Мозаика странной войны

— Первое, — таким же тоном продолжал Психолог. — Ты в этих смертях не виноват!

— Согласен, — Пилот вяло кивнул и полез было обратно в свою подсознательную раковину. — Но от этого не легче….

— Второе, и главное! — Психолог однако был настроен на решительную победу. — Повышенная концентрация смертей вокруг тебя — иллюзия. Статистическая иллюзия — знаешь, что это такое?

— Ну, знаю. Это вроде той смертельной опасности огурцов для здоровья.

— Какой опасности? — Психолог не был бы психологом, если бы не воспользовался этим, хоть маленьким, но успехом.

— Ну, когда подсчитали, что 99 процентов человек, которые употребляли огурцы, умерли…

— Да ну? — Психолог забеспокоился. — И я…

— Правда, умерли они от старости, но как раз это статистики не учли.

Психолог рассмеялся — длинно и несколько искусственно. Этот пример изучали на первом курсе. Однако пораженный неожиданной мыслью Пилот ничего подозрительного не заметил.

— Ящик! — рявкнул он примерно таким же голосом. — Подсчитай среднюю вероятность смерти…. представителя нашей команды.

— Уточни задание, ламер! — высокомерным тоном отозвался потолок. — Ни черта не понятно.

— У нас пользуются термином “родственник”, — подсказал Психолог.

— Ящик! Подсчитай среднюю вероятность смерти “родственника” в течение недели!

— Принято к исполнению, — на это раз потолок был настроен благожелательно.

— Потом подсчитаешь среднюю вероятность смерти “родственника”, знакомого со мной. Тоже за неделю.

— Прошу уточнить термин “знакомого”, — озадаченно прогудел потолок.

— Болван! “Родственника”, с которым я перед этим… — Пилот призадумался, и решил, что с “болваном” он несколько поторопился. — С которым я хоть раз раз разговаривал.

— Принято к исполнение, — проворчал Ящик, затем вполголоса добавил: — Сам болван!

Психолог и Пилот переглянулись — и расхохотались.

Ящик думал долго, бутылка успела опустеть, и Пилот вопросительно взглянул на стенной шкафчик-бар, и даже успел двинуться с места, когда потолок пискнул и приятным женским контральто выдал:

— Задание выполнено. Результаты…

— Стой! — внезапно рявкнул Пилот. — Результаты сохранить, а через неделю сравнить с практическими!

— Принято к исполнению, — голос Ящика снова стал озадаченным, а Пилот вопросительно взглянул на Психолога.

— Ну, что посоветуешь?

— В смысле?

— Где мне можно поторчать с неделю, не подвергая гипотетической опасности ни окружающих, ни, по возможности, себя? Контактер что-то говорила о мирах-заповедниках… … …

Эпизод 20

Атмосферник вывалился из Перехода — и совершенно неожиданно вдруг опустил нос и почти вертикально пошел вниз. Двигатели захлебнулись и смолкли. Несколько удивленный, Пилот потянул ручку на себя — та двинулась неожиданно легко, но никаких заметных изменений ни в направлении, ни в способе — брюхом вниз — не последовало.

— Оригинально… — пробормотал Пилот, фиксируя взглядом одновременно ручки катапульты и индикаторы высоты. Радарный показывал что-то около сорока километров, что для динамического прыжка было в общем-то нормально, зато воздушный уперся стрелкой в ограничитель и явно не собирался производить ею какие-либо движения.

— Ну, подождем… — снова пробормотал Пилот, переместив руки — на всякий случай — ближе к катапульте.

Где-то на двадцати километрах сгустившийся воздух начал, наконец, порыкивать на законцовках крыльев, машина вздрогнула и медленно-медленно, с неохотой, опустила нос к земле.

— Уже хорошо, — прокомментировал Пилот. — А дальше?

Еще через пару километров задрожала ручка управления, отмечая возрастание нагрузки на рулях, рычание превратилось в знакомый пронзительный вой, и где-то на десяти тысячах автоматически запустились двигатели.

Перегрузка привычно вдавила Пилота в кресло, и впервые в жизни он обрадовался ей, как старой знакомой — поскольку она была четким признаком выхода из почти вертикального пике.

Пике закончилось на пяти тысячах, перегрузка сползла — медленно и как будто очень недовольно, не менее привычная легкость заполнила тело, и Пилот машинально взял ручку еще на себя — и только потом додумался взглянуть на индикатор перегрузки.

В прямом горизонтальном полете тот показывал 0,75 G.

— Ах, вот оно что! — облегченно засмеялся Пилот. — Здесь просто меньшая тяжесть!

Двигатели разогнались до привычных 0,5, автопилот приглашающе замигал глазком на приборной панели, и Пилот с некоторой даже расслабленностью отдал управления ему, и взглянул на планшет с картой… и тут же расслабленность и благодушие исчезли неизвестно куда.

Переход выбросил его на несколько тысяч километров восточнее базы.

— Твою мать! — в сердцах высказался он в адрес местных (впрочем, уже не местных) программистов. — Ламеры! Арифмометры вам программировать, а не Ящик.

Одновременно с ругательствами он убирал газ до 0,3 и осторожно тянул ручку на себя.

Атмосферник протестующе задрожал, покачнулся, и медленно и неохотно стал набирать высоту.

— Так ведь и экономичная высота здесь другая! — через некоторое время определился Пилот и следующие полчаса развлекался тем, что всячески поносил уже упоминавшихся программистов, Психолога, заповедные планеты с уменьшенной силой тяжести, межлинейную войну и все остальное, что только мог припомнить, затем вспомнил, что идея лететь на атмосфернике — аппарате хоть и скоростном, но и потребляющем горючее с невероятной прожорливостью — принадлежала ему самому, и прикусил язык.

Белый огонек, изображающий его, ужасающе медленно двигался по планшету, отметка базы вообще не появилась еще из-за западного края, на пятнадцати километрах самолет начал проявлять нехорошие тенденции, наводящие на мысль о штопоре, и ручку пришлось установить в нейтральное положение и даже немного отжать, а неизвестно откуда взявшиеся облака заволокли к тому же землю, и машина, казалось, неподвижно зависла в сером полупрозрачном мареве.

Пилот с трудом подавил в себе желание открыть окно и высунуть нос наружу, дабы удостовериться, что самолет не висит на месте, как стратостат.

Следующим желанием стала жгучая потребность снизиться и поискать ровное место для приземления, затем Пилот вспомнил крохотные, предназначенные только для гладкого бетона, шасси атмосферника — и снова выругался.

Потом ему захотелось в туалет.

Почему-то именно такое банальное и невыполнимое в тесной кабине желание привело его в особую ярость, и новый взрыв ругательств вызвал недоумение со стороны Ящика.

— И ты, Ящик, тоже …! — безапелляционно заявил Пилот и, подумав, добавил. — И не ...!

Ящик обиделся и заткнулся, Пилот поругался еще некоторое время, тоже умолк и от нечего делать начал изобретать способы помочиться за борт.

Шланг с воронкой был отметен сразу, поскольку, во-первых, сверлить стены было опасно и нечем, а во-вторых, эффект Бернулли вместе с мочой вытащил бы через воронку и то, что первоначально для утилизации не планировалось.

Банка с последующим выбросом через приоткрытый фонарь не подходила чисто по технической причине — фонарь был или открыт, или закрыт.

Банка без выброса…. сначала Пилот улыбнулся было, представив, что с ней произойдет на посадке, затем улыбка с его лица сползла, и вариант начал представляться все больше и больше приемлимым… пока не обнаружилось, что ни одной банки в кабине нет.

Пилот задумчиво потрогал ладонью шлем, затем поразмыслил еще и решил отложить решение проблемы до лучших времен.

“В конце концов, — подумал он сразу же после такого мудрого решения, — если придется прыгать, проблема решится сама собой…”

А мысль о том, что прыгать-таки придется, возникала все чаще и чаще — при каждом взгляде на указатель уровня топлива.

Двигатели возмущенно, словно мартовские коты, выли на непривычно низких оборотах, воздушные ямы злорадно потряхивали непривычный к такому истребитель, а Пилот развлекался тем, что прикидывал, сколько месяцев он будет идти к базе, пробираясь сквозь заповедные леса и форсируя море на резиновой лодочке, входящей в комплект НЗ.

От нечего делать он начал крутить настройки приемника и вызывать на аварийной волне базу — но, разумеется, электромагнитное поле планеты было чистым и невозмущенным, и Ящик базы либо был сильно занят, либо начихал на все, либо же его просто не было.

Действительно — зачем в санатории боевой компьютер?

Пилот уменьшил масштаб на планшете — точка, изображающая его, почти остановилась, зато из-за западного края показалось пятнышко базы. Ящик злорадно высветил конечную часть пути пунктиром, показывая, что дальше придется планировать. Это грустное зрелище опечалило Пилота еще сильней, он снова увеличил масштаб и старался на планшет больше не смотреть.

Делать было нечего совершенно.

Через некоторое время самолет перестало потряхивать, он все так же медленно выбрался из облаков, и Пилот поморщился от ослепительных лучей солнца. Тонкая атмосфера практически маскировала звезды, но и не фильтровала ультрафиолет, и Пилот старался по возможности спрятать лицо и не смотреть вверх — но через полчаса такого полета понял, что рези в глазах так или иначе не избежать, и опустил светофильтр.

Сразу стало холоднее — субъективно, разумеется. Пилот поежился и включил подогрев.

Еще через час солнце уже ощутимо светило в затылок. Он поднял светофильтр, глянул на блестящую поверхность какого-то прибора, увидел свои красные глаза — и поморщился.

В конце концов, когда отметка топлива уже болталась в районе нуля, пятно базы появилось-таки из-за края планшета и неожиданно резво двинулось навстречу. Пилот улыбнулся — и в это момент двигатели почти одновременно рыкнули напоследок и умолкли.

Улыбка медленно поползла с лица Пилота, затем трансформировалась в недовольную гримасу, он вырубил автопилот и плавно — очень плавно! — начал опускать ручку.

Набор высоты прекратился, скорость начала падать.

Самолет снова вошел в облака, Пилот сконцентрировал внимание на приборах, довел скорость почти до критической, затем подумал — и снизился еще немного. Истребитель затрясся.

Воздух с гремящим рычанием срывался с законцовок крыльев, словно бормоча невнятные угрозы, четко видимые в легких облаках вихри сопровождали самолет, как стервятники верблюда в пустыне, на лбу Пилота выступили капли пота, но он только встряхнул головой, опасаясь отвлечься хоть на секунду.

Облака кончились, под брюхом показалась неприятно близкая земля, покрытая сплошным лесом, на горизонте высилось что-то вроде горы, и планшет, увеличив масштаб чуть ли не до предела, рекомендовал эту гору обходить справа.

Пилот хмыкнул, чуть увеличил скорость, и осторожно наклонил машину.

Гора медленно ползла влево, истребитель порывался скользнуть вниз, Пилот разрывался между желанием то ли молиться, то ли непристойно ругаться. Наконец из-за лесистой громадины показались постройки, призывно блеснул бетон ВПП[22], самолет выровнялся, чуть ли не завис в воздухе, и, наконец, тяжело рухнул на самое начало полосы.

Заскрипело шасси.

Атмосферник с явной неохотой прополз пару сотен метров по блестящему бетону и неподвижно замер точно на разделительной линии.

Эпизод 21

— А мы-то перепугались! — смеялся Сторож, размахивая полупустой уже кружкой с пивом. — Ну сам представь — без предупреждения, беззвучно, на малой высоте появляется атмосферник, идет вектором на замок и вдруг падает в самом начале полосы! И не взрывается, а катится себе спокойно дальше! А уж потом…

Он отхлебнул пива, крякнул и обтер губы.

— А потом выпрыгивает из него мужик в черном, расстегивает штаны и демонстративно трясет своим аппаратом в сторону замка! Тут у кого хочешь кровь взыграет!

Женщины захихикали, а Пилот вежливо усмехнулся.

— Ты бы полетал часов шесть подряд, — пробормотал он, тоже прикладываясь к кружке.

Пиво было неожиданно хорошим — видно, его здешняя ипостась умело хорошо устраиваться в любом месте.

— Да нет, спасибо! — поспешно отказался Сторож. — Я человек тихий, скромный, мне бы вот в таком месте дожить лет эдак до девяноста... да еще в такой вот компании!

Он похлопал по пышной груди ближайшую даму — та отнеслась к этому благосклонно и даже с надеждой подалась навстречу, однако Сторож этим и ограничился.

— Как тебе контингент, а?

Контингент действительно был неплохим — даже для более привередливого клиента, чем уставший от бессмысленной и бесконечной бойни Пилот. Женщина, которая сидела рядом со Сторожем, казалась робкой и наивной простушкой — пока не взглянула на гостя так откровенно оценивающе, что он, перевидавший и перепробовавший всякого, немного смутился. Девушка, сидящая рядом с ним, внешне представляла собой полную противоположность белокурой толстушке — но время от времени словно случайно касалась обнаженной ногой коленей Пилота и обжигала его страстным взглядом.

— Нравятся? Которая больше?

Женщины с интересом уставились на него.

— Нет слов, чтобы описать красоту обеих, — галантно вывернулся Пилот. — Тем более, что кое-кто из нас уже… много дней не встречался ни с кем, кроме вражеских атмосферников.

Брюнетка выразительно фыркнула — “понимаю, не беспокойся, сегодня же все исправим”, блондинка так же выразительно встретилась с ним взглядом и облизнулась.

“Ни фига себе! — ухмыльнулся про себя Пилот. — Кажется, нравы здесь еще проще, чем на базе!”

Так и оказалось.

Перед самым рассветом, когда несколько более уставшая брюнетка обессиленно откинулась на подушку и засопела, блондинка прижалась теснее и прошептала ему на ухо что-то нежное и настолько знакомое, что Пилот на миг оторопел.

— Что… что ты сказала? — настороженно переспросил он.

— Ничего, — немного растерялась любовница. — Просто я когда-то называла тебя так… и тебе нравилось. А что, сейчас…

— Нет-нет, все в порядке! — он поспешно прижал ее к себе, провел рукой по плавным изгибам бедер. — Просто…

Он замялся.

Ну, не стесняйся! — тихонько засмеялась женщина. — Я же принадлежу тебе — какую бы форму ты не принял. Я все пойму и все прощу, и все равно буду любить тебя. Тебя и только тебя. Так что ты можешь быть со мной честным и откровенным… тем более, бежать мне отсюда

некуда, а если появится Враг — эта линия тихо и мирно исчезнет… вместе со всем ее содержимым.

— Как — “исчезнет”? — оторопел Пилот. — А…

— А я? — спокойно улыбнулась блондинка. — Я уже давно исчезла. Не беспокойся, я знала, на что шла.

Она прильнула к нему еще тесней и вдруг в каком-то исступлении начала целовать — губы, лицо, шею, плечи… спустилась ниже — и Пилот почувствовал, что по крайней мере еще на один раз силы у него найдутся.

Проснулась брюнетка и не замедлила присоединиться, и буйство продолжалось до тех пор, пока красные лучи рассвета не прокрались в комнату — и не покинули ее, покраснев еще больше от увиденного.

— Завтракать, завтракать! — энергично растолкала их рыженькая, весьма хорошенькая девушка, рывком раздвигая шторы и распахивая окно. — И купаться!

Море было теплым и прозрачным, Пилот снова ощутил полузабытое уже чувство подводного полета, рассекая воду мощными взмахами ласт. Рыбы были большими, разноцветными и ужасно нахальными, они тыкались носами прямо в стекло маски, что-то выпрашивая; крабы проворно перебегали по песчаному дну, лавируя между невысокими глиняными пригорками, наглые чайки садились чуть ли не на голову. Пилот поочередно катал женщин на спине, они визжали и старались прижаться к его широким плечам грудью. Потом они все вместе с удовольствием занимались любовью прямо на песке, не обращая внимания на маячивший вблизи замок.

Обед был изысканным и экзотическим, рыженькая наливала вина с тонким, едва уловимым ароматом старины, блондинка незаметно подсовывала лакомые кусочки со всего стола, а брюнетка просто старалась оказаться поближе, и ночью все повторилось, и следующий день был таким же, и Пилот забыл, что где-то совсем недалеко по современным меркам идет жестокая война, и его родственники сжигают миры и сами гибнут в чудовищных кострах, по сравнению с которыми Бухенвальд и Хиросима — просто игры детей в песочнице.

Неделя кончилась.

Ночь было прощальной, и женщины, зная об этом, старались изо всех сил, и Пилот отвечал тем же, ясно осознавая, что последней она может оказаться и в буквальном смысле, и не только для него, и уже проваливаясь в темную глубину сна, он вспомнил слова, произнесенные блондинкой, вспомнил ее саму, вспомнил ее имя, и обстоятельства, при которых они встретились в его жизни.

— Как странно… — пробормотал он едва слышно.

— Что?… — сонно откликнулась любовница. — О чем ты подумал?

— Ничего, ничего, спи… — поспешил успокоить ее Пилот.

Странным было любить и чувствовать себя любимым женщиной, единственной целью встречи с которой в его настоящей жизни был секс и только секс. Она действительно была неплоха в постели — но что-то механическое было в их нескольких встречах, и все разговоры их сводились к той же теме, и через две-три недели все кончилось настолько же просто, насколько и началось, и настолько хорошо, что Пилот забыл ее имя — и вспомнил его только сейчас.

Атмосферник взвыл турбинами, дрогнул и начал свой обычный неторопливый разбег. Пилот оглянулся — женщины стояли на краю взлетки, старательно не глядя друг на друга, и только сторож с неизменным пивом в руках весело помахал рукой вслед.

А на десяти тысячах метров, отойдя подальше от замка, Пилот запустил программу Перехода.

Эпизод 22

И ахнул, когда вместо привычного уже темно-синего неба очутился в бесконечной звездной пустоте.

Фыркнули, задыхаясь, и мгновенно заглохли двигатели. Бешено и растерянно заметалась картушка магнитного компаса, куда-то улетел самолетик авиагоризонта, одновременно бросились в противоположные стороны указатели скорости и высоты на лобовом стекле, индикатор скольжения безразлично остановился в положении примерно пятидесяти градусов, стрелка указателя перепада давлений уперлась в ограничитель, и странная легкость вдруг наполнила тело Пилота.

Атмосферник оказался в космосе.

Странная, никогда раньше не испытанная тишина вдруг ударила в уши, сердце ушло в район гениталий, остановилось там на мгновение, и продолжило свой путь к пяткам.

Самолет, медленно вращаясь, плыл в никуда, и усеянная яркими разноцветными точками чернота неторопливо и неотвратимо проникала в кабину.

Звезды жили своей непонятной жизнью, атмосферник беспомощно барахтался в вакууме, а Пилот, неподвижно замерев в кресле, изо всех сил боролся с такой же черной безумной пустотой, постепенно заполняющей мозг.

“Такого просто не может быть! — твердил он мысленно, убеждая самого себя. — Неделю назад здесь, в этих координатах, была огромная планета, с базой, с постройками, с сотнями летательных аппаратов разного типа… Были звезды, было и солнце, да…”

Солнце — ослепительный желтый шар с гладкими, словно отполированными краями вползло в боковое стекло кабины. Щелкнул светофильтр, защищая глаза пилота от слишком яркого света, радостно — “вот и я пригодился!” — забилимкал индикатор лазерного облучения — техника тоже работала и изо всех сил пыталась помочь хозяину в разрешении хотя бы мелких проблем и проблемок.

Пилот вздохнул, тряхнул головой и с облегчением почувствовал, как черная пелена безумия уползает куда-то вниз, в инквизиторские застенки подсознания.

— Анализируем! — громко произнес он — самому себе. — Что сие может значить?

Примитивный компьютер атмосферника молчал; Пилот сильно сомневался, что более современный ящик магнитодинамического штурмовика сумел бы ему помочь в такой ситуации, тем не менее вычислительными ресурсами пренебрегать не стоило, и он запустил программу самотестирования.

Пока ящик мигал огоньками на пульте и выводил на дисплей бодрые и абсолютно ненужные в данном случае сообщения, человек постепенно пришел в себя, с тоской взглянул на кислородный манометр, выругался, и огляделся.

Первое впечатление оказалось правильным — самолет висел в безвоздушном пространстве. Солнце описывало круги, звезды так же весело носились следом. Пилот вспомнил Галилея и пришел к выводу, что атмосферник вращается. Все приборы, хоть мало-мальски связанные с тяготением, магнитным полем или атмосферой, показывали полнейшую чушь, радиополукомпас растерянно тыкался то в одну сторону, то в другую. Пилот с досадой посмотрел на него, но выключать не стал — мало ли чего.

Большого голубого шара планеты рядом не наблюдалось. С одной стороны, это утешало — мало радости ворваться в атмосферу на космической скорости на неприспособленном для таких вещей атмосфернике, с другой — огорчало, поскольку стрелка манометра ощутимо подрагивала.

Координаты ящик выдавал правильные — по крайней мере, так он сам утверждал. “Следовательно… — Пилот усмехнулся. — Или исчезла планета, или это просто сбой в систе…”

Логичные в общем-то рассуждения человека были прерваны появлением странного — впрочем, а что не было странным в подобных обстоятельствах? — предмета. Смутно — весьма смутно, но что-то он Пилоту все-таки напоминал. Дело осложнялось тем, что подойти поближе или хотя бы остановить вращение атмосферник не мог, а таинственный предмет тоже явно не намеревался делать ничего подобного. Он летел так же тупо и неуправляемо, и так же бессмысленно вращался, то сверкая острой гранью в ослепительных солнечных лучах, то становясь темным и неразличимым. Пилот жадно припал к стеклу кабины, пытаясь рассмотреть незнакомца, тот, в свою очередь, приближался медленно и неторопливо, явно проходя мимо, и вдруг, когда фазы вращения атмосферника и неизвестного аппарата на мгновение совпали, Пилот выругался и чуть не пробил головой стекло.

Мимо медленно проплывал обломок носовой части штурмовика с разбитой кабиной. Тот, кто сидел в кресле пилота, никак не отреагировал на неожиданную встречу и даже не повернул головы, и все по одной простой причине — шея его оканчивалась куском розового ноздреватого вещества, напоминающего сахарную вату на палочке.

Присмотревшись, Пилот разглядел вдалеке еще несколько бесформенных обломков — в основном камней.

“Хочешь поприсутствовать при взрыве гигатонной бомбы в атмосфере… или лучше — в гидросфере? Зрелище — незабываемое, планета — в пыль!” — почему-то вспомнились слова Контактера.

Руки его дрожали. Пилот остановился, глубоко вдохнул, и только с третьей попытки набрал программу Перехода.

Эпизод 23

После прошлого Перехода, после завораживающей бесконечной черной пустоты выход в стратосферу планеты казался просто праздником. Самолет стремительно провалился тысяч на десять метров, нащупал первые сгустки атмосферы, разогрелся, радостно взревел двигателями и еще более радостно даванул свои полные семь с половиной махов. Пилот вздохнул и все еще дрожащей рукой вытер лоб.

После всего пережитого даже четверка истребителей, идущая на перехват, казалась такой мелочью, о которой и думать не стоило. Все же — на всякий случай — он включил бортовые огни, проверил ответчик — “свои, свои, свои…” — орал в эфир компьютер на каком-то своем, малопонятном, да еще и шифрованном языке, — перешел в горизонтальный полет без всяких там форсажей и скольжений и демонстративно снизил скорость.

Истребители подошли ближе, разделились — Пилот с некоторым удивлением отметил, что два из них почти такие же атмосферники, как у него, усмехнулся — “что, уроки не проходят даром?”, и покачал крыльями. Все четыре аппарата незамедлительно ответили тем же, затем один атмосферник подошел вплотную и пристроился борт о борт.

— Покажи лицо! — прохрипели наушники мертвым механическим, явно прошедшим через скремблеры голосом.

Пилот повиновался незамедлительно — откинул забрало до упора назад, чуть ли не прижался носом к левому стеклу кабины и улыбнулся.

— Кто такой и откуда летишь? — поинтересовался мертвый голос в наушниках.

— Пилот. Завербован около трех недель назад. Был на Санатории, координаты…. черт, не помню, запросите Ящик. После возвращения обнаружил, что база разрушена, набрал координаты ЗКП[23]… то есть ваши — и прыгнул.

— О`кей, двигайся за мной! Но без фокусов! — все так же мертво прогудели наушники.

— Понял… — уже не так радостно пробурчал в микрофон Пилот и следующие полтора часа обиженно молчал.

Атмосферники вывели его на длинную серо-зеленую, словно выкрашенную специально (впрочем, скорее всего, так оно и было) полосу, до момента касания держались рядом, затем неожиданно резво взмыли вверх и чуть ли не вертикально ушли в облака. Магнитодинамички шли чуть сзади, снижая скорость синхронно с его пробегом, и только после окончательной остановки тоже ушли вверх.

Серый бетонный нарост чуть в стороне от ВПП раскрылся, выпуская такой же серый броневичок, и закрылся снова, как только тот проехал шлюз.

— Приветствую, — сказал встретивший Пилота “родственник”, вежливо открывая перед ним дверцу. — Я Гэбист.

— Кто? — не понял сразу Пилот.

— Гэбист. Госбезопасность — слышал о такой службе?

— Да уж… — протянул Пилот. — Приходилось. Только…

Он запнулся.

— Что, с трудом представляешь себя на такой службе? — усмехнулся встречающий. — Я тоже. Однако чего только не сделаешь за определенное вознаграждение, правда?

Пилот вежливо улыбнулся.

— Шучу, конечно, — тоже усмехнулся Гэбист. — А в общем-то, работа как работа. И здесь, как видишь, моя специальность тоже пригодилась.

— Это в каком смысле? — заподозрил неладное Пилот.

— А в простом, — вдруг перестал усмехаться Гэбист. — В течение ближайших… ну, в общем, за минимальное время нам с тобой предстоит разобраться во многих вопросах. А до этого тебе придется посидеть под замком.

— Докатились! — орал в потолок Пилот. — Чужих шпионов ловить не умеете, так давайте своих в кутузку сажать! Ламеры! Идиоты! Я, как дурак, спешу к ним с известием о гибели базы, а они меня — под замок!………………..!…………………..!…………………. вас в…………… через…… за………… под…………….. сквозь…………. на………………. об ……….., и всех ваших родственников по материнской линии тоже!

Тут он вовремя вспомнил, что родственники у них те же, что и у него самого, и заткнулся.

Если честно, орал и матерился Пилот больше от скуки, чем от реальной злости. В глубине души он прекрасно понимал, что после разгрома и гибели базы волна подозрений неизбежна и даже необходима, что в поимке шпионов, выведших врага на уязвимое место защищенной временной линии лучше перебдеть, чем недобдеть, и что Гэбист явно хочет для начала осмотреть атмосферник, опросить компьютер и только потом взяться за самого Пилота.

Но легче от этого не становилось.

Мало утешала и мысль, что очутившись на месте главы местной же службы безопасности, он, то есть Пилот, вел бы себя точно так же, а то и хуже, так что обижаться вообще не на что.

Поматерившись для порядку еще несколько минут, Пилот закрыл глаза и попытался уснуть. Сначала это даже удалось, но уже через несколько минут такого радостного беспамятства из глубин подсознания поползли воспоминания о Психологе, Контактере, Стратеге, Подводнике, любимой девушке, наконец… Пилот с криком вскочил и предпочел просто поваляться на койке, тупо уставившись в потолок.

Дверь открылась с легким шуршанием, Гэбист вошел и устало опустился на стул рядом.

— Что слышно хорошего? — равнодушно поинтересовался Пилот.

— Мне бы хотелось уточнить некоторые детали, — игнорировал его вопрос гость. — Расскажи, пожалуйста, подробнее о твоем отлете с Санатория.

— А что здесь рассказывать? Заправился, залез в атмосферник, закрыл кабину, взлетел, набрал высоту — да, атмосфера там потоньше, так что я набрал не тридцать тысяч, а где-то двадцать-двадцать одну, запустил Переход — и прыгнул.

— Сзади ничего подозрительного не заметил?

— “Сзади” — это где?

— На поверхности планеты.

— Ничего. А что?

— Высоту набирал по спирали или по прямой?

— По прямой. Не хотелось устраивать Переход над головами.

— Высоту точно не помнишь?

— Точно не помню. Тысяч двадцать — двадцать одна. Но вообще-то, ты можешь спокойно запросить параметры перехода у Ящика.

— Запросили уже… — поморщился Гэбист.

— И что?

— Дать бы тебе по голове за такие вопросы! — неожиданно вспылил собеседник. — Бля, не был бы ты мной самим — сейчас бы валялся на полу с закрученными за голову ногами и рассказывал бы, рассказывал, рассказывал! Тьфу!

— Как, однако, я круто пал! — присвистнул Пилот. — Неужели приятно было таким заниматься?

— Всяко было, — уже поспокойнее буркнул Гэбист. — Бывало и приятно. Ладно, кончай скандалить. Ящик мы уже опросили. Вообще-то ты чист. Почти.

— А что значит “почти”? И к чему эти допросы?

— А к тому, что через пару минут после твоего отлета Координатная Линия… ну, Санаторий, в общем, — перестала существовать.

— К-как это? — Пилот вскочил с койки. — Как перестала?

— Очень просто. Так же, как и база. Гигатонная бомба в океан — и в реакцию вступает дейтерий гидросферы. Планета — в пыль.

— А… а бомба откуда?

— А вот это и есть самое интересное. Знаешь ли ты, что магнитодинамички вызывают возмущения во временном потоке?

— Нет, первый раз слышу. Но причем тут магнитодинамички?

— А при том, что таких возмущений в районе Санатория не зафиксировано.

— А в районе базы?

— Возле базы сам черт ногу сломит, — смутился Гэбист. — Там же летало все, что могло от земли оторваться. Там линия еще лет двести в порядок приходить будет — да и то, только если прямо сейчас все взорвать.. Но речь не о том.

— О чем же? — уже не так бурно поинтересовался Пилот.

— О том, что гигатонную бомбу доставили на Санаторий на атмосфернике.

— На… моем?

На Пилота жалко было смотреть. Несколько секунд Гэбист с наслаждением разглядывал посеревшее лицо допрашиваемого, затем с явным сожалением ответил: