Береника

      Чтоб с Титом встретиться не на глазах людей.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Тит, Паулин, свита.
      Тит
      (Паулину)
      Пойди и успокой царицыну тревогу:
      Я к ней сейчас иду. Но мне побыть немного
      Здесь надо одному.
      Паулин
      (в сторону)
      Молюсь, чтоб в этот час
      Высокий суд богов и честь отчизны спас,
      И славу римскую.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Тит.
      Тит
      Так что же, Тит злосчастный?
      Ведь Береника ждет. А ты придумал ясный
      Безжалостный ответ? Чтоб устоять в борьбе,
      Найдешь достаточно жестокости в себе?
      Здесь слишком мало быть и стойким, и суровым
      К слепому варварству отныне будь готовым!
      Смогу ли выдержать сегодня томный взор,
      Что проникать умел мне в сердце до сих пор?
      Когда ее глаза, горящие слезами,
      С моими встретятся смущенными глазами,
      Скажу ли этому печальному лучу,
      Что видеть я его отныне не хочу?
      Я должен поразить то сердце, что любимо
      И любит. Почему? Зачем? Во имя Рима?
      Но разве высказал свое решенье Рим,
      И слышен гул его перед дворцом моим?
      И разве он сейчас попал в беду такую,
      Что этой лишь ценой его спасти могу я?
      Все тихо. Только я в отчаянье мечусь
      И без нужды беду приблизить тороплюсь.
      А если, зная ум и сердце Береники,
      Ее за римлянку признает Рим великий
      И выбором своим мой выбор освятит?
      Нет, нет, не торопи своих решений, Тит!
      А вдруг великий Рим найдет, что совместима
      Высокая любовь с законом строгим Рима?
      Но что я? Где живу? Откуда этот бред?
      Ведь ненависть к царям у римлян с детских лет,
      Она у них в крови, все никнет перед нею,
      И страха, и любви она для них сильнее.
      Твою царицу, Тит, изгнав царей своих,
      Отвергли римляне. Ты слышал голос их:
      Когда возлюбленной и, может быть, невесте
      Ты в Рим явиться дал почти с собою вместе,
      Тебя корил народ и, что важней всего,
      Поддержку находил у войска твоего.
      Что ж! Зову разума упорно непослушный,
      Отдай себя любви! Ты можешь, малодушный,
      С царицей нежиться в чужом тебе краю,
      Вручив достойнейшим империю свою!
      Но разве это то, что совершить пристало.
      Чтоб память обо мне в веках не угасала?
      Семь дней на троне я, а помыслы свои
      По-прежнему стремлю не к славе, а к любви.
      Да, Тит, какой отчет давать мы нынче будем?
      Где благоденствие, что посулил я людям?
      Чьи слезы осушил? И в чьих глазах узрел
      Признательность за все, что совершить успел?
      Где новые решил я проложить дороги?
      Кто знает, сколько жить ему судили боги?
      А я из дней, что мне отмерили они,
      Быть может, лучшие потратил даром дни! {28}
      Пора же дать ответ на чести голос властный
      Порвать решительно...
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      Тит, Береника.
      Береника
      (выходя из своих покоев)
      Нет, доводы напрасны,
      Советов не хочу, и надо мне самой
      Скорей бежать к нему. Ах, здесь ты, цезарь мой!
      Так что же? Правда ли, что Тит меня бросает,
      Что нас разлука ждет, и сам он так решает?
      Тит
      Несчастен цезарь твой, не добивай его.
      Нам закалить сердца сейчас нужней всего.
      Терзают душу мне и жгут такие грозы,
      Что не достанет сил твои увидеть слезы.
      Но пусть воспрянет дух, что помогал тебе
      Меня поддерживать в сомненье и борьбе.
      Заставь любовь молчать, чтоб взором просветленным
      Увидеть, под каким безжалостным законом
      По долгу тяжкому живет такой, как я.
      И одолей себя, чтоб укрепить меня.
      Слабею, несмотря на все мои старанья
      Будь сильной, помоги мне удержать рыданья.
      А если с горем мы не можем совладать,
      Высокий наш удел нам так велел страдать,
      Чтоб весь увидел свет, сказала вся столица:
      "Они и слезы льют, как цезарь и царица".
      Да, нам с тобой - увы! - разлука суждена.
      Береника
      И это от тебя услышать я должна,
      Я, так привыкшая считать себя любимой?
      Моя душа к тебе влеклась неодолимо
      И лишь тобой живет. Зачем закон отцов
      Ты позабыл, когда мой первый нежный зов
      Разжег в слепую страсть? Зачем твоим ответом
      Мне не были слова: "По дедовским заветам
      Тебя, несчастная, нельзя мне полюбить.
      Так не стремись к тому, чего не может быть".
      Тогда ты все забыл, а нынче стал мудрее.
      Ты возвращаешь мне то сердце, что тебе я,
      Лишь, одному тебе вручила навсегда.
      Расстаться легче, друг, нам было бы тогда.
      Во многом я найти могла бы облегченье:
      Пускай согласья нет на наше обрученье,
      Пусть против нас сенат, народ, родитель твой,
      Пусть нанесен удар - но не твоей рукой.
      Их нелюбовь ко мне давнишняя недаром
      Тогда меня к любым готовила ударам,
      И я бы все снесла тогда, но не теперь,
      Когда к блаженству мне открылась настежь дверь;
      Когда способен ты, носитель высшей власти,
      Расчистить от преград дорогу нашей страсти;
      Когда у ног твоих весь мир, и Рим молчит,
      И мне лишь от тебя сейчас беда грозит...
      Тит
      И ждать лишь от себя могу суда и казни.
      В те дни я мог не знать заботы и боязни,
      Не помышлять о том в счастливый миг и час,
      Что станет роковым когда-нибудь для нас.
      Я жил, сочтя судьбу во всем себе покорной,
      На невозможное надеждой смехотворной,
      Да, наконец, на то, что, рать ведя на бой,
      Погибну до того, как разлучусь с тобой.
      И все препятствия, и суд молвы лукавой
      Мой пламень разожгли. Но гордый голос славы
      Еще мне не звучал, не говорил тогда,
      Как сердцу цезаря он говорит всегда.
      Я знаю: выбор мой обрек меня на муки,
      И долго не смогу я жить с тобой в разлуке.
      Все кончилось, чем мог я в жизни дорожить.
      Но царствовать теперь мне должно, а не жить.
      Береника
      Что ж, царствуй, побеждай, своей покорный славе.
      Я прекращаю спор - я говорить не вправе.
      Я одного ждала: чтоб здесь уста твои,
      Всегда твердившие, что нет конца любви,
      Что не придет для нас минута расставанья,
      Мне вечное теперь назначили изгнанье!
      Я все услышала, жестокий человек,
      Не надо больше слов. Итак, прощай навек.
      Навек! Подумай же, как страшно, как сурово
      Для любящих сердец немыслимое слово!
      Да сможем ли терпеть неделю, месяц, год,
      Что между нами ширь необозримых вод,
      Что народится день и снова в вечность канет,
      Но встречи нашей днем он никогда не станет
      И нас соединить не сможет никогда?
      Ах, сколько трачу я напрасного труда!
      Ведь ты меня, простясь, так быстро позабудешь,
      Что проходящих дней отсчитывать не будешь!
      Лишь для меня они окажутся длинней...
      Тит
      И не придется мне считать так много дней.
      Известье скорбное дойдет к тебе из Рима,
      И ты поймешь тогда, что ты была любима,
      Что Тит не перенес, тоскуя и любя...
      Береника
      Но если так - зачем мне покидать тебя?
      Пусть ты не властен дать мне брачного обета.
      Но видеться, мой друг, - на это ж нет запрета?
      Хоть воздухом одним дышать бы нам с тобой!
      Тит
      Пусть так. Ты можешь все. Увы! Я не герой.
      Но знаю, что сулит мне слабость роковая:
      Борьбу с самим собой, с тобою, дорогая,
      К тебе, к твоим рукам, по следу ног твоих.
      Да что там? И сейчас я сердцем не владею,
      И в нем - одна любовь, все крепче, все сильнее.
      Береника
      Чего же, цезарь мой, страшиться мы должны?
      Восстанья в городе? Восстанья всей страны?
      Тит
      Когда обычаев отцовских оскорбленье,
      Быть может, вызовет опасные волненья,
      Придется силой мне свой выбор утвердить,
      А за молчание народное платить.
      Кто знает, что с меня потребуют за это?
      Какой лихой цены? Нарушив все заветы,
      От предков данные, смогу ль сказать стране,
      Что их защитника она найдет во мне?
      Береннка
      Ах, что тебе до слез подруги несчастливой!
      Тит
      О, как ты можешь быть такой несправедливой!
      Береника
      Ты властен изменить неправедный закон,
      Из-за которого в унынье погружен.
      Высокие права имеет Рим державный,
      Но мы поспорим с ним: мы тоже не бесправны!
      Ну, что же ты молчишь?
      Тит
      О, худшая из мук!
      Береника
      Ты - цезарь, властелин, и плачешь ты, мой друг? {29}
      Тит
      Да, плачу, госпожа, кляну свое злосчастье,
      Терзаюсь без конца, но, облеченный властью,
      И Риму клятву дал закон его блюсти.
      Мой это первый долг: иного нет пути,
      И надо по нему идти неколебимо.
      Примеров стойкости полны преданья Рима:
      Как позабыть того, что, словом горд своим,
      На смерть вернулся в плен, {30} покинув милый Рим?
      Того, кто приговор суровый вынес сыну, {31}
      Который, победив, нарушил дисциплину?
      Того, кто, не пролив слезы, спокоен, прям,
      Велел идти на казнь обоим сыновьям {32}
      И сам при этом был? О да, они несчастны,
      Зато у нас и честь, и родина - всевластны.
      Я знаю, что, с тобой расставшись, бедный Тит
      Все их свершения высокие затмит,
      Что с этой жертвою немногое сравнится.
      Но не дано ли мне теперь, моя царица,
      Деянье сотворить, какое никогда
      Никто не повторит без тяжкого труда?
      Береника
      Твоей жестокости - я верю - все под силу:
      Твой высший подвиг в том, чтоб вырыть мне могилу.
      Ты сердцу моему уже открылся весь,
      И речи нет о том, чтоб я осталась здесь,
      В презренье жалостном, в забвенье безотрадном,
      Потехой римлянам враждебным и злорадным.
      Я все тебя сказать заставила сейчас.
      Не бойся встреч со мной: я здесь в последний раз.
      Ни проклинать тебя, обманщик, я не стану,
      Ни призывать небес в свидетели обмана,
      И если тронутся они моей судьбой,
      Я обращаюсь к ним с предсмертною мольбой
      Забыть, забыть о ней. И ныне, умирая,
      Хочу я, чтоб тебя настигла месть иная,
      Взываю к мстителю и страстно жду его,
      Но пусть он явится из сердца твоего.
      Да, горечь этих слез, последнее страданье,
      О прежней нежности моей воспоминанье,
      А также кровь моя, что я сейчас пролью,
      Вот кто воздаст за скорбь великую мою,
      Вот мстители мои, и пусть за дело злое
      Не знать тебе от них ни света, ни покоя.
      Прощай.
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      Тит, Паулин.
      Паулин
      Что, цезарь мой, задумала она?
      Уедет ли, поняв: разлука решена?
      Тит
      Я гибну, Паулин, но надо торопиться,
      Бежать за ней, не то умрет моя царица.
      Она пойдет на все.
      Паулин
      Все знают твой приказ,
      Мой цезарь, и с нее теперь не спустят глаз.
      Прислужницы ее оставить не посмеют
      И от безумия всегда отвлечь сумеют.
      Не бойся. Тяжкое осталось позади.
      Ты одолел себя. Вперед теперь гляди.
      И сам не мог ее я слушать, не жалея,
      А жалость к ней тебя язвит еще больнее.
      Был горьким этот миг. Но думай, цезарь мой,
      Что славу высшую купил его ценой,
      Что будет ликовать весь мир, тебе послушный,
      Что вознесет тебя...
      Тит
      Нет, я злодей бездушный.
      Я мерзок сам себе. Был извергом Нерон,
      Но до подобных дел не доходил и он.
      Нет, я не соглашусь на гибель Береники,
      И думает пускай, что хочет, Рим великий.
      Паулин
      О, что ты говоришь!
      Тит
      Я сам не знаю, друг.
      От муки яростной мутится скорбный дух.
      Паулин
      Не обесславь себя, мой цезарь. По столице
      Уже летит молва про твой разрыв с царицей.
      Ликует Рим, открыт народу каждый храм,
      И курят в честь твою повсюду фимиам,
      И люди, цезаря приветствуя решенье,
      Венчают лаврами твои изображенья.
      Тит
      Моя царица! Рим! Зачем я обречен
      Любить и променять свою любовь на трон?
      ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
      Тит, Антиох, Паулин, Аршак.
      Антиох
      Мой цезарь! На руках своей Фойники верной
      Царица мечется и в горести безмерной
      В ответ на все, что ей с любовью говорят,
      Упорно требует подать кинжал и яд.
      Пойди к ней, и от мук ее избавишь разом:
      При имени твоем в ней оживает разум,
      Она глядит на дверь и словно жадно ждет,
      Что в этот самый миг возлюбленный войдет.
      Не медли же, иди. Нет сил смотреть на это!
      Спаси от смерти ту, в которой столько света,
      И нежной прелести, и дивной красоты,
      Чтоб не подумать нам - да человек ли ты?
      Хоть слово ей скажи.
      Тит
      Увы! Что ей скажу я?
      И сам едва живу, и сам едва дышу я!
      ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
      Тит, Антиох, Паулин, Аршак, Рутилий.
      Рутилий
      Властитель! Консулы, трибуны и сенат
      Увидеть цезаря немедленно хотят.
      Они идут к тебе, а позади, у входа,
      Нетерпеливо ждет тебя толпа народа.
      Тит
      Вот знаменье богов! Да укрепит оно
      То сердце, что сейчас так тяжко смущено!
      Паулин
      Да, ты от этого не можешь уклониться.
      Ступай, прими сенат.
      Антиох
      Но ждет тебя царица!
      Паулин
      А здесь империи величие и честь!
      Им оскорбление не можешь ты нанесть.
      Тит
      Не надо лишних слов: свой долг я вижу ясно.
      (Антиоху.)
      Увы, он цезарю повелевает властно.
      Пойди к царице, друг. Потом я свижусь с ней,
      Чтоб снова убедить ее в любви своей.
      ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Аршак.
      Аршак
      О боги, не найти мне моего владыки!
      Так истомился он любовью к Беренике,
      Что весть отрадную теперь уже не ждет,
      Которую ему слуга его несет.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Антиох, Аршак.
      Аршак
      Какой счастливый рок меня с тобою сводит,
      Мой царь!
      Антиох
      Увы! Во мне тоска бесплодно бродит,
      И лишь отчаянье влекло меня сюда.
      Аршак
      Царица собралась в дорогу.
      Антиох
      Что ты?
      Аршак
      Да.
      Сегодня вечером. Ей вдруг обидно стало,
      Что Тит к ее слезам снисходит слишком мало.
      Досада гордая в ней победила гнев.
      Она спешит, чтоб Рим, проведать не успев
      Об участи ее, не мог и насладиться
      Злосчастьем и стыдом отвергнутой царицы,
      А Титу шлет письмо.
      Антиох
      Кто бы подумать мог!
      А Тит?
      Аршак
      В час выбора он ею пренебрег.
      Он окружен толпой. В порыве ликованья
      Народ приветствует все наименованья,
      Которыми сенат властителя почтил.
      Отныне у любви не остается сил
      Порвать столь мощные и славные тенета,
      И власть народного доверья и почета
      Удержит цезаря на доблестном пути,
      А к ней, пожалуй, он не сможет и зайти.
      Антиох
      Да, кажется, Аршак, мне брезжит луч востока.
      Но ведь со мной судьба играет так жестоко,
      И так надеждами обманут я бывал,
      Что, слушая тебя, опять затосковал:
      Ведь, волю дав мечтам хотя бы на мгновенье,
      Судьбы-завистницы могу я вызвать мщенье.
      Но кто там? Это Тит с придворною толпой!
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Тит, Антиох, Аршак.
      Тит
      (к свите)
      Останьтесь. Пусть никто не следует за мной.
      (Антиоху.)
      Мой друг, пора кончать. Увы, неумолимо
      Преследует меня тревога о любимой.
      Хотя мне в этот миг и горше, и больней,
      Готов я совершить все, что угодно ей.
      Пойдем же, Антиох, ты должен сам увидеть,
      Смогу ли я свою владычицу обидеть.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Антиох, Аршак.
      Антиох
      Вот счастье, что сейчас ты мне, Аршак, принес,
      Вот исполнение моих любовных грез!
      Распался ли союз, для римлян беззаконный?
      Решился ли отъезд царицы оскорбленной?
      Что я свершил? Зачем богами и судьбой
      Назначен мне удел мучительный такой?
      Покоя - ни на миг: сменяет страх тоскливый
      Надежда кроткая, надежду - гнев ревнивый.
      О Береника! Тит! Безжалостным богам
      Отныне над собой смеяться я не дам.
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      Тит, Береника, Фойника.
      Береника
      Зачем ты здесь опять? Излишняя досада.
      Я еду все равно, и новых встреч не надо.
      Ни слова. Ран моих, прошу, не береди.
      Ты этого хотел. Довольно. Уходи.
      Тит
      Но все же выслушай!
      Береника
      Нет. Поздно.
      Тит
      Но, царица,
      Дозволь хоть слово.
      Береника
      Нет.
      Тит
      О, как душа томится!
      Зачем внезапно так отъезд назначен твой?
      Береника
      Ты на день отложил прощание со мной,
      Но незачем мне ждать до завтра и терзаться.
      Я еду тотчас же.
      Тит
      Останься.
      Береника
      Что? Остаться?
      И слушать, как народ все громче, все смелей
      Глумится надо мной и над бедой моей?
      Твой Рим злорадствует, - ты слышишь эти клики?
      Что слезы - вот удел несчастной Береники.
      Но что я сделала? Чем досадила им?
      Лишь тем, увы, что ты без меры мной любим.
      Тит
      Считаться ли тебе с толпою безрассудной?
      Береника
      Здесь все меня язвит. Смотри: дышать мне трудно.
      Моя любовь цвела средь этих гордых зал.
      Роскошный наш покой, который ты убрал
      Внимательно, с такой заботою влюбленной,
      Узор орнамента, из двух имен сплетенный,
      Все - мука горькая и соль для свежих ран,
      Невыносимый мне, безжалостный обман.
      Фойника, нам пора.
      Тит
      Как ты несправедлива!
      Береника
      Иди же, выступай в сенате горделиво.
      Твою жестокость он приветствовал сейчас.
      Обрадовал тебя старейшин римских глас?
      Вполне доволен ты своею славой новой?
      Забыть меня навек даешь обет суровый?
      Но мало этого твоей родной стране:
      Ты, верно, обещал и ненависть ко мне?
      Тит
      Проклясть любимую, не помнить о любимой
      Такого обещать не стал бы я и Риму.
      Твой гнев поистине в неподходящий миг
      Мне в сердце помыслом отравленным проник!
      Ты пять последних лет могла ль предать забвенью?
      Припомни все часы, припомни все мгновенья
      Признаний пламенных, взволнованных речей
      И знай, у нас с тобой сегодня день из дней.
      Ведь никогда еще, клянусь душою верной,
      Я не любил тебя так нежно, так безмерно.
      И никогда...
      Береника
      Твердишь ты это в сотый раз,
      Однако еду я - и это твой приказ! {33}
      Ужель в отчаянье тебе милей я стала?
      Иль ты считал, что слез лила я слишком мало?
      К чему теперь, скажи, признания твои?
      Жестокий, лучше б был ты сдержанней в любви
      И памяти моей не пробуждал влюбленной,
      И дал бы мне уйти, навеки убежденной,
      Что в мыслях ты меня изгнал уже давно,
      И здесь я или нет - отныне все равно.
      Тит читает какое-то письмо.
      До срока ты нашел написанное мною,
      Читай же, я хочу лишь одного покоя,
      Читай, но мне к дверям не преграждай пути.
      Тит
      Нет, нет, теперь-то я не дам тебе уйти!
      Отъездом ты меня вводила в заблужденье.
      Ты хочешь умереть, и станет скорбной тенью
      Все то прекрасное, что я любил всегда!
      Но где же Антиох? Скорей его сюда!
      Береника падает в кресло.
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      Тит, Береника.
      Тит
      Услышь, владычица, одно мое признанье.
      Когда увидел я, что близко расставанье,
      Что долга волею придется мне, скорбя,
      Бороться и страдать и потерять тебя;
      Когда предстали мне все близкие угрозы:
      Мое отчаянье, твои укоры, слезы,
      Готовил душу я, приняв судьбы запрет,
      К последней горечи, которой горше нет.
      Но все предчувствия, все страхи побледнели
      Пред тем, что вытерпеть пришлось на самом деле.
      Я так надеялся, что тверже будет Тит,
      И стыдно думать мне, что он, увы, дрожит.
      Я только что, лицом к лицу с надменным Римом,
      Внимал приветствиям в смятенье нестерпимом
      И слов не понимал. Хвалителям моим
      Ответил я, увы, молчаньем ледяным.
      Для них судьба твоя осталась неизвестна,
      И сам я спрашивал себя, - признаюсь честно,
      Да впрямь ли римлянин, да впрямь ли цезарь я?
      Я шел к тебе, в душе сомнения тая.
      Любовь меня влекла. Я уповал, быть может,
      Что здесь мне свет ее найти себя поможет,
      Но смерть в очах твоих - вот что явилось мне,
      И смерти ищешь ты в далекой стороне.
      Довольно. Ничего душа не одолела,
      И ныне боль ее - у самого предела.
      Да, пережито все. Но здесь мой дух найдет
      В последней крайности спасительный исход.
      Не жди, чтоб я, устав от стольких испытаний,
      Счел наш с тобой союз спасеньем от страданий:
      И в этой крайности по-прежнему жесток
      Путями доблести меня ведущий рок.
      По-прежнему он мне твердит неумолимо,
      Что власть и брак с тобой - увы! - несовместимы,
      Что именно теперь все сделанное мной
      Не позволяет мне тебя назвать женой.
      Я также не смогу сказать тебе, что сброшу {34}
      С себя державную торжественную ношу
      И следом за тобой, счастливый раб любви,
      Отправлюсь в дальние владения твои.
      Ты, верно, стала бы тогда сама стыдиться,
      Что приведен тобой, прекрасная царица,
      Воитель без полков и цезарь без венца,
      Достойный своего бесславного конца.
      Но ведомо тебе: есть способы иные
      Достойно прекратить терзанья роковые.
      Есть эти выходы - мне подсказали их
      Немало доблестных сородичей моих.
      В самом избытке бед, в безмерности страданья
      Могли они найти прямое указанье,
      Что если злобный рок отрезал все пути,
      Есть право перед ним склониться и уйти.
      И если должен я всего страшиться, зная,
      Что смерти ищешь ты всечасно, дорогая,
      И если мой удел твоей кончины ждать,
      И если клятву жить мне ты не хочешь дать,
      То знай: теперь тебя иная ждет утрата,
      Решимостью на все душа моя объята,
      И, может быть, я кровь постылую свою
      В прощанья горький миг у ног твоих пролью.
      Береника
      О горе!
      Тит
      Верь, не зря веду я речи эти.
      За жизнь мою и смерть теперь лишь ты в ответе.
      И если все-таки я дорог был тебе...
      ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
      Тит, Береника, Антиох.
      Тит
      Входи и будь мне, друг, помощником в борьбе.
      Входи и убедись, что слаб я безнадежно,
      Что вправду я люблю так преданно, так нежно,
      И стань судьей.
      Антиох
      Зачем? Я знаю вас вполне.
      Но кое-что узнай теперь и обо мне.
      Ты оказал мне честь своим расположеньем.
      Клянусь, ни для кого не будет под сомненьем,
      Что преданнее всех тебе я быть хотел
      И крови для тебя своей не пожалел.
      Мне о любви к тебе царица все сказала;
      Не стал скрывать и ты, как страсть тебя связала.
      Пусть, если лгу, меня царица уличит:
      Я ей всегда тебя хвалил и славил, Тит,
      Любовью верною платя тебе за дружбу.
      Ты тоже оценил и преданность и службу.
      Так вот, поверишь ли, когда признаюсь вдруг:
      Соперником твоим был этот лучший друг?
      Тит
      Соперником?
      Антиох
      Увы! Пора во всем открыться.
      Я страстно обожал прекрасную царицу,
      И победить любовь мне не хватило сил.
      Она была твоей, и я молчать решил.
      Когда казалось всем, что вы должны расстаться,
      Надежда слабая мне стала загораться,
      Но слезы хлынули из омраченных глаз,
      Сказали правду мне - и этот свет погас.
      Я за тобой пошел и сам привел к любимой.
      Вы вместе. А моя беда непоправима.
      Я знал: уступишь ты, тоскуя и любя.
      И вот в последний раз проверил я себя,
      Все мужество свое и разум призывая,
      И понял до конца: горит, не угасая,
      Во мне любовь. Увы! Еще сильней она.
      Чтоб узел разрубить, иная мощь нужна
      Непререкаемой необоримой смерти.
      Все сказано теперь. Все решено, поверьте.
      Да, я, владычица, к тебе привел его.
      И рад, что сделал так. Не жаль мне ничего.
      Пусть боги вышние благой своею властью
      И мир даруют вам, и всяческое счастье!
      А если гнев богов еще не утолен,
      Бессмертных я молю: пускай настигнет он
      Меня, идущего к своей бесславной тризне,
      И да минует вас в цветущей вашей жизни.
      Береника
      (вставая)
      Нет, нет! Умолкните! О Антиох! О Тит!
      Величье ваших душ меня повергло в стыд.
      На вас ли погляжу, себя ли вопрошаю
      Везде отчаянья угрюмый лик встречаю.
      Отречься от себя любой из нас готов.
      Смятенье, кровь и смерть - других не слышу слов.
      (Титу.)
      Ты знаешь, я могу поклясться, не лукавя,
      Что и не грезила о цезарской державе,
      Что пурпур твой, венец и весь великий Рим
      Соблазном не были желаниям моим.
      Но я любила, друг, хотела быть любимой,
      И думать было мне сегодня нестерпимо,
      Что ради славы ты забыл свою любовь.
      Но нет, любовь жива, в нее я верю вновь.
      Ты горько мучился, ты плакал предо мною.
      Не надо так страдать - я этого не стою,
      Не стоит наша страсть взаимная того,
      Чтоб мир, который чтит тебя как божество
      И ждет от цезаря великого свершенья,
      Из-за нее, увы, лишился утешенья.
      Препятствий не страшась, презрев молву и свет,
      Тебя неистово любила я пять лет.
      Пусть этот миг, что нас, злосчастных, разлучает,
      Мое последнее усилье увенчает:
      Я соглашаюсь жить, исполнив твой приказ.
      Прощай и царствуй, друг. Не будет встреч у нас.
      (Антиоху.)
      Царь Антиох, разрыв со всем, что мной любимо,
      Приму я не затем, чтоб далеко от Рима
      Внимать словам другой, ненужной мне любви.
      Возьми же с нас пример достойный и живи.
      Тит, сохранив любовь, расстался с Береникой,
      Я от него бегу в любви своей великой.
      Прощай. Нам не идти с тобой одним путем,
      Но в летописях мы останемся втроем
      Печальной памятью о страсти самой нежной,
      И самой пламенной, и самой безнадежной.
      Пора. Иду к своим. Меня заждались там.
      (Титу.)
      В последний раз прощай, мой цезарь.
      Антиох
      Горе нам!
      ПРИМЕЧАНИЯ
      При подготовке настоящей книги было использовано наиболее авторитетное в текстологическом и научном отношении издание сочинений Расина: Oeuvres de Jean Racine. Ed. par P. Mesnard. Paris, 1865-1873. (Les grands ecrivains de la France).
      Редакционные переводы иностранных слов и выражений даются в тексте под строкой с указанием в скобках языка, с которого производился перевод. Остальные подстрочные примечания принадлежат Расину.
      БЕРЕНИКА
      Пьеса была впервые представлена в Бургундском отеле 21 ноября 1670 г. Ровно через неделю труппа Мольера поставила "героическую комедию" Корнеля "Тит и Береника". Уже первые биографы обоих драматургов, Луи Расин и племянник Корнеля Бернар де Фонтенель, сообщают, что пьесы были заказаны авторам Генриеттой Английской, невесткой короля, пожелавшей отразить в этом сюжете историю своей неудачной любви к Людовику XIV, однако не успевшей увидеть их на сцене (Генриетта умерла летом 1670 г.). Позднейшая критика поставила под сомнение эту легенду, выдвинув иную, сходную версию: полагали, что выбор сюжета мог быть подсказан историей юношеской любви короля к племяннице кардинала Мазарини Марии Манчини, с которой Генриетта Английская была дружна с детства. Комментаторы обычно опираются при этом на два стиха из трагедии (IV, 5 и V, 5), почти дословно совпадающие с прощальными словами Марии Манчини, вынужденной по приказу Мазарини покинуть двор (см. примеч. 29 и 33). Однако ни это текстуальное совпадение, ни сходство сюжетной ситуации (впрочем, достаточно типичной для царствующих особ), ни одновременное обращение двух драматургов к одному сюжету не могут служить достоверным доказательством этой биографической легенды. Сюжеты из римской истории были чрезвычайно популярны у драматургов эпохи классицизма и по многу раз обрабатывались разными авторами. В творческой биографии Расина трижды имели место постановки конкурирующих с его трагедиями пьес на те же сюжеты (кроме "Береники" "Ифигевия" и "Федра"). Независимо от фактической истории замысла и создания "Береники", которая остается поныне не проясненной до конца, для нас существенно прямое столкновение восходящего гения Расина с Корнелем - на этот раз на одном и том же сюжетном материале.
      Хотя пьеса Расина имела несравненно больший успех, она не избежала критики (отчасти исходившей из лагеря сторонников Корнеля). На одно из таких критических выступлений - брошюру аббата де Виллара - Расин, по своему обыкновению, полемически откликнулся в предисловии.
      Первое издание трагедии вышло в 1671 г.
      Источником трагедии послужило жизнеописание императора Тита в книге римского историка Гая Светония Транквила "Жизнь двенадцати цезарей" (ок. 120 г. н. э.).
      Посвящение содержалось в отдельном издании трагедии. В прижизненных собраниях пьес Расина отсутствует.