Записки бригадира Моро-де-Бразе

В полдень пришли мы в теснину, где мы так долго простояли в начале нашего похода. Я был один из начальников авангарда или фронта нашего батальон-карре, который для большей удобности экипажей разделился при входе в теснину. Мы первые прибыли в долину, находящуюся за тесниною: место приятное, окруженное густыми деревьями и огражденное с лева высокими лесистыми горами, а с права рекою Прутом, разливающим на свои берега прохладу, которой мы и воспользовались. Там настигли меня с начала генерал-маиор Буш, а в след за ним генерал барон Остен. Все трое мы прогладались. Карета госпожи Буш ехала не вдалеке. Муж ее послал спросить, нет ли у ней чем бы нам пообедать. Эта милая дама прислала нам бутылку венгерского вина, четыре холодных цыпленка, хлеба довольно черствого, но все ж хлеба, и мы, при приближении такого сильного сикурса, избрали местоположение и стали работать с одинаковою жадностию. Бутылка нашлась недостаточной для утоления нашей жажды: мы послали за подкреплением, которое и было нам доставлено с тою же любезностию. Только что мы кончили наш обед, фельдмаршал на нас наехал и попросил нас угостить трех пашей, присланных от великого визиря к его царскому величеству, покаместь государь не даст им ответа. Мы к ним отправились. Один из них говорил хорошо по-немецки, еще лучше по-латыни. Он достался на мою долю; друзья мои довольствовались оба одним из остальных, говорившим только по-немецки. В минуты первых приветствий слуги фельдмаршальские разбили шатер, постлали наземь ковер турецкий, на который усадили мы наших трех пашей. Они сели, сложив ноги крестом, и велели принести себе трубки, коих чубуки столь были длинны, что головки их лежали на земле. С начала разговор наш был общий. Они сказали нам, что великий визирь послал их предложить его царскому величеству 2,000 человек спаги для отогнания татар, нас преследующих, и из коих шестеро ночью были пойманы, не считая тридцати убитых нашими конными гренадерами. Наконец, па ша, говоривший по-латыни, коль скоро узнал, что я француз, подозвал меня к себе и громко объявил, что французы были приятели туркам. Тогда, вступив в частные рассуждения, я спросил у него, по какой причине и на каких условиях заключили они мир? Он отвечал, что твердость наша их изумила, что они не думали найти в нас столь ужасных противников, что, судя по положению, в котором мы находились, и по отступлению, нами совершенному, они видели, что жизнь наша дорого будет им стоить, и решились, не упуская времени, принять наше предложение о перемирии, дабы нас удалить. Он объявил, что в первые три дня артиллерия наша истребила и изувечила множество из их единоземцев, что у них было 8,000 убитых и 8,000 раненых, и что они поступили благоразумно, заключив мир на условиях, почетных для султана и выгодных для его народа.
      Вы чувствуете, милостивая государыня, что, увидя случай отозваться с похвалою о нашей армии, я не стал скромничать и, признаюсь, отроду не хвастал я с таким усердием и не встречал подобной доверенности. Потом я сказал ему, что, будучи доволен изъяснением причин, по которым заключили они мир, я хотел бы знать и условия оного: он охотно исполнил мое желание, выпивая кофе, который между тем им подносили. И вот они, сии условия, которые тем более изумили меня, что, основываясь на предложениях, показанных мне в Риги Левенвольдом, я полагал короля шведского истинною причиною войны.
      1) Его царское величество возвратит туркам Азов, срыв новые укрепления оного, также и крепости, выстроенные им по берегу.
      2) Флот свой и морское войско переведет он в Воронеж и не будет иметь другой, ближайшей пристани к Черному морю, кроме как Воронежской.
      3) Казакам возвратит их старинную вольность, а Польше Украйну Польскую, так же, как и Эльбинг и другие города, им захваченные.
      4) Выведет без изъятия все полки, находящиеся в разных частях Польши, и впредь, ни под каким предлогом и ни в каком случае, не введет их обратно, сам или через своих генералов.
      5) Наконец, его царское величество даст королю шведскому свободный пропуск в его государство, даже, в случае нужды, и через свои владения, с конвоем, который дан будет от султана; также не станет никаким образом тревожить короля во время проезда его через Польские владения, обязуясь в то же время удержать и Фридерика-Августа, курфирста Саксонского, от всякого не приязненного покушения как на особу короля, так и на конвой, его сопровождающий.
      Таковы были условия мира, столь полезного и столь нужного для славы его царского величества. Прибавьте к тому и 200,000 червонцев, подаренных великому визирю (что подтверждено мне было моим пашею). Он сказал мне, что, спустя час по отступлении армии нашей шведский король переехал через Прут на челноке, сделанном из выдолбленного пня, пустив лошадь свою вплавь, и сам шест прискакал в лагерь великого визиря; что король говорил ему с удивительною гордостию и между прочим сказал, что, если один из его генералов вздумал бы только заключить таковой мир, то он отрубил бы ему голову, и что ему, визирю, должно то же самое ожидать от султана. На всю эту брань великий визирь отвечал только то, что он имел от султана приказание, и что он ничего не сделал без согласия одного министра (de sa hautesse), находящегося в его лагере, и своего военного совета.
      Мы разговаривали обо всем этом, как фельдмаршал пришел им объявить, что его величество принимает учтивое предложение великого визиря. Паши откланялись, взяв с собою шестерых татар, схваченных нами ночью, и отослали их связанных к великому визирю для примерного наказания.
      Я всегда воображал себе турков людьми необыкновенными; но мое доброе о них мнение усилилось с тех пор, как я на них насмотрелся. Они большею частию красивы, носят бороду не столь длинную, как у капуцинов, но снизу четыреугольную, и холят ее, как мы холим лошадей. Эти паши, хотя все трое разного цвета, имели красивейшие лица. Тот, с кем я разговаривал, признался мне, что ему было 63 года, а на взгляд нельзя было ему дать и сорока-пяти.
      Армия наша, расстроившая батальон-каре при входе в теснину, разделилась в долине, находящейся при выходе из оной. Его царское величество с Преображенцами, Семеновцами, Астраханцами и Ингерманландцами стал в авангарде в двух милях от теснины. Генерал-лейтенант Брюс с артиллерией и дивизия княэя Репнина следовали за его величеством и расположились лагерем в полторе-мили: генерал барон Денсберг в одной мили; генерал барон Алларт в полумили, с кавалерией, которою командовал он по приказанию его величества, ибо г. Янус страдал в это время подагрою. Дивизия же Адама Вейде осталась при выходе из теснины. Двух тысячный турецкий отряд разделился на три части: одна осталась в тылу армии, а две другие расположились по ее флангам. В таком расположении и наблюдая все те же дистанции, мы пошли на Яссы, где надеялись найти все запасы, нужные для обратного нашего похода через степи. Мы достигли сего города в шесть переходов, каждый в четырех милях состоявший. Там оставались мы четыре дня и запаслися всем, что могли только найти.
      Много претерпел бы я во время сего перехода, если бы генерал барон Алларт, зная, что я потерял весь мой экипаж, не снабдил меня великодушно повозкою, четверкою лошадей и прекрасною палаткой, с ее маркизою. А как в повозочке моей (paloube) с одеждой и бельем находилась и постеля, то я в своем несчастии почитал себя счастливейшим из смертных.
      Дав четырехдневный отдых своей армии и собрав запасы для перехода через степи, его царское величество повел нас вдоль Прута до (Stanope) Станопа, по дороге не столь трудной и дальней, как Сороцкая. В Станопе мы стояли опять четыре дня по той причине, что его величество приказал навести один только мост для переправы всей армии.
      Здесь расстались мы с тремя пашами и с их отрядом. Дорогой имел я честь несколько раз с ними разговаривать, а однажды и обедать вместе у генерал-лейтенанта барона Остена. Они попросили рису вареного на молоке и наелись им, насыпав кучу сахара. Мы никак не могли заставить их пить венгерского вина, как ни просили; они предпочитали кофей, свареный по их обычаю, и который пили они целый день.
      От Станопы армия в четыре дня пришла к Могилеву на Днестре, куда прибыл уж Сороцкий гарнизон, истребив мост и наружные укрепления города. Новый мост, который должно было навести на Днестре, задержал нас тут еще восемь дней. Буджацкие татаре вздумали было нас беспокоить. Казачий полковник заманил их по своему в засаду. 160 были убиты, шестеро взяты в плен, и фельдмаршал велел их повесить всех на одном дереве на самой высокой из соседних гор, дабы устрашить тех, которые вздумали бы опять нас беспокоить в нашем лагере или фуражировке, что не переставали они чинить с нами от самой Станопы.
      Мост был готов, и армия спокойно переправилась в трое суток. Шесть батальонов гренадер остались в ариергарде лагеря, из опасения, чтоб татаре, кроющиеся в горах, не потревожили переправы наших последних полков. Но они оказались более благоразумными, нежели мы предполагали; проученные последнего своею неудачей, они уже не показывались, и отступление наше совершилось со всевозможным спокойствием.
      Во время нашего пребывания в лагери за Днестром в Подолии, его царское величество пожелал узнать в точности потерю, им понесенную в сей краткий, но трудный поход. Приказано было каждому бригадиру представить к следующему утру подробную опись своей бригаде, определив состояние оной в первый день вступления нашего в Молдавию и то, в котором находилась она в день отданного приказа. Воля его царского величества была исполнена: из 79,800 людей, состоявших на лицо при вступлении нашем в Молдавию, если вычесть 15,000 находящихся в Валахии с генералом Рене, оставаться надлежало 64,800: но оказалось только 37,515. Вот все, что его царское величество вывел из Молдавии. Прочие остались на удобрение сей бесплодной земли, отчасти истребленные огнем неприятельским, но еще более поносом и голодом.
      На третий день нашего пребывания в новом лагере, куда припасы стекались изобильно из Каменца и других городов подольских, государь, императрица, свита их и министры (за исключением барона Шафирова и графа Шереметева, оставленных в лагере турецком заложниками мира) отправились incognito в 10 часов вечера, под прикрытием одного только гвардейского эскадрона, к Ярославу. Там, по приказанию государя, приготовлены были суда, на которых он Вислою отправился в Торн, где императрица, в то время брюхатая на седьмом месяце, располагалась родить. Это был первый ее ребенок с того времени, как она признана была императрицей: честь, коей она достойна более многих принцесс, которые должны бы краснеть от стыда, видя, что женщина ничтожного происхождения (une femme de rien), безо всякого образования, не воспитанная в чувствах величия и душевной возвышенности, свойственных высокому рождению, поддерживает сан императорский со всею честию, величием и умом, которые можно было бы только ожидать от самой знатнейшей крови.
      На другой день отъезда его величества, фельдмаршал со всею армией выступая в поход и остановился лагерем в Шарграде, куда, по его приказанию, съехались все генералы из разных мест, где они находились, ибо армия была распределена по разным направлениям для удобства продовольствия и фуражировки. Когда генералы собрались в палатках фельдмаршала, он объявил им, что его царское величество, заключив мир с турками, не имел уже надобности в столь великом числе генералов, что он имел повеление от государя отпустить тех из них, которые по их большому жалованию наиболее были ему тягостны, что он именем его царского величества благодарит их за услуги, ими оказанные, особенно в сей последний поход; потом он роздал абшиды генералам, коим прилагаю здесь список, включая в том числе тех, которые оставили службу его величества с 1 января 1711 года.
      Список генералам, отпущенным его царским величеством или оставившим его службу без отпуску.
      Фельдмаршал генерал-лейтенант Гольц отошел без отпуску, не получив 60,000 экю, и более, должного ему жалованья.
      Генерал Янус отошел без отпуску по той же причине.
      Генерал барон Денсберг отпущен с абшидом.
      Генерал-лейтенант барон Остен отпущен с абшидом.
      Генерал-лейтенант Беркгольц отпущен с абшидом.
      Генерал-лейтенант Ностиц, эльбингский комендант, отошел без абшида, самовольно удовлетворив себя 50,000 экю, которые считал за государем.
      Бригадир граф де-Фриз отошел без отпуска.
      Бригадир Моро-де-Бразе (comte de Lion en Beauce) отпущен с абшидом.
      Бригадир Боэ отпущен с абшидом.
      Бригадир барон Ремкинг отпущен с абшидом.
      Бригадир граф Ламберти отпущен с абшидом.
      Барон Денсберг, кавалерийский полковник, отпущен также с абшидом.
      Полковник от инфантерии Meerops отпущен также с абшидом.
      На следующий же 1712 год отпущены с абшидом генерал барон Аларт и генерал-лейтенант Флюгель.
      14 иностранных полковников отпущено с абшидом: некоторые же отошли сами.
      22 подполковника отпущены с абшидом, отчасти отошли.
      156 капитанов отпущены или отошли сами.
      Фельдмаршал не слишком много истратил денег, отпуская всех сих офицеров, ибо никому ничего не заплатил; и до сих пор за ним пропадает жалования моего за 13 месяцев [Кажется, слышишь храброго капитана Dalgetty, жалующегося на недоимки и неисправность в платеже жалованья] по 130 рублей на месяц (рубль стоил 5 фр. ливров): я получал 70 рублей, как бригадир, 40, как полковник, и 20, как капитан.
      Генерал барон Денсберг имел ужасную схватку с фельдмаршалом касательно денег; но это ни к чему не послужило. Делать было нечего; мы решились терпеть; генерал барон д'Энсберг, генерал-лейтенант барон Остен и я отправились вместе через Satanope, Тарнаполь (где мы встретили полки генерала Рене, возвращающиеся из Валахии, и которые там обогатились в той же мере, как мы обнищали) и потом через Замосц в Леополь, где целый месяц отдыхали от трудов нашего сумасбродного похода. В сем-то городе познакомился я с госпожею коронною старостихой и ее сестрою, госпожею великой хорунжихою. Обе они сестры великому коронному гетману Синявскому. Сии дамы оказали мне множество вежливостей: между прочим, получил я от старостихи прекрасного испанского табаку, который оживил мой нос, совсем изнемогавший без сей благодетельной помощи, для меня необходимой.
      Из Леополя мы сухим путем приехали в Варшаву, где отдыхали еще один месяц. Оттуда Вислою отправился я с бароном Остеном и его супругою в Данциг, где нашел я свою жену и семейство свое, умноженное одною наследницею, милым и прекрасным ребенком.