Шелл Скотт (№27) - Дело «Кублай-хана»

– Вас зовут Торгесен, так?

– Да, сэр.

– Что случилось?

– Здесь была перестрелка, мистер Монако.

Седые, слегка вьющиеся волосы Монако были пышными на висках – вероятно, чтобы голова казалась шире. Тонкие темные брови с проседью поднялись над темными, почти черными глазами, и, не говоря ни слова, он подошел к "бьюику".

Я следил за его лицом, когда он заглянул в машину, и его тонкие черты исказились от шока и ужаса. Он отдернул голову так же, как и я, но потом заглянул еще раз. Постояв несколько минут, он судорожно сглотнул, шагнул назад и отвернулся от машины.

– Боже мой, – произнес он. Он собирался что-то сказать Торгесену, но передумал и повернулся ко мне. – Ну что ж, вы нашли ее, мистер Скотт. Это – Джин Джакс.

Глава 4

Меня это не очень удивило. А наверное, должно было.

Монако вкратце объяснил сержанту Торгесену, что попросил меня приехать сюда из Лос-Анджелеса для того, чтобы найти девушку, труп которой сейчас лежит в машине. Он также сообщил, что вот уже несколько дней ее никто не видел в "Кублай-хане".

Я решил, что теперь могу задать ему ряд вопросов.

– Вы не знаете, зачем она приходила к вам?

– Ко мне? Ничего не понимаю. – Он выглядел по-настоящему удивленным. Бросил взгляд на машину, потом на Юкка-роуд. – Она ехала от моего дома, да?

– Ага. Я был там и видел ее, она оказалась не слишком разговорчивой. Я подумал, может, вы знаете, что она хотела.

Он сокрушенно развел руками:

– Понятия не имею.

Торгесен все это время молча стоял рядом с нами, поглаживая толстопалой рукой свой подбородок. Он тихо спросил:

– Где вы были, мистер Монако?

– Где я был? Ну, я просто поехал прокатиться, сержант.

– Разве вы не ждали мистера Скотта?

Монако бросил на меня быстрый взгляд:

– Да, ждал.

– Но поехали кататься. – Торгесен произнес это с некоторой долей сарказма. В его голосе звучала уважительная угроза или, скорее, вежливое недоверие. Может, такова была его обычная тактика.

Монако почувствовал укол, и его челюсти сжались, брови снова поползли вверх. Стало ясно, что ему не нравится, когда его подкалывают.

Он медленно повернулся и пристально посмотрел на Торгесена.

– Я что-то сделал не так, сержант? – ледяным тоном поинтересовался он. – Вас это беспокоит?

– Нет, сэр.

– Я просто хотел немного расслабиться, – продолжал Монако. – Все эти дни я находился в страшном напряжении из-за открытия моего нового отеля. "Кублай-хан" примет всех желающих завтра, а сегодня я даю небольшую вечеринку.

– Я в курсе, – любезно произнес Торгесен. – И все же мне хотелось бы знать, где вы были, мистер Монако. Когда катались. Чтобы расслабиться.

– Я совершенно не понимаю, почему это так вас интересует. Но раз вы настаиваете... Я проехал по Дезерт-Вью, мимо "Хана", кружил по каким-то горным дорогам. Просто ездил и думал.

– Вы не откажетесь проехать с нами, мистер Монако? Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

Это меня озадачило. Поначалу я решил, что такое суровое, официальное обращение – его обычная манера. Столь же явное "приглашение" поразило меня.

Монако сделал глубокий вдох и выдохнул через нос. Челюсти сжались, брови подпрыгнули, губы превратились в тонкую полоску, и он подошел вплотную к Торгесену.

– Если вы, – решительно начал он, и я сразу вспомнил его небольшую речь, обращенную ко мне сегодня по телефону, – в силу крайней неосведомленности об мне и моем характере предположили, что я имею какое-то отношение к смерти Джин Джакс...

– Я не ее имел в виду, – перебил его Торгесен. – Я хотел задать вам пару вопросов о Сардисе.

Я моргнул. Теперь я был в полной растерянности. Я даже не понял, какое слово он произнес – что-то похожее на "Сардис".

Орманд Монако достал из кармана пиджака пачку сигарет и попытался вытащить одну – именно попытался. Очевидно, он собирался прикурить, небрежно затянуться и выпустить дым в лицо Торгесену. Но что бы он там ни собирался сделать, ему это явно не удавалось.

Он щелкнул пальцем по пачке, чтобы выбить из нее сигарету; движение было нарочитым и явно непривычным для него. Две сигареты упали на землю. Монако собрался было поднять их и вовремя остановился.

– Эфрим? – переспросил он. Потом нагнулся, поднял сигареты, испачкав пальцы в грязи, положил одну обратно в пачку, а другую вставил в рот. – А что с Эфримом? – повторил он.

Он вытер пальцы о свои брюки, оставив грязные следы на блестящей серой материи.

Мне даже стало его немного жаль. Я не знал, что такое – или кто такой – этот Сардис или Эфрим и о чем они вообще говорят. Одно было ясно – Монако не только знает, о чем идет речь, он вот-вот обмочит свои штаны. Когда он прикуривал, его руки дрожали.

– Ага. – Торгесен говорил с той же интонацией, не повышая голоса. – Эфрим Сардис. Вы ездили к нему, так ведь, мистер Монако?

– Нет, конечно! – Он произнес это слишком категорично. – Может, я проезжал мимо, но... Да, точно, я проезжал по Окотилло-Лейн. Да. Но я не заезжал сегодня к Эфриму. – Он замолчал, затянулся сигаретой, к нему вернулось его обычное самообладание. – Почему вы спрашиваете, сержант?

– Мы получили... э... сообщение, что вы там были...

– Сержант Торгесен, неужели я должен повторять...

Впервые за все время сержант немного отступил. Лишь чуть-чуть.

– ...что вы находились поблизости, – закончил он. – Вы же признаете, что были там или неподалеку.

– Может быть, я и проезжал мимо особняка Сардиса. Но какое это имеет значение? Я не могу понять, почему вы все время говорите со мной об Эфриме, когда вам нужно расследовать зверское убийство молодой девушки.

– Он мертв.

– Что?

– Он мертв. Его застрелили.

Торгесен внимательно смотрел на Монако. Потом прикрыл глаза, словно ему захотелось спать, но вид у него был далеко не сонный. Похоже, этот человек никогда не бывает сонным.

Монако едва выдавливал из себя слова:

– Мертв? Боже мой! Эфрим? Не может быть. Как? Вы говорите, его застрелили?

– Вы не знали, что он убит?

– Конечно нет. Бог мой, Эфрим.

Он опять переигрывал. Причем настолько явно, что я даже подумал, уж не специально ли он разыгрывает из себя бездарного актера, выступающего на сцене захолустного театра. А может, он действительно плохой актер и при всем старании ему не удается сыграть то, во что не верит. Так бывает с людьми, которые не умеют лгать. Но про Монако я этого не знал. В одном я был убежден: он врет.

– В сложившихся обстоятельствах вы не откажетесь, надеюсь, проехать с нами?

– Разумеется. С радостью. Я же не знал этого раньше, сержант. – Он докурил сигарету и бросил окурок, долго вдавливал его в землю своим серым ботинком, потом поднял глаза на Торгесена: – Вы не возражаете, если я переговорю с мистером Скоттом?

– Пожалуйста.

Монако направился к своему белому "линкольну". Когда я остановился рядом с ним, он посмотрел на меня и сказал:

– Вот сукин сын.

Я ничего не ответил. Да он и не спрашивал.

– Черт возьми, – начал он. – Почему...

Он замолчал и больше не произнес ни одной лишней фразы. Собрался, набрал в легкие побольше воздуха и заговорил. Он говорил твердо, решительно и по существу. Теперь Монако был полной противоположностью тому человеку, который дрожащими руками пытался извлечь из пачки сигарету.

Он удивил меня и в то же время заинтриговал. В этом человеке чувствовалась необычайная сила, как будто под его тонкой, угловатой оболочкой скрывались миллионы маленьких хитроумных моторчиков, посылающих мощные импульсы, и поэтому вокруг него настолько сгущалась энергетическая аура, что другим людям рядом с ним не хватало воздуха.

Да, думал я, Орманд Монако производит впечатление человека, который способен построить отель или корпорацию. И если понадобится, продырявить гору, а может, и человека.

Он заявил:

– Вам известно, зачем я звонил. Забудьте об этом. Сейчас гораздо важнее выяснить, кто убил Джин Джакс. И Эфрима Сардиса. И почему. Если вы согласны, немедленно поезжайте в "Кублай-хан" и расскажите обо всем, что случилось, Джерри Вэйлу. Это мой помощник, и в мое отсутствие он остается за главного. Больше никому ничего не говорите. Я заплачу вам вдвое больше вашего обычного гонорара и солидную премию, если вы добьетесь каких-нибудь результатов. Договорились?

– Подождите, – замялся я. – Черт, я только приехал, а тут вдруг – бац...

– Решайте, мистер Скотт.

От него прямо-таки исходили волны уверенности. Мне даже стало интересно, не воспарит ли он сейчас в небеса.

– Сначала я хотел бы кое-что выяснить, мистер Монако. И задать вам пару вопросов. Сержант Торгесен не говорил, что Сардиса убили.

– Он сказал, что Сардис мертв. Что его застрелили. Он же не имел в виду, что Эфрим застрелил себя сам.

– Ладно. Как вы узнали, что убитая – Джин Джакс?

Он нахмурился, явно не понимая, о чем я говорю. Потом его взгляд просветлел.

– Я понял. Да, ее лицо изуродовано. Поначалу я не был уверен. Но все-таки я узнал ее лицо, ее профиль и еще кое-что. Это она. У Джин была маленькая родинка под левым ухом – можете на нее посмотреть. На левом мизинце убитой надето большое кольцо с топазом, похожее... нет, именно это я видел на руке Джакс. Вне всяких сомнений, в машине лежит Джин Джакс.

– Ну ладно. А кто такой этот Эфрим Сардис?

– Один из самых богатых людей в стране, вернее, был таковым. Соответственно, один из шести богатейших людей в Калифорнии. Он избегал огласки, рекламной шумихи и вообще старался держаться в тени, но принимал активное участие в разных проектах, выгодных для экономики штата. Финансировал политические кампании, вкладывал огромные средства в благотворительность и... – Он умолк, и на его туго обтянутое кожей лицо легла скорбная маска. – Эфрим был хорошим человеком, – продолжил Монако задумчиво. – На него многие нападали, обвиняли в беспринципности, говорили, что он занимается незаконными делами. Все это ложь, поверьте, богатых людей всегда в чем-нибудь обвиняют. Он был хорошим человеком и моим другом. – Монако резко свел брови и посмотрел на меня: – У меня нет времени на детальное обсуждение. Найдите Джерри Вэйла и его жену – они сообщат вам необходимые подробности. – Он снова замолчал, потом спросил: – Ну?

Он не оставил мне времени, чтобы взвесить все плюсы и минусы, обдумать тонкости проблемы и, может быть, отказаться. Поэтому не прошло и секунды, как я глубоко вздохнул и ответил:

– Договорились.

– Мистер Скотт, назовите, пожалуйста, сумму своего обычного гонорара.

– Сто в день, и я сам оплачиваю свои расходы. Если только не придется делать что-нибудь необычное...

– Необычное?

– Ну, например, если мне понадобится потопить подводную лодку или что-нибудь в этом роде...

– Как вы можете потопить...

– Это просто гипотетическое предположение. Но я помню однажды...

– Я заплачу вам в двойном размере. – Монако внезапно погрузился в размышления. – Нет. Пожалуй, ваш обычный гонорар. Но я заплачу вам десять тысяч долларов – при одном условии.

– Звучит неплохо. При каком же условии?

– Если вы проясните ситуацию в целом, освободите меня от нелепых подозрений, узнаете, кто убил Эфрима и мисс Джакс, – и сделаете все это к полудню завтрашнего дня.

– К полудню завтрашнего дня, да? К... Вы сумасшедший?

– К двенадцати часам дня завтра, в субботу. За десять тысяч долларов.

– Точно, вы сумасшедший.

– Да или нет, мистер Скотт?

– У меня не больше шансов...

– Мистер Скотт!

– Да, конечно. Почему бы нет? Вы наняли детектива. За десять тысяч баксов. Если я не раскручу это дело, скажем, к одиннадцати утра, может быть, мне удастся растянуть его дней на сто...

– Обязательно скажите Джерри Вэйлу, чтобы он немедленно связался с нашими адвокатами. Меня здесь хорошо знают и вряд ли задержат надолго, но даже лишних десять минут будет слишком много. Мне необходимо вернуться в "Кублай-хан" к восьми вечера сегодня. Джерри не настолько компетентен, как мне бы хотелось, но... – Он оборвал фразу, словно неожиданно споткнувшись.

– Я скажу ему. – Я вытащил сигарету и вспомнил, как Монако рассыпал свои. – Но почему к завтрашнему полудню?

– По нескольким причинам, мистер Скотт. И думаю, они должны быть ясны вам, если вы действительно детектив, как утверждаете. Мне не нравится, когда всякие сержанты торгесены разговаривают со мной с сарказмом в голосе. Я не могу себе позволить – и никому не позволю, – чтобы с моим именем был связан какой-нибудь скандал. Весь ужас заключается в том, что репортеры и телевизионщики, которые уже собрались в "Хане", скорее направят всю свою энергию, пишущие машинки и телекамеры на жуткие убийства и преступления, чем на красоту и величие моего отеля.

– Понял. Но одного "персика" с вашего конкурса только что прикончили, и репортеры уж точно не пропустят такую сногсшибательную новость. Не говоря о том, что случилось с Сардисом...

– Я уже говорил вам, мистер Скотт, что обладаю некоторым влиянием. Думаю, я сумею устроить, чтобы все эти события не дошли до широкой публики хотя бы до утра. Может быть, до полудня. Но вряд ли даже мне удастся добиться большего. Поэтому вы не должны говорить об этом... этих убийствах никому, кроме Джерри Вэйла.

– Понятно.

– Еще один важный момент. Официальная церемония открытия "Кублай-хана" состоится завтра в полдень. Кроме обычных гостей, участниц финального конкурса талантов и жюри этого конкурса, репортеров и всех остальных, о которых я вам говорил, на открытии будут очень важные особы, которых я пригласил лично. Мне бы хотелось самому присутствовать на церемонии открытия моего собственного отеля. – Он глянул на меня: – А вам бы не хотелось?

– Естественно, – ответил я.

Он открыл дверцу своего "континенталя", сел за руль и помахал сержанту Торгесену в знак того, что готов следовать за ним.

Я наклонился к дверце и посмотрел на Монако:

– Меня кое-что беспокоит.

– Да?

– Да. Вы лгали Торгесену.

Несколько мгновений он молча смотрел мне в глаза.

– Разве?

– По крайней мере, вы не сказали всего, что знаете.

– Я никогда не говорю всего, что мне известно.

Мы еще немного помолчали. Наконец я вздохнул:

– Хорошо. Поверю вам на слово, мистер Монако. Раз уж я влез в это дело. Но не ждите чудес.

– Чудо будет вам стоить десять тысяч долларов.

– Черт, настоящее чудо будет стоить не меньше...

Он завел машину.

– Ладно, – согласился я. – Принимаюсь за работу. Но все наши договоры отменяются, если окажется, что вы все-таки каким-то образом причастны к убийству Джин. Или Эфрима Сардиса.

Он высунул голову в окно и сверкнул глазами.

– Не говорите ерунды, – бросил он.

Я пожал плечами, повернулся и пошел на другую сторону улицы.

Меня окликнул сержант Торгесен:

– Вы закончили?

– Да. Я могу отчалить?

– Вам придется поехать с нами и подписать показания.

– Сейчас? – До меня вдруг дошло, как мало часов и минут осталось до завтрашнего полудня. На самом деле я и сам не знаю, почему я всерьез думал о полудне. Монако определенно сошел с ума.

– Да, сейчас, – подтвердил Торгесен.

– Послушайте, у меня на сегодня тысяча дел. Я рассказал вам все, что знаю. Нельзя ли подождать с формальностями?

Он задумался.

– Ну, хорошо, подождем немного. Только не забудьте об этом, Скотт. Мне очень не понравится, если вы забудете.

Я поблагодарил его и спросил:

– Насчет этого Эфрима Сардиса. Как вы узнали, что он мертв?

– Нам позвонили и сообщили, что слышали выстрелы в доме Сардиса. Патрульные на машине решили проверить и нашли его.

– Звонок был анонимный?

Он кивнул.

– Звонила женщина?

– Нет.

– Не скажете, во сколько поступил звонок?

Он поджал губы, взглянул на холм, потом снова посмотрел на меня:

– Незадолго до того, как мы приехали сюда, если вас это интересует. Звонок зарегистрирован в 4.28 вечера.

– Мог Сардис застрелиться сам?

– Нет. У него дырка прямо во лбу, и никаких следов пороха. Кто-то стоял напротив него и спокойно выстрелил в упор.

– Есть подозреваемые?

Он кисло улыбнулся:

– Только один. Пока.

– Можете рассказать мне что-нибудь о нем? Я имею в виду Сардиса.

– Не много. Крупная шишка. Очень крупная, при деньгах – несколько миллионов. Куча друзей в верхах. С этим делом на нас будут давить со всех сторон. – Торгесен замолчал. – Что-нибудь еще, Скотт? Может, вам рассказать, сколько я получаю в месяц? Или...

Я от души рассмеялся:

– Этого достаточно. Пока. И спасибо.

Этого было явно недостаточно. Я хотел бы еще кое-что узнать у Торгесена, но мне и так повезло, что он рассказал хотя бы это. Я направился к своему "кадиллаку", и Торгесен заметил:

– У вас колесо спущено.

– Черт!

Он снова улыбнулся. На этот раз в его улыбке было больше веселья.

– Пока вы болтали с мистером Монако, я осмотрел вашу машину. В вас действительно стреляли. И продырявили переднее правое колесо.

Я посмотрел, выругался и пошел к багажнику за запаской.

Несколько минут спустя, истекая потом, с содранными руками, я стоял, прислонившись к "кадиллаку", с гаечным ключом в руке и думал.

У меня новый клиент и новое дело, и до сих пор все шло просто "великолепно". Меня наняли найти девушку, а ее убили практически на моих глазах; в меня стреляли; я понятия не имел, кто именно; убили какого-то парня по имени Сардис, о котором я никогда раньше не слышал; я только что имел удовольствие поменять колесо; а моего клиента везут в каталажку.

И это хорошо, сказал я себе. Потому что теперь все обязательно изменится – должно измениться – к лучшему.

Глава 5

Я убрал инструменты и проколотую покрышку в багажник и уже собирался сесть за руль, когда увидел Майка, спускавшегося с Мшистой горы и что-то державшего в руках. Монако все еще сидел в своей машине, но заглушил мотор.

Торгесен стоял рядом с "бьюиком", и, когда Майк подошел, я как бы невзначай медленно прошелся мимо и услышал его слова:

– Вот, нашел на холме, Торг. Одна была почти на самой вершине, две другие – внизу. Больше ничего. Никаких гильз.

Он протянул сержанту три новых хрустящих стодолларовых банкнота.

Торгесен взглянул на них:

– Может, поэтому ее сумка была открыта. Хотя, на мой взгляд, совсем не похоже на ограбление.

– В ее сумке остались какие-нибудь деньги, сержант? – поинтересовался я.

Он оглянулся:

– Вы еще здесь? – Он колебался, думая, отвечать мне или неn, но наконец сказал:

– Нет, только мелочь. И никаких документов. По вашим словам, сначала прозвучали два выстрела и только потом третий. Можете сказать, сколько времени прошло между вторым и третьим выстрелом?

– Ну, может быть, минута. – Я догадался, над чем он размышляет, и поэтому добавил: – У него было достаточно времени, чтобы подбежать к машине, распотрошить ее сумку и сделать третий выстрел ей в голову.

Он кивнул.

Я заглянул внутрь "бьюика" и увидел пустую табличку у руля. Пока дожидался полицию, я обратил внимание на отсутствие регистрационного номера.

Я обратился к Торгесену:

– Нигде не видели ее регистрационной карточки?

– Исчезла. Мы проверим номера в отделе транспортных средств. Скорее всего, это ее машина. Мне казалось, вы торопитесь, Скотт.

Я широко улыбнулся:

– Это точно, – и уехал.

* * *

Я припарковался у входа в "Кублай-хан", и молодой пижон в красных брюках и синем пиджаке взял мои сумки, передал их другому парню, который был одет в белые брюки и золотой пиджак, и перегнал мой "кадиллак" на стоянку. Я вошел внутрь за золотым пиджаком.

Пол покрывал темный ковер с восточным орнаментом, в котором нога утопала почти по колено. Массивные стулья и диваны в холле изготовлены из резного темного дерева. Откуда-то доносилась тихая, приятная музыка. На стенах висели писанине маслом картины в красных, синих и зеленых тонах с бордовыми и сиреневыми вкраплениями. Сквозь огромные окна с правой стороны виднелась голубая мерцающая поверхность бассейна. Слева от меня была широкая дверь с заостренным верхом, как в индийском храме. На двери было что-то начертано какими-то замысловатыми значками, доступными чародею или, на худой конец, востоковеду.

Зато внизу, под витиеватыми буквами, стояло простенькое английское название: "Сераль".

Я знал, что это значит. Это значит "гарем". Я не такой уж тупой. Особенно когда дело касается гаремов. Но похоже, за дверью находился и бар. Вот здорово придумали – бар и гарем в одном месте.

В холле было прохладно, и мне стало легче, но гонки по пескам, беготня по горам и смена колеса под палящим солнцем пустыни все-таки меня измотали. Срочно нужно было выпить, к тому же пришло время сесть и спокойно поразмыслить. Мне хотелось основательно перелопатить факты и разгадать некоторые загадки.

Лучшего предлога для выпивки на данный момент у меня не нашлось.

Я спросил у клерка о Джерри Вэйле, однако принц за стойкой администратора – а возможно, и сам император Азии – не знал, где мистер Вэйл. Но он непременно найдет его или пошлет за ним мальчика-посыльного. Я сообщил, что меня зовут Шелл Скотт и что я буду в баре. Дал коридорному пару долларов и попросил снести мои вещи в номер, а сам направился в "Сераль", бросив беглый взгляд на администратора.

На нем был переливающийся пиджак какого-то невероятного цвета, с пряжкой на воротнике; роль пуговиц исполняли золотые самородки; широкие фиолетовые брюки стягивал плетеный золотой пояс; весь этот наряд венчала броская фиолетовая фуражка. Он просто сверкал.

И не он один. В вестибюле сидели и ходили человек сорок, и некоторые из них уже облачились в костюмы. От таких костюмов прозрел бы даже слепой. Девушки в персидских шароварах, девушки в индийских сари, девушки с голыми животами – я насчитал три пупка – и девушки, одетые в тонкие, прозрачные штанишки, напоминающие пижамные брюки, и в лифчики размером с наперсток, сшитые, очевидно, специально для сосков. Там было несколько щегольски одетых парней, но они не шли ни в какое сравнение с женщинами.

Здесь конечно же присутствовала лишь часть гостей, которые примут участие в праздничных торжествах сегодня и завтра. Но, право слово, я еще никогда в жизни не видел, чтобы в одном месте и в одно время собралось столько восхитительных "персиков". Большинство из них, безусловно, были победителями конкурсов красоты, кульминация которых произойдет завтра здесь – в "Кублай-хане".

Девушки были на любой вкус – высокие, маленькие и среднего роста, все с гладкой, как шелк, кожей, темноглазые, светлоглазые, с красными губами и розовыми губами, с всевозможными прическами – кудряшками, косичками, хвостиками, пучками. Там были брюнетки, блондинки и рыжие, но каждая хороша на свой лад.

Не знай я наверняка, я бы решил, что меня или усыновили, или проломили голову и убили. Потому что это был рай. Или ад. Или еще что-нибудь. Если так выглядит смерть и я попал в рай, то именно к этому, черт побери, и нужно стремиться. "Где твое жало, смерть?! – взмолился я. – Смерть, ты – обманщица, ты... уф..."

Погруженный в мысли о сладкой смерти, голых пупках и лифчиках размером с наперсток и прочем великолепии, я даже не видел, куда иду. Я направлялся в "Сераль" – во всяком случае, туда вели меня ноги, но моя голова вертелась в разные стороны. Поэтому я на кого-то налетел.

Я повернулся и сказал:

– Простите, мне... о-о-о...

"Боже правый, – подумал я. – А ведь я и взаправду умер. И лицезрею ангела".

Я снова видел темно-бордовый цвет с сиреневыми вкраплениями, как в холле "Кублай-хана". Да только сейчас он был другим, совершенно другим. Перед моим мысленным взором возникли образы темно-бордового заката в горах и сиреневых красок в пустыне, я услышал тихий шелест осеннего вечера и почувствовал тепло лунной летней ночи, – и все это было в глазах женщины. Огромных, нежных, обрамленных густыми черными ресницами, чистых и светлых. И в эту минуту испуганных.

Она моргнула. Неуверенно улыбнулась:

– Я пыталась уступить вам дорогу. Но... вас так много, что с вами сложно разминуться.

– В ваших глазах можно умереть, – наконец вымолвил я.

– Что?

– О, извините, я не то хотел сказать. Просто минуту назад я думал о смерти... Не очень-то весело звучит, да?

На ее лице мелькнуло удивление.

– Я представлял холл, наполненный живописными трупами... Опять не то. Если вы дадите мне еще одну попытку, через минуту я скажу что-нибудь умное.

Она неожиданно рассмеялась:

– Надеюсь.

– Давайте сменим тему. Вы наверняка приехали, чтобы победить в конкурсе красоты. Так вот, меня зовут Шелл Скотт и я – судья. Судья, понимаете? У меня есть власть! Вла...

– Я тоже судья.

– Вы... вы судья?

– Да.

– Ну что ж, здесь все ясно. Может, я смогу... э-э... быть вам полезным в чем-нибудь другом?

– Шелл Скотт... Ну как же. Я вас знаю.

– Нет, не знаете.

– Вы из Лос-Анджелеса, так ведь?

– Ага. Л.А. – Голливуд.

– И я тоже. Из Голливуда.

– Как вас зовут?

– Мисти.

Ей подходило это имя[2]. Она произнесла его низким, грудным голосом:

– Мисти Ломбард.

Мисти Ломбард? Ушам своим не верю. Кто... а, черт побери. Ее имя знает, наверное, половина населения земного шара. Мисти Ломбард, одна из самых знаменитых и ярких звезд Голливуда. Кинозвезда, звезда телеэкрана, красавица с обложки журнала. Я даже слышал, что аборигены Бензабиланда повесили один из ее бюстгальтеров на ствол дерева и в полнолуние исполняют вокруг него ритуальные танцы.

Я просто не узнал ее. Частично из-за того, что наша встреча произошла внезапно и, так сказать, с налета. Но главным образом из-за того, что ни кинопленка, ни журнальная обложка, ни тем более телеэкран не способны передать даже толику красоты, теплоты и очарования этой кинопринцессы. А ее волшебные глаза... вы поймете, если только заглянете в них и утонете.

Она не была одета для карнавала. На ней был простой белый костюм, но даже он не мог скрыть великолепные изгибы ее тела, высокую грудь, всемирно известные бедра и невероятно тонкую талию. У нее были густые, темные волосы цвета жареных каштанов и мягкие, нежные, влажные губы – казалось, они сами могут поджарить каштаны.

– Повезло мне, – пролепетал я, чувствуя, что потихоньку смелею.

– О чем это вы?

– Я бы хотел похитить вас и спрятать в пещере. Или в башне, или еще где-нибудь. И каждую ночь забираться к вам по веревочной лестнице. Но с Мисти Ломбард этот номер не пройдет. Меня растерзают десятки тысяч мужчин.

– Может, вы все-таки... – Она замолчала, скромно закатила глазки, прикусила губу, как бы задумавшись. Меня это очаровало. – Увезете меня в свою пещеру, – закончила она.

– Подумайте еще о каком-нибудь варианте.

– Каком же?

– Не важно. Я отправляюсь на поиски пещеры. Как насчет ужина? Мы будем пить мартини из черепа бронтозавра и закусывать дикими оливками, нанизанными на зубы тигра...

– Мне это не нравится.

– Я так и думал. А как насчет обычного мартини в "Серале"?

– Мне очень жаль. Я бы с удовольствием, правда. Но мне нужно подготовиться к приему.

– К приему? Ах да. – Я вдруг вспомнил, где нахожусь. – Может, позже мы...

– Посмотрим. Я иду на прием с мистером Лифом. Не исключено, что он будет очень занят в течение вечера. Не знаю.

– Саймон Лиф?

Она кивнула. Значит, она будет с продюсером. Тьфу на него! Все верно: Мисти играла главные роли в нескольких его фильмах. В его хороших фильмах. Возможно, у них просто деловая встреча.

– Мне нужно бежать, – сказала она.

– Хорошо. Но не удивляйтесь, если увидите меня поблизости. Скорее всего, ваш взгляд постоянно будет натыкаться на меня.

– Пока, мистер Скотт. Была рада, – она лучезарно улыбнулась, – столкнуться с вами.

– На всякий случай оставьте мне один танец. – Я постарался улыбнуться как можно обаятельнее и добавил: – В лунном свете.

Она уже сделала было несколько грациозных шажков, но вдруг остановилась и повернулась ко мне. Потом неожиданно сжала эти мягкие красные губы и поцеловала воздух между нами, глядя мне прямо в глаза. Я словно проглотил шесть таблеток "алказельтцер" сразу. Мисти Ломбард повернулась и ушла своей волнующей походкой, а я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

И тут же решительно направился в "Сераль". Выпить.

Глава 6

Если бы я не находился в состоянии шока от встречи с Мисти, наверняка испытал бы его, войдя в "Сераль". Такой волшебной красоты я еще не видел.

Я раздвинул цветной занавес из нанизанных на нитки цветных бусинок и вошел. Мне пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к полумраку бара. Помещение озаряли несколько больших металлических ламп, доставленных, вероятно, из Индии или Персии, но остальное освещение исходило от небольших светильников, стоящих на низких столиках. Поначалу я решил, что горят свечи, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это масляные лампы, – я видел похожие в Бомбее.

Справа от меня протянулась длинная стойка бара, а в дальнем конце широкой комнаты за тонкими, почти прозрачными перегородками расположились интимно освещенные кабинки, в которых угадывались смутные силуэты мужчин и женщин; остальную часть помещения занимали низкие, массивные столы, вокруг которых стояли деревянные стулья. В баре толклось много народу, почти все посетители были в карнавальных костюмах. Вокруг слышался приглушенный гул голосов. Я почувствовал легкий аромат спиртного, духов и пудры, запах лосьонов и специй. Играла тихая музыка: звучали свирели, множество мелодичных колокольчиков, тарелки и что-то вроде флейты.