Ураган мысли (Повести.)

      Борман сказал, что подобрал мне комнату неподалеку от моей старой квартиры и что я могу там жить. Эта комната была в большой пятикомнатной квартире, а в других комнатах был бордель. Сначала я не работала, семья платила мне, как говорил Борман, пенсию. А потом я начала работать, не из-за денег, скорее из любопытства. И еще мне так нравились мои соседки, они были такие хорошие девчонки, я хотела быть среди них своей, мне было неудобно, что они постоянно подкармливали меня всякими деликатесами, дарили дорогие подарки, я хотела быть такой же самостоятельной, как они, а не сопливой девчонкой. Я несколько раз потрахалась за деньги, а потом об этом узнал Борман, всех страшно изругал, и перевез меня в другой бордель, где работали малолетки.
      Так и пошло - днем я ходила в школу, а вечером ложилась в постель. Меня пользовали нечасто, этот бордель был не то чтобы элитный, но и не самый дешевый, семья следила за тем, чтобы девочки не теряли товарный вид. Каждый шестой день у меня был выходной, я ходила на дискотеки, однажды накопила отгулы за два месяца и съездила в Турцию еще с одной девчонкой из наших. Платили мне хорошо, денег хватало, в субботниках я не участвовала, наверное, из-за того, что Борман сам меня трахал время от времени. Потом семья открыла виртуальный бордель, и с тех пор я работаю там. Я вернулась в свою квартиру, я по-прежнему вспоминаю маму, но более отстраненно, теперь я редко плачу, когда думаю о ней.
      Ни в школе, ни в университете о моей работе никто не знает. То есть, я так думала. Сейчас - не знаю… в общем, мне на это наплевать. Я сама не знаю, зачем учусь, скорее всего, я так и буду проституткой, пока не состарюсь или пока не выйду замуж за миллионера. Такое бывает, причем чаще, чем думают. Наверное, мне придется отчислиться. Ну и черт с ним.
      Маринка затушила вторую сигарету и посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Она сказала:
      - Не знаю, зачем я тебе все это рассказала, наверное, мне просто надо было выговориться. Не бери в голову, просто забудь. Мне показалось, что ты меня поймешь. Теперь, думаю, ты вообще не захочешь меня трахать, после всех ужасов, что я рассказала. А жаль, ты замечательный любовник.
      - Ты у меня вторая, - сказал я, сам не знаю зачем, - А первая - проститутка с Тверской, я ее трахнул только один раз. Так что я совсем неопытный любовник, наверное, просто удачно получилось. Маринка рассмеялась.
      - Профессия проститутки, в принципе, дурная, очень легко сесть на иглу, часто появляются всякие отклонения в психике, но у этой профессии есть одно большое достоинство - она учит разбираться в людях. Да, ты совсем неопытный, это сразу чувствуется, такой стеснительный, - она хихикнула, - но, все равно, мне еще ни с кем не было так хорошо, даже с Ленкой.
      - С Пуховой? - у меня отвисла челюсть. Так вот при каких обстоятельствах Маринка раскрылась перед Ленкой!
      - Да ты что! - Маринка засмеялась. - В моем втором борделе одну девчонку звали Ленкой. Она была лесбиянкой, у нас это часто бывает, мужики - это как бы работа, а хочется, чтобы любовь была отдельно, а работа отдельно. Ленка в меня влюбилась, прямо по самые уши. Долго меня соблазняла, в конце концов соблазнила. С ней было вправду очень хорошо, только она потом дурная стала. А в прошлом году умерла - передозировка. А с тобой - это совсем не то, это… ну, понимаешь, обычно мужики думают только о себе… ну не могу я это объяснить! Да и вообще ты какой-то… такой спокойный всегда, несуетливый, уверенный, но не дурак, как Андрюшка. Я давно хотела с тобой переспать, даже не переспать, а… дружить, что ли… Я так порадовалась, когда ты начал ко мне клеиться. Только я боялась, что ты трахнешь меня и тебе станет неинтересно, впрочем… - она погрустнела, - после этого разговора вряд ли ты меня еще захочешь. - Она встала. - Ладно, Игорь, прощай! Если что, пиши-звони, только подумай хотя бы дня два-три, сейчас ничего не решай, сейчас в тебе комплексы играют, типа я, крутой рыцарь, должен спасти бедную девочку, а меня не надо спасать, я…
      Маринка прервала свою речь на полуслове. Взгляд стал отсутствующим, левая рука машинально раскрылась ладонью вперед. Самый обычный жест - мне звонят по телепатической связи. Прошло не более трех секунд, и Маринкино лицо стало бледным, как у вампиров из сериала, глаза расширились, челюсть отпала. Я сразу понял, кто ей звонит. И подумал, вспомнив дурацкую рекламу, «е-мое, что же я наделал-то?».
      Я встал и тихо вышел. Я хотел поцеловать Маринку на прощание, но, взглянув еще раз в ее отсутствующие глаза, решил, что этого делать не стоит.
 

* * *

 
      В пятницу Маринка в университет не приехала. Егор посетил все четыре пары, так же, как и я (какой кретин поставил четыре пары в расписание на пятницу?), но мы с ним почти не разговаривали. Я отвечал односложно на его вопросы, и, в конце концов, он перестал ко мне приставать. О вчерашнем шоу на философии никто со мной не говорил. О том шоу, которое мы с Маринкой устроили в коридоре после философии, тоже никто не упоминал. Короче говоря, никто ко мне не приставал, и я мог спокойно предаваться размышлениям.
      Я влюбился в Маринку, это уже совершенно очевидно. Глупо любить проститутку, во всех книгах черным по белому написано, что проституция оставляет глубокие следы в психике человека: депрессии, алкоголизм, наркомания, нимфомания, другие сексуальные отклонения, венерические болезни, замечательный букет, не правда ли? Но мне на это наплевать. Думаю, вылечить сифилис для меня не намного труднее, чем снять похмелье, но, даже если это не так, я все равно хочу быть с Маринкой. Именно быть с ней, а не просто трахать ее.
      Впрочем, если я действительно вылечил ее маму, ближайшую пару недель ей будет не до меня. Я попытался представить себе, что сейчас делает Маринка, и что сейчас делает ее мама, и, чем больше я думал, тем больше мне становилось не по себе. Похоже, я заварил кашу покруче, чем в «Санта-Барбаре».
      Когда я ехал домой, Маринка мне позвонила. Мне уже надоело каждый раз говорить, что все звонки в нашем мире делаются через телепатический интерфейс встроенного в мозг компьютера. Считайте, что это - последнее упоминание.
      Телепатическая связь - очень странная штука, привычная, но, если вдуматься, странная. Если общаются практически незнакомые люди, телепатический разговор мало чем отличается от голосового. Но чем ближе собеседники друг к другу, не географически, а эмоционально, тем больше оттенков мыслей и чувств передается от мозга к мозгу напрямую, минуя речевой центр. Наш разговор трудно передать одними словами, но я все-таки попробую.
      - Привет, Маринка! На пары решила забить? Контрольной по матану не боишься?
      - Игорь, привет! Какие, к черту, пары! Тут такое творится! Игорь, ты не обидишься, если я еще раз использую тебя как энергетическую помойку?
      - Нет, конечно. Рассказывай.
      - Помнишь, что я вчера говорила про маму?
      - Конечно.
      - Так вот, она жива и здорова. Она абсолютно выздоровела. Вчера, когда мы сидели в беседке, она мне позвонила. Обычно психбольным блокируют мобильную связь, чтобы они не доставали знакомых, не вызывали в психушку пожарных и милицию, и все такое прочее. А ей забыли это сделать, и за три года никто этого так и не заметил, у нее мозг совсем не работал, она не то, что позвонить, она даже говорить не могла. И вот вчера она мне позвонила. Я вначале подумала, что это чья-то шутка, я взбесилась, думаю, сейчас выскажу все, что думаю о таких уродах, а потом я поняла, что это на самом деле мама, и просто обалдела. Я сидела и плакала, внутри, ну ты знаешь, как это бывает, когда говоришь по телесвязи.
      Естественно, я это знаю. Когда телепатический интерфейс активизирован, он берет на себя большинство проявлений эмоций, а снаружи человек совершенно спокоен, лицо застывшее, мимики нет, сразу видно, что он говорит по телесвязи. Внутри он может хохотать, как сумасшедший, или биться в истерике, но, что бы он ни чувствовал внутри, снаружи этого не видно. Такая вот странная особенность. Тем временем Маринка продолжала:
      - Не знаю, от чего я плакала, от радости или от ужаса. Скорее от радости, однозначно от радости, но все равно… знаешь, это как будто покойник воскрес… Она ничего не помнит, совсем ничего. Она спросила меня, нашла ли я, что поесть, а я спросила «когда?». А она спросила, сколько времени она провела без сознания, а я ответила, что три года. Потом она долго молчала, а потом спросила, что с папой. Я сказала, что он умер, она спросила, отчего, а я сказала, что от коровьего бешенства. Мама опять надолго замолчала, я думала, что она заплачет, но она не заплакала. Лучше бы она заплакала.
      Потом мы говорили с ней целый час. Я рассказывала, как прожила эти годы, а она молчала почти все время и я чувствовала - так молчат, когда готовы выхватить нож и кого-нибудь убить. Оказывается, Борман кинул меня с квартирой - папа купил ее на собственные деньги и вообще, мама сказала, что семья помогает только тогда, когда семье от помощи получается выгода. Я спросила, в чем выгода для семьи от того, что они меня бесплатно кормили и всячески обо мне заботились, а она сказала, что, если бы обо мне не заботились, быки стали бы думать, что, если они умрут, с их детьми будет то же самое, а для семьи нехорошо, когда быки так думают. Потом мама спросила, не пытались ли меня посадить на иглу, а я сказала, что нет, только один раз одна девочка предложила мне уколоться, и я укололась, и мне стало нехорошо, и Карабас-Барабас эту девчонку потом побил. Мама сказала «ну-ну» и мне стало страшно. Я поняла, что это вполне в стиле Бормана - вначале всячески помогать, а потом представить дело так, будто он помогал и заботился, а бедная девочка совсем ополоумела от горя, начала колоться, вы же понимаете, такое горе, извините, братья, не уследил. И все довольны, авторитет крестного отца на недосягаемой высоте, а меня сдают в бордель - ну вы же понимаете, братья, она же теперь конченый человек, пусть хотя бы пользу приносит. Через пару лет я умираю, а еще через год обо мне все забывают. И все довольны. У семьи появилась на халяву новая квартира, Борман всем показал, какой он добрый и человечный, братья гордятся тем, что в нашей семье детей не бросают в беде, все замечательно. Вот только я на иглу не села. Чисто случайно, из-за нелепой случайности, которую нельзя было предусмотреть. Тогда Борман поселил меня в борделе, да, конечно, мне выделили особую комнату, но не нужно быть гением, чтобы понять, что случится в этом случае с одинокой сопливой девчонкой. А моих подруг наверняка проинструктировали, чтобы обращались со мной хорошо и не обижали. Вот так - и волки сыты, и овцы целы. И общечеловеческие ценности соблюдены, и семья получила в доход еще одну квартиру и еще одну проститутку. Хороший аналитик извлекает пользу из самых неудачных обстоятельств, а Борман - очень хороший аналитик.
      Мама очень печальна, зла и испугана. Она не может поверить, что умер папа, она его очень любила, она еще не до конца это поняла, а когда поймет, ей будет очень тяжело. Но пока мы говорили, она почти не думала о папе, она думала обо мне. Ее так сильно потрясло, чем я теперь занимаюсь… Оказывается, она тоже была проституткой, с моим папой они познакомились в постели, у них был субботник, а папа тогда работал в террор-группе, это потом, когда я уже родилась, он ушел в охрану, он тогда немного поссорился с Борманом, папа сказал, что он не будет заниматься убийствами, потому что это отвратительно, а Борман сказал «раньше тебе это не было отвратительно», а папа сказал «раньше у меня не было жены и дочери», а Борман сказал «зря я отдал тебе эту *****», а папа сказал «не смей называть мою жену ******», и Борман извинился, но чуть-чуть обиделся. Он несильно обиделся, если бы Борман обиделся сильно, папу бы убили менты, а потом к нам пришел бы начальник ментовки, извинился и принес бы штраф за папу. А так папа стал работать рядовым охранником, и денег он приносил теперь в три раза меньше, а в остальном все было нормально.
      Я спросила маму, не думает ли она, что это Борман отравил прионом их с папой, а мама сказала, чтобы я не порола чушь, что, если бы Борман хотел их убить, он бы сделал это гораздо проще. И вообще, Борману незачем было их убивать, а просто так, без нужды, он никого не убивает.
      Я спросила маму, как мы теперь будем жить, а она сказала, что пока не знает, что ей надо думать. И еще она сказала, чтобы я никому не говорила, что она выздоровела.
      - Может, тебе не стоило и мне все это рассказывать? - я прервал Маринку.
      - Может, и не стоило. Жутко стало?
      - Есть немного.
      - Наверное, не стоило. Большинство людей живут своей жизнью, и думают, что жизнь прекрасна. А когда узнаешь, что совсем рядом есть другая жизнь, которая совсем не так прекрасна, и вообще не прекрасна, то становится жутко. Я это по себе знаю. Ладно, забудь. Я выговорилась, ты меня выслушал, теперь я хоть чуть-чуть стала соображать. Буду думать, что делать дальше, в универ я больше ходить не буду, на хрен мне теперь все это надо, маму выпишут, и мы уедем куда-нибудь подальше.
      - Ты же говорила, что твоя мама совсем выздоровела?
      - Она же три года валялась в памперсах, она теперь сама с кровати встать не может. У нее атрофировались все мышцы, ей теперь надо заново учиться ходить, держать ложку, когда ест, да практически все ей надо заново осваивать.
      - И сколько это займет?
      - Откуда я знаю, может, месяц, может, полгода.
      - Думаешь, за это время Борман не узнает, что она выздоравливает?
      - Узнает… А что тогда делать?
      - Если Борман узнает про нее, что он сделает?
      - Хрен его знает. Убьет, наверное. Даст денег врачам, они ее придушат, и никто ничего не узнает, даже расследования не будет. Лежала три года овощем, и вдруг умерла ни с того, ни с сего, такое часто бывает.
      - А зачем ему ее убивать?
      - Так она же всем расскажет, что Борман отнял у меня квартиру. От этого на Бормана могут обидеться… террористы, хотя бы. Они очень уважали моего папу, если верить маме.
      - А если мама пообещает, что никому ничего не скажет? Квартиру он тебе вернул…
      - Я там временно живу, пока ему моя квартира не нужна. Этих азербайджанцев потом взяли менты, и квартира была под наблюдением. Вот он и поселил меня туда, чтобы они подумали, что теперь там все чисто. А если ему снова понадобится эта квартира, он мило улыбнется и выгонит меня обратно в бордель или в какую-нибудь коммуналку.
      - Ну так если твоя мама никому ничего не скажет про то, как он у вас отнял квартиру, а он не будет вас выгонять, зачем ему ее убивать?
      - Она скажет. Она не сможет сдержаться, и он это тоже знает. Нет, он ее точно убьет.
      Я задумался. Что-то вертелось в моей голове, какая-то мысль, про которую я точно знал, что это - решение проблемы, но я никак не мог ее сформулировать. Я обратился к тому новому и чуждому, что теперь живет в моей голове, и неуловимая мысль моментально вынырнула на поверхность. Интересно, есть ли в этом мире что-нибудь, что я не могу? Я сказал:
      - Маринка, а ты помнишь, что было с этим… как его, ну, японцем, который сам вылечился от R2 без всяких лекарств?
      - Якадзуно… Таканака, что ли?
      - Что-то вроде. Помнишь, что с ним было потом?
      - Ну… его долго обследовали, он чуть ли не год совсем здоровый валялся в больнице, а потом из его крови сделали вакцину, а ему дали кучу денег.
      - Он лежал не просто в больнице, а в федеральном госпитале в Токио. Если твою маму переведут в кремлевку, Борман сможет ее убить?
      - Ой, и правда! Точно! Тогда нам вообще ничего не надо делать, главное, чтобы Борман ничего не узнал сегодня-завтра.
      Я отметил, что Маринка сказала не «мне», а «нам», но не стал заострять на этом внимание. Вместо этого я сказал:
      - Ты лучше позвони каким-нибудь журналистам, пусть сделают репортаж. Тогда ее увезут в кремлевку уже сегодня, а в кремлевке Борман ее не достанет, - меня посетила еще одна мысль, - И пусть она скажет в интервью, что очень благодарна Борману за то, как он с тобой обошелся. Типа хорошо заботился о моей доченьке, а про квартиру пусть скажет, что она действительно принадлежит семье и что она ему благодарна, что он тебя не выселил. Тогда у него и повода не будет ее убивать.
      - Игорь, ты гений! - воскликнула Маринка и тут же повесила трубку. Наверное, собралась звонить в «Московский богомолец».
 

Глава пятая, в которой я делаю деньги из ничего

      Мне было скучно. Я заглянул в холодильник и увидел там с десяток бутылок «Афанасия». Я порылся в недрах кухни, выкопал пучок вобл, уселся в большой комнате перед телевизором и включил свободный поиск.
      Свободный поиск - это когда телевизор сам решает, что показывать, исходя из того, что пользователь смотрел раньше, и что из просмотренного ему больше понравилось. Еще при свободном поиске процессор телевизора непрерывно сканирует мозговой процессор, а мозговой процессор отслеживает состояние эмоциональных центров. В общем, считается, что ты смотришь именно то, что хочешь сейчас смотреть. На самом деле так не получается - либо телевизор непрерывно переключается с канала на канал, либо зацикливается на каком-нибудь сериале про дикую природу. Говорят, если тонко настроить матрицу чувствительности, можно добиться эффекта, о котором говорится в рекламе, но реально свободный поиск хорош только тогда, когда надо убить время, и я очень редко включаю этот режим. Только если телевизор в данный момент рассматривается как приложение к пиву.
      Я успел выпить первую бутылку и ополовинить вторую, когда мне позвонил Егор.
      - Привет! - сказал я.
      - Привет! Как дела?
      - Да ничего, нормально.
      - Что делаешь?
      - Квашу.
      - С кем?
      - Сам с собой.
      - Что завтра собираешься делать?
      - Хрен его знает, скорее всего, тоже квасить. Предлагаешь куда-нибудь выбраться?
      - Не знаю. У меня родители дома торчат, у отца завтра какое-то шпионское дело. Если бы они на дачу свалили, можно было бы собраться.
      - Так приезжай ко мне.
      - Во сколько?
      - Да хоть сейчас. Егор на секунду задумался.
      - А что, приеду. Что пить будем?
      - Я - пиво.
      - ОК. Закажи мне «Очаковского». Я замялся.
      - Егор, тут такое дело…
      - Денег нет? - Казалось, Егор удивился, - Ничего, у меня есть. Напомни номер счета. Я напомнил. Через несколько секунд Егор сказал:
      - Еду, - и повесил трубку.
      Еще через пару минут я услышал, как из кухни доносится позвякивание - заказанные Егором бутылки загружались в холодильник. Я посмотрел, что заказал Егор, и удивился: «Хольстен», причем не только светлый, но и темный. Не иначе, появились деньги. И с каких это пор Егор стал учитывать вкус собутыльника при выборе выпивки? Впрочем, закуску Егор, как обычно, не заказал. Ну и хрен с ним.
 

* * *

 
      Егор приехал довольно быстро - примерно через час. Мы засели перед телевизором и начали культурно проводить время. Я ожидал, что Егор предложит заказать девочек (он же нынче при деньгах) или посмотреть какой-нибудь голливудский боевик про хороших полицейских и плохих бандитов, но, вместо этого, Егор придвинул к себе пепельницу, закурил и спросил меня:
      - Новости смотрел?
      - Смотрел. Ничего интересного.
      В новостях действительно не было ничего интересного. Генеральный прокурор в очередной раз сообщил, что зачистки взяточников в ближайшее время проводиться не будут, известного телеведущего признали-таки достойным принудительной психокоррекции, но он собирается оспаривать приговор суда, узбекские террористы опять что-то взорвали, короче, все как всегда. Егор, однако, увидел в новостях нечто действительно интересное.
      - Там Маринку Тимофееву показывали.
      - Где?
      - На семнадцатом канале в местных новостях. Оказывается, у ее матери было коровье бешенство, а я думал, она просто сошла с ума. Я сделал вид, что ничего об этом не знаю:
      - Как это - было? Коровье бешенство - его же не лечат. Ну, то есть, иногда лечат, если вовремя дать антиген, можно спасти сознание, но, ты же говорил, у нее инвалидность уже несколько лет?
      - Вот поэтому ее и показали.
      - Маринку?
      - Да нет же! Мать ее.
      Я рассмеялся. Кажется, пиво начинает действовать. Егор понял, что сказал двусмысленность, но даже не улыбнулся.
      - Говорят, она три года лежала, считай, в коме, и вдруг резко очухалась ни с того, ни с сего. С нее уже сняли все датчики, так она позвонила главврачу по мобиле.
      - Так у психов же, вроде, мобилы отключают.
      - Ну да, но у нее забыли отключить, она же была как овощ. Врачи вначале подумали, что это шутка, так она позвонила Маринке, а Маринка - журналистам. Они приехали, говорят, у вас больная от коровьего бешенства исцелилась, а врачи говорят да пошли вы ** ***, типа, вы еще скажите, что у нас даун задачу NP-полноты решил. Короче, состоялся у них разговор глухого с педерастом, только через полчаса кто-то вошел в палату, а там Маринкина мать глазами моргает, мычит что-то, она, оказывается, нормально говорить не может, у нее в гортани что-то атрофировалось. Подключили ей телесвязь на голосовой выход, она вначале всех матом обложила, а потом расплакалась, говорит, во, какое счастье, что я жива, но муж умер, типа жалко его, хорошо еще, что дочка жива, спасибо там какому-то хмырю, вроде как начальнику той конторы, где он работал, позаботился о Маринке, из служебной квартиры не выселил, дал ей в универ поступить, и все такое. Егор отхлебнул пива и неожиданно добавил:
      - Неужели она и вправду проститутка? Я обозлился.
      - Да какая тебе, блин, разница?
      - Извини, - Егор выставил вперед обе руки, как будто я собирался его бить. Бить Егора без толку, у него красный пояс по карате-до. - Извини, Игорь, не хотел тебя обидеть. Считай, что я ничего не спрашивал. Да я на самом деле и не знаю ничего. Я тогда просто прикалывался, хотелось тебя позлить. Извини. Просто мне показалось… они обе так странно вели себя, будто что-то не договаривают… да ладно, забудь. Извини. Я успокоился. Некоторое время мы молча пили пиво. Потом Егор спросил:
      - Это твоя работа?
      - Что?
      - Ну все это. Я же помню, как ты водку в вино превратил.
      - Воду, - поправил я на автомате. Кажется, начинается интересный разговор. Впрочем, скорее всего, ничего интересного Егор не скажет. Походит вокруг да около, а потом попросит научить его тому, что я умею. А я не знаю, как этому можно научить, я даже не знаю, можно ли этому научить, и вообще, я не уверен, стоит ли Егора этому учить, даже если это возможно.
      - Воду тоже, но вначале водку.
      - Так я же воду из-под крана наливал.
      - Ни хрена ты не наливал, ты включил воду, покрутился около крана и выключил воду. А в бутылку ты ничего не наливал.
      - Да? - Я почувствовал себя глупо. - А мне казалось, я позже нажрался.
      - Да ты почти сразу нажрался. Сидел сонный, я думал, ты сейчас мордой на стол упадешь, а потом ты как-то резко протрезвел, стал нормально разговаривать, а потом снова начал квасить и нажрался вообще в ********.
      - А чего ты у меня водку не отнял, если я ее собирался водой из-под крана разбавить?
      - Я и начал отнимать. А ты говоришь, не трогай, я сейчас из водопроводной воды классного винища наделаю, как Иисус Христос. Все, думаю, у Игоря крыша поехала. Я и сам к тому времени был уже веселый, думаю, хрен с ним, пусть сто грамм на ерунду изведет, зато развлекуха какая. Я хотел еще Пашку позвать, только не успел, ты уже водку в вино превратил, и я подумал, лучше Пашку не звать.
      - Он что, так ничего и не знает?
      - Ничего. Я ему сказал, что это я винище заказал, что у меня есть знакомый, который работает на подпольном винзаводе, и там гонят классную трансгенку, стоит она копейки, а качество зашибись. Качество, кстати, и вправду зашибись.
      - Мда… - протянул я. А что тут еще скажешь? Не рассказывать же всю историю того, как меня чуть не ********* гопники, как я устроил им Освенцим, и что я до сих пор не могу понять, как все это делаю, и что я не могу понять, что я еще могу делать, и что мне вообще с этим делать. Я мог бы устроить исповедь минут на двадцать-тридцать, только я знаю, чем бы все это закончилось. Егор бы меня внимательно выслушал, задал бы пару вежливых вопросов, сказал бы, что все это круто, а потом спросил бы «А меня ты научить можешь?»
      - Игорь, а ты понимаешь, как это происходит? - спросил Егор.
      - Нет. Абсолютно.
      - А что чувствуешь при этом?
      - По-разному. Иногда ничего, чаще всего ничего. Иногда будто какую-то вуаль сдергиваю или там натягиваю на какой-нибудь предмет. Иногда будто у меня в мозгах что-то вроде насоса.
      - И давно это у тебя?
      - Неделю.
      - А как появилось?
      - Внезапно, - и я замолчал. Егор тоже помолчал и спросил:
      - Не хочешь рассказывать?
      - Не хочу. История неприятная и гнусная. Некоторое время Егор молча пил пиво. Я не выдержал:
      - Да не знаю я, как это у меня появилось! Возвращался домой поздно вечером, никого не трогал, ********* гопники, начали меня *******, я что-то сделал и они разбежались. А потом я сидел на лекции у Моисеича, стал рисовать на виртуальном дисплее всякую ерунду, а она произошла в реальности. А потом оказалось, что я могу делать и другие вещи. А с чего и почему - не знаю, с пришельцами не общался, душу дьяволу не продавал, чудесных озарений не испытывал, просто оно появилось и все.
      Я замолчал. Егор тоже молчал. Было видно, что ему очень хочется задать вопрос, но он колеблется: с одной стороны, я на него наверняка не отвечу, да и обидеться могу, а с другой стороны, если не наберешься смелости задать такой вопрос, потом будешь корить себя всю жизнь. Я ответил на этот вопрос, не дожидаясь, когда он будет задан.
      - Не знаю.
      - Что не знаешь?
      - Могу ли тебя научить тому же самому. Ведь ты это хотел спросить? Долгая пауза
      - Попробуешь?
      - Не знаю. Боюсь.
      - Так поставь на меня какие-нибудь блокировки, хотя бы как у Азимова.
      - Не уверен, что это возможно. И я не только поэтому боюсь, я вообще боюсь. Знаешь, я в детстве хотел быть суперменом, все об этом мечтают, а сейчас я себя чувствую… ну как пьяный за рулем «Феррари», пока едешь по прямой, все круто, а как начнется… ну, колдобины, там, или гололед…
      - Ладно, не хочешь - не пробуй. А деньги ты можешь добывать?
      - Не пробовал.
      - А что так?
      - Хрен его знает, даже не думал об этом. Тут с Маринкой такая каша заварилась, больше вообще ни о чем не думал.
      - Любишь ее? Вначале я хотел заругаться, но потом мысленно махнул рукой.
      - Не знаю. Наверное, да.
      - Хорошо тебе. Ты ее любишь, она тебя любит… - Егор вздохнул, - Я так понимаю, из борделя ты ее заберешь? Лучше бы я заругался.
      - Да иди ты в ****, ты уже достал, с чего ты взял, что она проститутка?
      - Да хватит тебе кипятиться, это и так ясно. Иначе ты бы не реагировал так резко на всякие намеки. Ты не волнуйся, я никому не скажу, мне на это наплевать. Ну влюбился в проститутку, ну и что с того? Баба она хорошая. Или ты сам по этому поводу комплексуешь?
      Я обдумал вопрос и решил, что я, похоже, комплексую. Но признаваться в этом не стал. Вместо этого я спросил:
      - Так тебе, значит, деньги нужны?
      - А кому они не нужны? - ответил Егор не слишком уверенно.
      Я напряг то, что живет в моей голове, и оно задумалось. Видимо, на моем лице отразилось что-то необычное, потому что Егор спросил:
      - Ты что, деньги добываешь? Прямо сейчас? Я кивнул. Егор испуганно заговорил:
      - Да не напрягайся ты, я же так, я от денег, конечно, не откажусь, но если тебе в напряг, так не напрягайся, я не обижусь, ты же мне не обязан ничем. Если тебе тяжело - так и хрен с ними, с этими деньгами.
      - А что, у меня лицо какое-то странное было?
      - Да уж, - Егор вздохнул. Оно как бы… замерцало, что ли. Как будто через матовое стекло смотришь.
      - Ни хрена себе! Ладно, буду иметь ввиду. Егор поколебался и спросил:
      - Так что, не получилось у тебя?
      - Не знаю еще. Команду я отдал, оно ее обрабатывает.
      - Оно - это то самое, которое…
      - То самое, которое.
      - Тебе кажется, что это не ты? Что это что-то другое в тебе?
      - Не знаю я точно. Я вообще ничего не знаю теперь.
      Я открыл очередную бутылку, налил себе пива и отхлебнул. Я уже заметно опьянел, но время трезветь еще не пришло. Я отхлебнул еще.
      Минут пять-семь мы сосредоточенно пялились в телевизор, а потом внутри моего мозга появилась длинная последовательность букв и цифр. Я вопросил, что это такое, и получил ответ. Не все из этого ответа я понял, но того, что понял, было достаточно. Я сказал Егору:
      - Принимай номер счета.
      - Чего? - переспросил он, явно не поняв, в чем дело. Он, кажется, ожидал увидеть, как перед нами материализуется чемодан с наличными.
      - Телесвязь включай в режиме защищенного соединения.
      Егор включил телесвязь, мы установили защищенное соединение, и я передал данные во внешнюю память Егора. Он спросил:
      - Это что?
      - Номер счета. Счет рублевый, количество денег на счету не ограничено. Класть деньги на него нельзя, получать информацию - тоже. Снимать можно без ограничений. Пин-кода нет, счет на предъявителя.
      - И в каком банке такая услуга появилась?
      - Не знаю. Честно говоря, и знать не хочу. Думаю, такого банка не существует и счета тоже не существует. Но деньги снимать можно.
      - Как?
      - Что как?
      - Деньги как снимать?
      - Обычным образом, как с любого нормального счета, только пин-код не вводишь.
      - Это все оно тебе сказало?
      - Какое оно?
      - Ну это, которое… ну которое не ты.
      - Ну да, оно. Только не сказало, а… да неважно это.