Невеста капитана Тича

Тич с пистолетом в руке шагнул к нему.

— Я хочу, чтобы ты передал кое-что от меня старому Грогу48, мой нежный юный красавчик, — проговорил он, скаля зубы. Мэйнард удивился тому, что пирату известна кличка главнокомандующего английским военным флотом в Вест-Индии.

— Ты имеешь в виду коммодора Вернона? — устало спросил он.

— Ну да, а как же! Старый дружище, добряк Грог Вернон! Скажи ему, что это я третьего дня потопил его военный корабль «Скарборо»! Скажи ему, что это сделал капитан Тич, потому что я не хочу, чтобы другие посягали на эту честь!

— Я не передаю сообщений от бандитов, — сказал Мэйнард. Он ожидал взрыва ярости, но Тич не шевельнул ни одним мускулом. После молчаливого обмена взглядами, полными взаимной ненависти, Тич сделал пистолетом жест, разрешающий лейтенанту удалиться.

— Как хочешь… — процедил он сквозь зубы. Мэйнард молча повернулся и, стараясь не упасть, хромая, медленно пошел прочь из зала. Выстрел из пистолета, нацеленного пониже спины, стегнул его, как удар бича.

— И все же ты передашь ему мое сообщение! — визгливо захохотал Тич. — Скажешь ему: вот что думает капитан Черная Борода об английском военном флоте!

Анна ахнула, когда раздался пистолетный выстрел. Однако видя, что Мэйнард все еще стоит, она убедилась, что Тич не нарушил своего обещания. Анна не видела многочисленных болезненных, хотя и поверхностных ранений, которые причинили ему осколки стекла, но когда Мэйнард, из последних сил цепляясь за лестничные перила, полуползком, медленно и мужественно ретировался, она с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на помощь. Она отлично сознавала, что ради него самого не должна этого делать, и скрепя сердце, осталась в зале.

Анна заставила себя сесть за стол, на свободное место, оставленное для нее рядом со стулом Тича. Руки ее дрожали, и она крепко сцепила пальцы, чтобы унять эту дрожь. Тич по-своему сдержал свое обещание, и теперь ей приходилось держать свое. Призвав на помощь все свое самообладание, Анна потянулась к фужеру, наполненному аракой; руки ее все еще дрожали.

Убитые пираты так и оставались лежать на полу, неприкосновенные по пиратским законам до тех пор, пока их товарищи по корабельной койке не соблаговолят подобрать их оружие и личные вещи. Это являлось незыблемым и неотъемлемым правом оставшихся в живых.

Тич и его люди, крича и жестикулируя, оживленно обсуждали события, свидетелями которых они только что были, с хохотом и ужимками изображая мучительное смущение Мэйнарда, получившего достойный урок приличных манер от их находчивого капитана. Анна отпила глоток из фужера и отломила кусочек медового пряника, пытаясь настроить себя на общее веселье.

— Ого-го! — весело гоготал Тич. — Вот это свадьба, так свадьба! Эту-то я надолго запомню!

— Постой, постой, — возразил Израэль Хендс. — Ведь свадьбы-то еще не было! Какая же свадьба без венчания? Скоро станет чертовски темно, а свадебные блюда на камбузе уже давно перепрели! Это нечестно с Твоей стороны, капитан, и это совсем на тебя не похоже!

— Тринадцать акул тебе в глотку! — заорал Тич. — Так что же ты сидишь здесь, Иззи, и лаешь, как пес на причальную тумбу? Тащи сюда поскорее какого-нибудь Святого Джона49, и мы быстренько обтяпаем это дельце!

— Да где же его взять-то, священника? — с пьяной озабоченностью заморгал Израэль Хендс. — Ведь здесь, на Сен-Китсе, все сплошь ирландские католики. Это всякий знает!

— Так тащи пастора, черт побери! На худой конец, и он сгодится!

— К-хм… — смущенно прокашлялся Гиббонс. — Пастора тоже нет, капитан… Пришлось пристрелить его нынче утром. Уж очень он несговорчивым оказался, капитан! Ни за что не хотел стать заложником. Проклял мои глаза по всем правилам, и ни на йоту не уступил! Да и других подбивал сопротивляться…

— Как! — в искреннем замешательстве закричал Тич. — Ты, олух царя небесного, застрелил единственного Святого Джона на этом проклятом острове, чертовски хорошо зная, что я прибыл сюда жениться! О, боже!..

Он в отчаянии охватил лицо руками.

Наступило долгое томительное молчание. Израэль Хондс со своей обычной предусмотрительностью встал из-за стола, где теперь могло случиться все что угодно, и незаметно выскользнул на веранду.

— Эй, капитан! — закричал он оттуда. — Какой-то шлюп появился в заливе! Он как раз спускает паруса… — Хендс прищурил глаза, зоркие, как у коршуна, несмотря на его начинающие седеть волосы: — Это тот самый шлюп, с борта которого мы сняли костоправа на траверзе Антигуа50, капитан!

— Тот самый, на котором вы нас нашли? — вздрогнула Анна. Хендс, вернувшись к столу, пожал плечами. Девица, по его мнению, не значила ровно ничего, и поэтому не стоила даже упоминания.

— Но… это же корабль майора Боннета! — вскрикнула Анна.

Действительно, это был «Ройял Джеймс», одномачтовый шлюп майора Боннета. Незадачливый майор, вне себя от злости, направлялся к Сен-Китсу, чтобы запастись провиантом и водой. Пираты, побывав у него на борту, лишили его не только его несчастных пленников. Все его лучшие вина и припасы исчезли тоже. Боннет придавал слишком большое значение личному комфорту, чтобы предпринимать рейс на Барбадос, не имея в перспективе ничего лучшего, чем делить со своей командой гнилую воду и вонючую солонину из бочонков.

Увидев, что сорокапушечный барк Тича, с черным флагом, неподвижно свисавшим с верхушки мачты, уже обосновался в Сен-Китсской гавани, майор Боннет на минуту подумал, что было бы, пожалуй, более благоразумным лечь на обратный курс и убраться отсюда по добру, по здорову. Но его злополучная обида превысила благоразумие.

— Проклятье! — визгливо выругался он сквозь зубы. — Эти бандиты уже обчистили меня до нитки. Больше они все равно взять ничего не смогут. Становись на якорь! Убрать паруса! Шлюпку мне! Я еду на берег…

— Что? — встрепенулся Тич, внезапно воспламенившись какой-то новой идеей. Как и все экзальтированные натуры, разочаровавшись в возможности осуществления одной забавы, он мгновенно забыл о ней, тут же ухватившись за другую, более реальную. Израэль Хендс во-время переключил его внимание, подсунув ему новую игрушку; впрочем, он не был бы Израэлем Хендсом, если бы не изучил до тонкостей особенности характера своего капитана.

— Эй, Израэль! — закричал Тич. — Тащи-ка сюда этого майора, чтоб его черти взяли! Скажи ему, чтобы он убрал свой груз с этого шлюпа. Я собираюсь нанять его!

Шлюп майора Боннета. «Ройял Джеймс», был великолепным судном. Он был специально построен для того, чтобы служить приватиром, и киль его был заложен в последние месяцы войны. Но мир был заключен еще до того, как его успели построить, и шлюп до сих пор так и не смог выполнить своего предназначения. Судно было рассчитано на скорость, на умелое обращение, а также на мелководье Карибских бухточек и заливов. Снабженное высокими бульварками, оно было очень удобно для морского грабежа, так как за ними легко можно было скрыть и пушки, и людей. Теперь, когда «Скарборо» больше не тревожил капитана Тича, охотясь за ним по всему Карибскому морю, пиратский вожак решил, что может спокойно вернуться на некоторое время к использованию более маневренного и легко вооруженного судна, что в условиях Карибского архипелага, изобиловавшего множеством узких проливов и лагун, давало немалые преимущества.

— Нанять?.. — недоумевая, повторил Хендс, изумленно уставясь на Черную Бороду.

— Ну да, скажи ему, что я собираюсь использовать судно в качестве приватира, и выделю ему его долю в призах, как хозяину корабля. Можешь сказать ему вообще все, что тебе придет в башку, Израэль, ибо легче обещать, чем спорить! Волоки его сюда! Мы тут же составим нужные бумаги, да заодно и отпразднуем заключение договора. Не пропадать же хорошей жратве, черт побери, если свадьба не состоялась!

Он сделал знак своему лейтенанту и вышел вместе с ним на веранду:

— Видишь ли, Израэль, эта посудина может взять на борт десяток орудий и человек сорок матросов. У бедняги «Мщения» есть несколько пробоин в обшивке, шпангоут51 нуждается в переборке, да и вообще его нужно основательно подлатать. Так что ты отбери мне немного лучших парней и прикажи им перенести свои койки и пожитки на борт этого шлюпа. Ричардс может принять команду на «Мщении»и присмотреть, чтобы его привели в порядок, а потом последовать за мной на Тортугу. Ты останешься со мной, разумеется!

— А девица? — спросил Хендс, хитровато ухмыляясь. — Ведь она, кажется, так и не стала твоей женой?

— Она отправится со мной, — буркнул Тич. — Ибо я не собираюсь отказываться от намерения сыграть с нею свадьбу! Ты знаешь, что она мне сказала, Иззи? Она сказала, что если мне срезать бороду наполовину, то я буду здорово смахивать на ее папочку! Что ты на это скажешь, а? На ее папочку!

Он сплюнул на веранду, но Хендс так и не понял, был ли он недоволен этим сравнением, или только озадачен.

— А ее братец-костоправ, он остается на «Мщении»? — спросил Хендс.

Тич нахмурился.

— Нет, он пойдет с нами. Теперь, пока поблизости нет ни одного военного корабля, надо не терять времени и действовать. Действовать, черт побери! Пусть-ка и он тоже заработает на свою проклятую выпивку!

— Ну, немало же придется ему потрудиться, чтобы заработать на всю ту выпивку, которую он ухитряется заливать в свое нутро! — пробормотал Хендс, ухмыляясь.

Перспектива снова встретиться с майором Боннетом странным образом подействовала на Анну. Она вздрогнула, словно от озноба. Это был не страх — скорее отвращение, как при воспоминании об омерзительном пауке. Воспользовавшись тем, что внимание пиратов было занято обсуждением новой затеи Чернобородого, она потихоньку выскользнула из-за стола и вышла на веранду, надеясь найти успокоение в прохладном ночном воздухе.

В саду — на скамьях, креслах, табуретах, перевернутых лоханях, а то и просто на земле — сидели и лежали пираты, горланя песни, ругаясь и споря, хватая руками куски пищи из стоявших перед ними полных блюд и запивая еду невероятным количеством вина. Кое-кто из них заметил Анну, и в саду поднялся оживленный шум, сдобренный скабрезными замечаниями; впрочем, он тут же стих, как только ее узнали. Ни в пьяном, ни в трезвом виде никто из пиратов не смел ни словом, ни мыслью посягать на собственность Черной Бороды.

Один из пирующих поднялся с земли и направился к ней. С радостным облегчением Анна узнала в нем Лори и бросилась к нему.

— Лори, послушай — здесь английский морской офицер, его только что ранили! Он истекает кровью. По-моему, он наверху. Пожалуйста, пойди к нему! Ты как — в порядке?

— Ты хочешь спросить, не очень ли я пьян? — усмехнулся Лори. — Не волнуйся, сестренка! Верно, я был пьян, но я немного поспал на послеобеденном солнышке. Только недавно проснулся. Я весь искусан муравьями, но не пьян! Так в чем там дело? Кто он, этот парень?

Анна быстро рассказала ему о том, что произошло.

— Сходи к нему, Лори, пожалуйста! Прошу тебя, быстрее!

Лори пожал плечами:

— Не думаю, чтобы это доставило большое удовольствие милорду Черной Бороде, но будь я проклят, если стану сидеть здесь, сложа руки, когда наверху истекает кровью мой соотечественник! Ладно, предоставь это мне. Я сделаю все, что смогу.

Он озабоченно посмотрел на сестру:

— Как ты себя чувствуешь среди этих типов, Ани? Они тебя не трогают?

Было очевидно, что проснувшиеся угрызения совести снова мучают его.

— Не обо мне сейчас речь! — перебила его Анна. — О, Лори, поторопись! Он ведь может умереть от потери крови 1

Лори хотел было еще о чем-то спросить сестру, но потом передумал и смущенно замолк. Не глядя на Анну, он с виноватым видом коснулся ее плеча, повернулся и вошел в дом.

Анна осталась овна на веранде, очарованная прелестью темного ночного сада, утопавшего в серебристом свете луны. Воздух был напоен густым дурманящим ароматом тропических зарослей; казалось, он весь дрожал и вибрировал от бесчисленного множества летающих светляков, огромных гудящих жуков, гигантских бабочек и прочих насекомых. Все вокруг жило лихорадочной жизнью, словно стремясь наверстать знойные часы долгой дневной спячки…

Прохладный ветерок с залива заставил Анну вздрогнуть и плотнее прикрыть распахнутый ворот рубахи. Она вернулась в дом через высокое французское окно в дальнем углу веранды и обнаружила, что стоит неподалеку от лестницы, ведущей наверх…

Анна не сразу сориентировалась в темном коридоре верхнего этажа, пока за одной из дверей не услышала голосов Лори и Мэйнарда. Она постучала, и голоса мужчин мгновенно замолкли.

— Кто там? — после минутной напряженной паузы спросил из-за двери Лори.

— Это я, Анна! Можно мне войти? Я хотела… Я думала… может быть, я сумею чем-нибудь помочь?

Стукнула тяжелая щеколда, и Лори отворил дверь:

— Боже, как ты меня напугала! Ну, входи же скорее, Ани!

Шагнув через порог, Анна очутилась в маленькой, скудно меблированной комнатке. Одинокая свечка в канделябре тускло освещала таз с розоватой водой, окровавленные тряпки, разбросанные на полу, и блестящую сталь хирургических инструментов на табурете у узкой кровати, на которой лежал Мэйнард. Лицо его осунулось от боли и тревожной настороженности, а в глазах можно было прочесть все что угодно, кроме дружелюбия и приветливости.

— Хотел бы я знать, — с трудом проговорил он, — что может понадобиться здесь этой девице?

— Ладно, Мэйнард, — быстро вмешался Лори. — Это моя сестра. Это она прислала меня помочь вам… Все в порядке, Ани, — добавил он, отвечая на безмолвный вопрос в ее встревоженных серых глазах. — У него множество повреждений мягких тканей, но ничего опасного. Он выздоровеет, можешь не беспокоиться. Сейчас принесу спирт и попытаюсь остановить кровотечение. Не открывай дверь никому, пока меня не будет!

Лори вышел из комнаты. Мэйнард продолжал хмуриться; он был ужасно бледен от потери крови.

— Вы все — гнусное сборище мерзавцев и убийц! — заявил он Анне. — Ваш брат — если он действительно ваш брат! — смахивает на джентльмена: но что это за джентльмен, который водит компанию с бандитами? А что касается вас, то я могу обойтись и без забот бесстыдной кабацкой девки! Оставьте меня! Оставьте меня в покое! Я не желаю, чтобы моих ран касались руки негодяев!

— Мой брат — квалифицированный хирург, — мягко возразила Анна. — И, помогая вам, он, вполне возможно, рискует собственной жизнью! Я понимаю, что у вас нет оснований быть признательным ни одному из нас, но вы бы могли, по крайней мере, попытаться быть повежливее…

Яркие пятна гневного румянца вспыхнули на бледных щеках лейтенанта:

— Клянусь богом, лучшая вежливость по отношению к любому из вас — это помочь вам поскорее встретиться с петлей палача!

Он сделал неудачное движение и поморщился от боли.

— Послушайте, — сказал он, пытаясь сохранить самообладание. — Я, вероятно, был слишком резок. Что ж, прошу меня простить. Разумеется, все, что я сказал, относится к Черной Бороде и его банде, а не лично к вам. Но, во имя всевышнего — что делаете здесь вы, в компании этих кровавых ублюдков? Да еще, как мне показалось, по своей доброй воле…

Он хотел было подняться, но от бессилия и боли снова упал на подушки. При виде его страданий сердце Анны смягчилось, и она позабыла свой гнев, который был вызван резкими словами Мэйнарда.

— Лежите, лежите спокойно, прошу вас! — быстро проговорила она, укладывая раненого обратно в постель. — Я подам вам все, что нужно. Только лежите и не шевелитесь!

— Вы, кажется, очень озабочены состоянием моего здоровья, мадам…

— Да, — просто ответила Анна. — Вы держались достойно, мистер Мэйнард, и вели себя так, как и подобает настоящему мужчине и джентльмену. Мы с братом находимся в страшной компании — это верно, но мы еще не разучились ценить настоящее мужество!

— Скажите, — спросил лейтенант после минутного молчания. — Это правда, что Черной Бороде удалось выйти победителем из схватки со «Скарборо»? Вы слышали об этом?

— Да, правда, — сказала Анна. — И я не просто слышала. Я видела, как это произошло. Собственно говоря, это я стояла у штурвала корабля капитана Тича, когда он захватил «Скарборо»…

— Что? Вы — у штурвала? Да вы либо сумасшедшая, либо самая отчаянная лгунья, какую только видел свет! Помилуйте — да неужели же вы настолько глупы, что думаете, будто я поверю вам?

— Мистер Мэйнард, очень жаль, что человек, проявивший такую храбрость, пользуется сейчас своим болезненным состоянием, чтобы оскорблять женщину! Будь вы здоровым — клянусь, я дала бы вам пощечину!

Мэйнард ошеломленно уставился на Анну:

— Пожалуй, вы действительно говорите правду… Но тогда, значит, со «Скарборо»и в самом деле произошло худшее, что может случиться?

Анна кивнула, все еще слишком рассерженная, чтобы говорить.

— В таком случае, чем скорее этот негодяй будет повешен, тем лучше для честных людей! Э-э… мои извинения, госпожа пиратка — ведь он, кажется, ваш покровитель? И как это вы с братом умудрились спутаться с этой бандой грабителей? Должен признаться, мне было бы чрезвычайно любопытно это узнать?

— Не думаю, чтобы это в какой-либо степени касалось вас, сэр?

Анна вся пылала от негодования и досады. Впервые увидев лейтенанта, она внезапно почувствовала какое-то необъяснимое волнение и тревогу. Прежде, встретив подобного человека, она вступила бы в счастливую волшебную страну флирта, случайных многозначительных взглядов, случайных прикосновений, случайных — но заранее запланированных — встреч у подружек на балах и вечерних приемах, — словом, всех тех многочисленных хитроумных и нежных способов, которые придумала прекрасная половина рода человеческого для привлечения к себе внимания без ущерба для своей женской осторожности, благоразумия и достоинства. Теперь же, когда она пришла сюда, проявляя о раненом искреннюю тревогу и заботу и в глубине души надеясь, что, помогая ему, сможет хоть на мгновение вернуть себе кое-что из того, что она потеряла, — он предпочел ее оттолкнуть и презрительно высмеять.

Наступило долгое томительное молчание. Наконец, Мэйнард глухо произнес:

— Ненависть к бандитам — в моей крови, мадам, а ваш Черная Борода — бандит, хотя, вне всякого сомнения, достаточно ловкий и отважный. Прошу прощения за мои резкие слова, которые не могут относиться к вам, если вы не принадлежите к его банде. Я не имел намерения высмеивать вас — и поверьте, если вы против своей воли оказались в такой двусмысленной ситуации, то я искренне соболезную вам и обещаю помочь всем, чем смогу!

Анне следовало бы запомнить его лицо именно таким, каким она видела его сейчас: бледное, искаженное от боли, и тем не менее полное сострадания к ней. Но она все еще чувствовала себя чересчур оскорбленной, когда раздался стук в дверь, и голос Лори попросил ее отворить. С легким вздохом Анна откинула щеколду. Лори торопливо вошел в комнату, неся с собой бутылку и полотенца.

— Анна, — поспешно проговорил он, — тебе лучше вернуться к Тичу, если ты не хочешь скандала. Представляешь, что будет, если он обнаружит тебя здесь?

Анна согласно кивнула и молча направилась к двери, не взглянув на раненого лейтенанта. Но Мэйнард с усилием, которое стоило ему многого, поднялся на подушках и протянул к. ней руку:

— Пожалуйста, — сказал он, — примите мою благодарность. Возможно, в моем положении не очень-то уместно выражать вам сочувствие, но я в самом деле искренне сочувствую вам! И я очень хотел бы надеяться на встречу с вами при более счастливых обстоятельствах!

Анна с минуту колебалась, но затем вернулась и пожала протянутую руку:

— Я… я тоже этого желаю, мистер Мэйнард…

Лори, недоуменно глядевший на эту сцену, счел необходимым вмешаться:

— Бога ради, приятель, лежите спокойно, если не хотите истечь кровью! Анна, умоляю тебя — уходи отсюда немедленно!

Анна молча прошла по темному коридору к лестнице, ведущей вниз. Сердце ее билось так, что казалось, будто стук его явственно отдается в ее ушах. Снизу, из столового зала, доносились вопли, хохот и крики пирующих пиратов. Поняв, что там сейчас не до нее, и что ее присутствие среди разгульного веселья осатаневших от рома пьяных бандитов вряд ли может пойти ей на пользу, Анна вздохнула, повернулась и тихонько прошмыгнула назад по коридору в свою комнату…

Глава 3

— Чувствуешь запах золота в этом бризе, девочка? — Тич, весело сопя, с наслаждением принюхался к теплому утреннему ветерку. — Это ветер удачи! Он дует в паруса испанских галеонов52, плывущих домой из Панамы. И ты скоро их увидишь, если только я не проклятый невезучий пес! Они идут мимо Ямайки, через Наветренный проход, чтобы потихоньку прокрасться в открытое море мимо таких, как мы, веселых ребят!

Он довольно расхохотался:

— Корабли сокровищ, моя милая, нагруженные золотом, драгоценностями, жемчугом и сапфирами! Шестидесятипушечные галеоны, битком набитые золотом! А при виде нас они подбирают юбки и бегут, как старые жирные купчихи! Ну, а теперь — передышка! Отдохни и хорошенько оботрись от пота, если не хочешь заболеть золотухой!

Анна послушно опустила тяжелый тренировочный палаш, переводя дыхание и отбрасывая тыльной стороной ладони прядку золотистых волос, упавшую на ее мокрый вспотевший лоб. Она ухватилась за поручень юта, ощутив под натруженными руками нагретое солнцем горячее дерево, подставляя разгоряченное лицо освежающему дуновению легкого ветерка.

В течение многих недель «Ройял Джеймс» крейсировал к северу от Тортуги, захватывая тут и там незначительные призы, чтобы обеспечить себя провизией, пополнить запасы крепких напитков и захватить пару-другую сундуков с монетами и драгоценностями, ожидая появления более крупной добычи. Капитан Тич, осторожный и осмотрительный, с тщательно подобранной командой, которой он почти доверял, относился к Анне с дружелюбной снисходительностью и сентиментальной жалостью, как к хромой чайке или пойманному жуку. От скуки он проводил много часов, обучая ее настоящим, боевым приемам владения саблей, благодаря чему Анне пришлось сделать несколько обескуражившее ее открытие, что искусство фехтования, которое до тонкостей знал и великолепным мастером которого являлся ее отец, становилось относительно бесполезным, если противник в свою очередь также не был джентльменом с благородными и рыцарскими манерами. Сабли в руках корсаров были отнюдь не инструментом утонченного благородства и куртуазной вежливости, но оружием свирепых атак, в которых единственным законным правилом было либо поразить врага, либо умереть.

Теперь Анна владела шпагой и пистолетом так, как с ними и следовало обращаться в тесных помещениях и бешеной сутолоке палубных боев или трактирных драк. Она была прилежной ученицей, сознающей, что если уж ей довелось очутиться в подобной компании, то она должна научиться хотя бы защищаться на равных условиях и равным оружием.

Так проходили дни, — дни вахт, попоек и энергичных упражнений во владении оружием, время от времени прерывавшиеся возбуждением погони и захвата случайного приза, — и ночи, напоенные зноем, пропитанные дурманящим острым ароматом рома. Но неизменно — при дневном свете или при свете луны — несколько пиратов постоянно находились на продуваемых ветром реях, внимательно вглядываясь вдаль, высматривая на горизонте красные и коричневые паруса испанских королевских кораблей с сокровищами, ныне уже не так многочисленные после того, как слава и богатство Испании поуменьшилось, в двух разрушительных войнах.

Наконец, терпение буканьеров было вознаграждено, и галеоны были выслежены; атмосфера на маленьком шлюпе сразу стала тревожной и напряженной. Анна сама взбиралась на высокие реи, чтобы увидеть испанцев: пять больших галеонов, переваливавшихся с волны на волну в кильватерной колонне и похожих скорее на плавучие крепости, чем на какого бы то ни было рода транспортные средства. Внешний облик их был странно враждебным и угрожающим. Теперь уже Тич оставил роль неуклюжего деревенского увальня. Глаза его горели яростным возбуждением, голос стал резким и отрывистым. Он проявлял превосходные знания мореходного дела и расчетливую отвагу, — чем и заслужил в свое время авторитет среди своей дикой команды, — заставляя судно плясать, как стрекоза, на опасном расстоянии пушечного выстрела от галеонов. Делал он это, казалось, без всякой видимой причины, кроме бесшабашного желания полюбоваться, как «доны» бегают по палубе, выкатывают свои громадные орудия и сдирают с них чехлы, готовясь к бою. Потом он опять уходил подальше, кружа вокруг галеонов, как гиена вокруг стада слонов.

Смысл подобных беспричинных на первый взгляд маневров заключался в стремлении Тича отогнать неуклюжие корабли в холодные воды восточной Атлантики, где шторм и непогода, как он надеялся, разбросают их и отделят какой-нибудь корабль от защиты остальных, превратив его тем самым в доступную жертву для пирата.

— Но, капитан, — удивлялась Анна, щуря глаза от нестерпимого блеска ничем не омрачаемого солнечного заката, — как вы можете ожидать шторма в такую безоблачную погоду?

— О, шторма у нас будет сколько угодно! — ответил Тич. — Боюсь, что скоро тебе понадобятся более плотные штаны, чем эти бриджи, моя красавица! В тысяче милях к востоку отсюда лежит зима. Или ты забыла, что на свете все еще существуют холодные страны?

К собственному изумлению, Анна даже рассмеялась от неожиданности: она действительно забыла об этом!

Девять ночей спустя игла компаса задрожала, и всем находившимся на палубе шлюпа показалось, будто звездное небо над их головами начало раскачиваться из стороны в сторону. Это было верным признаком приближающегося шторма. Вскоре на палубу стали долетать пенные брызги с гребней темных злых волн, которые бились о борта с таким звуком, словно это были мешки, наполненные звеньями якорных цепей. Анна, проснувшись от холода в своей маленькой тесной каютке, услышала над головой топот ног и громкий голос Тича, выкрикивавшего на палубе команды матросам, ставившим штормовую оснастку. Закутавшись в одеяло, она вышла в тускло освещенный качающимся фонарем кормовой проход и тут же наткнулась на Тича, который только что спустился вниз. Вода стекала с него ручьями, как с намокшего черного пуделя. Он отжал одной рукой воду из своей необъятной бороды, а другой притянул к себе Анну, улыбаясь прямо в ее широко раскрытые глаза, глядевшие на него поверх одеяла.

— А-а! — воскликнул он. — Это ты, маленький хорошенький чертенок, — ты принесла мне удачу! Прислушайся, какой ветер!

— А долго он продлится? — спросила Анна, дрожа и стуча зубами от холода.

— Дня два или три, — ответил Тич. Он отхлебнул порядочную порцию рома из черной фляги и протянул ее девушке: — Влей-ка немного жару в свои жилы, мой маленький пират — тебе предстоит отчаянная штормовая встряска!

Анна послушно отпила глоток и закашлялась; глаза ее светились, как у кошки, в возбужденном ожидании предстоящих событий.

Шлюп перенес непогоду без каких-либо серьезных повреждений. Когда небо стало проясняться, Тич принялся ходить по кругу, словно гончая, вынюхивающая след добычи, пока не заметил верхние топсели галеонов. Теперь их было только четыре. Где-то позади затерялся пятый, и вскоре они нашли и его, ковыляющего по бурному морю, подобно раненому Левиафану53. Шторм обошелся с громоздким кораблем не так милостиво, как с маленьким вертким шлюпом: он потерял все свои мачты, кроме одной. Тич тщательно осмотрел корабль через подзорную трубу, отмечая его сильные и слабые места.

— Всего два орудия на корме, — проговорил он. — Неужели же «доны» так никогда ничему и не научатся? Ладно, Израэль, дружище — подберись-ка к нему в кильватер! Рискнем получить парочку ядер от этих неуклюжих подонков!

Хендс послушно кивнул, отлично зная этот маневр. Он заключался в том, чтобы подойти к кораблю противника с кормы, где были не страшны залпы тяжелых бортовых орудий, и выстрелами из мушкетов подавить прислугу кормовых пушек, так называемых «базилисков». Для увеличения дальности стрельбы мушкеты заряжались двойным зарядом пороха, и чтобы их не разорвало, туго обматывались проволокой в несколько рядов, так что толщина стволов достигала нескольких дюймов. Это было рискованным действием, ибо «базилиски» стреляли на три тысячи шагов — дистанция, почти в три раза превышавшая расстояние эффективного мушкетного выстрела. Для проведения такого маневра требовалась виртуозная ловкость как в управлении кораблем, так и в обращении с оружием, но таковыми и являлись нормальные профессиональные качества буканьеров. Задачей пиратов было подобраться как можно ближе к корме галеона и пушечными выстрелами с близкой дистанции вывести из строя его руль. После этого огромный корабль начинал беспомощно дрейфовать по ветру, а буканьеры, словно охотничий пес, кусающий медведя за хвост, продолжали нападать на него, обстреливая его со всех сторон до тех пор, пока жертва не опускала, наконец, гордые цвета своего флага и не сдавалась на милость победителя, какой бы эта милость ни была.

Анна, повязав голову цветастым платком, чтобы предохранить уши от ледяного ветра, а волосы от пороховых искр, вылетавших из стволов орудий и носившихся повсюду, восхищенно глядела на галеон, который вырастал перед ней подобно неприступной громаде по мере того, как расстояние между ними сокращалось. Его высокая кормовая надстройка величественно возвышалась над водой, словно башня собора, в изобилии снабженная балюстрадами, балкончиками, резными окошками и сотней-другой деревянных раскрашенных фигур святых. Кормовые каронады галеона продолжали извергать из своих жерл клубы оранжевой огненной смерти, ураганом проносившейся над палубой нападающего шлюпа. Но пираты при помощи тяжелых нантских мушкетов, каленых ядер и дико визжащих. обрывков цепей, которыми они вместо шрапнели заряжали пушки, методично крушили в щепы кормовую надстройку и руль галеона, превращая их в жалкие руины. Задолго до темноты искалеченная и подбитая жертва опустила свой изорванный осколками флаг.