Под псевдонимом Дора

      Оставалась еще одна загадка - исчезновение Анны Мюллер и разведчицы Инге в Германии.
      Поскольку отъезд Джима в Тессин откладывался из-за волокиты с продлением просроченного вида на жительство, Центр поручил ему продолжить поиски Анны.
      Но в один из дней Джиму неожиданно позвонила какая-то дама и спросила, получил ли он машинописное письмо; она-де тот человек, который послал его по просьбе Микки. Джим попытался расспросить толком обо всем, но женщина отвечала путано, маловразумительно. Джим тотчас известил Центр:
      5.9.43. Директору.
      Автор анонимного письма, который переслал мне сообщение от Микки, дал о себе знать. Это 60-летняя швейцарка-врач. Она была в Мюнхене в конце июля и видела Микки. Эта старуха попала под бомбежку, испытала тяжелое нервное потрясение, путается в разговоре. По ее словам, Микки сообщает, что Инге с апреля ничего не дает о себе знать.
      Джим.
      Центр немедленно дал такие указания:
      7.9.43. Джиму.
      1) Разрешаем поискать Анну в базельских больницах, но осторожно, из телефонов-автоматов в Базеле, а не из Лозанны.
      2) Сообщение Микки нам непонятно. Нужно осторожно проверить, что представляет собой старуха-врач, что она делала в Германии, не связана ли с гестапо.
      Директор.
      Джим обзвонил многие больницы и клиники Базеля, но Анны Мюллер там не нашел. Не появлялась она и у себя дома. Попытки узнать что-либо новое о полупомешанной старухе тоже окончились безрезультатно. Тогда Джиму повторно было приказано поторопиться с отъездом из Лозанны.
      А в это самое время в Берлине, в тайных застенках главного управления имперской безопасности (РХСА), происходила тяжелая драма. Там решался вопрос жизни и смерти наших людей, попавших в руки изуверов в черной униформе СС.
      По приказу Гиммлера следствие велось в строгой тайне, но позднее, в 1944 году, кое-что уже начало просачиваться наружу. Полную картину свершившейся трагедии удалось воссоздать по гестаповским следственным материалам и рассказам уцелевших товарищей только по окончании войны. Джим прилагал напрасные усилия отыскать Анну Мюллер в Базеле. Она была арестована агентами немецкой тайной полиции 16 июня 1943 года и отправлена в берлинскую тюрьму.
      Обстоятельства, предопределившие арест Анны, сложились в результате провалов явочной квартиры ее брата Генриха (Ганса) во Фрейбурге, ареста разведчицы Инге и других людей.
      Сперва германской контрразведке ничего не было известно о Гансе, Инге, Микки и Анне. Но нацисты имели кое-какие нити, полученные после арестов наших нелегальных работников в Бельгии и Франции. Клара Шаббель, к которой направлялся разведчик Франц, прыгнувший с парашютом вместе с Инге, была давно уже схвачена гестапо, а ее конспиративная квартира держалась под наблюдением. Как только Франц появился там, его арестовали. С помощью передатчика и шифра, отобранных у задержанного разведчика, нацисты затеяли радиоигру с Центром и получили инструкцию, предназначенную для Франца: передать запасную рацию Инге взамен утерянной ею при прыжке с самолета. Гестапо узнало пароль и адрес Ганса во Фрейбурге.
      Затем на эту явочную квартиру был послан тайный агент, который, выдавая себя за доверенное лицо Центра, вручил Гансу чемодан с радиопередатчиком. О приходе такого человека было сообщено Гансу и Инге через Анну Мюллер и Микки, о чем рассказывалось раньше.
      На следующий же день хозяева квартиры - Генрих (Ганс) и его жена Лина, а также Инге, скрывавшаяся у них после возвращения от Микки и ожидавшая посылку с радиостанцией, были арестованы. Это случилось в конце апреля. Микки схватили позже, очевидно в мае или июне, поскольку Джим до того времени еще получал от нее письма. Но потом пришло странное анонимное письмо на машинке и объявилась подозрительная старуха-врач, якобы повидавшая девушку в Мюнхене. По-видимому, Микки стойко держалась на допросах и отказывалась сама написать Джиму. Тогда провокаторам из гестапо, чтобы ввести в заблуждение Центр относительно непонятного молчания Микки, пришлось прибегнуть к анонимке.
      Когда было установлено, что Ганс арестован, руководство Центра пришло к выводу, что Инге также не удалось скрыться: ее исчезновение говорило само за себя. Следовало срочно предупредить Анну Мюллер. Директор радировал Джиму, но Анну в Базеле он уже же застал. Нацисты опередили нас.
      Об аресте Ганса Центру стало известно только в августе. А еще в июне Анна получила из Фрейбурга телеграмму за подписью брата с просьбой поскорее приехать к ним - Лина снова тяжело заболела.
      Не подозревавшая подвоха Анна Мюллер заказала себе въездную визу в Германию, предъявив телеграмму о болезни невестки, и базельским поездом отправилась во Фрейбург, чтобы помочь брату в домашних хлопотах.
      В гестаповских следственных материалах об обстоятельствах ареста Анны сказано весьма туманно: "В период следствия по делу Ноффке (Инге. - Ш. Р.) появилась возможность заставить Анну Мюллер приехать в Германию, где она 16 июня 1943 года была арестована..."
      В действительности же против Анны Мюллер, гражданки нейтральной страны, гестапо совершило грязную провокацию, сыграв на родственных чувствах пожилой женщины. Запутав на перекрестных допросах Инге, Генриха и Лину Мюллер, следователи выяснили, что к этому делу прямое отношение имеет родная сестра Генриха Мюллера, жительница Базеля. Эти показания были сопоставлены с данными, полученными контрразведкой от ранее арестованных наших курьеров французской и бельгийской групп, посещавших в разное время хозяйку конспиративной квартиры в Базеле. Было установлено, что это одно и то же лицо - Анна Мюллер, домашняя портниха; адрес тоже совпадал.
      Гитлеровцы дали телеграмму в Базель от имени Генриха, и Анна, конечно, поверила. Ее бдительность была усыплена естественностью самого мотива просьбы: жена брата часто болела. Ни ее осторожность, ни многолетний опыт подпольщицы тут уже не могли помочь. Едва поезд пересек швейцарско-германскую границу, Анну схватили агенты тайной полиции.
      Ее привезли в Берлин и передали следователям управления имперской безопасности, которые вот уже более полугода занимались распутыванием строго секретного дела так называемой "Красной капеллы". Здесь, в отдельных камерах, сидело несколько советских разведчиков. Непрерывно шли допросы, очные ставки, сопровождаемые угрозами казни и истязаниями.
      От Инге и супругов Мюллер гитлеровцы даже с помощью пыток не могли получить никаких сведений о нашей группе в Швейцарии. Кстати, арестованные действительно ничего не знали.
      Протоколы допросов из архивов управления РХСА показывают, что сначала 63-летняя Анна Мюллер либо отказывалась давать показания, либо сообщала следователям малосущественные факты из своей еще довоенной конспиративной деятельности. Угрозы отдать ее в руки палачей не поколебали старую женщину. Но она не знала, что чиновникам из гиммлеровского ведомства о ней уже многое известно и что ей уготовано более тяжкое испытание, нежели физические истязания.
      Анне предъявили записи показаний арестованных курьеров французской и бельгийской групп, где они признавались в своих связях с ней. Потом устроили очную ставку. Гитлеровцы собирали на допросах по крупицам разрозненные факты и детали, сопоставляли их и таким путем получили дополнительные данные о людях нашей группы.
      Гестапо пыталось использовать на допросах все сведения и догадки, накопившиеся у них за время розысков швейцарской группы. Анну Мюллер, например, расспрашивали, не знает ли она что-либо об информационном социалистическом агентстве (Инса) в Берне и его директоре Пюнтере, а также об издательстве "Геопресс, Сервис Атлас Перманент" и его владельце Радо. Анна, естественно, ничего не могла сказать. У других подследственных выпытывали, что за люди скрываются под псевдонимами Лонг, Сиси, Дора и т. п. Но гестаповцы мало преуспели в этих своих стараниях.
      Большинство псевдонимов, прочитанных в наших шифровках, по-прежнему оставались для врага тайной за семью печатями. Так, например, Отто Пюнтер значился у гестапо в черном списке еще с конца 30-х годов, но то, что он и есть Пакбо, гитлеровцам было неведомо. Специалисты из СД и гестапо безуспешно бились также над раскрытием группы Сиси - Тейлор - Люци; связь же от Люци шла прямо в Берлин - к Вертеру, Ольге, Тедди и другим источникам, известным по перехваченным радиограммам. Если бы тайные агенты установили настоящее имя Сиси, то им не составило бы труда засечь ее встречи с Тейлором и затем наконец выявить, кто такой Люди. Дальнейшее пояснять, думаю, не надо.
      Что знало бюро "Ф"?
      Различные документы немецких архивов показывают, что поисками нашей группы скрытно занималось довольно большое число сотрудников гестапо и службы безопасности рейха, чего мы, конечно, знать не могли. Примерно к середине лета 1943 года тайная полиция и СД накопили уже изрядно сведений, собранных агентами.
      Бюро "Ф" в Берне сравнивало и анализировало данные осведомителей, следящих за людьми, которые, по их мнению, могли быть причастные к советской разведывательной организации в Швейцарии.
      Ганс фон Пескаторе, Вилли Пирт и другие сотрудники бюро "Ф" составили список подозреваемых. В донесениях руководству СД в Берлине они указывали имена людей, принадлежащих, по их мнению, к нашей группе. Среди прочих, явно ошибочных имен, назывались Пюнтер, Лена, настоящая фамилия Сиси, Эдмонд Хамель, Александр Аллан Фут и неизвестный по кличке Роза. Сотрудники бюро знали, что трое последних обслуживают действующие передатчики, два из которых находятся в Женеве, один - в Лозанне. Имелись адреса и справки, что представляют собой все перечисленные лица (о "неизвестной Розе" нужные данные передал, конечно, Ганс Петерс, но он работал независимо от сотрудников бюро "Ф", по ведомству гестапо).
      Меня гитлеровцы считали главным руководителем, а Пюнтера заместителем. Они знали о Пакбо многое, но почему-то считали, будто он занимается в основном административно-хозяйственным обеспечением группы, тогда как на самом деле Пакбо вел оперативную работу.
      Неточны были и некоторые сведения относительно Сиси. Ганс фон Пескаторе полагал, что она являлась членом французской группы и бежала в Швейцарию в те дни, когда "Коммандо" приступила к ликвидации обнаруженной конспиративной организации в Париже.
      Вообще о связях по линии Сиси - Тейлор - Люци - Берлин, то есть о группе источников, над раскрытием которых контрразведка безуспешно билась вот уже более полугода, у СД и гестапо было совершенно превратное представление. Здесь хваленые секретные службы рейха просто запутались. Их выводы основывались исключительно на перехваченной радиоинформации. Разгадать же псевдонимы они не могли.
      В частности, Пескаторе и Пирт думали, что Сиси имеет связь не только с таинственным Люци, но и в какой-то мере непосредственно с Вертером, Ольгой, Тедди и другими источниками, - возможно, через посредника в самой столице Германии.
      И уж совершеннейшая неразбериха в головах руководителей контрразведки была с определением личности Люци. Богатый служебный опыт отказывал, интуиция подводила, донесения рыскающих по всей Швейцарии секретных агентов противоречили одно другому. Правда, по поводу того, каким способом доставлялась для Люци информация из ОКБ, у чиновников бюро "Ф" не было двух мнений. В докладах Шелленбергу они отрицали возможность ее передачи по радио, утверждая, что донесения в Швейцарию регулярно перевозит, по-видимому, курьер, обладающий дипломатическим статусом. По словам Ганса фон Пескаторе, руководство бюро "Ф" считало, что Люци и Тейлор - одно и то же лицо с двумя псевдонимами, хотя подлинных доказательств этому не находилось.
      Таким образом, бюро "Ф" и другие органы гиммлеровской контрразведки, несмотря на огромные усилия, не достигли главного - не выявили источников информации.
      Между тем уже наступил август. Наша работа продолжалась полным ходом, а под Курском трещал и разваливался план грандиозно задуманной операции "Цитадель". Естественно, что в такой обстановке профессиональная выдержка изменила бригаденфюреру СС Вальтеру Шелленбергу. Он понял, что его тактика мягкого и глубокого охвата всей "Красной тройки" не принесет желаемого эффекта, что нужны жесткие и быстрые меры. По обоюдной договоренности Шелленберга с Массоном поиском наших людей должны были заняться сами швейцарцы.
      Центр не исключал такую возможность. Предвидя нечто подобное или, наверное, имея даже какую-то подтверждающую его опасения информацию, московское руководство еще в июле с тревогой запрашивало мое мнение на этот счет. Я постарался уточнить существо дела через людей, близких к швейцарской секретной службе.
      8 июля 1943 года я послал радиограмму Директору, в которой писал: "Гестапо не работает совместно со швейцарской полицией. Это - точно. Но это все-таки не помешает гестапо дать швейцарцам наводку на нашу организацию..."
      Как показали дальнейшие события, произошло именно так. Получив от гитлеровцев исходные данные, швейцарская контрразведка начала против нас активные действия.
      Крах операции "Цитадель"
      В последних числах июня на обширном плацдарме Курского выступа мощные группировки войск противоборствующих сторон стояли друг против друга готовые к бою.
      После войны генерал-фельдмаршал Манштейн признавался в своих мемуарах, что "обе группы армий "Центр" и "Юг" сделали все, чтобы сосредоточить максимальные силы для достижения успеха".
      Слова гитлеровского военачальника подтверждают западногерманские исследователи минувшей войны. Например бывший сотрудник штаба верховного главнокомандования Вальдемар Эрфурт пишет: "Вся наступательная мощь, которую германская армия способна была собрать, была брошена на осуществление операции "Цитадель".
      Эти высказывания принадлежат лицам, которых никак нельзя заподозрить в том, что они симпатизировали Красной Армии и намеренно принижали силу вермахта или способности его командования.
      Стоит напомнить еще об одном факте, относящемся к началу самой Курской битвы.
      В ночь перед наступлением, 4 июля, в немецко-фашистских войсках было зачитано обращение фюрера к солдатам. В нем говорилось: "С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну. Ваша победа больше чем когда-либо убедит весь мир, что всякое сопротивление немецкой армии, в конце концов, все-таки напрасно... Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания... И вы должны знать, что от успеха этого сражения зависит все..."
      Как видим, враг делал главную ставку на битву под Курском. Здесь гитлеровские генералы намеревались перехватить у Красной Армии стратегическую инициативу и повернуть ход войны в свою пользу. Но намерениям этим, как известно, не суждено было сбыться.
      "Немецкие дивизии начали наступление, которое стало последним на Востоке... Уже первый день боев показал о заблуждении в оценке силы советской стороны", - с горечью замечает в своей книге Флике.
      Последняя унылая фраза автора адресована разведывательным службам, в особенности абверу, а также руководству гитлеровской ставки. Думается, что слеша знатока германской контрразведки не нуждаются в каких-либо комментариях. Признание поражения гитлеровских тайных служб тут налицо. Правда, несостоятельность абвера обнаружилась после того, как противник понес сокрушительное поражение под Курском. Можно липы, удивляться, что шеф абвера адмирал Канарис, несмотря на очередной провал, оставался еще на своем посту.
      Замыслы противника были известны советскому командованию, и оно тщательно подготовилось к предстоящей схватке.
      Теперь задача швейцарской группы состояла в том, чтобы узнавать и быстро извещать Центр о возможных переменах в планах противника, о его новых оперативных и тактических решениях. Это было поручено единомышленникам Люци в Берлине.
      9.7.43. Директору. Молния. От Вергера. Берлин, 4 июля.
      Немцы установили, что со 2 мая русские неясно отвечают на происходящую перегруппировку армий Манштейна новой концентрацией массовых моторизованных сил в районе Курска и восточнее Харькова,, Допустить дальнейшую концентрацию советских войск западнее и юго-западнее Курска для немцев невозможно, так как наступление русских на этом участке означает угрозу всему центральному фронту. Если это готовится наступление, немцы должны начать превентивное наступление, чтобы предупредить удары Красной Армии еще до того момента, как они обрушатся на немецкие позиции во всем центральном секторе, принудив к оборонительным действиям 3-ю и 4-ю танковые армии.
      Дора.
      Это донесение было послано Вертером за сутки до немецкого наступления.
      Судя по его информации, службе абвера не удалось узнать истинного замысла советского Верховного Командования. В Берлине ожидали, что русские нанесут удар первыми. Внезапный артиллерийский налет войск Центрального фронта как бы подтвердил расчеты гитлеровцев. Они уже поверили, что это увертюра к широкому наступлению. Но, как мы знаем, план советской Ставки был совершенно иной: сначала - жесткая оборона для перемалывания ударных частей врага, а уж потом - контрнаступление.
      Следующая радиограмма, посланная нами в Центр, показывает, что даже спустя сутки после начала боев у верховного германского командования не было еще полной ясности в оперативной обстановке.
      10.7.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 6 июля.
      1) Приказа о превентивном наступлении немецкой армии не было к тому моменту, когда Красная Армия 5 июля ответила массированным контрударом на частное наступление немцев в районе Томаровки, которое произошло 4 июля силами одной-двух дивизий и имело целью провести глубокую разведку в связи с тем, что немцы опасались развития событий между Великими Луками и Дорогобужем.
      2) Установив объем наступательного удара Красной Армии между Харьковом и Курском, командование приказало начать наступление двумя армиями в секторе Курска. 6 июля немецкое командование рассматривало бои все еще как оборонительные и постепенно вводило в сражение новые резервы, главным образом через Харьков, Лебедин, Конотоп.
      Дора.
      Наконец гитлеровские генералы поняли, что они заблуждались в оценке планов советского командования: Красная Армия пока не собиралась наступать. Тогда они отдали приказ о штурме русских позиций.
      11.7.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 7 июля.
      Главное командование сухопутных сил (ОКХ) сегодня начало решительное наступление против курской группировки Красной Армии с целью окружить Курск. Введены в действие все силы 4-й танковой армии и часть сил 3-й танковой армии, которая сейчас концентрируется полностью на брянском направлении. Главное командование сухопутных сил намерено в первую очередь добиться перевеса сил на курском направлении. Дальнейший ход сражения зависит от того, начнет ли командование Красной Армии наступление в районах Калуги и Смоленска, другими словами - допустит ли красное командование концентрацию почти половины немецких танковых дивизий между Орлом и Волчанском.
      Чтобы обеспечить успех, немецкое главное командование ввело в бой большую часть резервов группы Манштейна, которые последовательно направляются через Харьков. Главное командование не видит опасности для правого крыла и центра группы Манштейна. Немецкое командование считает, что положение на линии Орел - Брянск сейчас менее опасно в связи с тем, что: а) русское командование вряд ли начнет большое наступление до активизации англосакских военных действий в Европе; б) Германия все равно ничего не сможет выиграть на советско-германском фронте пассивной обороной и потому вынуждена перейти к активным действиям.
      Дора.
      Как видим, командование вермахта все же лелеяло какую-то надежду, что Красная Армия не решится на крупные наступательные операции, пока ее союзники не высадят десант в Европе. Нет, гитлеровские стратеги и тут ошиблись. Сокрушительные удары советских войск последовали гораздо раньше.
      Два дня непрерывного ожесточенного штурма советской обороны принесли противнику ничтожный результат. За 5 и 6 июля немецко-фашистские войска продвинулись вперед на северном фасе Курского выступа лишь на десять километров. "Успех" был оплачен тяжелыми потерями врага.
      Армии Манштейна, атакующие южный фас Курского выступа, также вгрызлись в оборону советских войск, но прорвать ее не хватило сил. Здесь в огне сражений сгорело несколько лучших германских дивизий. Западногерманский военный историк Гёрлитц в книге "Вторая мировая война 1939 - 1945 гг." так оценивает поражение группы армий "Юг": "Между 10 и 15 июля фельдмаршалу Манштейну с его наступающими соединениями удалось достигнуть водораздела между Донцом, Псёлом, Сеймом и Воркслой, затем силы здесь истощились... Наступление остановилось. Генерал Конев позднее говорил о "лебединой песне" немецких бронетанковых сил. Последние способные к наступлению соединения догорали и превращались в шлак, была сломлена шея немецким бронетанковым силам".
      В самый разгар боев тех дней о больших потерях вермахта сообщал один из наших источников в Берлине.
      14.7.43. Директору. Молния. От Тедди. Берлин, 11 июля.
      Информация получена в оперативном штабе при ОКВ.
      1) ОКВ приказало день и ночь наблюдать воздушной разведкой за передвижением советских войск между районами Москва - Тула и Курск Воронеж. Надеж-o ды немецкого главного командования на отвод сильных советских соединений из района Москва - Тула в район Курска до сих пор не оправдались. Если немцам этого не удастся добиться, то резервы, предназначенные для западного фронта и Балкан, останутся на советско-германском фронте.
      2) 2-я и 4-я танковые армии несут неожиданно большие потери. Половина моторизованных и танковых дивизий, находящихся с 7 июля в наступлении, уже требуют освежения и пополнения людьми и техникой.
      Дора.
      Из содержания первого пункта радиограммы следует сделать вывод: противник опять ошибался. Советскому Верховному Главнокомандованию не было нужды снимать войска с других фронтов, ибо в районе Курского выступа вполне хватало сил и для обороны и для последующего наступления. Гитлеровцам это стало ясно через несколько дней, когда они получили мощные ошеломляющие удары. Эти удары нанесли войска Западного и Брянского фронтов, а 15 июля, с промежутком в три дня, - Центральный фронт.
      Обескровленный в непрерывных наступательных боях, израсходовавший при штурме Курского выступа почти все резервы, противник не выдержал мощного советского контрнаступления и стал отходить. Затем к наступлению примкнули армии Воронежского и Степного фронтов, К исходу 23 июля советские войска в основном восстановили то положение, которое они занимали до начала немецкой атаки 5 июля.
      Так рухнула операция "Цитадель", на которую гитлеровская ставка возлагала все свои надежды. Красная Армия начала небывалое еще по размаху, гигантское наступление, крайне встревожившее Гитлера и его стратегов. Они не ожидали такого резкого поворота событий. Последовало смещение с постов ряда генералов, слияние армий, перегруппировки войск. Противник пытался заткнуть бреши, образовывающиеся в его обороне. Но тщетно. Силы вермахта были истощены. Натиск же советских армий нарастал: Верховное Главнокомандование быстро вводило в сражение новые и новые свежие соединения.
      В последних числах июля советские армии подошли к железной и шоссейной дорогам Орел - Брянск, питавшим всю вражескую группировку на орловском плацдарме. С юга сюда пробивались части Центрального фронта. Положение немецких войск, охваченных полукольцом в районе Орла, становилось очень тяжелым.
      Вот как оценивали создавшуюся здесь обстановку в германских военных верхах:
      7.8.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 80 июля.
      1) Немецкие оборонительные позиции у Орла, между реками Ока и Дон, распались вследствие того, что у немцев не было достаточного количества артиллерии и боеприпасов для отражения губительного огня русской артиллерии. Для того чтобы предотвратить окружение армейского корпуса, оборонявшего Орел, Клюге приказал танкистам, моторизованной и армейской артиллерии постепенно отходить для обеспечения коммуникаций Орел - Брянск.
      Между Карачевом и Орлом стоит еще один корпус, который находится под угрозой с севера. Чтобы избежать катастрофического развития событий, пехота под прикрытием сильного танкового клина постепенно отступала вдоль железной дороги. Против преследующих ударных русских дивизий немцы сконцентрировали резервы бомбардировочной авиации.
      2) Русское наступление с 24 июля идет более медленными темпами. Немецкое командование считает, что русское командование не добивается быстрого решения проблемы Орла намеренно - с тем чтобы перемолоть как можно больше немецких резервов. Эта тактика русских была для немцев неожиданной,
      Дора.
      Начав отступление, гитлеровцы уже не были в состоянии сдерживать напор Красной Армии даже на заранее подготовленных рубежах в глубине своей обороны. Советские войска взяли Орел, затем Белгород и ряд других городов. 23 августа, после ожесточенного ночного штурма, враг был выбит из Харькова, важнейшего узла сопротивления, который немцы называли "восточными воротами на Украину" и "ключом к Украине".
      Итоги Курской битвы общеизвестны. Мне нет смысла добавлять к этому какие-то свои комментарии. Но чтобы показать, какую катастрофу вновь потерпел вермахт, стоит, пожалуй, напомнить несколько цифр.
      Из 70 немецких дивизий, участвовавших в наступлении под Курском, 30 были разгромлены. Германская армия потеряла за пятьдесят дней непрерывных боев более полумиллиона человек убитыми, тяжелоранеными и пропавшими без вести. Крупное поражение потерпели "панцирные" соединения фашистского рейха. Из 20 танковых и мотодивизий в битве под Курском 7 были полностью разбиты, остальные понесли большие потери.
      Любопытны высказывания самих гитлеровских стратегов.
      Гудериан, занимавший в 1943 году должность генерального инспектора бронетанковых сил Германии, пишет: "Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Конечно, русские использовали свой успех... Инициатива окончательно перешла к врагу".
      Бывший командующий группой армий "Юг" Манштейн в своей книге "Потерянные победы", изданной после войны, хотя и пытается несколько приуменьшить размеры курской катастрофы, все же приходит к выводу о крахе гитлеровской стратегии. "Операция "Цитадель", - пишет он, - была последней попыткой сохранить нашу инициативу на востоке. С ее прекращением, равнозначным провалу, инициатива окончательно перешла к советской стороне. В этом отношении операция "Цитадель" является решающим, поворотным пунктом войны на Восточном фронте".
      Да, это как раз тот случай, когда вынужденные признания врага дороже собственного самого придирчивого анализа.
      А вот какую оценку новой победе Красной Армии давал в своих мемуарах бывший руководитель британской политики Уинстон Черчилль: "Три огромных сражения за Курск, Орел и Харьков, все проведенные в течение двух месяцев, ознаменовали крушение германской армии на Восточном фронте".
      Можно долго цитировать хвалебные высказывания по адресу Красной Армии наших бывших союзников и слова горьких разочарований наших военных противников. Жаль, что позднее память стала изменять и тем и другим. А напрасно. Политикам и битым гитлеровским генералам особенно не следовало бы забывать уроков военной истории.
      На книжном рынке стран Запада появилось немало исследований о минувшей войне и причинах поражения фашистской Германии. Буржуазные историки пытаются при этом умалить значение советского военного искусства, мужество и героизм личного состава Вооруженных Сил Страны Советов. Сошлюсь хотя бы на издание "Вторая мировая война. Иллюстрации. Даты. Документы", вышедшее в ФРГ. Его авторы подхватили старый гитлеровский тезис о "предательстве в тылу" как причине поражения вермахта. В частности, материалы о Курской битве они преподносят именно в таком духе, утверждая, что "Москва побеждает благодаря шпионам". Под "шпионами" в данном случае подразумеваются те информаторы, которые помогали советским разведчикам и которые рассматривали разведку как средство антифашистской борьбы.
      Мне ли, разведчику, отрицать важную роль разведки, ее информаторов, работавших в глубоком тылу врага. Но усматривать в их успехах причину нашей победы - значит ставить все с ног на голову. Подобные попытки буржуазных фальсификаторов по меньшей мере смехотворны. В самом деле, когда же это было такое, чтобы войну или крупные сражения выигрывала разведывательная служба того или иного государства? Исход войны всегда решался в конечном счете на поле брани. Побеждала та армия, которая имела более мощный экономический потенциал и людские резервы, была лучше вооружена и подготовлена, превосходила противника силой духа. Разведка же - только часть военной организации, хотя и немаловажная. Она может существенно облегчить командованию проведение той или иной операции или кампании, но выиграть их разведка не в состоянии.
      Впрочем, послушаем, что сказал на этот счет один из видных советских военачальников Маршал Советского Союза Г. К. Жуков:
      "...Благодаря блестящей работе советской разведки весной 1943 года мы располагали рядом важных сведений о группировке немецких войск перед летним наступлением. Проанализировав их и обсудив с командующими Воронежским и Центральным фронтами, с начальником Генерального штаба А. М. Василевским, мы смогли о вероятных планах врага сделать выводы, которые впоследствии оказались верными. В соответствии с этими выводами и был построен наш замысел битвы под Курском, также оказавшийся вполне целесообразным. Вначале советские войска измотали противника в оборонительном сражении, а затем перешли в контрнаступление и разгромили вражеские группировки.
      Однако хорошую работу разведки нельзя считать самодовлеющим фактором нашей победы на Курской дуге. Всякий мало-мальски знакомый с военным делом человек понимает, из чего складывается военный успех: верная оценка всей обстановки, правильный выбор направлений главных ударов, хорошо продуманное построение войск, четкое взаимодействие всех родов оружия, высокое моральное состояние и выучка личного состава, достаточное материально-техническое обеспечение, твердое и гибкое управление, своевременный маневр и многое другое требуются для того, чтобы одержать победу.