Древний Человек в Городе

      деть буквальное совпадение с шумерским "УТУ" - "день", "сияющий". Это удивительнейшим образом находит подтверждение в обычае ДВОЕЦАРСТВИЯ у ледов один царь правил днем, другой ночью,- следы которого мы находим в двух ледских мифах. Хотя такого слова "царь ночи" мы не находим ни в одном из сохранившихся ледских текстов, не говоря уже о керских".
      "Э-э, господа, сколь ни поверхностно мое знание этнографии и сколь ни глубоко мое презрение к современной антропологии, мне совершенно очевидно, что такого слова и не может быть, ибо имя царя ночи непроизносимо, оно - табу.Это был Вебстер, но такой, каким Август видел его в первый раз на площадке перед его городским домом, только вместо толстого подбитого мехом плаща и бархатной раввинской шапочки на нем был огромный брезентовый дождевик и берет защитного цвета.- Существование царя ночи у ледов не подлежит сомнению, хотя память о нем умышленно стерта с поверхности текстов. Однако я опаздываю, еще раз - adieu".
      "Хороший историк,- сказал Валька,- и никакой он вовсе не любитель. Ну еще бы! Он даже антропологов ругает абсолютно по делу. Вебстер знает: история - не поиски человеком человеческого в человеческом. Какая чушь, старик, а - копай, смотри, слушай, читай, думай о том, что увидел, услышал, прочел; разговаривай наконец обо всем этом".
      Валька устал, но Август, видя, что пар еще не весь вышел и Мела сможет еще долго не просыпаться, предложил выпить немного водки. "Водки?! - Валька был полон утреннего негодования.- Ты с ума сошел! Еще нет одиннадцати. Вот если у тебя найдется чуть-чуть коньяка, то это было бы вполне своевременно, ибо могло бы компенсировать вредное возбуждающее действие кофе".
      Коньяк действовал, видимо, очень медленно. "Ну посмотри,- не унимался Валька,- отчего мы здесь? Думаешь, оттого, что истину о керах и ледах узнать захотели? Чушь! Мы явились за ЧУЖИМ ПРОШЛЫМ - наше-то неинтересным оказалось, видите ли. Вебстер - умница. Ему все равно, что свое, что чужое". "Однако тоже предпочитает заниматься чужим".- "Не знаю, думаю, судьба определяет, что твое, а что нет".
      "А чьей буду я - тоже судьба определит?" - Мела стояла босая, завернувшись в халат. "Не "определит", а "определила", мадемуазель. Если это судьба, то она всегда "уже". Будущее - всего лишь фикция нашего воображения, так что не стоит беспокоиться, по-моему.- Август встал и усадил Мелу в кресло.- Я сейчас заварю чай. Хотите коньяка?" "Нет, спасибо. У меня нет никакого
      прошлого. Нет - и все. Поэтому я так беспокоюсь за будущее. О чем вы еще говорили, пока я спала?" - "О двух царях у древнейших ледов, дневном и ночном. Только имя ночного потерялось. Вебстер говорит, что так и должно быть, ибо оно - табу. Но что он делал, этот ночной царь, ума не приложу? - Валька развел руками.- Царствовал над спящими, что ли?" "Ну конечно же.- Мела с недоумением смотрела на обоих собеседников.- Именно над спящими, он был их царем В ИХ СНАХ, как дневной наяву". "О Боже,- застонал Валька, - где вы об этом прочли?!" "Мне об этом рассказывала моя бабушка, точнее - мать моего отчима. Она из старой семьи в Северной Трети. Я так поняла, что здесь все об этом знают". "В этом долбаном Городе,- заорал Валька по-русски,- все обо всем знают, но где тексты, тексты?! Ну ладно,- он опять перешел на французский,- я со всем готов смириться, но все равно не могу понять, как царь правит во сне. Это - безумие". "Я потом вспомню и расскажу",- послушно сказала Мела и стала пить чай.
      "Великолепно.- Мела становилась для Августа все менее и менее неописуемой.- Ты же, Валя, успокойся. А не стоило ли бы нам, когда будем гулять по Городу, заглянуть к моему другу бармену и спросить, что он думает о царе ночи?" "К какому бармену? Из "Таверны"?" - Мела в изумлении чуть не выпустила из рук чашку. "Он самый". "Что?! - Она поставила чашку на стол.
      Он же безумец, наш городской сумасшедший". "Тут уж я совсем ничего не понимаю.- Август действительно перестал что-либо понимать.- Но Вебстер мне сказал, что бармен - известный на весь Город знаток закона, да вдобавок еще и Сенатор..." "Кто вам сказал, что знаток закона не может быть безумцем, не говоря уже о Сенаторе? Да и Вебстер, конечно, тоже сумасшедший". "Постойте,вмешался Валька,- так вы знаете Вебстера?" "Конечно, знаю".- "Почему же он тогда?.." "Откуда мне знать? - Она пожала плечами.- Я же вам говорю, он сумасшедший". "А наш с вами бесплатный шофер - тоже?" - осторожно вставил Август. "Ну знаете! - Она не могла найти слов.- Вы видели его глаза? Глаза маньяка, убийцы, насильника, поджигателя!"
      "Вот что,- сказал Валька,- это уже слишком. Так я не могу. Скажите честно, глядя в глаза нам обоим, сумасшедшие мы или нет?" "Конечно, нет. Вы совершенно нормальные".- "Только дураки невообразимые. Ну, скажем так, почти клинические, если говорить откровенно, да, Мела?" - "Валя, не подсказывай, пожалуйста, дай ей время самой разобраться". "У меня нет времени,- сказала Мела очень тихо.Мне очень скоро придется вернуться к отчиму, с этим ничего не поделаешь. И с тем, что я люблю Город как никакое другое место на Земле и никуда не хочу отсюда уезжать. И с тем, что вы оба мне страшно нравитесь. И еще мне очень хочется плакать". "Прекрасно, плачьте, пока будете одеваться,- заключил Август.- Я сейчас вызову такси, и вы нам покажете Северную Треть, где я еще не был, если, конечно, не предпочтете экскурсию вдвоем. Клянусь - не обижусь, а просто лягу спать, хорошо?" "Ни в коем случае! - Она пошла к двери.- Я буду готова через десять минут. Только я не хочу ехать с ТЕМ шофером".
      Шофер был другой. Пока они ехали на север, северо-восток и опять на север, Мела говорила о том, что они видели. Названия улиц, башен и домов немного значили. Все было в том ощущении места, которое она любила и в которое включила обоих спутников, усталых и ошеломленных. Августу было хорошо. Он ничего не хотел. Ведь то принуждение, которому мы подвергаем себя, поставив целью восприятие новых вещей, людей или мест, тут же исчезает, когда кто-то другой делает за нас всю эту работу, оставляя нас свободно наслаждаться в волнах непроизвольного чувствования.
      Теперь, после трехчасового хождения по каменным плиткам площадок и закоулков Северной Трети, Август вытянул онемевшие ноги под огромным, стоявшим на четырех бочках, столом в пивном подвале "Канарейка".
      Мела: "Здесь, где мы сейчас сидим, проходила старая Городская Стена..."
      "Глинобитная,- перебил ее Валька,- толщиной в полтора и высотой в три человеческих роста. Когда ее сносили, она уже на три четверти ушла в землю. Сейчас мы сидим там, где было караульное помещение".
      ...Сейчас это был будто и не он. Мягкий свет убывающей луны струился сзади, освещая часть городской стены и двух неизвестных, чуть склонившихся над парапетом. Оба с падающими на плечи волосами, крупными мясистыми носами и круглыми подбородками. Один - в высокой шапке, похожей на колпак звездочета. Другой - в плоской круглой шапочке, плотно облегающей темя. Потом Август, уже как один из них, увидел тонкий нежный полумесяц. Ныли ноги. Он оперся о низкий парапет. Внизу, один за другим, гасли огни лачуг и землянок. Он пытался быстрее - пока не все потеряно - сосчитать еще не погасшие и поймал себя на том, что считает дюжинами. Легче было бы по шестнадцать, как привык. Досчитал до девятнадцати дюжин и четырех, когда услышал низкий чужой голос: "Не трудись считать, Владыка Рода, их здесь пятьдесят дюжин без четырех. Не считая сараев и хлевов. Значит, столько же донов? дани".
      "Но послушай, Великий Властитель, ведь все это отхожее место со всеми его вонючими обитателями не стоит и половины этих денег!" - "Не трудись соображать, Владыка Рода. Не они ли отродье тех, кто жрал мертвечину твоих предков и обгладывал их полусгоревшие кости? Они по сей час живут запахом этой жертвы. По дону с жилища - невеликая плата за предназначенное духам, но ими отвергнутое. Не заплатят - гони их вон из Города, всех до единого. Пусть твои люди сожгут все дотла, а весной распашут это место и разделят его на шесть дюжин участков равной величины. Одна шестая - тебе и твоим людям".
      Стоявший рядом с Августом человек сдвинул на затылок высокий колпак и плотнее закутался в плащ. Огней внизу осталось совсем немного. "Пошли в башню, Владыка Рода. Время выпить горячей мезы".- "Подожди, Великий Властитель. Погаснет последний огонек, и пойдем".
      Он напряженно вглядывался в густую тьму, заполнявшую Восточную Впадину (самое низкое место Северной Трети). Что еще мог он там высмотреть?
      В обитателях Впадины он не видел ни людей, ни духов, ни даже животных. Фантомы, тени, с вырожденной страстью и угасшим разумом. Еще оставались непогасшие огоньки, и ему захотелось спрыгнуть вниз и добежать до ближайшего, чтоб увидеть хоть одно лицо или услышать хоть одно слово. Иногда на него находил страшный голод видеть и слышать. Нет, все быстро проваливалось во тьму, и ничего не оставалось, как спуститься за Властителем в караульную.
      "Я не часто вижу тебя перед собой.- Властитель придвинул к нему дымящуюся чашу и осторожно отпил из своей.- Если хочешь что-нибудь, скажи".
      "Я хочу стоять на стене и видеть эти огни, кто бы их ни зажигал, даже эти бесплотные твари".- "Пусть так, но мне нужна моя дань. Сдери ее с этих тварей, оставь себе шестую часть и еще получишь двух наложниц из тех пятерых, что мне прислал князь Севы. Сам и выберешь".
      Властитель - не дурак. Верный ход. Видимо, его наложницы ему прискучили, а искать новых, пока есть эти, было лень. Оттого и щедрый.
      "Я подумаю, Великий Властитель. Может быть, найдем другой выход. Может быть, мы оба, видя их, не видим СЕБЯ".- "Не трудись думать, Владыка Рода. Мы оба, видя тех, кого ненавидим, или любим, или презираем, или боимся, не можем видеть себя. Никто не может, даже высшие жрецы Гимбу. Что до меня, то, говоря по правде, я ни разу не видел ни одного из ЭТИХ, лучше не будем их называть. Говоря же с тобой, я вижу себя, ибо не чувствую к тебе ни ненависти, ни любви - разве что любопытство. Дай мне эту дань и любуйся сколько душе угодно твоими огоньками. Я бы охотно уступил тебе и караульную службу в Восточной Впадине. Так что - не трудись думать".
      Он сказал: "Я уже подумал, Великий Властитель. Я тебе заплачу их дань из своего кармана - пять шестых, как было договорено,- и принимаю их всех в клиенты моего рода. Большой кусок говна, скажешь ты, роду его не проглотить. С родовым советом я управлюсь. У нас мало земли. Я заставлю новых клиентов расчистить Впадину и построить каменные дома на половине занимаемого ими сейчас места. Другую половину я заселю родовичами. Золото тебе принесут завтра, а про обещанных наложниц не забудь. Сам мне их и выберешь".
      Стало теплее, или это согрела его меза. Он шел по тропинке вдоль внешней стороны Стены, а потом круто вниз, на юго-юго-запад. Две лиги до родовой ставки по самому безлюдному из всех возможных путей. Он там будет к началу первой вахты ночи. Последние пол-лиги по другой, совсем узкой тропинке, известной только ему и немногим родовичам, почти скрытой густым кустарником,той, которая идет по ложу давно высохшего ручья и обрывается в шестистах шагах от изгороди. Нет, хватит с него Властителя, дружинников Властителя, людей Впадины, даже мезы - тоже хватит. Смотреть и слушать невозможно из-за кромешной тьмы и глухого молчания спящего Города. Думать не хочется. Убаюканный мягким ритмом неторопливой ходьбы, он уже занес ногу для следующего шага, как вдруг остановился в изумлении от журчания и плеска впереди, внизу.
      О Гар! Что это? Ручей, высохший, говорят, двадцать три поколения назад, весело струился у самых его подошв, играя и подпрыгивая на сверкающих в ярком лунном свете круглых отполированных миллионнолетним течением камнях. Но откуда такая луна? В последнюю ночь перед полнолунием! С трудом раздвигая густые заросли ивняка, он двинулся вдоль ручья по зыбкой трясине пологого берега и почти сразу же оказался у маленькой бухты, над которой на низком пригорке, бывшем, вероятно, прежним берегом полноводной реки, он увидел деревянный дом, невиданной в этих местах постройки. Просторный, с невысокими стропилами и совсем маленькими окнами, затянутыми рыбьим пузырем. Перед домом на низкой скамье сидел человек в зеленом плаще и необычной формы шляпе и курил трубку с плоским чубуком. Запах незнакомого курева, острый и сладкий, щекотал ноздри.
      "Добрая ночь,- сказал человек.- Не то чтобы я тебя звал, но раз пришел, то говорить с тобой мне будет приятно. Пока садись. Так, сделай затяжку-две.- Он протянул ему трубку.- Теперь говори что хочешь".
      Дым заполнил все его тело. Оно стало, как высушенный рыбий пузырь. Он не знал, ЧТО говорить, но говорить очень хотелось. Пусть он скажет первое, что придет в голову.
      "Я решил взять под свою опеку людей Впадины.- Он еще раз затянулся и возвратил трубку владельцу.- Это будет новая часть Города, с новыми домами, площадями и акведуком. Да и Властитель останется доволен". "Я помню, как все это случилось,- сказал человек, кладя трубку рядом с собой.- От Властителя тебе было не отделаться. Не успели твои обжить северную часть Впадины, как он налетел с двумя дружинами - своей и брата - и изрубил в куски тебя и всех домашних. Людей Впадины, в их домах, не тронул. Они стали его клиентами. Потом был набег анаров, которые убили Властителя и его семью. Раз уж ты здесь, то почему бы тебе не знать, что много-много столетий ты не возвращался в Город, а когда возвратился, то в последний раз". "Подожди, подожди! - закричал он.Почему ты говоришь о будущем в прошедшем времени?"
      "Чего ж здесь такого удивительного? - Валька отпил пива из огромной кружки и нежно погладил Мелу по плечу.- Словно мезы опился. Или на тебя опять... НАШЛО? Пойми - ведь если ты уже видел то, что для кого-то другого только еще будет, то для тебя оно БЫЛО, как и твое видение. У меня самого такая привычка. Да что ж ты не пьешь? Я уже вторую кончаю". "Что это на него нашло? Вы мне об этом не рассказывали".- Мела испуганно посмотрела на Вальку. "Потом, потом, или он сам тебе расскажет". "Нет,- решительно сказал Август,- я ни с кем не спорю. Но почему именно я должен быть живым (пока еще!) примером ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ произошедшего, а не ты, или Мела, или тот же треклятый Вебстер?" "Ответ прост.- Валька допил пиво и встал.- Так уж с тобой случается - в будущем, которое всегда уже есть твое прошлое. Тут, боюсь, не обойтись без сильного воображения. Пойду закажу еды какой-нибудь".
      "Это коричневое пятно - лучшая из сохранившихся в Северной Трети застроек семнадцатого века, все - из коричневатого с зелеными прожилками химатитового камня, там была знаменитая Впадина, защищенная с востока бывшей Городской Стеной, когда граница Города еще не проходила по реке Оредо". Слушая Вебстера, легко было представить его темпераментно жестикулирующим, если бы оба Вебстер и Валька - не лежали распростертые на разостланной на полу огромной дециметровой археологической карте. Август сидел на письменном столе и смотрел в особый бинокль на те места на карте, которые они обсуждали. Шел второй час ночи.
      "Как они ее засыпали? - спросил Валька.- Это же должно было быть адски трудно?" Вебстер: "Ничего особенного. Это читается просто, как вчерашний день: Шестнадцатый пентарх, прозванный Великим Властителем, сжег Впадину вместе со всем, что в ней было живого, за повторную неуплату дани и отдал голую землю сводному брату и его клиентам, построившим там первые каменные дома. Потом налетели анары, опять выжгли всё дотла и разрушили Восточную Стену. В течение трехсот лет туда свозили строительный мусор со всего Города, и Впадина исчезла. Так говорят факты".
      "Факты-шмакты, видал я эти факты",- подумал Август, но вслух сказал: "Властитель Хулод не сжег Впадину, а отдал ее за дань Старейшине адабов, которого он потом убил, но людей Впадины не тронул, а принял под защиту своего рода. Анары убили Хулода во время очередного набега, но домов во Впадине не разрушили, а Стену лишь немного повредили. Впадина не была глубокой, то есть, я думаю, вообще никакой Впадины вначале не было. Само название пришло из совсем недавних времен, не ранее чем за два поколения до Хулода, когда уже шло вовсю оседание почвы в этой части Города. Потом оно все усиливалось, и, скажем, за последующие триста пятьдесят лет и каменные дома, построенные при Старейшине адабов, Серенте, и Стена ушли под землю, где, я полагаю, они частично по сю пору и остаются. Это - не факты, а то, что я видел и слышал".
      На столе зазвонил телефон. Август взял трубку. "Да, очаровательная Мела. Нет, я выступил с маленьким докладом об археологии Северной Трети, частично использовав информацию, полученную в караульном помещении - черт, в пивном подвале - от вас и Валентина, и забыв на вас сослаться. Нет, они приходят в себя, даже с пола встали. Вебстер вот отряхивается, а Валя наливает себе виски. Нет, зачем МНЕ делать выводы, если вы этим занимаетесь? Я заранее согласен. Конечно, я пойду спать. Спокойной ночи. Сейчас". Он передал трубку Вальке. "Ну, разумеется, я тебя прощаю. Августа - тоже. Кстати, ты ему об этом сообщила? Ага. По-моему, тебе надо было бы начать со второго сообщения, тогда и первое не понадобилось бы. Ладно, это тоже прощаю. До встречи".
      "Я потерял женщину,- объявил Валька, усаживаясь за стол и наливая себе еще виски.- И это - факт, который я слышал и видеть который было бы уже совсем излишним. И вообще..." "В моем доме это уже случалось,- перебил его Вебстер.Не хочу вас обнадеживать, Валентин Иванович, но в нем же женщин и находили".
      Август встал. "Хорошо, пошли спать.- Но, не удержавшись, сказал Вебстеру: - Ну а если этого могло бы и не быть, то..." - "Ничего-ничего, когда проснетесь, позвоните этой женщине, Меле. У нее найдется ответ. Доброй ночи!"
      Глава одиннадцатая. ПО ЗАВЕТАМ КЛАССИКИ
      "То, что раньше считалось красивым, теперь считается неправильным, как любит говорить мой друг Юра Сафаров из Кинг-Колледжа.- Август ловко перебросил плоской лопаточкой ломтики бекона с шипящей сковородки на уже разложенные по тарелкам пухлые подушечки омлета.- С этим не надо спорить. Лучше наслаждаться красотой того, что пока не считается ни правильным, ни неправильным".
      "Какое наслаждение придумать какую-нибудь историю, чтоб потом она такой и оказалась, как это сделали Шлиман и Эванс! - Валька, выспавшийся и готовый к новым набегам на чужую археологию, ждал от себя последней фразы, которая бы "запечатала" их ночной разговор.- Выходит, что ты - только один такой в Городе, а то еще и в целом свете. Нисколько не удивлюсь, если археологи обнаружат твой скелет в подполе той пивной в Северной Трети. Он, конечно, будет выставлен в музее, и ты поведешь Мелу его смотреть". "Тогда это будет не мой скелет, Валя. И не путай меня, пожалуйста, с твоим Древним Человеком - в отношении единственности я имею в виду. ЕГО скелета никому не найти, а моим, как и твоим, можно забить миллионы кладбищ. Вообще у тебя опасная склонность придумывать разные вещи, с которыми дело иметь потом приходится мне. Ты себе ползаешь по археологической карте с Вебстером, а я наношу визиты, пока крайне неудачные, выдуманному тобой персонажу. Ты..." - "Да-да, я себе выдумываю привлекательных молодых женщин, а тебе потом приходится с ними спать".
      Август и так собирался звонить Меле. "Валя считает, что во мне недостает чувственности. Боюсь, что это правда. Не испугались? Нет. Завтра утром у меня одно дело, но я рано вернусь. Будете меня ждать? Нет... я не знал, что у вас есть муж... Нет, история - не игра. Там ничего не выиграешь. Целую вашу ручку. Да, чувственно".
      "Что это еще за муж?" - раздраженно спросил Валька. "Самый обыкновенный"."Где он? Откуда он взялся?" - "Не знаю".- "Значит, она врала?" - "Нет, просто упустила, история полна таких упущений. Возьми хотя бы Город".- "О, Город единствен, самобытен до отвращения!" - "Мы, чужие, сра-зу же попались на его удочку, а когда оказалось, что вроде бы и не совсем чужие, то городские мифы полетели ко всем чертям. Возьми того же патетического Студента, от которого наш общий друг чуть с ума не сошел: ничего себе, в Городе никого практически не убивали, ну по крайней мере ПОСЛЕ той "первоначальной" и не очень приятной истории. Как бы не так! Только и делали, что этим занимались, да и, насколько я могу судить, продолжают это делать. Забудь о Городе - КАК ТАКОВОГО его нет. Есть ГОРОДА. Трупы сбрасывают в Оредо или Неву, сжигают или набивают ими овраги, заливают цементом в подполе или свозят на санках за город и сбрасывают в мусорные ямы. Довольно".- "Это - твоя первая политическая речь, произнесенная за последние, ну, скажем, пятьдесят шесть лет, в течение которых, если не говорить о последних трех днях, тебя, кажется, никто не собирался убивать".- "Она не политическая, Валя. Она - о смерти".
      Грусть нашла на них обоих. По долгому опыту своего существования Август знал, что не надо пытаться ее уменьшить. Непривычный же к грусти Валька недоумевал, когда она к нему приходила, считая ее капризом, излишеством и не признавая за ней права быть его естественным состоянием. Ну ладно, пусть Август прав, и это он, Валька, в конечном счете сам все и придумал. Ну просто талантливый такой.
      "Нет, я нисколько не опечален,- сказал Валька.- Не важно, кто что выдумал. Гораздо важнее, что кто-то другой ему, выдумавшему, все это ПОКАЗАЛ - со всеми странностями и поворотами сюжета, никак не предвиденными выдумавшим. Мы опять едем с Вебстером на раскопки. Потом в музей. Ты с нами?"
      Август не хотел ехать. Лучше спать. Он задремал, но тут же проснулся от громкого стука. На пороге стоял Сергей Селиверстов, опираясь на дубовую палку с серебряным набалдашником, в огромной твидовой кепке, теплом плаще до пят и с галстуком-бабочкой под воротником мягкой батистовой рубашки. Сергей еще раз стукнул палкой о пол: "Все двери открыты, мой мальчик. А ты себе дремлешь, мечтая, наверное, о какой-нибудь шлюхе. Меня отпустили на два часа под самое честное слово на свете. На больничной машине, с шофером. Так вот..." "Здравствуй, Сережа. Дай я помогу тебе раздеться. Кофе?" - "Никакого кофе. Пока даже чаю нельзя. Раздеваться ни к чему. Все. Завтра мы уезжаем. Ты поедешь с нами. Бери твою сумку или что там еще у тебя. Александра сняла тебе на одну ночь номер в отеле рядом с больницей. Идем".
      Он понимал и не понимал, что ему говорит Сергей. Но решил ответить, как если бы понимал. "Нет. Я не поеду сейчас с тобой и не улечу завтра с вами из Города. Завтра утром я обещал посетить одного человека. Это - неотменимо. Иначе и приезжать было незачем. Кроме того, вчера совершенно неожиданно объявился Валентин Иванович Якулов из Петербурга, и я намерен здесь оставаться, во всяком случае, до его отъезда. И, наконец, мне все еще нужно время, чтобы собрать воедино все мысли о Городе, что тоже гораздо лучше сделать, пока я еще здесь. Хочешь, я приготовлю поздний завтрак? Или назовем его ранним обедом?"
      Тяжело дыша, Сергей уселся в кресле, не снимая плаща и кепки. "Закури мне сигарету, пожалуйста, какую угодно. Зачем тебе понадобился этот ориентальный недоросль из Петрограда?" - "Петрограда нет, Сережа, как, боюсь, и Санкт-Петербурга. Как и всего - без нас, думающих об этом".- "Не верю ни одному слову. Все это - жалкие предлоги, чтобы продолжать оставаться в этой международной крысоловке, в которой ты хочешь найти лазейку - туда, где нет смерти. А если есть, то какая-то особая, для тебя одного - по индивидуальному заказу. Не выйдет! Крысолов тебя найдет, он - один на всех, другого нет"."Ты, Сережа, кончаешь тем, чем кончают почти все нигилисты,- морализмом, да еще с теологическим уклоном. Я лично за то, чтобы еще немного пожить".- "Едем с нами, тебе нельзя здесь оставаться".- "Тебе, Сережа, всегда мешало, что ты ученый. Сколько бы ты ни материл науку, она - в тебе.
      И сейчас, говоря со мной, ты видишь в моей ситуации ОБЪЕКТИВНОСТЬ,
      да ведь она у каждого из нас своя". "Жалко, а я-то надеялся...- Сергей помолчал.- Наука или не наука, мой мальчик, объективность смерти - одна для всех".
      Август пошел сварить еще кофе. Когда он вернулся, Сергея не было. Хорошо. Тогда он сделает одну работу с начала и до конца. Было три пополудни. Он лежал на разостланной карте-дециметровке и быстро наносил красным карандашом то, чего на ней не было. Вот линия его прежней прогулки от старой Восточной Стены до высохшего притока Оредо. Оттуда - к "родовой ставке" Августа. Плоское трехэтажное строение с маленькими круглыми окнами и дверями такими низкими, что сейчас ему пришлось бы согнуться, чтобы пролезть; с большим задним двором и множеством деревянных пристроек, сараев и хлевов. В глубине двора - два крошечных деревянных храма и отдельно, за низкой оградой, открытый жертвенник с вечным огнем на четырех каменных подставках, прикрытых плетеными колпаками. Это где-то в четверти лиги от дома Вебстера. Резко на северо-запад от ставки роща, а за ней огромное низкое здание ставки рода аганов на холме, за которым начинается Западная Стена, примерно там, где теперь больница Сергея. Высокий, в четыре-пять этажей, храм Гимбу (одна из двух жреческих коллегий Города), сложенный из плит светло-серого песчаника. Дальше на север, где теперь проходит Северная автострада, слева от очень узкой, вымощенной щебнем дороги,мрачное небольшое селение под названием Западная Граница. Люди здесь живут глубоко под землей в огромных помещениях, похожих на залы. Спускаться надо по идущим вдоль стены крутым каменным лестницам без перил. Наверху - конюшни, хлевы, свинарни, амбары и несколько глиняных лачуг клиентов и отпущенников, огороженные одной низкой изгородью, за которой тянутся поля и огороды.
      Все это возникало не из матовой поверхности карты, а накладывалось на нее откуда-то сверху. Заболела спина, он с трудом разогнулся, долил бренди в остаток кофе и продолжал расчерчивать карту красными линиями, отмечая кружочками, квадратиками и треугольниками знакомые ему кварталы, храмы и родовые ставки. Когда наконец одним широким круговым движением он обвел весь Город, было уже восемь. Август закурил и подумал: а не происходит ли вся архитектура из особого чувства расчленения поверхности, которую далеко не всегда можно увидеть, а еще труднее - представить? Вертикали и объем строения прямо соотносятся с телом смотрящего, но только видя или воображая здание сверху, ты включаешь себя в него, в нем "осваиваешься". Именно так Гильгамеш видел свой Урук, а Приам - свою Трою. Ранний город всегда - двухмерность, принимающая в себя объемы человеческих обитаний и уплощающая их в едва поднимающиеся над поверхностью пятна. Затем туда "вставляются" вертикальности храмов и дворцов - но это только после того, когда город уже включился в окружность стены, от первого камня которой он и ведет свое существование. Так было вначале, когда сознание человека только начинало принимать в себя город.
      Эти трансцендентальные архитектурные размышления были прерваны звонком Мелы. "Уже десять часов, что ты делаешь? Не удивляйся, я перешла на "ты", потому что весь день с тобой проговорила. Так интересно говорить с человеком, за которого сама же и отвечаешь".- "Тогда, может, так и оставим?" - "Так уже не получится. Утром я сказала мужу, что не буду с ним спать, а буду спать только с тобой. Он заявил, что никогда этого не перенесет и..."
      "Я его понимаю, но..." - "...и что он хочет с тобой познакомиться. Мы с ним заедем за тобой через полчаса, он уже выводит машину, и будем ужинать в ресторане "Место для всех". Кстати, я уже неделю не ужинала".- "Я очень хочу есть, Мела, и буду счастлив познакомиться с твоим мужем, но... как бы это выразиться помягче, мне совершенно необходимо оставаться в живых по крайней мере до одиннадцати завтрашнего утра".- "Не беспокойся, пожалуйста, он тебя пальцем не тронет. Он только хочет увидеть, кого я ему предпочла. Возможно, надеется, что я к нему вернусь когда-нибудь. В конце концов у него же есть жена, которая, по его словам, с ним иногда спит, но..." - "Господи, так он двоеженец?!" - "Любой брак, зарегистрированный в Городе,- законный. То, что он женат в Англии, здесь не имеет значения".- "Но в Англии двоеженство уголовное преступление, и при раскрытии его брак автоматически аннулируется"."Здесь он никак не аннулируется. Просто тогда я буду женой преступника, что даже было бы забавно, если бы я уже не позаботилась о разводе. Сегодня я отослала все формы с его подписью, а также отчима как свидетеля. Пока! Мы едем". "Послушай,- крикнул он,- а этот твой бывший муж, он не..." Но она уже бросила трубку, и Август пошел переодеваться.
      Он никогда не сомневался, что идиотские ситуации с дамами, в которые он периодически попадает,- просто плата за пожизненное безбрачие, к которому, впрочем, он никогда не стремился.
      Человек в поношенном смокинге, с редкими выцветшими белесыми волосами, торчащими в разные стороны, огромным носом, контрастирующим с почти отсутствующим подбородком, и длинными рыжеватыми ресницами, через которые смотрели маленькие и крайне живые глаза, печально на него взглянул и сказал, что он - Тимоти Эгар, бывший муж Мелы в некотором роде и что хотя это могло бы быть сочтено и бестактностью с его стороны...
      "Помилуйте,- вскричал Август,- так вы же друг моего старинного лондонского приятеля Александра, и уж в этом, во всяком случае, не может быть ни малейшего сомнения!" "Да,- грустно согласился Тимоти, распахивая перед ним дверцу "кадиллака",- Мела мне не говорила об этом, но теперь все как-то начинает складываться в одну картину. Не очень приятную, по-моему, хотя, с вашей точки зрения, она может выглядеть несколько иначе. Но не хочу быть предвзятым. Не могу себе позволить быть предвзятым. Вам лучше сесть сзади справа. Мела любит сидеть спереди. "Место для всех" чрезвычайно неудобно расположено - надо ехать по этой чертовой Северной. Долбаные грузовики, но я надеюсь, мы не погибнем".
      Он странно вел машину, делая резкие повороты и неожиданно тормозя без всякой нужды. Мела насвистывала сквозь зубы вальс Крейслера. Августу совсем расхотелось есть, но зато прошло чувство неудобства. Трудно было себе представить место, более противоречащее своему названию, чем "Место для всех", начиная с отсутствия вывески на фронтоне огромного двухэтажного дома с черными многогранниками колонн без капителей и кончая темно-синими в тонкую полоску фраками официантов. "Места заказывают по телефону по крайней мере за два дня. Отчим отдал нам свой заказ,- объяснила Мела, разворачивая огромное меню,из-за важности ситуации. Ты пей, пожалуйста, назад машину поведу я".