Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Библия Раджниша. Том 2. Книга 1

ModernLib.Net / Философия / Раджниш Бхагаван / Библия Раджниша. Том 2. Книга 1 - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Раджниш Бхагаван
Жанр: Философия

 

 


Бхагаван Шри Раджниш (Ошо).
БИБЛИЯ РАДЖНИША.
Том 2, книга 1

Введение

      Сначала мы имели Святую Библию - сказанное нам слово Божье. Теперь у нас есть новое начало, БИБЛИЯ РАДЖНИША - слова Бхагавана Шри Раджниша. Новое начало - и какое новое!
      «Бог - величайший вымысел, созданный человеком», - говорит Он, и этим простым предложением Он бросает вызов Святой Библии и тому, что в ней содержится. Некоторые назовут это наглостью, некоторые назовут это смелостью. Одно из исключительных качеств Бхагавана Шри Раджниша, с которым быстро знакомятся Его санньясины, - это смелость; смелость бросать вызов лжи и лицемерию, без уверток, без подслащивания горьких пилюль.
      Эти беседы потрясают корни наших «религиозных» основ, нашей обусловленности. Они то, что церковь обычно называла «ересь». Они проникают в самую суть. Большинство из нас цитировали Библию, клялись на Библии, сомневались в Библии, но многие ли из нас по-настоящему задавались вопросом об основной посылке Библии - о том, что Бог существует. Кто Он? Откуда Он пришел? И почему только один сын? И кто такой Дух Святой? И почему так плохо обошлись с женщиной? И кто я во всем этом?
      Если мы и задавались этими вопросами, то не ушли слишком далеко. Наши умы настолько запутаны от рождения исподволь внушенными нам идеями о грехе и вине, о вознаграждении и наказании, о ком-то там, кто больше нас, и всем управляет, что нам почти невозможно распутать эту паутину и начать снова со стартовой черты - с чистоты и невинности.
      Именно этому и учит нас этот удивительный и совершенно обыкновенный человек. Он называет это хирургией; так оно и есть. Это отмывание дочиста грифельной доски. Это опустошение до дна всего того, что вызывает в нас страх жизни и страх смерти. Только после этого мы можем начать с невинности, с азбуки.
      Прямо сейчас эта азбука гравируется в нашем переживании, в нашем опыте, не из заимствованного знания или учения. Прямо сейчас наше переживание настраивает нас в унисон с жизнью и смертью; это дорога к гармонии.
      Бхагаван говорит: «Не верьте ничему из того, что я говорю вам, пока не испытаете и не переживете это сами. Каждая индивидуальность уникальна и может цвести только по ее или его собственной правде. Не по правде Иисуса, не по правде Маркса, не по моей правде...»
      «То, чем вы нагружены - Кораном или Гитой, - не имеет значения. Я не заинтересован в том, чтобы вы выбросили Библию; я заинтересован в том, чтобы вы выбросили весь хлам, все отбросы, которые несете с собою... поскольку они были навязаны вам другими. Они не ваши».
      «Запомните: только то, что вы переживаете сами, -ваше. Вы знаете только то, что знаете вы.
      Но прежде всего хирургия... Чтобы получить даже проблеск правды, нужно бросить вызов и устранить всю ложь, весь обман, все страхи, все ограничения.
      Эти беседы - и вызов, и хирургия. Они производят эффект сжигания ткани вашей воображаемой индивидуальности. И из этого, подобно птице-феникс, встающей из пепла, Он сотворяет возможность рождения Нового Человека, человека гармоничного.
      В Его словах нет догмы. Они идут из Его переживания жизни, из Его правды, которую Он передает как друг, сидящий у камина; полный тепла, юмора и любви. Богатство и цельность человека, внутреннее путешествие которого завершено, который уже просто «дома».
       Ма Алима
 

Беседа 1.
ПСЕВДОРЕЛИГИЯ: ПРОКОЛОТАЯ ДУША

       29 ноября 1984 года
 
       Бхагаван,
       Почему современное человечество становится все более и более несчастным?
 
      Причина очень проста, может быть, даже слишком проста. Она на поверхности, она очевидна, и именно поэтому большинство людей не видят ее. Когда что-то слишком очевидно, вы начинаете воспринимать это как данное. Когда что-то расположено слишком близко к вашим глазам, вы не можете это видеть. Для видения необходимо некоторое расстояние.
      Поэтому первое, что я хотел, чтобы вы запомнили, это то, что человечество несчастно не только сегодня. Оно была несчастно всегда.
      Страдание, горе, стало почти нашей второй природой. Мы прожили в нем тысячи лет. Такая близость не позволяет нам увидеть его; а ведь оно так очевидно.
      Но, чтобы увидеть очевидное, нужно иметь зрение ребенка.
      Мы же несем на наших глазах тысячелетия. Наши глаза стары: они не могут взглянуть свежим взглядом. Они уже все восприняли и забыли, что это все и есть сама причина страданий.
      Религиозные пророки, политические лидеры, законодатели морали - вы уважали их, не подозревая даже, что они и есть причина вашего страдания. Можно ли было подозревать их? Эти люди служили человечеству, жертвовали собой ради человечества. Вы поклоняетесь им; вы не можете связать свое страдание с ними.
      Причины страдания закамуфлированы красивыми словами, священными писаниями, духовными проповедями.
      Когда я был студентом, случилось так, что в наш город с визитом прибыл первый премьер-министр Индии. В Джбалпуре, как раз посреди города, протекает вся городская грязь. Город очень большой - в десять раз больше Портленда, - и как раз посреди города подобно реке протекает всякая грязь. Через нее перекинут мост, и все знают, что перейти по этому мосту, все равно, что спуститься в ад. Я никогда не видел другого места, настолько зловонного.
      В тот день, когда Джавахарлал, премьер-министр, прибыл с визитом в город, величайшие проблемы были связаны именно с этим мостом. Он должен был проезжать по нему, поскольку это был единственный путь проехать в другую часть города. Поэтому мост был покрыт цветами могры. Было лето, и могра - очень пахучий цветок... весь мост с обеих сторон был увешан гирляндами из могры. Можно было пройти по мосту и совершенно не осознать того, что прямо за этими мограми, за стеной из цветов, находилось самое грязное из возможных мест.
      Я как раз направлялся в университет. Увидев людей, украшавших мост Наудра - так назывался этот мост; он назывался Наудра, потому что у него было девять столбов, девять проемов, через которые протекала грязь, — увидев людей, поднимавших эти цветы, я остановился. Я начал работать вместе с людьми, украшавшими мост, и никто не воспрепятствовал мне, поскольку там работало много людей, и все должно было делаться очень быстро - Джавахарлал должен был проехать вскоре. Поэтому я смешался с рабочими, с добровольцами.
      Когда же процессия Джавахарлала приблизилась, а он стоял в своем открытом джипе, я вышел вперед перед джипом и остановил его. В любом другом месте такое было бы невозможно, поскольку повсюду стояла военная полиция, охрана, агенты безопасности. На мосту Наудра стояли по обеим сторонам только эти добровольцы, и не было никакой толпы, поскольку там стоять никто не хотел. И толпа не понимала, что же случилось - эти цветы могры перекрыли весь запах. Запах на этом месте был как в раю! Люди этого не понимали, потому что никого из них не было рядом.
      Я сказал Джавахарлалу: «Пожалуйста, сойдите вниз. Вы должны заглянуть за эти цветы - вот она реальность этого города. Вас дурачат; эти цветы - не украшение для вашей встречи, они повешены здесь, чтобы обмануть вас».
      Он сказал: «Что вы имеете в виду?»
      Я сказал: «Спуститесь вниз, просто подойдите поближе к цветам и загляните за них». Он был очень чувствительным и разумным человеком. Другие люди - местные руководители -пытались удержать его.
      Я сказал: «Не слушайте этих дураков. Они и устроили здесь эти цветы. Видели ли вы где-нибудь в городе такое огромное количество цветов, развешенных для украшения? И, кроме того, здесь вы не найдете никакой толпы. Арифметика очень простая. Просто сойдите вниз».
      Он спустился вниз и прошел со мной взглянуть за цветы: он не мог себе такого представить. Он сказал этим людям, местным руководителям, мэру, членам корпорации и президенту конгресса: «Если бы этот молодой человек не был так настойчив, я не увидел бы действительности вашего города. Так вот что вы здесь делаете?»
      Он сказал мне: «Если вы как-нибудь приедете в Нью-Дели, посетите меня».
      Я сказал: «Не как-нибудь - я просто приеду посетить вас. Но вы скажите тем идиотам, что окружают вас, что мне разрешено войти».
      Он сказал своему секретарю: «Вы должны позаботиться о том, чтобы никто не препятствовал ему». Вот так этот секретарь стал одним из моих последователей. И всякий раз, когда я нуждался в этом, он был готов все немедленно устроить: двери дома Джавахарлала были открыты для меня.
      Я вспомнил об этом инциденте потому, что именно это и произошло со всем человечеством.
      Вы видите страдание, но не видите его причину. Причина скрыта цветами. Вы видите цветы, и поскольку цветы не могут быть причиной страдания, вы отворачиваетесь от них.
      Второе, что нужно запомнить, - это то, что человечество не только сейчас несчастно; всегда было так.
      Да, случилось лишь одно новое - разница невелика, но она по-настоящему заметна - и заключается это новое в следующем: сейчас определенный процент человечества стал осознавать, что всегда было так.
      Страдание было всегда; но вот осознавать страдание - это новый фактор. И это начало преобразования.
      Если вы начали осознавать что-то, то тогда возникает возможность как-то это изменить.
      Люди жили в страдании, воспринимая его как часть своей жизни, как свою судьбу. Никто не задавался вопросами. Никто не спрашивал почему.
      И до того, как кто-нибудь пытался спросить почему, религиозные пророки, мессии и священники уже были тут как тут с готовым ответом.
      У христианства ответ готов: Адам и Ева совершили первородный грех; поэтому-то вы и страдаете. Можно ли увидеть здесь какую-нибудь связь?
      Даже в соответствии с христианским учением мир был сотворен за четыре тысячи и четыре года до рождества Иисуса — что совершенно неточно, что абсолютно глупо. Мир насчитывает миллионы лет. И под миром я подразумеваю только наш мир, эту землю; я не имею в виду солнце, солнечную систему, они ведь еще более древние. И я не имею в виду мир звезд... они же не так малы, как кажутся вам. Они больше нашего солнца - они все являются солнцами, - и все они имеют свои собственные солнечные системы. И они гораздо древнее нашей солнечной системы.
      Действительно, когда вы приступите к вычислениям, касающимся существования, нельзя использовать годы в качестве единицы измерения, годы слишком малы. Миллионы лет ничего не значат. Когда вы начнете думать о том, каков возраст солнечной системы, вы вынуждены будете применять новую единицу измерения, которая обычно не используется, потому что мы не сталкиваемся с такими огромными вещами. И эта новая единица измерения придумана физиками - это световой год.
      Вам нужно понять, что такое световой год, поскольку наша галактика имеет возраст миллионы лет. Свет перемещается с потрясающей скоростью, это самая высокая скорость. Все, путешествующее с такой скоростью, превращается в свет. Тепловая энергия этой скорости такова, что на этой скорости все становится светом. Поэтому и не может быть скорости, большей скорости света. Невозможно изобрести ракету, которая двигалась бы быстрее света, ведь тогда она превратилась бы в свет и немедленно достигла бы его скорости.
      Скорость света 300 000 километров в секунду - за секунду триста тысяч километров. За одну минуту в шестьдесят раз больше; за один час еще в шестьдесят раз больше; за один день еще в двадцать четыре раза больше; за один месяц еще в тридцать раз больше; за один год еще в двенадцать раз больше - вот что такое один световой год. И наше солнце насчитывает миллионы световых лет.
      Даже если христиане правы - Адам и тогда должен был совершить свой первородный грех, по крайней мере пять тысяч лет назад. Кто-то совершил свой грех пять тысяч лет тому назад - сколько поколений прошло с тех пор? - а вы все еще страдаете из-за этого греха? Это кажется абсолютно несправедливым! Если он совершил грех, Бог заставил его страдать. Почему должны страдать вы? Вы же в этом не участвовали. Если кто-то и должен страдать, то это Сам Бог, поскольку, прежде всего, зачем нужно было создавать те два дерева? Если человеку было не разрешено есть от этих деревьев, то все было очень просто - Богу не следовало создавать этих двух деревьев. Это он совершил первородный грех - если уж кто-то и совершал его.
      И потом, если даже Он и создал их, зачем нужно было говорить Адаму не есть от этих двух деревьев? - ведь, я думаю, Адам сам по себе и до сих пор не нашел бы этих двух деревьев. Было бы чистой случайностью, если бы Адам нашел эти два дерева среди миллионов других деревьев. Но Бог показал ему эти два дерева и сказал: «Вот эти два дерева, и тебе нельзя есть от них».
      Этот Бог - еврей. Зигмунд Фрейд хорошо понимает это - он тоже еврей, рожденный от первородного греха, - он очень хорошо понимает, что это еврейский Бог. Сказать кому-нибудь не делать что-то - это в точности означает спровоцировать его, бросить ему вызов, заворожить человека. На самом деле не змей уговорил Адама и Еву, это Божье «нельзя» так сильно задело их; они стали любопытствовать, почему нельзя.
      И эти деревья не ядовиты. Одно дерево - дерево мудрости. Кажется нет логики в том, почему дерево мудрости должно быть запрещено человеку. А другое дерево - дерево вечной жизни. Оба дерева самые лучшие во всем саду Эдемском. Бог должен был бы сказать ему: «Не пропускай эти два дерева! Все остальное можешь пропустить, но эти два дерева не пропускай». А Он, напротив, сказал Адаму и Еве: «Не делай этого».
      Это «нельзя» и есть настоящая причина того, что они ослушались приказания; змей — это лишь оправдание.
      Но даже если они и совершили грех, с помощью Бога или с помощью змея, абсолютно точно то, что вы в этом не участвовали - никоим образом. Вас там не было, чтобы оказать им поддержку.
      Христиане дурачили весь мир, евреи дурачили весь мир, говоря, что это из-за первородного греха страдает и пребывает в несчастье человек. Он должен вернуться обратно, он должен исправить то, что сделали Адам и Ева. Они ослушались приказания; вы должны слушаться Бога. Точно так же, как они не подчинились и были выброшены из рая, так и вы, если вы подчинитесь полностью, без всякого сомнения, без всяких вопросов, то вам будет позволено вернуться в мир блаженства, в рай.
      Страдание существует из-за первородного греха, так говорят эти иудейские религии: иудаизм, христианство, ислам. Эти три религии произошли от одного источника; все они верят в тот же первородный грех и в то, что мы страдаем из-за того, что являемся потомками людей, совершивших этот грех. Даже человеческая юстиция не наказывает сына преступника только потому, что он сын преступника. Его отец мог убить кого-то, страшное преступление, но нельзя наказывать за него и сына. Сын не имеет ничего общего с этим.
      Адам и Ева не совершили никакого страшного преступления - они были лишь немного любопытными. Я думаю, что всякий, у кого есть чувства, поступил бы точно так же. Так случилось бы совершенно определенно - ведь в человеке есть глубокая потребность знать. Это присуще ему, это не грех.
      Знать - это в самой природе человека. А Бог запрещает ему. Он говорит: «Оставайся невежественным».
      И есть точно такое же присущее человеку интенсивное желание вечной жизни. Никто не хочет умирать.
      Даже человек, совершающий самоубийство, не против жизни. Он надеется, что, может быть, в следующей жизни будет лучше. Он так устал от всех этих страданий и мук, что думает; «В этой жизни нет шанса, так почему бы не испробовать еще один шанс? Эта жизнь не дала ничего и, похоже, ничего не даст - надо испробовать еще один шанс. Если выжить и войти в другую жизнь, то, может быть...» Это «может быть», это страстное желание все еще присутствует в человеке, совершающем самоубийство. Он, может быть, совершает самоубийство против чего-то, но он не совершает самоубийства против самой жизни.
      Это два основных и глубоко укорененных в человеке желания - и ему еще запрещается исполнять свою природу, свое естество, его собственная природа осуждается, как преступная, как природа, укорененная в грехе.
      Если человек удовлетворяет свое естество, он чувствует себя виноватым; если он не удовлетворяет его, он страдает.
      Эти люди создали основание для вашего страдания.
      Позвольте мне подвести итог: если вы естественны, если вы следуете своей природе, вы испытываете чувство вины. Тогда эта вина становится вашим несчастьем, вашей тревогой, вашей болью - какое вы понесете наказание за это! Вы не подчиняетесь Богу из-за того, что все ваши священные писания и их заповеди против вашего естества. И, исполняя свое естество, вы становитесь несчастными.
      Если вы не исполняете свое естество, то обязательно будете страдать, ведь тогда вы останетесь пустыми, неисполненными, неудовлетворенными; вы будете чувствовать тщетность, полную бессмысленность своей жизни.
      Таким образом, в мире есть два типа несчастных людей: те, кто следует за религиозными пророками, и те, кто не следует за ними.
      Очень трудно отыскать людей третьей категории, таких людей, как я, которые совсем ни о чем не заботятся. Я не следую за пророками, и я не против них. Я даже не ненавижу их - нет вопроса и о любви к ним. Для меня они абсолютно абсурдны и бессмысленны, не имеют отношения к нашему существованию. Примите любую из сторон, и у вас будут проблемы. Не принимайте никакой стороны, ни за, ни против; просто скажите этим ребятам: «Отправляйтесь в ад! И захватите с собой свои писания». Только так вы можете освободиться от своего несчастья.
      На Востоке есть совсем иное объяснение. Объяснения могут быть разными, но цель одна. На Востоке все три религии -индуизм, джайнизм, буддизм - учат, что ваше страдание имеет место вследствие ваших плохих дел в прошлых жизнях. И вы прожили миллионы прошлых жизней, в различных формах, в различных телах, в животных, в птицах... Здесь индусы имеют огромную перспективу. Известны восемьсот сорок миллионов форм жизни. Перспектива индусов огромна, по крайней мере, не так мала, как у христиан... всего лишь шесть тысяч лет.
      Их перспектива определенно велика: восемьсот сорок миллионов форм жизни, и вы прошли через все эти формы; и тогда только стали человеком. На всем этом долгом пути - в индуизме, джайнизме, буддизме надо бы использовать слова «световые годы» - вы совершили так много дел, хороших и плохих, и все они записаны за вами. Если вы страдаете, то это просто означает, что над вами тяготят плохие дела. Вы должны страдать, это единственный способ освободиться от них. Вы должны расплатиться за свои дела. Кому же еще расплачиваться? Вы кого-то убили в вашей прошлой жизни, кому теперь расплачиваться за это?
      Их объяснение представляется более математическим, более логическим, чем Адам, совершающий грех, и вы, страдающие после этого на протяжении шести тысяч лет. Так много поколений прошло, а грех все еще свеж. Так много поколений перестрадало и понесло наказание за него, а вы все еще наказываетесь. Можно ли наказывать столь многих людей за грех одного человека? И так будет продолжаться всегда и всегда.
      Восточное видение представляется, по крайней мере, более логичным: в прошлой жизни вы совершили какие-то плохие дела, и, конечно, вы должны страдать за них. Я говорю, что это выглядит более логичным, но это не является истиной существования.
      Что я имею в виду, когда говорю, что это не является истиной существования? Я имею в виду, что всякий раз, когда вы действуете, результат действия принадлежит самому действию, он не ждет следующей жизни. Почему он должен ждать? Если вы выпьете яд сейчас, разве вы умрете в следующей жизни? Я спорил с индусскими шанкарачаръями, джайнскими монахами, буддийскими бхикку, я говорил им: «Скажите мне, если кто-то ударит молотком себе по руке, будет ли он страдать в следующей жизни или будет страдать здесь, прямо сейчас?» Действие вызывает реакцию немедленно. Оно не ждет. Почему оно должно ждать, и почему оно должно ждать именно до следующей жизни.
      Они дурачили людей, конечно, более логично, чем христиане, евреи и мусульмане. Поэтому-то никакой просвещенный индус не может быть обращен в мусульманство, иудаизм, христианство - это невозможно, потому что все ваши идеи выглядят для него очень детскими. У него есть гораздо более логичные объяснения. Но эти логичные объяснения значительны только на поверхности; в глубине в них ничего нет.
      Я спорил со всеми этими людьми. Ни один из них не мог ответить на мой вопрос. Если вы сунете руку в огонь, будет ли у вас ожог в следующей жизни? Действие здесь, и реакция должна быть здесь же. Они связаны, они не могут быть разделены. В тот момент, когда вы любите, вы счастливы. Не так, чтобы в это мгновение вы любите и тут же несчастны, а в следующей жизни независимо от того, любите вы или нет, вы вдруг однажды испытываете счастье - благодаря хорошей карме из вашей предыдущей жизни!
      Вы разъединяете вещи, которые неразрывны по самой своей природе. Вы ненавидите кого-то, и в самой этой ненависти вы сгораете в огне. Вы гневаетесь, и в самом этом гневе, не вне него, вы страдаете. Мой подход такой: в каждое мгновение, что бы вы ни делали, вы наблюдаете немедленную реакцию.
      Эти люди дурачили вас, поскольку они не могут говорить вам того, что идет против их коренных интересов. Они не могут сказать вам, что вы бедны потому, что вас эксплуатирует богатый — они же сами наняты богатыми людьми. Вот, например, джайнский монах Ачарья Тулси... В дождливый сезон джайнские монахи не путешествуют. В Индии не так, как здесь, сезоны разделены очень явно: четыре месяца сезон дождей, четыре месяца летний сезон, четыре месяца зима. Позднее они были нарушены из-за ядерных испытаний, проводимых повсюду; а так, точно день в день начинаются дожди и то о день в день дожди прекращаются.
      Джайнский монах не путешествует в течение четырех месяцев сезона дождей. Он путешествует восемь месяцев, а на протяжении четырех месяцев он не путешествует, потому что земля мокрая, вырастает трава, и в этой траве много мелких насекомых, муравьев. Он не может ходить по траве, потому что трава живая. И он не может ходить по мокрой земле, потому что есть насекомые, которым влага придает смелости. Он должен ходить только по сухой земле, когда он абсолютно уверен, что своей ходьбой не убьет никакой жизни. Так что сезон дождей без вопросов. Он не может далее носить зонтик: это будет владение чем-то. Таким образом, в дождливый сезон ему труднее всего. У него только три одеяния - и все они мокрые, так что у него нет даже одежды на смену.
      Ачарья Тулси располагается в одном дворце. У него семьсот монахов, и на восемь месяцев эти монахи расходятся по стране, а на четыре месяца они приходят жить с учителем в одном дворце. Но это очень трудная задача: только очень богатые люди могут пригласить Ачарью Тулси провести сезон дождей в их городе, ведь с ним придут и эти семьсот монахов. Это еще ничего. Когда здесь эти семьсот монахов вместе со своим главой, -который в этой секте вроде папы, - тогда послушать их придут тысячи последователей. Ведь в сезон дождей в Индии все закрыто, совершенно нечего делать — магазины пусты, — и люди начинают играть в карты, шахматы. В сезон дождей происходят всевозможные фестивали, поскольку все свободны. Люди навещают родственников, для их бизнеса нет никакого риска.
      Люди навещают своих религиозных лидеров. И по традиции всякий, приходящий повидаться с главой, является гостем города, тогда как и сам этот глава является гостем этого города. Поэтому пригласить Ачарью Тулси означает потратить миллионы рупий, и только очень богатые люди могут позволить себе это. И если они могут позволить, то это означает, что они должны быть бизнесменами. Бизнесмен же никогда ничего не теряет. Он не карточный игрок. Он все рассчитывает по своему интересу. Если он собирается вложить - вот правильное слово – миллионы рупий в Ачарью Тулси, то тогда он выжмет из Ачарьи Тулси столько сока, сколько это возможно ради своего интереса, и он ничего не потеряет. И обе стороны все это хорошо понимают. Понимают, не говоря ни слова. Ачарья Тулси должен защищать богатого человека, поскольку именно этот богатый человек защищает Ачарью Тулси и его монахов. Все очень просто.
      То же касается и других религий в Индии. Это очень дорогостоящее явление. Например, в другой джайнской секте монахи живут совершенно обнаженными и не могут останавливаться ни в каких домах или семьях, поскольку близость к семье может породить привязанность. Может возникнуть некоторая проблема, они могут быть смущены. Они могут располагаться только в храме. А джайнские храмы самые дорогие и самые лучшие храмы в Индии. Сейчас трудно строить такие храмы. В Маунт Абу - некоторые из вас могли видеть их, поскольку я, бывало, устраивал там свои лагеря, - они хранят настоящие шедевры искусства. В эти храмы были вложены такие огромные деньги: они все из мрамора. На постройку одного такого храма могли потребоваться сотни лет. Начинал прадед, и лишь третье, четвертое или пятое поколение торжественно открывало храм, когда он был готов. На постройке работали тысячи рабочих, художников, ремесленников.
      Пригласить обнаженного джайнского монаха... Ведь обнаженный джайнский монах считается монахом наивысшего порядка. Ачарья Тулси - это не обнаженный джайнский монах. Он считается монахом более низкой степени. Да, он джайн, но если вы спросите последователей обнаженных монахов, они вам скажут: «Нет большой разницы между нами и Ачарьей Тулси. Может быть, он держит три одеяния, а мы шесть, но в этом и все различие. Вот между нашими монахами и ним настоящая разница». И точно, обнаженный джайнский монах мучит себя больше, чем кто-либо во всем мире. Никто не может состязаться с ним, он самый лучший мазохист, какие только могут быть.
      Пригласить обнаженного джайнского монаха означает, что вам нужен храм, соответствующий его престижу, иначе вы оскорбите его. И каждый большой город продолжает тратить леньги на воздвижение храмов, поскольку обнаженный монах может останавливаться только в храме. Вы удивитесь тому, что джайнов не так много, но они имеют множество храмов по всей стране. Даже в местах, где не живет ни одна джайнская семья, можно найти джайнские храмы, поскольку джайнские монахи ходят повсюду и им нужно какое-то место, где они могли бы остановиться.
      Вы удивитесь - на все это смешно смотреть, - джайнский монах не может просить ни у кого, кроме как у джайна. А сейчас джайнов очень немного, только триста тысяч по всей Индии -как чайная ложка соли в океане. Есть тысячи городков и деревень, где не встретишь ни одного джайна. Джайнский же монах должен непрерывно ходить на протяжении восьми месяцев; он вынужден проходить через деревни, где не живет ни один джайн.
      Что же делают джайны? За монахом следует процессия из двадцати семей - двадцать автобусов, пятьдесят автобусов. Причина в том... Вы удивляетесь, почему пятьдесят автобусов? Если бы нужна была одна джайнская семья, то хватило бы и одного автобуса или автомобиля. Нет, джайнский монах должен ходить, прося подаяние, и ему не разрешается просить у одной семьи. Это против их писаний. Когда создавались писания, все это было совершенно правильно, поскольку было так много монахов, что они становились тяжелой ношей для общества. Если монах приходит в одну семью и находит там хорошую пищу, то начнет являться каждый день и измучит эту семью. А если узнают другие монахи, то и они начнут ходить в эту же семью.
      Поэтому был установлен закон о том, чтобы ни один монах не просил подаяния только у одной семьи - хотя бы и на один прием пищи. Даже подаяние на один прием пищи он должен просить от нескольких семей: маленький кусочек отсюда, маленький кусочек оттуда. И назавтра ему не дозволяется просить у тех же самых людей. Никакому другому монаху не дозволяется просить в том же самом месте, где уже просил какой-нибудь монах. И теперь это порождает проблему: монах должен просить в разных семьях.
      Итак, пятьдесят, шестьдесят семей с пищей всех видов... и со всем тем, что необходимо им самим - палатки и все остальное.
      На самом деле осталось только двадцать два обнаженных джайнских монаха, ведь все это дело настолько утомительно, что когда умирает один обнаженный монах, его не заменяет никто. Это очень трудно. Так что пятьдесят, шестьдесят автобусов... Потом палатки, и на ночь собирается целый городок, а утром монах отправится в путь дальше. И они должны устраивать храмы в таких местах, где, странно сказать, нет ни одного человека, являющегося джайном. Чтобы поклоняться в храме, они вынуждены нанимать брамина.
      А брамины и джайны - враги (джайнизм это восстание против брахманизма), но брамины это единственные, кто знает, как поклоняться, и поэтому им платят, чтобы они делали это. На самом деле они не поклоняются; это легко понять: как они могут поклоняться врагу? Этот человек Махавира, статуя которого стоит здесь, непрерывно критиковал браминов. И теперь брамин за плату поклоняется ему. Может быть, в глубине души он проклинает его, но снаружи он восхваляет, осыпает цветами и делает все, что предписывает джайнизм для поклонения.
      Поутру весь городок будет готов. Монах приходит и узнает обо всех этих автобусах и о том, что весь этот палаточный городок вырос за ночь. Когда он приходил за день до этого, не было ни одной палатки. И всех этих людей он знает, ведь они непрерывно на протяжении месяцев следовали за ним. И, конечно, все эти люди должны быть достаточно богатыми, чтобы бросить все свои дела, чтобы возить за собой повсюду все свои семьи. А время года действительно трудное. В некоторых местах осадки достигают двухсот дюймов (пяти метров), а в некоторых местах может быть еще хуже - пятисот дюймов - и они должны следовать за монахом даже по горам, ведь джайны устраивают свои священные места в горах.
      Индусы устраивают свои священные места по берегам рек. Поскольку индусы почти монополизировали реки, джайны вынуждены были что-то делать, чтобы защитить себя, - все тот же состязающийся ум повсюду. Так что они придумали, что лучше всего будет выбрать высочайшие вершины гор и показать этим дуракам, что реки - это просто грязь. В Индии люди выбрасывают в реки мертвые тела, полусожженные тела, мертвых животных. Очень священные места! Поэтому-то джайны и устраивают свои священные места в высоких горах.
      Эти автобусы следуют за ними в эти горы, и палаточные города возникают за одну ночь, пока монах спит, но не у него на глазах. Я спрашивал у этих обнаженных монахов: «Вы что, на самом деле не знаете, что эти люди следуют за вами - одни и те же лица, одни и те же палатки, одни и те же автобусы - на протяжении четырех месяцев? Они дурачат сами себя, но кого дурачите вы? И зачем весь этот цирк?»
      В частном порядке они говорили мне: «Вы правы, но что мы можем сказать на это? Вы всегда бьете в то место, где больнее всего. У вас есть сноровка, - говорили они мне, - бить людей в самое слабое место. Это же ясно, четыре месяца... Я знаю, но не могу говорить об этом публично, ведь как иначе я выживу?» Монах зависит от этих людей. Эти люди бизнесмены, они вкладывают деньги. Они хотят, чтобы он говорил бедным людям: «Вы страдаете из-за вашей прошлой плохой кармы, а эти богатые люди наслаждаются своей хорошей кармой из прошлой жизни. Если вы тоже хотите наслаждаться, то делайте хорошую карму, подчиняйтесь священным писаниям, следуете принципам, предначертанным великими учителями, и в следующей жизни вы будете богаты».
      Я пытался объяснить, почему священники должны все переносить на следующую жизнь: ведь с этой жизнью они ничего не могут сделать. А со следующей жизнью одно хорошо: никто не знает, что случится - случится что-нибудь или нет, выживет кто-нибудь или нет. Такая стратегия была придумана для того, чтобы объяснение оставалось рациональным. В противном случае все еще есть люди, которые делают все, что говорят священные писания, и все же страдают, бедны, больны. Они спрашивают: «Мы делаем все, что вы говорите, - так почему же мы страдаем? » Оставить их в стороне, даже этих джайнских монахов - один из них умирает от рака, так за что же он страдает? За всю свою жизнь он не сделал ничего, о чем можно было бы сказать, что это плохо. Нужно найти какое-то объяснение в его прошлом.
      Человек пребывает в страдании, потому что религии не помогли ему уничтожить причины этого страдания.
      Напротив, они утешили его, так что он остается все таким же, как он есть.
      Бунт, восстание - это вещи того же порядка, что и неподчинение, непослушание, создание хаоса: вы будете ужасно страдать в предстоящей жизни. Вы страдаете сейчас и готовите почву для еще большего страдания. Вот так они и создали этот провал между этой и предстоящей жизнью, между прошлой и этой жизнью. И это прекрасная стратегия, ведь у вас нет ни одного свидетельства от вашей прошлой жизни - совершали ли вы в ней какие-нибудь плохие или хорошие дела, - нет у вас и никакой возможности узнать, что случится в вашей следующей жизни, в предстоящей жизни.
      Они дали красивые объяснения и закамуфлировали всю эту вонючую реальность красивыми цветами. Поэтому вы нюхаете цветы и забываете о вонючей реке, протекающей как раз внизу под вами. Выбросите эти цветы, и вы немедленно увидите, почему так страдает человечество.
      Вот то новое, что, как я сказал раньше, произошло с человечеством: один его процент подошел к точке, когда люди стали немного сознательными, бдительными, осознающими. И этот один процент человечества, осознавая людское страдание, видя, что все человечество уже в аду, спрашивает: «О каком другом аде вы говорите? Не может быть ничего хуже того, что творится на земле». Такие вопросы поставил этот один процент человечества. Эти вопросы достигли и тех, кто еще не стал бдительным, - эти вопросы так или иначе достигли их. Они тоже услышали и ощутили в себе какое-то легкое шевеление сознания: «Да, есть несчастье, и это несчастье огромно».
      Политики всегда обманывали вас. Они говорят: «Если есть демократия, страдания не будет. Если есть независимость, страдания не будет. Если есть социализм, страдания не будет. Если есть коммунизм, страдание исчезнет». Но вот демократия есть, а страдание продолжает нарастать, накапливаться. Страны независимы — нет ни одной страны, пребывающей в рабстве, - но и в независимых странах страдания не меньше. А может быть, даже и больше, ведь они не могут свалить свое несчастье на кого-то другого - они же независимы. У рабской страны есть, по крайней мере, какое-то утешение. Вот мое переживание, мой опыт.
      До того как Индия стала независимой, по всей Индии было такое чувство. Мой дом был местом конспиративных встреч. Два моих дяди много раз сидели в тюрьме, и каждую неделю они должны были ходить в полицейский участок с отчетом о том, что они ничего не делают против правительства, что они все еще здесь. Им не разрешалось уезжать из города, но к ним приходили люди - и у всех их была такая большая надежда.
      Я был маленьким ребенком, но всегда удивлялся: «Эти люди говорят, что стоит только стать независимыми, как все страдания исчезнут. Как это может случиться? Я не вижу никакой связи». Но была надежда. Земля обетованная была очень близко; еще немного борьбы, и она будет достигнута. Было страдание, но не вы отвечаете за него: ответственность лежит на британцах. Великим утешением была возможность свалить все на британцев.
      Действительно, я, бывало, спрашивал у этих революционеров, тайно посещавших наш дом или иногда останавливающихся там на месяцы... Один из них, знаменитый революционер Бхавани Тивари, был национальным лидером социалистической партии. Всякий раз, когда он должен был куда-нибудь отправляться по своим подпольным делам, он приходил в нашу деревню и, спрятавшись, просто жил в нашем доме. Весь день он не выходил из дому - и никто не знал о том, что он в деревне. Но я спорил с ним. Он снова и снова говорил мне: «Ты приходишь с такими неудобными вопросами, что иногда я думаю, было бы лучше сидеть в британской тюрьме, чем находиться в вашем доме! Там, по крайней мере, я получал бы уход по первому классу».
      Он был знаменитым лидером, поэтому он получил бы уход по первому классу - специальный класс для политических заключенных - со всеми удобствами, с хорошей пищей, с хорошей библиотекой. И у него была бы некоторая свобода, поскольку заключенных первого класса не заставляют заниматься никакой работой. Они писали свои автобиографии и другие книги: все великие книги, написанные великими индийскими лидерами, написаны в тюрьмах. Они ходили на прогулки - их помещали в прекрасные места, которые даже нельзя считать тюрьмами; они были созданы специально для них.
      Например, в Пуне, как раз напротив нас, был дворец, на другой стороне реки - дворец Ага Хана. То был дворец. Ганди содержался там в качестве заключенного, и его жена тоже. Его жена умерла там, ее могила все еще находится во дворце Ага Хана. Вы, должно быть, видели этот дворец в Пуне - когда переходишь через мост, как раз на вершине холма стоит прекрасный дом.
      Владелец этого дома жил в Бомбее и, бывало, приходил ко мне. Как-то раз я попросил его: «Можете взять все, что захотите, но отдайте мне этот дом к моему переезду в Пуну. Мне хочется иметь этот дом», - ведь во всей Пуне это было самое высокое место, откуда был виден весь город, и дворец был по-настоящему прекрасен.
      Он сказал: «Это трудно, поскольку он принадлежит моей матери. Она владелица этого дома, и она не продаст его, поскольку в нем сидел в заключении Ганди, а она его последовательница. Она хочет устроить национальный музей в память Ганди. Убедить ее невозможно - и в особенности, если речь идет о вас. Даже ваше имя не произносится в моей семье. Когда я иду сюда к вам, я вынужден говорить, что направляюсь куда-то в другое место. Ваше имя произносить нельзя». Последователи Ганди не произносят моего имени, поскольку я постоянно выступаю против Ганди.
      Таким образом, эти особенные дворцы были превращены в тюрьмы. Вокруг них гектары зеленых насаждений, прекрасные виды. Поэтому-то Бхавани Прасад Тивари, бывало, говорил мне: «Было бы лучше прекратить заниматься подпольной деятельностью - ведь ты задаешь такие неудобные вопросы».
      Я говорил: «Если вы не можете ответить на них, то что тогда произойдет со страной, когда она станет независимой? Возникнут вопросы, которые вам придется решать. Вы не можете ответить на них даже устно, а тогда вам придется решать их по-настоящему». Я спрашивал у него: «Когда британцы уйдут из страны, - а британцев было не так много - каким образом исчезнет нищета? Или вы хотите, чтобы я поверил, что до прихода британцев Индия не была бедной?»
      «Она была такой же бедной, как и сейчас, может быть, еще беднее, поскольку британцы принесли с собой промышленность, технологию, и это помогло стране стать немного лучше. Они принесли с собой образование, школы, колледжи, университеты. До этого не было возможности получать образование - единственными образованными людьми были брамины, поскольку у них отец учил сына. Они держали всех остальных необразованными, ведь это лучший способ держать людей в рабстве. Образование могло стать опасным».
      «Как вы уничтожите нищету? Как вы уничтожите сотни видов мук и несчастий, не имеющих никакого отношения к британцам? Вот муж страдает из-за своей жены - как вы поможете ему? Британцы ушли, хорошо; но жена-то все еще здесь, и муж здесь - как это все изменится?»
      Он отвечал: «Я знаю, что это трудно, но дайте нам сначала получить независимость».
      Я говорил: «Я знаю, после независимости проблемы останутся теми же самыми, может быть, еще хуже».
      Они и есть хуже. За триста лет не было совершено ни одного покушения на британских генерал-губернаторов. Сейчас можно покушаться на премьер-министра. Ваша независимость дала вам великий разум! На протяжении трехсот лет пенджабские сикхи не говорили о том, что они хотят отделиться. Теперь, вот, они хотят отделиться. Вот что дала людям независимость.
      И я с полной охотой отдал бы им отделение, но вот вопрос об индусском меньшинстве, проживающем в Пенджабе. Ведь их убьют. Или они должны стать сикхами, или они будут вырезаны. Так что это не только вопрос предоставления независимости отдельному штату. С этим-то все в порядке: если хотят быть независимыми, пусть будут. Но проблема в индусском меньшинстве. Куда забрать их? Они ведь будут убиты.
      Так случилось в Пакистане. Когда образовался Пакистан, все индусы в Пакистане были вырезаны. И Пакистан от этого не стал богаче. Так богаче не станешь. Пакистан гораздо беднее Индии. Нищета становится больше из-за роста народонаселения. Британцы не несут ответственности за рост народонаселения. Это вы все время производите детей.
      Политические лидеры поддерживали в человечестве надежду - постоянно где-то там, далеко, великая надежда...
      Россия на протяжении шестидесяти лет страдала ради бесклассового общества: «Скоро настанет бесклассовое общество!» Когда закончатся эти дни ожидания? Это все та же старая стратегия. Иисус говорил как-то своим последователям: «Очень скоро вы будете со мной в царствии Божьем. Очень скоро вы увидите, как те, кто последовал за мной, спасаются, а те, кто не последовал, проваливаются в вечный ад». Этого все еще не случилось, и мы не знаем даже, сам Иисус с Богом или нет.
      Он обещал даже вернуться. Я думаю, его оставила смелость - одного распятия достаточно! Теперь он снова будет распят, на этот раз в Ватикане, поскольку на этот раз он явится как христианин. И папа будет тем человеком, который решит: «Этот человек должен быть распят - он притворщик, антихрист. Он не наш господь, ведь когда приходит наш господь, он является в славе, сидящим на облаке. Вот как должен являться господь. А этот человек родился от женщины, и даже не от девственницы».
      Они будут искать облако, на котором явится господь, а господь сбежал!
      Но надежда... Политики все время дают надежду, но она не осуществляется.
      Одно нужно понять ясно: никакая надежда не поможет, никакое ложное объяснение не поможет.
      Вам нужно отложить в сторону весь этот хлам и всмотреться в реальность, такую, как она есть.
      Реальность заключается в том, что эта земля не вынесет такого большого народонаселения; население должно быть вполовину меньше того, что есть сейчас. Но то, как оно развивается, показывает, что к концу столетия народонаселение удвоится. Страдание тоже удвоится.
      Я хотел бы, чтобы народонаселение стало вдвое меньше того, что есть сейчас, - но для этого вам нужна разумность, понимание.
      Вы должны понимать, что дети не посылаются Богом. Нет Бога, посылающего детей. На самом деле, один мужчина имеет достаточно семени, чтобы за сорок, пятьдесят лет своей жизни произвести столько детей, чтобы хватило заселить всю землю — один мужчина! В каждом сексуальном оргазме теряются миллионы потенциальных человеческих существ. Это не то, что делает Бог, в противном случае этот Бог очень глуп. Какой смысл давать так много семени мужчине, когда у женщины обычно оплодотворяется только одно яйцо в год? Это и создало проблему: мужчины начали иметь помногу жен. Женщина же не может иметь много мужей, ведь мужчина может сделать беременными много женщин, а если у женщины будет много мужей, то что они будут делать? Одна женщина, один мужчина делает ее беременной, что же остальным отправляться в Орегон - что же еще?
      Это не имеет ничего общего с Богом, это просто биология. Нужно рассказывать людям, чтобы они поняли биологию и использовали все доступные методы для сокращения народонаселения как раз наполовину от того, что есть.
      Хватит ходить в синагоги, храмы, церкви - они достаточно дурачили вас.
      Хватит спрашивать у этих людей - раввинов, монахов, священников, - ведь все, что они знают, они давали в качестве утешений на протяжении тысяч лет, и все их утешения оказались бессильными.
      Вы должны повернуться от политиков, от религиозных людей к ученому.
      Если человечество хочет освободиться от страдания, оно должно сфокусироваться на науке.
      И свою религию я называю наукой внутренней души. Это не религия; это в точности наука.
      Точно так же, как наука действует в объективном мире, эта наука действует в субъективном мире.
      Запомните, внешняя наука может очень сильно помочь вам в уменьшении вашего страдания и несчастья, - почти на девяносто процентов. И вы удалите девяносто процентов своих страданий и несчастий - они физические, биологические. Наука может очень легко устранить их - тогда впервые вам станут ясны оставшиеся десять процентов вашего страдания. Прямо сейчас они теряются в беспорядке этих девяноста процентов.
      Тогда вы сможете увидеть, что все ваше страдание - ничто в сравнении с этими десятью процентами; эти десять процентов - настоящая мука.
      И преобразование возможно только через внутреннее движение: назовите его медитацией, осознанностью, наблюдательностью.
      И эти десять процентов имеют потрясающий вес. Девяносто процентов — ничто, это просто голод... вам нужна пища, вам нужен кров, вам нужна работа, и все то, с чем может справиться наука.
      Полностью удалите священника. У него нет функции в будущем. Он уже принес достаточный вред.
      Сфокусируйтесь на науке, и тогда вы немедленно увидите возникающее в вас новое измерение, которого вы не осознавали раньше.
      Оно было, - но голодный человек, как он может думать о том, имеет ли жизнь смысл или нет? Голодный человек не может думать о том, красив цветок или нет: он голоден. С ним невозможно говорить о музыке, поэзии, живописи. Это обидит его; это будет просто оскорблением, явным оскорблением.
      Но когда эти проблемы исчезнут, он впервые начнет спрашивать о по-настоящему существенных вопросах, на которые может ответить только субъективная наука.
      Поэтому у религии нет будущего.
      Будущее есть у объективной науки, чтобы иметь дело с объективное материей, и у субъективной науки, чтобы иметь дело с вашей внутренней материей.
      Одна заботится о вашей физиологии, биологии. Другая позаботится о вашей психологии и о вашем основном центре - о душе.
 

Беседа 2.
ДРУГАЯ ЩЕКА - ПРАЗДНИК МАЗОХИСТСКОЙ ПОЩЕЧИНЫ

       30 ноября 1984 года
 
       Бхагаван,
       Что вы думаете о философии ненасилия и в особенности о христианской догме подставления другой щеки?
 
      Я не философ. Это философы обо всем думают. Их подход умственный.
      Мой подход - подход не-ума. Он прямо противоположен философствованию.
      Это не думание о вещах, идеях, но смотрение на них с ясностью, которая приходит, когда вы откладываете свой ум в сторону, когда вы смотрите сквозь безмолвие, а не сквозь логику.
      Смотрение - это не думание.
      Вон там восходит солнце; если вы думаете о нем, вы его упускаете, потому что пока вы о нем думаете, вы отдаляетесь от него. Думая, вы можете отдалиться на многие километры; мысль движется быстрее всего.
      Если вы смотрите на восход солнца, то тогда ясно одно: вы о нем не думаете. Только так вы можете его увидеть.
      Думание образует вуаль перед вашими глазами. Оно привносит в реальность свой собственный цвет, свои собственные идеи. Оно не позволяет реальности достичь вас, оно навязывает себя реальности; оно становится уклонением от реальности.
      Поэтому ни один философ никогда не был способен познать истину.
      Все философы думали об истине. Но думать об истине невозможно. Либо вы знаете ее, либо нет. Если вы знаете, думать о ней не нужно. Если не знаете, тогда как вы можете о ней думать?
      Философ, думающий об истине, похож на слепого, думающего о свете. Если у вас есть глаза, вы не думаете о свете, вы видите его.
      Смотрение - совершенно другой процесс; оно является следствием медитации.
      Поэтому я бы не хотел, чтобы мой путь в жизни когда-либо назывался философией, потому что он ничего общего с философией не имеет. Можете называть его филосия. Слово «фило» означает любовь; «софия» означает мудрость, знание - любовь к знанию. В слове филосия «фило» также означает любовь, а «сия» означает смотрение, видение: любовь, но не к знанию, а к бытию, - не к мудрости, а к переживанию.
      Это первое, что нужно запомнить. Ненасилие - это философия Махатмы Ганди; для меня это не философия, это филосия. Вот здесь я постоянно сражался с гандийскими философами, мыслителями. Ганди написал свою автобиографию под названием Эксперименты с Истиной. Это совершенный абсурд - с истиной экспериментировать невозможно.
      Когда вы молчите, истина присутствует во всей ее полноте, во всей ее абсолютной славе. А когда вы не молчите, истина отсутствует.
      Когда вы молчите, истина не предстает перед вами подобно какому-нибудь объекту. Когда вы молчите, вы неожиданно осознаете, что вы и есть истина.
      Нет ничего, на что нужно смотреть, что нужно видеть.
      Смотрящий и есть то, на что он смотрит, наблюдающий и есть то, что он наблюдает; этой раздвоенности больше не существует.
      И нет вопроса о думаний. Нет сомнения, нет веры, нет идеи.
      Ганди пытался экспериментировать с истиной. Вот простой контекст: вы знаете что есть истина; иначе как вы собираетесь экспериментировать с ней? А какой смысл экспериментировать с истиной человеку, знающему ее? Он живет ею! Для него нет альтернативы. Для Ганди все - философия, для меня все - филосия. Ганди мыслитель, я не мыслитель. Мой подход не ментальный, не умственный, мой подход экзистенциональный, подход существования. Ненасилие - само это слово непривлекательно для меня, оно не в моем вкусе, потому что оно отрицательно. Насилие положительно, ненасилие отрицательно. Никто не обратил внимания на тот простой факт, что насилие оказывается положительным, солидным, - а ненасилие выступает как его отрицание.
      Я называю это благоговением перед жизнью, я не использую слово ненасилие. Благоговение перед жизнью - это положительно; когда есть благоговение, ненасилие случается само по себе.
      Если вы чувствуете благоговение перед жизнью, то как вы можете быть насильственными? Но все-таки можно быть ненасильственным, и при этом не испытывать никакого благоговения перед жизнью.
      Я знаю этих так называемых ненасильственных людей... Вы будете изумлены, узнав, что в Калькутте у джайнов есть одно очень важное место. Во всех больших городах - в Бомбее, в Калькутте - джайны - самые богатые люди. В Калькутте я познакомился с одним странным явлением; когда я увидел его впервые, я не поверил своим глазам. Я обычно останавливался в доме весьма уникального человека, Соханлала Дугара. Он был уникален во многих отношениях. Я любил этого человека - он был очень колоритной фигурой. Был он стар - умер семь лет назад. Когда он впервые встретил меня, в то время ему было семьдесят, но дожил он до девяноста лет.
      Он повстречал меня в Джайпуре, это был город, где он жил, и пригласил меня в Калькутту, поскольку там находился его бизнес; оттуда он контролировал весь серебряный рынок, не только в Индии, но и по всей Азии. Его называли Серебряным Королем. Я слышал о нем, но у меня не было ни малейшего представления, что он за человек. Когда он впервые пришел ко мне в Джайпуре, он прикоснулся к моим ногам - старик, одетый в стиле Раджастана, в желтом тюрбане, кажущийся очень древним - достал из карманов своей одежды пачки денежных купюр и хотел вручить их мне.
      Я сказал: «Но прямо сейчас они мне не нужны. Оставьте мне свой адрес; когда я буду нуждаться, я обращусь к вам, и, если вы все еще будете богаты и если вы будете в настроении давать, вы дадите. Но прямо сейчас у меня нет никакой потребности, так зачем без необходимости доставлять мне проблемы? Я сейчас собираюсь в тридцатишестичасовое путешествие и тогда мне придется беспокоиться об этих деньгах. Я не смогу заснуть, всякий может отобрать их у меня. Поэтому, пожалуйста, оставьте их у себя». Он начал плакать, слезы потекли из его глаз. Я сказал: «Я же не сказал ничего такого, что могло вас так сильно задеть ».
      Он сказал: «Ничто другое не может задеть меня сильнее. Я бедный человек, потому что у меня есть только деньги и ничего другого. Я хотел бы что-нибудь сделать для вас - я испытываю к вам такое сильное чувство, - но я бедный человек; кроме денег у меня ничего нет. И если вы откажете моим деньгам, то вы откажете мне, ведь у меня нет ничего другого, Поэтому возьмите эти деньги. Если хотите сжечь их, сожгите прямо сейчас. Если хотите выбросить их, выбрасывайте прямо сейчас - это ваше дело. Но помните: никогда не отказывайте моим деньгам, это будет означать, что вы отказываете мне. Ничего другого предложить вам у меня нет».
      Его слезы были такими искренними и подлинными, и то, что он говорил, было так значительно, что я сказал: «Хорошо. Давайте мне эти деньги, и вынимайте... у вас в карманах есть еще».
      Он сказал: «Вот правильно. Вот человек, которого я искал». И он вынул из карманов все. Он вывернул карманы, показал их мне и сказал: «Сейчас, прямо сейчас, у меня больше нет, но вот человек, которого я искал». И он пригласил меня в Калькутту.
      Он жил в джайнской колонии. Джайны стремятся жить вместе, поскольку не хотят смешиваться с более низкими человеческими существами. Они наивысшие человеческие существа, самые чистые, самые религиозные. Там он сказал мне: «Я покажу вам нечто, что удивит вас». Он провел меня в одну из своих комнат, открыл окно и сказал: «Посмотрите».
      За окном я увидел... Я не могу выразить, что это было. Там была по меньшей мере сотня коек без всяких матрасов на них, и сто человек пытались уснуть на этих голых койках. Я сказал: «В чем дело? Почему у них нет матрасов и почему у них нет подушек? Им же неудобно; видно же, как они крутятся и вертятся ».
      Он сказал: «Вы на самом деле не понимаете того, что видите. Здесь есть нечто большее; эти люди наняты джайнами».
      Я сказал: «Наняты? Для чего?»
      Он сказал: «Чтобы спать на этих койках».
      Я сказал: «Но какой во всем этом смысл?»
      Он сказал: «Смысл в койках...» В Индии, в жарких странах очень легко растут насекомые всех видов. Одно насекомое - я не знаю как оно называется по-английски - кхатмал...?
      «Это клоп, Бхагаван».
      Клоп - вот этот паразит. Из-за своей философии ненасилия джайны не могут убивать их. Они не могут убивать их, но если на этих койках никто не спит, клопы умрут - вот поэтому они и нанимают людей. Вам платят пять рупий за ночь: вы спите на койке, полной клопов, и они всю ночь пьют вашу кровь. Что же это за бизнес? Они спасают клопов, - но что сказать об этих бедных людях? Они об этом не думают. Люди согласились спать на койках; им платят за это.
      Но лишь подумайте об этой идее... вы помещаете человека в такую ситуацию. У человека должны быть настоящие неприятности, иначе, почему бы ему за пять рупий подвергать опасности свою жизнь? Может быть, у него умирает мать, может быть его жена в больнице, может быть, с его отцом произошел несчастный случай и эти пять рупий очень нужны для лекарства, для еды, для чего-нибудь еще. И каждый день выстраивается очередь; на всех коек не хватает. Есть только сто коек; достается самым удачливым. А те, кто платят, зарабатывают себе добродетельность. Растет их банковский счет в ином мире - так много клопов спасли они от умирания. Странная любовь - к клопам. И они не думают о том человеке, который мучится всю ночь. Нет, ему заплачено, и нет никакого чувства вины.
      Я хочу, чтобы вы запомнили: человек, верящий в ненасилие, необязательно испытывает благоговение перед жизнью. Но тот, кто благоговеет перед жизнью, обязательно будет ненасильственным - это необходимое следствие. И его ненасилие будет иметь совершенно иной вкус. Оно не будет ненасилием Махатмы Ганди.
      Например, Ганди непрерывно пытается учить ненасилию своих учеников - и следует ему сам. Он не мошенник; все, во что он верит, может быть неверно, но он верит в это целиком и полностью. Его намерения всегда искренни, в его искренности нельзя сомневаться, но его разумность не так бесспорна. А человек с сильными стремлениями, но с разумом невысокого качества более опасен, чем кто-либо другой - ведь его стремления слепы. Ганди думал, что учит ненасилию, но на самом деле он учил людей насилию над собой.
      На моем пути в жизни такого случиться не может. Благоговение перед жизнью не покидает меня: я полон благоговения ко всей окружающей жизни, так как же я могу не испытывать его по отношению к своей собственной жизни?
      В глубоком безмолвии нет моего и нет твоего.
      Жизнь есть просто жизнь; это один поток.
      Мы связаны друг с другом невидимыми нитями. Если я раню вас, то я раню и себя. Если я раню себя, то я раню и всех вас.
      Я хочу, чтобы это различие было ясным для вас. Оно очень тонко. Человек, верящий в ненасилие, будет очень внимателен к тому, чтобы не проявлять насилие к кому-либо другому - слишком внимателен! Но поскольку он не испытал благоговения перед жизнью - ненасилие это лишь его идеология; он лишь разумом пришел к выводу о том, что это хорошо, что это правильный путь, - он будет насильственным по отношению к самому себе. На самом деле его насилие по отношению к другим обернется на него самого. Пропорция останется той же самой.
      Я пережил это в людях, например, в охотниках, убийцах, насильниках. Невдалеке от моего университета, в двухстах милях, был лесной заповедник - один из самых прекрасных лесов в Индии, Канха Кешали. На сотни миль все виды дикой жизни - там можно найти все возможные, все мыслимые формы животных. Охота там запрещена для всех, исключая особых гостей вице-короля, губернатора, а позднее премьер-министра, президента и главного министра. Для особых гостей охота разрешена, для всех остальных строго запрещена.
      Когда у меня было время, я, бывало, ездил в Канха Кешали; дом отдыха в Канха Кешали находился в очень красивом месте, на большом озере, окруженном зеленью насколько хватало взора. Целыми днями там можно было не встретить и не увидеть ни единого человека, но можно было увидеть тысячи оленей, пробегающих по ночам. И ночью глаза оленя становятся почти пламенными. Тысяча или две тысячи оленей, пробегающих в ночи... в лунную ночь можно было видеть тысячи маленьких огоньков, движущихся друг за другом. Олени должны приходить к озеру по ночам, чтобы напиться воды. Все животные приходят на водопой ночью; вам только нужно сидеть в доме, и можно увидеть львов, тигров...
      Как-то раз я повстречался с группой охотников, особых людей. Я удивился, узнав, что эти охотники были очень насильственными людьми, но вместе с тем очень дружескими, очень любящими. Я уже жил с ненасильственными людьми, которые не были дружественными, любящими. Контраст был такой, что я начал глубже присматриваться к этому явлению: в чем дело? Я дружил со многими великими охотниками Индии, с королями, принцами - в Индии так много магараджей, так много принцев, и все они охотники. Если вы войдете во дворец магараджи, то вы найдете там, как много львов было убито им; они все на выставке. Весь дом полон мертвых животных, сохраненных в виде чучел. Это предметы гордости.
      Я начал дружить с этими людьми и нашел, что они очень хорошие, очень любящие, очень простые и невинные люди. Человек убил, может быть, сто львов, но сам он совершенно как ребенок. Он не такой высокомерный и эгоистичный, как ненасильственный джайна или ненасильственный последователь Ганди. Он простой человек, простое человеческое существо. Он знает, что он не святой. А эти люди, верящие в ненасилие, автоматически начинают считать себя святыми, высшими существами, выше всех остальных. В их эгоизме больше насилия, чем во всей жизни охотника, убившего множество животных.
      Верящий в ненасилие не причинит вам насилия физически, но психологически он очень насильственен. Психологически он всеми возможными способами будет пытаться доказать свое превосходство. И еще одно: если он не дает насилию добраться до другого человека, то этим самым насилие не уничтожается; так оно не исчезает. Насильственный ум располагается внутри. Если вы не даете уму выражать свое насилие по отношению к другим, оно обратится на вас.
      Поэтому ненасильственные люди всеми возможными способами мучат себя. Насилие не исчезло, оно лишь сделало поворот в обратную сторону. Ганди был очень насильственным по отношению к самому себе. Он постился по всякому поводу. Пост - это насилие. Если вы заставляете кого-то голодать - это насилие. А если вы сами голодаете, разве это не насилие? У вас что, двойные стандарты?
      Заставляю ли я голодать вас или голодаю сам, это одно и то же; должны применяться одинаковые принципы и одинаковые стандарты: я насильственный человек, если не по отношению к вашему телу, то по отношению к своему. И в насилии по отношению к вам была возможность того, что вы могли ответить мне тем же - вы могли прекратить мое насилие по отношению к вам. Но быть насильственным по отношению к собственному телу - самое простое дело в мире. Что может поделать ваше тело? Оно не может ответить тем же, оно не может запретить вам. У него нет защиты от вас. Поэтому человек, насильственный по отношению к другим, проявляет насилие к тому, кто имеет право защитить себя и сам может проявить насилие. Но человек, насильственный по отношению к самому себе, по-настоящему хитер, очень хитер. Он нашел самую невинную жертву в мире, самую беззащитную. Вы можете делать со своим телом все, что захотите.
      Были монахи, которые избивали свои тела каждое утро, пока кровь не начинала сочиться из всего тела. И их считали великими святыми! В Александрии был один христианский святой, который жил на тридцатиметровом столбе - на вершине его, где едва хватало места, чтобы сесть. Он оставался на этом столбе тридцать лет. Он спал там; люди посылали ему еду, и он подтягивал эту еду на веревке. Он испражнялся и мочился с этого столба... но все это считалось великим аскетизмом. Из мест, удаленных на сотни миль, приходили люди, чтобы уплатить дань уважения этому сумасшедшему. Что он делал? Просто мучил себя.
      В Индии я видел так много людей, которые всеми возможными способами мучат себя, что мне стало совершенно ясно: во всех религиях, бывших до настоящего времени, доминировали садомазохисты.
      Я встречал человека, который на протяжении многих лет стоял. Вот вы не можете стоять слишком долго; он же стоял годами. Все его тело сжалось. Весь его вес приходился на ноги, и ноги стали, как у слона. Теперь если бы он и захотел бы сесть, это не удалось бы ему. Он вынужден был спать стоя. Как раз перед ним находилась деревянная подставка, свешивавшаяся с потолка. Он клал свои руки на эту подставку и так спал, и так стоял целыми днями. Ему поклонялись тысячи людей.
      Я спрашивал у них: «Какое здесь есть такое качество, что вы ему поклоняетесь? Заключается ли оно именно в том, что он стоит? Именно в том, что он идиот? Чего он добился этим стоянием? Посмотрите на его лицо! Сказал ли он хотя бы раз что-нибудь, что имело бы смысл?» Он был очень обыкновенным человеком. Но он умудрился самим этим стоянием стать великим мудрецом. Вот человек, который ненасильственен по отношению ни к кому, кроме себя. Это же чистое насилие. И я не представляю себе, если вы благоговеете перед жизнью, то как вы можете уничтожать таким образом свою собственную жизнь.
      Джайнизм - это единственная религия, которая позволяет монаху, если он того захочет, поститься до смерти. Это не называется самоубийством, для этого нашлось очень красивое название: сантхара. Сантхара означает того, кто отбросил стремление к жизни, того, кто прошел дальше стремления жить. Каждый год многие джайнские монахи умирают как сантхары. Правительство ничего не может поделать с этим, поскольку такова религиозная практика джайнов. Не предполагается, чтобы светское правительство вмешивалось в дела какой-либо религии. И они не совершают самоубийства, принимая яд или убивая себя мечом, - нет, у них есть очень мучительный метод. Электрический стул был бы гораздо менее насильственным средством - вы просто садитесь на него, и вот вас нет, вы даже не почувствуете ничего. Или вам могут дать хлороформ, и тогда вы даже не почувствуете, когда вы еще есть и когда вас уже нет.
      Но джайнский монах будет поститься на протяжении двух месяцев, трех месяцев. Были случаи, когда это продолжалось до девяноста дней - три месяца без еды. Он превращается в скелет; по мере того, как проходят дни, собираются все большие толпы, а он уже не может даже открыть глаза. Люди поют и распевают в его хвалу, но я не думаю, что он слышит их — он уже постился в течение двух месяцев; от него остались одни кости. Можно сказать, что он живой, потому что он все еще дышит, но за исключением дыхания и пульса нет никаких других признаков жизни. В течение трех месяцев он может оставаться подвешенным в этом состоянии между жизнью и смертью. И это ненасильственные люди!
      Ганди выучился своему ненасилию у этих идиотов. Он признавал одним из своих гуру, своих учителей, джайнского монаха Шримада Раджчандру, который мучил себя и учил людей делать то же самое... Чему вы будете учить людей? Вы будете учить их тому, что делаете сами. Поэтому я называю их садомазохистами; эти люди и садисты, и мазохисты. Обычно в психиатрических больницах можно найти отдельно садистов, отдельно мазохистов; редко найдешь того, у кого оба эти заболевания сразу - садомазохизм.
      Садист наслаждается, мучая других. Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, Муссолини, Мао Цзе-дун, Тамерлан, Александр, Наполеон — вот люди, бывшие садистами, наслаждавшиеся мучениями других людей. И есть мазохисты, которые наслаждаются, мучая себя. Мазохисты предлагают себя для мучений. Они ищут садиста.
      Кто-то спросил меня, какой мужчина и какая женщина образовали бы наилучшую пару. Я ответил: «Один из них должен быть садистом, а другой мазохистом. Это была бы самая лучшая пара в мире. Они не развелись бы никогда. Один наслаждается, мучая; другой наслаждается, когда мучат его. Они полностью удовлетворяют себя». И есть пары, о которых можно подумать, что они идеальные, по той простой причине, что один из пары - садист, а другой - мазохист. Они подходят друг другу.
      Мазохист изыскивает странные пути, философии, рационализации.
      Здесь находится Вина. Когда она впервые пришла ко мне пятнадцать лет назад, она привела молодого человека; она пришла с этим молодым человеком. Этот молодой человек искал учителя, который мог бы научить его жить только на одной воде. Вина привела этого мазохиста. Но он не считал себя мазохистом. Он думал, что ищет наиболее естественный способ жить. Конечно, он не мог оставаться со мной. Вина привела его; он сбежал. Вина осталась со мной. Человека такого рода можно встретить повсюду. Кто-то становится натуропатом и живет в соответствии с идеалами, которые дает ему натуропатия.
      Одна моя тетя предавалась чудачествам натуропатии. Я много раз говорил ей: «Вы просто убьете себя, если будете делать эти глупости». Так и случилось. Она была в полном порядке, но натуропатия все время находила в ней что-то не то. Если вы ищете, то и находите; тело - это сложное явление. Незначительная головная боль, и этого достаточно, чтобы начать пост; вы просто немного устали, и этого достаточно, чтобы поставить клизму. Все... и вы знаете, что делать, поскольку все время читаете. Есть книги с простыми лечебными предписаниями, и их не так много, так что в натуропатии каждый пациент становится для себя и доктором. Можно прочитать даже маленькую книжечку, и этого будет достаточно.
      Я говорил ей снова и снова - я жил вместе с нею четыре года и всячески предупреждал ее лечебные процедуры. Я выбрасывал ее клизмы, выбрасывал ее ванные бачки - у нее было много размеров... бачки для сидячих ванн, и я не знаю, что еще. У нее была такая коллекция странных приборов, я просто выбрасывал их прочь. В тот момент, когда я находил что-нибудь, я тут же это выбрасывал. И она постоянно прикладывала грязевые компрессы к своему животу, к своей голове, к своей спине. Я говорил: «Что происходит? Непрерывно - двадцать четыре часа в сутки? Вокруг ходят миллионы людей, но никто не делает того, что делаете вы». Так что пока я был в доме, я отнимал у нее ее грязевые компрессы, ледяные компрессы, горячие компрессы, но в тот момент, когда я уходил из дома, я ведь должен был ходить в университет, она немедленно возобновляла свои процедуры.
      На два года я вынужден был покинуть Джабалпур, чтобы получить свою степень магистра гуманитарных наук. За эти два года она убила себя - даже не за два года, ей хватило и одного. Я даже не закончил своего курса, как через девять или десять месяцев мне сообщили, что она сошла с ума и что теперь она в больнице. Я пришел повидать ее; она даже не узнала меня. И это было делом ее собственных рук. Я сказал ее мужу: «Теперь вы видите. Вы ведь тоже поддерживали ее. И вы все были против меня, говоря, что я отнимаю у нее все ее приборы и другие вещи, и она пыталась раздобыть их в других местах...» У нее были грязи различных видов из различных источников. Она, бывало, проходила многие мили, чтобы найти особый вид грязи. «Вы говорили мне: "Ты выбрасываешь прочь все ее вещи, это нехорошо". Меня не было всего лишь девять месяцев, и она сошла с ума. Доктора сказали, что она не выживет; она разрушила всю свою нервную систему».
      В Индии натуропатия связывается с йогой, и это естественно, поскольку йога - это традиция. Поэтому, чтобы очистить себя... а что есть нечистота? И если вы действительно собираетесь очистить себя, то это значит вы собираетесь умереть, поскольку все вокруг нечисто. Внутри вас есть кровь, и слизь, и мясо, плоть, и то и другое; все нечисто - так что очистите себя!
      Она непрерывно очищала себя. Вы можете очистить нижнюю часть своего кишечника с помощью клизмы, но верхнюю часть с помощью клизмы не очистишь. Йога имеет для этого свой метод: вы глотаете кусок ткани длиной метров в десять, что-то вроде тонкой веревки. Вы постепенно заглатываете ее, чтобы она вошла внутрь - она имеет в длину десять метров, поэтому она проходит прямо вовнутрь - и потом оставляете ее так долго, как можете. Потом вы вытягиваете ее наружу, и она выносит с собой всю слизь и все нечистоты, которые есть внутри. Я предупреждал ее, чтобы она не делала этого, но однажды, когда я ушел, она была совершенно одна, очистила себя... и умерла. Тогда я сказал ее мужу: «Теперь вы можете очистить себя и последовать за нею».
      Другие люди находят макробиотики... Вы едите только рис; этот рис единственно правильная вещь. Эти люди находят способ убедить себя в том, что они не мучат себя, но делают для себя что-то хорошее.
      Я говорил вам, что люди, подобные Адольфу Гитлеру, садисты. И есть еще мазохисты. Мазохисты не причиняют много вреда, они наносят вред только себе. Садисты причиняют потрясающий вред, поскольку находят радость в том, чтобы мучить других. Но наибольший вред наносят садомазохисты.
      Махатма Ганди - садомазохист. Прежде всего, он мучит себя; то, что он мучит себя, дает ему право мучить вас. Он знает путь, он знает способ: он уже все это проделал. Он предавался также чудачествам натуропатии, этим грязевым компрессам, клизмам, и тому, чтобы это есть, а это не есть... И этим чудачествам должны были следовать и другие. Конечно, он шел намного впереди своих учеников, и поэтому у него был авторитет. Ученики знали, что их возможности ограничены, но они старались вовсю. Учитель - это, конечно, учитель.
      У меня нет философии ненасилия, но у меня есть путь в жизни, который я могу назвать благоговением перед жизнью. И это совершенно иная перспектива.
      Ненасилие просто говорит, что нельзя убивать других. Вы думаете, этого достаточно? Это всего лишь отрицательное утверждение: не убивать других, не причинять другим вреда. Достаточно ли этого?
      Благоговение перед жизнью говорит, что нужно отдавать, нужно делиться своей радостью, своей любовью, своим покоем, своим блаженством. Нужно делиться всем, чем можно делиться.
      Если вы благоговеете, если вы признательны жизни, тогда благоговение становится поклонением.
      Тогда повсюду вы чувствуете живого Бога.
      Тогда поклонением становится простое рассматривание дерева. Тогда поклонением становится потчевание гостя.
      И вы никого тем самым не обязываете, вы не совершаете никакого служения; вы просто наслаждаетесь собой. Точно так же, как те люди наслаждаются, мучая, вы наслаждаетесь, делясь всем, чем можно делиться.
      Поэтому я хотел бы, чтобы вы раз и навсегда запомнили: благоговение перед жизнью - вот мой подход.
      Ненасилие тогда приходит автоматически, нет нужды беспокоиться о нем. И когда оно приходит само по себе, оно не будет безобразным.
      Вы спрашиваете меня: что я скажу о христианской философии, о христианской позиции подставления другой щеки? Иисус вынес эту идею из Индии. Ему неоткуда было воспринять ее, потому что в еврейских священных писаниях идей ненасилия не было. Даже Бог евреев не является ненасильственным. Он ясно заявляет: «Я гневливый Бог. И те, кто не со мной, те против меня. Я не добр, - говорит он. - Я вам не добрый дядюшка».
      Конечно, он ваш отец, не дядюшка. Это с дядюшкой вы можете завести какие-нибудь добрые, дружеские отношения. Но отец... поэтому он дает ясно понять: «Не пытайтесь сделать из меня дядюшку. Я вам не дядюшка». Он на самом деле объявляет: «Я вам не дядюшка, запомните это, и я не добрый; я очень сердитый и ревнивый Бог...» Когда Адольф Гитлер говорил: «Те, кто не со мной, те против меня», - он, может быть, не осознавал, что был при этом настоящим евреем! Это позиция еврейского Бога.
      Иисус откуда-то вынес идею ненасилия. Этой идеи нигде и никогда не было, кроме как в Индии. И в особенности в то время, когда Иисус перебирался из Египта в Индию, эта идея носилась в воздухе, потому что всего за пятьсот лет до этого жил Махавира, всего за пятьсот лет до этого жил Будда. Санджай Вилеттхипутта, очень значительный Учитель, Аджит Кешкамбал, тоже весьма привлекательная фигура, Макхкхали Госал - все эти люди повернули всю нравственную атмосферу Индии к ненасилию. Все говорили о ненасилии.
      Брамины устыдились своих священных книг, они начали исправлять комментарии в своих книгах. Они начали изменять ритуалы. Вы удивитесь. Сейчас, если вы отправитесь в индусский храм, предполагается, что вы должны предложить им кокосовый орех. Этот кокосовый орех был первоначально не кокосовым орехом, а человеческой головой. Но кокосовый орех имеет сходство с человеческой головой: два глаза, борода, череп. Они начали интерпретировать свои священные книги таким образом, чтобы сказать, что вы должны предлагать не человеческую голову, а всего лишь кокосовый орех. В Индии вы увидите статуи Ханумана, покрытые красной краской. Когда-то это была кровь, но они были вынуждены заменить ее, иначе выглядели бы очень глупо.
      Эти великие учителя произвели глубокое впечатление на всю страну; все они были потрясающе важными, и все они по большей части стояли на твердом логическом основании. Они прекратили все виды жертвоприношений. Но как обойтись без крови? Достаточной будет какая-нибудь замена красного цвета. В немногих, уж очень ортодоксальных местах все продолжалось по-старому. Например, в Калькутте, в храме Кали, каждый год все еще убивают животных, и кровь изливается на Кали. В ортодоксальных местах это осталось; в других местах это исчезло и были подысканы различные замены.
      Когда Иисус прибыл в Индию, он прибыл, должно быть, в то время, когда вся страна была охвачена философией ненасилия. Он вынес эту идею из Индии, и это одна из причин того, что евреи не приняли его. Он вынес из Индии, из Египта много идей, и когда он вернулся, ему было уже тридцать лет. От тринадцати до тридцати лет - на протяжении семнадцати лет он совершенно выпадает из всех христианских подсчетов: Эти семнадцать лет он провел в Египте, в Индии, в Кашмире, в Ладакхе и, может быть, в Тибете. И вибрации Будды и Махавиры все еще были живы, так что эти идеи не были его собственным видением.
      Но на него потрясающее впечатление произвела идея ненасилия. Эта идея была очень рациональной: причинять кому-нибудь вред - это быть против Бога, поскольку этот кто-то - творение Бога, вы не должны разрушать его. Но был вопрос: что если вам причиняет вред кто-то другой, что тогда...? Вот тогда и появилась идея подставления другой щеки; это было его изобретение. Нигде в индийских священных книгах не говорится о том, что нужно подставлять другую щеку. Похоже, что этот вопрос и не поднимался. Ненасилие проповедовалось настолько рационально, что никто и не спрашивал: «Если кто-нибудь причинит вред вам, то что тогда?»
      Махавира и Будда были абсолютно готовы к ответу: «Пусть вредит, он будет наказан своей кармой. Не беспокойтесь об этом; идите своим путем».
      Да, однажды у Будды спросили: «Если кто-нибудь ударит меня, - спросил у него один бхикку, монах, - что я должен делать?»
      Будда ответил: «Вы идете, и с дерева на вас падает ветка, ударяет вас. Что вы будете делать?»
      Человек сказал: «Что я буду делать? Это же простая случайность, простое совпадение, что я оказался под деревом, когда с него упала ветка».
      Будда сказал: «Так делайте то же самое. Кто-то был безумен, был в гневе, сошел с ума; он ударил вас. Это все равно, как ветка дерева упала на вас. Пусть это не тревожит вас, пусть это не раздражает вас. Просто идите своим путем, как если бы ничего не случилось».
      Но когда Иисус вернулся в Иерусалим и начал говорить это, люди, наверное, снова и снова спрашивали его... ведь это было так ново для еврейской традиции. Это вносило совершенно незнакомую идею, которая никак не подходила к еврейским священным писаниям.
      Иисус говорил, что если кто-нибудь ударит вас в одну щеку, обратите к нему другую. Вы спрашиваете меня, что я скажу об этом. Это позиция человека, который верит в идею ненасилия, в философию ненасилия. Но когда вас бьют по одной щеке, а вы подставляете другую, вы тем самым поощряете насилие в мире. Это не будет ненасилием. Вы предполагаете наличие чего-то, что является всего лишь плодом вашего воображения. Если кто-нибудь ударит меня, то, согласно Иисусу, я должен подставить ему другую свою щеку. Но его вкусы могут быть иными. Он, может быть, получил наслаждение от первого удара, он, может быть, получит еще большее удовольствие от второго; может быть, он садист. Тогда вы поощряете садиста мучить людей; вы поощряете насилие. Даже позволить кому-нибудь мучить ваше собственное тело - и то поощрение насилия.
      Нет, эта глупая идеология стала падением для всей Индии.
      После Будды и Махавиры Индия уже никогда не стала той золотой птицей, которой была.
      После Будды и Махавиры началось падение. Будда и Махавира несут абсолютную ответственность за двадцатипятивековое рабство в Индии, потому что они научили людей ненасилию. Они совершенно забыли, что другие люди, окружающие их страну, не являются ненасильственными. Вы поощряете этих людей, приглашаете их: «Приходите и творите насилие над нами». Вот что на самом деле происходило в индийской истории на протяжении двадцати пяти веков. Всякий, кто хотел богатства, женщин, рабов, вторгался в Индию. Проблем не было, Индия была страной ненасилия. Весьма вероятно, что захватчики проходили через царства и не встречали никакого сопротивления, никакой борьбы.
      Если вы посмотрите на ваше ненасилие, которое провоцирует насилие, то что же это за ненасилие? Оно принесло в мир больше насилия, чем там его было раньше. До Будды и Махавиры Индия никогда не подвергалась завоеваниям. Не было никакого насилия, потому что люди знали, что завоевывать Индию все равно, что накликать на себя смерть. Но после учений Будды и Махавиры люди стали как масло - просто режьте их ножом, не будет ни малейшего шума. Миллионы людей были убиты, сожжены без всякого сопротивления, поскольку сопротивление было бы насилием.
      Вы все время упускаете из виду то, что вы провоцируете насилие в другом человеке. Кто несет ответственность за это? Обращение другой щеки означает, что вы говорите другому человеку: «Пожалуйста, ударь меня еще, того удара недостаточно; я не удовлетворен. Ударь меня еще разок, чтобы я мог стать еще немного более святым». И у вас есть только две щеки. Что вы будете делать, когда он ударит вас по второй щеке? То, что говорит Иисус, выглядит прекрасно, но это совсем не практично, не прагматично, не научно.
      Благоговение перед жизнью подходит ко всей этой проблеме совершенно под другим углом зрения.
      Я скажу, уважайте жизнь, в которую вы вовлечены.
      На самом деле, прежде всего уважайте себя, только после этого вы можете уважать кого-нибудь еще.
      Любите себя, тогда вы сможете любить и других.
      Благоговение перед жизнью не допустит никакой провокации насилия. Оно не начнет насилия, но если насилие начнет кто-нибудь другой, оно немедленно прекратит его.
      Иисус говорит: «Если кто-нибудь ударит вас в одну щеку, поверните ему другую». Я говорю: «Хорошо, обратите к себе его другую щеку - и ударьте покрепче. Дайте ему урок! Пусть ему станет ясно, что это не так просто бить кого-нибудь по щеке -удар вернется, и вернется покрепче. И если сможете, ударьте его по обеим щекам сразу. Зачем давать ему шанс обратить к вам другую щеку и стать святым? Ударьте и одновременно скажите: «Я не верю в насилие, поэтому я должен прекратить его при первой же его попытке. И запомните, всякое ваше насилие будет предотвращено ».
      Если вы уважаете жизнь, вы должны предотвращать насилие. И, с другой стороны, уважительно ударить человека, а не подставлять ему другую щеку, поскольку это очень неуважительно. Это может показаться немного трудным для вас: вы ударяете меня, а я не бью вас, но показываю вам другую свою щеку и говорю: «Пожалуйста, будьте так добры, ударьте меня». Я пытаюсь быть сверхчеловеческим существом, а вас низвожу ниже человека.
      Я унижаю вас сильнее, чем мог бы унизить, ударив вас. Ударив вас, я просто объявляю, что вы человек, я человек, и я говорю на том же языке, что и вы. Мы оба стоим на одной и той же почве. Это более уважительно, поскольку вы не поднимаете себя выше другого; вы стоите на той же самой почве, на которой стоит другой человек. Вы говорите ему: «Ты мой брат; если ты ударишь меня, то получишь удар еще более сильный. Смотри и будь осторожен, поскольку можешь нарваться на настоящие неприятности ».
      Мне не нравится, чтобы вы превосходили другого человека. Именно это говорит Иисус: «Будьте покорными, будьте смиренными, обратите другую щеку, ведь тогда вы наследуете царствие Божье ».
      Я не обещаю вам никакого царствия Божьего.
      Вы ничего не наследуете. Вы уже унаследовали его - это ваша жизнь.
      Любите и уважайте ее.
      Любите и уважайте других. Но не пытайтесь превосходить, быть выше, быть над другими. Но не ставьте человека и ниже себя.
      Этого вы не найдете в высказывании Иисуса, но это есть - есть то, что вы унижаете другого человека. Вы создаете в нем чувство вины. Вернувшись домой, он подумает: «Что я сделал? Что это был за человек? Я ударил его, а он подставил мне другую щеку. Как я жесток, какое я животное, что снова ударил его по другой щеке». Он не сможет уснуть всю ночь. Он вернется завтра. Первое, что он захочет, - чтобы его простили. Но простить его - это снова поставить его ниже. Нет, я скажу вам, что если он ударил вас, будьте просто спортсменом. Не пытайтесь быть суперменом, будьте просто спортсменом. Ударьте его по-настоящему сильно и скажите: «Всякий раз, когда вам потребуется хороший удар, положитесь на меня».
      Никогда никому не причиняйте вреда, но не позволяйте и никому другому причинять вред вам; только так мы сможем создать человеческий мир.
      Мы в Индии испробовали другой путь, и этот эксперимент полностью провалился. Двадцать пять веков рабства, резни, насилия, и никто не поднял и пальца и не сказал, что за все это отвечают Будда и Махавира. Это они породили бессилие целой страны, слабость целой страны. Нет, мне не нравится порождать бессилие, рабство, провоцировать людей к совершению насилия над вами.
      Не совершайте насилия сами, но и не позволяйте никому совершать его над вами.
      Только так возникнет возможность создания человеческого мира.
 

Беседа 3.
ЯДЕРНАЯ СЕМЬЯ - НЕМИНУЕМОЕ РАСПЛАВЛЕНИЕ

       1 декабря 1984 года
 
       Бхагаван,
       Сенатор Боб Смит процитировал Вас так, как будто бы вы сказали, что все жители Орегона - идиоты. Пожалуйста, прокомментируйте.
 
      Я не разочарован. Он подтвердил мою точку зрения. Я никогда не говорил того, что он рассказывает людям. То, что я сказал, так ясно, что даже идиот понял бы это, но бедный Боб Смит не смог и этого.
      Я сказал: «Я видел идиотов всех возможных видов и думал, что это все, других разновидностей идиотов больше нет. Но после того, как я приехал в Орегон, я понял, что ошибался. Орегонский идиот - сам по себе класс».
      Где в этом утверждении я говорю, что все жители Орегона идиоты? Я лишь говорю об орегонском идиоте как об особом классе. Я великодушный человек, но все же не слишком. Я не могу сделать Орегон таким выдающимся. Если все орегонцы идиоты, то Орегон станет уникальным местом. Тогда с ним не сравнится ни одно другое место. Орегон будет местом экстраординарным.
      Боб Смит просто подтвердил мою точку зрения. Я ждал... кто-нибудь должен был подтвердить ее. И вот сенатор Боб Смит - первый в этом особом классе идиотов из Орегона. Он должен быть счастлив, что обошел их всех. Теперь всякий, кто сделает что-нибудь подобное, будет лишь вторым. Сенатор Боб Смит завоевал Нобелевскую премию. Он должен сменить свое имя, такое имя не подходит столь великой персоне... Сенатор Боб Смит? Нет, сенатор Дон-Кихот Орегонский, Советский Союз. Вот это подойдет ему.
      Он также сказал: «Нельзя позволять раджнишистам оставаться здесь». Мы не совершили никакого преступления. Мы не причинили никому никакого вреда. Но почему так потрясены, так обеспокоены эти политики? И всего лишь полтора года назад тот же человек говорил: «Раджнишисты абсолютно законны, я ничего не имею против них». И вот за полтора года все совершенно изменилось.
      Мы те же самые люди; но его политическая ситуация изменилась, и теперь всякий, кто захочет укрепить свое политическое положение, может сделать это за счет нас. Все политики так и делают. Мы настолько благоприятны для них в этом отношении, что они должны быть нам благодарны. Любой политик, желающий выиграть на выборах, должен сделать лишь одно: он должен говорить против нас всякую чепуху - этого достаточно, он выиграет. Все политики делают так.
      Сейчас его политическая ситуация не тверда - шатка. Мы можем помочь ему, в этом нет проблемы. Он может обвинять нас, он может грозиться выкинуть нас; он может делать все, что угодно, если это будет способствовать укреплению его положения. Мы будем счастливы. Мы поддержали одного тонущего человека, спасли его тонущий статус. Он не поблагодарил нас, но мы и не ждали ничьей благодарности, мы просто делаем все, что кажется нам гуманным.
      Вот сейчас мы собирали людей с улицы. Эти сенаторы в любой день могут стать людьми с улицы. Политики - они или на улице, или у власти; середины нет. Даже такой влиятельный политик, как Индира Ганди, послала мне как-то письмо: «Я убеждаю Раджива посетить вас, поскольку он не хочет уйти со своей службы в качестве пилота индийских авиалиний».
      И аргументы Раджива весьма основательны. Он говорит: «В тот день, когда ты лишишься власти, как мы будем поддерживать семью? У нас нет своего собственного дома, где жить. Я единственный работающий член семьи - и должен ли я увидеть тебя на улице в твои пожилые годы?» Она не смогла убедить его уйти в отставку. И его аргументы были абсолютно ясными: «Где ты окажешься?» В течение трех лет, когда она была лишена власти и премьер-министром стал Морари, именно Раджив был тем, кто вытащил ее. Ей, по крайней мере, не пришлось просить подаяния.
      Политика - странная карьера. Стоит понять несколько вещей, связанных с политикой, поскольку они позволят пролить свет на то, как действует человеческий ум. Прежде всего, политика привлекает только определенный тип людей, точно так же, как определенный тип людей привлекается наукой, поэзией, живописью, музыкой, танцем. Невозможно представить себе Уинстона Черчилля танцующим; это просто невозможно вообразить. Невозможно представить себе и Нижинского в качестве премьер-министра. Нижинский был танцором, и может быть самым лучшим танцором, которого только знал мир; его танец был почти волшебным. Он был рожден для танца.
      Это был не какой-то талант, который он выучил, в нем был какой-то инстинкт, врожденное качество. Его волшебство было таким, что ни один другой танцор не мог имитировать его. Танцуя, он время от времени прыгал так высоко, что это, кажется, противоречило законам гравитации. Физики не могут объяснить этого. Невозможно с таким весом прыгать так высоко. И самым замечательным было то, как он опускался вниз: он опускался так медленно, как падает сухой лист во время листопада, медленно, не торопясь достичь земли. Это абсолютно противоречило законам гравитации.
      Гравитация обладает тягой, она как магнит. Она тянет вас с такой силой; с ней невозможно справиться, с ней ничего нельзя сделать. Не в вашей власти опускаться медленно или быстро. Все падает на землю абсолютно беспомощно - земная гравитация определяет скорость падения. И земля такая огромная, она обладает огромной силой притяжения, да и мы сами не так легки, как листва. Даже сам Нижинский постоянно удивлялся. Он видел себя со стороны медленно опускающимся, не падающим — как бы соскальзывающим.
      Люди снова и снова спрашивали его: «В чем заключается ваша техника, стратегия, метод?»
      Он отвечал: «Я удивляюсь так же, как и вы. Я не знаю. Когда я стараюсь сделать это, ничего не получается. Так получается лишь время от времени, когда я забываю совершенно обо всем. Так получается, когда исчезает танцор, когда больше нет Нижинского. Я просто наблюдатель, такой же, как и вы. Я вижу свое тело, опускающееся вниз. Я пытался проделывать это сам с собой, пытался всеми способами. Я не мог ни прыгать так высоко, ни опускаться так медленно. Я пытался делать это перед моими друзьями, моими поклонниками, но когда бы я ни пытался, это просто ускользало из моих рук».
      «Поэтому я выучил одну вещь: есть вещи, которые вы не можете пытаться делать. Есть вещи, которые невозможно осуществить никаким методом, никакой техникой, никакой стратегией. Это вещи, которые случаются; вы только должны позволить им случаться. И позволять - это значит не вмешиваться; настолько, что вы даже и не присутствуете, поскольку само ваше присутствие уже будет вмешательством».
      Вы знаете это. Сейчас физика пришла к открытию одного странного факта... Он известен нам применительно к человеческим существам. Вы в своей ванной комнате, глядя в зеркало, строите различные рожицы, прекрасно зная, что за вами никто не наблюдает. Но вдруг вы осознаете, что кто-то наблюдает за вами в замочную скважину. Все изменяется. Вы прекращаете заниматься своим лицом, вы начинаете расставлять вещи, начинаете делать что-то уместное, рациональное. Вы схвачены за руку. Вы начинаете выглядеть занятыми, - а ведь как раз за мгновение до этого вы были совсем не заняты.
      Современные физики пришли к открытию того, что, прежде всего, очень трудно наблюдать поведение электронов, как они ведут себя. Но сейчас у нас есть приборы, с помощью которых можно наблюдать поведение электрона. Трудность же заключается в том, что в тот момент, когда вы наблюдаете, его поведение меняется - точно так же, как и в этой истории с замочной скважиной. Электрон начинает вести себя по-другому. Прямо сейчас, когда вы не наблюдаете его, он ведет себя по-иному. Физики не пришли ни к какому заключению - какое здесь можно сделать заключение? Но факт состоит в том, что электрон так же сознателен, как и вы. Нет другого объяснения; как иначе может электрон осознать, что вы осознаете его?
      Нижинский говорил: «Это случается в то мгновение, когда меня нет - нет никакого присутствия. В тот момент, когда это происходит, я просто наблюдатель. В этот момент, если я даже просто начинаю оглядываться вокруг, чтобы увидеть, что происходит, то все нарушается. Я падаю посредине прыжка так быстро, что могу сломать себе ноги. Как только я вхожу, так сразу то, что случается, исчезает, притяжение гравитации становится настолько сильным, что я со шлепком падаю на землю». В других случаях он, бывало, опускался подобно перу. Приземляясь, он не издавал ни звука.
      Есть прирожденные поэты, есть прирожденные танцоры. На самом деле, каждый к чему-то прирожден. Те, кому посчастливилось найти то, к чему они прирождены, - самые счастливые люди на земле. Те, кто начинает двигаться в направлении, к которому они не предназначены, становятся самыми несчастными.
      Политики - это определенный тип людей. Это тот же тип, что и преступники. Преступник – это тот, кто не сумел преуспеть в качестве политика. И тот и другой ищут власти, силы, над ними обоими доминирует жажда власти.
      Политик движется к власти легально, конституционно, и как только власть оказывается в его руках, он может манипулировать законом, конституцией и всем остальным тысячею и одним способом. Он может извращать и проституировать все, что угодно, раз у него есть власть. Но пока он добирается до власти, он действует очень законно, конституционно, морально.
      Преступник тоже стремится к власти, но он не знает, как действовать законно, конституционно, морально. Он более дикий, не такой ручной, как политик. Он менее культурный, не такой культурный, как политик, который использует культуру как переходные мостки через ручей. Преступник не так красноречив, как политик. У политика основное искусство - это красноречие, умение выразить ваши надежды, превратить их в свои обещания. Он настолько красноречив, что все время обнаруживает ваши сознательные и подсознательные мечты и надежды и переводит их на язык обещаний на будущее: если вы дадите ему власть, он все это исполнит... Это торговля: вы даете ему власть, а он даст вам землю обетованную.
      Раз вы дали ему власть, кто будет о вас заботиться? Человек, обещавший вам, не имел власти. Теперь это совершенно другой человек: у него есть власть. В своей жизни я постоянно цитирую высказывание лорда Эктона: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно ». И лорд Эктон говорит это, исходя из своего собственного опыта; это не просто какое-то философствование. Он познал власть, он узнал, как она развращает, и он оставил ее из-за ее развращающего влияния.
      Когда у вас есть власть, тогда все развращающие силы, спрятанные в вашем подсознании, начинают поднимать свои головы. Кто станет заботиться о других? Все эти обещания давались не от честного ума, они давались тем, кто прекрасно знал, что обещания никогда не будут выполнены. Это была просто политика для завоевания власти, и вот власть завоевана. Теперь у вас есть ваши собственные подсознательные желания, которые нужно исполнить.
      Политик в любой момент может превратиться в преступника. Мы видим, как это происходит повсюду в истории, и все же не осознаем этого. Иосиф Сталин до того, как он добрался до власти, не был преступником. Он никого не убивал, он не был убийцей. Но что случилось, когда он добрался до власти? Первое, что он сделал, это уничтожил весь комитет из двенадцати членов, коммунистический президиум, который правил всей коммунистической партией, - всех верховных лидеров. Он начал убивать их по одному.
      Он убил Каменева, потом убил Зиновьева, потом он убил Троцкого. Он убивал их по одному, и пока он убивал одного, он привлекал на свою сторону поддержку всех остальных. И все они были счастливы, ведь одним становилось меньше; власть переходила во все меньшее и меньшее число рук, и это было лучше. Из двенадцати осталось только девять, потом осталось только шесть. Он отравил Ленина, который был самым главным человеком в революции. Вторым человеком был Троцкий. Потом ему удалось убить Троцкого - Троцкий был убит здесь в Америке, в Мексике, потому что он сбежал из России. Видя, как убивают Зиновьева и Каменева, он сбежал.
      Вы не поверите, что когда он бежал, переодевшись... а ведь он был министром, министром обороны Советского Союза. Все военные, все вооруженные силы подчинялись ему, а он вынужден был бежать, переодевшись, и очень спешно, поскольку Сталин уже был готов покончить с ним. То был вопрос двух или трех дней, не более. Как только он понял это, так в ту же ночь бежал. Он не смог взять с собой даже свою собаку, которую очень любил. Сталин убил и собаку - то была собака Троцкого... такие преступные умы! И он послал наемного убийцу, чтобы убить Троцкого в Мексике.
      Троцкий писал биографию Иосифа Сталина, которая была одной из самых полных, поскольку он знал Сталина как никто другой - Троцкий был вторым человеком в революции. Сталин был никто; он был где-то одиннадцатым или двенадцатым. Но Троцкий осознавал, что этот человек опасен... он ведь никогда не говорил, он всегда молчал, все вокруг него было покрыто тайной. Его друзья, кто были его друзья? Его враги, кто были его враги? Ничто никогда не было раскрыто. Троцкого беспокоил этот человек - он выглядел опасным. Поэтому он начал собирать о нем факты.
      И когда Сталин начал убивать, он применил прекрасные конспиративные процедуры. Ленину под видом лекарства ежедневно давали яд. Доктор был наемным человеком Сталина. Яд давался такими малыми дозами, что убивал на протяжении долгого периода времени. Пока Ленин был жив, он оставался лидером, потому что массы все еще знали его. Он не должен был умереть прямо сейчас, потому что если бы он умер сразу, управление страной перешло бы к Троцкому. Сталину, пока Ленин еще не умер, нужно было успеть сделать себе твердую базу, удалить всех остальных и самому стать вторым человеком после Ленина. Поэтому Ленина надо было поддерживать живым, но почти в коме. Он был парализован и медленно, медленно умирал. Он был прикован к постели, он не мог сосредоточить своего взгляда, и он подписывал все, что приносил ему Сталин, - он не мог ничего прочесть. Сталин убил всех, кого нужно, и потом убил Ленина, потом Ленину была дана последняя доза.
      Время, которое Троцкий оставался в Мексике, он посвятил написанию биографии Сталина. Это редкая книга, поскольку никогда еще враг не писал биографии с таким огромным пониманием, с такой основательностью, без всякой ненависти - только факты, никаких вымыслов. Он был убит в тот самый момент, когда заканчивал последнюю страницу. Она осталась незавершенной - эта последняя страница. Это большая биография, около тысячи двухсот страниц. Он писал последнюю страницу, когда его убили сзади молотком. Его ударили молотком по голове много раз. Его голова упала на книгу, и кровь пролилась на последнюю страницу. Так или иначе, это сделало эту книгу абсолютно авторитетной биографией того, о чем он и говорил в ней, о том, как убивали людей. Он был убит на последней странице; он умер на книге, и первое издание было так и отпечатано с пятнами крови.
      До этого Сталин не убил ни одного человека; не совершил ни единого преступления. На самом деле, он получил образование в католическом монастыре - он был христианином, и его воспитывали монахи. Он жил в монастыре, потому что его деревня была далеко на Кавказе и монастырь был единственным местом, где можно было получить образование, потому отец и оставил его там; отец его был бедным человеком. Монахи из сострадания приняли мальчика, обучили его, дали ему образование - и вот во что он превратился. Добившись власти, он должен был убивать миллионы людей. Невозможно подсчитать их; он просто убивал их все время. Все, кто не был за него, были убиты. Другого наказания не было. Он делал это очень просто: «Или вы за меня, или вас больше нет».
      Политик - это в основном преступник. Он пытается обрести власть законными методами, вот и вся разница. Преступник не беспокоится о законности методов, и его хватают. Политика схватить невозможно - только однажды Никсон был схвачен на Уотергейте. И вы знаете, что сказал Мао Цзе-дун, когда схватили Никсона? «В чем дело? Так много шума из ничего. Все политики так делают!» Действительно, каждый политик так делает. Уотергейт не был чем-то исключительным. По всему миру все политики, находящиеся у власти, делают то же самое; их просто еще не схватили. Никсону не повезло, его схватили, а он не сумел вывернуться...
      На самом деле, я испытываю определенное уважение к Никсону. На месте Никсона такой человек, как Сталин или Мао Цзе-дун, Муссолини, Адольф Гитлер, сделал бы что-нибудь такое, что вы себе и представить не можете, - эта мысль приходила, наверное, на ум и Никсону тоже. Вот простой метод: когда все стало уже горячо, лучшим способом было стащить мир к войне. Тогда Уотергейт пошел бы на дно. Кого бы тогда беспокоил Уотергейт? Все, что было нужно, это просто отвлечь внимание людей. Эти вот лидеры так и сделали бы - они немедленно начали бы мировую войну. Никсон остается президентом, становится величайшим президентом Америки. Если бы он прошел через войну и оказался бы победителем, он показал бы себя величайшим человеком во всей истории.
      Я испытываю определенное уважение по отношению к этому человеку: он отступился от преступной мысли, которая обязательно должна была прийти ему на ум, - я гарантирую это. Это так просто. Я не очень силен в политике; хотя я студентом изучал политику, я ничего не знаю об активной политике. Но, будучи просто студентом в политике, я знаю с абсолютной уверенностью, что эта мысль обязательно должна была прийти ему на ум: просто втянуть мир в такой хаос, в котором Уотергейт утонул бы в сравнении с хаосом мировой войны. Тогда все забыли бы об Уотергейте.
      Но этот человек оказался более моральным, чем люди думали о нем. Вот почему я говорю, что испытываю по отношению к нему определенное уважение. Он предпочел спуститься и стать первым президентом в американской истории, который вышел из Белого Дома с таким обвинением. Но он принял это обвинение, эту всемирную дурную славу, не потащил мир к мировой войне. Он показал себя более человеком, чем политиком, более человечным, чем другие политики.
      Преступный ум хочет власти, потому что без власти ничего нельзя сделать. Так же, как художнику нужны краски, поэту нужен богатый словарный запас, язык, чувство слов, их нюансов, тонких подземных токов, протекающих под ними, так и политик в глубине прекрасно знает, почему он стремится к власти. Если вы не собираетесь писать картины и все время собираете краски, то вы безумны. Если вы не собираетесь играть музыку и все время собираете различные музыкальные инструменты, то вы сошли с ума.
      Зачем власть?
      Как раз вчера я рассказывал вам, как Джавахарлал пригласил меня к себе, и я пришел. Он слушал меня. Я был очень молод, а он был великим государственным деятелем, но он слушал меня так тихо, так внимательно, как если бы я много знал о политике и о том, что нужно делать в стране. И он сказал мне: «Почему вы не идете в политику? Ведь все, что вы говорите, правда, и если вы действительно хотите это сделать, то вам нужно идти в политику. Никто другой не сделает этого для вас, только вы сами. Я понимаю ваши идеи, но кому осуществлять их? Присоединяйтесь!»
      Я сказал: «Нет, ведь у меня нет никакого интереса к завоеванию власти. Все, что я сказал вам, - это просто проявление моего сердца, ведь у вас есть возможность, власть, понимание того, что нужно делать. Я просто выразил то, что у меня на сердце. Я кончил! Я не собираюсь участвовать в погоне за властью. И я не прошу никого другого, я прошу вас. Если вы чувствуете, что я прав, тогда покажите это, сделав что-нибудь».
      Он сказал: «Вы правы, но я не могу делать такие вещи, потому что люди, на чью поддержку я опираюсь, не поддержат ни одну из идей, которые вы дали мне. Если они узнают, что я собираюсь воплощать эти идеи, я буду просто выброшен вон. Политика - это пирамида. Она становится все уже и уже - на вершине ее только один человек. Вы видите на вершине этого одного человека, но у этого человека, под ним, три человека; у этих трех - девять человек; у этих девяти - девяносто... И все они опираются на тех, кто ниже их. Они стоят на их плечах. В любой момент их могут сбросить».
      И в политике, коль скоро у вас есть власть, которую вы получили за счет поддержки столь многих людей, вы вынуждены исполнять все их желания. Кто-то поддержал вас, чтобы получить лицензии, кто-то поддержал вас, чтобы начать производство, кто-то поддержал вас ради чего-то еще - теперь вы должны исполнять их желания. В противном случае, пока вы стоите на их плечах, они могут и отойти в сторону. Человек, находящийся на самом верху, очень слаб; над ним нет ничего, за что он мог бы держаться. Под ним находятся люди, которые не упустят ни малейшего шанса, чтобы сбросить его, ведь если они сбросят его, тогда один из этих троих, что были под ним, поднимется на вершину. Поэтому он должен исполнять самые разные преступные дела.
      Я знаю, потому что именно так пришла к власти Индира: она ведь жила со своим отцом. Она родилась политиком; ее муж - нет. Они полюбили друг друга, когда учились в Англии. Ее муж не был даже индусом, не был брамином. Индира была брамином, брамином очень высокой касты, кашмирским брамином. Человек, которого она полюбила, Фероз Ганди, был фарси. Вся семья была против - никто раньше и не слышал, чтобы девушка из касты браминов выходила замуж за фарси, за человека, который не был даже индусом. Это совершенно другая религия.
      Но она была единственной дочерью Джавахарлала, и после смерти жены Джавахарлала - она умерла очень рано - Индира была единственным человеком, близким ему. Он сказал ей: «Не беспокойся о дедушке и бабушке. С ними я все улажу. Выходи замуж. Если будешь ждать их разрешения, то не дождешься; даже я не могу убедить их. Это очень заденет их. Поэтому будет лучше, если ты сначала выйдешь замуж, а когда ты вернешься домой уже замужем, я постараюсь убедить их: «Теперь уже ничего не поделаешь; бракосочетание состоялось». Вот так они поженились.
      Но Фероз Ганди не интересовался политикой. Только потому, что был зятем Джавахарлала, он стал членом парламента, но он этим совсем не интересовался; это было не его дело. А для Индиры это было ее единственным делом. Они тут же стали ссориться, ругаться... и вскоре Индира переехала к Джавахарлалу в дом премьер-министра и оставила Фероза Ганди. Они жили отдельно, без развода; годами не видели друг друга. Все эти годы она наблюдала всех политиков и собирала информацию о каждом: о его слабостях, о его преступлениях против общества, о его эксплуатации других людей, о его извращениях... а ведь внешне она все еще сохраняла свое чистое белое гандийское лицо.
      Она собирала досье - она мне показывала их - против каждого лидера, и это было ее силой. Когда Джавахарлал умер, все эти политики боялись Индиры, потому что у нее был ключ. Она могла каждого выставить перед публикой, перед судом. У нее были все свидетельства, у нее были все письма. Они боялись ее по той простой причине, что только она могла спасти их; а так они могли бы быть выставлены в их истинном свете. Это досье было ее властью.
      Я заглядывал в это досье. Все эти люди эксплуатировали бедную страну. Все они имели банковские счета в других странах, в Швейцарии, в Америке. Все они имели связи вне Индии, откуда получали взятки, деньги и все остальное за то, что выдавали секреты страны. Все они связаны кто с одной, кто с другой иностранной державой; все они агенты. Они имеют одно лицо перед массами, бедными массами, а их подлинная реальность совершенно иная. И все они боялись, потому что Индира была абсолютно неподкупна. Этому она выучилась у Джавахарлала. Он был неподкупен, потому что он не был политиком; он был скорее поэтом. Он предпочел бы быть художником или скульптором или заниматься каким-нибудь искусством, более близким его природе.
      Политика была для него случайностью, она была почти навязана ему - иногда это случается...
      Так как он был заинтересован в независимости Индии, он боролся против британского правительства, но без мысли стать премьер-министром, когда страна добьется освобождения. Он никогда не думал об этом. Он был просто солдатом освободительного движения, как и многие тысячи других. Он мог бы быть расстрелян, он мог бы быть убит, он мог бы получить пожизненное тюремное заключение - все могло случиться. Не было вопроса о власти.
      Когда борьба за освобождение окончилась, тогда возник вопрос, кто будет у власти? До этого вопроса о власти не возникало совсем. Был лишь вопрос о том, как удалить захватчиков. Его захватил этот вопрос, потому что он был чувствительным человеком и любил идею свободы. Эта идея не имела ничего общего с политикой; он любил идею свободы как поэт. Но когда свобода пришла, началась настоящая борьба за то, кто должен стать премьер-министром. Были такие люди, как Сардар Валлабхбхаи Пател, которые были настоящими политиками, жесткими политиками, готовыми на любое преступление. Он и совершил их, когда стал заместителем премьер-министра. Даже Джавахарлал не смог остановить его.
      И были другие, поскольку в освободительной борьбе участвовали тысячи достойных людей. Джавахарлал был единственным, кого не интересовала политика, не интересовала власть. Именно поэтому Ганди и выбрал его, ведь выбрать тех людей, которых по-настоящему интересовала власть... На самом деле их борьба за свободу не была борьбой за свободу, но была лишь шагом к достижению власти. Этот выбор стал шоком для всех политиков, поскольку ни одного из них Ганди не выбрал в качестве премьер-министра; а Ганди обладал полным контролем над индийским умом.
      Сардар Пател был шокирован, ведь он был очень близок к Ганди и он тоже был Гуджарати - Ганди был Гуджарати - и он служил Ганди всю свою жизнь с полным доверием. А в последний момент Ганди просто сказал Сардару: «Отступи. Не сражайся с Джавахарлалом. Я сделаю тебя заместителем премьер-министра, но премьер-министром пусть будет Джавахарлал».
      «Почему?» - спросил Пател.
      И причина, которую высказал Ганди, была правильной. Он сказал: «Джавахарлал единственный, кого не интересует власть. Вы все будете сражаться друг с другом; он единственный, кто выше всех вас».
      Когда Ганди сказал: «Будь премьер-министром», - Джавахарлал ответил согласием. Когда Ганди в 1943 году сказал: «Будь вторым солдатом борьбы за свободу», - первым был Виноба Бхаве - он ответил согласием.
      До того момента Виноба Бхаве совсем не был известен в Индии. Он был просто обитателем ашрама Ганди. Он массажировал Ганди, омывал Ганди, читал Ганди священные книги, и поскольку был ученым в области санскрита, объяснял Ганди, что означают эти священные книги. Но в том, что касается страны, он не был известен. В качестве первого борца за свободу Ганди выбрал анонимного человека - он первым бы отправился в тюрьму, вторым был бы Джавахарлал.
      Джавахарлал не говорил: «Это выглядит неуважительно по отношению ко мне. Этого человека никто не знает», - и Виноба особенно не нравился Джавахарлалу. Джавахарлал был почти западным человеком, он получил образование на Западе, был воспитан на Западе; он вел западный образ жизни. С самых разных точек зрения он не был индийцем, за исключением того, что родился он в Индии. Он ел мясо; ведь он жил в Англии и вырос в Англии, поэтому для него не было вопроса, чтобы быть вегетарианцем. У него были все основания не любить Винобу, но проблем не было, поскольку Виноба занимался другой работой. Я разговаривал и с Винобой, и с Джавахарлалом, оба они подтверждали, что не любят друг друга.
      Например, борода Винобы - Джавахарлалу она не нравилась. Сам он брился два раза в день, и борода для него была чем-то неправильным. Он был очень нетерпимым, нетерпеливым: одежда, которую носил Виноба, не была «правильной»; в двадцатом веке нужно быть человеком двадцатого века. Образование Винобы было образованием ортодоксального брамина. Он учился в Варанаси, в санскритском колледже, и жил как старый санскритский ученый. Он не был образован в западных предметах, в западных языках, так что между ними двумя не было ничего общего - и поставить такого человека первым... Джавахарлал чувствовал себя, наверное, задетым, но его преданность Ганди была беззаветной: если Ганди выбрал Винобу первым, значит так должно и быть.
      Если бы Ганди выбрал премьер-министром Сардара Валлабхбхаи Патела, то Джавахарлал не стал бы спорить или говорить что-нибудь. Он, на самом деле, предложил Ганди: «Зачем причинять так много горя этим людям? Я могу отказаться; они могут выбрать любого, кого захотят. Я не заинтересован, я никогда об этом не думал. Я сражался за свободу, и свобода наступила, я счастлив». Так что он не был испорчен своим премьерством. Он был для Ганди вторым человеком, а после смерти Ганди он имел полную монополию над индийским умом.
      Но Индира была политиком, прирожденным политиком. Она бросила мужа и забыла его: политика для нее была важнее, чем муж. Когда встал вопрос выбора между ними, с любовью было покончено. А Фероз настаивал: «Или ты будешь со мной, или ты будешь со своим отцом, премьер-министром - мне все равно, но так не может продолжаться. Целыми днями ты там и приходишь сюда лишь на несколько минут, просто чтобы сказать привет, и снова убегаешь в дом премьер-министра. Ты путешествуешь с ним, а со мной ты никуда не выходишь». Он дал ясно понять, что нужно сделать выбор.
      Индира просто ушла. Она сказала: «Нет вопроса о выборе; я принадлежу политике, и я собираюсь уйти в политику». От своего отца она выучилась одному: ни один политик не сможет стащить тебя вниз, если ты неподкупна. Пусть все они подкупны, но ты смотри в оба и все время собирай данные о них. И это было всей ее силой; они не могли дискредитировать ее, поскольку она никогда не совершала ничего плохого, а сама она могла дискредитировать их всех.
      Политики - это легальные конституционные преступники.
      И вот этот человек, Дон-Кихот, хочет выбросить меня и мою коммуну отсюда - насовсем. Вот почему я говорю, что Орегон, возможно, должен появиться на карте Советского Союза. Он не должен быть частью Америки - не США, но СССР. То, как говорят эти люди, - а они сенаторы, - это фашизм, коммунизм, нацизм. Они говорят о демократии, они говорят о свободе слова, они говорят об уважении к личности, но я не думаю, что они принадлежат Вашингтону, Джефферсону, Линкольну; они принадлежат Иосифу Сталину, Хрущеву, Брежневу. Эти люди должны перевести себя на соответствующий им путь, они должны постараться переместить Орегон в Советскую Россию; только тогда они смогут выбросить меня и мою коммуну - в противном случае нет никакой возможности.
      И кто они такие? Но они наживаются на нас... Теперь, говоря орегонцам, что я всех их назвал идиотами, он пытается нажиться на нас. Я же ничего подобного не говорил. Но теперь я говорю: первого идиота я нашел. Он сам объявил себя. И я подожду второго, ведь в Орегоне два сенатора, так что второй будет как раз... он уже запаздывает. Дон-Кихот пришел в этой гонке первым.
      Мое высказывание настолько просто, что даже ребенок поймет его. Я сказал, что орегонский идиот - это особый класс. Как он умудрился понять из этого высказывания, что все орегонцы - идиоты? Тогда, что же я? Тогда, что же вы? Мы все орегонцы. И мы намереваемся оставаться орегонцами.
      Эти люди могут сделать, могут сказать все, что угодно. Он говорил как раз перед... наши санньясины были на этих слушаниях, где выступал он. Он созвал слушания, и два или три наших санньясина присутствовали на них, но мы никогда не участвовали в них, поскольку, какой смысл участвовать во всех этих бессмысленных вещах? Это были такие абсурдные слушания - невозможно представить себе, как люди могут допускать такие вещи.
      В нашей собственности мы имеем несколько маленьких клочков земли, принадлежащей правительству, федеральному правительству. Они взяты в аренду на сорок лет; и коль скоро мы заплатили за землю, арендованная земля принадлежит нам. Эти слушания касались того, что мы не разрешаем людям приближаться к правительственной земле, - что абсолютно ложно, поскольку даже чиновники, наблюдающие за правительственной землей, сказали, что мы не делали ничего незаконного, мы никогда никому не запрещали - и ни у кого не может быть каких-либо причин разгуливать по пустынной земле или холмам.
      Поэтому мы никогда не участвовали и не спорили по той простой причине, что правительственное учреждение само спорило за нас, отстаивало то, что мы не делали ничего незаконного, и все было абсолютно так, как оно и должно быть - так что никакого дела и не было вовсе. Но все фанатики, которые были против нас с тех самых пор, как мы пришли сюда, все они были там, давая свои свидетельские показания против нас. Странные свидетельства...
      Один специальный уполномоченный сказал, что, когда шесть месяцев назад он посетил Раджнишпурам, ему дали в воде яд. Одно дело - если мы что-то делаем, то делаем соответствующим образом. Если вы живы через шесть месяцев, то это достаточное доказательство того, что мы не давали вам яда; ведь иначе вы бы уже не жили. Мы ничего не делаем спустя рукава. И где вы были на протяжении этих шести месяцев? В течение шести месяцев вы молчали, а теперь, шесть месяцев спустя, вы выступаете на слушаниях... Ведь на этих выборах он снова был выбран специальным уполномоченным. Может быть, в течение этих шести месяцев он боялся говорить об этом деле; он мог потерять наши голоса. Поэтому и молчал. Теперь выборы закончились - он победил на них, - теперь можно говорить.
      Какие он приводит доказательства тому, что мы отравили его? Сенатор спросил его: «С вами был еще один специальный уполномоченный. Что случилось с ним?»
      Он сказал: «Он тоже был отравлен. Он еще жив».
      И сенатор спросил: «С вами был и третий человек», -полицейский уполномоченный, или кто-то еще, - «что случилось с ним?»
      Он сказал: «Он настроен по отношению к Раджнишу немного более дружественно, поэтому, возможно, он не был отравлен».
      Вот и все, что могут сказать эти люди, - а ведь они уполномоченные - ни единого свидетельства. Если вы отравлены, вы должны немедленно пойти в больницу, немедленно провериться, и если бы яд был обнаружен, тогда дело было бы абсолютно правильным. Но через шесть месяцев нет возможности узнать, отравила ли вас жена, отравили ли вы себя сами, были ли вы вообще отравлены, или вам все это просто приснилось. По крайней мере, в том, что касается нас, мы ничего не делаем так плохо. Если бы мы отравили вас, вы уже не смогли бы выйти из могилы, чтобы давать свои свидетельские показания. Это достаточное доказательство того, что мы вас не отравляли.
      И этот сенатор, Дон-Кихот, он перед нашими санньясинами говорил этим специальным уполномоченным, как им справиться с уничтожением коммуны, нашего города. Он давал этим людям инструкции - на глазах у наших санньясинов - о том, как они могут сделать это, как они могут обойти закон; как они могут отрезать от города средства обеспечения и как они могут сделать нашу жизнь настолько невозможной, что мы вынуждены будем уйти.
      Вот демократия! Вот демократические люди! Вот люди, которые стоят на страже человеческих потребностей.
      Вот демократия, которая описывалась так, что она «ради людей, ради людей, ради людей».
      Я не знаю, кто эти люди - мы, конечно, не люди.
      Еще один вопрос...
 
       Бхагаван,
       Коль скоро каждый из нас рождается один и умирает один и уединенность - это состояние нашего бытия, тогда в чем же состоит функция коммуны?
 
      Функция коммуны в точности заключается в следующем: помочь вам осознать свою абсолютную уединенность.
      Семья не позволит вам этого. Семья дает вам ошибочное представление о том, что у вас есть мать, что у вас есть отец, что у вас есть муж, что у вас есть брат, что у вас есть сестра — что вы не одиноки.
      Общество дает вам представление о том, что вы член ротари-клуба, светского клуба; что вы принадлежите этой церкви, тому храму, этой конгрегации, той конгрегации - что вы не одиноки. Общество предоставляет вам все виды толп, с которыми можно смешаться. Вы республиканец, вы демократ, вы либерал, — но вы не один, с вами все республиканцы.
      Функция коммуны заключается в основном в том, чтобы разрушить все эти вымыслы.
      Никто не с вами.
      Вы одиноки, и вы должны понять, что эта уединенность настолько драгоценна, что вы не должны терять ее.
      Это не означает, что вы не должны общаться. Это лишь означает, что вы не верите во взаимоотношение. Постарайтесь понять разницу.
      Общение - это текущая река. Вы можете общаться, и вы общаетесь лишь потому, что вы уединены, потому, что вы индивидуальности - с вашей стороны есть кто-то, кто может общаться. Вы можете общаться только с тем человеком, который понимает свою уединенность, иначе общение невозможно.
      Если вы знаете вашу уединенность и влюбляетесь в женщину, которая не знает своей уединенности, то такая любовь не пойдет никуда. Она кончится скорее, чем вы можете себе это представить, поскольку эта женщина на самом деле просит взаимоотношения. Одинокий человек нуждается во взаимоотношении: «Заполни провал, я одинок. Будь частью моего бытия».
      Но уединенный человек знает, что ни вы не можете заполнить чей-то провал, ни кто-то другой не заполнит вашего провала.
      Вы можете встречаться, но вы останетесь двумя уединенностями.
      И это прекрасно, что могут встречаться две уединенности, могут встречаться две индивидуальности, но эта встреча не может быть сделана жесткой, твердой. Она не может быть сведена к взаимоотношению, она останется общением. Она навсегда останется изменчивым потоком, движением, потому что другой человек меняется и вы меняетесь. Вы не статичны - хотя люди ожидают именно этого.
      Когда сочетаются браком два человека, они сочетаются с человеком определенного образа, и этот образ изменится завтра. Женщина, на которой вы женились, не останется завтра той же самой. Она живая, она растет, она движется - завтра будет завтра. Но если вы ожидаете, что она застрянет на том, что есть на тот момент, когда она ставит свою подпись в книге регистрации, то вы пытаетесь остановить часы.
      Но даже если вы остановите часы... ваши часы не показывают время. Оба будут нести в своих умах застывший образ и захотят, чтобы этот образ исполнялся. Если вы как-то отклоняетесь от этого образа, то это означает, что вы обманываете, мошенничаете. Такой образ не исполнить никому, это невозможно, это против природы.
      Функция коммуны заключается в том, чтобы дать вам возможность быть вместе без какого бы то ни было взаимоотношения.
      Она дает вам возможность знать других людей, чувствовать других людей, но без всякой торговли, без всякого рабства, без всякой тюрьмы.
      Вы остаетесь собой, другие остаются другими.
      Хорошо, что мы встречаемся сегодня, радостно быть вместе, но если завтра этого не случится, то нет нужды плакать о сбежавшем молоке. Это бессмысленно. Может быть, эта встреча и была единственной.
      Вы остаетесь незнакомцем, другой человек остается незнакомцем, вы не сводите свое отношение друг с другом ни к какому знакомству.
      Ваша отчужденность абсолютна, неописуема.
      Так что коммуна - это не другое общество. Она не предоставляет вам общества, клуба, конгрегации, партии, нет. Она просто предоставляет вам пространство и понимание того, что все люди одиноки, как и вы сами. Но не пытайтесь заполнить это одиночество, поскольку, пытаясь заполнить его, вы пытаетесь сделать что-то против своей природы, и вы будете страдать. Поэтому лучше не думать об этом вашем состоянии, как об одиночестве; лучше думать о нем, как об уединенности.
      И быть уединенным - это так прекрасно; на вас никто не посягает, никто не попирает вас, вы остаетесь сами собой, и других вы оставляете ими самими. Да, время от времени вы встречаете...
      Индия произвела на свет в этом столетии несколько великих гениев; одним из них был Рабиндранат Тагор. Мне нравится один из его романов - его название Последняя поэма. Там действуют два человека: один, молодой человек, поэт, философ - он, на самом деле, говорит то, что хотел бы сказать Рабиндранат, он представляет Рабиндраната - и женщина, нуждающаяся во взаимоотношении. Она постоянно изводит его вопросом о женитьбе. В Индии в особенности, если женщину и мужчину увидят гуляющими вместе, то этого достаточно для скандала. Они могут ничего и не делать, только пройтись вместе, и этого достаточно для скандала; весь город будет в возбуждении, откуда ни возьмись, появится множество историй. И конечно, женщина страдает больше, поскольку все люди начинают показывать на нее пальцем.
      Она была в отчаянии. Она говорила: «Почему ты все время откладываешь? Ты любишь меня, ты хочешь быть со мною. Если ты меня не любишь, я не буду заставлять тебя».
      И молодой человек отвечает: «Я люблю тебя, именно поэтому и не женюсь на тебе». Для женщины все это очень трудно. Если бы она была из моей коммуны, она поняла бы. Но какого рода это высказывание? - «Я не женюсь на тебе, потому что люблю тебя». Она же продолжает и продолжает настаивать, поэтому он говорит: «Я женюсь на тебе при одном условии».
      Они сидят на берегу озера. Он говорит: «Я построю свой дом на этой стороне озера, а ты построишь свой дом на другой стороне. Время от времени, гуляя, мы, может быть, встретимся. Время от времени я, может быть, постучу в твою дверь, или ты постучишь в мою. Время от времени я, может быть, буду в лодке, и ты будешь в лодке, и мы встретимся на озере. Но всякий раз не должно быть никаких приготовлений. Не нужно назначать свиданий. Я не буду никогда информировать тебя о том, что приду, ты не будешь никогда информировать меня о том, что придешь. Я женюсь на тебе только при этом условии. По несколько дней мы можем не видеться друг с другом. Ты никогда не будешь спрашивать меня: «Где ты был?» Мы никогда не будем вмешиваться в свободу друг друга. Мы останемся такими же чужими, как и сейчас».
      Женщина сказала: «Тогда в чем же цель брака?» Естественно, она не может понять в чем цель такого брака.
      Цель брака - сидеть на голове друг у друга двадцать четыре часа в сутки. Цель брака - уничтожать друг друга во имя любви; изводить, «пилить», сражаться. Молодой человек предлагает совершенно правильную вещь: «Будет великой радостью неожиданно увидеть тебя на озере... Это будет для меня неожиданностью. Неожиданно я вдруг найду тебя в джунглях на берегу озера...» Только подумайте об этом неожиданном мгновении общения. Взаимоотношения нет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5