Современная электронная библиотека ModernLib.Net

31 июня

ModernLib.Net / Юмористическая фантастика / Пристли Джон Бойнтон / 31 июня - Чтение (стр. 4)
Автор: Пристли Джон Бойнтон
Жанр: Юмористическая фантастика

 

 


– Может быть, последует какое-нибудь официальное представление со стороны… – начал престарелый советник.

– Вздор! Мелисента! Мелисента! – закричал король. Ответа не было, и он обратился к Нинет: – Где она?

– Её здесь нет, государь. Она отправилась искать его… Сэма.

– Ах вот оно что, искать?! Ну так сообщите ей от нашего имени, где она может его найти. В самой что ни на есть глубокой нашей темнице! Эй, люди, уведите его. А если попробует бежать, всыпьте ему так, чтобы у него отпала охота бегать!

После короткой схватки двое солдат скрутили и поволокли Сэма. Когда они скрылись, король огляделся по сторонам и сгрёб со стола гусиный паштет.

– Погодите, мы вас так взгреем за этот гусиный паштет, что своих не узнаете, – сказал он Нинет. – Слышите вы о нём не в последний раз, моя милая. Но видите – в самый что ни есть распоследний!

И, отхватив громадный кусок паштета, он выбежал из зала, а за ним, трепеща, поспешил престарелый советник.

– Садитесь и выпейте вина, магистр Мальгрим, – сказала Нинет, улыбаясь волшебнику. – До чего же мне это нравится!.. Я хочу сказать – роль заговорщицы. И вы действовали поразительно ловко.

– Да, верно, чистая работа, – сказал Мальгрим, принимая вино из рук Нинет. – Впрочем, и дядюшку Марлаграма не следует недооценивать. Но пока у меня преимущество по меньшей мере в один ход. Сэм – здесь, в самой глубокой темнице. Она – там.

– Ещё в Сэмовом мире? Восхитительно!

– Да, и очень скоро её выпустят в эфир.

– А что это такое, магистр Мальгрим?

– Есть у них такое колдовство. Тоска смертная. Мы с дядей ни за что не поставили бы своё имя под такой нудной бессмыслицей. Думаю, что эфир доставит Мелисенте столько же удовольствия, сколько Сэму – темница. Ха-ха!

Нинет бросила на него восхищённый взгляд.

– Ах, до чего ж вы безнравственный!

Глава 7

МЕЛИСЕНТА В ЭФИРЕ

Бэртон Чидлуорт, ведущий в телевизионной передаче «Дискуссия у вас на экране», не сводил тревожного взгляда со своих часов.

– Ну как, всё в порядке? – спросил Филип Спенсер-Смит. – Хотя вполне возможно, что у девушки, которую я привёз, язык подвешен не так уж ловко. Это я признаю. Зато внешность великолепная. Ничего не скажешь.

– Я за неё и не беспокоюсь, – отвечал Чидлуорт. – Но наш деревенский типаж, Джозия Хуки, до сих пор не явился, а через десять минут нас выпустят в эфир. Он и прежде запаздывал (и уж, конечно, всегда приходит под мухой), но чтобы прийти совсем впритирку – такого ещё не бывало. А, будь он неладен! Я с самого начала не хотел включать его в передачу, но Руперт и Нэнси настояли: без деревенского типажа нам, говорят, никак нельзя. Эй, что вам тут нужно?

Маленький старичок с длинной бородой, в холщовом фартуке и с вилами в руках ринулся к ним с такой непонятной стремительностью, что можно было подумать, будто он просто дурачится.

– Не будет вам нынче Джозии Хуки, сударь, – объявил он, и голос его был исполнен ликующего злорадства. – Заместо его, стало быть, мы. Хи-хи-хи! А звать нас Марлаграм. Мы тоже из деревни – сами видите. Хи-хи-хи!

– Нет, не вижу, – сказал Бэртон Чидлуорт. – В этом наряде вы больше всего похожи на захудалого статиста из гастрольной бригады номер два, которая давала на днях «Жену фермера». Да вы на самом деле из деревни или, может, с последних страниц «Осветителя»?

– Сударь ты мой, вот истинный Бог! – завопил Марлаграм. – Сроду из деревни не выезжал! А сейчас готов услужить, коли дозволите. Хи-хи-хи.

И он кинулся к принцессе, которая горячо его приветствовала.

– Я – человек с тонкой интуицией, – сказал Чидлуорт мрачно. – И что-то подсказывает мне, Спенсер-Смит, старина, что «Дискуссия на экране» сегодня с треском провалится. Миссис Шайни бормочет, как индюшка. Бедняга Тед Гиззард путается в длинных словах. Ваша прелестная белокурая молчальница, наверно, рта не раскроет. А теперь ещё этот король троллей на нашу голову! Надо бы снять с него фартук и отобрать вилы. Сдаётся мне, ему на самом деле года двадцать два, и он только что получил свою первую роль в «Драматическом театре». Чарли! – крикнул он. – Мы рассаживаемся по местам.

Миссис Шайни была дородная и глупая дама с большим носом и бюстом. Тед Гиззард был тощий и упрямый субъект, до того понаторевший в суконном языке речей и докладов, что на обыкновенном английском языке изъяснялся уже с трудом. Филип глядел, как все четверо занимают свои места по обе стороны от Бэртона Чидлуорта – принцесса рядом с Тедом Гиззардом, а Марлаграм рядом с миссис Шайни, и на душе у него тоже заскребли кошки. Правда, на вид девушка неотразима, но в том, что она до сих пор говорила, особого ума не видно. А этот коротышка Марлаграм, хоть ему уж, наверно, никак не меньше восьмидесяти, всё только подмигивает, трясёт головой, хихикает да потирает руки – этакий жизнерадостный маразматик!

– Добрый день! – сказал Чидлуорт, улыбаясь миллиону с четвертью домашних хозяек (не считая бесчисленных школьников, больных корью и свинкой). – Приглашаем вас снова принять участие в «Дискуссии у вас на экране». Справа от меня – давняя и популярная участница наших передач миссис Шайни. Как всем вам известно, миссис Шайни – председатель Гильдии домашних хозяек и хранительниц домашнего очага. Рядом с нею, на месте, обычно принадлежащем Джозии Хуки, который не совсем здоров, мистер… э-э… Марлаграм, готовый осветить интересующие нас вопросы в сельскохозяйственном аспекте, иначе говоря, с точки зрения деревни. Слева от меня – ещё один давний и не менее популярный участник наших передач Тед Гиззард. Тед Гиззард пользуется широкой известностью в тред-юнионистском движении: он генеральный секретарь профсоюза клепальщиков-паяльщиков и лудильщиков-точильщиков. А рядом с ним – ещё одно новое для вас лицо… на редкость приятное добавление к нашей компании (я думаю, мои слова не вызовут возражений)… принцесса Мелисента, ныне успешно подвизающаяся в Лондоне в качестве натурщицы.

– Нет, я просто ищу Сэма, – решительно объявила Мелисента. – Где он?

– После скажу, девочка, – ответил Марлаграм. – Хи-хи-хи!

– Да, да, – поспешил вмешаться Чидлуорт. – Это чрезвычайно интересная проблема, и, я надеюсь, мы ещё вернёмся к ней. А теперь, миссис Шайни… первый вопрос к вам. Одна из постоянных телезрительниц спрашивает: «Какие новые возможности следовало бы открыть перед женщиной?» Пожалуйста, миссис Шайни.

– Я буду говорить как домохозяйка и хранительница домашнего очага, – сказала миссис Шайни с неописуемой важностью, – ибо вам известно, что я возглавляю Гильдию домохозяек и хранительниц домашнего очага, самое крупное и самое влиятельное объединение домохозяек и хранительниц домашнего очага в нашей стране. Итак, как домохозяйка и хранительница домашнего очага я отвечаю: все без изъятия новые возможности должны быть предложены и открыты женщине и, главным образом, в её качествах домохозяйки и хранительницы домашнего очага.

– Прекрасно, – сказал Чидлуорт. – Большое спасибо, миссис Шайни. А теперь – Тед Гиззард.

– Резервируя своё суждение по поводу проблем, не являющихся предметом данной дискуссии, – начал Гиззард чрезвычайно медленно, – я думаю, что мог бы высказаться по этому частному вопросу без всякого предубеждения.

– Давай, шуруй! – закричал Марлаграм.

– …без всякого предубеждения, разумеется, – продолжал Гиззард, – и в то же время, беря на себя смелость говорить не только от лица клепальщиков-паяльщиков и лудильщиков-точильщиков, но и от имени всего тред-юнионистского движения в целом – в том виде, в каком оно существует на текущий момент. Итак, вот моё мнение – впрочем, я ещё не до конца уверен, выскажу ли я его… Или нет – выскажу: и да, и нет, – принимая в расчёт неоспоримый факт, что вместе с обстоятельствами меняется и существо дела.

– Замечательно! Благодарю вас, Тед Гиззард. Ну, а каково суждение деревни, как относится к этому важному вопросу сельское население, мистер Марлаграм?

– Молоко-яички-мёд, раз-два-три-четыре-пять, цап-царап да хвать-похвать, хлев-подойник-маслобойня, гуси-гуси, га-га-га, загоняй скорей корову, ну-ка, выгони быка. – Марлаграм сыпал словами с фантастической быстротой, лицо его было серьёзно и задумчиво. – В общем – нет, другой раз – да, особенно в апреле и сентябре, но все пятницы долой.

– Понятно, – сказал Чидлуорт, хотя ему, разумеется, ничего не было понятно. – Принцесса Мелисента, ваша очередь: о каких новых возможностях думаете вы?

– Я думаю о Сэме, – твёрдо сказала Мелисента.

– Его только что сунули в темницу, – сказал Марлаграм.

– В темницу?

– В самую что ни на есть глубокую… Хи-хи-хи! Но не тревожьтесь, всё обойдётся.

– Господин ведущий, – начала миссис Шайни, – надо отметить…

– Да, да… чрезвычайно интересно, – в полном смятении сказал Чидлуорт. – Вы хотите сказать, Мелисента, что Сэм даст вам новые возможности?

– Не смейте называть меня Мелисентой, – оборвала его принцесса. – Вы не входите в круг моих друзей.

– Как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – и как председательница…

– Не вмешивайтесь! – резко сказала Мелисента. – Магистр Марлаграм, вы уверены, что Сэм в темнице?

– К порядку ведения, господин Чидлуорт, – возгласил Тед Гиззард. – Насколько я могу судить, стоящий на повестке дня вопрос ни в коей мере не предполагает замены общего частностями и безличного личностями…

– Да, конечно, мы учтём ваше замечание, – поспешил откликнуться Чидлуорт. – Но теперь…

– Опять-таки к порядку ведения, мистер Чидлуорт, – взял слово Марлаграм. – Насколько я могу судить – хи-хи-хи! – сексуальная возбудимость не совместима с безграничным богатством физической конституции, благоприятствующей сложным и обильным словоизлияниям.

– Не уловил вашу мысль, – сказал Гиззард.

– Каковы ваши первые впечатления от Лондона, принцесса Мелисента? – спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.

– Если он невсамделишный, – сказала Мелисента серьёзно и убеждённо, – и вы всё это сами придумали, почему он у вас такой ужасно безобразный и шумный и почему все люди такие озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, всё это – одно наваждение?

– Простите… как?

– Наваждение.

– Я тридцать лет участвую в тред-юнионистском движении, – сказал Гиззард, – и насколько я могу судить…

– Ох, да замолчите вы! – Мелисента повернула голову и увидела, что кресло Марлаграма опустело. Большая бурая крыса трусцой бежала по полу. – Магистр Марлаграм, магистр Марлаграм, куда же вы?

– Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!

– Возьмите меня с собой.

– Потом, моя девочка. Будьте в «Вороном коне» около шести. Хи-хи-хи!

– Хи-хи-хи! – отчаянным эхом отозвался Чидлуорт, почувствовавший (и не без оснований), что дискуссия вышла из-под его контроля. – Чрезвычайно, чрезвычайно интересно… и мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и ещё раз удачи.

– Разумеется, – подтвердил Гиззард.

– А теперь следующий вопрос. Наша телезрительница из Сэрбитона желает знать, не станет ли женщин в ближайшем будущем значительно больше, чем мужчин, и если да, то как именно это случится. Миссис Шайни, прошу вас.

– Говоря как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – а также от имени многих тысяч британских домохозяек, каждая из которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности за наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно – да, а возможно – и нет, но каким именно образом – сказать трудно. Вы согласны со мною, мистер Гиззард?

– Да – в ограниченном смысле и нет – в менее ограниченном и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у нас в тред-юнионистском движении…

– По-моему, это глупости, – сказала Мелисента, поднимаясь с места. – Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что её поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она – никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она – никто не знал. А в довершение ко всему Диммок ушёл, и никто не видел когда.

– Ну, это уж слишком, – сказал Филип Мелисенте. – Сперва Сэм…

– Я знаю, где Сэм, – промолвила Мелисента печально. – Он в темнице, у нас в Перадоре. Вы разве не слышали, что говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

– Да, но, видно, мне это не запомнилось, – осторожно сказал Филип. – Интересно, здесь ли ещё доктор Джарвис.

Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то долго и бессвязно объяснял насчёт шкафа, а потом отправился на приём к одному из коллег в психиатрическую клинику.

– Вам придётся повести меня в «Вороного коня», – сказала Мелисента.

– Ради Бога, – сказал Филип. – Как только там откроют, лапочка. Но нам незачем ходить так далеко, если вы просто хотите выпить.

– Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.

– Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я и ума не приложу, как это понимать.

– Если я не пойду в «Вороного коня», я не смогу увидеться с Сэмом в темнице…

– Ах, пропади оно всё пропадом, прекратите вы когда-нибудь или нет? – закричал Филип, швыряя эскиз рекламного плаката для «Маминого пусика» в дальний угол комнаты.

Мелисента разрыдалась.

Глава 8

СЭМ В ТЕМНИЦЕ

Темница и впрямь была самая что ни на есть глубокая. Сперва двое солдат спустились с Сэмом на обычную глубину, потом отворили какую-то дверь чуть не в фут толщиною, столкнули нового узника вниз по осклизлым каменным ступеням и замкнули за ним дверь. Скудный свет проникал через единственное крохотное оконце, пробитое высоко под потолком и совершенно недосягаемое. Это была мерзкая дыра. Здесь стоял тот характерный унылый запах, какой идёт от старых журналов, сваленных в кучу где-нибудь на чердаке. Сэм присаживался то на сырой обомшелый камень, то на третью снизу ступеньку лестницы. Из тёмного угла, обследовать который у него не было ни малейшего желания, доносился стук падающих капель и странные чавкающие звуки, наводившие на мысль о каких-то живых существах. В общем, весёлого мало. К сожалению, этот вывод он сделал уже в течение первых двух минут, а за последующие час-полтора ни к каким новым выводам ему прийти не удалось. Он закусил так плотно и выпил так много, что в любом мало-мальски пристойном месте наверняка бы заснул, но здесь, в подземелье, было очень уж мокро и пакостно. Поэтому он только зевал и бранился.

Наконец дверь у него над головой отворилась, пропустив полоску света. Двое солдат, по-видимому весьма довольные собою, спустились по лестнице.

– Хлеб, – объявил первый солдат, подавая Сэму хлебец.

– Вода, – сказал второй, протягивая кувшин.

– Вот на чём теперь тебе придётся посидеть, приятель.

И оба загоготали. Сэм поглядел на них с отвращением.

– Ничего тут смешного нет.

– Да мы просто шутим, приятель, – сказал первый солдат. – Это твой паёк, по темничному уставу. Но мы с Фредом – золотые парни, правда, Фред?

– Истинная правда, Джек.

– Гляди-ка, что мы для тебя спроворили на кухне, приятель. – Он достал пакет, доверху набитый ломтями говядины и ветчины и горбушками пирога. – Действуй. «Спасибо» говорить не обязательно.

– А ну, навались, браток, – сказал второй солдат, тот, которого звали Фред.

– Нет, спасибо, – ответил Сэм.

– Да ты что? – удивился Джек. – Такой харч, а он нос воротит.

– Свинья ты неблагодарная, – сказал Фред.

– А мы-то думали, ты все глаза себе от счастья выплачешь, как увидишь эдакую благодать, правда, Фред? Ну, давай начинай. Вот гляди, какой шикарный кусок ростбифа с кровью…

– Простите, ребята, но я не могу есть.

– Брось ты это, браток, – сказал Фред с укором. – Хуже отчаяния ничего не бывает. А тебе надо беречь силы.

– Истинная правда, – сказал Джек. – Месяц-другой – и ты выйдешь. Вполне может случиться, поверь моему опыту. Так что не стесняйся, глотай-ка всё это поживее.

– Да не могу я, ведь я только-только из-за стола, целую гору всякой всячины слопал. Вы сами видели… вернее, видели, что осталось. Я понимаю, вы с лучшими намерениями, но посудите сами…

– Что ты, браток! Да ежели б мы умели судить, сейчас бы в суд побежали.

Сверху донёсся громкий возглас: «Дорогу сэру Шкиперу – новому капитану королевской стражи!» Ужасающе воинственная фигура – в полном латном уборе, в шлеме с опущенным забралом, с исполинским мечом в руке, – лязгая и бряцая, спустилась по ступеням. Двое солдат с величайшим трудом вытянулись по стойке «смирно».

– Проваливайте, – сказал вновь прибывший.

– А куда провалишься? Глубже некуда, капитан. – Оба солдата оглушительно загоготали. – Неплохо сказано, правда, Фред?

– В толк не возьму, как это ты всё придумываешь, Джек!

– Вы слышали приказ? – страшным голосом заревел капитан. – Эй вы, слюнтяи, свиные рыла, курицыны дети, что же мне – отсечь вам уши, открутить носы, искрошить мизинцы на котлеты?

– Никак нет, капитан!

И солдаты кинулись вверх по лестнице.

Грозный начальник снял шлем, и перед Сэмом предстал Планкет, старый шкипер, замученный жарой и духотой. Он прильнул к кувшину и долго от него не отрывался.

– Адски жарко в этих латах, старик.

– Так это вы – новый капитан королевской стражи, Планкет?

– До поры до времени, старик. Надо было что-то придумать, отвечать с ходу, ну, вот я и словчил, как сумел. Но это только трамплин.

– Вы лучше посмотрите, до чего же я здорово словчил.

– Всё знаю, Сэм, старина. За дочкой приударил, так, что ли? Ненадёжное дело. Я рассказывал, что со мной было в Бангкоке? Как-нибудь выдам тебе эту историю со всеми подробностями. Да, здесь не разгуляешься.

Сэм возмутился до глубины души.

– Не разгуляешься! Вы только поглядите на эту дыру!

– Бывали переплёты и почище. Однажды нас было двенадцать лбов, а каморка – меньше этой… В Тетуане было дело… Но ты не беспокойся. Я тебя быстро отсюда вытащу. Нынче вечером я ужинаю у короля Мелиота и что-нибудь устрою. Ставлю десять против одного, что он упьётся.

– А я – сто против одного, что и вы упьётесь, шкипер.

– Собственно говоря, – сказал Планкет задумчиво, – я пью без перерыва с того самого времени, как Эдуард Восьмой отрёкся от престола. Но этого короля я беру на себя. Мы с ним уже друзья – водой не разольёшь.

– Ловко вы это устроили, шкипер. Почему он вас не разнёс за то, что вы одеты чёрт знает как?

– А потому, что я успел слямзить чьи-то латы, старик. Когда мы с ним встретились, он и спрашивает: ты, мол, из Камелота? «Да», – говорю. «Привёз сообщение, что конференция отменяется?» – «Да», – говорю. Тогда он спрашивает, как там король Артур. Ну, статую я видел, вот и отвечаю, что, дескать, король цел и невредим, весь бронзовый и знай себе смеётся.

Потом я отрекомендовался капитаном королевской стражи – для короля Мелиота это была полная неожиданность. А в общем, он неплохой малый, только, по-моему, скряга страшенный. О тебе слышать не может – ты, говорит, слопал его любимый паштет. Особенно на этой работёнке не разживёшься, но, сам понимаешь, другого выхода нет. Кстати, старик, ты знаешь такого Диммока? Он занимается рекламой.

– Знаю, это мой хозяин. А что?

– Он здесь, старина.

– Диммок?! Он-то как сюда попал?

– Толкует про какую-то крысу, про какой-то шкаф. Ему чертовски повезло, что мы с ним встретились. А то он совсем растерялся. Для рекламного агента не бог весть какой хваткий малый. Я его спрятал у себя в комнате.

Наверху раздался шум. Планкет мгновенно вскочил и свирепо заорал на Сэма:

– Знай, проходимец, бесстыжие твои глаза, ты просидишь здесь столько, сколько будет угодно его величеству!

– Сэр Шкипер! – Это был король Мелиот, он глядел на них сверху. – Сэр Шкипер!

– Иду, государь, иду! – отозвался Планкет. Потом прошептал: – Не вешай носа, старик. Скоро я тебя вытащу. – Потом, чтобы услышал король, снова зарычал: – Поделом тебе, негодяй! Иду, государь, иду!

Примерно с четверть часа после ухода Планкета Сэм чувствовал себя уже не таким несчастным, но потом затхлый мрак темницы снова стал нагонять на него тоску. Поэтому он испытал скорее облегчение, чем страх, когда услышал пронзительное хихиканье в самом тёмном углу своей тюрьмы, а вслед за тем неожиданно увидел маленького старичка с длинной бородой.

– Ну, вот я и здесь, мой мальчик. Хи-хи-хи!

– Это я и сам вижу, но кто вы такой?

– Магистр Марлаграм, твой волшебник, волшебник принцессы Мелисенты.

– Какая наглость! – негодующе воскликнул Сэм. – Мой волшебник! Да вы поглядите, что со мной сталось! Почему вы дали Мальгриму утащить меня сюда, так что мы с принцессой разминулись? И что вы сделали с нею?

– С нею всё в порядке, мой милый, об этом можешь не беспокоиться, – сказал Марлаграм, располагаясь поудобнее для дружеской беседы. – А что до Малырима, моего племянника, да, ловко он сыграл нынче утром, ничего не скажешь. Хи-хи-хи! Прилежный паренёк… и шустрый, да-а. Ведь я его сам когда-то учил… Всё было бы в порядке, да меня срочно вызвали в Шотландию. Старые мои приятельницы, три ведьмы…

– По делу Макбета, что ли?

– Кто это проболтался? – сердито спросил Марлаграм.

– Потом расскажу. Но послушайте, мистер Марлаграм, вот вы здесь сидите, рассказываете мне, какой ловкий у вас племянник, а к чему всё это? Я, конечно, понимаю: семейная гордость… Но если вы не можете нам помочь, если чувствуете, что вас обскакали, так прямо и скажите.

Старый волшебник бросил на него свирепый взгляд.

– Обскакали! Что за глупости! Не считая Мерлина (а он уже вышел в отставку) отсюда и до самых Оркнейских островов нет волшебника, лучше меня.

– Ну, тогда, должно быть, у вас сегодня выходной, – угрюмо сказал Сэм.

– Выходной! Обскакали! Давай, давай, мой милый. Ещё одно такое слово – и выбирайся из этой темницы сам, как сумеешь.

– Мистер Марлаграм, я приношу вам свои извинения. Кстати, как вы сюда проникли? Нельзя ли мне выйти тем же путём?..

– Нельзя! – резко оборвал его Марлаграм. – Ни тебе, ни кому другому, не причастному к нашей профессии. Ты что думаешь, мой милый, мы даром двадцать лет в подмастерьях ходим? Ну, ладно, давай наведём ясность кое в каких вопросах. Во-первых, принцесса Мелисента… Ах, какой славный, лакомый кусочек… Хи-хи-хи!

– Смените-ка пластинку. Прямо наводите ясность – и всё.

– Когда я ушёл, она играла в какую-то идиотскую игру, а вокруг неё горели какие-то плошки. Там я её и оставил, а в шесть у нас назначена встреча в «Вороном коне», и я перенесу её назад. Потерпи немножко – скоро ты её увидишь.

– Хорошо. А кто-нибудь из вас может вызволить меня отсюда?

– Я могу. Собственно говоря, мог бы и сейчас.

– Ну так за чем же дело стало?

– А за тем, что я люблю работать по порядку, а не как придётся, мой милый. Ты художник или, по крайней мере, называешься художником, стало быть, должен меня понять. Я ведь тоже в своём роде художник. Коль скоро я берусь вызволить тебя отсюда, я хочу иметь в руках чёткий план и держать в голове четыре, а не то и пять ближайших ходов. А Мальгрим, хоть он и ловкий малый, как раз на этом спотыкается. Удачный и быстрый ход или два, вот как нынче утром, – на это он мастер, но он импровизатор, и ничего больше, а на импровизации далеко не уедешь. Я люблю составить план, где всё предусмотрено заранее.

– И какой же у вас план?

– А уж это не твоя забота, мой милый.

– Помилосердствуйте! – вскричал Сэм. – Как же не моя? Да я здесь влип хуже некуда.

– Но ведь ты герой, храбрец, верно?

– Нет, не верно, – сказал Сэм. – Будь я герой, я бы не служил у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса. Между прочим, Диммок здесь.

– Знаю… хи-хи-хи! Диммок входит в план.

– Что же это всё-таки за план?

– Я его дорабатываю. До скорого, мой мальчик.

И он исчез. Из тёмного угла донеслось последнее замирающее «хи-хи-хи».

Хоть Сэм и поворчал немного, настроение у него заметно исправилось. Он медленно набил свою трубку, о которой не вспоминал целое утро. Но тут обнаружилось, что у него нет спичек. Сперва он решил было подняться по лестнице, постучать в дверь и попросить кремень и трут, но потом сообразил, что это покажется странным. Он попробовал с нежностью и умилением думать о Мелисенте, но убедился, что не в состоянии даже отдалённо припомнить, какова она с виду. Вместо Мелисенты ему отчётливо представлялась дрянная скульпторша по имени Мойа Фезерингерст, которую он уже много лет терпеть не мог.

Глава 9

СНОВА В «ВОРОНОМ КОНЕ»

В баре «Вороной конь» было очень тихо, и толстяк, взяв обычную смесь лёгкого пива с горьким, сказал это буфетчице. Не получив ответа, он повторил:

– Всё тихо-спокойно, говорю.

– А я ничего не говорю.

Буфетчица зажмурилась и плотно сжала губы.

– Это почему же?

– После того, что случилось нынче утром, не могу. – Она открыла глаза и опасливо поглядела на дальнюю стену.

Толстяк довольно долго раздумывал над её словами. Потом наконец нашёлся:

– А что такое случилось нынче утром?

– Не надо вопросов, – сказала она. – Тогда и вранья не услышите.

– Что правда, то правда, – согласился толстяк. Буфетчица долго молчала, потом впилась в него взглядом, и наконец её прорвало:

– Мой брат Альберт говорит, он видел такое однажды в парке Финсбери. Электричество и зеркала, говорит, вот и всё.

– Что видел?

– Загадочное исчезновение, – мрачно сказала она.

– Так это оно и было нынче утром?

– Оно самое. На этом самом месте.

– А кто ж исчез?

– Ах, лучше не спрашивайте…

– Что правда, то правда, – поспешно согласился толстяк.

Он отхлебнул пива, подумал немного, потом рискнул высказать суждение:

– А погодка-то разгулялась.

– А вы чего ждали? – сказала буфетчица. – Нет уж, тридцать первого июня иначе и не бывает.

Он поглядел на неё с недоверием, но она ответила прямым, простодушным взглядом. Тогда он вынул из кармана книжечку с календарём, тревожно заглянул в неё, потом снова с недоверием уставился на буфетчицу. Взгляд её был всё так же чист и простодушен. Они уже готовы были всё начать сначала, как вдруг появился Мальгрим в том же самом наряде, что и утром, энергичный и властный.

– Свят-свят-свят! – ахнула буфетчица.

– Добрый вечер, мадам. Двенадцать бокалов бенедиктина с холодным молоком, и, пожалуйста, поживее.

– Бенедиктин с холодным молоком? Смесь? Двенадцать бокалов?

– Вот именно, двенадцать, – сказал Мальгрим. – Потом, возможно, понадобится ещё. Здесь соберётся бактериологическая секция нашего медицинского конгресса. Я жду делегатов с минуты на минуту.

– Эй, послушайте, – сказала буфетчица, глядя на него во все глаза. – Ведь это вы приходили сюда нынче утром, выпили целую бутылку мятного ликёра, а потом вышли сквозь стенку?

– Да, я, – охотно согласился Малырим. – Ну и что из этого?

– Что из этого! – Она бросила на него отчаянный взгляд, тихонько застонала и отошла к другому концу стойки.

– Сдаётся мне, – сказал толстяк, – она сегодня что-то не в себе.

– Да и вы тоже, друг мой.

– То есть как?

– Ну-ка, взгляните на мой палец! – сказал Мальгрим. Он проговорил это так властно, поднимая палец всё выше и выше, что толстяк не посмел ослушаться. Секунд через двадцать толстяк застыл в неподвижности, подняв глаза кверху, – бесчувственный, словно восковая фигура. Мальгрим больше не обращал на него никакого внимания и занялся стеной. Он чертил на ней какие-то знаки и бормотал заклинания. Снаружи завыл ветер, стена раздвинулась, но за ней, торжествующе хихикая, стоял старый Марлаграм.

– Хи-хи-хи! Что, мой мальчик, не ожидал?

– Эффектный трюк, дядюшка, но, как всегда, дешёвый, – сказал Мальгрим. – Видно, и впрямь пора вам бросать серьёзную работу. Для детских утренников, конечно, ещё сойдёт…

– Вот я тебе покажу детские утренники, наглый щенок! – объявил Марлаграм, делая шаг вперёд. – Да не вздумай просить помощи у Агизикке, у Бултурвзасоса или у кого-нибудь ещё из этой компании, потому что сегодня я их всех заключил в магический пентаэдр, хи-хи-хи!

– Знаю, – сказал Мальгрим презрительно. – Не так уж трудно было догадаться, милейший дядюшка. Но и я времени даром не терял, сразу обратился к Акибеку и Беркаяку. Хотите померяться силами? Нет? Так я и знал. Где уж там, ведь у вас ни настоящей стратегии, ни цельного плана. Теперь-то вы поняли, что у меня преимущество в целый ход?

– Нет, мой мальчик.

– Ну как же! Если вы вернётесь в Перадор и оставите меня здесь, я встречусь с принцессой Мелисентой.

– И не подумаю, мой мальчик.

– Превосходно. В таком случае, вы остаетесь здесь, а я возвращаюсь в Перадор, и опять-таки я в выигрыше. Чистая работа, ничего не скажешь. Помяните моё слово, брошь Мерлина достанется мне.

И он двинулся к зияющему проёму в стене.

– Но тебе не закрыть за собой стену, – сказал Марлаграм. – Вот попробуй.

– И пробовать не стану. Пустое дело. Всё равно я в выигрыше, как ни кинь, – сказал Мальгрим и вышел через стену.

– Похоже на то, – пробормотал старик. – Неглупый малый, но слишком самоуверен. Ладно, мы ещё посмотрим.

Он стал быстро расхаживать по комнате и, наткнувшись на остолбеневшего толстяка, небрежно отодвинул его, точно стул. Тем временем на стойке появился поднос с двенадцатью бокалами. Вслед за тем из-под стойки на четвереньках выползла ошалевшая буфетчица. Она поднялась на ноги и уставилась сперва на Марлаграма, потом на толстяка, потом на проём в стене.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8