Заратустра. Танцующий Бог

      Сама эта идея — что Бог создал человека — уничтожает всякую возможность свободы. Если он создал вас, он может вас уничтожить. Он может собрать вас воедино, он может разобрать вас на части. Если он создатель, у него есть все возможности и потенциал быть разрушителем. Вы не можете помешать ему. Вы не можете помешать ему, создать вас, так как же вы помешаете ему уничтожить вас? Именно поэтому Гаутама Будда, Махавира и Заратустра, три величайших пророка в мире, отвергали существование Бога.
      Вы будете удивлены. Аргумент, на основании которого они отрицали Бога, очень необычен, но очень значителен. Они говорят: «Пока есть Бог, человек не может стать полностью свободным».
      Свобода человека, его духовное достоинство зависит от того, есть Бог или нет. Если Бог есть, человек останется верблюдом, поклоняющимся мертвым статуям, молящимся кому-то, кого он не знает, кому-то такому, кого никто никогда не знал — просто гипотезе. Вы поклоняетесь гипотезе. Все ваши храмы, церкви и синагоги — не что иное, как памятники, воздвигнутые в честь гипотезы, которая абсолютно бездоказательна, у которой нет никаких подтверждений. Нет никаких аргументов в пользу существования Бога как личности, сотворившей мир.
      Заратустра пользуется очень жестким языком. Он человек жестких выражений. Все настоящие люди всегда говорили жестко. Он называет Бога «великим драконом».
       Кто же он, великий дракон, которого дух отныне не хочет признавать господином и владыкой? Имя того дракона - «Ты должен».Во всех религиозных писаниях содержатся эти два слова: «Ты должен». Вы должны делать то и не делать это. Вы не свободны выбирать, что правильно. Люди, которые умерли тысячи лет назад, уже на веки вечные решили, что правильно и что неправильно.
      Человек с мятежным духом — а без мятежного духа превращение случиться не может — должен сказать: «Нет, я хочу.Я хочу делать то, что считает правильным моя сознательность, и я не хочу делать то, что моя сознательность чувствует неверным. Для меня нет никакого руководства, кроме моего собственного существа. Я не собираюсь доверять ничьим глазам, кроме своих собственных. Я не слепой и не идиот. Я могу видеть. Я могу думать. Я могу медитировать и сам пойму, что правильно и что неправильно. Моя мораль будет просто тенью моей сознательности».
       Зверь «Ты должен» лежит на пути его, переливаясь золотой чешуей, и на каждой чешуйке блестит золотом «Ты должен!»
       Блеск тысячелетних ценностей на чешуе этой, и так говорит величайший из драконов: «Ценности всех вещей переливаются на мне блеском своим».
       «Созданы уже все ценности, и все они — это я. Поистине, не должно больше быть "Я хочу!"» — так говорит дракон.
      Все религии, все религиозные вожди заключены в этом драконе. Все они говорят: все ценности уже созданы, вам не нужно больше ничего решать. За вас все решено людьми, которые мудрее вас. «Я хочу» больше не нужно.
      Но без «Я хочу» нет свободы. Вы остаетесь верблюдом, и это именно то, чего хотят от вас все коммерсанты — религиозные, политические и социальные: верблюдом, просто верблюдом — безобразным, без всякого достоинства, без всякого изящества, без души, готовым просто служить, с радостью желающим рабства. Сама идея свободы не приходит в их головы. И это не философские положения. Это правда.
      Разве приходила когда-нибудь идея свободы к индуистам, буддистам или мусульманам? Нет. Все они говорят в один голос: «Все уже решено. Мы должны просто следовать. Те, кто следуют, добродетельны, а те, кто не следуют, навечно попадут в адское пламя».
       Братья мои, зачем нужен лев в человеческом духе? Почему бы не довольствоваться вьючным животным, покорным и почтительным?Заратустра говорит, что ваши так называемые святые — не что иное, как совершенные верблюды. Они сказали «да» мертвым традициям, мертвым обычаям, мертвым писаниям, мертвым богам, и поскольку они совершенные верблюды, несовершенные верблюды молятся им.
      Естественно.
       Создавать новые ценности — этого еще не может и лев: но создать свободу для нового творчества может сила его.Сам лев не может создать новых ценностей, но он может создать свободу, возможность создания новых ценностей.
      А что такое новые ценности?
      Например, новый человек, не может верить ни в какие различия между людьми. Это будет новой ценностью: все люди одинаковы, вне зависимости от их цвета, расы, несмотря на их географию и историю. Достаточно просто быть человеком.
      Это должно стать новой ценностью: не должно быть никаких наций, ибо они были причиной всех войн.
      Не должно быть никаких организованных религий, потому что они мешают индивидуальному поиску. Они продолжают передавать людям готовые истины, а истина не игрушка, вы не можете получить ее в готовом виде. Нет фабрики, где ее производят, и нет рынка, на котором ее можно купить. Вы должны искать ее в глубочайшем безмолвии своего сердца. И кроме вас никто не может пойти туда.
      Религия индивидуальна — это новая ценность.
      Нации безобразны, религиозные организации антирелигиозны, церкви, храмы, синагоги и гурудвары просто смешны. Все существование священно. Все существование — храм. И когда вы сидите в безмолвии, медитации, любви, вы создаете вокруг себя храм сознательности. Вам не нужно никуда ходить молиться, потому что нет ничего выше вашей сознательности, чему вы обязаны были бы молиться.
       Завоевать свободу и поставить священное «Нет» выше долга: вот для чего нужен лев, братья мои.
      Вам всегда говорили, что долг — великая ценность. На самом деле, это непристойное, грязное слово. Если вы любите свою жену потому, что это ваш долг — вы не любите свою жену. Ваша любовь — это долг, вы не любите свою жену. Если вы любите свою мать потому, что это ваш долг — вы не любите мать. Долг уничтожает все прекрасное в человеке — любовь, сострадание, радость. Люди даже смеются из чувства долга.
      Я слышал, что один начальник каждое утро перед началом рабочего дня собирал в своем кабинете подчиненных. Он знал всего три шутки, и каждый день он рассказывал одну из них, и, конечно, все были обязаны смеяться. Это был их долг. Естественно, эти шутки надоели им, ведь они слышали их тысячу раз; и, тем не менее, они смеялись так, как будто слышат это впервые. В один прекрасный день он, по обычаю, рассказал анекдот, и все засмеялись — кроме одной девушки-машинистки. Босс сказал:
      — Что это с вами? Вы что, не слышали шутку? Она ответила:
      — Шутку? Я ухожу от вас. Меня взяли на работу в другой офис. Я больше не обязана смеяться шутке, которую я слышала, по меньшей мере, десять тысяч раз. Пускай смеются эти идиоты — беднягам придется работать здесь дальше.
      Преподаватели хотят, чтобы студенты уважали их, потому что это их долг. Я был профессором, когда комиссия по образованию в Индии пригласила несколько профессоров со всей страны принять участие в конференции в Нью-Дели. Эта конференция должна была обсудить некоторые вопросы, которые становились все более и более проблематичными во всех учебных заведениях. Первая проблема была в том, что студенты не оказывают профессорам никакого уважения. Об этом говорили многие профессора: «Необходимо что-то делать. Если не будет уважения, вся система образования развалится».
      Я никак не мог понять, что они обсуждают, потому что ни один человек не говорил ничего ни за, ни против. Я был там моложе всех, и меня пригласили потому, что председатель комиссии по образованию, Д. С. Котхари, слышал меня, когда приезжал к нам в университет. Он был одним из самых выдающихся ученых Индии. Я был самым младшим, а в конференции принимали участие старые, солидные люди. Но я сказал:
      — Кажется, мне придется выступить по этому вопросу, поскольку все эти профессора настаивают на одном: что долг каждого студента — уважать преподавателя, но ни один из них не сказал, что преподаватель должен заслуживать уважения. По своему личному опыту в университете я знаю, что ни один профессор не достоин никакого уважения. И если студенты их не уважают, то вменить им это в долг было бы полным безобразием, фашизмом. Я против. Я предпочел бы, чтобы комиссия решила: каждый преподаватель должен заслужить уважение и быть его достоин, и тогда оно придет автоматически.
      Если кто-то красив, человеческий глаз немедленно узнает красоту. Если в ком-то есть некий характер, достоинство, люди просто уважают его. Вопрос не в том, чтобы потребовать или ввести правило, что каждый студент должен быть уважителен. Университет — не армия. Университет должен учить каждого студента быть свободным, бдительным, сознательным. И это задача, только профессоров - доказать, что они достойны уважения.
      Все они разгневались на меня. Д. С. Котхари говорил мне после конференции:
      — Они все рассердились на вас, они спрашивали меня: «Зачем вы позвали его, прекрасно зная, что он ни с кем, ни в чем и ни за что не согласится? Он так молод, а это конференция заслуженных профессоров».
      Я сказал Д. С. Котхари:
      — Они заслуженные профессора, но ни один из них не оказался в состоянии ответить на вопрос, который я задал: «Почему вы так страстно жаждете уважения?» На самом деле, лишь люди, не заслуживающие уважения, считают, что их должны уважать. Люди, достойные уважения, получают его. Это естественно. Но делать из этого обязанность уродливо.
      Заратустра прав:
       Завоевать свободу и поставить священное «Нет» выше долга: вот для чего нужен лев... Завоевать себе право создавать новые ценности — вот чего больше всего боится выносливый и почтительный дух.
       «Ты должен» некогда было для него высшей святыней, и он любил ее; теперь же ему до лжно увидеть в ней заблуждение и произвол, чтобы смог он отвоевать себе свободу от любви своей: вот для чего нужен лев.
       Но скажите мне, братья мои, что может сделать ребенок такого, что не удается и льву? Зачем хищному зверю становиться еще и ребенком?
       Дитя — это невинность и забвение, новое начинание и игра, колесо, катящееся само собою, первое движение, священное «Да».
       Ибо священное «Да» необходимо для игры созидания, братья мои: своей воли желает теперь человеческий дух, свой мир обретает потерянный для мира.
       Я назвал вам три превращения духа: сначала дух стал верблюдом, потом сделался львом, и наконец, лев стал ребенком.
      Ребенок — это высший пик эволюции в том, что касается сознания. Но ребенок — только символ; это не значит, что ребенок — высшая стадия бытия. Ребенок используется символически, ибо он не отягощен знаниями. Он невинен, и благодаря своей невинности он полон любопытства, а благодаря глазам, полным любопытства, его душа стремится к таинственному. Ребенок — это начало, игра; а жизнь всегда должна оставаться начинанием и игрой; она всегда должна быть смехом и никогда — серьезностью.
       ...Первое движение, священное «Да».«Да», священное «да» необходимо, но священное «да» приходит только после священного «нет». Верблюд тоже говорит «да», но это «да» раба. Он не может сказать «нет». Его «да» ничего не значит.
      Лев говорит «нет», но он не может сказать «да». Это противно его природе. Оно напоминает ему о верблюде. Он каким-то образом освободился от верблюда, и «да», естественно, вновь напоминает ему — это «да» верблюда и рабства. Нет, животное в верблюде не способно сказать «нет». Во льве оно может сказать «нет», но не способно сказать «да».
      Ребенок ничего не знает о верблюде и ничего не знает о льве. Вот почему Заратустра говорит: «Ребенок — это невинность и забвение...» Его «да» чисто, и в нем есть все необходимое, чтобы сказать «нет». Если он не говорит его, то только потому, что он доверяет, а не потому, что боится; не из страха, но от доверия. А когда «да» исходит от доверия, это величайшая метаморфоза, величайшее преображение, на которое можно надеяться.
      Эти три символа так прекрасны, что их стоит запомнить. Помните, вы находитесь там, где живет верблюд, и помните: вы должны двигаться в сторону льва; и запомните: вы не должны останавливаться на льве. Вы должны пойти еще дальше, к новому началу, к невинности и священному «да»: к ребенку.
      Настоящий мудрец вновь становится ребенком.
      Круг замыкается — от ребенка обратно к ребенку. Но разница огромна. Такой, как он есть, ребенок невежествен. Он должен пройти через верблюда, через льва и снова вернуться к ребенку; и этот ребенок — не в точности тот же, ибо он перестал быть невежественным. Он прошел через все испытания жизни: через рабство, свободу, бессильное «да», яростное «нет», и все же он забыл все это.
      Это не невежество; это невинность. Первый ребенок был началом путешествия. Второе детство — завершение путешествия.
      В те дни, когда Заратустра писал эти слова в Иране, в Индии были написаны Упанишады, в которых есть то же самое понимание. В Упанишадах брамин — тот, кто пришел к познанию высшей реальности. Брамином становятся не по рождению — лишь через познание Брамы,высшей реальности, становятся брамином; и второе имя брамина в Упанишадах — это двиджа,дваждырожденный. Первое рождение — это рождение тела, а второе — рождение сознательности.
      Первое рождение делает вас человеком, второе рождение делает вас богом.
      ... Так говорил Заратустра.
 

О презирающих тело.
О радостях и страстях.

       30 марта 1987 года
       Возлюбленный Ошо,
       О ПРЕЗИРАЮЩИХ ТЕЛО
       «Я», — говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее — хотя ты и не хочешь этому верить, — гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его.
       Все, что испытывается чувством и познается духом, никогда не имеет в себе конца своего. Однако чувство и дух хотят убедить тебя в том, что они - цель и предел всех вещей: так тщеславны они.
       Чувство и дух всего лишь орудия и игрушки: за ними скрывается Самость. Она ищет глазами чувств и слушает ушами духа.
       Самость всегда прислушивается и ищет: она сравнивает, подчиняет, разрушает и завоевывает. Она господствует и повелевает даже твоим эго.
       За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец — Самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое.
       В теле больше разума, нежели в высшей мудрости твоей. И кто знает, зачем вообще нужна телу высшая мудрость?..
       О РАДОСТЯХ И СТРАСТЯХ
       Брат мой, если есть у тебя добродетель, и ты один обладаешь ею как достоянием своим, ни к чему, чтобы была она у тебя общей со всеми.
       Конечно, тебе хочется ласкать ее и называть по имени, шутя, дергать за ухо и быть с ней на короткой ноге.
       Смотри же! Теперь имя, которым ты назвал ее, стало общим для всех, и сам ты стал частью толпы вместе с добродетелью своей!
       Лучше, если ты скажешь: «Нельзя ни выразить, ни назвать по имени то, что составляет муку и сладость души моей, а также голод утробы моей».
       Да будет добродетель твоя слишком высока, чтобы называть ее по имени: а если придется тебе говорить о ней, не стыдись говорить невнятно.
       Запинаясь же, говори так: «это мое добро, и я люблю его; оно нравится мне таким, какое есть, и я один желаю быть хозяином его.
       Ни божественного закона, ни человеческого установления не хочу я видеть в добродетели моей; не хочу и того, чтобы стала она для меня путеводителем на небо, в рай.
       Предмет любви моей — земная добродетель: в ней мало мудрости и совсем мало смысла, понятного всем.
       Но эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее, и теперь золотые яйца высиживает она у меня».
       Так до лжно тебе восхвалять добродетель свою, и пусть будут невнятны слова твои...
       ...Так говорил Заратустра.
 
      Из великих учителей мира один Заратустра не против тела, он за тело. Все остальные учителя против тела, и они объясняют это тем, что тело - препятствие для роста души, тело — барьер между вами и божественным. Это явная чушь.
      Заратустра, быть может, самый нормальный учитель, которого мы знаем. Он не занимается никакой ерундой; его метод практичен и научен. И он первый, кто учил телу, кто учил человечество: если вы не любите тело, пока вы не понимаете тело, вы не можете духовно расти. Тело — храм вашей души.
      Оно всю жизнь служит вам, не требуя ничего взамен. И осуждать его отвратительно, потому что все эти осуждающие тело рождены из тела. Они осуждают тело черезтело. Они проживают жизнь через тело, и, тем не менее, человечество восприняло очень опасную идеологию: разделение между телом и душой — и не просто разделение, но полярную противоположность; что вы должны выбрать либо тело, либо душу. Это часть более общей философии: материи и духа. Тело — это материя, душа — это дух. И все эти осуждающие тело, презирающие тело сосредоточились на одной идее: что мир состоит из двух частей, материи и духа.
      Но теперь мы знаем не только логически, не только через опыт, но также и на основании научных доказательств, что есть только одно бытие; назовете ли вы его материей или духом, не имеет значения. Тело и дух, материя и энергия — одно и то же. Существование не дуально; это органичное целое.
      Но была основательная причина для осуждения тела: это был их способ восхваления души, это был их способ превозношения нематериальной энергии. Без осуждения тела и материи это было бы несколько сложнее. Осудите тело — это дает вам хорошую основу для восхваления души. Осуждайте мир, и вы можете восхвалять Бога. Но они никогда не замечали очевидный факт: они сами постоянно проповедуют, что Бог сотворил этот мир. Если Бог создал мир, значит, мир — не что иное, как продолжение Бога, Его творчества; он не может быть Его врагом.
      Прозрение Заратустры очень ясно, и в те далекие времена, двадцать пять веков назад, больше никто не смог понять, что у тела есть собственная мудрость. Вы сталкиваетесь с ней каждое мгновение, и все же груз старых условностей так велик, что не позволяет вам признать мудрость тела.
      Например, ваши глаза постоянно моргают. Они могли бы все время быть открытыми, как уши. Но в теле есть мудрость, глубокая разумность — глаза очень нежны, и их нужно все время очищать. И когда веко опускается и поднимается, это помогает телу, посредством глаз, оставаться совершенно чистым. И есть железы, содержащие воду. Когда вы плачете, она выходит как слезы, но когда ваши веки моргают, та же самая жидкость смывает всю пыль, которая могла собраться на самой нежной части вашего тела.
      Глаза — это почти окна вашей души. Тело чрезвычайно заботится о глазах. И это только один пример. Все основные потребности вашего тела не поручены вам; вы не так надежны.
      Под «вами» я имею в виду ваш ум. Дыхание совсем не зависит от ума. Это было бы опасно, потому что ум не так бдителен; он может и забыть. А если он забудет, что надо дышать, вы умрете — когда вы спите, кто будет дышать? Ум глубоко спит, но тело продолжает дышать.
      Даже если полностью устранить ум, это не повлияет на ваш процесс жизнедеятельности. Я видел женщину, которая девять месяцев находилась в коме, но она отлично дышала. Пульс, пищеварение, обеспечение разных частей тела различным питанием — все это работало почти как компьютер. А ведь все это очень запутанные и сложные процессы. Существует столько витаминов... какой витамин и в какую часть тела нужно направить? — тело знает это и удовлетворяет потребность. Это не ваша работа. Есть витамины, которые требуются мозгу. Кровь доставит в мозг только эти витамины.
      У вас в крови два типа клеток: белые и красные. Когда вы ранены, ваш ум не может сделать ничего, но тело немедленно принимается за дело. Белые клетки немедленно несутся к месту раны. Это совершенно изумительно и таинственно: белые клетки соберутся к ране и не позволят красным уйти из тела. Они будут защитой.
      Тело само себя лечит. Сейчас даже медицинская наука признает, что врачи, лекарства и вообще все, что мы можем сделать — это только помощь оздоровительному процессу тела, но основное лечение производит само тело. Мы можем поддержать его — но если тело не способно вылечить само себя, все наши усилия тщетны.
      Если бы все процессы, происходящие внутри тела, должны были выполняться машинами, вместо одного тела вам потребовалась бы такая огромная фабрика, что вы не можете себе представить. Понадобится квадратные километры заводов, чтобы обеспечить все те функции, которые ваше тело выполняет так тихо и занимая так мало места. Тело постоянно обновляется. Каждые семь лет вы становитесь новым человеком, не зная об этом. В вашем теле нет ни одной старой клетки; все они сменились новыми. До того, как они станут слишком старыми и разрушительными, они заменяются. Кровь постоянно выносит мертвые клетки и приносит новые, выбрасывает углекислый газ, который может стать причиной смерти, если накопится внутри вас, и все время заменяет его на кислород, в котором ваша жизнь. И все это происходит так тихо, совершенно бесшумно. И тем не менее, все религии осуждают тело, утверждая, что тело — источник греха.
      Тело — источник всей вашей жизни. Да, от вас зависит, что вы из него сделаете. Вы можете стать грешником и можете стать святым. Тело не искушает вас быть грешником и не вдохновляет быть святым. Кем бы вы ни были, грешником или святым — тело делает свое дело. Его работа так необъятна, что у него нет времени ни на что другое. Заратустра с огромным уважением относится к телу, поскольку это начало вашего существа. От тела вы можете двигаться к бытию.
      Но если осуждать тело, отвергать его, истязать, как это делалось многие века, то вы не сможете пойти к своему существу. Вы понапрасну вовлечены, впутаны в борьбу с телом. Вся ваша энергия уничтожается в этом антагонизме. Тело должно быть принято с любовью, благодарностью, признательностью, и оно может стать ступенью лестницы, ведущей к вашей сущности. В действительности, природой так и задумано.
      Заратустра говорит: «Я», — говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее — хотя ты и не хочешь этому верить, - гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его.
       «Я», — говоришь ты...Вы когда-нибудь замечали, что ваше яменяется двадцать четыре часа в сутки? Вечером ваше ярешает: «Я встану рано утром, в пять часов, чтобы медитировать». Это ваше решение, решение вашего я.Но вот зазвонил будильник, и некто внутри вас, кто теперь притворяется вашим я,говорит: «Какое прекрасное утро, посплю-ка я еще немножко, в постели так уютно...» Вы поворачиваетесь на другой бок, натягиваете одеяло и просыпаетесь, как всегда, в девять. И вы никогда не думали об этом: то я,которое постановило проснуться в пять, не может это выполнить.
      Ваше яне одно; это толпа из многих я —почти как колесо и его спицы. Каждая спица бывает наверху, и тогда она говорит так, как будто это и есть ваше подлинное я.
      Вы обещаете — и никогда не исполняете обещанного. Вы не можете быть одним я —единым, собранным. Что касается ума, вы — это множество я.
      Георгий Гурджиев обычно рассказывал: У одного очень богатого человека был дворец и множество слуг. Он отправился в паломничество к святым местам; оно могло продлиться два, три года — нельзя было точно сказать, когда он вернется. Он сказал своим слугам:
      — Помните, я могу приехать в любую минуту. Может быть, я не закончу паломничество — так что не ленитесь. Дом должен быть готов к моему приезду в любой день - чистый, опрятный...
      И все они сказали, что будут стараться.
      Но прошло три года, и мало-помалу слуги обленились. Несколько дней они старательно убирались — возможно, он приедет. Но три года миновали — а это был самый долгий срок — он не вернулся. Возможно, он умер, возможно, отрекся от мира. Он не собирался возвращаться...
      Уборка дома и все остальное постепенно прекратилось. Но слуги решили, что на всякий случай они по очереди будут сидеть на главных воротах, потому что с главных ворот дорога видна издалека: «Если ты увидишь карету, сообщи нам, и мы тут же сделаем все, что нужно. А если кареты нет, — какой смысл убираться?» Итак, на всякий случай они стояли в главных воротах.
      Дворец был редкой красоты и располагался в уединенной местности среди гор и лесов, поэтому, когда мимо проезжал какой-нибудь путешественник, он обычно спрашивал у слуги на воротах: «Кто хозяин этого дома?» А все они верили, в глубине души всем им хотелосьверить — это одна из человеческих слабостей: когда вам хочетсяверить во что-либо, вы начинаете в это верить — они, в конце концов, поверили, что их хозяин никогда не вернется. Поэтому слуга на воротах обычно отвечал: «Он принадлежит мне. Я владелец этого дома».
      Но путешественники приходили в замешательство, потому что, когда они возвращались той же дорогой, в воротах был кто-нибудь другой; они спрашивали: «Кто хозяин этого дома?» — и получали ответ: «Кто хозяин? Яхозяин этого дома».
      Гурджиев часто рассказывал эту историю: что каждый слуга по очереди становится хозяином дома. И точно то же самое происходит в ситуации с вашим я.В вас множество я.Если вы внимательно понаблюдаете, вы сможете увидеть, что внутри вас много я,но в определенное время господствует только одно я.Это яговорит: «Я люблю тебя, и я буду любить тебя вечно. И другие любили, но они любили только при жизни. Я буду любить тебя, милая, даже когда умру».
      А в следующий момент эти великие любовники ссорятся и швыряют друг в друга что попало. Что случилось? Что произошло с их великой любовью? Хорошо известно, что любящие могут умереть друг за друга, но любящие могут также и убить друг друга. Это не может быть работой одного и того же я.
      Если вы будете бдительны, вы станете осознавать, что за вами тянется целый хвост я.Одно яхочет сказать то, другое яхочет сказать это, третье яхочет сделать что-то еще — между ними никогда не бывает согласия. Идет непрерывная внутренняя борьба: «Кто хозяин этого дома?»
      Поскольку мы живет в бессознательности, мы никогда не осознаем это. Заратустра прав, когда он говорит: вы очень гордо произносите «Я», но ваше я —ничто в сравнении с необычайной разумностью вашего тела, которое никогда не говорит я,но в действительности исполняет все те функции, которые считаются функциями вашего я.
       Все, что испытывается чувством и познается духом, никогда не имеет в себе конца своего. Однако чувство и дух хотят убедить тебя в том, что они — цель и предел всех вещей: так тщеславны они.Вы знаете, что ваши чувства много раз обманывали вас. И не только в пустыне, под раскаленным солнцем, когда вас обманывал мираж.
      Вас мучает жажда. Это — пятьдесят процентов в создании миража. А горячий песок и отражение солнечных лучей создают остальные пятьдесят процентов. Отражение лучей из-за дрожания воздуха создает иллюзию воды. Дрожащий воздух имеет зеркальных эффект, так что, если там есть деревья, он отразит даже их. И человек, который хочет пить, становится абсолютно уверенным, что вода близко. Там деревья, они отражаются в воде, но когда вы приближаетесь к миражу, там нет никакой воды. Это всего лишь солнечные лучи, отражаясь обратно, создают зеркало, в котором отражаются деревья.
      Но это бывает не только в пустыне.
      Чувства обманывают вас и в повседневной жизни, и каждое чувство говорит: «Реальность — то, что испытываю я».
      Однажды было так... Я стоял в саду библиотеки в городе, где я занимался. Подошел какой-то человек, хлопнул меня по плечу и сказал:
      — Я не видел тебя сто лет!
      Я посмотрел на этого человека; я его никогда не видел. Я сказал:
      — Должно быть, вы ошиблись. Возможно, у вас был друг, похожий на меня, но я вас совсем не знаю. Он сказал:
      — Мне очень жаль, но вы точь-в-точь похожи на моего друга.
      Я ответил:
      — Жаль, что мы с ним похожи, но что я могу поделать? Ничего.
      В тот же день я был на базаре; этот человек подошел и снова хлопнул меня по плечу и сказал:
      — Ну ты и чудак! Утром я окликнул какого-то невинного человека, думая, что это ты стоял у библиотеки. Но я возразил:
      — Я тот же самый человек, который стоял у библиотеки, и вы уже второй раз стукнули меня. Но это не беда, — продолжал я, — в третий раз будьте внимательны, я не думаю, что ваш друг находится в этом городе. Ведь вы не виделись много лет.
      Он сказал:
      — Да, я не видел его много лет. Тогда я сказал:
      — Запомните: когда вы увидите его в третий раз, сначала спросите,а потом...
      Он прервал меня: — Но вы так похожи.
      Я сказал:
      — Я еще раз говорю вам: я ничего не могу с этим поделать, я не знаю вашего друга. Но он ответил:
      — Мои глаза не могут так обмануть меня — да еще дваждыза один день. Тогда я сказал ему:
      — Запомните, в третий раз я стукну вас, если вы... потому что мне надоело это похлопывание по плечу. Он сказал:
      — Что вы, я больше никогда... даже если это на самом деле будет он, сначала я спрошу.
      Через четыре-пять дней я выходил из университета; этот человек увидел меня и сказал:
      — Ну спасибо тебе, из-за тебя я беспокоил другого человека.
      Я сказал:
      — Вы что, хотите, чтобы я уехал из города? Я тот же самый человек! Он сказал:
      — Но вы так похожи... Я сказал:
      — Снова вы за свое.
      Понаблюдайте, и вы обнаружите, что ваши чувства не так уж определенны, и их требования безосновательны. Вы слышите то, что не произносилось. Вы видите то, чего нет. Вы верите в концепции, которые абсолютно иррациональны. А тело абсолютно невинно, оно никогда не обманывает вас. Оно всегда подлинно. Чувство и дух всего лишь орудия и игрушки: за ними скрывается Самость —ваше бытие.
      Заратустра признает в вас только две реалии: тело и бытие. Все, что между ними — чувства, ум, эго — ложные сущности. Если вы хотите добраться до своего бытия, начните с тела, ибо есть только две эти реалии; или, возможно, даже одна реальность. Тело — внешняя сторона вашего бытия, а бытие — внутренняя сторона вашего тела.