Плоский мир (№17) - Интересные времена

— Отправиться в империю? — задохнулся декан. — Мне? Но там же ненавидят иностранцев!

— Ага. Ты их тоже ненавидишь. На этой почве вы чудесно поладите.

— Но ведь это в добрых шести тысячах миль отсюда! — пропищал декан, лихорадочно выискивая лазейку. — Всем известно, на такие расстояния магия не действует.

— Э-э… По правде говоря, несколько ошибочное заявление, — прозвучал голос с другой стороны стола.

Взоры всех присутствующих устремились на Думминга Тупса, самого юного и удручающе сообразительного члена преподавательского состава. На коленях у Тупса покоился какой-то сложный механизм из деревянных планок.

— Э-э… Думаю, сложностей никаких не возникнет. Раньше считалось, что такой перенос невозможен, но тут все дело в абсорбции энергии и относительных скоростях, а если мы их учтем, то… — Думминг неопределенно развел руками.

На эту небольшую речь остальные члены Волшебного Совета отреагировали озадаченно-подозрительным молчанием, которым, впрочем, встречались все ремарки Думминга.

— Значит, относительные скорости, говоришь?.. — наконец уточнил Чудакулли.

— Да, аркканцлер.

Уставившись на свой громоздкий прообраз логарифмической линейки, Думминг ждал. Он знал, что аркканцлер непременно как-то прокомментирует его слова — руководство обязано знать все и разбираться во всем.

— Ничего себе относительные… Моя мать перемещалась быстрее молнии, когда…

— Относительные скорости — это те скорости, с которыми одни предметы перемещаются относительно других предметов, — скороговоркой пояснил Думминг. — И мы довольно легко можем их рассчитать. На Гексе, — он ласково погладил деревянную конструкцию.

— О нет! — Профессор современного руносложения вскочил со своего кресла. — Лично я против. Мы же в этом ничего не понимаем — нам что, больше всех надо?

— Мы — волшебники, — возразил Чудакулли. — А следовательно, нам действительно надо больше всех. Или ты предпочитаешь сидеть и ждать, когда тебе все принесут на тарелочке?

— Послушайте, я ничего не имею против того, чтобы вызвать какого-нибудь мелкого демона и попросить его выполнить то или это, — развел руками профессор современного руносложения. — Это нормально. Но чтобы какая-то механическая штуковина думала за нас?.. Мы идем против самой Природы! А кроме того, — тон профессора стал несколько менее зловещим, — в последний раз была куча проблем. Эта адская машинка сломалась, и весь Университет наводнили муравьи.

— Такого больше не произойдет, — возразил Думминг. — Я…

— Кстати, я заметил, ты вставил в свой приборчик бараний череп. Симпатично, — заметил Чудакулли.

— Он необходим для оккультных преобразований, — попытался растолковать Думминг, — но…

— И шестеренок с пружинками явно прибавилось, — продолжал аркканцлер.

Дело в том, что муравьи не очень хорошо справляются с дифференциальным исчислением, вот я и…

— А что это за странная вихляющаяся штуковина с кукушкой?

— Часы Нереального Времени, — объяснил Думминг. — Абсолютно незаменимы для расчета…

— Так или иначе, все это несущественно, потому что я совершенно не намерен покидать Университет , — встрял в спор декан. Если уж никак не выкрутиться, давайте пошлем туда какого-нибудь студента. У нас их хоть отбавляй.

— Пудинга сливового порцию вторую, пожалуйста, передайте, добры так будьте! — подал голос казначей.

Совет затих.

— Кто-нибудь понял, о чем это он? — первым нарушил молчание Чудакулли.

Вообще-то, казначея нельзя было назвать сумасшедшим. Просто некоторое время назад он пересек стремнины безумия и теперь, изредка берясь за весла, мирно дрейфовал в тихой заводи по другую сторону потока. Порой он даже высказывал довольно здравые мысли — со своей точки зрения.

— М-м, это он заново переживает вчерашний день, — объяснил главный философ, Но в обратном порядке.

Казначея, вот кого нужно послать, — твердым тоном сказал декан.

— Ни в коем случае! Где он там достанет пилюли из сушеных лягушек?

— У-ук!

Вихляющимися перебежками в кабинет ворвался библиотекарь. Он яростно размахивал каким-то предметом.

Предмет был красным — по крайней мере, когда-то, давным-давно, он таковым был. А еще он очень походил на остроконечную шляпу, вот только ее острый кончик куда-то подевался, а широкие поля сильно обгорели. А еще на этой шляпе было вышито какое-то слово. Большей частью блестки осыпались, но после них на поношенной ткани остались бледные следы, по которым и можно было определить, что тут некогда было написано:

«ВАЛШЕБНИК»

— Яж говорил, где-то я это слово видел! — воскликнул Чудакулли. — Эта шляпа лежала у тебя на полке в библиотеке, верно?

— У-ук.

Аркканцлер проинспектировал останки шляпы.

— Валшебник… — повторил он. — Насколько отчаявшимся человеком нужно быть, чтобы написать на своей шляпе «ВАЛШЕБНИК»…

Гладкую поверхность воды разорвали несколько громадных пузырей, и плот слегка покачнулся. Через пару мгновений следом за пузырями всплыли ошметки акульей шкуры.

Вздохнув, Ринсвинд смотал удочку и вытащил ноги из воды. Скоро берег украсится еще одним акульим остовом. И что такого он в них находит? Лично ему, Ринсвинду, акулье мясо по вкусу напоминало старые, маринованные в моче башмаки.

Ринсвинд взялся за импровизированное весло и направил плот к берегу.

Вообще-то, островочек был очень неплох. Шторма обходили его стороной. Так же как и корабли. Зато на острове было полным-полно кокосовых орехов и росли хлебные деревья. Даже эксперимент с пальмовым вином удался, хотя после этого Ринсвинд пару дней не мог толком ходить. Лагуна служила щедрым источником креветок, устриц, крабов и омаров, а в глубокой зеленой воде рядом с рифом большие серебристые рыбины буквально дрались друг с другом за привилегию проглотить кусок гнутой проволоки на обрывке шнурка. По сути, после шести месяцев, проведенных на острове, Ринсвинду не хватало только одного. До сих пор он ни разу даже не вспоминал об утраченном. Теперь же он думал о нем точнее, о ней — беспрерывно.

Очень странно. Например, в Анк-Морпорке ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он будет мечтать о чем-либо подобном. В Анк-Морпорке Ринсвинд не замечал за собой подобных влечений. А ведь там можно было на каждом углу. Спустя шесть месяцев Ринсвинд буквально сгорал от неутолимого желания.

Плот ударился в белый песок примерно в тот же момент, когда в лагуну, обогнув риф, вошло большое каноэ.

Чудакулли восседал за рабочим столом, окруженный старшими волшебниками, которые очереди пытались ему что-то втолковать — что было крайне опасно: обычно аркканцлер впитывал только те факты, которые ему нравились, остальное же отметал как полнейшую чушь очень злился при этом.

— Значит, — зловеще произнес Чудакулли. вы уверены, что это не сыр?

— Абсолютно уверены, аркканцлер, — подтвердил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Ринсвинд — это волшебник.

— В некотором роде, — поправил профессор современного руносложения.

Не сыр… — протянул Чудакулли, упорно желавший расставаться с полюбившимся е фактом.

— Нет.

— А на слух — очень даже сыр. Вот сами по слушайте: этот ринсвинд настолько нежен, что так и тает во рту…

— Чертпобери, никакой Ринсвинд не сыр! —прокричал декан, внезапно выходя из себя. — И не йогурт! И с кислым молоком он не имеет ничего общего! Ринсвинд — бельмо на глазу, вот кто он такой! Позорное пятно на белоснежном покрывале волшебства! Полный дурак! Неудачник! Да и вообще, чего спорить, его никто не видел с тоге самого… э-э, несчастного случая с чудесником, а лет уже прошло немало.

— Ах да, припоминаю… — по лицу Чудакулли расплылась мерзковатая улыбочка. — И еще припоминаю, что в те дни кое-кто из волшебников проявил себя не с лучшей стороны…

— Увы нам, увы, — поддакнул профессор современного руносложения и смерил хмурым взглядом декана.

Тот в ответ презрительно вскинул голову.

— Не знаю, как ты, профессор, но я в то время еще не был деканом, а поэтому в событиях не Участвовал и знаю о них только понаслышке.

— По-моему, ты уже тогда входил в число старших волшебников.

— О да, но так уж сложилось, что в те дни я как раз навещал тетушку.

— Стало быть, весь город чуть не разнесло, а ты ничего не заметил?

— Моя тетушка, к твоему сведению, живет в Щеботане.

— — Насколько мне известно, Щеботан тоже активно участвовал в событиях.

— …Вернее, неподалеку от Щеботана. В его окрестностях, если можно так выразиться. А окрестности у Щеботана довольно большие. До самого города еще ехать и ехать вдоль побережья, ну а потом нужно повернуть…

— Ха!

— Зато тебе, как я вижу, известны все подробности случившегося, — голос декана так и сочился ядом.

— Кому? Мне? О нет, я в тот момент был погружен в научные изыскания. Никого не видел, ничего не слышал…

— Половину Университета стерли с лица земли, а ты ничего не слышал?! — Декан вдруг опомнился и торопливо добавил: — Я-то лично при этом не присутствовал, но мне рассказывали. Потом. Когда я вернулся от тетушки.

— Да, но, видишь ли, у моего кабинета очень толстая дверь…

— Так вот, вернулся я и вдруг узнал, что главный философ был здесь, а значит, все видел и. может, даже…

— .. .Она обита такой плотной зеленой кожей ну ничего не слыш…

— Вздремнуть время самое, моему-по.

— Заткнитесь все, сию же минуту!

Чудакулли уставился на преподавательский состав чистыми, невинными глазами человека, который от рождения одарен полным отсутствием воображения и который во время пресловутых темных дней в истории Университета действительно находился в нескольких сотнях миль от этого заведения.

— Отлично, — произнес он, когда все затихли. — Значит, Ринсвинд. И, по-вашему, он полный придурок. Итак, дальше. Ты говори, декан. Все остальные — молчать!

Во взгляде декана мелькнула неуверенность.

— Ну, э-э… Я хочу сказать, это лишено всякого смысла, аркканцлер. Он же ни одного заклинания не способен запомнить. Что от него проку? А кроме того, куда бы Ринсвинд ни отправился… — он понизил голос, — за ним по пятам еле дует беда.

При этих словах старшие волшебники сгрудились поплотнее, словно пытаясь спрятаться друг за друга.

— Ну и что с того? — пожал плечами аркканцлер. — Самое лучшее место для беды — сзади. Глядишь, и отстанет. А ты предпочел бы столкнуться с бедой лицом к лицу?

— Аркканцлер, все куда сложнее, — пояснил декан. — У этой беды целая сотня маленьких ног, она просто так не отстанет.

Губы Чудакулли по-прежнему были раздвинуты в улыбке, тогда как все остальное лицо аркканцлера вдруг окаменело.

— Декан, может, ты по ошибке выпил пилюли казначея?

— Аркканцлер, я…

— Тогда не пори всякую чушь.

— Ладно, аркканцлер, хорошо. Я не буду спорить. Но ты отдаешь себе отчет, что на поиски Ринсвинда уйдут годы?

— Э-э, — вмешался Думминг, — не совсем, ^ли нам удастся раздобыть магический код Ринсвинда, то Гексу понадобится не больше дня, чтобы…

Декан яростно сверкнул глазами.

— Это не волшебство! — рявкнул он. — Это просто… это какое-то инженерство!

Прошлепав по мелководью, Ринсвинд достал кокос, охлаждавшийся в небольшой тенистой за води, и ловко сколол его вершину острым камнем. После чего поднес кокос к губам.

Сверху на Ринсвинда упала чья-то тень.

— Э-э… привет? — произнес кто-то сзади.

Все старшие университетские волшебники знали: чем дольше беседовать с аркканцлером, тем больше шансов на то, что хотя бы часть излагае мых вами фактов будет усвоена его разумом.

То есть вы хотите сказать, — в конце концов произнес Чудакулли, — что этого беднягу Ринсвинда преследовали чуть ли не все армии мира, что его кидало и бросало, как горошину на барабане, и что он, вероятно, единственный волшебник на Диске, которому хоть что-то известно об Агатовой империи. Также он может свободно общаться на тамошнем наречии, и в друзьях у не го… — Чудакулли мельком сверился со CBOHMI заметками, — «странный четырехглазый человечек», выходец из этой самой империи, который и подарил ему ту забавную штуку на ножках, ко торой все вы так боитесь. Я ничего не упустил?

— Ничего, аркканцлер, — кивнул декан. — Однако еще раз хочу заметить: может, я полный идиот, но я не понимаю, кому и зачем мог понадобится такой тип, как Ринсвинд. Чудакулли вновь заглянул в заметки.

— То есть ты все-таки решился вызваться добровольцем?

— Э-э, нет, разумеется, нет…

— Ты привел массу доводов, твоя речь была очень развернутой и обстоятельной, однако… — Чудакулли наградил декана торжествующей улыбкой. — Однако кое-что в ней отсутствовало, .именно — общий знаменатель. Несмотря на все злоключения, парень умудрился выжить. А это талант. Найдите его. И доставьте сюда. Где бы он и находился. Может, бедняга как раз сейчас участвует в каком-нибудь ужасном приключении.

Кокос даже не дернулся в его руках, но глаза Ринсвинда яростно завращались.

Наконец в поле его зрения вступили три фигуры. Фигуры, по всем признакам, женские. Обильно женские. Одежды на них было не слишком много, и для людей, которые совсем недавно гребли на большом боевом каноэ, вид у женщин был чересчур свежий, как будто они только что побыли в косметическом салоне. Но с прекрасными амазонками часто так бывает.

По бороде Ринсвинда потекла тонкая струйка косового молока.

Одна из женщин — судя по виду, главная — откинула назад длинную русую прядь и ободряюще улыбнулась.

— Знаю, в это трудно поверить, — произнесла она, — однако я и мои сестры являемся представителями затерянного племени. Все наши мужчины недавно погибли от смертельной, но краткосрочной и чрезвычайно специфической болезни. С тех пор мы плаваем по островам в поисках мужчины, который помог бы нам продолжить род.

— Как думаете, сколько он весит? Брови Ринсвинда подскочили. Женщина застенчиво опустила глаза.

— Ты, наверное, задаешься вопросом, почем мы светловолосые и белокожие, в то время как всех остальных жителей этих островов кожа ему лая, — продолжила она. — Но, похоже, это одна из загадок генетики…

— Фунтов сто двадцать — сто двадцат пять. Плюс пара фунтов на… э-э, одежду, если это можно так назвать.

— Извините, что вмешиваюсь, но где этот… ну, сами знаете кто… тот самым?..

— Ничего не получится, Думминг, нутром чую. И ты будешь виноват.

— Он всего лишь в шестистах милях от нас и на нашей половине Диска. К тому же я уже все просчитал на Гексе — осечек быть не должно.

— Вы получше посмотрите… Он такой… ножками…

Брови у Ринсвинда заплясали. Из горла послы шалея удушенный свист.

— Нет, его я не вижу… Слушайте, кончай пи дышать на хрустальный шар!

— И, разумеется, если ты решишь присоединиться к нам, мы подарим тебе все те чувственные радости, о которых ты только мечтаешь…

— Отлично. Итак, на счет три…

Кокос упал и откатился в сторону. Ринсвинд сглотнул. В глазах у него застыло голодное, мечтательное выражение.

— А пюре вы делать умеете? Ну, картошку?.. — только и успел спросить он.

— ДАВАЙ!

Сначала возникло ощущение давления. Мир перед Ринсвиндом вдруг растворился и всосал волшебника в бездонную дыру.

Потом тот же самый мир до предела истончился и сделал «тван-нг».

Мимо, размытое из-за огромной скорости, пронеслось облако. Когда же Ринсвинд решился вновь открыть глаза, то увидел далеко впереди крохотную черную точку.

Точка росла.

Пока не превратилась в плотное облако предметов. Среди них — пара тяжелых соусниц, большой медный подсвечник, несколько кирпичей, стул и огромная бронзовая бланманжетница, отбитая в форме замка.

Все это по очереди врезалось в Ринсвинда, при этом бланманжетница, отскакивая от его головы, издала веселый звон, после чего, виляя в воздухе, растворилась у него за спиной.

А следующее, что он увидел, был октагон. Нарисованный мелом октагон.

Ринсвинд летел прямо в его центр.

Чудакулли уставился на октагон.

— Думаю, до ста двадцати пяти фунтов он немножко не дотягивает, — пробормотал аркканцлер. — Но все равно, отличная работа, господа.

Растрепанное пугало в центре октагона трудом поднялось на ноги и принялось яростн( хлопать себя по бокам, сбивая занявшиеся m одежде огоньки. После чего мутным взглядом по смотрело вокруг и вопросило: Хе-хе-хе?

— В нынешнем своем состоянии он, должно быть, несколько дезориентирован, — продолжал аркканцлер. — В конце концов, за две секунды проделал больше шестисот миль. Так что не набрасывайтесь на него, для его здоровья это сей час опасно.

— То есть это как с лунатиками? — уточни.' главный философ.

— В каком смысле?

— Ну, моя бабушка утверждала: если неожиданно разбудить лунатика, то у него отвалятся ноги.

— А это точно Ринсвинд? — декан недоверчиво поднял бровь.

Разумеется, это Ринсвинд, — подтверди, главный философ. — Мы потратили столько времени, разыскивая его.

— С таким же успехом это может быть какая-нибудь опасная оккультная тварь, — — упрямо возразил декан.

— С такой-то шляпой?

Шляпа и впрямь была остроконечная. В каком-то смысле. Своеобразная самодельная остроконечная шляпа, сварганенная из бамбуковых щепок и листьев кокосового дерева в тщетной попытке привлечь проходящее мимо волшебство. Примотанные травой ракушки образовывали слово «ВАЛШЕБНИК».

Хозяин шляпы невидящим взором смотрел прямо сквозь волшебников. Вдруг, словно влекомый внезапным воспоминанием о каком-то неотложном деле, рванулся, чуть не упав, из октагона и стремительно направился к выходу.

Волшебники с любопытством последовали за им.

— Что-то не верится… А она сама видела, как них отваливаются ноги?

— Не знаю. Об этом она не рассказывала. Кстати, казначей частенько бродит во сне.

— В самом деле? Гм-м, а если… Ринсвинд, если именно так звалась «оккультная тварь», вышел из здания и направился в сторону Саторской площади.

Там было полным-полно народу.

Над жаровнями торговцев каштанами и горячей картошкой заманчиво дрожало жаркое марево, воздух полнился традиционными анк-морпоркскими уличными восклицаниями[8].

«Оккультная тварь» бочком приблизилась костлявому человеку в огромном балахоне. Тот варил что-то на маленькой масляной горелке, укрепленной на огромном лотке, который висел у него на шее.

Предполагаемый Ринсвинд с жадностью вце пился в край подноса.

— — К-картошка есть?.. Пюр-ре? — полупрорычал он.

— Картошка? Нет, дружище. Есть сосиски в тесте.

Предполагаемый Ринсвинд застыл на месте По щекам его потоком хлынули слезы.

— Сосиска в тeccccтттe! — вскричал он. Старая добрая сосиска в тес в тес в тес в тесте! Дай мне сосисссску в тесссссте!

Схватив с подноса три сосиски, он попытался разом запихнуть их себе в рот.

— О боги! — только и мог выговорить Чудакулли.

Периодически подпрыгивая, странная «оккультная тварь» потрусила прочь. С ее растрепан ной бороды каскадом летели ошметки теста и ква зисвиного продукта.

Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу-Без-Ножа Достабля и вы глядел таким счастливым, — заметил главный философ.

— А я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу и после этого так твердо держался на ногах, — сказал декан.

— А я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу и не заплатил, — сказал профессор современного руносложения.

Предполагаемый Ринсвинд, обливаясь слезами счастья, нарезал круги по Саторской площади

Наконец центробежная сила вынесла его в переулок, где из теней вдруг выступил какой-то невысокий типчик и, примерившись, неуклюже врезал волшебнику по затылку.

Счастливый пожиратель Достаблевых сосисок пал на колени и, обращаясь к миру в целом, возопил:

— Ау!

— Нетнетнетнетнетнетнет!

Пока коленопреклоненная жертва стонала и хала, из-за угла появился еще один человек, на гот раз довольно пожилой, и сердито вырвал кастет из неуверенной руки подростка.

— Пожалуй, тебе стоит извиниться перед бедным господином, — произнес пожилой мужчина. — И что он теперь подумает? Ты только посмотри на него — на него ведь дунь, и он упадет. Ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Мамблмамблмамбл, господин Боггис,-робормотал мальчишка, глядя себе под ноги.

— И что вообще это было? А?

— Хук Сверху, мистер Боггис.

— Хук Сверху? И ты называешь это Хуком верху? Так вот что такое Хук Сверху! Кто бы мог подумать! Не-ет, — прошу прощения, господин, мы только на секундочку снова поставим вас на ноги, еще раз тысяча извинений, вот что такое Хук Сверху…

— Ау! заорала жертва, после чего, к общему удивлению, присовокупила: — Ха-ха-ха!

— — А то, что сделал ты, — еще раз прошу прощения за навязчивость, господин, буквально пару секунд, — ты сделал вот что…

— Ay! Ха-ха-ха!

— Ну что, ребятки, поняли наконец? Давайте, подходите ближе.

Полдюжины мальчишек, озираясь по сторонам, выступили из глубин переулка и сгрудились вокруг господина Боггиса, незадачливого стажера и жертвы. Последняя с трудом держалась на ногах, громко пыхтела и похрюкивала — и те не менее на лице ее было написано неземное блаженство.

— Итак, — продолжил господин Боггис с сидом умудренного опытом мастера, вкладывающего азы своего искусства в головы неблагодарны потомков, — как правильно обработать свернувшего в переулок клиента?.. О! Добрый день, го подин Чудакулли, добрый день, господа, я кат то не сразу вас заметил.

Аркканцлер ответил дружелюбным кивком — День добрый, господин Боггис. Как проходит обучение? Это новая смена Гильдии Воров? Боггис закатил глаза.

— Ума не приложу, и чему только их учат школе! — пожаловался он. — Ничего не умеют кроме как читать и писать. Вот когда я был мальчишкой, в школе учили полезным вещам. Да, Вилкинс, хватит хихикать, сейчас твоя очередь прошу прощения, господин, мы вас еще потревожим…

— Ау!

— Негнетпетнетнетнетнет! Моя престарелая бабушка и то ловчее управится! Смотри внимательно: аккуратненько подходишь, потом кладешь руку ему на плечо, да, вот сюда, придерживаешь его… давай, делай, как я сказал… а затем изящненько…

— Ау!

— Кто-нибудь может сказать, что он сделал неправильно?

Пока господин Боггис растолковывал Вилкинсу особенно тонкие моменты в обращении с кастетом, Ринсвинд потихоньку отполз в сторонку, неловко поднялся на ноги и с прежним обалделым видом заковылял прочь по переулку.

Волшебники следили за ним заинтересованными взглядами.

— Он плачет, — заметил декан.

— Неудивительно, — откликнулся аркканцлер. — Но почему он в то же самое время ухмыляется?

Все страньше и страньше, — прокомментировал главный философ.

Избитый и, возможно, отравленный Ринсвинд устремился обратно, к Университету. Сзади хвостом поспевали волшебники.

Ты, наверное, хотел сказать «все любопытственнее и любопытственнее»? Но даже в этом случае высказывание, честно говоря, не слишком осмысленное…

Ринсвинд миновал ворота, однако на сей раз проскочил мимо главного здания и ринулся прямиком в библиотеку.

Библиотекарь с чем-то вроде самодовольной ухмылки на устах — если, конечно, орангутаны могут самодовольно ухмыляться уже ждал его, держа наготове видавшую виды шляпу.

— Поразительно! — воскликнул Чудакулли. — И тем не менее это факт! Волшебник всегда возвращается за своей шляпой!

Ринсвинд схватил шляпу, выдворил из нее пару пауков и, отбросив прочь печальное недоразумение из кокосовых листьев, водрузил волшебный убор на голову.

Мигая, Ринсвинд взирал на озадаченный преподавательский состав. Впервые за все это время в голове у него что-то забрезжило — как будто до сих пор он функционировал исключительно на рефлексах.

— Э-э… Я, кажется, что-то съел?

— Три лучшие сосиски господина Достабля, — просветил его Чудакулли. — Под словом «лучшие» я подразумеваю «наиболее типичные», чтобы ты не заблуждался.

— Ясно. А кто меня только что ударил?

— Воры. У воровских подмастерьев практические занятия.

Ринсвинд нахмурился. — Это ведь Анк-Морпорк?

— Он самый.

— Я так и подумал, — Ринсвинд медленно сморгнул. Ну что ж, — сказал он, падая лицом вниз, — я вернулся.

Лорд Хон пускал воздушного змея. Этим искусством он владел в совершенстве.

Лорд Хон все делал идеально. Его акварели были идеальны. Его поэтические произведения были безупречны. Когда он складывал лист бумаги, каждая складка получалась идеально и безупречно ровной. Его фигурки из бумаги поражали фантазией, оригинальностью и, конечно, безупречностью. Лорд Хон превзошел всех и вся — а кто был с этим не согласен, тот мигом оказывался в темнице, где сколько угодно мог превосходить лорда Хона.

Лорду Хону недавно исполнилось двадцать шесть, и был он строен, и был он красив. Он носил очень маленькое, очень круглое пенсне в металлической оправе. Описывая его, люди частенько прибегали к слову «гладкий» или даже «лакированный»[9]. Своего положения — а он был одной из влиятельнейших фигур империи — лорд Хон достиг только благодаря своему беспримерному рвению, абсолютной концентрации на развитии собственных духовных способностей, а также благодаря шести тщательно спланированным и успешно завершившимся покушениям. Последней его жертвой стал собственный отец, который испустил дух в радостном осознании, что сынок ревностно следует старинным семейным традициям. Почтенные семейства чтили предков и не видели вреда в увеличении (пусть даже несколько преждевременном) их количества.

Воздушный змей черный, с большими глазами — наконец вынырнул из-за облачка. Что и говорить, траекторию полета лорд рассчитал безупречно. Шнурок змея, покрытый клеем и толченым стеклом, прошел прямо сквозь пару его соперников, разрезав их напополам. Воздушные змеи, оставшись без управления, беспомощно за кувыркались в воздухе и упали на землю.

Зрители неподалеку вежливо зааплодировали. Почему-то это считалось благоразумным, аплодировать лорду Хону.

Он передал шнурок слуге, вежливо кивнул прочим участникам соревнования и направился к своей палатке.

Оказавшись внутри, он уселся и посмотрел на своего гостя.

— Итак? — осведомился он.

— Мы отправили сообщение, последовал ответ. — Нас никто не видел.

— Совсем наоборот, — фыркнул лорд Хон. —Вас видели двадцать человек. Отдаешь ли ты себе отчет, как это трудно для стражника — смотреть прямо перед собой и ничего не видеть, когда мимо него ползет целая толпа, гремя на весь дворец и громким шепотом призывая друг друга к тишине? Честно говоря, я все больше прихожу к мнению, что твоим людям не хватает революционной искры. А что у тебя с рукой?

— Альбатрос укусил.

Лорд Хон улыбнулся. Птица, должно быть, приняла его гостя за анчоус, и не без оснований. Глаза точь-в-точь как у рыбы — скользкие, холодные.

— Я не понимаю, о господин, — отвечал посетитель, которого звали Две Огненные Травы.

— И это хорошо.

— Они верят в Великого Валшебника, и вы хотите, чтобы он явился сюда лично?

— Именно. У меня есть осведомители в… Лорду Хону потребовалось некоторое усилие, что-5ы выговорить незнакомые слоги: — ВАнк-Морпоре. Так вот, тот, которого так глупо величают Великим Валшебником, действительно существует. Но на самом деле прославился он своими непрофессионализмом, трусостью и бесхарактерностью. Можно сказать, стал притчей во языцах. Ну а мы… мы просто помогаем Красной Армии заполучить вождя. Это… повысит их мораль.

Он вновь улыбнулся.

— Политика — дело тонкое, — добавил он.

— О.

— Можешь идти.

Когда посетитель покинул палатку, лорд Хон открыл книгу. Хотя вряд ли ее можно было назвать книгой в полном смысле этого слова: листки бумаги скреплялись шнурком, а текст был не печатным, а написанным от руки.

Он читал это текст уже много раз. Тем не менее книга не переставала забавлять его, главным образом потому, что автор ухитрился наделать массу ошибок.

Покончив с очередной страницей, лорд Хон вырвал ее из книги и, продолжая читать следующую, ловко сложил листок, сделав из него бумажную хризантему.

— Великий Волшебник… — вслух произнес он. — Воистину. Очень великий.

Ринсвинд проснулся. Он лежал на чистом белье, и никто не орал: «Чего вы возитесь, обыщите его карманы!» Многообещающее начало, отметил он про себя.

Но глаза так и не открыл — на всякий случай, вдруг кто-нибудь поблизости, увидев, что он пришел в себя, тут же начнет осложнять ему жизнь.

До него доносились слегка надтреснутые старческие голоса, которые о чем-то спорили.

— Все вы упускаете самое главное. Он остается в живых, в этом-то все и дело. Вы же сами рассказывали мне про его приключения — и после такого он все еще жив?!

— Зато он с головы до ног в шрамах.

— Именно к этому я и веду, декан. Но заметь, большая их часть располагается на спине. Беда следует за ним по пятам, но он оставляет ее за спиной. Кто-то Там, Наверху, улыбается ему.

Ринсвинда передернуло. Он всегда подозревал, что Кто-то Там, Наверху, приглядывает за ним. И, должно быть, улыбается — недоброй такой улыбкой.

— Его даже нельзя назвать полноценным волшебником! На экзаменах он ни разу не ответил больше чем на два процента вопросов, и это был его личный рекорд!

— По-моему, он проснулся, — произнес кто-то.

Ринсвинд сдался и открыл глаза. Над ним склонились бородатые, чрезмерно розовые лица.

— Как дела, дружище? — Одно из лиц протянуло Ринсвинду руку. — Я — аркканцлер. Ты как себя чувствуешь?

— Добром это не кончится, — бесстрастно откликнулся Ринсвинд.

— Что-что?

— Я знаю. Добром это не кончится. Скоро случится что-то ужасное. Я так и думал, все шло слишком хорошо, чтобы и дальше так продолжаться.

— Вот видишь? торжествующе вопросил декан. — Скоро сюда прибудут сотни ножек. А я предупреждал. И почему меня никто никогда не слушает?

Ринсвинд сел.

— Только не надо со мной любезничать, — сказал он. — Не предлагайте мне виноград и всякие там фрукты. Я все равно не поверю, что вы собираетесь использовать меня для чего-то хорошего.