Время Януса - Банда Гимназиста

      Парень взмахнул рукой, и в темноте сверкнуло лезвие ножа. Его противник подался навстречу, и через секунду нож со звоном упал на булыжник.
      – Проваливайте отсюда, – угрюмо сказал незнакомец.
      Послышался металлический щелчок.
      – Митька, у него шпалер! – взвизгнул грабитель и рванул во двор. Его товарищ оставил Наталью и кинулся следом.
      – Как вы, барышня, целы? – подойдя к Решетиловой, справился ее нежданный спаситель.
      – Все в порядке. Благодарю.
      – Ну и ладненько, – кивнул незнакомец и пошел к выходу на улицу.
      – Гражданин, подождите! – встрепенулась Наталья и побежала за ним.
      Он остановился у фонарного столба и вопросительно поглядел на Решетилову. Теперь Наталья смогла его рассмотреть – лет двадцати пяти, среднего роста, крепко сбитый, простое русское лицо. Он походил на кустаря – темный пиджак, короткие сапоги.
      – Вы не можете так уйти, – выдохнула Наталья.
      – А что ж надо-то? – улыбнулся незнакомец.
      – Я должна вас поблагодарить.
      – Так вы поблагодарили.
      – Да-да, разумеется. Однако мне хотелось бы знать имя своего спасителя.
      – А к чему?
      – Ну… я не знаю, – Наталья нервно взмахнула руками. – Вы рисковали жизнью ради меня… Как вас зовут?
      – Никитою.
      – Очень приятно. А я Решетилова Наталья… Что же мы здесь стоим, а? Идемте ко мне, выпьем чаю!
      – Да нет, барышня, неудобно, – смутился Никита.
      – Умоляю вас, не отказывайтесь!
 

* * *

 
      Наталья усадила гостя на кухне и принялась хлопотать у плиты. Никита по-детски поджал ноги под табурет и положил ладони на колени.
      – Покуда закипит чайник, давайте выпьем настойки! У папы есть прекрасная рябиновка, – заметив неловкость гостя, предложила Решетилова.
      Они выпили, и Наталья завела разговор о том, что ее отец – признанный ценитель ягодных настоек. Никита внимательно слушал, разглядывая узор на скатерти. Наталья в свою очередь разглядывала гостя: «А он не столь уж и зауряден! Лицо и манеры у него крестьянские, но волосы знакомы с ножницами парикмахера, аккуратно причесаны; гладко выбрит, и рубашка свежая. Кто он? Руки у Никиты грубые, но чистые, с черной работой незнакомые».
      – А как вы оказались на нашей улице? – вдруг спросила она.
      Никита немного покраснел:
      – Случайно. Шел я за вами от самого театру. Дом мой недалеко, – он кивнул головой куда-то в сторону.
      – Вы были в театре? – невольно удивилась Решетилова.
      – Да нет, – еще гуще зарделся Никита. -
      В пивной по соседству. Я как раз вышел, и вы впереди… Заприметил-то я вас давно, еще осенью, там же, у театры.
      – Ах, вот оно что! – рассмеялась Наталья. -
      А я вас и не видела.
      – Человек я маленький.
      Назойливое внимание театральных поклонников всегда окружало Наталью, но здесь было что-то другое.
      – Так вы знали меня?
      – Вовсе нет… просто вы… барышня приметная, – медленно выдавил Никита.
      «Вот вам и еще один воздыхатель!» Она натянуто улыбнулась и склонила голову:
      – Спасибо за комплимент. Значит, все это время у меня был невидимый страж?
      – Ну что вы! – развел руками Никита. – Я и видел-то вас нечасто. Даже не знал, что вы живете на этой улице. Шел себе домой, а оказалось нам по пути.
      – И?
      – Заслышал возню в потемках, ну, думаю: ребятки на гоп-стоп пошли!
      – На что пошли?
      – Ну… пограбить вас решили.
      – А-а, – протянула Наталья. – Словечко какое-то… жиганское!
      – Зато в самую точку, – засмеялся Никита.
      – Пожалуй… Однако, как же вы отважились схватиться с грабителями? Страшно не было?
      Она поймала взгляд спокойных серых глаз.
      – Страшно? А чего ж пугаться-то? По темным углам барышень грабят только мальцы слабосильные, серьезный налетчик на грошовое дело не пойдет.
      Наталье стало тепло и уютно рядом с этим малознакомым человеком. Она поразилась своим мыслям и отогнала их со стыдом и негодованием.
      – Знаете, Никита, под аркой было очень темно, и я не разобрала, как вы справились с тем молодым негодяем. У него же был нож!
      – Интересуетесь? Есть один хитрый способ. Хотите покажу?
      – Любопытно.
      – А вот вы возьмите в ручку вилочку и ткните в меня, – предложил Никита.
      – Зачем же вилочку? – заразилась его азартом Наталья. – Возьмем столовый нож, так будет убедительнее.
      Решетилова схватила серебряный ножичек и направила его в грудь Никиты. Он подергал кончик лезвия:
      – Крепче держите.
      – Так?
      – Ага. Теперь бейте!
      – Как?
      – А как хотите.
      – Вы уверены?
      Никита смотрел ей прямо в глаза.
      Решетилова легонько ткнула ножом вперед, и тут же, неуловимым и сильным движением ладоней, будто прихлопывая на лету комара, Никита выхватил нож из ее руки и положил на стол.
      – Вот так фокус! – восхищенно проговорила Наталья. – Как же это получилось?
      – Сие, барышня, не фокус, а навык! И дается он длительными упражнениями. Это только с виду все легко и просто, – пояснил довольный Никита.
      – А вы мастак на такие штучки! Где научились?
      – В армии. Был у нас комполка, в прошлом царский офицер, в германскую командовал разведвзводом батальона пластунов. Науку драться без оружия изучал с молодых ногтей, еще юнкером начал упражняться… Да тому, что умел наш комполка, мне и ввек не научиться! Хоть с палкой на него иди, хоть с финкой или даже с шашкой, с любым мог совладать. Убили его в бою под Каховкой…
      – Вы служите в армии?
      – Нет. Демобилизовали аж в ноябре двадцатого. Хватит, навоевались.
      Наталья уловила в ответе Никиты скрытое недовольство.
      – Ой, чайник-то у нас скоро взлетит! – встрепенулась она и поднялась заварить чай.
      – А вы и в самом деле в артистках? – глядя в спину Решетиловой, спросил Никита.
      – Я режиссер. Знаете, что это такое?
      – Не-ет. В театрах я не бывал, а на ярмарках скоморохов видел, да этих еще… марьенеток.
      – А-а, так это ж куклы!
      Наталья вернулась к столу:
      – Приглашаю вас, Никита, в театр. Приходите, вам понравится!
      – Да там, небось, все люди ученые, нэпманы жирные, – махнул рукой Никита.
      – Нет-нет, публика у нас разная. И рабочие, и студенты, и солдат порой привезут. Можете взять друзей, чтобы вам было веселее.
      – Какие уж у меня друзья! – хмыкнул Никита.
      – А семья? Жена, дети?
      – Нету семьи, померли все, – потупился Никита.
      – Простите, я не знала… Ну, что вы погрустнели? Сейчас будем чай пить, я расскажу вам о наших спектаклях…
 

* * *

 
      Еще проходя через сад, Никита заметил в окнах флигеля свет. В спальне, уютно устроившись на диване, читал роман Аркадий.
      – Ты чтой-то нынче дома засел! – удивленно бросил Никита.
      – Зато ты сегодня решил погордонить , – отрываясь от чтения, посмотрел на «ходики» Аркадий. – Первый час ночи!
      – Штиблеты хоть бы снял – сукно выпачкаешь, – заметил Никита.
      – Отстань, не ворчи, – поморщился Аркадий, но все же скинул ботинки на пол.
      – Повечерял? – кивнул на грязные тарелки Никита.
      – Ждал тебя, да не дождался. Пришлось отужинать одному. Где ж вы, сударь мой Никита Власович, пропадали?
      Никита разделся и лег на кровать.
      – С приятной девушкой чаи распивал! – улыбнулся он и с хрустом потянулся.
      – Неужто? – Аркадий сел на диване и недоверчиво поглядел на товарища. – С каких это пор у тебя появились «приятные девушки»? Насколько я помню, вы, милостивый государь, предпочитали грудастых фабричных шмар!
      – А вот появились, – самодовольно хмыкнул Никита.
      – Нет, в самом деле, у тебя есть зазноба из «приличных»?
      – Да нету никакой «зазнобы». Попили чаю и разошлись, – Никита махнул рукой. – Наталья барышня благородная, куда уж мне, мужику, гайменнику , такую в зазнобах-то иметь!
      Он рассказал Аркадию о сегодняшнем происшествии.
      – Так ты на своих налетел? – уточнил Аркадий. Лицо его стало строгим и задумчивым. – Это ж – нарушение Закона.
      – Тоже мне «свои»! – скривился Никита. – Раклы сопливые, воронье помойное. Нашли на кого засаду устраивать – на порядочную барышню, сироту! Грабили бы дельца какого-нибудь иль коммуняку. И не кивай на Закон, Аркаша, мне он неведом. Для меня один закон – слово атамана.
      – Могут и к ответу притянуть, – покачал головой Аркадий.
      – Пусть попробуют, мне все едино, от какой пули помирать – что от воровской, что от минтонской.
      – А хороша ли она, твоя дама?
      – Наталья? Очень. Строгая девушка, красивая…
      – Аминь! – иронично вставил Аркадий.
      – …И образованная! В театре работает.
      – У-у, так ты увлекся актеркой! – поднял брови Аркадий. – Богемной экзотики захотелось? Ну-ка колись, кто она?
      – Наталья у них главная режиссер. Не хухры-мухры!
      – А-а! Решетилова. Знаю, знаю, Котьки Резникова приятельница. Ве-ли-ко-леп-ная особа! Но не для тебя, Никитушка.
      – Про то и толкую, что не для меня, – Никита мечтательно уставился в потолок. – Отчего судьба у человека такая несправедливая, а, Аркаша? Творим не угодные Богу дела; теми, кто сердцу близок, обладать не можем.
      – Ну, началось, – поморщился Аркадий. – Верно, стоит мне все же в «Парадиз» поехать, иначе с тобою тут с тоски подохнешь.
      Аркадий поднялся и стал собираться.
      – Давай-давай, поплутуй, – кивнул Никита, – ты у нас самородок и на все руки мастер: и фраеру бороду пришить , и на грант сходить , и книжки вон мудреные почитать.
      – А ты бы от безделья хоть язык французский, что ли, выучил. Ведь давал же тебе учебник? Где он?
      – В уборную выкинул.
      – Э-э, темнота беспробудная, лень великорусская!
      Аркадий выдвинул ящик комода и пошарил внутри.
      – Куда антрацит подевал, мажордом?
      – Сам ты… А порошки твои поганые я тоже в клозет спровадил, – хохотнул Никита. – Шучу, в сенях они, в банке из-под монпансье.
 

* * *

 
      Аркадий уехал, но Никита еще долго не мог уснуть. Глядя в потолок, он размышлял о своей жизни.
      До лета 1921 года судьба Никиты Злотникова не многим отличалась от миллионов других российских крестьянских парней. Родился он в маленькой тамбовской деревушке, затерянной среди вековых лесов. Было у Никиты девятеро старших братьев и сестер. Жили Злотниковы весело и дружно, хотя и небогато.
      Осенью восемнадцатого Никиту мобилизовали в Красную армию. С «трехлинейкой» в руках дошел красноармеец Злотников до Крыма, штурмовал неприступный Турецкий вал, выжил и вернулся домой победителем.
      На Святочной неделе 1921 года Никита женился на красавице Татьяне, которую любил с детства. Целую неделю гуляла деревня на свадьбе младшего Злотникова. Его отец передал Никите родное хозяйство и удалился на покой. Казалось, жизнь стала налаживаться. Весной Никита перестроил отцовский дом и начал готовиться к пахоте, а Татьяна забеременела первенцем. Однако, несмотря на окончание войны, лихолетье не отступало. Недовольные продолжением хлебных реквизиций крестьяне бунтовали. Тамбовские мужики тысячами уходили в леса, пополняя войско мятежного атамана Антонова.
      Летом окончилась и короткая идиллия Никиты. 4 июля 1921 года в его деревушку вошла карательная красная часть. Бойцы ходили по дворам, разыскивая спрятанный хлеб и оружие. Крестьяне собрались на сход и обратились с жалобой к командиру отряда. Молоденький командир, недовольный бранью деревенских жителей, занервничал и приказал открыть огонь. Шальная пуля попала в висок Татьяны Злотниковой. Она умерла на месте. Тогда-то и обуяла Никиту жуткая злоба и ненависть к большевистской власти. Он собрал походный мешок и ушел в лес. Когда антоновцы были разгромлены, Никита вместе с приятелем, поповичем Царевым, бежал в Москву. В столице у Царева имелись дальние родственники – у них-то и схоронились вчерашние повстанцы.
      Именно в Москве, в ноябре двадцать первого Никита повстречал Гимназиста. Опытный налетчик заметил умного и бесстрашного антоновца, оценил его отношение к режиму и умение владеть холодным оружием. Очень скоро в бандитской среде Москвы стали ходить слухи о новом грозном налетчике – Никите Тихом, или Антончике. Так начал Злотников свой путь на преступном поприще.
      Думал ли он о морали и будущем? Уже нет.
      В сердце Никиты, будто крепкая заноза, засела ненависть к власти. Ненависть перестала быть неистовой и опьяняющей, она превратилась в некую самоцель и стимул жизни…
      Никита лежал и, пожалуй, впервые за последние годы размышлял о счастье. Можно было бы бросить к чертовой матери преступный промысел, вытребовать свою долю, найти простую честную девушку и начать новую жизнь. Однако тут же засверлило мозг сомнение: «Ты же пытался. И что вышло? Тогда не дали и теперь не позволят. Да и не забыть мне Татьяны, не забыть нашего поруганного счастья, а другого и быть не может. Одна мне дорога – плаха и Высший суд».

Глава V

      Андрей открыл глаза и долго смотрел в окно. «Хорошо просыпаться таким чудесным утром! – с улыбкой подумал он. – А еще лучше – в выходной». Рябинин лениво потянулся и вспомнил вчерашний день – завершение работ и торжественный пуск душевых, праздничный митинг, лестные слова руководства в свой адрес…
      Внезапно он ощутил на себе чей-то назойливый взгляд. Андрей торопливо обернулся – из-за полуоткрытой двери ухмылялась физиономия Меллера.
      – Наум! Чтоб тебя… – воскликнул Рябинин и сел на диване.
      – Очнулся, соня? А я вижу: дверь не заперта, решил не стучать.
      – Заходи, что ты там застрял, будто кентервильское привидение!
      Меллер скользнул в комнату и уселся на стул.
      – Привидения – плод воображения феодального общества и извращенной фантазии мистера Уальда, – менторским тоном провозгласил Наум.
      – Спросонья вы мне и вправду показались призраком, товарищ материалист! – рассмеялся Андрей и протянул руку. – Привет, говорящий фантом.
      – Подымайся, ленивец. Советский народ уже давно приступил к активному отдыху, – пожимая ладонь Рябинина, отозвался Меллер.
      Андрей встал, накинул на плечо полотенце:
      – Как относятся фантомы к чаю с гренками?
      – Нормально. Тем более что я сегодня определенно не завтракал.
      – Тогда хватай чайник и приготовь кипятку.
      – Ну конечно! Вот как заводское начальство встречает друзей, – Меллер развел руками.
 

* * *

 
      Выходя из ванной, Андрей услышал на кухне громкие голоса и с ужасом вспомнил об экспериментах Меллера над соседями.
      Страхи оказались напрасными – Наум задорно рассказывал жильцам о способах приготовления гренок.
      – Нау-ум! – позвал его Андрей.
      – Подожди, Андрюша… – отмахнулся Меллер и продолжил свою лекцию.
      – Наум! – настойчиво перебил друга Рябинин. – Ты из чьего хлеба гренок навалял?
      – Как из чьего? – возмутился Меллер. – Вот здесь на столе булка валялась.
      Его слова покрыл хохот соседей.
      – Это была чужая булка, Наум, – покачал головой Андрей.
      – Да бог с ней, Андрей Николаич, – махнула рукой смуглянка Груня. – Сочтемся!
      – Спасибо, – поклонился Рябинин и бросил Меллеру: – Поблагодари небеса, что у нас в квартире нет «кадочкиных». Бери-ка чайник и идем в комнату.
 

* * *

 
      – А Кадочкину, между прочим, досталось по заслугам! – бултыхая в чашке кусок сахара, с улыбкой доложил Меллер.
      – Неужто достал-таки соседа?
      – Определенно! Только не я – милиция постаралась. – Наум сделал довольную рожицу. – Шел наш Кадочкин третьего дня пьяный, шар земной у него в голове перевернулся, и он бревном упал в витрину «Госмануфактурторга». Так-то! Сидит, голубчик, под арестом, потому как штраф платить нечем.
      – А ты и рад, – укоризненно покачал головой Рябинин.
      – Так это же всем на пользу! Который день в квартире тишина стоит гробовая.
      – Сомневаюсь, – усмехнулся Андрей.
      – П-почему? – оторопел Меллер.
      – Ну ты-то в квартире остался!
      – Не-ет, я теперь соседей не тревожу, у меня работы непочатый край. Определенно!
      – В редакции? – Андрей впился зубами в поджаренную гренку.
      – Ага, в редакции. Только я уже не в «Пролетарии»!
      – А что случилось?
      – Мне предложили должность заместителя главного редактора в «Юном коммунаре», – гордо ответил Наум.
      Андрей вопросительно поднял брови.
      – Не слышал о такой газете? Совершенно неудивительно – «Юный коммунар» только позавчера организовался. – Лицо Меллера приняло протокольное выражение. – Тринадцатый съезд партии постановил создать на местах сеть детских и пионерских изданий. Луцкий как вернулся из Москвы, так отдал распоряжение выделить деньги на детскую газету. Главредом поставили Нистратова, члена бюро губкомола, а заместителем рекомендовали меня.
      – Кто?
      – Что «кто»?
      – Рекомендовал.
      – Дядя Коля Сакмагонов.
      – А-а.
      В дверь осторожно постучали.
      – Заходите, открыто! – крикнул Рябинин.
      В комнату вошел здоровенный бородатый мужик, одетый, несмотря на теплую погоду, в длиннополый пыльник.
      – Извиняйте, гражданы! Хто тут будет Рябинин? – пробасил мужик, переводя взгляд с Меллера на Андрея.
      Внешность посетителя показалась Андрею знакомой.
      – Я Рябинин. А в чем дело, товарищ? – Он приподнялся и вдруг вспомнил: – Вы – Афанасий!
      – Так точно, – кивнул мужик. – Георгий Станиславич велели передать, что яво до завтрева в городе не будет – по делам уехали.
      – Благодарю, учту.
      Афанасий поклонился и вышел вон.
      – Сторож моего друга Старицкого, – пояснил Меллеру Рябинин. – Так что ты говорил о «Юном коммунаре»?
      – Ах да, представь себе, дело какой государственной важности нам предстоит!
      – Несомненно, – согласился Андрей. – До революции были детские издания, помню. Сказки печатали…
      – «Сказки»! – вскочил на ноги Меллер. – Ты – совершенная темнота! Мы должны готовить смену комсомолу и партии, подготовить детей к выполнению исторических задач рабочего класса, активизировать их политически. Первоочередная цель – осветить деятельность пионерской организации, привлечь в ее ряды массы пролетарских детей. Плюс – проблемы беспризорности, низкой оплаты труда подростков, деспотизма несознательных родителей, проблемы детдомов и колоний, трудоустройства, борьбы с остатками религиозного дурмана…
      – Солидно.
      – Вот именно. Посему у меня к тебе просьба: помоги встретиться со Змеем. Помнится, ты обещал.
      – Это для статьи?
      – Ага. Рабочее название – «Облик беспризорного».
      – Попытаюсь.
      – А где ты его будешь искать?
      Андрей задумался.
      – В логово Мишки наведываться… неделикатно. Нужно передать через Змеевых ребят, что его ищет Рябинин.
      Он допил чай и поднялся:
      – Идем, прогуляемся к вокзалу, там полно беспризорных воришек. Пошлем Змею послание.
 

* * *

 
      В субботу Глеб Сиротин решил опробовать в деле подарок отца – автомобиль «пежо». Прихватив для компании Резникова, Глеб принялся колесить по городу.
      Когда разворачивались на привокзальной площади, Костя попросил друга остановить машину:
      – Погляди-ка, Меллер с Рябининым топают!
      Э-эй, идите к нам! – крикнул Резников.
      – Ух ты! Это чье же такое расчудесное авто? – воскликнул, подбегая к машине, Меллер. – Андрей, ты только погляди!
      – Нравится? – сияя довольной улыбкой, спросил Сиротин.
      – Определенно, – кивнул Наум. – Твоя, Глебка?
      – Моя. Папашка презентовал.
      – Новая?
      – Смеешься? Откуда такие деньги? Ей уже два года, – пояснил Сиротин.
      – Довольно хвастаться, – бросил ему Костя и отворил заднюю дверцу. – Садитесь, ребята, мы вас подвезем. Кстати, Глебушка, ты с Андрей Николаичем знаком?
      – Наслышан, – разглядывая Андрея, ответил Сиротин. – Полезайте в салон.
      Андрей и Меллер сели на заднее сиденье, Глеб «для порядку» выжал клаксон, и автомобиль тронулся.
      – Вы куда направлялись-то? – справился у Меллера Резников.
      – Сами не ведаем. Дела мы уже переделали, теперь можно и пивка попить.
      – И где же?
      – Лучше в парке, на веранде.
      Через несколько минут Сиротин притормозил у ворот Центрального парка. Андрей и Меллер поблагодарили Глеба и вышли из автомобиля.
      – Подождите нас в пивной, мы через часок вернемся, – сказал Сиротин.
      – Наум, ты не забыл, что завтра мы едем на пикник? – напомнил Резников.
      – Определенно.
      – Вы тоже присоединяйтесь, Андрей! – предложил Резников. – Компания вам знакома: Вихров, мы с девчатами, да вы с Меллером.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.