Птица малая

      Убаюканная дневной жарой, скучными для нее дискуссиями и необычной чужеземной монотонностью, Аскама расслаблялась, и он чувствовал, как ее дыхание замедляется, а милая тяжесть обмякает на его коленях. София улыбалась, кивая на ребенка, и их голоса делались еще тише. Иногда они просто сидели и смотрели, как Аскама спит, наслаждаясь редкой тишиной.
      Остальные жаловались на несмолкающий говор и постоянные телесные соприкосновения, которые так любили руна, на их манеру жаться друг к другу и к чужеземцам, спиной прислоняясь к спине, головы укладывая на колени, руками обнимая за плечи, хвостами обвивая ноги, образуя в прохладных, вырубленных в скале и похожих на пещеры комнатах теплую и мягкую мешанину. Эмилио находил это прекрасным. Он не сознавал, как нуждался в прикосновениях, как одинок был на протяжении четверти века, словно укутанный в невидимый кокон. Руна инстинктивно стремились к физическому контакту, выражая этим свою нежность. Подобно Энн, думал он, но в еще большей степени.
      Одной рукой Эмилио откинул со лба волосы и опустил взгляд на Аскаму, чуть сдвинувшись в плетеном шезлонге, который спроектировал для него Джордж. Работая по эскизу Джорджа, Манужаи изготовила кресло, прибавив кое-что от себя, - ее изумительные пальцы вплели в тростниковую вязь сложные узоры. Манужаи часто присоединялась к нему, Софии и Аскаме, когда они удалялись в хампий.Эмилио нравился низкий хрипловатый голос рунао. Похож на голос Софии, подумалось ему сейчас, но необычный среди соплеменников Манужаи. Еще Эмилио нравилась мелодичность языка руна. Его ритм и звучание напоминали ему португальский, мягкий и лиричный. Работать над ним было удовольствием, он был полон структурных сюрпризов и концептуальных находок…
      София фыркнула, и Эмилио знал, что угадал причину. Она откинулась в кресле и зловеще уставилась на него.
      -  Леджано'нта баналджа,- прочитала она. - Тингуен'та синоа да.Оба пространственные.
      - Отметьте, если вам нетрудно, - с серьезным лицом и сияющими глазами сказал Эмилио Сандос, - впечатляющее отсутствие самодовольства, с которым я приветствую ваши новости.
      София Мендес мило улыбнулась человеку, которого почти согласилась называть коллегой и другом.
      - Наешьтесь дерьма, - сказала она, - и умрите.
      - Доктор Эдвардс дурно влияет на вас, - с чопорным неодобрением заметил Эмилио, а затем, не меняя тона, продолжил: - Что до дерьма, раз вы его помянули, то оно, безусловно, подходит под общие правила разделения склонений на пространственные и невизуальные; но вот как насчет пуканья? Следует ли склонять пуканье, как невизиуальное, или рунао относит такой запах к категории, которая предполагает существование чего-то твердого? Ваше легкомыслие неуместно, Мендес. Это серьезный лингвистический вопрос. Мы можем написать на эту тему еще одну статью, уверяю вас. София вытирала слезы.
      - И где опубликуем? В «Межпланетном журнале» или в «Кишечных газах и неприличных звуках»?
      - Погодите! Это другая категория. Звук. Легкий. Невизуальный. Должен быть. А может, нет. Попробуйте енроа.
       - Ну конечно! Я ухожу. С меня довольно, - объявила София. - Слишком жарко, а теперь еще и слишком глупо.
      - По крайней мере, не самодовольно, - заметил он. Разбуженная смехом Аскама зевнула и, выгнув шею, посмотрела на Эмилио:
      -  Сипадж,Мило. Что такое «самодовольно»?
      - Давай поглядим, - весело предложила София, делая вид, что заглядывает в словарь, и нарочно говоря непонятно для Аскамы. - Вот, пожалуйста! «Самодовольный». Тут говорится: «Сандос запятая Эмилио; смотри также "несносный"».
      Проигнорировав слова Софии, Эмилио ответил Аскаме с непоколебимой уверенностью:
      - Это термин для выражения нежности.
 
      Собрав игрушки Аскамы и компьютерные блокноты, они отправились обратно к скальным жилищам, освещаемым косыми лучами, - одно солнце уже село, второе быстро опускалось, и лишь третье, намного более тусклое, солнце находилось в небе сравнительно высоко. Несмотря на жару этих дней, Джимми Квинн полагал, что погода может скоро измениться. Проливные дожди ослабли, а жара в последнее время сделалась суше и уже не так выматывала. На сей счет руна мало что сообщали. Погода просто существовала, и комментировать ее не имело смысла - если не считать гроз, наводивших на них ужас и вызывавших множество разговоров.
      София вернулась в квартиру намного раньше Эмилио и Аскамы, задержанных стайкой детей, которые сомкнулись вокруг Сандоса, упрашивая и требуя, надеясь, что в его руках появятся какие-нибудь новые предметы, вызывающие удивление и восторг. Большинство ВаКашани во время жары дремало, и деревня как раз просыпалась для второго цикла дневной активности. По пути Эмилио останавливался на узких тропках, чтобы поговорить с жителями, задерживался на террасах, восхищаясь новым навыком ползунка или льстя ребенку вопросом, который позволял тому показать какие-нибудь новые знания, принимая маленькие кусочки еды или глоток чего-то сладкого. Когда он добрался домой, наступили сумерки и Энн уже зажгла походные фонари - источник безмолвного интереса среди руна, которых, возможно, приводили в смятение не только крошечные, с одной радужной оболочкой глаза их гостей, но и техническая компенсация этого изъяна.
      - Малыш у Аучи уже ходит, - объявил Эмилио, входя с террасы в сопровождении Аскамы и трех ее приятелей, вцепившихся в разные его конечности и наперебой гомонивших.
      Энн вскинула взгляд:
      - У Сувай тоже. Разве это не прелестно? Когда человеческий ребенок просто плюхается на попку, эти дети выставляют хвостики и подхватывают себя. На свете не много вещей столь же очаровательных, как функционирование незрелой нервной системы.
      - Кто-нибудь видел хотя бы одного младенца? - спросил Марк из своего угла большой комнаты. В это утро он завершил приблизительную перепись местного населения; по правде говоря, пока ему было трудно различать особи. - Популяционная структура тут весьма странная, если не допустить, что размножение происходит сезонно, - здесь имеются возрастные когорты с большими интервалами между ними. И мне кажется, что детей должно быть намного больше, учитывая число зрелых взрослых.
      - А по-моему, тут множество детей, - устало произнес Эмилио, стараясь говорить чуть громче того пронзительного ора, который устроили четверо малышей. - Легионы. Орды. Армии.
      Энн и Марк затеяли дискуссию о детской смертности, за которой Эмилио старался следить, но не мог, потому что Аскама тянула его за руку, а Кинса пытался вскарабкаться на спину.
      - Но все они кажутся такими здоровыми, - говорила Энн:
      - Здоровыми и громкими, - сказал Эмилио. - Сипадж, Аскама! Асукар хауас Джорди. Кинса, тупа синчиз к'джна, дже?Джордж, пожалуйста, займи их на десять минут! Джимми?
      Джордж сгреб Аскаму, а Джимми отвлек других малышей, пока Эмилио спустился к реке и умылся перед ужином. Когда он вернулся в квартиру, то обнаружил, что домочадцев стало меньше. Аскама убежала поиграть с приятелями, что она часто делала, если Эмилио на какое-то время пропадал из поля зрения. Манужаи отправилась с визитами. Она могла не прийти обратно вовсе или вернуться с пятью-шестью гостями, которые останутся на ночь. Чайпас уехала по каким-то делам - на неопределенное время. Жители деревни часто исчезали вот так, на часы, дни или недели. Казалось, время для руна неважно. Здесь не было календарей или часов. Самое близкое, что нашел Эмилио в их словаре на эту тему, был набор слов, имевших отношение к созреванию.
      - Мисс Мендес говорит, вы замечательно провели день, - растягивая слова, произнес Д. У. , когда Эмилио сел поесть.
      - Ничего подобного я не говорила, - огрызнулась София. - Я сказала, что ему почти удалось возвести самодовольство в ранг искусства. А что было замечательным - это лингвистический анализ.
      - Очень тонкое различие, - заметила Энн.
      Бухнув миску на деревянный стол, она опустилась на подушку рядом с Джорджем, прежде чем прибавить:
      - Разве он не ужасен, когда прав?
      - Я простой человек, выполняющий свою работу, - сказал Эмилио обиженным тоном бедолаги, несущего свой крест из последних сил, - и за это на мою голову сыплются издевательские насмешки.
      - Ну и что это за анализ? - ворчливо спросил Д. У. - Мне нужно писать отчеты, сынок.
      Он отодвинул свою тарелку, и Эмилио сделал то же самое, вполне насытившись тем, что ему навязали по пути через деревню. Подобно Джимми Квинну, как-то заметил Д. У, руна беспрестанно жуют, и нельзя посетить никого, чтоб тебя не принялись пичкать, а таких слов, как «неголоден, сыт», тут не понимают. Это означало, что съестные припасы, привезенные с Земли, можно будет растянуть намного дольше, чем ожидалось. Еда руна не делалась от этого сколько-нибудь вкусней, хотя вроде была для людей достаточно питательной.
      Следующие десять минут Эмилио провел, объясняя правила склонения, которые он вывел этим утром. К глубокому удовлетворению Софии, все остальные, так же как и она, поначалу путали эти понятия с абстрактными и конкретными существительными. Но как только все разглядели лежавшую в основе схемы логику, она показалась им вполне здравой. Энн объявила, что Эмилио имеет право чувствовать свое превосходство в течение получаса, и предложила засечь время. Он отказался от этой чести, весело признав, что уже достаточно себя поздравлял.
      - Я бы не смог продвинуться так далеко и так быстро без Аскамы. И в любом случае, - серьезно сказал Эмилио, - есть целые области этого языка, которые все еще для меня закрыты. Например, я совершенно сбит с толку его родами.
      Джимми прыснул, и Д. У. пробормотал: «Я не стал бы касаться этой стропы и десятифутовым шестом», - из-за чего Энн поперхнулась, а остальные засмеялись. Вспыхнув, Эмилио заявил, что им всем пора бы повзрослеть.
      - Интересно, как бы они отнеслись к видеопоказу. Или виртуальной реальности, - мечтательно сказал Джордж, колотя Энн по спине, пока она кашляла и беспомощно хихикала.
      Из осторожности они старались обходиться в присутствии руна минимумом техники. Каждый из них проводил исследования, в которых нельзя обойтись без компьютера, но в остальном они жили так же, как обитатели деревни.
      - Марк, какое склонение они используют для твоих рисунков? - спросил Эмилио. - Ты создаешь иллюзию пространства. Для бумаги, я полагаю, они применяют пространственное; но вот как насчет изображений?
      - Не могу вспомнить. В следующий раз, как представится случай, обращу на это внимание, - пообещал Марк. - Кто-нибудь видел, что делает Канчай? Он наблюдал за мной, пока я работал над портретом несколько недель назад, а затем попросил мои принадлежности. Думаю, до этого Канчай никогда не видел двухмерные образы объемов, но он уже выполняет весьма недурную работу.
      - Так вот с чего началось! - воскликнул Джордж.
      Это походило на спонтанную вспышку интереса. Ни с того ни с сего в торговых лодках появились бумага, чернила, красители, и все принялись рисовать. Такие причуды охватывали деревню стремительно. Это настораживало. Ты не решался высморкаться, опасаясь, что вся деревня подхватит твой жест, как моду.
      - Знаете, я начинаю думать, что Бог и вправду любит этих ребят сильнее, - сказала Энн тоном ревнивого ребенка. - Начать с того, что им досталась планета гораздо более симпатичная, чем наша. Восхитительные растения, прелестные краски. И сами они выглядят лучше, чем мы. И у них лучше руки. Мы то считали наши большие пальцы весьма подвижными, но в глазах руна мы, наверное, чуть ли не калеки.
      На каждой руке у рунао было по пять пальцев, но оба крайних пальца могли располагаться напротив трех центральных; это было почти так же, как если б руна орудовали четырьмя руками одновременно. Энн порой зачарованно следила, как Аскама, устроившись на коленях Эмилио, играла своими лентами, сплетая их то в один узор, то в другой. Все ленты пахли по-разному, и комбинации цветов, ароматов и узоров составляли основную часть моды руна. В дополнение к лентам что-нибудь привязывали.
      - Не думаю, - возразила София. - Однажды я спросила Уарсоа, выглядят ли наши руки странными, и он сказал: «Если вы можете подносить пищу, ваши руки достаточно хороши». Очень практичная точка зрения.
      - Их мастерство поражает, - признал Марк.
      - Конечно, - небрежно сказал Джордж, - своими руками они управляются лихо, но радио до сих пор не изобрели. Или вообще что-нибудь более сложное, чем стамеска.
      - У них есть стекло, металл, керамика, - напомнил Марк.
      - Покупные, - отмахнулся Джордж. - Сами руна ничего не производят. Мне неприятно это говорить, друзья, но я не считаю, что они так уж умны.
      Эмилио хотел было возразить, что Аскама легко и быстро усваивает новые знания, но затем подумал, что в высказывании Джорджа кое-что есть. Руна умели быть восприимчивыми, но время от времени некоторые из них казались ему, не тупыми, конечно, но какими-то ограниченными.
      - Технологической базой их общества является собирательство, - с отвращением говорил Джордж. - Они собирают еду. И цветы, черт бы их побрал. Будь я проклят, если знаю, для чего.
      - Для рынка духов, - сказала София, ей позволили присутствовать на некоем подобии заседания деревенского совета, и там она почерпнула немало сведений. - У меня впечатление, что в городе полно фабрик. Сандос, я говорила вам, что выяснила название города? Это Гайгер или Гайджур - что-то вроде этого. Как бы то ни было, каждая деревня специализируется на торговле чем-либо. В Кашане это цветы для парфюмерной промышленности. Думаю, руна намного больше нас интересуются запахами. Вот почему кофе так ценится.
      Кашлянув, Энн слегка качнула головой в сторону Д. У, усмехаясь.
      Ярбро фыркнул, не поддаваясь на провокацию. К его непреходящему раздражению, кофе был главным предметом их торговли. Ачто еще хуже, даже не кофе как таковой, но аромат кофе. София, бывало, заваривала свое ужасное турецкое пойло, похожее на ил, и Манужаи брала чашку в руки, вдыхая запах, а затем передавала ее другим гостям. Когда кофе остывал, они вручали его обратно Софии, выпивавшей злосчастный напиток. Иезуитская группа могла оплатить почти все, разделив с кем-нибудь чашку кофе.
      - Но Джордж прав, - сказал Джимми, который тоже начинал уставать от руна. - Здесь почти нет развитой технологии. Нет радио. Они не могут быть Певцами. Они даже не любят музыку!
      Все эти дни они с Джорджем обрабатывали астрономические и метеорологические данные, пересылаемые с корабля, но их манил город с тамошними передатчиками.
      Д. У. пробурчал что-то, соглашаясь. Иезуиты больше не пели во время мессы с того раза, когда руна, присутствовавшие на службе, пришли в смятение. Сначала он подумал, что их обеспокоил ритуальный аспект поведения гостей, хотя у самих руна вроде не было ни каких-либо религиозных специалистов, ни церемоний. Но оказалось, что, если литургию просто проговаривать, руна чувствуют себя отлично. А фимиам им даже нравился. Так что обряды тут ни при чем - было ясно, что дело в самом пении.
      - Кто-то же производит лодки, стекло и прочее, - сказал Марк. - Местные жители мастерят только мебель и домашнюю утварь. Здесь как в горных районах Боливии: словно попадаешь в средние века. А в Ла-Пасе конструируют спутники и синтезируют лекарства. Просто эта деревня находится на окраине более развитой культуры.
      - Давайте будем справедливы: здесь мало нуждаются в индустрии, - заметила Энн. - Почти все время дневной свет - кому нужны электрические лампы? Повсюду реки - кому нужны мощеные дороги и наземный транспорт? Природа дала им все. Зачем пахать, когда можно просто собирать?
      - Если бы за эволюцию отвечали люди вроде тебя, - молвил Джордж, - мы бы до сих пор жили в пещерах.
      - Что и требовалось доказать, - сказал Джимми, махнув рукой на окружавшие их каменные стены. Раздался взрыв аплодисментов, не поддержанный только Энн.
      Эмилио рассмеялся, но с этого момента утратил нить дискуссии, как это часто с ним бывало в обществе красноречивых, убежденных в собственной правоте, но непримиримых спорщиков. Эмилио всегда ненавидел семинары. Где Аскама? - подумал он, уже скучая по ней. Она проводила с ним столько времени, что Эмилио ощущал себя как бы ее родителем, и в этом странном псевдоотцовстве имелись аспекты, которые доставляли глубокое удовлетворение. Хотя ВаКашани адресовались к нему преимущественно по имени, они использовали также и термин родственности, который производил его в старшего брата Аскамы. А Манужаи иной раз довольно резко одергивала его за нечаянные нарушения, словно и он был ее ребенком. В то же время в их взаимоотношениях присутствовал коммерческий аспект, связанный с торговлей, и он не вполне представлял, что его ожидает.
      Его статус среди людей иногда озадачивал Эмилио не меньше. Тот первый случай, когда во время мессы он потерял контроль над собой, был просто пугающим, но ни Марк, ни Д. У. не выглядели удивленными или расстроенными; вместо этого они отнеслись к нему со странной осторожностью, точно он был беременным, - это единственная параллель, которая пришла ему на ум. А облекла его ощущения в слова София. «Вы упились верой в Бога, Сандос», - напрямик сказала она ему однажды, и
      Эмилио понял: то, что он считал тайной своей души, оказалось доступным чужому пониманию. Эмилио не хватало времени обдумать все это, происходило слишком много событий, а если и случались короткие передышки, он был склонен размышлять о пиве и бейсболе.
      В его грудь стукнулся камушек.
      - Сандос, - окликнула София, - очнитесь! Он поднялся на локтях:
      - Что?
      - Вопрос: имеет ли руанджа отношение к языку песен?
      - Сомневаюсь. На мой взгляд, они даже не близки.
      - Вот видите! - воскликнул Джордж. - Я же говорю: нужно идти в город…
      Снова втянутый в обсуждение, Эмилио обнаружил, что ему не хочется в город. Здесь он ощущал себя на месте. Он успел привязаться к Аскаме и ее народу, да и сама мысль, что придется осваивать другой язык так скоро, приводила в уныние. Раньше Эмилио брался одновременно за два, а то и три новых языка, но рядом всегда находился кто-то, говоривший на латыни или на английском. Без Аскамы или другого переводчика он испытывал бы сильные затруднения, пытаясь освоить язык Певцов. Дождавшись паузы в разговоре, Эмилио произнес:
      - Думаю, еще не время идти в город. Д. У. тут же спросил:
      - Почему ты сказал это, сынок?
      - Прошло семь недель! Я не чувствую себя готовым к другому языку и другой культуре. Я могу этим заняться, если необходимо, но предпочел бы сперва закрепить свой руанджа… Извините, - вдруг сказал он. - Я задерживаю остальных. Все в порядке. Я справлюсь. Если все хотят двигаться дальше, надо идти.
      Марк медленно перевел взгляд с Эмилио на Д. У:
      - Пока что интуиция Эмилио нас не подводила. Мы двигались шаг за шагом, и это принесло свои плоды. Тут еще огромное поле для исследований. Вместо того чтобы загонять его, - Марк прокашлялся, - в другой язык, нам следует, возможно, пожить какое-то время на одном месте.
      - Мы прилетели сюда ради музыки, - упрямо напомнил Джимми. - Мы прибыли, чтобы увидеть Певцов.
      - Это верно, - сказал Эмилио Марку, пожимая плечами. Он был готов как идти, так и остаться.
      - Ладно, ладно. - Д. У. примиряюще однял руку. - Не будем принимать скоропалительных решений, но пора подумать о перспективах.
      - Джордж, я признаю, что в мышлении руна есть некая упрощенность, но мы едва говорим на их языке и почти их не знаем, - заметил Эмилио. - То, что выглядит как простодушие, может быть нашим непониманием их утонченности. Иногда очень трудно отличить неведение от нехватки ума. Мы тоже можем казаться руна слегка туповатыми.
      Он шлепнулся обратно на подушки.
      - Точно, - подтвердила Энн. - Жрите это, техносвиньи!
      - Я бы охотнее съел то, чем вот это, - сказал Джордж, показывая на миску, все еще наполовину наполненную тем, о чем он не мог думать иначе, как о фураже, заботливо оставленном для них Манужаи, которая обиделась бы, если бы тут что-то осталось. - Это нельзя есть. Это можно лишь жевать.
      - Представь себе, что это салат. Помогает, - посоветовал Эмилио, говоря в потолок. - Но не сильно.
      - Можно добавить немного рокфора, - пробормотал Марк. Подняв лист, он критически его оглядел. Ощущая себя неблагодарным, он попытался сказать хоть что-то в похвалу.
      - Кухня руна отличается определенной je ne sais quoi* [Здесь: невесть чем, невразумительностью (фр.)].
      - Совершенно чрезмерной невразумительностью, на мой вкус, - мрачно произнес Д. У.
      Улыбнувшись на это, Эмилио хотел было развить тему, но обратил внимание, что глаза Д. У. закрыты, - а это было странно.
      - Эмилио, - сказал Марк, прервав его размышления, - ты спросил у кого-нибудь, можно ли нам разбить экспериментальный огород? Я готов за это взяться.
      - Если мы сможем сами прокормить себя, то они, надеюсь, перестанут угощать нас этой дрянью, - предположил Джордж. - По-моему, они делают это из вежливости.
      Он сознавал, что если они затеют огород, то задержатся здесь на какое-то время; но прежде, в Кливленде, Джордж Эдвардc был отличным огородником, и его привлекала мысль что-нибудь вырастить здесь. Джимми будет как на иголках, нуда ничего, потерпит. Энн кивнула:
      - Я не привередливый едок, но и не Бэмби. Здесь слишком много чертовых веток.
      - Ветки - самое вкусное! - воскликнул Джимми. - В самом деле! У них вкус, как у чоу-мейнской лапши.
      Энн ошеломленно уставилась на него.
      - А мне нравится эта еда, - объявила София. - Серьезно. Нравится. Она напоминает мне еду в Киото. Или в Осаке.
      Раздались стоны, зато Джимми выглядел так, будто его реабилитировали.
      - De gustibus non est disputandum* [О вкусах не спорят {лат.)], - пробурчал Д. У, хмуро добавив: - Кто-то, возможно, находит вкус и в дерьме. По мне, этот корм отвратителен.
      Приподнявшись, Эмилио посмотрел на Ярбро, но сказал, что спросит у Манужаи насчет огорода. Разговор продолжился, а спустя некоторое время Джимми ушел мыть посуду, что было его обязанностью по графику дежурств. Эмилио дождался, пока комната немного опустеет и все разбредутся по своим делам, затем подошел к Д. У, молча сгорбившемуся над нетронутой едой.
      - Padre? - сказал он, опустившись рядом с Ярбро, чтобы видеть его морщинистое, перекошенное лицо, спрятанное за костлявыми пальцами. - Estas enfermo? ** [ Здесь:Падре, вам плохо? (исп.)]
      Услышав вопрос, подошла Энн. Дыхание Д. У. было неглубоким, но когда Эмилио потянулся, чтобы положить руку ему на плечо, Ярбро дернулся, точно его ткнули разрядником, и воскликнул:
      - Не надо!
      Втиснувшись между двумя мужчинами, Энн тихо заговорила с Д. У, который односложно отвечал на ее вопросы, сохраняя неподвижность, пока вдруг не согнулся пополам и не застонал, против воли схватив Эмилио за руку.
 

24

 
       Деревня Кашан и город Гайджур третья-пятая на 'алпа
 
      Через час стало очевидно, что Д. У. Ярбро серьезно болен. Надеясь, что Манужаи сможет чем-то помочь, Эмилио отправился ее искать и нашел в одной из самых больших комнат, окруженную другими жителями деревни, увлеченно обсуждавшими какой-то «пик».Когда он вошел в комнату, все настороженно повернули к нему уши, поэтому Эмилио постарался объяснить, что стряслось с Д. У., и спросил, знакома ли кому-нибудь эта болезнь и знают ли они, что могло ее вызвать и чем помочь.
      - Это как и все болезни, - сказала Манужаи. - Его сердце желает что-то, чего он не может иметь.
      - Тут нет животного, чей укус это причиняет? - настаивал Эмилио. - Его желудок… его живот дает боль: вот так, - он стиснул пальцы в кулаки. - Или есть еда, которая иногда это делает?
      Они затеяли нескончаемый спор, похожий на обсуждение незыблемых правил кошерного питания. Кто-то поделился историей об одном несчастном, который заболел, смешав длинную еду с круглой, что у других вызвало скептические комментарии на тему, правда ли это или только отговорка, чтоб отлынивать от работы. Затем несколько селян признались, что они постоянно смешивают круглое и длинное и ни разу не болели. В конце концов Эмилио начал раскачиваться из стороны в сторону, показывая им свое беспокойство. Но это ни к чему не привело.
      Догадавшись наконец, что ему нужно вернуться в квартиру, Манужаи поднялась и, покинув остальных, повела Эмилио домой, опасаясь, что он может упасть с одной из узких тропок, соединявших жилища и террасы; что бы ей ни говорили, Манужаи считала, что чужеземцы не могут видеть в тусклом красном свете самого маленького из солнц Ракхата. Аскама отправилась с ними, для разнообразия прицепившись к матери, но затем посмотрела на Эмилио и с детской прямотой спросила:
      -  Сипадж,Мило, а Ди умрет к утру?
      Эмилио промолчал. Его неизменной политикой было говорить правду, а если по правде, то после смерти Алана Пейса казалось слишком вероятным, что Ярбро не переживет ночь. Но Эмилио не мог найти слов, чтобы произнести эту мысль вслух.
      - Возможно, - ответила за него Манужаи, подняв и уронив свой хвост - что, как Эмилио полагал, было равносильно пожиманию плечами. - Если не получит то, что хочет его сердце.
      Обретя голос, Эмилио сказал:
      - Кое-кто думает: Ди сделало больным что-то, что он съел или выпил.
      - Иногда еда делает больным, но многие ели ту же пищу, а болен только Ди, - с неоспоримой логикой сказала Манужаи. - Вам нужно найти, что он хочет, и дать это ему.
 
      В жизни руна не было настоящего уединения. В большинстве квартир имелись углубления или закутки, которые могли разделять некоторые привычные зоны использования. Похоже, никто тут не владел помещениями, их просто занимали. Иногда семья уходила, чтобы посетить другие деревни, и комнаты пустовали, но если другой семье нравилось жилье, она перебиралась в него, а возвратившиеся путешественники выбирали какие-нибудь иные апартаменты, вселяясь туда. Энн и Джордж Эдвардсы были смущены отсутствием двери в спальне, поэтому оккупировали в квартире Манужаи и Чайпас самый изолированный участок, дойдя до того, что установили внутри жилища палатку. Остальные каждую ночь размещали свои походные кровати в разных местах, а если случался наплыв гостей, спали на подушках руна - там, где находили свободное пространство.
      Обычно кровать Д. У. стояла в глубине квартиры, но Энн передвинула ее к выходу, чтобы он мог быстро выбираться наружу. Уже было несколько приступов кишечной боли, а сейчас Д. У. лежал неподвижно, свернувшись вокруг нагретого камня, завернутого в ткань, - глаза закрыты, лицо застывшее. Сидя на полу, Энн положила руку ему на голову, убрав влажные волосы со лба, и сказала:
      - Позовите, если понадоблюсь, хорошо?
      Д. У. никак не показал, что ее слышит. Она поднялась и подошла к Эмилио, только что вернувшемуся с Манужаи и Аскамой.
      - Что-нибудь выяснил? - спросила Энн, выведя его на террасу, где можно было говорить.
      - С медицинской точки зрения ничего полезного. Но он передал, что сказала Манужаи.
      - Неосуществленные желания, а? Прямо по Фрейду, - тихо произнесла Энн.
      Она уже сталкивалась с такими представлениями здешних обитателей и полагала, что это фундаментальная парадигма общественной жизни руна. Она рассмотрит это позже с точки зрения антропологии.
      Выйдя наружу, к ним примкнула София.
      - Ну что ж, - бесстрастно сказала Энн, - ухудшение произошло быстро, диарея очень сильная, и я обеспокоена. Это почти как бенгальская холера. Если вдобавок начнется рвота, организм будет обезвожен и может стрястись беда.
      - Энн, время от времени у каждого случаются кишечные боли и диарея, - сказал Эмилио. - Возможно, за ночь все пройдет, и к утру Д. У. выздоровеет.
      - Но… - Энн серьезно смотрела на него.
      - Да, - согласился Эмилио в конце концов. - Но.
      - И что же нам делать? - спросила София.
      - Кипятить воду и притворяться, что все в порядке, - ответила Энн.
      Шагнув к краю террасы, она посмотрела через ущелье. Для Ракхата это была редкая ночь: безоблачная и звездная, с единственной, почти полной луной. Внизу плескалась и пенилась река, и Энн слышала нечто вроде металлического скрипа ржавых ворот, раскачиваемых ветром, - странный зов красноглазого моранора.
       - Дома я бы поместила его под капельницу и накачала лекарствами. Здесь кое-как могу провести регидратацию, но то, что ему действительно нужно, находится в катере. - Черт, подумала Энн и, обернувшись, посмотрела на Софию: - Если Джордж соберет «ультра лайт», сможешь ли ты…
      - Никто не полетит к катеру! - выкрикнул Д. У. , он был болен, но не глух и слышал обрывки их разговора. - Мы не возвращались туда несколько недель, и взлетная полоса, наверно, совсем заросла. Я не хочу, чтобы кто-то убился только из-за того, что у меня понос.
      Вернувшись в комнату, София опустилась на колени у его кровати:
      - Я смогу приземлиться на неровное поле. Нам же придется когда-то возвращаться. Чем дольше будем тянуть, тем хуже будет взлетная полоса. Вам нужны антибиотики и солевой раствор. Я отправлюсь этой ночью.
      Теперь заговорили все, и у каждого было свое мнение. Д. У. пытался сесть, доказывая, что не так уж болен. Джимми и Джордж подключились к спору, за ними ввязался Марк. Об этом следовало подумать раньше, но время бежало быстро, а кроме того, люди опасались знакомить руна с чудом пилотируемого полета. Они решали проблемы по мере поступления; тут не было ориентиров, если не считать негативного примера пагубных взаимодействий их предшественников с технологически примитивными культурами, случавшихся на Земле. Членам миссии вовсе не хотелось быть принятыми за богов или учредить тут новый культ, выстроенный на обмене. Но, несмотря на это, им придется вернуться за припасами, рано или поздно, и они должны поскорей восстановить взлетную полосу. Так почему не сделать это нынешней ночью?
      Ничего не понимающая и оробевшая Манужаи взяла Аскаму за руку и вышла с ней на террасу. Когда они проходили мимо него, Эмилио тихо извинился, затем вступил в комнату.