Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тринадцатая свеча. Мой визит на Венеру

ModernLib.Net / Эзотерика / Рампа Лобсанг / Тринадцатая свеча. Мой визит на Венеру - Чтение (стр. 2)
Автор: Рампа Лобсанг
Жанр: Эзотерика

 

 


Медленно, все еще пребывая во власти сна, Тимон поднялся на непослушные ноги и закутался в свою нехитрую одежонку. Скрежещущий звук участился, потом снова замедлился и приобрел монотонный ритм, от которого кровь стыла в жилах. Тимон подошел к бесформенной куче, у которой, скорчившись, сидела его мать. Испуганно уставившись на лицо отца, которому неверный свет масляной лампы придавал еще более пугающий вид, он ощутил парализующий ужас. Отец посинел и выглядел застывшим и холодным. Он посинел от сердечного приступа. У него появились признаки трупного окоченения, хотя он все еще был жив.

– Тимон! – торопила мать. – Ты должен сходить за ламой, иначе твой отец умрет, ему некому будет помочь. Скорей! Скорей!

Тимон стремглав бросился к двери. Звезды мерцали холодным ярким светом в той особой темноте, какая обычно наступает перед рассветом, в час, когда Человек наиболее подвержен ошибкам и поражениям. Колючий ветер запутался в клубах тумана, спускавшегося с гор, он кружил над землей, перекатывая мелкие камешки и вздымая облака пыли.

Мальчик, которому не было и десяти лет, остановился, дрожа от холода и всматриваясь в темноту, едва тронутую светом далеких звезд. Луны не было, она была в другой фазе. Горы вздымались плотной темной стеной, и только по слабому пурпурному мерцанию можно было догадаться, где начиналось небо. Там, где грязно-пурпурное пятно с неясными очертаниями касалось тускло поблескивающей реки, мерцал дрожащий желтый огонек, казавшийся ярким на фоне всепоглощающей темноты. Мальчик пустился бегом, он бежал, прыгал, перелезал через валуны, объятый единственным желанием – скорее добраться до святилища, где горел этот свет. Острые камни безжалостно вонзались в его босые ноги. Круглая галька, возможно оставшаяся с тех доисторических времен, когда здесь плескалось древнее море, предательски уходила из-под ног. Огромные валуны пугающе маячили в предрассветной мгле и до крови сдирали кожу, когда он нечаянно ударялся о них в быстром, подстегиваемом страхом беге.

Вдали маячил слабый свет. Ребенок оставил умирающего отца, рядом с которым не было ламы, чтобы направлять неверные шаги его души. Мальчик спешил изо всех сил. Его прерывистое дыхание нарушало тишину и покой горного воздуха. Вскоре он почувствовал острую боль в боку, преследующую тех, кто плохо рассчитывает силы в беге. Эта боль донимала его всю жизнь. Задыхаясь от тошноты и всхлипывая в бесплодных попытках вдохнуть побольше воздуха, ребенок был вынужден замедлить бег и перейти сначала на быстрый шаг, а потом и вовсе заковылять.

Свет мерцал вдали, словно маяк надежды в океане безнадежности. Что же теперь с ними будет? – думал он. Как они будут жить? Что будут есть? Кто будет заботиться о них, кто защитит? Его сердце билось в бешеном ритме, он даже испугался, что оно может выскочить из высоко вздымавшейся грудной клетки. Пот лил градом, быстро остывая в холодном предрассветном воздухе. Его жалкая одежонка измялась, сморщилась, едва защищая от натиска стихий. Они были бедны, отчаянно бедны, а теперь, похоже, станут еще беднее с потерей отца-кормильца.

А свет по-прежнему маячил впереди – прибежище в океане страха. Мерцал, вспыхивал, гас и снова возгорался, словно напоминая одинокому мальчику о том, что жизнь его отца угасала, чтобы вновь вспыхнуть ярким светом за пределами этого сурового мира. Он снова побежал изо всех сил, прижав локти к бокам, широко открыв рот, напрягая каждый мускул, чтобы не потерять драгоценных мгновений.

Свет стал ярче, словно звезда, зовущая отдохнуть. Рядом с ним текла Счастливая Река. Она лепетала, играя камешками, которые смыла с горных высот, где брала свое начало. Река тускло поблескивала серебром в таинственном сиянии звезд. Мальчик уже мог различить впереди смутные очертания маленького ламаистского монастыря, приютившегося между рекой и горным склоном.

Он засмотрелся на свет и на реку, чуть ослабил внимание и – подвернул лодыжку. Его швырнуло на землю, он ободрал руки, колени, лицо. Рыдая от боли и отчаяния, он с трудом поднялся на ноги и, прихрамывая, побрел дальше.

Вдруг прямо перед ним вырос какой-то силуэт.

– Кто это бродит у наших стен? – спросил низкий старческий голос. – И что привело тебя к нам в такой час?

Сквозь опухшие от слез веки Тимон разглядел стоявшего перед ним монаха.

– О! Да ты поранился! Пойдем, я посмотрю, что с тобой случилось, – не умолкал голос.

Старик медленно повернулся и направился в свой крохотный монастырь. Тимон остановился, ослепленный внезапным светом маленькой масляной лампы – действительно ярким по сравнению с окружающей темнотой.

Воздух казался густым от благовоний. Какие-то мгновения Тимон не мог вымолвить ни слова, но, наконец собравшись с силами, объяснил, зачем пришел:

– Мой отец умирает, и мама послала меня за вами, чтобы вы помогли ему в путешествии. Он УМИРАЕТ!

Бедный мальчик упал на пол, отчаянно рыдая и закрывая лицо руками. Шаркающей походкой старый монах вышел в другую комнату, и вскоре оттуда донесся его громкий шепот. Тимон сидел на полу, исступленно рыдая от страха и жалости к себе. Через минуту он услышал другой голос:

– Сынок! Сынок! О, да это юный Тимон. Я тебя знаю, мальчик мой. Тимон почтительно поклонился, с трудом поднялся на ноги и вытер глаза краем одежды, размазав дорожную грязь по мокрому от слез лицу.

– Ну, рассказывай, мой мальчик, – сказал Лама, а это был именно он. Тимон его узнал. Когда он снова повторил свою историю, Лама сказал:

– Пойдем, мы поедем вместе. Я одолжу тебе пони. Но сначала выпей чаю и поешь немного тсампы. Ты, наверное, проголодался, а день будет длинным и утомительным.

Старый монах принес еду, и Тимон сел на пол, чтобы подкрепиться, пока Лама будет заниматься приготовлениями. За окном послышался стук копыт, и Лама вернулся в комнату.

– Готов? Хорошо, тогда поехали. – И он вышел, предоставив Тимону следовать за собой.

Теперь над далекими горами, обрамлявшими долину Лхасы, появились первые бледные лучи, возвещавшие рождение нового дня. Внезапно вспышка света прорвалась сквозь проем в высоких горах и на мгновение коснулась родительского дома Тимона, стоявшего далеко внизу на дороге.

– Даже день умирает, мой мальчик, – сказал Лама, – но через несколько часов он рождается новым днем. И так происходит со всеми живыми существами.

Пони беспокойно топтались у двери под ненадежным присмотром прислужника, который был едва ли старше Тимона.

– Нам придется ехать на этих, – прошептал юный прислужник Тимону, – если он не захочет останавливаться, закрой ему глаза руками. А если, – добавил он мрачно, – и это не поможет, тогда спрыгивай на ходу.

Лама быстро сел в седло. Юный прислужник помог сесть Тимону, а потом, превозмогая страх, взобрался в седло сам и поехал вслед за двумя другими лошадками, которые уже исчезли в темноте, все еще окутывавшей землю.

Золотые лучи взметнулись в небо над горными вершинами, когда на востоке показалось солнце. Замерзшая влага в неподвижном воздухе вспыхнула мириадами огней всех цветов и оттенков, словно ледяная призма. По земле побежали гигантские тени, ночь отступала перед неумолимо приближавшимся днем. Три одиноких путешественника, словно песчинки, затерянные в безбрежности выжженной земли, ехали по заваленной камнями местности, уже без особого труда минуя обвалы и трещины при свете наступающего утра.

Вскоре неподалеку от затерянного среди валунов домика они увидели одинокий силуэт. Прикрывая глаза рукой, женщина напряженно глядела на дорогу в мучительном и, ей казалось, бесконечном ожидании помощи. Всадники продолжали свой путь, осторожно минуя обломки скал.

– Молодец, мой мальчик, я и не знаю, как тебе удалось пробраться тут в темноте, – обратился Лама к Тимону. – Наверное, это было нелегкое путешествие.

Но бедняга Тимон был слишком испуган и ужасно устал, он даже не мог ответить. Он дремал, ритмично покачиваясь в седле. Кавалькада продолжала свой путь в молчании.

Женщина стояла у двери, заломив руки и смущенно кивая головой в знак уважения. Лама спрыгнул с пони и подошел к потемневшей от горя женщине. Юный прислужник сполз с коня и хотел помочь Тимону, но было уже поздно – мальчик соскочил сам, как только животное остановилось.

– Святой Лама, – произнесла женщина дрожащим голосом, – мой муж уже почти отошел, я старалась не дать ему забыться и так боялась, что вы приедете слишком поздно. О! Что же с нами будет?

– Пойдемте, где он? – Лама последовал за женщиной в дом.

Внутри было еще совсем темно. Куски промасленной ткани закрывали дыры в стенах. Здесь не было стекла, и вместо него использовали густо промасленную ткань, привезенную из далекой Индии. Она имела довольно странный цвет и совершенно особый, ни на что не похожий запах высыхающего масла, щедро перемешанного с сажей от постоянно коптящей масляной лампы.

Полом служила плотно утрамбованная земля, стены были сложены из больших камней, кое-как подогнанных друг к другу, а щели между ними замазаны навозом яка. В центре комнаты горел небольшой огонь, топливом для которого служил тот же навоз яка, дым подымался вверх и какая-то его часть выходила через отверстие в крыше, предназначенное для этой цели.

У противоположной стены лежала груда чего-то, на первый взгляд ее можно было принять за сваленные в кучу тряпки, но вскоре иллюзию разрушили звуки, исходившие из этой кучи. Резкие судорожные хрипы человека, пытавшегося удержать дыхание в теле, звуки, говорившие о том, что человек находится при последнем издыхании. Лама подошел к стене и стал всматриваться в царящий в комнате мрак. На полу лежал пожилой худой человек. Тяготы жизни наложили на него свою печать. Этот человек всю свою жизнь прожил в соответствии с верованиями предков, так ни разу и не удосужившись задуматься над чем-нибудь самостоятельно.

И вот теперь он лежал здесь, тяжело дыша, его лицо посинело от недостатка кислорода. Жизнь оставляла его, но он изо всех сил пытался сохранить остатки замутненного сознания, потому что, согласно его верованиям, путешествие в мир иной будет легче, если на помощь ему придет обученный Лама.

Он взглянул вверх, и на его помертвевшем лице появилось некое подобие – легкая тень – удовольствия от сознания того, что Лама уже здесь.

Лама присел возле умирающего и положил руки ему на виски, шепча слова утешения. За его спиной юный прислужник быстро доставал из сумки сосуды для благовоний и сами благовония. Затем он достал из мешочка трут, кремень и кресало, умело высек искру на трут и раздул пламя, чтобы в любой момент можно было зажечь благовония, когда наступит необходимость это сделать. Он с презрением относился к более легкому методу зажигания благовоний. Нет, он не станет прикасаться ими к огню оплывшей масляной лампы, это свидетельствовало бы о бездумном отношении к благовониям и неуважении к ритуалу. Он зажжет благовония традиционным методом, ведь он, честолюбивый молодой человек, и сам надеялся когда-нибудь стать ламой.

Лама, сидевший на полу у постели умирающего, кивнул прислужнику, и тот зажег первую палочку благовоний. Огонь лизнул кончик палочки, но когда он разгорелся, мальчик потушил его, и палочка задымилась. Лама переместил руки на голову больного и произнес: «О дух, собирающийся покинуть свой сосуд из плоти, мы зажигаем первую благовонную палочку, чтобы привлечь твое внимание, чтобы в пути у тебя было руководство, чтобы тебе было легче миновать опасности, которые рисует тебе твое воображение».

На лице у умирающего появилось странное выражение покоя и умиротворения. Теперь оно было покрыто потом, блестящей влагой, предсмертной испариной. Лама крепко обхватил его голову руками и незаметно кивнул прислужнику. Юноша снова наклонился и зажег вторую благовонную палочку, снова погасил огонь, и от второй палочки поднялась тоненькая струйка дыма.

– О дух, собирающийся отбыть в Высшую Реальность, Истинную Жизнь, которая выше этой жизни, время твоего освобождения настало. Приготовься неуклонно удерживать свое внимание на моих словах, даже когда покинешь земное тело, ибо у меня есть много чего тебе сказать. Будь внимателен.

Лама снова наклонился и положил руки с переплетенными пальцами на темя умирающего. Затрудненное дыхание того было очень неровным и хриплым. Грудь высоко вздымалась и опадала. Внезапно он резко и коротко вздохнул, почти кашлянул, и его тело стало изгибаться дугой, пока не застыло в воздухе, опираясь только на затылок и пятки. Этот лук из костей и плоти застыл на мгновенье, которое могло показаться вечностью. Потом внезапно тело сильно дернулось вверх, так что даже оторвалось от земли на дюйм или два, и рухнуло вниз, осев, как небрежно брошенный полупустой мешок с пшеницей. Последний глоток воздуха с хрипом покинул легкие, по телу пробежала судорога, и оно застыло в неподвижности, но изнутри продолжали доноситься звуки, бульканье жидкостей, урчание органов, похрустывание суставов.

Лама вновь кивнул прислужнику. Тот был настороже и сразу же зажег третью благовонную палочку. Еще одна струйка дыма, извиваясь, устремилась к потолку.

– Дух, ныне освобожденный из подверженного страданиям тела, будь внимателен, прежде чем ты отправишься в путешествие, будь внимателен, ибо из-за твоих ложных знаний и пустого воображения ты расставил себе ловушки, которые будут препятствовать тебе и осложнять твое путешествие. Будь внимателен, ибо я опишу тебе шаги, которые ты должен совершить, и путь, по которому ты должен следовать. Будь внимателен.

А за окнами маленькой комнаты уже просыпался утренний ветерок, потому что скупое тепло первых солнечных лучей, перебравшихся через горы, потревожило холод долгой ночи. Потоки едва прогретого воздуха подымали с холодной земли клубы пыли; они кружили и с шуршанием бились о промасленную ткань окон до тех пор, пока бедной женщине, стоявшей у двери, не стало казаться, что это скребутся демоны, пытаясь завладеть ее умершим мужем.

Ее поразила огромность происходящего. Она только что была замужем за живым человеком, который годами ее обеспечивал, придавал ее жизни надежность, защищал, а в следующий миг он был уже мертв, мертв! И его мертвое тело лежало на земляном полу их комнаты. Она думала о том, что же теперь с ней будет. Теперь у нее не было никого, кроме сына, но он еще слишком мал, чтобы работать и зарабатывать деньги, а она страдала от недуга, который иногда поражает женщин, если им некому оказать помощь при родах. Она еле ходила с тех пор, как у нее родился сын. Лама встал на колени у тела, закрыл мертвецу глаза и положил на веки по камешку, чтобы они не открылись. Он подвязал подбородок, затянув узел на макушке и зафиксировав таким образом нижнюю челюсть, чтобы рот оставался закрытым. Затем по его знаку прислужник зажег четвертую палочку. Теперь в камине горело четыре ароматические палочки, их дымок поднимался к потолку почти прямыми линиями, которые, казалось, были нарисованы серо-голубым мелом, такими они были ровными и неподвижными в душной комнате, куда не мог пробраться сквозняк. Лама снова заговорил.

– О дух, покинувший тело, лежащее перед нами, четвертая палочка была зажжена, чтобы привлечь твое внимание и удержать тебя здесь, пока я буду говорить, пока не расскажу тебе о том, что ты встретишь на своем пути. О дух, отправляющийся в странствие, запомни мои слова, чтобы они вели тебя в твоем путешествии.

Лама с грустью посмотрел на тело и подумал о том обучении, которое он прошел. Он владел телепатией, яснослышанием, мог видеть ауру человеческого тела, это странное, цветное, такое многоцветное пламя, которое дрожало и извивалось вокруг живого тела. Теперь, глядя на труп, он видел, что пламя почти угасло. Вместо всех цветов радуги, и даже больше, оно стало серовато-голубым облачком и продолжало темнеть. Не выходя из тела полностью, это серо-голубое облачко устремлялось вверх и застыло на высоте около двух футов над телом. Внутри него происходило активное движение, бешеное движение, оно было похоже на мириады мечущихся светлячков, светлячков, обученных, как солдаты, пытающихся найти предписанные им места. Крохотные частички света двигались, кружились, переплетались, и вскоре перед глазами у Ламы, перед его Третьим Глазом, появилась копия тела, но это был живой человек – и молодой. Он был еще прозрачный и парил обнаженным на высоте двух футов над телом. Он слегка приподнимался и снова опускался с амплитудой в 2-3 дюйма. Он взмывал вверх и падал, снова занимал прежнее положение, снова падал и взлетал, и с каждым разом детали проявлялись все четче, газообразное тело постепенно наполнялось, обретало субстанцию.

Лама сидел и ждал, серо-голубое свечение вокруг мертвого тела тускнело, а разноцветный свет, из которого состояло тело вверху, становился все ярче, вещественней, живее. Наконец призрачное тело внезапно выросло, вернулось и приняло положение головой вверх и вниз ногами. Очень тонкая нить соединяла мертвую плоть с вышедшим из нее живым духом. Теперь дух полностью приобрел очертания и жил независимо от еще недавно принадлежащего ему тела. Комната быстро наполнялась запахом смерти, странным, пряным духом начавшего разлагаться тела, неприятным запахом, щекотавшим ноздри глубоко вверху, почти на уровне глаз.

Юный прислужник, сидевший у подставки с благовонными палочками, осторожно поднялся на ноги и пошел к открытой двери. Церемонно поклонившись новоиспеченной вдове и ее сыну Тимону, он вежливо выпроводил их из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Прислонившись к двери спиной, он пробормотал: «Фу!… Ну и духота!» Он осторожно приподнял край промасленной ткани, защищающей оконный проем, чтобы проветрить комнату. В комнату влетел целый поток наметенного ветром песка. Мальчик стал кашлять и отплевываться.

– Закрой окно! – сказал Лама, сдерживая ярость.

Прищурив глаза, прислужник потянулся к трепыхавшейся на ветру ткани и снова приладил ее к раме.

«Ну что ж, хоть удалось глотнуть свежего воздуха, и то лучше, чем эта вонь!» – подумал он, возвращаясь на место и снова садясь перед четырьмя горевшими ароматическими палочками.

Тело неподвижно лежало на полу. Из него доносились звуки растекающихся жидкостей, урчание и стоны органов, которые покидала жизнь, – ведь тело умирает не сразу, а постепенно, орган за органом. Сначала умирают высшие центры мозга, а потом в определенном порядке прочие органы, окончательно лишившись руководства мозга, перестают функционировать, прекращают выделять секреции, отмирает вещество, необходимое для поддержания действия сложного механизма под названием тело.

Уходя, жизнь покидает пределы тела и собирается вовне, скопляясь в аморфную массу над телом. Она находится поблизости из-за магнетического притяжения, которое существует до тех пор, пока в теле теплится хоть какая-то жизнь, пока не иссякнет поток частичек жизни, покидающих своего прежнего хозяина. По мере того как все больше органов теряет жизненную силу, размытая форма, парящая над телом из плоти, приобретает все большую с ним схожесть. И наконец, когда сходство становится полным, магнетическое притяжение прекращается, и «духовное тело» устремляется в следующее путешествие.

Дух приобрел форму и держался над мертвым телом только на едва заметной нити. Дух парил, но чувствовал себя растерянно и испытывал страх. Рождение в жизнь на Земле – опыт травматический. Это значило умереть для другой формы существования. Смерть на Земле означает еще одно рождение духа в другом мире, в мире духовном, или одном из них. Форма парила в воздухе, то подымаясь вверх, то опускаясь вниз, и ждала инструкций от Ламы, который всю свою жизнь посвятил помощи тем, кто покидает Землю.

Лама внимательно наблюдал телепатическими органами чувств за только что освободившимся духом и его Третьим Глазом, чтобы оценить его возможности и хорошо рассмотреть форму. Наконец он нарушил тишину, телепатически передав указание.

– О только что освобожденный дух, – проговорил Лама, – слушай внимательно мои мысли, они облегчат тебе переход. Внемли моим наставлениям, я даю их тебе, чтобы путь твой был нетруден, ибо миллионы уже прошли этим путем до тебя и многие миллионы пройдут после.

Парящая сущность, совсем недавно бывшая живым человеком Земли, слегка шевельнулась. Она подернулась легкой дымкой тусклого зеленоватого оттенка. По всей ее длине пробежала легкая рябь; потом она снова затихла. Уже ощущалось, хотя пока еще смутно, что сущность была на грани пробуждения из коматозного состояния перехода от смерти на Земле к жизни в духовных сферах.

Лама наблюдал, изучал, оценивал. Наконец он заговорил телепатически, снова повторяя:

– О дух, только что освободившийся от уз плоти, слушай меня. Зажжена пятая ароматическая палочка, чтобы собрать твое рассеянное внимание и помочь тебе в пути.

Юный прислужник погрузился в размышления о том, как бы выбраться отсюда и пойти поиграть. Погода была идеальной для запуска змея. Другие гуляют, а он вынужден сидеть здесь. Ну почему так, почему именно он… Очнувшись, мальчик быстро зажег ароматическую палочку и так сильно дунул на язычок пламени, что тот, вместо того чтобы потухнуть, разгорелся еще ярче.

Дымок стал подыматься вверх, сплетал причудливые узоры вокруг мягко покачивающейся в воздухе над мертвым телом духовной сущности. Прислужник вновь погрузился в размышления о проблемах запуска змея. Если бечевку привязать немного ближе к хвосту, думал он, это придаст больший угол воздействию ветра, и змей будет подниматься быстрее. Но с другой стороны… Его размышления вновь были прерваны словами Ламы.

– О освобожденный дух, – нараспев произносил тот, – твоя душа должна быть бдительной. Слишком долго ты пребывал в плену у суеверий, свойственных несведущему. Я дам тебе знание. Шестая палочка зажжена, чтобы принести тебе знание, ибо ты сам должен обладать знанием, прежде чем отправишься в свое путешествие.

Прислужник лихорадочно шарил впотьмах по земляному полу, пытаясь отыскать палочку, которую случайно уронил. У него вырвались слова, каким не обучают в ламаистских монастырях, когда его быстро скользящие пальцы наткнулись на тлеющий трут, но рядом с трутом лежала и незажженная палочка. Он быстро зажег ее и укрепил на подставке.

Лама бросил в его сторону неодобрительный взгляд и продолжал давать наставления отбывающему духу.

– Твоя жизнь, от колыбели до могилы, опутана суевериями и ложными страхами. Так знай, что большинство твоих верований не имеет никаких оснований. Знай, что большинство демонов, преследования которых ты боишься, являются только плодом твоего воображения. Седьмая палочка зажжена, чтобы удержать тебя здесь, дать тебе возможность выслушать необходимые наставления и подготовиться к предстоящему путешествию.

Прислужник был готов, палочка зажжена и пламя потушено, дымок заструился к потолку, а Лама продолжал увещевать и наставлять.

– Мы – лишь марионетки в руках Всевышнего, помещенные на Землю для того, чтобы он мог испытать, что происходит на Земле. Мы только смутно осознаем наше бессмертие – право, полученное при рождении, нашу принадлежность к вечности, и поскольку ощущения наши туманны, мы воображаем, мы боимся и мы умираем.

Он умолк и стал наблюдать за похожей на облако фигурой. Он наблюдал и наконец увидел медленное пробуждение, оживание сознания. Почувствовал панику, неуверенность, ощутил всю степень ужасного шока, который переживал тот, кого оторвали от привычных для него мест и вещей. Почувствовал и понял.

Духовная форма закачалась. Лама снова заговорил:

– Говори со мной в мыслях. Я услышу твои мысли, если тебе удастся справиться с шоком, выйти из ступора. Поверь в то, что ты можешь говорить со мной.

Форма пульсировала и дрожала, по всей ее длине пробегала рябь, и вдруг раздался первый крик напуганной души, похожий на слабый писк птенца, только что вылупившегося из яйца.

– Я заблудился в глуши, – сказала она, – я так боюсь всех этих демонов, которые меня осаждают. Я боюсь тех, кто потащит меня в нижние сферы и станет жечь огнем или морозить холодом на протяжении вечности.

Лама сочувственно закряхтел и сказал:

– Дух зря боится. Слушай меня. Уйми свои беспочвенные страхи и слушай меня. Сосредоточь на мне свое внимание, чтобы я мог вести тебя и дать тебе утешение.

– Я слушаю тебя, святой Лама, – ответил дух, – и последую твоим словам.

Лама кивнул прислужнику и тот схватил еще одну ароматическую палочку.

– О охваченный ужасом Дух, – нараспев произносил Лама, – восьмая ароматическая палочка зажжена, чтобы ты получил руководство на своем пути.

Прислужник торопливо поднес тлеющий трут к палочке и, удовлетворенный результатом своего действия, укрепил ее на подставке, где осталось уже только одно свободное место.

– Человек на земле, – говорил Лама, – это неразумное создание, отданное во власть верований, не соответствующих истине. Человек полон предрассудков и ложных верований. Ты, Дух, боишься окружающих тебя демонов. Но не существует демонов, кроме тех, которые создала твоя мысль. Они растают, словно кольцо дыма на сильном ветру, если ты осознаешь истину. Вокруг тебя всего лишь элементальные, не обладающие разумом формы, которые только отражают твои полные ужаса мысли, как тихая гладь пруда отразила бы твои черты, если бы ты склонился над нею. Эти элементальные сущности не обладают разумом, как мысли пьяного человека. Не бойся, ничто не может причинить тебе вред.

Дух-форма захныкал от ужаса и сказал телепатически:

– Но я ВИЖУ демонов, я вижу бормочущих чудовищ, они протягивают ко мне руки с длинными когтями на пальцах. Они растерзают меня. Я вижу лица тех, кому я причинил зло при жизни, и они пришли требовать возмездия.

Но Лама только поднял руки в жесте благословения и сказал:

– Дух, слушай меня внимательно. Посмотри на самого страшного из твоих воображаемых мучителей. Посмотри на него твердо и мысленно прикажи ему исчезнуть. Визуализируй, как он исчезает, словно кольцо дыма, – и он исчезнет, потому что существует только в твоем возбужденном воображении. А теперь думай, сейчас, я приказываю!

Дух-форма напрягся и задрожал. Он стал переливаться всеми цветами радуги, и вдруг раздался торжествующий телепатический крик:

– ОН исчез, они ушли!

Дух-форма заколыхался, он разбухал и сжимался, снова разбухал и сжимался. Так человек Земли тяжело дышит после большого перенапряжения.

– Не нужно ничего бояться, кроме страха, – сказал Лама. – Если ты не будешь бояться, ничто не сможет причинить тебе зла. Теперь я расскажу тебе, что будет дальше, и ты должен будешь перейти на следующую ступень в своем путешествии к Свету.

Дух-форма засиял какими-то новыми цветами. Теперь он приобрел уверенность и избавился от страха. Он ждал, чтобы узнать о том, что ждет его дальше.

– Настало время, – сказал Лама, – продолжить твое путешествие. Когда я отпущу тебя, ты почувствуешь непреодолимое желание отдаться на волю ветра. Не препятствуй ему. Течение жизни унесет тебя прочь сквозь облака клубящегося тумана. Жуткие лица будут глядеть на тебя из мрака, но не бойся – они исчезнут, когда ты приблизишься к ним. Храни свои мысли в чистоте, и пусть лицо твое будет спокойным. Вскоре ты окажешься на приятном зеленом луге, где почувствуешь радость жизни. К тебе придут доброжелательные помощники и станут приветствовать тебя. Не бойся. Будь сними открыт, ибо здесь ты не сможешь встретить тех, кто мог бы причинить тебе зло.

Дух-форма едва заметно колыхался, слушая наставления Ламы. Лама продолжал:

– Вскоре они проведут тебя в Зал Памяти, место, где хранятся все знания мира, где сохраняются все поступки, хорошие или дурные, совершенные каждым человеком. Ты войдешь в Зал Памяти – и только ты увидишь свою жизнь такой, какой она была и какой ей следовало быть. Ты и только ты будешь судить об успехах или неудачах, постигших твои начинания. Нет другого суда, нет ада, кроме тех, которые рисует тебе твоя нечистая совесть. Нет вечного проклятия, нет никаких мук. Если твоя жизнь не удалась, тогда ты и только ты можешь решить снова вернуться на Землю и совершить еще одну попытку.

Лама замолчал и кивнул прислужнику. Тот взял последнюю ароматическую палочку.

– О Дух, получивший все наставления, – сказал Лама, – отправляйся в свое странствие. Путешествуй с миром. Путешествуй и помни, что нечего боятся, кроме страха. Вперед!

Дух-форма медленно поднялся вверх, задержался на мгновенье, чтобы в последний раз окинуть взором комнату, и, просочившись сквозь потолок, исчез из поля человеческого зрения. Лама и прислужник поднялись, собрали свои вещи и вышли из комнаты.

Позже, когда солнце приближалось к зениту, в дом вошел какой-то человек в лохмотьях. Вскоре он вышел, неся на спине завернутое в покрывало тело, тленные останки отца Тимона. Он устало тащился по каменистой тропе, неся тело к тому месту, где оно будет расчленено на части, чтобы его съели стервятники и в положенный срок снова вернули тело матери-Земле – преображенным.

ГЛАВА 3

Ха-ха-ха! – комната задрожала от взрывов грубого хохота. Тощий молодой человек, который, ссутулившись, сидел спиной к источнику смеха, вздрогнул, как от выстрела.

– Эй, Джас! – произнес голос. – Ты это читал?

М-р Джастин Таун осторожно закрыл портативный орган, играть на котором ему доставляло явное удовольствие, и встал.

– Читал что? – сердито спросил он.

М-р Деннис Долливогга широко улыбнулся и помахал книгой над головой.

– Бог мой! – воскликнул он. – Этот парень думает, что все гомики больны! Он считает, что у всех нас проблемы с женщинами, что мы все перепутались, мужчины и женщины, ха-ха-ха!

Джастин пересек комнату и взял у товарища книгу. Она открылась на стр. 99, там где во время взрыва веселья лопнула склейка корешка. Деннис заглянул товарищу через плечо и ткнул длинным пальцем в один из абзацев.

– Вот! – сказал он. – Начинается здесь. Прочти вслух, Джас, автор, наверное, рехнулся.

Он подошел к низкому дивану и уселся, лениво облокотившись и небрежно перебросив руки за спинку. Джастин протер стекло очков, снова надел их, заткнул носовой платок в рукав и, взяв книгу, стал читать.

«В сумятице выхода из астрального мира в тот мир, который мы называем Землей, иногда случаются недоразумения.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13