Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Несущие ветер

ModernLib.Net / Природа и животные / Прайор Карен / Несущие ветер - Чтение (стр. 6)
Автор: Прайор Карен
Жанр: Природа и животные

 

 


Тэп хотел, чтобы я выступила с Хоку и Кико, а не с Макуа. Члены федеральной межведомственной океанографической комиссии, несомненно, уже не раз видели, как дрессированный дельфин звонит в колокол и играет с мячом, а показывать, как Макуа работает в наглазниках, явно было еще преждевременно. С другой стороны, Хоку и Кико, такие грациозные, демонстрирующие столь оригинальные поведенческие цепи, конечно, будут интересной новинкой. И мы остановили наш выбор на Хоку и Кико.

Ну, а вы, дорогой читатель, вы-то уже хорошо знаете Хоку и Кико. Итак, они очутились в новом помещении с невиданными стеклянными стенами, с новым дрессировочным бассейном и непривычной дверцей. А дрессировщик стоит в другом месте – на деревянных мостках, угрожающе нависших над водой. И если даже сигналы зазвучали по-новому из-за другой акустики, велики ли были шансы на то, что за три дня Хоку и Кико сумеют немного освоиться со всем этим и хотя бы что-то выполнят правильно, не говоря уж о всех номерах? Очень и очень невелики.

Я придумала небольшую речь о природе дельфинов и о перспективах их изучения и, пока Тэп и адмирал Хейуорд рассаживали гостей на трибуне, собиралась с духом, чтобы ее произнести. По-моему, прежде мне не доводилось говорить в микрофон и выступать перед большой аудиторией, если не считать участия в студенческих спектаклях, но и тогда, хотя чужой текст был твердо вызубрен и отрепетирован, а кругом были свои же товарищи, меня все-таки томил невыразимый ужас. Теперь же ужас оказался вдесятеро сильнее, а Хоку и Кико только подливали масла в огонь, плавая взад и вперед, разглядывая сквозь стекло зрителей и, вопреки всем усилиям Криса, не выполняя ровным счетом ничего.

Со временем я научилась маскировать такие срывы, но в тот жуткий день я не нашла сказать ничего лучшего, кроме:

– Ну, как видно, они и этого, хе-хе, делать не будут…

В конце концов Хоку и Кико все-таки перестали подозрительно пялиться сквозь стекло – на время, достаточное для того, чтобы перепрыгнуть через шесть барьеров, описывая изящные дуги то в воздухе, то в воде, так красиво, что о большем и мечтать не приходилось. Я отчаянно замахала Крису, чтобы он остановился, – лучше закончить демонстрацию на том, что хоть как-то удалось. Я поблагодарила вежливо хлопавших зрителей и пригласила их приехать через месяц посмотреть, на что все-таки способны Хоку и Кико (у меня не хватило духа потребовать, чтобы они продолжали хлопать – и, пожалуйста, погромче! – чтобы Хоку и Кико выполнили высокий прыжок в ответ на аплодисменты). Затем я вырвала вилку микрофона, кубарем скатилась по лестнице в крохотную гостиную дрессировщиков под сценой и из бросившей курить вновь превратилась в курящую.


Зато премьера прошла совсем не так плохо. К тому времени наши дельфины уже вновь работали четко и уверенно. Мы устроили два предварительных просмотра: один – для представителей прессы с семьями и представителей туристических агентств, от которых во многом зависела наша дальнейшая судьба, а второй – для наших строительных рабочих, их семей и жителей близлежащего городка Ваиманало. На этих просмотрах лекцию в Театре Океанической Науки читал сам Тэп. Набив руку в переговорах с возможными акционерами и им подобными, он находчиво импровизировал, если дельфины не сразу выполняли команды.

Во время предварительных просмотров в Бухте Китобойца мы просто показывали отработанные поведенческие элементы. Однако к премьере я подготовила текст сценария. В Театре Океанической Науки можно было ориентироваться по ходу действия, но представление в Бухте Китобойца требовало большей композиционной стройности. Мы несколько раз прослушали текст и одобрили его. Вечером накануне премьеры Дотти и Крис решили, что Бухте Китобойца не хватает одного – музыки. Можно было подключиться к радиосети парка, по которой для публики передавалась негромкая музыка, но они считали, что Бухте Китобойца нужна собственная музыка. Когда я пришла туда утром в день премьеры, они уже подобрали чудесное музыкальное сопровождение для моего текста из гавайских пластинок Криса, который их коллекционировал. Мы отнесли его портативный проигрыватель на «Эссекс», включили в сеть и заняли свои места возле него.

Во время этого первого настоящего представления для настоящих зрителей Дотти работала с дельфинами, Крис как сумасшедший менял пластинки, а я декламировала текст в микрофон, умолкая после каждой второй фразы и поднося микрофон к проигрывателю для создания музыкального эффекта, потом опять начинала говорить в микрофон, путалась и даже один раз повернула микрофон к Дотти, усладив зрителей оглушительным свистом.

Неважно. Успех все равно был огромный. Музыка зазвучала громче. Лани грациозно прыгнула с поручней в прозрачную с голубым отливом воду Бухты Китобойца. Дельфины принялись кружить вокруг нее, а когда она выбралась на островок, дружно сделали обратное сальто – кувырок через хвост, а я перефразировала прекрасные строчки, которые Герман Мелвилл посвятил дельфинам: «Это молодцы, несущие ветер; они плавают веселыми стаями, взлетая к небесам, точно шапки над толпой в день Четвертого Июля…»

Дельфины исполнили хулу и безупречно проплыли по кругу, хлопая хвостами, – номер, который мы назвали «самоанским танцем с прихлопом». Они промчались вокруг островка и завершили свою программу верчением. Затем Лани бросилась в воду, они подплыли к ней и катали ее по всей Бухте, а она держалась за спинной плавник то одного дельфина, то двух. Они ныряли вместе с ней, а когда она всплывала, вновь кружили вокруг нее в водном балете. Я сообщила в микрофон, что эту часть представления специально готовить не пришлось, что животные проделывают все это для собственного удовольствия. Я процитировала Плутарха, что дельфин – единственное существо, которое ищет дружбы без корыстных целей. Музыка звучала то громче, то тише, дельфины были удивительно красивы, и Лани тоже, так что у зрителей – и у всех нас на палубе «Эссекса» – щипало глаза. Премьера прошла с полным успехом. 

4. Ловля



Жорж Жильбер, наш первый и лучший поставщик дельфинов, был крепким, красивым, добрым, веселым человеком сорока с небольшим лет, наполовину французом, наполовину гавайцем. Опытнейший рыбак, он был способен найти и поймать целым и невредимым практически любого обитателя гавайских вод, от семисантиметровой рыбы-бабочки до косяка стремительных тунцов. Приемам ловли дельфинов и косаток Жорж научился у Фрэнка Брокато, который ловил их для «Маринленда» в Калифорнии и придумал способ поимки китообразных в водах, слишком открытых и глубоких для обмета сетями.

Жорж охотился за ними на ветхом рыбачьем сампане «Имуа» (что переводится примерно как «Вперед»), который был переоборудован для применения способа Фрэнка. Перед носом «Имуа» опускалась стрела с корзиной, так что Жорж со своей снастью стоял над носовым буруном и мог заарканить дельфина, играющего перед плывущим судном. На корме была установлена А-образная опора, достаточно высокая для того, чтобы поднимать на борт пойманных животных. Снасть для ловли дельфинов состояла из стального шеста, на конце которого была растянута на металлическом каркасе петля с неглубоким сачком. Когда Жорж в точно рассчитанный момент опускал это сооружение перед плывущим дельфином, тот в ужасе кидался вперед, попадал в сачок, срывал его вместе с петлей с шеста и затягивал петлю на своем туловище. Петля была соединена с бухтой троса, который вытравливался, пока Жорж перелезал по стреле на палубу. Там он хватал трос и, выбирая его руками, подтягивал пленника к борту.

Некоторые животные быстро переставали бороться и позволяли поднять себя на палубу, почти не сопротивляясь. Другие яростно отбивались. Маленький вертун, вырываясь, был способен тащить дрейфующий «Имуа» по океану несколько километров. Одна мужественная гринда в сильную зыбь так отчаянно боролась целых три часа, что петля начала врезаться ей в кожу, и Жорж из уважения к такому упорству, хотя и не без сожаления, отпустил ее, пока она себя не покалечила.

Набросить петлю на дельфина – задача не из легких. Жорж был истинным мастером этого дела. Однако по-настоящему я оценила его, только увидев, как другие ловцы по две-три недели тщетно пытались поймать вертуна: день за днем они обнаруживали стада и приближались к ним, но заарканить хотя бы одно животное им никак не удавалось. В 1962 году, когда дрессировочные бассейны еще не были готовы, Тэп решил, что нам надо теперь же обзавестись несколькими дельфинами, чтобы он мог ссылаться на них в переговорах с возможными акционерами. Вот тогда он и установил у нас на заднем дворе, поближе к пляжу, пластмассовый бассейн с маленьким насосом, качавшим в него морскую воду. Тэп отправил Жоржа на охоту, и четыре дня спустя в нашем пластмассовом бассейне уже плавали четыре совершенно здоровых вертуна. Четыре дельфина за четыре дня! Это все еще остается абсолютным рекордом парка «Жизнь моря».

Однако накинуть петлю на животное – это лишь начало. Его еще надо благополучно доставить в бассейн. Поскольку дельфин дышит легкими, он может без опасности для себя часами или даже сутками оставаться вне воды при условии, что его будут держать в таком положении, чтобы собственная тяжесть не помешала правильному кровообращению в плавниках и внутренних органах, и что его кожа будет постоянно увлажняться. Кожа и глаза дельфина не приспособлены к высыханию. Любая небрежность в этом отношении приведет к тому, что кожа начнет трескаться и шелушиться, а глаза временно помутнеют. Но еще важнее то, что система терморегуляции у дельфинов рассчитана на пребывание в воде, а не на воздухе. Тело дельфина покрыто толстым слоем жира и быстро перегревается, стоит извлечь его из воды. Плавники, в которых происходит наибольшая потеря тепла, нагреваются так, что до них нельзя дотронуться, – капли воды сразу же высыхают на них, словно на нагретой плите.

Жорж разработал следующий метод: он опускал в воду парусиновые носилки, заводил на них животное (Лео Кама, помощник Жоржа, обычно прыгал для этого за борт), затем поднимал носилки на палубу, подвешивал их на специальной стойке, в случае необходимости сооружал над ними тент и поручал Лео или еще кому-нибудь непрерывно смачивать животное влажной губкой или обрызгивать его, пока «Имуа» полным ходом шел в ближайший порт, а сам Жорж по радио вызывал туда грузовик, чтобы новый пленник был без задержек доставлен в Парк. Если он занимался ловлей в своем любимом месте, за островом Гавайи со стороны Коны, то вызывал и самолет, чтобы доставить пойманное животное из Коны в Гонолулу.

После того как их вытаскивают из воды, китообразные почти сразу же перестают вырываться и лежат неподвижно. В одной научной статье я писала:


Все дельфиновые… после, поимки, как правило ведут себя смирно. Это часто вызывает удивление – мы привыкли, что пойманное животное изо всех сил пытается вырваться, и кротость китообразных невольно хочется объяснить разумностью или предусмотрительностью животного. Однако дело в том, что вытащенный из воды дельфин уже не в состоянии воспользоваться обычными своими способами защиты – бегством или тараном. Кроме того, животное, вероятно, предпочитает лежать неподвижно еще и из-за утомления, а также из-за воздействия двух совершенно новых факторов: оно находится вне воды и разлучено с себе подобньми. Но только что пойманный дельфин при всей своей неподвижности, несомненно, испытывает сильнейший страх, и смерть от шока в подобных случаях не такая уж редкость (Pryor К Learning and Behavior in Whales and Porpoises. – Die Naturwissenschaften, 60 (1973), 412—420).


Вертуны и кико особенно нервны и легко впадают в шок. Некоторые океанариумы даже не пытаются ловить этих животных из-за их пугливости. Но у Жоржа, насколько мне известно, за все время, пока он занимался их ловлей, от шока погибло только одно животное, причем, как ни странно, афалина. Когда на борту «Имуа» находилось пойманное животное, Жорж требовал, чтобы все двигались спокойно и говорили тихо, а иногда поручал Лео играть для пленника на укулеле и петь до самого возвращения в порт.

Когда в Парк прибывал новый дельфин, в воду его можно было спустить только после множества разных манипуляций. Прежде всего, мы должны были измерить его вдоль и поперек и занести результаты измерений в карточку Международного конгресса по китообразным, составленную Кеном Норрисом. Эти подробные сведения – расстояние от глаза животного до дыхала, расстояние от кончика челюсти до подплавниковой ямки (эквивалента подмышки у дельфина) и так далее – способствовали накоплению информации о распространении и характерных особенностях видов, с которыми нам приходилось иметь дело. Измерения необходимо было производить сразу же после поимки, а не через две-три недели, когда животное могло потерять или прибавить в весе. Однако дрессировщики и сочувствующие зрители нередко ворчали, что из-за этого бедное животное лишнее время остается на воздухе.

Пока один человек измерял дельфина, а другой записывал результаты измерений, еще двое оказывали животному необходимую медицинскую помощь. Поверхность кожи дельфина очень чувствительна: стоит царапнуть ногтем, и пойдет кровь. И там, где животное соприкасалось с твердыми предметами – рамой носилок, задним бортом грузовика, – на его теле оставались кровоточащие ссадины. Все они соответствующим образом обрабатывались, из хвостовых вен бралась кровь для анализов и животное получало массированную инъекцию витаминов и антибиотиков длительного действия, которая должна была помочь ему преодолеть стрессовое состояние и предохранить от возможных заболеваний.

В неволе дельфины легко становятся жертвами болезней – и в частности, как ни странно, воспаления легких. На просторах океана они редко соприкасаются с микробами, а потому защитные системы их организма ослабели. Наши легкие снабжены ресничками, крохотными выростами, которые, все время находясь в направленном вверх движении, задерживают и выносят из легких пыль и вредные вещества. Дельфинье племя утратило такие реснички. Люди обладают очень эффективной системой выработки лимфоцитов для борьбы с проникшими в кровь болезнетворными микроорганизмами. У дельфинов же выработка лимфоцитов идет очень вяло. Мы на опыте убедились, что количество лимфоцитов в крови больных дельфинов нередко начинает увеличиваться, когда животное уже идет на поправку.

Пойманное животное, лишенное иммунитета, не обладающее полноценными защитными системами, внезапно оказывается в непосредственном соприкосновении со всеми патогенными микроорганизмами, носителем которых является человек, – стафилококками, стрептококками и так далее. Для китообразных опасны даже микроорганизмы, для нас совершенно безобидные, вроде кишечной палочки (Escherichia coli) – обычного обитателя человеческого кишечника. Нам кишечная палочка никакого беспокойства не доставляет, но две мои ценные косатки погибли от воспаления легких, вызванного ею. Мы привыкли к тому, что новые животные заболевают почти обязательно, и старались предотвратить это профилактическими инъекциями антибиотиков.

После того как новое животное было измерено, осмотрено и подлечено, его осторожно опускали в приемный бассейн, причем в воде обычно находился дрессировщик, готовый ему помочь, а у борта с той же целью стоял второй дрессировщик. Дельфин, несколько часов пролежавший на носилках, может утратить подвижность, и в этом случае его необходимо поддержать на поверхности несколько минут, пока он вновь не обретет способность плавать. Нередко новое животное было настолько оглушено непривычной обстановкой, что приходилось следить, чтобы оно не натыкалось на стенки и не ранило себя. Существо, знавшее до сих пор только бескрайние воды открытого моря, не может не растеряться, оказавшись в тесном бетонном плену. Импульсы, которые посылает его эхолокационный аппарат, отражаются от стенок бассейна со всех сторон, и одного этого достаточно, чтобы совершенно его ошеломить. Как бы почувствовали себя мы, неожиданно очутившись на маленькой площадке в перекрещивающихся лучах мощных прожекторов?

Мы всегда старались пустить в приемный бассейн одного-двух ручных дельфинов, чтобы новичку было легче освоиться. Существует убеждение, будто дельфины поразительно альтруистичны и помогают друг другу в беде, но мы убедились, что это более чем сомнительно. Ручные животные иногда игнорируют новичка, иногда сознательно его избегают, а иногда устраивают из него предмет забавы: толкают его, дразнят, всячески допекают, а при соответствующих условиях и насилуют. Афалины в этом отношении особенно неприятны, и вскоре мы научились не допускать их ни к каким новым дельфинам, кроме других афалин.

Порой какой-нибудь дельфин действительно привечал новичка. Одно время у нас жил мелкий самец кико, который оказался такой идеальной нянькой, что мы держали его в дрессировочном отделе лишь для того, чтобы он помогал только что пойманным животным. Он выталкивал новичка, если тому было трудно держаться на воде, плавал между ним и стенкой бассейна, чтобы он не ушибся, и даже передавал ему рыбу, стараясь, чтобы он начал есть. Но этот маленький кико был уникален. В общем из присутствия ручных собратьев новичок извлекает только одну конкретную пользу: он видит рядом других дельфинов, видит, что они спокойны, видит, что они едят корм, и начинает следовать их примеру.

Переход на питание мертвой рыбой вместо живой, на которую надо охотиться, означает для дельфина колоссальное изменение привычек. В первое время он просто не воспринимает мертвую рыбу как корм. Мы вертели рыбешку в руках, самым заманчивым образом кидали ее перед носом новичка, даже тыкали в него рыбой. Многие животные обнаруживали, что мертвая рыба съедобна, когда в раздражении щелкали челюстями и случайно смыкали их на досаждающей им штуке.

Попытки заставить новое животное есть продолжались иногда по нескольку часов на протяжении многих дней. Некоторые дрессировщики приобрели такой опыт, что замечали малейшие признаки пищевого поведения: поворот головы, мгновенное расслабление челюстей, легкое движение в сторону качающейся на воде рыбы, даже брошенный на нее взгляд. С каждым таким проблеском надежды их усилия увеличивались. И вот животное толкает рыбу носом, берет ее в челюсти, возможно, некоторое время плавает, держа во рту, и наконец проглатывает. За первой проглоченной рыбой следовала вторая, третья… А мы тщательно считали, сколько уже съедено – десять мелких корюшек… двадцать пять… и так до восьмидесяти или ста, что составляло нормальный дневной рацион.

От суточного или двухсуточного воздержания аппетит разыгрывался, и шансы на то, что животное начнет есть, увеличивались, однако затяжное голодание чревато большой опасностью. Вероятно, почти всю необходимую пресную воду дельфин получает из рыбы, хотя и не исключено, что он пьет морскую воду. Но как бы то ни было, у голодающего дельфина начинается быстрое обезвоживание, и через несколько дней он может умереть не от голода, а от жажды.

По мере обезвоживания бока дельфина слегка западают, его тело все больше выступает из воды, он начинает утрачивать интерес к жизни и проявляет все меньше желания брать рыбу.

Срок, который был у нас в распоряжении до того, как животному начнет грозить обезвоживание, зависел от его размеров: маленькому вертуну опасно уже двухсуточное голодание, а гринды и афалины могут спокойно поститься пять дней или даже целую неделю.

Когда голодание затягивалось, а животное так и не начинало есть, нам приходилось кормить его насильно. Вялое, ко всему безразличное животное можно было легко поймать, схватив его, когда оно медленно проплывает мимо. Затем один дрессировщик крепко держал его, а второй раскрывал ему челюсти и проталкивал в глотку корюшку головой вперед. Но и на это требовалась особая сноровка. За первой добровольно проглоченной рыбешкой следовало поощрение – поглаживание, ласковые слова, и мало-помалу животное приучалось открывать рот и самостоятельно проталкивать рыбу в глотку языком. Затем оно уже поворачивало голову, чтобы взять корм, и наконец тянулось за рыбой, стараясь схватить ее. Это означало, что новичок сумеет подобрать брошенную ему рыбу и вскоре полностью оправится. Дрессировщикам насильственное кормление обходилось недешево, особенно если кормить приходилось вертунов и кико, потому что даже в перчатках невозможно не исцарапать руки о сотню острых, как иголки, зубов, которыми усажены их челюсти. Какое бывало облегчение, когда животное, наконец, начинало есть само!

Насильственное кормление крупных дельфинов, вроде гринд, велось иначе. Приходилось понижать уровень воды в бассейне, и держали животное двое сильных мужчин. Мы разжимали его челюсти палкой и вводили жидкую пищу через желудочный зонд. Ничему полезному подобная процедура научить его не могла (хотя раза два при таком кормлении животное приучалось заглатывать зонд добровольно). Наша задача заключалась в том, чтобы сохранить гринде жизнь, пока она не научится питаться более нормальным способом. Насильственное кормление крупных дельфинов было тяжелой, неприятной, а порой и опасной работой, не говоря уж о том, что приходилось ежедневно готовить необходимые 15—20 килограммов жидкого рыбного месива – занятие само по себе довольно противное.

Присутствие других животных часто помогало новичку быстрее освоиться с непривычным способом питания. Иногда имело смысл кормить старожилов, кидая рыбу прямо перед новичком. Его вскоре начинало раздражать, что у него раз за разом утаскивают рыбу из-под самого носа, и в конце концов он схватывал очередную рыбешку, просто чтобы она не досталась этим нахалам.

Чуть ли не быстрее всех научился есть мертвую рыбу Макуа. Мы с Тэпом присутствовали при том, как его впервые выпустили в дрессировочный бассейн. Макуа сразу же освоился со стенками и плавал спокойно. Кане, пойманный раньше, прохлаждался в центре бассейна, и Тэп, который был в плавках, прыгнул в воду, обнял Кане, а другой рукой начал давать ему рыбу. Макуа оценил ситуацию (такой же, как он, крупный самец афалины получает даровое угощение), без малейших признаков страха подлез к Тэпу под другую руку и съел килограммов восемь рыбешки – Тэп только успевал их ему подавать.


Но, даже когда новое животное получило антибиотики, необходимо было тщательно следить, не появляются ли у него первые легкие симптомы заболевания – кашель, скверный запах при выдохе, потеря аппетита или тенденция играть с рыбой вместо того, чтобы сразу же ее жадно проглатывать. Подобные симптомы настолько слабы, что легко остаются незамеченными. Все мы научились чутко улавливать малейшие изменения в состоянии наших подопечных – и новичков, и старожилов. Кент Берджесс, старший дрессировщик океанариума «Мир моря», как-то сказал мне, что, нанимая будущего дрессировщика, всегда предупреждает его: «Рано или поздно, но вы убьете какого-нибудь дельфина». Суровые слова, но верные. Кане, бедный покалеченный Кане, погиб от воспаления легких, потому что его новый дрессировщик решил, будто он отказывается от рыбы просто из упрямства, и не сообщил об этом. Большой опыт дрессировщика – вот лучшая профилактика. Мы много раз проводили лечение, которое спасало дельфину жизнь, когда единственным признаком начинающейся болезни было только выражение его глаз.


Новые животные, как правило, обретали хорошую форму и начинали активно осваиваться с окружающими через неделю, многие через десять дней. Но некоторые – и в этом отношении больше всего хлопот доставляли гринды – казалось, полностью утрачивали интерес к жизни. Нередко гринды превращались в «поплавки». Они не плавали и неподвижно застывали на поверхности, словно разучившись нырять. Постепенно их спины высыхали, покрывались солнечными ожогами и шелушились так, что страшно было смотреть. Дрессировщики сооружали тенты, устанавливали опрыскиватели, мазали гриндам спины цинковой мазью, чтобы предохранить их от солнца. Несмотря на насильственное кормление, животные худели. Слабея, они заваливались на бок, и через некоторое время им перед каждым вдохом приходилось затрачивать все больше усилий, чтобы выпрямиться и поднять дыхало над водой. Мы конструировали всяческие гамаки и корсеты, чтобы поддерживать такую гринду в прямом положении, иначе дыхало могла залить вода и она утонула бы. Крис и Гэри проводили ночи по пояс в воде, помогая животному оставаться на плаву.

Это неподвижное висение в воде, наблюдавшееся иногда и у вертунов и кико, по-видимому, нельзя было объяснить какой-либо физической травмой. Создавалось впечатление, что животное просто ничего не хочет. Его глаза словно говорили: «Дайте мне спокойно умереть». Мы пробовали применять разные стимулирующие препараты и средства. Как-то раз я даже споила одной гринде кварту джина, но без видимого эффекта.

Другие океанариумы не сообщали о подобных затруднениях, и гринды были звездами многих представлений. Тем не менее проблем с ними, пусть и не предаваемых гласности, возникало немало. Среди дрессировщиков в океанариумах ходил анекдот, что некая знаменитая гринда, демонстрировавшаяся на материке, на самом деле слагалась из тринадцати животных, последовательно носивших одну и ту же кличку.


Несмотря на первоначальное отсутствие опыта, мы могли похвастать очень низким процентом потерь среди наших животных. Подавляющее большинство пойманных дельфинов у нас выживало. А когда заболевало уже акклиматизировавшееся животное, нам почти всегда удавалось его вылечить. Собственно говоря, за первые три года смертность наших дельфинов была ниже смертности уэльских пони, разведением которых я занялась позднее, а ведь ветеринары знают о способах лечения лошадей куда больше, чем о способах лечения дельфинов.

Многие животные, выступающие теперь в парке «Жизнь моря», находятся там много лет. Наш первый ветеринар Эл Такаяма с полным правом гордился тем, что за время его работы процент смертности среди наших дельфинов был ничтожен.

И тем не менее невольно спрашиваешь себя, оправданно ли то, что мы похищаем животных из родных просторов океана и подвергаем их всем опасностям существования в неволе ради удовлетворения научной любознательности и развлечения публики.

Я считаю – да, оправданно, иначе я не принимала бы в этом участия. Ведь о китообразных известно так мало! Это одна из последних многочисленных групп крупных животных на нашей планете, причем одна из наименее изученных и понятых. За великанами-китами ведется грозящая им полным истреблением охота ради прибылей, которые они приносят, превращаясь в маргарин, удобрения и корм для кошек. Они могут исчезнуть прежде, чем мы узнаем все то, чему они способны нас научить. Они могут исчезнуть прежде, чем нам станет ясно, что мы творим с Мировым океаном, уничтожая этих гигантов, пасущихся на его планктонных пастбищах.

Во многих районах мира на дельфинов охотятся ради их мяса или они попадают в рыболовные сети, чего при современной технике ловли тунцов избежать невозможно, а из-за этого у берегов Центральной и Южной Америки ежегодно гибнет (сколько бы вы думали?) свыше ста тысяч дельфинов. И опять-таки, хотя дельфины, подобно китам, являются очень важным ресурсом, но и с этой точки зрения мы знаем о них крайне мало, а потому многие люди не видят никакой необходимости их беречь.

Старания разобраться в том, как сохранить дельфинов от исчезновения, привели к разработке ряда практических мер. Мы непрерывно узнаем о китообразных все больше и больше и многому учимся от них. Исследование своеобразной физиологии дельфинов привело к новым открытиям в медицине и, в частности, помогло лучше разобраться в функциях почек. Изучение несравненной эхолокации дельфинов способствовало улучшению эхолокационной аппаратуры.

Однако не менее важно и то, что демонстрация дельфинов в океанариумах пробудила широкий интерес к этим животным, помогла понять их ценность. Сохранение вида начинается с понимания, а понимание может возникнуть благодаря личному контакту – ребенок на трибуне поймает мяч, подброшенный дельфином, губернатор или сенатор погладит широкое брюхо Макуа… Я убеждена, что охотник-спортсмен, побывавший на нашем представлении, уже больше никогда не отправится в море стрелять дельфинов ради развлечения. В США в результате создания общественного мнения недавно увенчались успехом требования об охране китообразных, так что теперь ловить дельфинов можно, только имея на то разрешение и вескую причину. Китобойный промысел в США запрещен, так же как импорт его продуктов, – а это уже первый шаг на пути прекращения бойни китов в мировом масштабе.

Мы так и не привыкли равнодушно принимать смерть наших дельфинов. Самые слабые среди новых пленников окружались таким же заботливым уходом, что и заболевшие «звезды», а если дело не шло на поправку, слез утиралось не меньше. Мы без конца спорили и ломали голову, стараясь улучшить систему лечения и диагностики болезней. И узнали о дельфинах не так уж мало, возможно достаточно для того, чтобы содействовать наступлению дня, когда они и их родичи уже не будут, подобно подавляющему большинству диких животных и растений на нашей планете, рассматриваться только с точки зрения потребления.


Бесспорно, самыми великолепными животными из всех, которых ловил для нас Жорж, были малые косатки. Впервые мы услышали о них от рыбаков Коны, рыболовного порта на «Большом Острове» (на острове Гавайи). «Эй, Жорж! – раздалось в радиотелефоне. – Шайка гринд повадилась таскать всю рыбу с моих переметов. Вчера сожрали двух больших аку, а сегодня утащили шесть махи-махи. Пополам перекусили. Взял бы ты да переловил их, а? Нам с ними никакого сладу нет!»

Гринды? Что-то непохоже. Местные рыбаки ставят переметы на аку (полосатых тунцов), махи-махи (больших корифен) и других промысловых рыб – крупных, весящих 20—40 килограммов. Малоподходящая добыча для гринд с их маленьким ртом и тупыми зубами. Да и вообще гринды питаются в основном мелкими головоногими. Жорж отправился в Кону поглядеть на них.

Увидел он малых косаток (Pseudorca crassidens). Эти дельфины тоже совершенно черные, как гринды, примерно таких же размеров (от 3,5 до 5,5 метра в длину) и тоже плавают группами. Но тут сходство между ними кончается. Малая косатка – это тропическая родственница настоящей косатки, или кита-убийцы, красивой обитательницы субарктических вод, которая за последнее время заняла видное место среди участников представлений в океанариумах.

Убийцей настоящую косатку называют потому, что добычей ей служат другие млекопитающие – дельфины, тюлени и даже киты.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19