Ястреб на перчатке

– Гийом, наконец-то вы пришли. Опаздываете. Я уже собирался уходить, – произнес он вместо приветствия. Врал. Его отсюда выгнать можно было только силой.

– Но не ушли. Сразу перейдем к делу. – Я сел напротив него, положил руки на стол. – Вы, маркиз, сейчас тесно общаетесь с сеньорами Луисом де Кордовой и Гонсало де Агиляром. Они почему-то вас привечают, хотя их друг Феррейра вас терпеть не может. Как и я. Но речь не об этом. Вышеупомянутые сеньоры сейчас, скорее всего, строят планы, как разрешить мой конфликт с де Кордовой в пользу последнего. Грубо говоря, думают, как отнять у меня Изабеллу де Клосто. Я хочу знать о каждом их шаге, каждом слове.

– Да как вы смеете предлагать мне такое?! За кого меня принимаете? Если бы не покровительство короля, я бы вызвал вас на дуэль! – возмутился ля Крус, но не слишком громко, чтобы посторонние не услышали.

Я рассмеялся ему в лицо. Этот мерзавец думал, что я буду с ним препираться, торговаться, покупать его услуги, делая себя от него зависимым.

– За кого принимаю? За продажную сволочь, которой ты, трус, и являешься. Смотри! – кинул на стол пачку бумаг, перевязанную красной лентой. – Узнаешь? Это твои расписки.

Ля Крус бросил на бумаги один взгляд, увидел свою подпись и побледнел.

– Что вы хотите? – прохрипел он.

– Здесь твоих долгов на шестьдесят тысяч флоренов. Конечно, со временем ты бы мог их покрыть по очереди, постепенно, но одномоментно, все сразу – ты разорен, маркиз. Я тебя уничтожу, пущу по миру, отберу у тебя даже этот твой щегольской камзол. Если захочу, – грозил я, глядя маркизу в глаза.

Ля Крус попытался что-то сказать, но слова застряли у него во рту. Лицо уже не было бледным, налилось кровью. Маркиз оттягивал пальцем воротник камзола, задыхался.

– Перспектива ясна? – Ля Крус быстро кивнул. – А теперь сиди и думай, как ты можешь ее избежать. – Я хищно улыбнулся на прощание и вышел, оставив маркиза одного.

Завтра я буду знать всю интересующую меня информацию. Ля Крус был перепуган насмерть. Он решил, что я скупил все его долговые расписки. Еще чего! Я просто взял их в аренду у ростовщиков. И сразу бы вернул, как только маркиз стал бы мне бесполезен. Я знал, что он будет стараться изо всех сил, выслуживаться, спасая свою шкуру.

Разобравшись с маркизом, я успел поужинать в соседнем трактире. Вкушать пищу рядом с перетрусившим сплетником мне было противно. Время поджимало. На вечер у меня было еще одно дело.

Визит к герцогине де Таворе. Визит тайный и для нее совершенно неожиданный. Я решил сделать Марии сюрприз. Вот только знал, что он ей точно не понравится. Наши отношения затянулись, лучше для обоих было бы расстаться, но мне от герцогини требовалась одна услуга. И ей придется согласиться, независимо – хочет она того или нет.

Оставил карету и телохранителей за квартал от особняка герцогини. Дальше пошел пешком. Через ворота идти не хотелось, как и отводить глаза стражникам. Вспомнил молодость, быстро перелез через забор. Рассмеялся. Действительно, ситуация была нелепая: могущественный маг лезет через забор в дом любовницы, словно мальчишка. Спокойно прошел по аллеям парка к самому особняку. Зашел через черный ход для прислуги. Никто и не подумал меня остановить. Охранники привыкли к моим визитам. Дошел до личных покоев Марии. Постучался в маленькую неприметную дверцу в конце коридора – комнату ее личной служанки. Милая девушка всего за один золотой согласилась тайно провести меня к герцогине. Хитрая служанка ничем не рисковала: если меня засекут, объяснение простое – маг сам прошел, обернувшись невидимым.

Сквозь неплотно запертую дверь доносились два голоса. Женский и мужской. Я не стал позорить гордое имя волшебника подглядыванием сквозь замочную скважину. Благо стены в покоях де Таворы были тонкие. Заклинание «Ясного Ока» – и стены для меня больше не помеха.

– Мария, смилуйся! Перестань терзать мое израненное сердце! – воскликнул мужчина в черно-серебряном кафтане. Он стоял перед герцогиней, удобно устроившейся в резном кресле.

Сеньор Агриппа д'Обинье. Вот кого я не ожидал здесь увидеть, так это его. Но судьба часто преподносит нам и не такие сюрпризы.

– Агриппа, чего вы требуете от меня? – властно произнесла герцогиня, на шее у Марии я заметил цепочку с маленьким кулоном. В виде змейки. Так вот для какой дамы выбирал подарок д'Обинье-младший.

– Не требую. Прошу! Молю! Мне надоела секретность встреч, скрытность и таинственность. Почему я не могу открыто заявить о своих чувствах к тебе? – вопрошал Агриппа. В голосе его чувствовалась неподдельная боль. – Пощади мои чувства! Это самая жестокая пытка – видеть, как ты танцуешь с другими, кокетничаешь, флиртуешь. И в то же время самому изображать безразличие…

– Тебе мало моей любви, Агриппа? Ты думаешь только о своих чувствах, забывая о моих! – Герцогиня сменила тон, перешла на «ты». – Сколько слез я пролила, наблюдая со стороны твои глупые выходки. Я тебе больше не нужна? Ты ищешь повод порвать со мной? Скажи честно! – Мария в тот момент была сама невинность, оскорбленная добродетель, обманутая любовь.

Лучшая защита – нападение. Бедный д'Обинье, он сразу побледнел, сжался, принялся оправдываться.

– Нет, что ты, Мария! Я об этом даже и подумать не мог. Я люблю тебя, люблю всем сердцем. Смотри, я у твоих ног! – Он встал перед ней на колени. – Просто я мечтаю о том дне, когда смогу сказать это открыто, не таясь. Чтобы все знали о моей любви!

– Главное – что я об этом знаю, Агриппа. – Голос Марии смягчился, она провела пальцами по его лицу. Коснулась старого шрама от алькасарской сабли. – Думаешь, я просто так, по пустой прихоти настаиваю на том, чтобы мы встречались тайно? – ласково спросила она. – Нет, мой любимый. Все это ради тебя, я ограждаю нашу любовь от бесчисленных завистников и сплетников, что рады будут оклеветать наши чувства, донести твоей жене. Она устроит скандал. Поверь мне, пусть пока все остается как есть, так будет лучше, – мягко закончила герцогиня.

– Жена – к черту! Разведусь, откуплюсь от нее! – горячо ответил д'Обинье. – Прошу тебя, Мария, будь моей женой. Я чувствую, мы небом предназначены друг другу.

– Не спеши, Агриппа! – погрозила ему пальцем Мария. – Не строй воздушных замков: то, что я дарю тебе свою любовь, еще не значит, что я выйду за тебя замуж!

– Но почему?! – воскликнул Агриппа. – Почему? Ведь ты говоришь, что любишь меня! Что, что тебе нужно, Мария? Скажи, что мешает?!

– Не все так просто, мой граф, – улыбнулась герцогиня.

В тот момент я решил, что увидел достаточно. Смотреть дальше на унижения д'Обинье у меня не было ни малейшего желания. Храбрый воин, отличный полководец, он сейчас был похож на кусок теста. Лепи из него что хочешь. Куда делись его гордость и воля? До чего доводит любовь…

Я сотворил короткое заклинание. Дал понять Марии, что нахожусь в соседней комнате.

Надо отдать герцогине должное. Она даже не переменилась в лице. Лишь сказала графу: «Сейчас вернусь» – и вышла в соседнюю комнату. В ту, где сидел я, удобно развалившись на диване, закинув ногу на ногу.

– Гийом, он меня преследует! Угрожает, я никак не могу от него отделаться! Отказать не смею: Агриппа – страшный человек! Обещал убить и себя, и меня, если я его брошу! – раздался горячий шепот.

Если бы Мария была актрисой, то после ее выступлений овации не стихали бы в течение оры. Какой талант! За несколько мгновений герцогиня преобразилась. С д'Обинье говорила светская львица, предо мной же предстала несчастная, напуганная женщина, нуждающаяся в помощи и поддержке.

– Да, страшный, для врагов, – согласился я таким же тихим голосом. – Перед вами же он робок и трепетен. Я тоже вас, помнится, кое о чем предупреждал! – После моих слов Мария резко переменилась в лице, но не сдалась.

– Гийом, я все объясню! – Она еще пыталась сопротивляться.

– Не спорю, все объясните, – кивнул я. – Только сначала отправьте домой сеньора д'Обинье.

Герцогиня вышла из комнаты. Бедный Агриппа! Будет опять мучиться – чем вызвана такая резкая смена настроения его любимой? Уж не его ли здесь вина? Я был уверен, что сегодня спать он не будет, обвинит во всем себя, а не ее – Мария безупречна – и напьется с горя.

Мария графа проводила быстро. Не прошло и пол-оры, как она вновь предстала предо мной, уселась в соседнее кресло. На высокомерном гордом лице ни следа стыда или растерянности. Собранна, настроена на острый разговор. Мой взгляд невольно скользнул по ее роскошной фигуре, чуть задержался на глубоком декольте. Герцогиня не зря носила титул первой красавицы при дворе короля Хорхе.

– Вы что-то хотите мне сказать, Гийом?

– Я? Кажется, вы хотели все объяснить мне. Но неважно, отбросим эмоции. Вы мне изменяете, Мария, хотя однажды клялись в любви и верности – врали, конечно, но важен сам факт!

– В верности не клялась! – перебила Мария.

– Для меня любовь подразумевает верность. Но какая в нашем случае любовь? Между двумя банальными любовниками, – продолжил я, чуть улыбнувшись невольному каламбуру. – Мы оба пытались получить максимальную выгоду из нашего союза. Мне кажется, что я в этом преуспел чуть больше. – Герцогиня рассмеялась. – Но опять же, это неважно. Главное другое: вы нарушили свою клятву, я же свои обязательства – зачаровывать для вас амулеты и талисманы – выполнял.

– И что дальше? Вы подадите на меня в королевский суд? Иск мага Гийома к герцогине де Таворе? – ехидно улыбнулась Мария, поправив рукой сбившуюся прядь роскошных русых волос.

– Нет. У меня есть для вас одно предложение. Думаю, мы придем к компромиссу. Если же нет… – Я посмотрел герцогине в глаза. Она перестала улыбаться.

– Что за предложение? – Мария сразу перешла к делу.

– Вы знаете о конфликте между мной и Луисом де Кордовой.

– Из-за этой нарядной куклы Изабеллы? – усмехнулась Мария. Всех красивых женщин она сразу же записывала в соперницы и никогда не упускала возможности принизить хотя бы одну из них. – Конечно, знаю. С вашей стороны, Гийом, это не измена?

– Нет, ибо с Изабеллой я не спал, в отличие от вас и Агриппы. В этот список можно добавить барона Эрсилью и министра финансов. Это те, о ком я знаю. – Мария осеклась. – Продолжим. Луис раньше добивался вашего внимания. Даже написал сонет, который заканчивался словами:

А королевский двор? – С любовью заодно.

Что там творится? – Там пусто и темно.

Кто мог бы свет вернуть? – Мария де Тавора.

– Вы прекрасно осведомлены, – сказала герцогиня. – Что дальше?

– От вас требуется добиться любви поэта. Заставьте его пасть к своим ногам. Вы это умеете. Сделайте так, чтобы все это увидели.

– И Изабелла поняла, что ее возлюбленный врал, когда говорил о неземной любви! – докончила Мария.

– Да, вы абсолютно правы. И общество успокоилось.

– Не получится, Гийом. Просите что-нибудь другое, – печально вздохнув, отказала герцогиня. – Рада бы вам помочь, но…

– Что «но»?

– Как я объясню свое поведение д'Обинье? Он поднимет скандал.

– А вы не хотите терять такого влиятельного и знатного любовника, – продолжил я. – Придумайте что-нибудь. У вас подобные вещи раньше прекрасно получались. Ведь вы красивы и хотели бы оставаться чарующей и желанной еще долгие и долгие годы. Выполните мою просьбу – продлю вам молодость, нет – старость придет очень быстро.

– Вы мне угрожаете и не оставляете выбора, – ответила после непродолжительного молчания Мария. – Я сделаю то, о чем вы просите.

– Прекрасно. – Я встал с дивана. – За окном уже ночь. Засиделся я у вас в гостях, Мария. Прощайте. Провожать не надо, выход найду сам.

Герцогиня ничего не ответила. Или нет, по-моему, все-таки прошептала мне в спину проклятие. Но я этого не испугался. Проклинать по-настоящему Мария не умела и вряд ли когда-нибудь бы научилась.

После нескольких напряженных, наполненных событиями дней судьба решила дать мне передышку. Целых три дня спокойно отдыхал и работал. Никто не вызывал на дуэль, не пытался ограбить. Никто не пытался копаться в душе и не вызывал мучительные воспоминания откровенными разговорами.

От ля Круса новостей не было, значит, Луис де Кордова ничего пока не планировал. Я каждый день бывал в гостях у семейства Клосто, играл в «Смерть Короля» с Мигелем. С Изабеллой почти не общался, она сухо отвечала на приветствия и тут же уходила, пользуясь любым поводом, стоило мне оказаться с ней рядом.

Старый граф в мой первый визит страшно разозлился, в ответ на грубое приветствие я поведал ему, что на моей родине свадебные обычаи в чем-то подобны алькасарским – за невесту дают выкуп. Назвал сумму. Граф послал меня ко всем чертям, но задумался. По лицу было видно. Триста тысяч флоренов наличными и драгоценными камнями. Все состояние графа, включая фамильные земли и замки, оценивалось в миллион золотых. Гордость боролась с алчностью.

Мигель подтрунивал над сестрой:

– Изабелла, как там ваш любимый де Кордова? Уже взят в мужья герцогиней де Таворой или наша «львица» его так, не дожидаясь свадьбы, живьем съела?

Изабелла от этих злых шуток едва не плакала. Весь двор, вся знать столицы только и говорили, что о новом увлечении знаменитой герцогини. Де Тавора обратила свой взор на поэта. Луис, еще полгода назад мечтавший об этом, пока сопротивлялся. Но силы были неравны: познания Марии в куртуазной науке намного превосходили опыт поэта. К тому же к услугам герцогини была целая армия – свита прихлебателей и сводников, распространявшая самые невероятные слухи и сплетни.

Репутации Изабеллы за эти считаные дни был нанесен тяжелый урон. Она сидела дома, не решаясь выйти в свет. Ее навещали подруги. И не только подруги.

Ежедневно она встречалась с Луисом. Я узнал об этих встречах случайно. Гуляя по знаменитому саду Клосто, почувствовал магию. Кто-то поставил заклинания-колокольчики, извещающие волшебника о том, что кто-то пересек огражденную черту. Гонсало страховал свидания любовников. Я не стал им мешать. Какая разница – встречается Изабелла с Луисом или нет? Выбор за нее уже сделан, перспектива одна.

Еще немного, рассуждал тогда я, и старый граф оценит все выгоды от родства и союза со мной. Изабелла лишится и этой поддержки. Остается еще принцесса, но она, как и остальные подруги Изабеллы, бессильна помочь ей. Главное – не забывать о Луисе, он может быть опасен. Но о нем позаботится Мария де Тавора. Привяжет к себе. Изабелла сама разочаруется в возлюбленном.

Сейчас думаю, как тяжело было в те дни и Луису, и Изабелле, и Бласу Феррейре. Ведь последний влюблен в Марию де Тавору, влюблен сильно и безнадежно, как и Гонсало в принцессу. Блас страдал. Луис, друг его, ни в чем не был виноват, но все же.

Это были трудные дни для всех них. Не говоря уже об Агриппе д'Обинье. Доблестный полководец, тайный любовник Марии, игрушка в ее руках, он мучился больше всех. Но молчал. Не знаю, что тогда ему сказала Мария, но скандала не случилось.

Хотя после всего, что произошло, лучше бы тогда разразился страшный скандал и Агриппа вызвал бы меня на дуэль. Было бы гораздо лучше… Отвлекся. Продолжаю.

ГЛАВА 4

Вечером третьего дня у меня были гости. Филипп д'Обинье и Гонсало собственной персоной. Филипп хотел выкупить у меня тот меч – лагроту, что я обещал ему продать, когда показывал дом. А Гонсало – не знаю, как он вообще согласился зайти ко мне в дом. Его ученичество у меня было закончено, общаться мы перестали, лишь вежливо здоровались, случайно встречаясь во дворце.

Это было легко предсказуемо. Гонсало и раньше не скрывал своей нелюбви ко мне. А став полноценным магом, возгордился еще больше, забыв, кто дал ему знания, научил пользоваться Силой. Но я привык к подобной неблагодарности.

– Добрый вечер, сеньоры, какими судьбами! – громко поприветствовал их я, спустившись к гостям на первый этаж.

Сеньоры ждали меня у маленького фонтана, расположенного в центре большой площадки перед лестницей. Молодые люди о чем-то тихо переговаривались, попутно осматривая обстановку. Льющаяся вода заглушала их слова.

Первый этаж моего дома был спланирован с учетом алькасарских мотивов. Высокий потолок, колонны, весь пол застелен коврами, пальмы в кадках, фонтан, много свободного места, полумрак и прохлада, низкие мягкие диваны.

– Здравствуйте, Гийом. Помните, вы обещали мне продать меч! – сразу перешел к делу Филипп. Юноша был сегодня бледен, заметно взволнован, в глазах пылал непонятный мне огонь.

– Что-то случилось, Филипп? – спросил я.

– Нет, ничего, все просто прекрасно, – быстро ответил д'Обинье.

– Вы сегодня какой-то странный, Гийом, обычно состояние окружающих вас нисколько не волнует, – тут же уколол меня Гонсало.

– Смотря что за люди меня окружают. – Мы поднимались по широкой лестнице на второй этаж. Коллекция оружия находилась в моих личных покоях.

– Да, вы любите играть словами, но вам давно нет веры! – Гонсало сегодня словно подменили. Раньше он себе ничего подобного не позволял.

– Гонсало, вы в чем-то меня обвиняете? Если да – то говорите прямо. Решим все споры на магической дуэли. Вы же теперь полноправный маг. Если нет – то я вас не понимаю. – Я резко развернулся и посмотрел ему в глаза.

Гонсало взгляда не отводил.

– Сеньоры, что с вами? Гонсало, успокойтесь! – Филипп едва не закричал на спутника. Я ждал.

– Извините, Гийом, – сказал наконец молодой волшебник. – Сегодня у нас был очень трудный день, – попытался оправдаться он.

Но заговоренный амулет-браслет на правом запястье покалывал мне руку, говоря, что Гонсало лжет. Раскаяния здесь и не чувствовалось.

– Забудем, – ответил я.

Поднялись на второй этаж. Филипп как-то странно осматривал покои, будто что-то здесь искал, жадно и внимательно.

– Вы что-то ищете? – поинтересовался я.

– Нет. Просто мне почему-то кажется, что оружейную мы уже прошли.

Д'Обинье обращался ко мне на «вы», хотя в прошлый визит сам предложил перейти на «ты». На указательном пальце его правой руки красовалось простенькое серебряное колечко.

– Вы забыли, Филипп, – на «вы» так на «вы», мысленно решил я, – оружие висит в моей гостиной на ковре.

Поведение Филиппа мне не понравилось. Подумал тогда: нужно будет поговорить с д'Обинье-младшим. Конечно, когда Гонсало рядом не будет. Хотя объяснение окажется, скорее всего, очень простым – очередная несчастная любовь. Х-ха. Эта осень богата на подобные сюрпризы.

Слуга отворил перед нами дверь в гостиную. Мой пес Родге, огромный волкодав, мирно дремавший на ковре, проснулся и зарычал на гостей.

– Спокойно, Родге, это свои, – сказал я.

– Свои… – повторил за мной Филипп и криво улыбнулся.

Волкодав перестал рычать, подошел ко мне. Я погладил его по здоровенной башке.

– Этот меч вам приглянулся, Филипп? – решил уточнить я.

– Да, он самый, – кивнул д'Обинье.

– Тысяча флоренов, – назвал я цену.

– Огромная цена, – вставил Гонсало.

– Да, но он, поверьте, того стоит. За что купил, за то и продаю. Без своей обычной надбавки. Клинок простой, не зачарованный, – улыбнулся я.

– Но он и без этого прекрасен. Стоит этого золота, – подтвердил Филипп, сделав мечом пару рубящих движений.

– Осторожней, не пораньте нас с Гонсало.

– Не бойтесь, вас с Гонсало я не пораню, – серьезно ответил мне Филипп, не заметив шутки.

Через некоторое время, уже прощаясь, Филипп спросил меня, указывая на невиданную диковину – парадные двери моего особняка были выполнены из стекла:

– Скажите, Гийом, это такая хитрость или вы настолько в себе уверены?

– Вы о чем, Филипп?

– Внешний забор, ограждающий сад, низкий настолько, что даже ребенок может перелезть. Стеклянные двери, большие окна на первом этаже. Вы никого не боитесь или, наоборот, это провокация, дом полон ловушек?

– Ах, Филипп, смерть может настигнуть нас в любой момент. Жить в крепости – увольте, надоело. Мой дом, я сам составлял проект. Какие опасности? В первый год моей службы на короля меня пытались убить восемь раз. Никто в этом, как видите, не преуспел. От мелких врагов меня защитят слуги и стража: двадцать алькасарцев – надежная преграда для убийц. – Я указал на стражников у дверей, в блестящих кольчугах и шелковых халатах. – Ну а если на меня разозлится король или гранды сговорятся, то от армии никакая крепость не спасет. Смерти я не боюсь, слишком часто умирал. Так зачем же портить жизнь, прячась от нее за заборами и дубовыми дверями? Я люблю свет. – Гонсало и Филипп слушали мою длинную речь не перебивая, я и не заметил, что увлекся.

– Простите нас, Гийом, но нам нужно идти, – прервал меня Филипп.

– Понимаю, бал у де Таворы? Гонсало, передайте от меня поздравления Луису, я завидую его успеху!

Гонсало скривился, но смолчал. Филипп поморщился.

– Прощайте, Гийом.

– Мой дом открыт для вас, Филипп. Заходите всегда, буду рад, – сказал я ему на прощание.

– Обязательно, – странным голосом ответил д'Обинье и криво улыбнулся, задумавшись о чем-то.

Проводив гостей, послал слугу за Сайланом. У меня для него был подарок. Я никогда не забываю тех, кто мне верно и преданно служит.

– Господин, вы хотели меня видеть? – В голосе алькасарца ни притворства, ни подобострастия. За это я его особо уважал.

– Да, Сайлан. Называй меня «Гийом», сколько раз можно тебе об этом напоминать?

– Хорошо, господин, – согласился алькасарец. – Тот волшебник, ваш бывший ученик, что сейчас приходил к вам, – не стоит ему больше здесь бывать. Он ваш враг, хотя сам этого еще не сознает. Это видно по глазам, – предупредил меня Сайлан.

– Знаю. Но открытый враг лучше лживого друга. А Гонсало не из тех, кто скрывает неприязнь, – ответил я.

– Все равно опасайтесь его. Тот, кто предал наставника, не заслуживает уважения. По нашим обычаям, таких хоронят в шкуре шакала, – горячо возразил алькасарец.

– Здесь другие обычаи. Гонсало мне ничем не обязан. Я обучал его по поручению короля, а не по своему или его желанию. Хватит об этом. У меня для тебя подарок. Взгляни.

Я подвел его к столу, где лежал длинный клинок, замотанный в шелк. Развернул ткань.

– Вечное Пламя! Для вас нет невозможного, господин Гийом! – воскликнул пораженный до глубины души алькасарец.

В руке он держал ятаган. Самое совершенное оружие – шедевр работы личных оружейников султана. Клинок с небольшим двойным изгибом, чуть меньше двух локтей длиной. Гарды нет. Ятаганом можно и рубить, и колоть, и резать. Ни одно другое оружие не способно совместить все эти три свойства. Причем рубящие удары наносятся верхней частью клинка, а режущие – нижней, вогнутой частью. Самые лучшие доспехи – ничто перед таким оружием. Ятаганы невероятно трудны в изготовлении, стоят баснословно дорого. Но я ничего не жалею для тех, кто мне верен.

Когда-то, до плена, Сайлан носил на поясе такой же клинок. Я вернул ему потерю.

– Рад, что тебе понравился мой подарок. Знаю, охота опробовать в деле. Можешь идти. Но через два часа жду тебя у себя в покоях. Сыграем в «Смерть Короля». На этот раз я тебя обыграю.

– В «Гибель Султана», – поправил меня алькасарец. – Презренные камоэнсцы украли у нас идею. Чуть изменили правила и переименовали. Но боюсь, господин, вы опять проиграете. Ибо не всем дано понять благородное искусство игры, – хитро улыбнулся Сайлан.

– Посмотрим! – смеясь, я погрозил ему кулаком. – Все, ступай с глаз моих!

В ту ночь я долго не мог уснуть. Словно бы предчувствовал что-то. Бессонница надоела – произнес заклятие, наводящее сон. На волшебника его собственные заклятия, конечно, действуют хуже, чем на окружающих, но я почти сразу же уснул. Нет, не в своей спальне, мне почему-то там спать не хотелось, а на мягком низком диване рядом со столиком для игры в «Гибель Султана». Эта ночь едва не стала последней в моей жизни. Находясь под действием магии, я слишком поздно почувствовал, как звонят «колокольчики» – заклинания, оповещающие о незваных гостях. Когда вскочил на ноги, нападавшие уже ворвались в двери особняка.

Вскочил и кинулся к лестнице, на ходу плетя защитные заклятия. Босой, в распахнутом шелковом халате, на груди на цепочке болтался амулет-сапфир.

На первом этаже уже шел бой. Два десятка убийц выбили стеклянные двери и ворвались внутрь. Я ударил огненным мячом, взрывом отбросило человек пять-шесть, остальные кинулись вверх по лестнице.

Ночью в доме дежурили восемь стражников, остальные спали в казарме, соединенной с домом крытым переходом. Но, судя по крикам, и там уже шел бой.

Четверо алькасарцев погибли у входа в тщетной попытке сдержать убийц. Уцелевшие телохранители защищали лестницу, не давая убийцам добраться до меня. Игра «Гибель Султана» началась.

Происходящее прекрасно освещалось. В моем доме по ночам в коридорах и на этажах зажигалось две сотни простых и магических ламп.

Убийцы в длинных кольчугах, в черных плащах без гербов, с мечами в руках лезли вверх по лестнице. Численный перевес на их стороне, еще чуть-чуть – сметут алькасарцев. В ближнем бою мне не устоять. Ударил шаровой молнией – голова здоровяка со шрамом во все лицо лопнула, как гнилая тыква. Одним меньше.

В этот самый момент почувствовал, что кто-то пытается меня околдовать. Заклятие Неподвижности. Внизу, у фонтана, человек в красном плаще – наверное, командир – нараспев читал заклятие по листку пергамента. Гонсало! – обожгла мозг страшная догадка. Только он мог продать им боевое заклинание.

Страшный порыв ветра швырнул командира, и он врезался в колонну. Но мои движения все же чуть замедлились. Боевые кличи. Рев десятка глоток: «Убивай!» Один из алькасарцев согнулся, получив пикой в живот, кольчуга не спасла.

Из моих ладоней в лица убийцам срывается кипящая смола. В глаза.

Нате! Получайте!

Дикий визг, на мгновение отступают. Но новые полезли вперед. С мечами и кинжалами. На лицах масок нет. Ублюдки. Они были уверены в себе, в своих силах, в том, что я умру.

Кровь тоже вода. Нужно только ее позвать. Лопались вены и артерии, кровь хлестала, забрызгивая светлые стены. Еще двое заметались в агонии, преграждая дорогу товарищам.

Все новые и новые убийцы врывались в дом. Сколько же их, думал я, кто вас послал?

– Господин! Бегите! – хрипит, исходя кровавой пеной, храбрый воин Качин. Извечный враг – камоэнсец полоснул его мечом от груди до живота.

В ответ я поджариваю его убийцу. Гийом никогда не бросает тех, кто ему верен. Лучше умереть, чем предать. В этом с алькасарцами я полностью согласен. На залитом кровью лице Качина страшная улыбка. Счастливая улыбка. Вечное Пламя видело его достойную смерть. Он попадет в рай. В Степь на небесах, туда, где всегда царит весна, трава зелена, скот тучен, девушки молоды и прекрасны, а благородные враги и преданные друзья каждый день сходятся в геройских схватках, чтобы наутро воскреснуть. Жизнь, достойная настоящего мужчины.

Особый, ни с чем не сравнимый свист. Стрелы. Убийцы учатся на ошибках. Арбалеты. Мой воздушный щит выдерживает одновременно три попадания, четвертая стрела ударяет в плечо. Шелковый халат прекрасно держит удары сабель, но от арбалетных болтов не спасает. Сжав зубы от боли, полосую воздушными когтями стрелков. Цепляю двоих, остальные успевают спрятаться.

На лестнице атаковали с новой силой. Отчаянно лезли вверх, скользя в крови, запинаясь об трупы товарищей. Моих последних защитников иссекли саблями, закололи мечами, изрубили топорами. Меня забрызгало кровью убиваемых алькасарцев. Отступил назад.

Молнией – ветвистой, ярко-голубой – в толпу «черных» убийц. Потом ветром. Сила урагана отшвыривает всех – и живых, и мертвых – вниз. У подножия лестницы уже вал мертвых тел в черных плащах.

Остался один. Бежать уже некуда. Отовсюду – сверху, снизу и сзади, со второго этажа, – кидаются убийцы. Огненный щит, воздушный щит, испытанные заклинания спасают ненадолго. Вот так и умирают боевые маги, допустив врага на расстояние удара мечом. Их слишком много, не успеваю убивать. Зажали в угол.

Шах.

Нет времени сплести мощное заклинание. Защитные щиты вспыхивают и гаснут. Один за другим, под градом ударов. Зацепили бок. Амулет затянул рану, но со вспоротым животом или отрубленной головой даже он не поможет. Везде злобные, налитые кровью лица убийц, в глазах их ненависть и азарт. Им кажется: еще немного – и все! Победа! Они правы. Но тот, кто только что лишился глаз, этого уже не увидит. Как и тот, кто хрипит под ногами товарищей, тщетно пытаясь зажать распоротое горло.

– Боитесь кошек, сеньоры?! – кричал я.

Тайфун, вокруг разрушение, внутри спокойное око – я. Порыв воздуха отшвырнул убийц в стороны. Кто-то уже не поднялся. Последний удар изо всех сил – обреченный удар. Выхода нет. Обидно умирать от рук неизвестных убийц в собственном доме. Мат.

– Кто вас послал? – кричу. Голова кружилась – вскользь зацепили саблей.

– Вспомни свои грехи, ублюдок! – Седой мужчина в дорогой броне, эфес меча украшен драгоценными камнями. Остальные расступились, освобождая ему место. Он хотел снести мне голову этим мечом. Не успел. Из лужи крови на полу взметнулась карминовая струя, что, словно копье, пронзила седого. Все. Я приготовился умереть. Но убийцам было уже не до меня.

– Зайдан Ассаке! Иль самия! – раздался отчаянный крик.

Сайлан. Мой визирь прорывался ко мне на помощь. Полуголый, весь в крови, он был страшен. Ятаган сверкал, снося головы, рубя кольчуги, отсекая руки, подрубая ноги. Сайлан был быстр, как молния, как порыв ветра. Я никогда не видел ничего подобного.

«Зайдан Ассаке» – последний бой по-алькасарски. Это не фигура речи. Боевой клич человека, уже считающего себя мертвым. «Иль самия» – воззвание обреченного к Вечному Пламени, просьба дать силы, чтобы достойно встретить смерть, забрав с собой как можно больше врагов.

Воспользовавшись смятением среди убийц, я ударил огненной плетью, освобождая проход на второй этаж. Сайлан был уже рядом со мной.