Монополия на разум

– Но вы все еще с ним разговаривали?

– Да. Пока связь была устойчивой, Эльдар оставался спокоен, хотя многим уже казалось, что он обречен. Но чужим от этой встречи тоже не поздоровилось бы. Продолжать разгон с их стороны было равносильно самоубийству. Поэтому оставалась надежда.

– Надежда, – сказал министр. – Жаль, что там не было меня. Я бы сразу раскусил их агрессивные замыслы.

– Не спорю, – сказал капитан Дузл. – Вскоре связь все-таки нарушилась. Допплеровский сдвиг увел частоту передатчика за пределы приемного фильтра. Разумеется, заранее никто не предполагал, что скорость зонда относительно звездолета может приблизиться к световой.

– И что произошло, толком никто не видел, – сказал Эо.

– Конечно. Все кончилось стремительно. Изображение ракеты смазалось, исчезло, телескоп не мог уследить за ее движением. Мы даже не заметили, как силуэт чужого звездолета вошел в поле зрения. А еще через миг на экране не осталось ничего, кроме багрового света туманности.

– Они взорвались оба? – дрогнувшим голосом спросил министр.

– Нет. Телескоп сопровождения проскочил точку встречи. Но на других экранах чужой корабль стоял так же неподвижно, как и раньше, таинственный и зловещий. Зонд будто испарился. А для чужого это столкновение было как укус комара.

Оставшись одни, министр и Эо долго молчали. Потом министр сказал:

– Ну, как вам это понравилось? То есть я понимаю, что в данном случае этот оборот не совсем уместен. Но каковы эти чужие! Какая хитрость, какое вероломство! Какое непревзойденное коварство! Этот Дузл упомянул о гравитационном лазере, которым они пользовались. Ведь у нас, на Марионе, нет такого ужасного оружия?

– Пока нет, – сказал Эо. – Во всяком случае, я о нем не слышал. Правда, информация, которой располагаю я, ограничена.

– В данном случае ее достаточно, – сказал министр. – Но оружие, конечно, не главное. Главное – это смерть пилота, и мы должны за него отомстить.

– Думаете, Эльдар погиб?

– Безусловно. У вас разве остались сомнения?

– Я хочу завтра снова поговорить с наблюдателем Граном, – сказал Эо. – Мне кажется, от него мы услышим дополнительные подробности. Можно будет это устроить?

– Разумеется, – сказал министр внешней безопасности. – Мне тоже доставит удовольствие встреча с ним. Он так понятно все объясняет.

– Скажите, «Гамма-Марка» ушла сразу после случившегося?

– Нет, – сказал Гран. – Звездолет нужно подготовить к старту. Это раз. Потом, ФПЗ не так беззащитен. Одно дело расправиться с маленьким суденышком, другое дело с ФПЗ. Кроме всего прочего, звездолет оснащен фотонным двигателем, а это могучее оружие.

– Значит, какое-то время вы находились там?

– Да.

– Производили ли вы осмотр чужого?

– Да.

– Капитан Дузл рассказал, что зонд исчез бесследно. Соответствует ли это действительности?

– Не совсем, – сказал Гран. – Направив телескоп на чужой корабль, я заметил, что в точке, где траектория зонда пересеклась с его поверхностью, образовался микроскопический бугорок. Что-то вроде прыщика высотой два метра. Он незаметно укорачивался. Но этот процесс протекал так медленно, что его завершения мы дожидаться не стали. И только потом, уже на пути к Мариону, мы догадались, что это было такое.

– В нашей первой беседе, – сказал Эо, – вы упоминали, что все, попавшее в телескоп, записывается на магнитофон. Вероятно, на обратном пути вы просматривали эти записи.

– Вы попали в самую точку, – сказал Гран. – Так мы и сделали. Выяснилось, что процесс сближения протекал не так, как нам представлялось. Вначале зонд разогнался до немыслимой скорости, и его изображение смазалось. Но потом оно вновь возникло. Это происходило уже рядом с чужим кораблем. Зонд тормозил, причем его торможение нельзя сравнить даже с разгоном. Зонд набирал скорость четыре часа. Он погасил ее полностью на каком-то десятке метров. Почему он не разлетелся на куски, было непонятно. Во что превратился Эльдар, было страшно подумать. Но зонд сбросил скорость до нуля. Он тормозил, при этом корма двигалась быстрее, чем нос. Он тормозил, одновременно деформируясь, сплющиваясь, укорачиваясь. И тот почти неподвижный нарост, который мы потом обнаружили…

– Был зондом, укороченным и деформированным до неузнаваемости, – закончил Эо.

– Каковы инопланетчики! – воскликнул министр. – Мало того, что их разум бесконечно чужд нашему. Этот враждебный нам разум жесток и патологически извращен. Им мало было просто убить этого несчастного Эльдара. Они должны были обязательно искромсать его маленькую ракету, исковеркать ее вместе с ним, что не могло не причинить ему невыносимых страданий. Но теперь наша очередь. Окончив переговоры с транспортниками, мы получим мощные средства. Наша месть будет страшной. Конечно, если мы нападем на след их звездолета.

– Мне думается, что напасть на след нетрудно, – сказал Эо. – С ним-то мы расправимся, будьте уверены.

Когда Эо на следующий день вошел к министру, тот, очень довольный, вытирал с лица пот. В комнате было жарко, даже вентиляторы не помогали.

– Вы меня вызывали, – сказал Эо.

– Да. Я должен вас обрадовать. Сегодня впервые после нескольких дней, заполненных этими ужасными описаниями, к нам пришла добрая весть. Мои люди завершили переговоры с транспортниками, и весьма успешно. Вам, несомненно, доставит удовольствие сообщение, что «Гамма-Марка» стала первым из пяти звездолетов, которые передаются нашему министерству. Следовательно, эти милые люди, с которыми мы разговаривали – Гран, Дузл и Марио, – теперь являются нашими коллегами.

– Поздравляю от всего сердца, – сказал Эо.

– Спасибо, – сказал министр. – Но теперь, помимо поздравлений, нужны конкретные действия. Вероятно, вы уже закончили предварительное рассмотрение этого печального дела?

– Да.

– У вас, надеюсь, уже сформировалось мнение об этом чужом корабле и об оружии, которым он оснащен?

– Да, – сказал Эо.

– В таком случае вы должны в кратчайшие сроки дать рекомендации по переоборудованию звездолета Дузла, чтобы он смог найти этих чужих и достойно покарать их. Вы, как мне показалось, прекрасно ориентируетесь в их поведении и должны понимать, что их вызывающие поступки не могут остаться безнаказанными. Недели вам хватит?

– Мне она не понадобится. Я могу все высказать хоть сейчас.

– Так быстро? – удивился министр. – Впрочем, сначала нужно вас выслушать. Итак, какое дополнительное оборудование требуется «Гамма-Марке», чтобы ваш звездолет мог успешно противостоять чужому?

– Спасательное, – коротко сказал Эо.

– Вы имеете в виду спасательное оборудование? – спросил министр. – Я не ослышался? Кого же, позвольте поинтересоваться, вы собираетесь спасать? Уж не этих ли инопланетных агрессоров?

– Нет, – коротко сказал Эо. – Эльдара.

– Эльдара? – грозно переспросил министр.

– Да, – подтвердил Эо. – Пилота, без которого они вернулись.

– Но он же погиб!

– Нет, – сказал Эо. – Он живее нас с вами. Если хотите, я все расскажу по порядку.

Он сделал паузу. Министр молча ждал, сильно обескураженный.

– Если вы помните, когда-то я занимался астрофизикой, – сказал Эо. – Есть древний принцип минимизации мышления. Гипотеза чужого разума является последней, к которой следует обращаться. Прежде должны быть исчерпаны объяснения, основанные на естественных причинах. Мне сразу не понравилось, как наши новые коллеги в один голос твердили, что природа бессильна создать объект, с которым они встретились. Мне стало обидно за природу. В природе существует все. Ну а правильную мысль мне подсказали.

– Кто это сделал? – спросил министр внешней безопасности, очень заинтересованный.

– Вы, – коротко ответил Эо. – Заговорив о том, что Марион имеет форму шара.

– Помню, помню, – польщенно сказал министр. – Но этот астроном Гран развеял мои аргументы. Он объяснил, что планеты шарообразны из-за гравитации, что гравитация пропорциональна массе и что масса такого маленького объекта ничтожна.

– Правильно, – сказал Эо. – Это послужило вторым толчком. Масса такого тела ничтожна в том случае, если его плотность не превышает плотности средней планеты. Но откуда следует, что это так? Откуда вытекало, что плотность мала? Ведь ее никто не измерял. Мне в голову пришла естественная мысль: шар круглый из-за большой гравитации, а гравитация велика из-за массы. Из этой гипотезы следовало, что масса шара по порядку величины совпадает с массой звезд.

– Но плотность? – сказал министр. – У него в этом случае должна быть совершенно невероятная плотность! Разве есть в природе такие объекты?

– Есть, – спокойно ответил Эо. – Поступая на работу, я говорил вам, что до этого занимался астрономией, изучал гравитационный коллапс и «черные дыры». Есть предел плотности, после которого материя может только сжиматься, остановить ее ничто не в силах. Это и есть коллапс, а «черная дыра» – это коллапсирующая звезда. Ружья стреляют не только в романах, но и в жизни. Наши решения и поступки во многом определяются тем, что мы делали в молодости. А в молодости я изучал «черные дыры» и поэтому сразу предположил, что «Гамма-Марка» встретилась с «черной дырой». Это все объясняло, все факты. Поэтому потом я только и делал, что угадывал. И неплохо, по-моему.

– О каких фактах вы говорите? – спросил министр несколько озадаченно.

– Во-первых, выбор туманности для работы, – сказал Эо. – Помните, почему они выбрали именно Конскую Гриву? Гравитационная разведка обнаружила там локальные скопления огромных масс. Я немного разбираюсь в соответствующих методах. Множественное число ничего не означает. «Локальные скопления» означает хотя бы одно скопление. Они решили, что это зародыш планетной системы: протопланеты и прочее. Но это была обыкновенная «черная дыра».

– Так, – сказал министр, – звучит логично. Продолжайте.

– Потом они прибыли на место, – продолжал Эо. – Никаких протопланет они не нашли. Естественно, ибо их никогда там и не было. Потом Гран заметил нечто, что он принял за астероид. Дузл повел ФПЗ к обнаруженному объекту.

– С его стороны это тоже было вполне логично, – вставил министр.

– По дороге к объекту, – продолжал Эо, – обнаружились странности, заставившие предположить, что это чужой космический корабль. Главным была сферическая форма. Шар диаметром двести метров, как они считали, может быть только искусственным. При этом они думали, что его плотность нормальна. Но теперь-то мы знаем, что плотность была чудовищной. Так что и в форме не было ничего удивительного.

– Постойте, – сказал министр внешней безопасности, – мне кажется, вы не учитываете одно существенное обстоятельство. В школе нас учили, что «черная дыра» называется так, поскольку даже свет бессилен ее покинуть. Поэтому «черная дыра» невидима. Неужели теперь взгляды переменились?

Некоторое время Эо молчал.

– Взгляды не менялись, но все зависит от обстановки. Планеты тоже не излучают, но разве они невидимы? Пространство в окрестностях «черной дыры» искривлено. Время там течет очень медленно, почти останавливается. Это приводит к тому, что ни один предмет, падающий в «черную дыру», не может туда упасть. Для постороннего наблюдателя он будет бесконечно долго приближаться к некой предельной сфере, окружающей центр коллапса, но никогда ее не достигнет. За миллионы лет, проведенные в туманности, «черная дыра» стянула к себе громадные количества пыли. Шар, замеченный с «Гамма-Марки», и был этой предельной сферой, облепленной пылинками, которые падали, но не могли упасть на нее. Астронавты видели оболочку из пыли, спрессованной временем.

– Хорошо сказано, – задумчиво произнес министр. – Пыль, спрессованная временем. Пыль эпох. Мы часто встречаем такие образы в книгах по археологии, но никогда еще это выражение нельзя было понять так буквально и вместе с тем так красиво.

– Возможно, – сказал Эо. – Из моей простой гипотезы вытекали все следствия, в том числе и парадоксальные. Ведь что, кроме формы, поразило наших астронавтов? Необычные отражающие свойства. Но что вы хотите от объекта, время в пространстве возле которого течет замедленно, да и само пространство искривлено? Частота излучения в такой области меняется, падающий свет выходит оттуда с запаздыванием, и в результате это уже совсем не тот свет, что туда попал.

– Все понятно, – сказал министр. – Знаете, Эо, вы умеете объяснять не хуже, чем этот Гран.

– Благодарю за комплимент, – сказал Эо. – Но не будем отвлекаться. Две странности мы объяснили. Была и третья. Их удивило, что шар покоился относительно туманности. Ничего удивительного нет и здесь. «Черная дыра» покоилась относительно туманности, потому что они, видимо, имеют общее происхождение: они возникли одновременно после взрыва Сверхновой. Так иногда образуются «черные дыры».

– Да, – сказал министр внешней безопасности, – это тоже чертовски логично. Теперь я даже вижу подоплеку некоторых ваших угадываний. Например, что зонды должно было увлечь тяготением к этой «черной дыре». Но я не понимаю, откуда вы узнали ускорение, с которым двигались зонды.

Эо улыбнулся.

– Как раз это элементарно. Масса «черной дыры» и ее предельный для внешнего наблюдателя размер, меньше которого она сжаться не может, связаны совершенно однозначно. Радиус «черной дыры» я знал – его нам сообщил наблюдатель.

– Помню, – сказал министр. – Что-то около ста метров.

– Точнее, сто пять с половиной метров, – сказал Эо. – Отсюда я вычислил массу «черной дыры». После этого я взял книгу по движению в центральном поле тяготения. Подставив в формулы известные мне параметры – массу центрального тела и начальное расстояние до него – я без труда построил вот эти графики, которые вы уже видели и на которых нанесены положение, скорость и ускорение зонда в зависимости от времени.

– Я помню, – сказал министр, – это выглядело очень эффектно. Я уже было решил, что взял на работу ясновидца.

– Никакого ясновидения, одна математика, – сказал Эо. – Вернее, арифметика. Теперь, надеюсь, вам все понятно.

– Да, – сказал министр, вдруг погрустнев, – теперь я понял многое. Многое, кроме одного. Я не понял, какие причины заставляют вас шутить насчет спасательного оборудования.

– Шутить?

– К сожалению, да, и это прискорбно, – сказал министр. – Вы во всем разобрались – ну и что? Враг или природа – какая разница? И в том и в другом случае речь идет о гибели человека.

Эо усмехнулся.

– Здесь кроется ваша самая существенная ошибка. Помните, что я говорил вам о пылинках?. О пылинках, которые падают, но не могут упасть на «черную дыру»? Все эти слова применимы не только к пылинкам, но и к зонду.

– К зонду? – переспросил министр.

– Да, – сказал Эо. – Поймите, что колоссальное торможение, которое должно было раздавить Эльдара, существовало только для наблюдателей – оно было следствием разного хода времени в двух системах отсчета. Деформация и сплющивание ракеты тоже были своеобразной иллюзией, связанной с искривлением, пространства. Словом, Эльдар сейчас цел и невредим. Вызволить его ничего не стоит, хотя технически это довольно сложно. К счастью, торопиться некуда. Спасатели могут прийти к нему через миллион лет и все равно не опоздают: ведь в его времени этот миллион лет займет долю секунды. Если хотите, я могу взять на себя все необходимые расчеты.

Некоторое время министр внешней безопасности сосредоточенно молчал.

– Ладно, – сказал он потом. – Ваши аргументы, Эо, очень основательны. Вы меня почти убедили. Но все равно: чтобы я окончательно поверил, мне требуется успешное возвращение спасательной экспедиции.

– Ну что же, – сказал Эо. – Вероятно, вы тоже правы. Истина проверяется только экспериментом.

Через два года Эо и министр сидели на открытой веранде загородной виллы последнего и смотрели в сторону заката. Там на фоне багровых облаков быстро уменьшался маленький крылатый аппарат. Когда он исчез, Эо повернулся к министру.

– Хороший парень этот Эльдар, – сказал он. – Можно считать, что нам повезло еще с одним коллегой. Как ваше мнение?

– Безусловно, – рассеянно отозвался министр. – Вы знаете, теперь, когда все кончилось столь благополучно, мне не дает покоя одна мысль.

– Да?

– За то время, что истекло с начала нашей совместной деятельности, – сказал министр, – вы неоднократно излагали мне сущность этой истории и причины, подтолкнувшие вас к решению загадки. Что-то в ваших объяснениях меня не устраивает.

– Что именно?

– Должны быть какие-то мотивы, какой-то толчок к правильному решению. Ничто не может возникнуть из ничего. Возможно, в физике я разбираюсь слабо, но в психологии я разбираюсь.

Некоторое время оба сидели молча. Потом Эо сказал:

– Вероятно, вы правы. Мотивы такого рода у меня действительно были. Об одном из них я даже упоминал. Помните, я говорил вам, что обиделся за природу?

– Помню, помню, – сказал министр. – В природе существует все – так, по-моему, вы это сформулировали. Правильно, о таких вещах я и говорю.

– Была другая причина из этого же ряда, – сказал Эо. – Знаете, когда у меня развеялись последние сомнения? Когда Марио сообщил, что в обнаруженном объекте ему привиделось что-то разумное. После этого я уже не сомневался.

– Непонятно, – сказал министр. – Какое отношение эти слова имеют к вашей догадке?

– Самое непосредственное. В молодости я как-то писал философский реферат о сознании. Знаете, какой аналог разума я придумал?

– Не буду угадывать, – сказал министр. – Я слышал, конечно, что среди животных есть очень умные твари, но все же воздержусь от высказываний.

Эо молчал, собираясь с мыслями. Небо на закате уже темнело. Ночь выдвигалась из-за горизонта.

– Я начал с того, что сформулировал основные свойства разума, составляющие его отличия от всего остального.

– Вы смельчак, – сказал министр. – По-моему, это пытались сделать многие философы, в том числе древние мыслители, оставшиеся в этих вопросах непревзойденными. Ни у кого из них не получилось ничего путного.

– Да, – усмехнулся Эо. – Но я-то не философ. Я пошел по обычному пути физика – абстракция и отрыв от второстепенного. Прежде всего я выдвинул три основных качества разума так, как я их понимал. Первое – разумное существо накапливает информацию. Второе – поведение разумного существа непредсказуемо. Третье – разумное существо обладает свободой воли. Собственно, это все.

– Любопытный перечень, – сказал министр. – По-моему, он маловат. А как его оценили экзаменаторы?

– Они нашли, что он слишком велик, – усмехнулся Эо. – Они заявили, что эти свойства не являются независимыми, что они сводимы друг к другу. Тем не менее они признали их правильность. Но они страшно возмутились, когда дошли до того места моего реферата, где я выдвинул свою концепцию физического объекта, аналогичного, на мой взгляд, разумному существу. Объекта, не являющегося разумным существом, но тем не менее обладающего всеми перечисленными качествами.

– И что же это было такое? – спросил министр внешней безопасности.

– Вы могли бы догадаться, – укоризненно сказал Эо. – Вы же знакомы с моими взглядами на эти вещи. О ружьях, которые стреляют не только в новеллах, но и в жизни. Вы знаете, что практически в то же самое время я занимался «черными дырами». Естественно поэтому, что найденный мною аналог разумного существа представлял собою не что иное, как «черную дыру».

– Но почему? – воскликнул министр. – Это же совершенно неправильно! Ну я еще могу понять, что вы имеете в виду, утверждая, что «черная дыра» накапливает информацию и этим подобна человеку. Вы хотите сказать, что информация, попавшая в «черную дыру», так там и остается, поскольку даже свет бессилен эту дыру покинуть. Это понятно. Но…

Министр замолчал. Эо смотрел на него с совершенно невинным видом.

– Почему вы замолчали? – лукаво поинтересовался он. – Вы очень правильно начали все излагать.

– Правильно? – возмутился министр. – Я объяснил только одно свойство из трех, причем свойство, в объяснении не нуждавшееся. А где остальные два – о свободе воли и о непредсказуемости поведения? Разве «черная дыра» обладает свободой воли? Разве ее поведение непредсказуемо? Что вы имеете в виду, утверждая это?..

– А вы хорошо помните, что такое «черная дыра»? – спросил Эо. Министр покачал головой. – Это очень массивный объект, который сжимается под действием собственного тяготения. Ее гравитация так велика, что «черная дыра» сжимается неудержимо. Это явление называется коллапс, отсюда другое название «черной дыры» – коллапсар.

– Как раз это я знаю, – сказал министр. – У меня хорошая память, а вы уже рассказывали это. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к свободе воли.

– Сейчас поймете, – пообещал Эо. – Тяготение «черной дыры» так велико, что вблизи нее изменяется геометрия пространства-времени. Гравитация как бы прессует время, в результате оно течет совершенно по-разному для человека, проваливающегося в «черную дыру», и другого человека, за этим падением наблюдающего. Первый падает, ускоряясь до скорости света, и через короткое время гибнет. Но для второго наблюдателя (а также для его потомков, если они есть) он будет бесконечное время приближаться к некой предельной сфере, окружающей коллапсар, и никогда не достигнет этой сферы. Это означает, что первый человек за время своего короткого падения увидит, как во вселенной, из которой он падает, все стремительней пролетают эпохи, так что перед ним пройдет вся будущая история вселенной, и его смертный миг сольется с концом света, отделенным от нас временем, равным бесконечности…

Эо сделал паузу, чтобы передохнуть. Министр удивленно проговорил:

– Но вы сейчас рассказываете всем известные вещи. У меня нет специального физического образования, но я все это прекрасно знаю, потому что слышал это от вас. По-моему, вы ни на сантиметр не продвинулись к цели своего доказательства, даже если вы ее действительно перед собой поставили. О непредсказуемости поведения вы пока не упоминали.

– Сейчас, – сказал Эо. – Кстати, что такое непредсказуемость поведения?

– Ну… – замялся министр. – Дайте сообразить. По-моему, если поведение объекта нельзя предсказать, то такое поведение непредсказуемо.

– Ответ правильный, – сказал Эо. – Теперь попробуйте предсказать поведение «черной дыры».

– Нет ничего проще, – сказал министр. – Она будет спокойно находиться там, где она находится, и пожирать материю, информацию, свет и все остальное.

– И сколько это будет продолжаться? – спросил Эо.

– Всегда, – ответил министр.

– А что случится с нею потом? – спросил Эо.

– Потом? Вы не оговорились? Что вы имеете в виду?

– Сейчас объясню, – сказал Эо. – Я уже упоминал, что бесконечная эволюция вселенной по собственным часам «черной дыры» займет конечное время, и не слишком большое. Но эволюция «черной дыры» на этом не кончится. И не будете ли вы добры объяснить мне, что станет с «черной дырой» по ту сторону бесконечности, когда она переживет конец нашего мира?

– Ну я затрудняюсь ответить, – подумав, заявил министр. – По-моему, вопрос поставлен некорректно. Нельзя предсказать судьбу объекта через бесконечное время, когда остального мира уже не будет, пусть даже по часам самого объекта при этом прошло всего несколько секунд.

– Значит, предсказать поведение «черной дыры» нельзя? – спросил Эо, нисколько не смутившись.

– Принципиально невозможно, – самоуверенно ответил министр.

Эо громко рассмеялся.

– Правильно, – сказал он. – Это принципиально невозможно. Но если поведение объекта нельзя предсказать, то оно непредсказуемо.

– Да, действительно, – неуверенно проговорил министр.

– А если поведение объекта принципиально непредсказуемо, – сказал Эо, – это как раз и означает, что объект обладает свободой воли. Все, я закончил, переходите к вопросам.

Но вопросов не последовало. Министр молчал. Веранду окружала ночь. Тишина и темнота. И только звезды горели высоко в небе.

– Вот эти-то рассуждения и подтолкнули меня к правильному решению, – проговорил Эо несколько минут спустя. – «В нем чувствовалось что-то разумное», – сказал Марио. Но для меня разум всегда ассоциировался с «черными дырами». Кто знает, может быть, это не просто поверхностная аналогия. Откуда нам знать, что скрывается в глубинах нашего организма? Возможно, «черная дыра» не только космический объект. Существует предположение, что есть «черные дырочки» с атом величиной. Вдруг жизнь и мышление тоже процессы «по ту сторону бесконечности»?..

Эо замолчал. Министр тоже молчал, размышляя. Потом он сказал:

– Возможно, все это и так, но это уже не относится к теме нашего разговора. Потом, я совершенно не уверен, что многим людям так уж необходимо накапливать информацию. Да и их поведение не назовешь непредсказуемым. Вы, Эо, – это другое дело. Вы действительно храните в своей памяти сведения о разных вещах, казалось бы, никому не нужных, и в подходящий момент, подобно фокуснику, совершенно непредсказуемым способом извлекаете из них пользу. В связи с этим у меня есть к вам небольшое предложение.

Эо ждал.

– Вы похожи на «черную дыру», Эо, – продолжал министр. – Я ведь помню, откуда вы взяли свое имя. Мне оно совсем перестало нравиться. Ну какой вы Эталонный Отражатель? Это просто зеркало, отражающее свет без всяких изменений. «Черная дыра» – это другое дело. Помните, как они говорили? «Вдобавок он очень необычно светился…»

Эо молча слушал начальника.

– Короче, я предлагаю вам сменить имя, Эо, – сказал министр. – Эталонный Отражатель – это не вы. Вы – это Черная Дыра. Именно это сокращение вам бы и подошло.

– Я весьма польщен вашим мнением обо мне, – сказал Эо. – Но боюсь, что не смогу воспользоваться вашим предложением.

– Почему? Вам не нравится такое сокращение?

– Нравится. Только в нем будет слишком много согласных, – сказал Эо.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. ДАЛЕКОЕ ПРОШЛОЕ

– В конце концов у меня отпуск, – сказал Эо. Он метался по помещению, не глядя на министра внешней безопасности, спокойно наблюдавшего за ним из-за широкого письменного стола. Эо был зол. Он всегда был зол, когда его от чего-нибудь отрывали и приводили в чужой кабинет.

– У меня отпуск, – повторил Эо. – Но вы все-таки разыскиваете меня на реке, присылаете свой вертолет и возвращаете меня в город. Зачем? Только для того, чтобы рассказать о происшествии, пусть интересном, но лишенном деталей, за которые можно ухватиться.

– О чем вы говорите?

– Вы сами прекрасно знаете, – сказал Эо. – Вы думаете, что, отдыхая в глуши, я не беру с собой телевизор? Вы думаете, я не слышал, что вчера ваш дозорный крейсер встретил чужой звездолет? И что это случилось всего в световой неделе от Мариона?

– Не вчера, а больше недели назад, – поправил министр. – Вчера мы только узнали об этом. Скорость света, к сожалению, ограничена.

– Все равно, – сказал Эо. – Наш труд – сопоставление фактов. Один факт

– ничто. Два факта можно связать одним-единственным способом. Работа проблемиста начинается с трех фактов, которые можно объединить в три принципиально различные цепочки. А в вашем деле нет этих трех фактов. Да что я говорю? Там нет даже проблемы! Для вас – возможно, но не для меня.

– Успокойтесь, – сказал министр внешней безопасности. – Почему вы решили, что я вызвал вас из-за этого корабля?

– Зачем же еще? – сказал Эо. – Опасность. Безопасность. Внешняя угроза. Это у всех на уме. Что говорить о профессионалах?

– Отчасти вы правы, – сказал министр. – Появление вражеского разведчика нас огорчило. Но пока вам действительно нет места в этом деле.

– Зачем же вы меня вызвали? – Эо остывал.

– Есть еще одно происшествие, – сказал министр внешней безопасности. – Уже по вашей части. В институте прикладной физики построили машину времени. Вчера состоялись ее первые испытания, и она исчезла. Вместе с водителем.

– Да, если предел вашей машины – неделя, то затеряться в далеком прошлом она не могла. – Эо сделал паузу. – Но почему же вы не подняли тревогу в момент предполагаемого финиша, восемь дней назад?

Старший сотрудник института прикладной физики Крамп нервно потер ладони. Он был сутулый, бородатый, неопределенного возраста. В лаборатории стояла жара, и по лицу Крампа струился пот. Его глаза были спрятаны за тяжелыми квадратными очками. Рядом с ним на лабораторном столе дымился паяльник. Крамп слегка походил на радиолюбителя.

– Вообще-то вы правы, – сказал он. – Но точное время переноса было установлено в самый последний момент. Нас очень торопили. Конец квартала. Вам это, вероятно, знакомо.

– Нет, – сказал Эо, – но ладно. Объясните лучше другое. Мне непонятно, как вам удалось избежать парадокса?

– Что вы имеете в виду?

– Элементарную вещь, – сказал Эо. – Своим появлением в прошлом вы его изменяете. Поэтому и настоящее должно измениться. Парадокс. Раньше из него делали вывод, что машина времени невозможна. Вы построили ее, но парадокс остался. Интересно, как он все же решается?

Крамп снял очки и провел ладонью по воспаленным глазам.

– Не знаю. Нам некогда заниматься философскими измышлениями. Перенос в прошлое экспериментальных микромашин был зарегистрирован вполне надежно.

– Понятно, – сказал Эо. – Значит, вы опровергли все возражения экспериментом. А теорией вы занимались?

– Конечно, – сказал Крамп. Он достал из кармана платок и вытер пот со лба. – Наши модели уходили в прошлое очень недалеко. Для того чтобы зарегистрировать перенос, потребовалась уникальная аппаратура. При ее разработке нам пришлось решить ряд совершенно новых проблем.

– Я имел в виду другое, – сказал Эо. – Но пойдем дальше. Значит, модели перемещались в прошлое недалеко. Куда именно?

– Всего на несколько наносекунд.

– Так мало? С чем это связано?