Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шелл Скотт (№33) - Верняк

ModernLib.Net / Крутой детектив / Пратер Ричард С. / Верняк - Чтение (стр. 3)
Автор: Пратер Ричард С.
Жанр: Крутой детектив
Серия: Шелл Скотт

 

 


Ее перебил низкий мужской голос. Слышно было плохо, но слышно.

– Пенелопа, замолчите вы, черт возьми, у меня и так забот полон рот. Что, черт возьми, нужно от меня частному детективу?

Потом громко в трубку, адресуясь ко мне:

– Арнольд Трапмэн слушает. Вы – мистер Скотт? Мы знакомы?

– Нет, сэр.

– Моя секретарша говорит, что вы частный детектив.

– Это верно, мистер Трапмэн.

– Чего вы хотите от меня, мистер Скотт?

Я победно посмотрел на Одри и жестами показал ей, что все в порядке. Но, кажется, это не принесло ей облегчения.

Для большей убедительности я решил упомянуть вслух имя своего собеседника.

– Собственно, речь не о вас, мистер Трапмэн, – сказал я. – Я собираю кое-какую информацию о мистере Уилфере, Джиппи Уилфере.

– О Джиппи? А у него неприятности?

– Нет, сэр. Но скажите, вы с ним встречались сегодня утром или вчера вечером? Особенно интересует вчерашний вечер.

– Нет, не встречался, мистер Скотт. Уже несколько недель. А почему вчерашний вечер вас особенно интересует? Значит, он собирался со мной повидаться?

– Да, возможно, он собирался с вами повидаться. Но я уверен, мистер Трапмэн, что это недоразумение. Нет, ничего особенного, что-то насчет нефтяной скважины. Да, нефтяной скважины.

– А, да-да. Возможно, это из-за предложения, которое я сделал Уилферам – купить их долю в нефтяных промыслах. Но не думаю, что вас это может заинтересовать, мистер Скотт.

– Согласен, сэр. Во всяком случае, сейчас. Я просто обзваниваю всех его знакомых, хочу найти мистера Уилфера. Простите, что побеспокоил, мистер Трапмэн.

– Ничего, ничего.

Мы распрощались.

– Вы говорили с мистером Трапмэном? – спросила меня миссис Уилфер с излишней горячностью.

– Да. Как видите, с ним все в порядке, его не подстрелили и даже не ранили, и он не видел и не слышал мистера Джиппи уже несколько недель. Поэтому перестаньте паниковать.

– Вы уверены, что говорили именно с мистером Трапмэном?

Я вздохнул.

– Конечно, это вполне мог быть губернатор штата Мичиган. Но давайте предположим, что все-таки это был мистер Трапмэн.

– А Джиппи?.. Где Джиппи? – спросила она.

– Вероятно, дома. Кстати, какой у вас номер телефона, миссис Уилфер?

Под ее диктовку я набрал номер. Никто не ответил.

– Дайте ему время, – сказал я. – Или дайте время мне. Я его найду.

– О, это замечательно, – вздохнула она. – Если с Джиппи ничего не случилось, он захочет все выяснить о нашей нефтяной скважине. И я тоже хотела бы. Действительно ли там жульничество, как предполагает Джиппи. – Она заколебалась. – Но, я думаю, это будет стоить кучу денег – расследовать это дело, да?

– Весьма вероятно...

Эта крошка меня допекла. Но уж если человек тонет, то он тонет.

Собственно, мне и не надо было дожидаться встречи с Джиппи. Супруг Одри Уилфер, должно быть, представлял собой великолепный экземпляр. Если, конечно, он был жив, а не мертв... Но именно это я и вызвался установить. Да и кто бы не вызвался, попроси его такая женщина, как Одри? Я натянуто улыбнулся.

– Миссис Уилфер, хочу вам конфиденциально сообщить, что найду Джиппи и представлю его вам, возможно, несколько поношенного, но еще вполне годного к употреблению. В то же время я порыскаю немножко тут и там, совсем немножко, и попытаюсь кое-что разузнать об этой чертовой скважине. И это ничего вам не будет стоить. Вы удовлетворены?

Я спросил, зная, что все равно это не принесет ей облегчения.

– О, это было бы замечательно, мистер Скотт. Благодарю вас, благодарю.

– Не благодарите прежде времени. Это может испортить дело – есть такая примета. И давайте сразу же утрясем один вопрос, он очень важен. По крайней мере для меня.

– Да? И что же это за вопрос?

– Мой гонорар. Я не работаю даром. Обычно не работаю. А вы, помнится, упомянули о тридцати долларах...

– О Боже милостивый! – воскликнула она. – Я чуть не забыла...

Счастливо улыбаясь Бог знает чему, она принялась рыться в кармане своего серого облачения, пока наконец не выудила оттуда комок чего-то, что могло быть с равным успехом принято как за деньги, так и за использованную жевательную резинку. Вскоре этот комок лег на мой письменный стол.

Он действительно состоял из денежных купюр, в основном по доллару. Когда я попытался развернуть их, собираясь пересчитать, на мой письменный стол посыпались крупинки чего-то белого. Крошечные белые крупинки какого-то вещества.

– Что это за штука? – полюбопытствовал я.

– О, я, должно быть, что-то просыпала на них, – сказала она, не глядя мне в лицо.

Поначалу я принял их за перхоть. А что? Почему бы ей не носить деньги в волосах? Тем более что похоже, она и тесто носила в волосах, вероятно, потому что у нее не хватало дрожжей, чтобы заставить его подойти, и она согревала его собственным теплом. Но, по правде говоря, эти крупинки не были похожи на перхоть... О Боже милостивый! – сказал я себе. Это похоже, это похоже... но этого не может быть, и все-таки это похоже на сахар. Конечно, не может быть. Никто не прячет деньги в сахарнице. Никто больше не прячет их там. Может быть, никто никогда их там и не прятал. Все это миф, кто-то это придумал. Да нет же, немыслимо, в какой-то чертовой сахарнице!

И все-таки это был сахар.

Я щелкнул по пачке большим пальцем.

– Ладно, нет нужды их считать. Похоже, все точно. Кроме того, нам следует доверять друг другу. Верно?

Я замолчал и посмотрел на Одри Уилфер. Она выглядела так, будто ее только что вытащили из моря. Но за минуту до спасения она окончательно пошла ко дну. И ей еще не успели сделать искусственное дыхание. Ах, бедная девочка. Вероятно, продираться сквозь жизнь так, как это делает она, довольно неприятно – остается много царапин.

Итак, движимый силами, не поддающимися контролю здравого смысла, я бодро сказал:

– О'кей! Итак, мы начинаем с надеждой на успех. И у меня очень хорошее предчувствие, миссис Уилфер, в отношении вашего мужа, вашей нефтяной скважины и всего остального, миссис Уилфер. Очень хорошее предчувствие... О'кей?

– Это правда? Правда?

– Да, конечно. Я уже давно занимаюсь своим ремеслом, а в процессе всех этих бесконечных расследований у человека развивается... как бы выразиться... ну, ощущение предвидения, что ли. Наше с вами дело будет иметь благоприятный исход. Даю слово. Право, я думаю, вам пора перестать волноваться. О'кей?

– О Боже мой! – закричала она.

– Что? – спросил я. – В чем дело?

– О Господи! Благодарю вас!

И она начала так кричать и плакать, что чуть не отдала концы на моих глазах. Мне захотелось дать ей пинка под костлявый зад и вышвырнуть из конторы. Но я сказал:

– Христа ради, замолчите! Что, собственно, с вами происходит? Прекратите этот чертов вой! Ну!

Я встал и хлопнул ее по плечу. Надо сказать, плечо действительно было очень костистым. Как я и подозревал.

– Ну, ну, успокойтесь, успокойтесь.

Через некоторое время, не переставая шмыгать носом, она сказала:

– О, благодарю вас, благодарю.

– Ради Бога, не благодарите меня. Не смейте этого делать.

– Спасибо, – сказала она.

И тут же выбежала за дверь и исчезла. Из моей конторы. Но я знал, что не из жизни.

Я плюхнулся в свое вертящееся кресло. Не упал в него, а именно плюхнулся. И просидел так, тряся головой, в течение, как мне показалось, долгого времени. Хотя и знал, что не смогу много из нее вытрясти. Мне надо было выйти, расшевелить себя, найти этого кретина из кретинов Джиппи.

И сделать это быстро, без всяких заминок. Если я быстро не найду этого малого, если я не найду его чертовски быстро, мир развалится на куски. Конечно, не весь мир, а только та его часть, которая принадлежит Одри.

"Вероятно, парень сейчас правит к дому, – сказал я себе. – А еще лучше, уже обнюхивает горшок бобов у себя в печи и недоумевает, где его гулящая жена. Не нашла ли она кого-нибудь другого? Не изменила ли ему? Не увязла ли в болоте?"

Но всамделишный Джиппи не задавался подобными вопросами. Его не было дома. Но он и не был мертв. Он был на три четверти жив, а это для него было почти нормальным состоянием. Джиппи страдал от похмелья, и его настроение находилось на отметке "одно деление до нуля", то есть на той отметке, когда запутавшиеся в жизни идиоты прыгают с утесов, бросаются под автобус или вышибают себе мозги. Или просто умирают.

Физически же он был в привычном ему "местечке за углом", которое называлось "Коктейль-холл" – об этом свидетельствовала неоновая вывеска из двенадцати стеклянных букв, в которых почти не осталось неона. Одри только мимоходом упомянула об этом баре, когда я записывал адрес с ее слов. "Коктейль-холл", Шестая улица, недалеко от "Хоупа". Я пошел туда из-за того, что у меня было предчувствие или предвидение – называйте это как хотите.

Как бы то ни было – поиски Джиппи заняли у меня меньше часа.

Глава 4

Это был маленький обшарпанный бар, и Джиппи, если можно так выразиться, был маленький обшарпанный человечек.

Конечно, он предстал передо мной не в лучшем своем виде, когда я его там обнаружил. "Нефтяной магнат" не брился по крайней мере в течение целого дня, а возможно, и двух. Скомканный темный галстук, жеваный, морщинистый, некогда белый воротничок... Воротничок был не застегнут, и один конец его задрался к заросшему щетиной подбородку.

Я вошел в бар, остановился на несколько секунд, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому освещению, почувствовал, что мои ноздри защипало от запаха спирта в смеси с пивом, и удивился, что запахи выпивки остались, тогда как поглощавшие эту адскую смесь уже испарились... Потом я прошел вдоль стойки, оглядывая помещение. Когда я заметил какого-то человека в дальнем углу кабинки, до меня в первый раз дошло, что я ни разу не спросил Одри, как выглядит ее муж, и даже не попросил его фотографию. Было какое-то подсознательное чувство, что узнаю Джиппи, как только его увижу.

Так оно и случилось.

Сначала я подумал, что он спит. Напился до бесчувствия и спит. Но... он бодрствовал. Во всяком случае, хотя он и валялся в углу кабины, головой к стене, глаза его были открыты. Правда, смотрел он невидящим взором. По крайней мере, бара он не видел.

На нем был темно-коричневый костюм, некогда, вероятно, приличный, до того как его пожевал дракон, или, я уже не знаю, что там с ним случилось. Я подумал, что он весит не более ста тридцати фунтов, и рост у него был, должно быть, пять футов шесть или семь дюймов, что-то около того. Он был не таким высоким, как Одри.

– Мистер Уилфер? – спросил я.

– Да. – Скорее это прозвучало, как "Д-д-д". Он не взглянул на меня.

– Меня зовут Шелл Скотт. Я частный детектив. Не возражаете, если я сяду и поговорю с вами минуту-другую?

– Мне все равно, – ответил он мрачно. – Теперь мне совершенно все равно.

Я улыбнулся. Я догадывался, что он очень жалеет себя и, вероятно, наслаждается этой жалостью. У кого больше неприятностей, чем у Джиппи Уилфера во всем этом бессердечном мире? Конечно, ни у кого.

Поэтому я сказал:

– А может, мне известно нечто такое, что внесет в ваше настроение некоторое разнообразие, приятель. Пусть я буду самым гнусным сукиным сыном по эту сторону Скалистых Гор, если вы сейчас же не подниметесь с места и не пойдете звонить своей жене. И если вы этого не сделаете, я дам вам в зубы.

Он тотчас же вернулся к жизни. Но не так, как должен вернуться к жизни человек, на которого совсем недавно обрушилась лавина. Он выпрямился, повернулся ко мне и улыбнулся. Этот сукин сын выглядел как маленький жизнерадостный чертенок с усиками и всем прочим, что полагается улыбающимся чертенятам. Собственно, он был почти красив. Нет, не почти. Когда его челюсти не свисали вниз до самой ключицы, а, напротив, были подтянуты улыбкой, он, безусловно, выглядел молодцом.

– Оди? – сказал он. – Маленькая Оди? Неужто она послала вас искать меня?

– Да, мистер Уилфер, именно так она и сделала.

– Черт возьми, – сказал он. Потом его улыбка потускнела, угасла, а брови сошлись в одну линию. – И во сколько же это обойдется?

– Успокойтесь. Гонорар получен, а работа выполнена.

– Получен? Вам заплатила Оди? Ведь мы же разорены, фигурально выражаясь, из нас выпущен весь воздух. Только этот вшивый чек... Кроме того, я спрятал его... в носке, в моем носке. Где же она могла раздобыть деньги? У нее и на хлеб-то нет.

– Хлеб тут ни при чем, а вот сахар... Спрашиваю вас из чистого любопытства: вы никогда не видели, чтобы она колдовала с сахарницей?

Мой вопрос Джиппи пропустил мимо ушей. Во всяком случае, он на него не ответил. Да я и не очень интересовался ответом, потому что в этот момент заметил револьвер.

Джиппи выпрямился, повернулся ко мне, при этом его пиджак расстегнулся. И я смог углядеть рукоятку револьвера, заткнутого за пояс его брюк.

– Простите, – сказал я, подаваясь вперед и бережно вытягивая у него из-за пояса кольт маленького калибра – 32-го. Должно быть, это и был тот ужасный большой револьвер, который упоминала Одри.

Я уселся в кабине напротив Джиппи, освободил барабан и повернул его. Револьвер был заряжен. В шести из семи гнезд барабана сидело по патрону, пустым было только одно.

Я опустил револьвер в карман и сказал Джиппи:

– Из вашего револьвера стреляли. В кого?

– Ни в кого.

– Арнольда Трапмэна вы не прикончили. Я проверил. Так кого же тогда?

– Дуб. Но, возможно, это был не дуб, а эвкалипт. Для меня они все на одно лицо. Если вы видели один из них, вы видели все.

– Дуб или... Вы хотите сказать, что стреляли в дерево? Вы пытаетесь убедить меня, что стреляли в дерево?

– Я уже это сказал. И я его не убил, а только ранил.

– Но в дерево? Почему вы выстрелили в дерево?

В этот момент меня обуревали заботы и огорчения, причем серьезные. Неприятности уже сопутствуют мне в жизни, как привычка.

Он помолчал.

– А что вам Одри рассказала?

– Да почти все, мне кажется. И если у вас нет серьезных возражений, то будет лучше и вам сделать то же самое.

– Не вижу, какую пользу это может принести. Впрочем, хорошо. О'кей!

– Сначала, – сказал я, – хотя это не мое дело, если не считать того, что это часть работы, выполнить которую меня наняли, не будете ли вы так любезны позвонить своей жене, пока она совсем не расклеилась?

Он улыбнулся.

– Вы забыли упомянуть про зубы...

Я ухмыльнулся.

– Может, еще и дам. Но не сейчас.

Он внимательно оглядел меня.

– Приятно это слышать.

Мистер Уилфер обшарил скамейку, потом встал и обшарил карманы. Затем сказал:

– У вас не найдется наличных разменять чек на восемьдесят два доллара? Правда, он может немного пахнуть.

– Пахнуть?

– Да, от моих ног. Я держал его в своем...

– Помню.

Я дал ему десятицентовую монету.

Телефона не было видно. Он был где-то в глубине бара. Джиппи вернулся через пару минут. Вид у него был встревоженный. Что, решил я, было его нормальным выражением.

Он снова скользнул на скамейку.

– Ее нет дома. Телефон не отвечает. Случилось что-то ужасное...

– Джиппи... я хотел сказать, мистер Уилфер...

– Джиппи – это прекрасно. Зовите меня Джиппи.

– Вероятно, ваша жена просто еще не успела добраться до дому. Позвоните ей еще раз, попозже.

– Скорей всего вы правы. Но что, если...

– Джиппи, у меня есть еще одна маленькая работенка – так, пустячок, – однако я обещал миссис Уилфер выполнить ее. Или по крайней мере попытаться выполнить. Я имею в виду ваше сомнительное вложение средств. Вашу нефтяную скважину.

– Сомнительное?! Глупое! Сплошное надувательство! Проклятый негодяй...

– Если это не вызовет у вас сердечного приступа, расскажите мне об этом, ладно? С самого начала. Только постарайтесь, пожалуйста, уложиться в четыре с половиной часа?

Он нахмурился.

– Я мог бы рассказать все это за четыре с половиной минуты. Даже быстрее. Если бы был в настроении.

– Ну?

Он пожал плечами.

– Ладно.

Ему действительно хватило четырех с половиной минут, причем, должен признать, его изложение событий было более упорядоченным и понятным, чем поведанное миссис Уилфер. Если исключить то, что он показался мне неполным. Джиппи не упомянул один-два факта.

Поэтому, когда он закончил свой рассказ, я стал задавать вопросы, и мы вернулись к тем эпизодам, которые были мне не вполне ясны.

Прежде всего он поклялся, что, убегая из дому, прихватил револьвер не в горячке, а обдуманно. Поскольку пришел к твердому убеждению, что должен убить Арнольда Трапмэна. Но не стал распространяться на эту тему, заметив только, что "даже это не смог бы сделать как следует".

Поэтому я сказал:

– Вчера вечером примерно около восьми часов вы отправились к Трапмэну. И скоро ушли оттуда, даже не попытавшись разделаться с ним. И это все? Вы его видели? Видел он вас? Говорили вы с ним? Если говорили, то о чем?

– Нет, меня никто не видел, но я заглянул к нему в окно. Он и еще кто-то сидели за столом, пили из таких маленьких хорошеньких рюмочек.

– А кто этот "кто-то"?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Но именно из-за него я и не стал убивать Трапмэна. Понимаете, это осложнило бы дело.

– Да.

– Честно говоря, я уже прицелился в мерзавца, взял его на мушку – бэнг...

Я вздрогнул.

– Я убил его в своем воображении. Стоял под окном – и все стрелял в него, стрелял. Бэнг-бэнг-бэнг... Но, может, я играл в эту игру сам с собой, может, я и не собирался убивать его. Я должен был, но...

Похоже было, что он снова начал жалеть себя.

– И вы оставили их вдвоем и ушли?

– Да. Вот тогда-то я и выстрелил в дерево. Бэнг! Это принесло мне некоторое удовлетворение. Не очень полное, правда. И тогда я пошел... – Он оглянулся вокруг. – Я пришел сюда, где мы с вами сидим. Потратил здесь всю наличность, какая была при мне. Напился... Понял, что не смогу добраться до дому. А было уже часов десять или одиннадцать. Да Оди убила бы меня, явись я вчера домой так поздно. Она бы убила меня. – С минуту он молчал, а потом добавил: – И была бы совершенно права. Потому что вчера был такой день...

– Годовщина свадьбы, да?

Его лицо вытянулось.

– Она... Она сказала, да? Она...

– Джиппи, ваша жена очень беспокоилась о вас. Не думаю, что она устроила бы вам скандал, все, чего она хочет, это...

– Знаю, знаю. Я просто так сказал, что она бы меня убила. Она никому не способна причинить зло. Я просто... видите ли... ведь это была годовщина нашей свадьбы. У меня голова пошла кругом, и я просто не мог смотреть ей в глаза. Я бы все испортил, даже нашу годовщину – у нас был заказан обед, мы должны были принарядиться... А я это все испортил. Если есть на свете больший идиот, чем я, мне хотелось бы на него взглянуть. Просто взглянуть. Я вовсе не хотел огорчать ее. Но у меня никогда ничего не получается.

Он выскользнул из кабины, пошел к телефону. Потом вернулся, отрицательно качая головой. Значит, Оди по-прежнему не было...

– Есть еще одна вещь, Джиппи, которой вы не коснулись в своем рассказе. Это ваша убежденность, что скважина будет давать много нефти, – прямо не скважина, а какой-то неиссякающий фонтан. Откуда взялась такая уверенность? И почему теперь вы также убеждены, что стали жертвой мошенничества?

– Видите ли, мистер Скотт, – сказал он серьезно. – Я провел исследования глубоко научного характера, которые убедили меня, что это верное дело. Однако вокруг него творится нечто странное. "Неладно что-то в датском королевстве". Проще говоря, какое-то жульничество.

– Научный подход... Вы имеете в виду своего друга Моррейна и его "дудлбаг"? И эту недопеченную прорицательницу-астролога, которая посоветовала вбухать в дело все ваши тридцать тысяч долларов?

Он вздрогнул, будто внезапно испытал приступ острой боли где-то в области желчного пузыря.

– Снова Оди? Да? Она ничего не смыслит в этих вещах. Очень немногие люди разбираются в таких сложных вещах. Значит, опять Оди? Может быть, она рассказала вам и про то, что летом шестьдесят седьмого года у меня был приступ геморроя? Она об этом даже не подозревала, пока я сам, как идиот, не сказал ей.

– Джиппи, если вы хотите сменить тему, разве обязательно менять ее так круто?

Он хлопнул рукой по столу.

– Мистер Скотт, – сказал он устало. – Я не жду от вас понимания. Мой друг, которого вы упомянули, Дев Моррейн, испытал больше насмешек, чем Коперник или Галилей, но по-настоящему смеяться над всеми должен он. Он изобрел прибор – я не претендую на понимание того, как он действует, – но знаю, что он показывает, где залегает нефть или газ, или даже золото и серебро, и так далее. Этим прибором Моррейн проверил место, где мы намеревались бурить свою скважину, и мне редко случалось видеть его таким возбужденным. Там, сказал он, есть нефть и газ, причем много, очень много, и если, сказал он, мы собираемся бурить скважину, то это как раз самое подходящее место.

– Джиппи, я не сомневаюсь в том, что ваш друг верит в свое изобретение. Я давным-давно понял, что способность людей верить во что угодно не имеет границ. Одни верят, что земля плоская, как блин, другие – что мы живем в кленовом сиропе. Но если Моррейн убежден, что его прибор действует, то это вовсе не значит, что он не заблуждается. Я сам видел пару таких "дудлбагов" и знаю, что существуют сотни подобных им...

– Мистер Скотт, будьте так чертовски любезны, перестаньте употреблять это дурацкое слово "дудлбаг". При чем тут "дудлбаг"? Это электронный прибор! Дев называл его магносонантным холаселектором, и он действительно показывает, где есть нефть и все, о чем я уже упомянул. Черт возьми, Моррейн тогда как раз вернулся из экспедиции, он искал и нашел корабль, затонувший где-то в Персидском заливе несколько сотен лет назад. Он даже жил во дворце одного тамошнего правителя... Так неужто прибор, который безошибочно указывает на затонувший корабль, не может определить, где залегают нефть и газ? Может! Ведь нефть-то обнаружена им, разве не так? Разве моя скважина пробурена наугад?

– И все-таки я это представляю не совсем так, как вы...

– Пожалуйста, – продолжал он с некоторой излишней горячностью, – не называйте электронный прибор "дудлбагом" в присутствии Дева Моррейна. Он и без того чересчур обидчив, а уж когда речь заходит о его изобретении, даже более чем чересчур.

– Потому что сам он отлично знает: "дудлбаг" – чистейшей воды шарлатанство.

Я решил оставить эту тему. У нас было еще несколько вопросов, которые следовало прояснить. А разговаривать с фанатиками... Был в моей жизни случай, когда мне пришлось битых полтора часа разубеждать некого бородача с налитыми кровью глазами, уверовавшего, что он стеклянный. Но все было напрасно – бородач продолжал твердить, что он стеклянный, потому что может смотреть внутрь себя и видеть вены и артерии и как бежит по ним кровь, образуя на своем пути прекрасные вихри... Много позже я осознал, что, возможно, он был наделен редчайшим даром ясновидения – всякое бывает, конечно! Но если он и казался себе прозрачным, то стеклянным-то он все-таки не был!

– Что вас заставило думать, что вы такой великий и могущественный? – спросил вдруг Джиппи.

– Что? – Я удивился вопросу.

– Никто, даже Оди не могла вас нанять, чтобы вы защитили меня от моей собственной глупости. Верно? Если происходит что-то похожее на мошенничество, то надо посадить мошенников в тюрьму. Застрелить их! Но кто просил...

– Ладно, никто ничего и не пытается... – сказал я, ощущая неловкость.

– Нет, давайте уж продолжим наш разговор. Я ведь, собственно, не так глуп, – если, конечно, не думать, что я просто не сознаю своей тупости. Да, меня едва не вытурили из начальной школы, но это потому, что я заболел и чуть не умер. Собственно, несколько мгновений я действительно был мертв, так мне говорили. Побывал среди покойников, потом начал заикаться, нести какую-то чепуху. Это-то, видимо, и напугало учителей. Но все уже в прошлом. Как бы то ни было, после этого я почти не ходил в школу. Кроме того, перестал расти. Видите ли, я порчу все, к чему прикасаюсь. Но...

Он замолчал и снова хлопнул рукой по столу.

– Почему вы так говорите о моем добром друге Деве? А мисс Лэйн вы даже назвали недопеченной... А что вы об этом знаете?

– То есть? Что я должен знать?

– Никогда не забуду изречение одного умного парня, имя, правда, не помню. Но изречение переписал для себя...

Он замолчал, глядя на меня.

– Конечно, я пропустил несколько слов и не понял всего, что он хотел сказать, но все же понял достаточно.

– Джиппи, я не имел в виду ничего особенного...

– Забудьте об этом. Я привык. Как бы то ни было, он написал о том, как это глупо – выносить приговор, не разобравшись в вопросе. Что-то вроде того, что существует нечто, не пропускающее непривычной информации и что трудно найти аргумент в противовес такому внутреннему заслону, поэтому человек навсегда остается невосприимчивым к любой новой идее. И что все это происходит, когда выводы делают до того, как рассмотрят все факты.

Джиппи поскреб свой щетинистый подбородок.

– То есть я хочу сказать, что самый большой глупец – тот, кто позволяет себе судить о том, в чем ни черта не смыслит.

Я решил, что положу астрологию на обе лопатки в другой раз. Достаточно было и того, что "дудлбаги" не работают, – и Джиппи это признал.

– Мистер Уилфер, – сказал я, – Джиппи, я думаю, что до сих пор наше общение было слишком официальным. Вместо того чтобы называть меня мистером Глупцом, называйте меня лучше Шеллли.

Он улыбнулся.

– Шеллли? Где это вы раздобыли такое странное имя?

– Ну, это производное от Шелдона. Впрочем, я не держусь за имя, которое вам показалось странным...

– Шелдон? О'кей, это другое дело. Теперь, мистер Шелдон, я хочу еще раз позвонить Оди, а потом вы, может быть, отвезете домой? Разумеется, если это не слишком вас затруднит.

– Не затруднит. А разве у вас нет машины?

– Есть. Но она производит больше шума, чем любая другая шестицилиндровая машина марки "уиппет". Произведена она была на свет тогда же, когда были изобретены колеса, и с той поры практически всю свою жизнь простояла на одном месте. Прошлым вечером, когда я выбежал из дому с пистолетом за поясом, мне даже не пришло в голову, что я мог бы быстрее добраться к дому Трапмэна на машине. Поэтому с четверть мили я пробежал бегом, а остальные четыре с половиной – прошел.

Он помолчал и с безразличным видом подытожил:

– Да, со мной это случается, я иногда делаю такие вещи. Но, как правило, судьба мудрее нас, и в каждом бессмысленном поступке есть свой смысл. Странно, не правда ли?

С тем же отсутствующим видом он пошел звонить жене. Я поднялся и ждал рядом с кабиной, пока Джиппи вернется. И он вернулся, и снова отрицательно покачал головой.

Лицо его осунулось, и он опять стал тем Джиппи, каким я впервые увидел его. Мы молча вышли вместе из "Коктейль-холла" на Шестую улицу.

Глава 5

Оказалось, что Уилферы жили на Мэрион-стрит, всего в трех милях от моей квартиры, и мой "кадиллак" с поднятым верхом нес нас туда по Голливуд-Фриуэй. Джиппи сидел рядом, откинув голову на подушку сиденья, и смотрел на затянутое смогом серо-голубое небо.

Просидев так некоторое время, он сказал:

– Мне кажется, вы думаете, что именно в "Коктейль-холле" мы с Оди впервые выпили по рюмочке и разговорились. Почему мне так кажется? А потому, что Оди, как вы сказали, не упомянула этот бар, когда перечисляла все заведения, в которых меня можно найти. Но нет, наше знакомство состоялось не в этом свинарнике. Да. А через три дня я предложил ей руку и сердце. И сделал это как подобает.

Он застегнул рубашку, подтянул и поправил галстук, почти водворив узел на предназначенное для него место.

– В тот день я как раз подписал бумаги насчет нефтяной скважины. И чувствовал себя на коне. Верил, что коль уж я так быстро раздобыл кучу деньжищ, то удача теперь всегда будет при мне. Да. И вот я сижу, гляжу на Оди, и она мне улыбается, а вы ведь знаете, как она прекрасна, когда улыбается, и вдруг кто-то рядом со мной говорит: "Оди, или вы выйдете за меня замуж, или я умру". Это не мог быть я, так я подумал. Но это был я, у меня это просто само вырвалось.

Он зашевелился, меняя положение.

– Бывают, знаете ли, такие непоправимые ошибки. Но, что сказано, то сказано. А Оди, естественно, решила, что узы между нами – священны и неразрывны.

– Ощущение – будто вас огрели мешком с песком, верно? – спросил я, глядя в окно, чтобы Джиппи не мог заметить, что я улыбаюсь.

Потом снова перенес свое внимание на Фриуэй и, всматриваясь вперед, сказал:

– Никто, ни Одри, ни вы не объяснили толком, откуда у вас завелись такие денежки, Джиппи. Тридцать тысяч долларов – это жирный кусок.

– Если хотите знать правду, Шелдон, я никогда не видел столько денег и даже не слышал, что столько может быть. Конечно, думать-то о них я думал, никаких сомнений. Вы знаете слово "нувориши". Когда у меня появились деньги, я вспомнил именно его. А также и пословицу: "Чтобы делать деньги, надо тратить деньги". И еще: "Вложите ваши средства в кусочек Америки". Ведь есть много вещей, которые могут разорить человека...

Так вот как это было. Я играл на скачках, проигрывал, ставил по маленькой на лошадей в дни моего благословенного одиночества. В тот необычный день – это год с чем-то назад, в июле, – я потел и проигрывал. Тут, конечно, ничего необычного, случалось и раньше. К последним двум заездам у меня оставалось шесть долларов и, кажется, восемьдесят центов. Я поставил два доллара на Большую Пару. Знаете, что это такое, Шелдон?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18