Банда (№4) - Банда 4

— Неплохо, — одобрил Пафнутьев.

— Когда он ответил на все мои невинные вопросы, я раскланялся и вышел; А вернулся через десять минут. Извинился за оставленную сумку... Ну, и так далее.

— Он удивился?

— Он сделался белым, как... Как дерьмо.

— Белое дерьмо? — удивился Пафнутьев.

— Чего не бывает, Павел Николаевич... А сумку я положил на стул у самого стола. Он ее даже не увидел. Простак.

— Дурак, — поправил Пафнутьев.

— И не без этого, — согласился опер. — Запись получилась отличная. Причем, я вставил в разговор сегодняшнее число, собственное имя, название его должности...

— И он не врубился? — Как вы правильно заметили, Павел Николаевич, он немного дурак. Сразу, едва я вышел, он позвонил некоему Борису Эдуардовичу и доложил, что его фирмой интересуется прокуратура. Тот, конечно, поблагодарил.

— Откуда ты знаешь, куда он звонил?

— Из слов того же начальника. Сначала он нарвался на секретаршу.

Спрашивает, это «Фокус»? Попросил к телефону Бориса Эдуардовича... И опять понес дурь... Не за что, говорит, дорогой Борис Эдуардович. Все равно, говорит, я ваш должник, дорогой Борис Эдуардович... Ну, и так далее.

— Кто такой этот Борис Эдуардович?

— Не знаю, не успел. Но мой аппаратик записал набор номера, треск телефонного диска... Отдайте экспертам, они вам через пять минут скажут, по какому номеру был сделан звонок. Вот телефон этого налогового проходимца, Фильчиков его фамилия. Фильчиков Александр Яковлевич.

— Он знает, что ты записал его разговор?

— Вряд ли, может только догадываться. Я ему ни на что не намекал.

Извинился, улыбнулся, поклонился на прощание... Ну, и так далее.

— Чем занимается «Фокус», на чем деньги делает?

— В его уставе упомянуты все виды человеческой деятельности, от разведения крокодилов до издания книг. По городу разбросана сеть киосков. Торгуют жвачкой, шоколадными яйцами, презервативами, газовыми баллончиками, женскими титьками, мужскими делами... Ну, и так далее. Но самое главное — ремонт квартир.

— Это уже кое-что, это уже всерьез. Как ты думаешь?

— Согласен, Павел Николаевич.

— Пленка, — напомнил Пафнутьев. Опер молча вынул из внутреннего кармана кассету в прозрачной коробочке и положил на стол.

— Здесь и ваш разговор, и его звонок?

— Да.

— Копию снял?

— Конечно, — улыбнулся опер, опять сверкнув металлическими зубами.

— Береги ее. И себя береги!

— Стараюсь.

— Пройдись по киоскам... Поговори о том, о сем... Только осторожно.

Смотри, не подставься.

— Намечается что-то крутое?

— Боюсь, что да.

— Это хорошо.

— Да? — удивился Пафнутьев.

— Руки чешутся, Павел Николаевич.

— Это хорошо, — на этот раз те же слова произнес Пафнутьев. — Предложи киоскерам товар, поговори о ценах, о поставщиках, взаимоотношениях с начальством...

— 3наю я эту систему, — сказал опер, поднимаясь.

— Звони мне сразу, как только что-то засветится. Сразу, понял? В ту же минуту.

— Усек.

Пафнутьев уже был хорошо наслышан о новом промысле — состоятельные люди, побывав за рубежами, насмотревшись заморских чудес, повально принялись ремонтировать свои квартиры, переделывать их на западный манер. Меняли двери, устанавливая вместо картонных дубовые, линолеум заменяли паркетом, ванные и туалеты покрывали испанским, итальянским кафелем, хрустальные люстры заливали комнаты радужным переливающимся светом, глубокие кожаные диваны звали к себе в объятия.

Но деньги, деньги на это требовались несопоставимые ни с годовыми зарплатами, ни с годовыми пенсиями и пособиями. Внешне, вроде, немногое менялось в городе, но за старыми стенами шла непрерывная работа, невидимая, а то и попросту криминальная. Европейская отделка требовала куда больших площадей, нежели стандартные квартиры, и денежные мужики, не стесняясь, предлагали соседям выбираться, сулили им другие квартиры, деньги, дачи, машины.

Все это Пафнутьев прекрасно знал и, едва только опер обмолвился о ремонте квартир, которым занимается «Фокус», все в нем напряглось, он сразу почувствовал, как по уголовному делу пробежала искра, объединившая в одно целое разрозненные подробности, подозрения, улики, обстоятельства...

Перед самым обедом пришел Андрей и молча положил перед Пафнутьевым портрет красавицы, найденный в квартире Чувьюрова.

— Ну как? Удалось познакомиться? — спросил Пафнутьев, ожидая разговора легкого и необязательного.

Андрей так же молча перевернул снимок вверх оборотной стороной и показал Пафнутьеву фиолетовый штамп фотоателье.

— Вот эта контора получила заказ от «Фокуса» на снимок. И оплатила заказ.

Все снимки и негативы изъяты. В ателье говорить на эту тему опасаются.

Пафнутьев выслушал, всмотрелся в лицо женщины, взяв снимок и отведя на вытянутую руку, всмотрелся пристальнее и дольше.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он у Андрея.

— В фотоателье работает девица, не столь, конечно, хороша, как эта, но она положила на меня глаз и, наверное, захочет еще что-нибудь рассказать.

— Так, — проговорил Пафнутьев.

— Надо старика раскручивать.

— Думаешь, пора? — с сомнением спросил Пафнутьев. — А знаешь, кому принадлежала рука из холодильника? Ветерану войны... Не то моряку, не то десантнику. Так примерно. И было ему за семьдесят. Как рука могла оказаться у старика в холодильнике?

— Скорее всего, он сам ее туда положил. Потому и молчит. Раскалывать его надо.

— Значит так, Андрюша, — Пафнутьев помолчал, посмотрел в окно, вслушиваясь в весенний звон капель. — Добивай фотоателье, любезничай с девицей, которая положила на тебя глаз, ты тоже можешь на нее глаз положить, но выпытай все, что удастся. Чую, что «Фокус» — фирма еще та...

* * *

Поздно вечером, когда Андрей уже засыпал, неожиданно раздался резкий телефонный звонок. В темноте он с трудом нашел трубку, поднес ее к уху вначале не той стороной, потом повернул и, наконец, услышал возбужденный девичий голос.

— Ты что, уже спишь? — в вопросе была и насмешка, и робость, Андрей это почувствовал.

— Да как сказать... — Все понятно. Дрых!

— Виноват.

— Узнаешь?

— С трудом, — попытался выкрутиться Андрей — он никак не мог сообразить, с кем говорит.

— Ты! Не узнаешь? Меня?! — голос сорвался на крик, но теперь в нем была и радость. — Меня невозможно не узнать! Ты сам сказал, что балдеешь от одних только звуков моего голоса! — Я сказал, что балдею от имени, — Андрей понял, наконец, кто звонит — это была Валя из фото ателье. — Вообще-то да... Ты прав. Но ничего, еще и от голоса обалдеешь.

— Да я уже, — улыбнулся он в темноту.

— Почему не заходишь?

— Только вчера же у тебя был!

— А с утра уже обязан в окна заглядывать! Только так! И никак иначе!

Значит, заскочишь?

— Конечно.

— Слушай, я чувствую, что ты еще не проснулся. Значит, так... Жду. Кое-что покажу.

— Да, я заметил... Тебе есть что показать.

— Тю, дурной! Не ожидала от тебя такой пошлости... А с виду ничего так, вроде даже воспитанный. Местами, правда.

— Виноват, — Андрей был посрамлен.

— Значит, так. У меня есть для тебя что-то очень интересное, очень важное, я бы сказала неожиданное. Просто обалдеешь. С места не сойдешь от потрясения. Я чувствую, что в твоей деятельности тебе нужен хороший, надежный помощник. Считай, что он у тебя есть.

— Он или она?

— Помощник, конечно, он, но я имею в виду себя.

— Я так и понял.

— Придешь?

— Обязательно.

— Прямо с утра, понял? К открытию. Понял?

— Целую! — и Валя положила трубку.

К открытию Андрей не успел.

Сначала забежал в прокуратуру, потом дожидался Пафнутьева, тот подробно разжевывал ему какое-то задание, и когда добрался, наконец, до фотоателье, то увидел картину, которая потрясла его больше всего за последний год.

Вместо громадного витринного стекла зиял черный провал и оттуда тянуло едким, желтоватым дымом, видимо, горели какие-то химикалии. Мелкие осколки стекла покрывали асфальт на десяток метров вокруг и уже по этому можно было догадаться — внутри прогремел взрыв. Судя по всему, это случилось совсем недавно — толпились люди, невдалеке стояла машина скорой помощи. Внутри, в том помещении, которое вчера еще было фотолабораторией, трепетали мелкие язычки пламени, в дымном полумраке смутно различались человеческие фигуры.

Не раздумывая, Андрей шагнул через подоконник внутрь. Воняло гарью, но дышать было можно и он сделал несколько шагов, пытаясь понять, что произошло.

— Чего стоишь... Бери носилки! — услышал он какой-то злобный крик и, обернувшись, увидел, что кричал человек в белом халате, стоя у носилок. Андрей подхватил рукоятки и шагнул к выходу, снова напрямик, через подоконник. Он понимал, что идти надо к белой машине «скорой помощи» и быстро, почти бегом направился туда. И лишь, когда поставил носилки на асфальт и обернулся, увидел, что нес Валю. Лицо ее было черным, волосы дымились, видимо, и от них мало что останется, правая рука была залита кровью и по странному неестественному изгибу ее он понял, что переломано предплечье. Девушка была в сознании и, увидев его, попыталась приподняться с носилок. Но у нее ничего не получилось, голова обессиленно упала на подушку. Уже теряя сознание, она протянула к нему левую руку — в ней была зажата свернутая в трубочку газета, тоже залитая кровью.

Наклонившись над девушкой, Андрей услышал, едва услышал шепотом произнесенные слова:

— Это тебе...

Два санитара подхватили носилки и быстро задвинули их в машину, захлопнули дверцу.

— Выживет? — спросил Андрей.

— Может и выживет, но это уже не имеет значения... Калека.

Андрей проводил взглядом рванувшую с места машину и снова направился к черному провалу в доме. Совершенно потерянный, с пустым взглядом из дыма вышел фотограф. Полы халата его тлели, в руках он держал ящик, видимо, с негативами.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.