Собачья работа (№1) - Собачья работа

Все понимают друг друга с полуслова, потому как леплены из одного теста и прошли через одну мясорубку, именуемую в просторечии службой в «горячих точках». Никого не надо понукать – каждый занят любимым делом и отдает этому делу все силы. В школе идеальный порядок, к концу обучения любая псина показывает настолько высокие результаты, что хозяева в буквальном смысле диву даются – рекламаций за два года функционирования этого заведения с несколько претенциозным названием не поступало.

Вместе с тем, несмотря на все позитивные моменты, описанные выше, школа консервативной дрессуры как коммерческое предприятие убыточна. Если бы не шеф-меценат, давно вылетели бы в трубу. Белогорск – областной центр с двухмиллионным населением, люди здесь живут по большей части небедные, и каждый двенадцатый, если верить статистике, имеет собаку. Почти как у классика: «…Каждый домовладелец – это собака. А то и две…». Так вот – дикая конкуренция имеет место. В городе зарегистрировано более полутора десятков заведений, которые дрессируют собак и учат хозяев, как с ними обращаться. Все они работают по наиболее простому и современному методу: дают владельцу собаки общие навыки дрессуры, «ставят» псу управляемую агрессию и охранные навыки и через полтора-два месяца занятий выпускают готового к употреблению семейного защитника. Или служебного охранника. Дорого, но сердито, а главное – быстро, сейчас ведь всем катастрофически не хватает времени. Школа Рудина тратит на подготовку собаки от четырех до шести месяцев. Рудин всесторонне изучает психологию пса и его владельца, «притирает» их друг к другу, учит понимать и любить друг друга. Это долго – немногие доголюбы по нашему нетерпеливому времени предпочитают качество высшей пробы и длительную шлифовку мастерства быстрому и внешне вполне приемлемому современному методу. А по-другому Рудин не умеет – не привык халтурой заниматься. Натура такая. Вот и выходит, что немногочисленные клиенты школы едва-едва покрывают затраты на зарплату сотрудникам – содержание же школы шеф-меценат практически оплачивает из своего кармана. Однако слава о школе гремит далеко за пределами области – все знают, что здесь работают мастера. Потому-то и собирается на ежемесячное представление с бесплатной минералкой народу не меньше, чем на премьерный показ «Титаника» в областном ДК…

К забору школы подкатил двухместный кровавый «Форд-Мустанг» с открытым верхом, скромно приткнулся с краю в длинном ряду припаркованных авто гостей шоу. Из отделанного белой кожей салона вышел холеный мужик средних лет – дверь закрывать поленился, ключи беспечно оставил в замке, медленно направился к распахнутым воротам школы.

Рудин увидел прибывшего, перепоручил завершать последние номера Ване Соловью, первому помощнику, а сам пошел встречать – пожаловал шеф, хозяин школы, меценат и просто хороший мужик Григорий Васильевич Толхаев.

– Имеем успех у публики, – сообщил Рудин, поручкавшись с шефом. – А ты опять к шапочному разбору. Мы тебя уже не удивляем?

– Дела, – лаконично ответил Толхаев, отирая платком вспотевший лоб. – Попить дашь?

Рудин свистнул – тотчас же девчушка из палатки с водой подтащила запотевшую бутылку «Славяновской», набулькала в стакан и протянула Толхаеву, не преминув одарить крутого мужика кокетливым взглядом.

– Хороша чертовка! – довольно крякнул Толхаев, залпом осушив стакан и жестом показывая девице, чтобы повторила. Девица повторила и зарделась, мучительно нахмурив бровки – не поняла, кто хороша: она или «Славяновская».

– Куда там, в задницу, этим импортным шипучкам, – прояснил ситуацию Григорий Васильевич, выпив второй стакан, а девице строго сказал:

– Иди работай – нечего тут интимно глазами сверкать!

Девчушка беспрекословно удалилась в палатку – она работала в кафе, которое являлось собственностью Толхаева, и знала, что такое трудовая дисциплина.

– Нравится пигалица? – спросил Толхаев Рудина, кивая вслед упругой попе, подрагивающей под джинсовой мини-юбкой.

– Ага, – не стал отпираться Рудин. – Экстерьер в норме.

– Хочешь, скажу – она тебе даст? – великодушно предложил Григорий Васильевич. – И не шалава – я тебе отвечаю.

– Спасибо, я уже, – бесхитростно ответил Рудин, почесав потную грудь. – С утра два раза повязались, пока пацаны матбазу готовили.

– Ну ты даешь. Пес! – обескураженно воскликнул Григорий Васильевич, с доброй завистью оглядывая литую фигуру Рудина, от которой веяло первобытной мощью. – А заведующий мне божился, что среди его девчат поблядушек нету… И что – вот так вот сразу… да? Раз-два, ножки врозь?

– Не-а, не сразу, – покачал головой Рудин, смущенно крякнув. – Ты тоже – сразу и поблядушка… Просто я сказал, что мне так нравится запах ее тела, что аж в дрожь бросает, а по графику у меня сегодня вязка[4]. – Она подумала, потом великодушно согласилась…

– Как у тебя все просто! – досадливо воскликнул Толхаев, не дослушав приятеля. – По графику вязка… Ты, кстати, так и будешь всю жизнь пробавляться скоротечными случками? Может, вдовушку тебе подыскать с хатой?

– А не надо, – Рудин непроизвольно посмотрел в сторону толпившейся на лужайке публики. – Я уже нашел тут… Ну, кажется мне – моя женщина. Светлая и чистая. Святая, можно сказать. Понимаешь?

– Ага – твоя светлая и чистая, стало быть, там, – Толхаев показал пальцем в сторону толпы и озадаченно почесал затылок. – Так?

– Да, там, – Рудин утвердительно кивнул. – Ты догадливый, шеф. Я рад…

– И тем не менее ты это… с утра успел два раза перепихнуться с молоденькой продавщицей?! – перебил его Григорий Васильевич. – Нет, я понимаю – разнообразие там и все такое прочее, после нескольких лет супружества… Но в период ухаживания? В процессе так называемого медового месяца?!

– Она не дает, – невозмутимо сообщил Рудин, потыкав пальцем в сторону лужайки и даже не сымитировав попытки легкого смущения. – У нее комплекс – какой, пока не расколупал… Ну а у меня по графику сегодня вязка, так что…

– Ладно, хватит с меня! – Толхаев поднял руки, как бы отгораживаясь от Рудина. – Никак не могу привыкнуть к твоей дурацкой философии… Короче, иди мойся, бери Ингрид – прокатимся в одно местечко.

– Еще футбол не отыграли, – возразил Рудин. – Что за спешка?

– С футболом и без тебя управятся, – раздраженно махнул рукой Григорий Васильевич. – Надо хорошим людям помочь, причем срочно. Давай побыстрее – я тебя жду.

Через десять минут «форд-Мустанг» стремительно летел по объездной дороге на другой конец города. Между Рудиным и Толхаевым важно восседала Ингрид, неодобрительно поворачивая голову вслед проскакивающим мимо редким машинам.

Рудин вопросов не задавал – шеф сказал «надо помочь», значит, предстоит какая-то работа, детали уточнит на месте. Зачем зря воздух сотрясать? За два года знакомства Григорий Васильевич неоднократно прибегал к услугам Рудина и его питомцев вне школы и ни разу не подставил, хотя некоторые из этих услуг имели довольно-таки деликатный характер – в силу общественного положения Толхаева.

Григорий Васильевич в свои сорок два года сумел достичь многого. Он являлся владельцем крупного фармацевтического комбината межрегионального масштаба, дёргал солидные пакеты акций нескольких областных предприятий сельскохозяйственной ориентации, входил в состав правления Белогорпромбанка, занимавшего далёко не последнее место в федеральной табели о рангах и; судя по назойливым публикациям местной прессы, на Протяжении последних пяти лет прочно сидел в первой десятке самых обеспеченных людей области. Правда, злые языки втихаря поговаривали о сомнительном происхождении стартового капитала, положившего начало столь бурному процветанию одного из самых выдающихся состояний области. Ходили слухи, утверждающие, что Гриша Толхаев на заре перестройки некоторое время ходил в «черных хирургах»[5], краснооктябрьской криминальной группировки Белогорска, а чуть позже даже был удостоен почетного звания бригадира, но вовремя соскочил с кривой дорожки тривиального бандитизма и резко пошел в гору.

Рудин на слухи внимания не обращал. Его не волновало, каким путем Толхаев добрался до вершины своего благополучия. По всем критериям той специфической среды, которая взрастила и воспитала нашего героя, шеф был настоящим мужиком и без натяжек заслуживал, чтобы в радиусе прямого выстрела из снайперской винтовки все подряд любили и уважали его. Да, круг общения Толхаева порой наводил на размышления: помимо деловой элиты Белогорской области сюда входили крупные криминальные авторитеты, чиновники правоохранительных органов и порой весьма сомнительные личности неопределенной ориентации. Но в этом его вряд ли можно было упрекнуть без риска подвергнуть сомнению респектабельность остальных представителей промышленно-финансового ареопага области: с некоторых пор, как известно, структурные составляющие современного общества перестали жестко делиться на законопослушные, и, наоборот, грани между ними стерлись и стали недоступны взору простого обывателя, который наблюдает снизу вверх и ясно видит одну сытую банду, именуемую «новые русские».

Чуть более двух лет назад Рудин – молодой пенсионер с почти сорокалетним льготным стажем – влачил жалкое существование в полуразвалившемся вшивом питомнике пригородного поселка Большой Салын и всерьез подумывал над перспективой податься в киллеры.

И не потому, что окончательно скурвился за двадцать лет своей войны, нет! Просто обстоятельства прижали. Двадцать лет Сергей жил, не задумываясь о смысле существования, всецело отдаваясь любимому делу. Он довольствовался койкой в офицерском общежитии, не вылезал из командировок в «горячие точки», получал за это сравнительно неплохие деньги и тратил их на себя и своих питомцев. А выйдя на пенсию, легендарный Пес – гроза вражьих снайперов и разведчиков – был крепко стукнут судьбой по черепу и поставлен перед фактом своей полной социальной несостоятельности. Из общежития его вежливо попросили – не положено. Родственники отсутствовали – частично вымерли, частично утратились вследствие длительного дефицита общения. Жена ретировалась лет десять назад, прихватив сына и двухкомнатную квартиру, выданную Родиной, – не вынесла специфического песьего характера Рудина и постоянных командировок. Теперь воин платил алименты, а с сыном виделся раз в квартал – больше бывшая супружница не разрешала, искренне высказывая в качестве аргумента утверждение следующего характера: «…А то вырастет таким же Дебильным собачатником, как папка…»

В общем, Рудин оказался никому не нужен. Тыркнулся в несколько новых собачьих клубов – отовсюду вышибли за независимый характер и консервативность методики обучения. Пришлось довольствоваться чином дрессировщика государственного питомника, в котором получку не платили уже полгода и пока что не обещали. Здесь, по крайней мере, можно было содержать героя войны Ингрид и кормить ее объедками – выбиваемых питомником кормов не хватало даже на рабочих псов, что там говорить о каком-то балластном инвалиде! Пенсия Рудина составляла что-то около пятисот рублей новыми, из которых двадцать пять процентов удерживали на алименты. Это были жалкие гроши в сравнении с той суммой, что Рудин получал, раскатывая по командировкам, кроме того, там еще кормили бесплатно и форму давали. Привыкший тратить все, что заработает, и не заботиться о будущем, Сергей попал в тяжелое положение. Ингрид вскоре отощала, Рудин стал мрачен и раздражителен, в довершение всех неурядиц его поперла с квартиры домохозяйка, которой он задолжал за полгода. Неподалеку от питомника протекала речка – на ее берегу, в кустах, Рудин соорудил из куска брезента шалаш и некоторое время жил там, благо было тепло – лето имело место. Ночами он ставил «морды», ловил мелкую рыбешку и вялил ее, а в свободное время днем собирал коренья и целебные травы, чтобы немного поддержать Ингрид и самому не заработать авитаминоз из-за вынужденной диеты.

В одну из «промысловых» ночей Рудин, направлявшийся вниз по течению, обнаружил неподалеку от своего обиталища заехавший наполовину в кусты и опасно накренившийся над обрывистым берегом двухместный «Ягуар» с открытым верхом. В зловещем свете молодой луны рыболов сумел хорошо рассмотреть пустую машину с покореженным капотом – рядом никого не было.

«Нормально! – тревожно подумал Рудин. – А что-то не похоже это на вольную внеплановую вязку! Парочке нет смысла покидать комфортабельный салон и шариться по загаженному берегу… Да и стоит машинка маненько не того…»

Рудин прислушался: показалось, что в реке, метрах в десяти от берега, раздалось несколько слабых всплесков.

– Во как! – Сергей озабоченно почесал череп и неуверенно пожал плечами. Кажется, ясно – кто-то с кем-то прикатил на хорошей машине, долбанул по башке и бросил в воду. Только плохо долбанул – объект утопления пока плещется. Пойти вытащить или убраться отсюда? Вдруг не того вытащишь? Бывают ведь такие, что вытащишь, а потом десять раз пожалеешь об этом…

На этот раз всплеск был более ощутимым и сопровождался каким-то сдавленным мычанием. Рудин недовольно покачал головой, быстро разделся и скользнул по обрыву в воду. Точно нырнув в том месте, где слышались всплески, Сергей сцапал за шиворот мягко оседавшего на дно мужика, выволок его на берег и пару раз качнул через коленку. Утопленник оказался совсем свеженьким: выпустил мощный фонтан, моторно очистил желудок, напугав при этом утробными криками всех птиц, устроившихся на ночь, и уже спустя минуту буднично поинтересовался:

– Ты кто?

– Конь в пальто, – желчно пробурчал Рудин, живо растираясь ладошками, – после вынужденного купания было довольно прохладно. – Ты как сюда затесался?

– Пьяный за рулем – угроза обществу, – признался утопленник, начиная постукивать зубами. – Медленно ездить не могу. Чуток сошел с трассы, в кустики заехал – ну и вот…

Рудин быстренько произвел подсчеты: отсюда до шоссе как минимум сто метров. Чуток сошел с трассы и сто метров ломился по кустам… С какой же скоростью он ехал?!

– Я утонул? – деловито спросил мужик.

– Ага, – не стал скромничать Рудин. – Еще бы пару минут – и привет.

– А ты, значит, меня спас от верной смерти, – подытожил мужик. – А говорят, чудес не бывает! Значит, я везунчик – иначе какой черт принес тебя сюда в такое время… Вмажем? А то что-то знобит – как бы не простыть…

– Можно, – согласился Рудин. – В машине?

– Ага, – мужик поднялся и затрусил наверх. Спустя минуту полуночники поочередно глотали терпкую обжигающую жидкость из плоской пол-литровой фляжки, предусмотрительно спрятанной в «бардачке» «Ягуара».

– Коньяк, что ли? – спросил Рудин, почувствовав после нескольких глотков, как кровь резво помчалась по замерзшему организму.

– Текила, – поправил мужик и запоздало представился, протягивая в темноте руку:

– А! Григорий. Предприниматель. Так что не дрейфь – за услуги плачу щедро… А ты кто?

– Пес я, – Сергей сделал вид, что не заметил руки. – Бомж. Ха! За услуги… Вот так пойдешь – как раз к шоссе выйдешь. Метку оставь, завтра с утреца с тягачом подъедешь. За ночь не утащат – некому. А мне надо идти – морды ставить…

– Нет, так не пойдет, – не согласился Григорий. – Ты меня спас, я много денег стою. Расскажи – почему бомж? И – на, глотни еще, – он протянул Рудину фляжку.

Поколебавшись несколько секунд, Рудин взял фляжку и начал рассказывать. Начал со злой иронией, подначками, потом текила слегка притуманила мозги, и повествование вылилось в сдержанную жалобу на несправедливую судьбу.

– Я военный хирург. Бывший, – сообщил в свою очередь Григорий. – Имею понятие, что такое боевое братство, – три года в Афгане «трехсотых»[6] резал. Родина тебя кинула, а я вытащу – потому как обязан. Если б не ты, я был бы трупом – значит, надо помогать боевому брату… Что хочешь?

– Да мне малость-то всего и надоть! – не удержался, съехидничал Рудин. – Подари мне какой-никакой завалящий клуб собаководства да содержи его – и всех делов, – и криво ухмыльнулся в темноте, предвкушая, как «боевой брат» начнет отпираться.

– На, – Григорий не раздумывая поковырялся в «бардачке», протянул Рудину визитку. – Приходи завтра в 15.00 – поговорим. Только не дури – обязательно приходи, – и нетвердой походкой направился к шоссе…

Вот так и получилась маленькая современная сказка о Золушке-кинологе. Рудин пришел, сильно сомневаясь, к указанному времени по адресу, оттиснутому золотом на пластиковой карточке. Гриша бросил на стол пакет с бумагами, будничным тоном распорядился:

– На. Вот твой клуб. Точнее, мой клуб – с 10.00 сегодня. А ты – директор. Штат сам подбери. Все – иди работай, некогда мне…

С тех пор минуло два года. Статус Школы консервативной дрессуры вам уже известен, финансовое положение – тоже. Григорий Васильевич исправно содержал заведение, ни разу не упрекнув Рудина в том, что тот не перестраивается на многопрофильный поточный метод, приносящий ожидаемый доход. Более того, поначалу он даже пытался всучить Сергею некоторые суммы, узнав о его давней мечте: накопить денег на собственный домик в пригороде.

– Подачки не берем, – категорично отказался Рудин. – Что заработали – то и наше. Школу содержишь – поясной поклон, помним, по гроб должны. И давай больше не будем об этом…

Толхаев принял к сведению заявление Рудина и придумал другой способ поддержать сотрудников школы – без ущерба для их профессиональной гордости. Он нашел для них дополнительную работу, имевшую довольно варварский, на взгляд цивилизованного человека, характер, но вполне соответствующую прежнему образу жизни каждого. Ребятишки поухмылялись, но взялись за дело с превеликим энтузиазмом. Работа была довольно опасной, требовала отменных боевых навыков, а плата целиком зависела от результата: выражаясь устаревшими понятиями, сдельно-премиальная. Что за работа такая? Об этом чуть позже. Спортивный бегунок Толхаева подкатил к воротам трехэтажного особняка, расположенного в элитарном пригородном районе Белогорска.

При входе гостей встретили двое коротко стриженных парней спортивного облика, упакованных в стандартные пиджаки, плохо скрывающие плечевые кобуры, и провели по мощенной булыжником дорожке за дом. На террасе, за столиком с вином и фруктами, сидели трое – вид у них был крайне озабоченный и неприветливый.

Со всеми присутствующими Рудин состоял в той или иной степени ни к чему не обязывающего знакомства – через Толхаева, разумеется. Хозяин дома – некто Руслан Саранов, владелец самого крутого ресторана в городе, загородного ипподрома и племенного завода, специализирующегося на разведении ахалтекинцев. С подачи Толхаева Сергей один раз уже оказывал ему услуги обонятельного характера – когда супруга заводчика потеряла на обширной территории усадьбы кольцо с бриллиантом. Точнее, услуги оказывал спаниель Джек, а Рудин присутствовал. Кольцо обнаружили спустя три минуты с момента начала поиска, хотя Саранов сильно сомневался – не верил, что собака сможет пронюхать железяку. С тех пор Саранов зауважал всех спаниелей, а заодно и Рудина.

Второй – Николай Улюмов, тутошний уголовный авторитет, глава бандитской группировки и лепший корень Саранова. О нем Рудин много слышал, но лично еще ни разу не имел счастья общаться – только со стороны наблюдал светлейшую персону.

Третий – какой-то прокурорский, длинный тип с козлиной бородкой, зовут Витя, а фамилию Рудин запамятовал – то ли Манюшкин, то ли Панюшкин, в общем, крайне несерьезная фамилия. Прокурорский ходил в приятелях Григория Васильевича и разок посетил школу – желал познакомиться с процессом. С процессом Витя ознакомился самым непосредственным образом – имел неосторожность наступить на охраняемый Ингрид мячик, в результате чего своенравная ветеранша слегка цапнула мужика за то место, откуда ноги растут, и безмерно напугала.

Увидев Ингрид, неотлучной тенью ковылявшую в метре позади хозяина, прокурорский Витя болезненно поморщился и суетливо заворочался в плетеном кресле. Ветеранша уставилась на Витю, подозрительно фыркнула и, глухо заворчав, ткнулась в ногу хозяина носом, словно намекая: а вот тот, смотри – боится почему-то! Может, драть его, пока не поздно? Раз боится, значит, виноват!

Рудин, изучивший за девять лет совместного существования значение каждого жеста своей воспитанницы, тут же внес коррективы: «Свой, Ингрид! Свой!» – и за руку поздоровался с каждым, показывая, что опасности от них ждать не следует. Ингрид разочарованно зевнула и легла у стола – жаль, неплохо было бы оттаскать этого Витю, испускающего явно ощутимые флюиды страха.

– Ты рассказал? – поинтересовался Саранов, адресуясь к Толхаеву.

– Как-то недосуг было, – уклончиво пожал плечами Григорий Васильевич, присаживаясь за стол и жестом приглашая Рудина последовать своему примеру. – Я подумал: чего распинаться? Все равно ты будешь задачу ставить…

Саранов недовольно посмотрел на приятеля, развел руками и, подвинув Рудину корзину с фруктами, начал:

– В общем. Серый, ты в курсе последних заморочек – весь город болтает. А тут, ко всему прочему, еще одно… Ну, натурально – беда у нас… Мы знаем, что ты не из болтливых, умеешь держать язык за зубами. Потому от тебя не таимся. – Тут он на несколько секунд замолк и испытующе уставился на Рудина, словно стараясь уловить, проникся ли тот небывалой важностью момента. Сергей индифферентно пожал плечами и принялся смачно хрустеть яблоком – Ингрид тут же сократила дозволенную дистанцию и усиленно забила хвостом, капая слюной на брюки хозяина: яблоки были одной из ее нетипичных для собаки слабостей.

– Ты пока не заработала, – противным голосом сказал Рудин, отталкивая влажный нос. – А что за беда?

– Вот Николай Улюмов, наш общий друг, – Саранов указал на скорбно потупившего квадратную башку бандитского вожака. – Какие-то козлы украли у него дочь, чтобы шантажировать, – требовали пол-лимона баксов. Мы подняли всех своих на ноги, искали трое суток… Гхм… – тут он вновь замолк, деликатно кашлянул в кулак и украдкой глянул на Николая.

– Так что – нашли? – насторожился Рудин.

– Нашли, – тихо сказал Саранов. – На одной даче. Стали ломиться, те козлы бросили девчонку и свалили. Она жива, здорова, но… гхм-кхм…

– Фули тут гмыкать, – вмешался Николай. – Отодрали во все щели – сперма из ушей капает. Тринадцать лет девчонке… – Он не сдержался – всхлипнул и уткнулся лицом в ладони.

– В общем, стали искать по словесному портрету и ряду уличающих факторов – отобрали несколько человек, – вступил в разговор бородатенький Витя. – Двое из них – подозреваемые номер один, масса совпадений. Час назад показали всю группу девочке через призму – она испугалась, забилась в истерике… Ну, сам понимаешь – там они. Или он. Но девочка пока не свидетель. А нам надо побыстрее выйти на заказчика. А пытать всех подряд мы не можем. А…

– Ясно, – Сергей скупым жестом прервал Витино словоизвержение. – Как давно нашли девочку?

– Двое суток назад, – сказал Саранов. – Аккурат позавчера в полдень…

– Как давно взяли подозреваемых?

– Кого как… Ну, вот этих двух, которые наиболее, сегодня утром взяли – они, кстати, сами не хотели идти…

– Поздновато, – нахмурился Рудин. – Тепло сейчас – они могли десять раз принять ванну. Запах девочки на них вряд ли остался. Ну что, тогда поехали на место, где обнаружили девочку. Раз они там были, значит, оставили кучу запахов. Проведем занюхивание, вернемся сюда и сделаем выборку…

– Нету места, – виновато сообщил Саранов.

– То есть? – Рудин недоуменно поднял правую бровь. – Как это – нету?

– Спалили ту дачу, – пояснил Витя, воровато стрельнув глазами. – Ну, чтобы не было травмирующих воспоминаний. Ага… Да и злые наши ребятишки тогда были – сам понимаешь…

– Не понимаю, – возразил Рудин. – Дача тут при чем? Да и улики там. В органы, я так понял, не сообщали?

– Естественно, нет! – возмущенно воскликнул Витя. – Какие органы, парень! Ты же знаешь – у нас свои расклады.

– Чья дача?

– Ничья. Брошенная., Так что – никаких увязок…

– Зря меня позвали, – сокрушенно развел руками Рудин. – Дохлое дело – вряд ли я вам смогу помочь.

– Адреналин, – подсказал Витя. – Когда вы представление устраиваете, у вас там такой трюк есть – ну, когда собака выбирает виноватого…

– Это нельзя брать за эталон, – живо отказался Рудин. – Здесь же не представление – судьба человеческая решается. А вдруг ошибка?

– Ты все объяснишь: кто не виноват, бояться нечего, – хмуро сказал Саранов. – А эти козлы выделят адреналин, Ингрид их опознает…

– Ага – и выделят, и опознает… – язвительно хмыкнул Рудин. – У половины собравшихся есть причины бояться здоровенного пса – тем более такой зловещей наружности. У нее же на лбу не написано, что она умница и без дела на людей не кидается! Кого-то в детстве кусала собака, кто-то трус по натуре и теряется в нетипичных ситуациях – короче, она может броситься на половину из присутствующих, это я вам обещаю.

– Тогда будем допрашивать с пристрастием всех, кого отловили, – тяжело уставившись на Рудина, сообщил Витя. – А их – двенадцать человек. Есть почти стопроцентная гарантия, что десять из них невиновны, – они, кстати, пока что не в курсе, за что их взяли… Ты имеешь понятие о том, что такое допрос с пристрастием?

– Он имеет. Он тебя может поучить, – огрызнулся Толхаев. – Кто же виноват, что так получилось: времени много прошло, дача сгорела… Я, кстати, сразу предупредил, что шансов мало.

– Неужели ничего нельзя сделать?! – глуховато пробормотал Николай, умоляюще глядя на Рудина. – Мы же знаем, что это необычная собака… Ну, я тебя очень прощу. Серый, – мы же знаем, что ты мастер! Серый, ну ты че, в натуре!!!

Повисла гнетущая пауза – Рудин сосредоточенно растирал правое запястье, соображая, как поступить в этой ситуации. Понятно – такое горе… Жаль девчонку, жаль Николая. И еще – Николай, как известно каждому тутошнему школьнику, принадлежит к верхнему эшелону местной братвы. Методы дознания, применяемые этой публикой, широко известны – можно лишь посочувствовать тем, кого отловили в качестве подозреваемых.

– Ладно, попробуем, – решился наконец Рудин. – Пусть их построят на лужайке с интервалом в полтора метра. И чтобы рядом никого не было – мешать будете…

Спустя три минуты телохранители Саранова выстроили на лужайке перед домом подозреваемых, которые до этого находились в подвале, под охраной троих парней специфической внешности, вооруженных «АКСУ».

– Надо же – запросто гуляют с автоматами, ничего не боятся, – укоризненно пробормотал Рудин, адресуясь к Николаю. – Твои хлопцы?

– Ну, – мотнул квадратной головой Николай. – А че бояться? Мы в своем районе.

– Пусть наручники снимут с этих… с пленных, – кивнул Рудин на шеренгу. – Ингрид реагирует на человека в наручниках как на потенциального врага – приучена так.

Николай кивнул своим парням: те подскочили к задержанным, поснимали наручники, а один из охранников – судя по всему, старший в троице – кратко напутствовал подозреваемых:

– Кто дернется – замочу. Стоять смирно.

– Это… Ты вот что, Серый… – замялся вдруг Николай. – Ты не говори про дочку этим, – он кивнул на выведенных из подвала задержанных. – Что-нибудь убедительное – ну, близко к тексту… Не хочу, чтобы братва судачила об этом. Лады?

– Хорошо, – Рудин понимающе кивнул. – Хотя довольно трудно будет объяснить… Ну да ладно – попробуем. Давай начнем помаленьку.

Все лишние отошли к дому – на лужайке остались двенадцать подопытных. Сергей приблизился, пытливо всмотрелся в лица. Чем руководствовались хлопцы Николая, отлавливая подозреваемых, Рудин не знал, но интеллигентов среди них не было. Все коротко стриженные или вовсе бритые, с непримиримыми волчьими взглядами, несмотря на свое незавидное положение. Рудин попытался было на скорую руку прокачать вазомоторы, но ничего из этого не вышло: подозреваемые стояли с каменными лицами, эмоций не проявляли и, казалось, были готовы к любой пакости.

– Ну-ну, посмотрим, – беззлобно пробормотал Рудин. – Все вы гордые, фимозы[7], пока за яйца не цапнут…

– А че хромает? – спросил вдруг первый справа в шеренге – накачанный блондин с квадратным черепом. – Обижаешь собачку, поди?

Вопрос прозвучал настолько обыденно, что показался диким в создавшейся ситуации. Автоматчики у крыльца недовольно забубнили, шагнули было вперед – шеренга напряженно застыла. Рудин помахал рукой – все в порядке – и бесхитростно соврал:

– Волки подрали. Трое навалились – а у меня ружья не было…

– И что?! – блондин по-детски открыл рот, заинтересованно уставившись на Ингрид.

– Приходи как-нибудь в школу – я тебе шкуры тех волков покажу, – не моргнув глазом предложил Рудин. – Они у меня вместо половика.

Шеренга несколько оживилась: стараясь не поворачивать голов, подозреваемые шепотом обменивались мнениями. Как водится в таких случаях, заявление Рудина восприняли с изрядной долей скепсиса, но грозный вид Ингрид давал повод задуматься над достоверностью сказанного. Рудин слегка повеселел: появились зачатки контакта с аудиторией.

– Сейчас мы покажем вам маленький фокус, – негромко сказал Сергей – шеренга насторожилась. – Если он получится, одного или двоих оставят здесь, а остальные пойдут по домам. Если не получится… Ну тогда даже и не знаю, но я вам сочувствую.

– Это по поводу того взрыва? Или опять кого-то из пацанов Саранова завалили? – предположил неуемный блондин, мотнув головой в сторону дома. – А на месте оставили шмотку… А?

– Никого не завалили, – опроверг Рудин. – И шмоток не оставляли. Но ход твоих рассуждений мне импонирует. – Он выдержал паузу и сообщил:

– Среди вас есть люди, которые причинили страшное зло одному из моих знакомых, – Рудин ткнул пальцем в сторону крыльца дома. – То, что они сделали, хуже, чем убийство. Меня просили не разглашать суть дела, но… в общем, это самое натуральное зверство…

– Что может быть хуже убийства? – удивился коммуникабельный блондин. – Или я от жизни отстал? Ты бы хоть намекнул!

– Те, кого касается, знают, – нахмурился Рудин. – Остальным необязательно. Давайте к делу. Посмотрите на собаку. – Сергей похлопал по бедру, Ингрид встала рядом, затем несколько раз указал рукой на шеренгу и жестко скомандовал: