Тайна примирения

В Послании к Римлянам апостол Павел пишет, что даже язычники могут исполнить закон Божий (см.: Рим. 2, 13–16), не зная его, хотя сама религиозная система, которую они исповедуют, может обманывать и уводить далеко от спасения. Закон Божий написан в сердце каждого человека – это его совесть, путеводитель ко Христу. Когда человек, для которого совесть стала главным законом жизни, слышит о Христе, происходит настоящая встреча.

Как бы низко человек ни пал, даже на самом дне тяжких человеческих изуверств, существует выбор между добром и злом. Он есть всегда. Церковь учит, что Господь до ада сошел, когда искал погибшего Адама. В песнопениях Страстной седмицы поется: На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снисшел еси ищай. До таких глубин человеческого зла, в такие глубины ада спустился Господь, что ад был исчерпан схождением Христовым.

Кающемуся грешнику обязательно надо знать, что не осталось такого человеческого состояния, в которое не погрузил бы Себя Господь, такой бездны порока, в которую не спустился бы Господь, нет такого греха, которого Господь не очистил бы, и не придумал сатана такого зла, которое Господь не исцелил бы.

Это становится очевидным на исповеди. Каждый священник чувствует это, встречаясь с человеком, который, по обывательскому представлению, уже никак не может быть уврачеван. Иногда исповедуются люди, жизнь которых не вписывается в рамки представления о нормальном, кажется невероятным, что таких людей земля носит. Но сама их исповедь говорит о том, что Господь ждет любого негодяя, любого изгоя, – и только сам человек может настолько далеко уходить от Бога, чтобы совершенно этого не чувствовать.

Вернуться к Богу – это значит прислушаться к голосу своей совести, которым стучится Господь в каждое человеческое сердце. Если только человек прислушивается к нему, он тут же вступает на путь спасения. Но, говоря, что наш Отец Сущий на Небесех, мы должны понимать, что сыновство наше – тоже небесное. Оно осуществляется нами, как проникновение в Небесное Царство, когда и мы осуществляемся таким же чудесным образом, каким оно даруется нам свыше.

Спасительная сила Божия

Таинство есть священнодействие, через которое тайным образом действует на человека благодать, или, что то же, спасительная сила Божия.

Свт. Филарет Московский

В Пространном христианском катехизисе святителя Филарета Московского о Таинстве покаяния сказано так: «Покаяние есть Таинство, в котором исповедующий грехи свои при видимом изъявлении прощения от священника невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом».

Но ни одно из Таинств не может быть раскрыто до конца, не может быть исчерпано словом катехизиса или внешним описанием. А Таинство покаяния менее других поддается описанию, потому что в нем заложена какая-то двойная тайна: оно еще более сокрыто и не имеет внешнего проявления.

Именно внешнее описание Таинства покаяния представляет большие трудности, тогда как все остальные имеют определенное богослужение. Так, Таинства крещения и венчания изначально входили в состав Божественной литургии, а Соборование является богослужением утрени. Кроме того, всякое Таинство имеет и свой богослужебный характер, молитвенную и описательную форму. А о Таинстве покаяния такого сказать нельзя. Оно имеет, конечно, свое чинопоследование, читаются положенные предначинательные молитвы, готовящие грешника к покаянию, но они не имеют никакого совершительного значения.

Мы знаем, что центром Таинства крещения является богослужебный момент, когда священник троекратно погружает крещаемого в купель со словами: «Крещается раб Божий (имярек) во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». При Венчании священник трижды благословляет пару: «Господи Боже наш, славою и честию венчай их». Мы хорошо знаем, как совершают Таинства евхаристии и елеосвящения. Эти Таинства можно наблюдать, снять на пленку, показать, объяснить последовательность их совершения, описать в катехизисе.

А что происходит во время Таинства покаяния? Какое священнодействие является в нем основным? Это Таинство наименее уставное и в общем не имеет внешней формы – определенной, устойчивой и неизменной. Складываясь в течение веков по велению Духа Божия, свободно меняясь в зависимости от требований времени, оно принимало различные формы, и ни одна из них не является устоявшейся.

В первые века христианства исповедь носила публичный характер, и исповедующийся нес ответственность именно перед Церковью. Исповедовались обычно те грехи, о которых апостол Иоанн Богослов говорит как о смертных: убийство, прелюбодеяние, а в периоды гонений – отступление от Христа. Церковь принимала отпавших, согрешивших разбоем, воровством, каким-то другим тяжким грехом, который действительно не давал возможности человеку оставаться в Церкви. И тот, кто хотел вновь соединиться с Телом Христовым, исповедовал свои грехи перед всеми членами Церкви, которая принимала кающегося грешника или до определенного момента не принимала его, давая ему время для покаяния, также носившего публичный характер, с разными степенями несения епитимьи.

Публичная исповедь была для человека колоссальным духовным подвигом. Тот, кто был способен на такую исповедь, приносил глубокое покаяние и уже не имел возможности отступать. Исповедь несла в себе именно исцеление, через покаяние человек становился цельным, целостным, целомудренным, и вся остальная его жизнь была свидетельством принесения плодов покаяния, исправления «жизни напоказ». Вся Церковь (и епископ, возглавлявший в раннехристианской Церкви общину, и вся община) следила за его покаянием, помогала ему в этом труде, видела, как брат становится другим, и с любовью принимала его. Венцом отпущения греха и примирения кающегося с Богом становилось Причащение святых Христовых Таин, то есть вхождение в Тело Христово. Об этом, собственно, и говорит молитва, которую читает священник во время разрешения грехов: Примири и соедини его святой Своей Церкви…

Если Таинство покаяния воспринималось как врачевство, примиряющее с Церковью человека, впадшего в грех к смерти, то повседневная исповедь происходила у человека наедине с Богом. Свои каждодневные грехи христиане исповедовали келейно, на вечернем правиле. Такое покаяние существовало как образ жизни христианина, оно сопутствовало человеку всегда, а не время от времени, не от исповеди к исповеди. И его сердечное сокрушение и покаяние, видимые только Богом, тоже были по сути своей Таинством.

Конечно, мы говорим о раннехристианской Церкви в целом. Никогда не существовало такого идеального состояния, когда все члены Церкви были бы святыми и жили единым духом покаяния. Но духовный уровень жизни христиан первых веков во многом отличался от теперешнего.

Христиане не питали иллюзий относительно себя и понимали, что, крестившись, они сразу святыми не становились. Тем более что новообращенные приходили из языческого мира. Из житий святых мы знаем, что многие из них выросли в смешанных семьях, в которых, например, мать была христианкой, а отец оставался язычником. Христиане понимали, что грехи, которые они несут в себе как некую болезнь падшей природы человека: тщеславие, гордость, самомнение, самооправдание, лживость, – свойственны всякому человеку и преодолеть их возможно только христианским подвигом покаяния.

В дальнейшем, при возникновении монашества, практика исповеди стала меняться. Основа монашества – послушание, которое проявляется как полное предание воли послушника своему духовному наставнику. Духовное руководство в монастыре стало осуществляться через исповедование помыслов старцу, духовному руководителю. С этим была сопряжена духовная аскетическая борьба. Причем духовником, т. е. тем, кто принимал помыслы – душевное и духовное состояние исповедника, чаще всего был простой монах, так как монашество в первые века не было иерархичным. Одной из традиций монашества было непринятие сана: монах уходил от мира и в силу своего смирения не мог принимать на себя священный сан.

В этот момент к монастырям потянулись за духовной поддержкой и миряне, потому что христианство стало принимать иные формы. Став государственной религией, оно, конечно, потеряло то напряжение духовной жизни, которое имело во времена гонений. Естественно, и грехов стало больше. В христианской среде стало проявляться некое нечувствие ко греху. В маленьких общинах все друг друга знали, все жили одной верой и исповедничеством этой веры и за веру отвечали своей жизнью и своей кровью. Когда христианство распространилось и стало обыденной, традиционной религией для многих людей, человеческая падшая природа начала брать верх над Духом Божиим, принятым человеком в Таинствах крещения и миропомазания. Высота и чистота христианской нравственности стали оскудевать.

Для верующих перестали быть необычными и невиданными те грехи, которые считались таковыми раньше, например, блуд, воровство и многие другие, которые принес языческий мир в среду христиан. Публичная исповедь уже не могла удовлетворять Церковь, потому что подобные явления становились слишком широко распространенными, чтобы исповедовать их во всеуслышание. Общественная жизнь требовала сокрытия грехов членов христианской общины. Покаяние стали принимать в монастырях, вошло в обычай исповедоваться тайно.

И тогда два способа исповеди – исповедь помыслов, изначально присущая только монашеству, и исповедь тяжких грехов в Церкви – соединились во времени. Исповедь перестала носить публичный характер. Соблюдение тайны исповеди стало законом, а человеком, который олицетворяет Церковь и которому кающийся исповедует свои грехи, со временем стал священник.

Так складывалась современная практика, которая, однако, со временем также может измениться.

Грехи твои на вые моей, чадо

«Должно быть, тяжело для вас, отец Иоанн, слушать и принимать исповеди человеческих грехов?..» Я ответил: «Это – Пасха! Это радость большая – принимать искреннее покаяние, все равно в каких грехах (и чем больше грех человека, тем радостнее его покаяние). Человек освобождает от смерти свою душу – это радость».

Архиеп. Иоанн (Шаховской)

Исповедь совершается между человеком и Богом, и личность священника никакого тайносовершительного значения не имеет. Но Церковь не просто Божественный, но Богочеловеческий организм. Во всех Таинствах присутствует этот образ Богочеловечества, и в Таинстве исповеди в том числе. Священник, принимающий исповедь, часто становится помощником кающегося на его духовном пути, и тогда личность священника на исповеди уже имеет значение. Но участие священника не сводится только к этому.

В древней русской практике священник, разрешая грехи, произносил: «Грехи твои на вые моей, чадо», – и клал руку грешника себе на шею, показывая тем, что Церковь берет его на себя, как заблудшую овцу. Это не значит, что сам священник принимает лично на себя его грехи, но он выступает от имени всей Церкви, выражая этим, что именно так происходит в ее жизни: когда болит один член, болит вся Церковь. В этом случае вся Церковь страдает в лице священника. Всегда, когда приходит кающийся грешник, именно священник должен стать той Церковью, которая страдает вместе с ним.

Личность священника имеет колоссальное значение. В Таинстве исповеди он не может равнодушно фиксировать покаяние чужого ему человека, но должен, насколько возможно, глубоко молитвенно принять в свое сердце грехи своего чада. Никакая исповедь для священника не проходит бесследно, не является простым разговором, его участие не сводится к тому, что он, как понятой, призван свидетельствовать, что совершено преступление. Состояние священника на исповеди – это принятие на себя Церковью боли страдающего брата.

С одной стороны, священник во время исповеди духовно открыт для восприятия этой боли. Имея в себе такую готовность и сострадательную любовь, подражательную Христу, духовник должен быть совершенно открыт, чтобы всякая рана, нанесенная человеку сатаной, грехом и собственными страстями, была болью и для самого священника. Как Церковь, он должен почувствовать эту боль, переболеть ею, потому что Церковь – единый организм, в котором боль одного члена отзывается во всем теле.

С другой стороны, при совершении Таинства священник безмерно защищен милостью и благодатью Божией от того, чтобы разрушительная сила греха не разрушала его самого. И благодать Божия, которая покрывает священника, это благодать, дарованная всей Церкви, как благодать исцеляющая, как благодать Духа Святого, оскудевающее восполняющая и немощствующее врачующая, как говорится о ней в Таинстве хиротонии.

В Таинстве покаяния в лице священника Церковь раскрывает себя и с Божественной, и с человеческой стороны. И с одной стороны, священник, как человек, являющий Богочеловечность Церкви, должен взять на себя боль другого, а с другой стороны, как образ Первосвященника Христа, должен подать человеку врачевание через человеческое участие, исходящее от Бога.

Священник выступает в Таинстве покаяния как милосердный самарянин (см.: Лк. 10, 30–35), пользуясь благодатью церковной, способной исцелять раны. Священник обладает этими дарами, чтобы через него они были преподнесены кающемуся грешнику. В этом смысле он не просто священник, его священство – благодатная сила Церкви. Хотя по-человечески для многих священников такое отношение к покаянию является настоящим подвигом.

Именно священник – Церковь, которая подает исцеление грешнику, и радость, которая охватывает человека в Таинстве покаяния в момент исцеления от греха, это та радость, которой радуется Церковь, которой радуется все тело, когда радуется один член, и священник не может не испытывать таких благодатных состояний. Это именно тот момент, когда он выступает как сама полнота Церкви Христовой.

Подобное состояние описывал протоиерей Глеб Каледа, когда ходил исповедовать в тюрьмы и общался со смертниками. Незадолго до смерти этот 70-летний священник, просветленный и полный радости, говорил: «Отцы, что же вы в тюрьму-то не идете? Это такая радость!» Эту радость исцеления он постоянно чувствовал на себе, как рождение новой жизни. Для священника она всегда является благодатной платой за боль, которую он на себя берет, и эта благодать в Таинстве исповеди совершенно покрывает всю тяжесть, которую он возлагает на «выю свою», принимая на себя исповеди других людей.

Борющиеся будут спасены

Нет неправды у Бога. Бог не оставит неисполненным того, что Он предоставил исполнить Себе, когда исполним то, что мы обязаны исполнить.

Прп. Макарий Великий

Если понятно, что исповедь – не разговор со священником, а приход к Богу, то и самим исповедником она должна восприниматься не как возможность получить совет и утешение у священника, даже очень хорошего и мудрого, а как возможность прийти прежде всего ко Христу и как его собственный духовный труд. Как говорят святые отцы, Бог спасает нас, но не без нас.

Очевидно, что Таинство покаяния может совершаться по-разному в зависимости от обстоятельств жизни человека. Человек может каяться перед священником, у которого есть епитрахиль и есть требник, но Таинство может совершаться и вне храма (как это было во время гонений), и без епитрахили, и без креста и Евангелия. Для самого Таинства покаяния нужно только покаяние, и больше ничего. Даже если все присутствует – и грешник, и священник, и епитрахиль, и храм, и требник, и крест, и Евангелие, – и прочтены все молитвы, и на голову грешника накинута епитрахиль, и сказано «прощаю и разрешаю», Таинство может не произойти.

А как же происходит Таинство покаяния? Как мы уже говорили, это одно из самых таинственных Таинств. Все в нем неизреченно, неописуемо и неизъяснимо, и есть только определенная форма, которая дает нам возможность осознанного участия в нем. Потому что если мы не можем описать, как Господь словом мир сотворил, то и как Господь новотворит человека, тоже описать невозможно.

Часто человек находит для себя компромиссный вариант покаяния, как раз тот, который можно описать словесно, который можно сформулировать как Таинство, пригодное для учебника покаяния по вопросно-ответной системе. Кающийся приходит на исповедь и перечисляет свои грехи, священник ему отпускает эти грехи, и человек от своих грехов освобождается. В таком случае Таинство исповеди становится ординарным событием, происходящим у людей время от времени в течение определенных периодов жизни. Наступает пост, человек идет на исповедь, причащается святых Христовых Таин… Пост проходит, человек живет дальше до следующего поста, до следующего Причастия, до следующего покаяния. К величайшему сожалению, сейчас Таинство покаяния существует в сознании многих людей как отдельная треба, которая совершается многократно, когда они испытывают в ней нужду.

Сделав для себя покаяние «Таинством многоразового использования», наше сознание и живет от исповеди до исповеди. Если мы не научились осознавать и выстраивать свою жизнь как единый непрерывный путь к Богу, она становится прерывистой, случайной, когда человек не живет покаянием, а лишь иногда приходит на исповедь и кается. Но нельзя отделить Таинство покаяния от самого пути покаяния. Где совершается Таинство покаяния? Когда? На каком этапе оно становится движущей силой?

Для человека, который живет покаянием, исповедь каждый раз совершается по-новому, не так, как совершалась прежде. Это не всегда осознается, но это так. И каждый раз она требует особенного, личного подвига. Не только помощи Божией, но и человеческого подвига и человеческой решимости в борьбе со грехом.

С одной стороны, мы знаем, что Бог обладает всеведением, Ему открыта судьба человека еще до его рождения, существо человеческое от Бога не утаено. Но, с другой стороны, человеку дана свободная воля, человек сам собой распоряжается, и Господь никаким образом не может потревожить свободу человека. Такие образы Он Сам дает нам в Своем воплощении. Он рождается как младенец, Которого Матерь Божия пеленает пеленами, связывает по рукам и ногам. Он приходит в мир Богом, и с самого начала связан в Своих действиях, не свободен, если хотите. Слово, может быть, не совсем соответствующее природе Божества, но оно еще раз потом определяется, когда мы видим Христа, сидящего у Пилата в темнице, связанного по рукам и ногам, несвободного, заключенного людьми. Мы знаем, что Бог совершенно свободен, Он так и говорит Петру, который пытается его защищать от стражников в Гефсиманском саду: Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26, 53) У Него есть свобода защищаться, но Он связывает Себя Собственной волей, чтобы человеческая свобода торжествовала даже таким образом.

Поэтому если каждый человек и предопределен ко спасению, это не значит, что каждый будет спасен. Промысл Божий о каждом человеке в том, чтобы он осуществил свое изначальное сыновство в Боге. Но осуществить его дано только тем, кто употребляет для этого свою свободную волю, желает отечества в Боге и своего усыновления. А те, кто отвергает его, вместе с этим отвергают и спасение.

Делание, объемлющее все прочие делания

Сам Искупитель предлагает для всех одно делание, объемлющее все прочие делания, и повелевает апостолам говорить всем одно: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное».

Прп. Марк Подвижник

Все Таинства, которые совершаются в Церкви, не могут быть совершены без личной веры и изъявления свободной воли человека. Таинства не заканчиваются в момент произнесения священником отпуста в конце обряда, а должны продолжаться и после разрешительной молитвы.

Крещение младенцами не осознается, но мы крестим их исключительно по вере родителей и крестных, которые обязуются воспитывать их в вере. Осознанное желание полноты брака является основанием для совершения Венчания, хотя в самый начальный момент люди не способны до конца войти в это Таинство, а осознают его по-настоящему в течение всей последующей жизни, глубоко принимая на себя или, наоборот, отвергая, созидая свой брак или разрушая его. В Таинстве священства желание служить Богу до конца является основанием для его совершения, чтобы затем оно происходило и дальше, осуществляясь всей последующей жизнью человека.

Таинство покаяния – это тоже Таинство жизни человека, не просто единомоментный акт, а действие Духа Святого в душе человека до окончательной победы над грехом.

Таинство покаяния занимает исключительное место среди других Таинств, так как является основанием для осуществления в человеке всех остальных Таинств. Если человек крещен, венчан, рукоположен, но Таинство покаяния в нем не совершается, то все остальные Таинства лишаются благодатной силы. Дух Святой не может действовать в человеке, благодать остается, но не осуществляется, потому что Дух Святой действует в человеке не без участия человека. Всякое Таинство – это прежде всего сотрудничество, синергия, действие одновременно человека и Бога, и действие человека осуществляется через Таинство покаяния.

Если в человеке имеется залог Духа Святого через Таинство крещения, то осуществляется человек как Сын Божий в этом Таинстве через покаяние. Если в человеке есть супружеская любовь, осуществленная как залог Духа Святого в Таинстве венчания, то осуществляется это Таинство через постоянное самоукорение, внутреннее покаяние и стремление нести тяготы друг друга. И конечно же особенным образом это связано с Таинством причащения.

Поэтому о покаянии можно говорить как о Таинстве, которое наполняет собой и наполняет смыслом жизнь человека в любых других Таинствах, которое осуществляет полноту Таинства крещения, полноту Таинства миропомазания в сошествии Святого Духа, полноту Брака, Священства и полноту его жизни во Христе в Таинстве евхаристии.

В Церкви все соборно

Церковь по своей природе есть бесконечный и непрерывный рост жизни и единой веры; поэтому все в ней соборно, поэтому все в ней непрестанно учатся и сотрудничают для спасения и преображения всех.

Митр. Амфилохий (Радович)

О каком бы Таинстве мы ни говорили, в само понятие Таинства обязательно должно входить понимание того, что это действие общецерковное. Таинство – это одновременно и действие самой Церкви, и действие, направленное к самой же Церкви, чтобы все стало Церковью. Соборность лежит в существе самой исповеди.

Грех – это зло, которое разлито во всем мире. Он имеет страшную разрушительную природу. Для кающегося человека должно быть понятно, что каждый грех – это убийство всего человечества. Мы не можем сделать вид, что не отвечаем за то, что происходит в мире. Человек не может не ощущать своей ответственности и вины за то, что в мире на его глазах случилось несчастье. Во время природных катаклизмов или катастроф, подобных захвату заложников, мы все интуитивно чувствуем, что каким-то образом отвечаем за них. Когда в больнице умирает близкий человек, всегда присутствует ощущение вины за его страдания, которое трудно себе объяснить, ведь ты вроде бы ни в чем не виноват. В романе «Братья Карамазовы» Достоевский написал, что всякий перед всеми виноват. Это ощущение взаимной вины есть осознание того, что грех – это смерть, что грех несет с собой смерть.

Исповедь человека – это исцеление не только самого человека. Это исцеление мира. Изменяется поврежденная грехом природа человека, и природа вокруг него, и природа его отношений с другими людьми. Исцеляется некое пространство жизни, которое человек исказил своим грехом, хотя внешне это может быть и незаметно.

И в этом смысле Таинство покаяния, Таинство победы над злом, является осуществлением Церкви. И поэтому каждая исповедь – не только твое личное, индивидуальное дело, не просто дело каждого отдельного человека, но дело именно церковное. Церковь принимает на себя эту рану, Церковь ее залечивает, и через это сама Церковь становится исцеленной.

Исполняющий волю Божию пребывает вовек

И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек.

1 Ин. 2, 17

Мы называем Покаяние вторым Крещением. Всякий раз, когда человек по-настоящему глубоко переживает его, он становится иным. Покаяние может быть его новым рождением, в этот момент он осуществляет победу над временем и становится вечным. Приходя спасать грешников, Господь все-таки ищет в них что-то, принадлежащее вечности, чтобы через покаяние приобщить их к бессмертию.

Какое великое, неизреченное чудо – то, что было, вдруг исчезает, совершенно тонет в милосердии Божием, действительно доказывая, что зла просто нет, что оно не имеет своего бытия в вечности. Но, в отличие от греха, который может быть побежден и совершенно истерт из истории человечества, осуществленная добродетель, приобретенная человеком через борьбу с грехом и истинное покаяние, остается и в истории, и в вечности.

Грех – временное нечто, чего Бог не сотворял, чего быть не должно. Человек, искаженный грехом, – какая-то химера, миф о человеке. Страшно видеть, как истинный, полный жизни и вечности человек, существо богоподобное, становится настолько поглощенным временным и несуществующим, что самого человека практически уже и нет – осталось одно безобразие и уродство. Во всем, что бы он ни делал, – пустота; все, что бы он ни сказал, – ложь; вся жизнь человека превращается в то, чего нет. А когда в человеке ничего нет вечного, тогда там нечего и спасать. Это уже окончательная погибель.

Смерть грешника тем страшна, что в нем – одна пустота, спасать уже нечего. Но человек, который сочетается с добродетелью, не исчезает, когда умирает, а даруется всему человечеству, осуществляется в человечестве через пространство, через время, через совсем иные измерения. Полторы тысячи лет назад умер человек, а мы сегодня говорим: «Святителю отче Николае, помоги».

Если человек борется с грехом, если он исповедуется, то ему становится очевидным, что грех – абсолютное ничто. И получается так, что само Таинство исповеди – это Таинство победы вечности над временем в самом человеке. В своем временном состоянии человек способен так прикоснуться к вечности, что она может его заполнить, заново родить и все временное в нем победить.

Человек, как существо телесное, не способен нести в себе духовное до конца; как существо, приобщенное к земному, не может стать небожителем одномоментно – это дело всей его жизни. Но когда наконец земля становится небом в человеке, когда временное уходит, а вечное настает, тогда-то человек и способен осуществить в себе то, что Господь дарует ему через Таинства Церкви. И тогда-то настоящее, что принадлежит вечности и Духом Святым в нем оживлено, вдруг в человеке побеждает.

Глава III. Таинство таинств

Никакое Таинство не бывает совершенно без Причастия.

Прп. Максим Исповедник

Завершение всякого священнодействия – Священное Причащение

Завершение всякого священнодействия и печать всякого Божественного Таинства есть Священное Причащение.

Св. Симеон, архиеп. Солунский

Мы говорим, что Евхаристия – это Таинство Таинств. Значит, нет Таинства, которое не освящалось бы Евхаристией, не было бы глубоко с ней связано.

В древности существовали крещальные Литургии, Таинство брака совершалось только на Литургии. Таинство священства до сих пор совершается во время Литургии. Так ли это в отношении других Таинств?

Соборование как будто никак не связано с Литургией – ни по чинопоследованию, ни по символике. Но интересно, что в древности оно совершалось не совсем так, как сейчас, когда мы все собираемся раз в год на Таинство соборования, и осмыслялось оно иначе – как приход Церкви к немощному и больному человеку, «на одре лежащему», как говорится в молитвах. Немощный, больной человек не имел возможности прийти в Церковь на Евхаристию, и к нему приходила Церковь. В первый день приходил один священник читать над ним Евангелие и молитвы и помазывал его. На другой день приходил второй священник, и так всю неделю в течение семи дней приходили семь священников. И наконец они собирались вместе, помазывали его в последний раз, читали над ним общую молитву, а потом причащали его святых Христовых Таин.

Поэтому нельзя сказать, что Соборование не связано с Евхаристией. Сама Церковь приходила человека исцелить и через Таинство соборования подготовить к Причащению святых Христовых Таин. Это до сих пор сохранилось в нашем сознании как традиция причащаться на следующий день после Соборования.

И Таинство исповеди глубочайшим образом связано с Евхаристией, как допущение или недопущение человека до Евхаристии.

Существовавшая в Древней Церкви публичная исповедь была связана только с Евхаристией. Она имела смысл, как отвержение согрешившего человека от возможности причащаться или соединение его с Евхаристией через покаяние. А отлучение человека от Церкви означает отлучение не от формального членства в Церкви, а прежде всего от Евхаристии: священника – от возможности служить Литургию, мирянина – от возможности причаститься. А подходит человек к Евхаристии только в покаянии, только примиренный, только с разрешением приобщаться святых Христовых Таин.

Какие слова произносит священник, читая разрешительную молитву? Примири и соедини святой Твоей Церкви… А примирение с Церковью – это вхождение в Евхаристию. В этом и заключается глубокая связь Таинства исповеди и Евхаристии, духовной жизни человека и его участия в Литургии.

Таинство покаяния глубоко связано с Таинством евхаристии, потому что Таинство покаяния – это Таинство Церкви. Оно не только имеет целью самоусовершенствование, не только является средством преодоления недостатков, но определяет: ты в Церкви или ты вне Церкви, ты с Богом или ты не с Богом, ты принимаешь Христа или отвергаешь его, потому что уже настолько искажен, что должен что-то сделать, чтобы себя исправить и принять Христа. Только ради этого человек кается. Только ради этого он трудится над собой и приносит плоды покаяния, смысл которых в том, чтобы соединиться со Христом в Таинстве евхаристии.