбрала игрушечных солдатиков для Джоя в — полном игрушек магазине. Она потратила часы, пытаясь выбрать самый подходящий подарок. Она ночами лежала без сна, размышляя о том, что могло бы порадовать крошечного четырехлетнего мальчика, который никогда не разговаривал и не улыбался. И вот сейчас Джой отставил солдатиков в сторону, даже не взглянув на них второй раз.

Санта-Клаус раздавал остальные подарки. По мере того как взволнованные дети разворачивали свои подарки, то здесь, то там слышался радостный визг и крики восторга. После того как развернули последний подарок, все стали петь рождественские песни. Поглощались конфеты и печенье. Дети показывали друг другу новые игрушки и игры.

Вечер закончился в пять часов, и все сошлись на том, что он имел грандиозный успех. Все, кроме Кей.

Пока Большой Альфред провожал Мин Хо домой, а Керли с Роуз улизнули на рождественский ужин вдвоем, Кей в подавленном состоянии вернулась в портовый пакгауз вместе с Джайлсом Лотовом, Бобби Ньюманом, Матфеем и полудюжиной других солдат.

В этот холодный рождественский вечер почти никто не пришел на службу, поэтому Кей быстро закончила проповедь. Позже неутомимые солдаты разделились на пары, чтобы пробежаться по улицам с металлическими чайниками, выкрашенными в яркий рождественский красный цвет.

На этот раз капитан Кей отпросилась домой. Она подождала, пока все остальные не ушли из пакгауза, распевая гимны. Когда их голоса уже не были слышны, Кей потушила лампы.

Прохладным зимним вечером, при свете луны, она прошла три квартала до большого приветливого дома на Сэнсом-стрит, куда по любезному приглашению Большого Альфреда она недавно переехала вместе с несколькими членами корпуса.

Несравненно лучшее место, чем старый пансион на Керни-стрит. В эту звездную рождественскую ночь большое ухоженное здание было погружено во тьму и молчание. Войдя внутрь, Кей с надеждой громко спросила, есть ли кто-нибудь дома. Ответа не последовало.

Проходя по широкому полутемному холлу на верхнем этаже, Кей заметила, что полоски света под закрытой дверью комнаты Большого Альфреда не было. Свет не пробивался ни под одной из дверей, расположенных вдоль широкого коридора.

В своей собственной прохладной комнате Кей не позаботилась зажечь лампу. Она разделась при лунном свете и, стуча зубами от холода, поскорее забралась в мягкую чистую постель. Потом натянула одеяло до подбородка, но все еще продолжала дрожать.

Скоро дрожь прекратилась. Кей согрелась в уютной постели. Однако сон не приходил.

Кей Монтгомери почувствовала себя очень одинокой.

Рождество всегда было семейным праздником. Она с любовью вспоминала чудесное, давно прошедшее время, когда семья Монтгомери была вместе. В этом году ее дорогие отец и мать были далеко-далеко от нее. У Керли была жена, и скоро эта семья увеличится. Как раз на этой неделе Роуз призналась, что беременна.

Кей ощутила, что глаза жгут невыплаканные слезы, и сразу же устыдилась себя. Она должна радоваться за Керли и Роуз! Она, конечно, рада, только… только… Боже правый, неужели она — капитан Монтгомери — повинна в зависти? Был ли грех, отвратительнее этого?

Как ей не стыдно лежать здесь и жалеть себя только потому, что она одинока в рождественскую ночь!

Она ничего не могла поделать с этим. Было Рождество, а она одна, и ей одиноко. Патрик Паккард был на рождественском вечере-маскараде в доме своей сестры на Ноб-Хилл. Кей скорчила гримасу. Патрик Паккард упоминал, что Ник Мак-Кейб тоже собирался на торжественное сборище в доме Паккардов.

При мысли о Нике Мак-Кейбе Кей непроизвольно задрожала. На нее снова накатило это незнакомое, захватывающее дух чувство, которое она ощутила, когда Ник Мак-Кейб держал ее на руках перед облицованным мрамором камином.

Стройная спина Кей изогнулась дугой, а пальцы босых ног напряглись.

Она плотно зажмурила глаза, встряхнула головой и сжала зубы. Потом глубоко вздохнула, выдохнула, перевернулась на живот и с остервенением взбила подушку.

Она знала, что по-настоящему терзало ее! Это был не белокурый, заслуживающий доверия Патрик Паккард и не смуглый опасный Ник Мак-Кейб. И это было даже не то, что она скучала по матери и отцу, хотя, безусловно, отчасти и это.

А терзало ее то, что четырехлетний мальчик никогда не слышал про Санта-Клауса.

Глава 20

На следующее утро, встав до рассвета, капитан Кей Монтгомери вновь была полна оптимизма и готовности встретиться с проблемами нового дня. Хорошо отдохнувшая после ночного сна, она готова была выполнять свои обязанности со свойственной ей уверенностью и самоотдачей.

Первым пунктом Кей была миссия в порту, где корпус каждое утро раздавал горячий кофе и хлеб беднякам Барбари-Коуст. Потом вместе с энергичной Роуз они шли по домам больных и немощных.

Как солдаты Армии спасения, они приходили не просто навестить больных. Они приносили нуждающимся пищу и медикаменты. Они заходили в самые ужасные трущобы и, закатав рукава, купали больных матерей и пеленали их младенцев, убирали дом, стирали и готовили им сытную еду.

Каждый член корпуса усвоил истину, которая была очевидна каждому. Для того чтобы найти путь к сердцам тех, кто более всего нуждался в спасении, армия должна не только нести слово утешения любящего и всепрощающего Господа, но и оказывать помощь обездоленным. Разве можно было ожидать от больных, раздетых и обнищавших, что они каждое воскресное утро будут приходить в большое, помпезное здание, которое религиозные лидеры города называли «Божий дом»?

Генерал Уильям Бут, основатель корпуса, так не считал. Капитан Кей Монтгомери тоже. Она понимала, что голодные не смогут усвоить уроков спасения до тех пор, пока их не накормят. Точно так же, как больных не утешат слова ободрения, не подкрепленные медицинской помощью.

Солдаты армии на деле осуществляли то, что проповедовали. И делали они это с большим терпением, пониманием и с желанием.

Кей и Роуз были так заняты, что утро пролетело совсем незаметно. Дело шло к полудню, когда они отправились обратно в миссию. Керли, Бобби Ньюман, Джайлс Лотон и Матфей раздавали беднякам обед, состоящий из горячего супа, хлеба и кофе.

Кей перехватила полный обожания и тревоги взгляд Керли, брошенный на Роуз, когда он поднял на нее глаза. Роуз тепло улыбнулась своему высокому рыжеволосому мужу и кивнула, давая понять, что у нее все хорошо. Она тихо сказала Кей:

— Он теперь обращается со мной, как будто я могу рассыпаться. Я объяснила ему, что я молодая, сильная и здоровая и ему не о чем беспокоиться. — Она засмеялась своим теплым, заразительным смехом. — Ну разве он не самый милый и чудный мужчина на свете! Такой заботливый. Так беспокоится обо мне из-за моего «интересного положения».

Кей тоже засмеялась, но потом нахмурилась и задумчиво посмотрела на Роуз.

— Керли прав, Роуз. Я такая бездумная. Сегодня утром я взвалила на тебя слишком много работы и…

— Чепуха, — воскликнула Роуз, — никогда в жизни я не чувствовала себя лучше. У меня будет ребенок от Керли! Ну разве это не чудесно? Я счастливейшая из всех женщин на свете!

Улыбаясь сияющей будущей молодой матери, Кей сказала:

— Очень рада за тебя, — и обняла Роуз, — И я буду баловать своего племянника или племянницу, как и подобает тетушке — старой деве. — Кей быстро отпустила невестку.

— Что такое, Кей Монтгомери? Кто сказал, что ты будешь старой девой?

Кей не ответила. Она уже спешила снять капор, надеть передник и энергично взяться за дело.

После обеда Кей с солдатами разделили между собой пачки еженедельного бюллетеня корпуса «Крик войны». Потом они отправились на улицы, чтобы раздавать их.

Капитан Кей вручила самый последний экземпляр «Крика войны» слегка напуганному беззубому старику, обнимающему столб с вывеской парикмахера на Нижней Калифорнийской улице. Она улыбнулась ему, пригласила в миссию и пошла своей дорогой.

Она намеренно направлялась на Бэттери-Плейс. Ей оставалось пройти не больше квартала. Было около трех часов дня. Младшие дети должны были уже встать после дневного сна. Кей поспешила к большому белому дому.

Она как ребенок взбежала по ступенькам крыльца и, запыхавшись, ворвалась в дверь. Чувствуя себя здесь как дома, Кей не объявила о своем приходе Мадж или кому-то еще из персонала. Она закинула шляпку на вешалку, поспешила через большое здание, пересекла солнечный гимнастический зал и выбежала на улицу в огромный, просторный задний двор.

Тепло одетые дети бегали, кричали, визжали. И смеялись.

Заслонив глаза от яркого солнца, Кей с беспокойством выискивала где-нибудь в сторонке, вдали от других, тихого печального мальчика. Пока ее тревожный взгляд блуждал по отдаленным уголкам двора, Кей поняла, что слышит счастливый смех каждого из них,

Она не помнила, чтобы слышала этот смех раньше. Она настолько сроднилась с детьми Бэттери-Плейс, что могла бы с закрытыми глазами узнать смех каждого из них.

Кей никогда раньше не слышала этот неповторимый ребячий смех. Она тотчас же перестала искать маленького Джоя, а попыталась угадать, откуда исходил этот необыкновенный, согревающий душу смех.

Ее голубые глаза раскрылись от изумления. На другом краю большого двора, примерно в, тридцати ярдах от нее, на бурой зимней траве со смехом кувыркался маленький мальчик вместе с крошечным визжащим щенком. Волосы мальчика и шерсть щенка были одинакового оттенка.

Великолепного золотисто-рыжего. Несколько мгновений Кей была так поражена, что не могла поверить своим ушам и глазам. Джой катался на спине и боролся со щенком. Мальчик хихикал и визжал, а в это время шаловливый щенок лаял, вилял хвостом и лизал смеющегося Джоя в лицо. Джой обнимал резвого щенка и целовал его в ответ.

Кей поднесла руку к груди.

Так она стояла там, освещенная зимним солнцем, глупо улыбаясь, а в груди у нее сильно стучало сердце, никогда в жизни она не была так растроганна. Вид двух крошечных существ, катающихся в cyxofi порыжевшей траве — смеющегося ребенка и тявкающего щенка, — запомнится ей до конца дней.

Кей ничего не могла поделать с собой. Ей очень захотелось быть поближе к ребенку и его щенку. Собравшись с духом, она направилась к парочке. Поглощенный игрой, Джой не сразу заметил ее.

— Привет, Джой, — тихо произнесла она, боясь испугать его, и опустилась рядом с ним на колени.

Джой поднял на нее глаза, его лицо сияло. Он ничего не сказал, но на лице оставалась улыбка. Он уселся, не выпуская щенка из рук.

— У тебя такой славный щенок, — вымолвила Кей. Рыжий колли лизнул Джоя в лицо, и Джой опять засмеялся согревающим душу смехом. Кей смеялась вместе с ним, такая же счастливая, как и он, если не больше.

— Можно погладить твоего щенка? — Она протянула руку, прежде чем разрешение было получено.

Джой нахмурился и так сильно прижал к себе щенка, что тот заскулил. Крепко прижимая к худой груди шерстяной комочек, Джой взглянул на Кей и быстро отвернулся от нее. Кей поняла, что совершила большую ошибку. Как же бездумно она поступила! Джой скорее всего испугался, думая, что она отберет у него собаку.

— Ты не хочешь, чтобы я погладила его. Хорошо. Это правильно, — произнесла она тихим ровным голосом. — Он, наверное, боится, когда до него дотрагивается чужой. Как ты думаешь, он боится?

Джой не смотрел на нее, сжимая вырывающегося щенка. Он ничего не сказал, только медленно кивнул маленькой вихрастой рыжеволосой головой.

— Да, ты прав. Это испугает его, — согласилась Кей. — Подожду, пока ты не разрешишь мне погладить его. — И опять его голова качнулась. — Как его зовут? Ты еще не придумал имя? — спросила Кей.

Джой не ответил. Он встал сначала на голые тощие коленки, потом вскочил на ноги и убежал прочь, унося с собой лающего, вырывающегося из рук щенка, такого же кроху, как он сам.

Кей до конца дня оставила Джоя в покое. Она резвилась с другими детьми, играла с ними в их новые рождественские игрушки и читала им их новые книжки.

Собираясь домой, она невзначай спросила Мадж, кто подарил Джою щенка колли.

— Боже правый, капитан Кей, мне не уследить за тем, кто и что дарит детям! Вчера весь день и весь вечер приходили добросердечные горожане с подарками.

— Итак, вы не заметили, кто…

— Какое это имеет значение? Это просто чудо, если хотите знать, — проговорила Мадж. — Вчера около семи я пошла укладывать малышей и там увидела Джоя, который смеялся и катался по полу со щенком! — Она покачала седой головой. — Я не поверила своим глазам. И потом он стал так сильно плакать, когда я попыталась забрать у него щенка, что мне пришлось просто засунуть их обоих в ванну, выкупать и отправить в постель. — Она засмеялась, глаза ее заискрились. — Вы знаете, собака так и была с ним в постели сегодня утром, когда я будила Джоя к завтраку!

— Если я когда-нибудь узнаю, кто дал Джою щенка, я от души расцелую его! — объявила со смехом Кей и ушла. Всю дорогу до миссии она напевала что-то себе под нос.

Кей пришла в Бэттери-Плейс и на следующий день. И на следующий тоже.

В последний день 1883 года Кей снова была там, сидя на ступеньках заднего крыльца, пока дети-сироты играли во дворе. Солнце скрылось. Поднялся прохладный ветер. С залива начал накатывать туман.

Кей поднялась и пошла прямо туда, где Джой, хохоча, возился со своим щенком. Она опустилась на колени и улыбнулась.

— Твоя собачка любит тебя, правда?

Джой сел и взглянул на нее, крепко обнимая рукой колли. Не отрывая от нее больших голубых глаз, он задумчиво и оценивающе изучал Кей.

Кей проговорила:

— Давай вместе поиграем. Попробую угадать ее имя. Как ты думаешь, у меня получится?

Джой отрицательно покачал головой.

— Спорим, что получится. — Кей наклонила голову набок. — Гм-м, посмотрим… может, Ровер? Нет? Можно, я еще попробую? — Джой кивнул. — Это… Ред? Пэл? Спот? Уискас? Нет? Ни одно из этих имен? — Кей покачала головой и вздохнула. — Ну что ж, я сдаюсь! — Она хлопнула ладонями по бедрам.

Голубые глаза Джоя сияли. Он смеялся, потому что это было забавно, что она не угадала. Джой наклонил голову набок, как это сделала она.

Почесывая шею щенка, он произнес:

— Мак.

Кей от изумления раскрыла рот. Она с трудом скрыла свое волнение. Ей совсем не хотелось пугать или озадачивать Джоя, Она небрежно кивнула и спросила ничего не выражающим голосом:

— Мак? Твоего щенка зовут Мак?

— Мак, — подтвердил Джой.

Потом он обнял обеими руками терпеливого Мака и положил лохматое маленькое существо перед собой. Он вопросительно смотрел на Кей. Но она не понимала, чего он хочет. Он подвинул собаку к ней поближе. Тогда Кей сообразила. Джой разрешал ей погладить Мака.

— Привет, Мак. Как дела, мальчик? — проговорила она, поглаживая колли и тихо напевая ему: — Да, сэр, вы большой, плохой мальчик, Мак.

Мак гортанно заворчал от удовольствия.

Джой прыснул.

Потом они вместе гладили довольно урчащего Мака, и Джой своими маленькими пальчиками дотрагивался до руки Кей.

Глава 21

— Мне так нравится это.

В сущности, он ничего не делал. Лишь слегка поглаживал ее грациозно изогнутую шею.

— Мне это очень нравится! Обещай, что так будет и через тысячу лет.

— Я еще ничего не делал. — Его чуткие загорелые пальцы остановились на впадинке у горла, умело заскользили вдоль изящной ключицы.

— Ты сводишь меня с ума, — проговорила Адель Паккард, встряхивая копной роскошных белокурых волос. — Но это так упоительно.

— Это твое тело — упоение, любимая. — Глубокий мужественный голос Ника был чувственным. — Совершенство. Бесценное произведение искусства.

— Ник… милый, — пробормотала она, закрывая глаза от возрастающего волнения. Длинными, суживающимися к концам пальцами он нежно обхватил обнаженное матовое плечо, потом медленно провел ими вдоль ее бледной тонкой руки. Она вздохнула. — Поклянись, что не будешь торопить меня.

— Клянусь, — произнес Ник, и его четко очерченные губы растянулись в медленной чувственной улыбке.

Они находились в просторной гостиной с высокими потолками в особняке Адель Паккард на Сакраменто-стрит. Слуги были усланы в свои комнаты с указанием оставаться там, пока госпожа не вызовет их.

Было тридцать первое декабря 1883 года.

Парадно одетый Ник прибыл в особняк ранним вечером этого холодного, с моросящим дождем, кануна Нового года. Он был удивлен тем, что открыла ему Адель. Еще больше его удивило то, что она не в вечернем туалете. На ней был белый пеньюар, уместный только в интимной обстановке ее спальни. Она была босиком. Белокурые волосы свободно спускались по спине.

Адель попросила Ника прийти пораньше. Она сказала ему, что у нее соберется тесный кружок близких друзей. Приглашенным к пяти часам будет предложен бокал охлажденного шампанского, после чего каждый из них отправится дальше.

Это была уловка, чтобы заполучить Ника пораньше. У Адель был план, но друзья, приглашенные на бокал шампанского, в него не входили. План состоял в том, чтобы побыть наедине с Ником Мак-Кейбом.

Адель хотела, чтобы долгое празднование кануна Нового года началось и закончилось одним и тем же. Любовью.

Ник снисходительно улыбнулся, когда Адель призналась ему в своей уловке. Такая это была женщина. Она жила ради минутного удовольствия, так же как и он. У него никогда не было надежды или желания вести подобающую жизнь. Избранный им путь приключений и поиска наслаждений в конце концов мог привести его к гибели. Но он уже не мог жить иначе, даже если бы и захотел. Он был рожден для этого. Только это ему и было знакомо.

Красивая белокурая Адель Паккард, при всем своем аристократизме, была жадной до наслаждений, легкомысленной и эгоистичной. Как и он. Она излучала неотразимое порочное великолепие, вполне отвечающее его чувственному, дикарскому вкусу. Она была в чем-то вульгарной, горячей женщиной, не отказывающей себе ни в чем. И она не хотела лишать себя удовольствия быть с ним.

В ту первую ночь их встречи они сошлись в каком-то первобытном экстазе, настолько необузданном и бесстыдном, как будто были участниками захватывающего поединка сексуального разрушения. Как будто ни один из них не мог получить полного удовлетворения до тех пор, пока обнаженный противник не был телесно повержен. Завоеван целиком и полностью.

Да… живущая на респектабельном холме леди была в постели кем угодно, только не леди. Это его вполне устраивало. Неприступно красивая, пылкая белокурая аристократка принимала чувственное удовлетворение как должное. Любовь, которая не доводила Адель до невероятного экстаза, вызывала у нее гнев и ощущение обмана. Дважды разведенная, упрямо сохранявшая девичью фамилию, эта женщина любила разнообразие и непристойность в сексе.

По общему признанию обоих, их занятия любовью последнее время стали менее бурными. Он овладевал Адель со своей дерзкой, ненасытной агрессивностью, но за удивительно короткое время. Его подгоняла похоть и неуемное желание удовлетворить ее и себя.

Он считал, что это не имеет ничего общего с утратой желания. Она была красива и чувственна, и он хотел ее. А его занимало множество мыслей. Он был озабочен проблемами салуна. Днем и ночью его преследовали финансовые заботы.

Но разве мог он ожидать понимания со стороны такой женщины, как Адель Паккард? Она была избалованна, оберегаема и богата с момента рождения. Какое ей было дело до того, что ему грозит опасность потерять клуб «Золотая карусель»? Разве имело для нее значение то, что он потратил столько усилий на свое детище?

Она не слушала его. Она не понимала его. Ей не было дела до всего этого.

Ник решил, что на сегодняшнюю ночь забудет о своих бедах. Он даст порочной белокурой красавице то, что она хочет, то, что ей нужно. Он сразу же начнет заниматься с ней любовью. И не остановится до тех пор, пока им не придет время отправляться на светские вечеринки, а потом закончить вечер в «Карусели».

И вот сейчас, когда высокие напольные часы в фойе с мраморным полом пробили полночь, Ник и Адель сидели на пушистом обюссоновском бежевом ковре перед ярко пылающим камином. Ник был в белой рубашке с мелкими складками на груди, в черном смокинге с черным галстуком, в петлице у него был ярко-красный цветок.

Адель Паккард была совершенно обнаженной.

Она поеживалась от возбуждения, когда Ник лаская ее, не отрывая серебристых глаз от ее взгляда, говоря низким призывным голосом:

— Дай мне прикоснуться к тебе. Дай мне посмотреть на тебя. Ты так красива, обнаженная при свете камина.

— Ник, Ник…

Смуглая рука Ника нежно поглаживала то место, где ее узкая грудная клетка плавно переходила в живот.

— Скажи мне, что я могу любить тебя здесь, в твоей гостиной. Скажи, что ты разрешаешь мне делать все, о чем я только мечтал.

— О Господи, милый, да, конечно… сними свой .. — Она повернулась к нему вполоборота.

Он нежно взял ее за плечи.

— Мы будем заниматься любовью до самого отъезда. И в экипаже, по пути на вечеринку к старому Крокеру, я снова буду любить тебя.

— Как, Ник, я никогда… да… да… — Идея заниматься любовью в экипаже по дороге в гости показалась ей восхитительной. — Обещай, что ты и в самом деле сделаешь это. Я хочу, чтобы ты любил меня в моем новом черном бархатном платье из Парижа на плюшевом сиденье моего экипажа.

— Непременно, — уверил он ее. — И после всех гостей, когда мы приедем в клуб «Карусель», мы займемся любовью в моих апартаментах.

— О, Ник! — Ее глаза сияли. — Давай займемся любовью в твоем кабинете! В этом большом вращающемся кресле за твоим столом. Нам будет слышна музыка, пока мы…

— В моем кабинете, да! — произнес он, легко поглаживая загорелыми пальцами бледные вздымающиеся груди,

Адель извивалась от удовольствия.

— Ник, разденься.

— Не сейчас, любимая. Не сейчас. — Он легко нажимал кончиками пальцев на упругий торчащий сосок. — Побудь немного моей обнаженной богиней. Позволь мне просто обожать тебя. Позволь мне любить тебя глазами. Руками. Губами.

— Да, конечно, — выдохнула она.

— Позволь мне привести тебя в экстаз самыми разными способами. — Ник прижал губы к ее распущенным белокурым волосам на макушке. — Позволь мне любить тебя, пока я одет, а ты обнажена.

— Да, пожалуйста, сделай это. О, Ник, это так сексуально, так волнующе. Я люблю быть раздетой при тебе. Для тебя.

— Я это тоже люблю, — произнес он.

Ник так и остался в одежде. В течение следующих двух часов он шесть раз довел обнаженную чувственную Адель до полного экстаза. Один раз она сидела на корточках лицом к нему, повернувшись обнаженной спиной к камину. Разведя колени, положив руки на бледные бедра, она смотрела прямо в серебристо-серые глаза Ника, а в это время его левая рука двигалась между ее разведенными ногами — его пальцы гладили, ласкали ее, доводя до блаженства.

Она вскрикнула, содрогаясь от наслаждения, и — повалилась на него с тем выражением ошеломленности на лице, которое бывает только во время оргазма. Ник держал ее в объятиях, пока она не пришла в себя, потом взял ее за руки, усадил и быстро повернулся, чтобы встать на колени сзади нее. Он притянул к себе ее обнаженное пылающее тело.

Стоя сзади нее на коленях, он обхватил ногами ее колени, обнял и смуглыми руками стал ласкать ее груди с твердыми сосками, трепещущий живот, белокурые завитки между разведенных ног. Скоро она снова запросила избавления от этих сладких мук.

Он дал ей это.

Средним пальцем правой руки он начал медленные, чувственные круговые движения, возбуждая женскую плоть, пульсирующую между разведенных ног Адель. Закинув одну тонкую руку за шею Ника, Адель извивалась, стонала, нетерпеливо сжимая этот умелый, доставляющий удовольствие палец.

— Ник, это так хорошо… так хорошо… дорогой, не прекращай делать это. Трогай меня так еще и еще.

— Обязательно. Ты же знаешь, что я сделаю это.

— О-о-о… никогда, никогда не останавливайся… Я не вынесу, если ты прекратишь.

— Я не прекращу, милая. Никогда.