Казенный дом (Чеченский транзит - 2)

      От выпитого и Левкиных рассказов Андрей засатанел. Как боевое оружие и взрывчатка оказывается в руках Мориарти, Абдуллаевых, Ивановых, Сатаниди?! Вчера на чердаке каких-то бань обнаружили целый арсенал оружия. Тротила в нем хватило бы на уничтожение целого района Петербурга. А Иван говорит, что надо вовремя ложиться спать. Поспишь тут.
      - Я постараюсь найти этого Мориарти. Если можешь, подключись. Тебя старые знакомцы до сих пор достают. Вдруг и взрывник моего дома "обрящется".
      - Андрюх, какой разговор! За царандоевские танки без зарплаты я б и думать не стал. А за порушенный дом! Шепну, ежели чего. Хотя сейчас уничтожить дом сможет и дилетант. Берет какой-нибудь недоумок "Поваренную книгу террориста" и делает взрывчатку.
      - Где берет?
      - Да хоть из интернета. Пожалуйста, там она есть, сам видел, мне Колька Павликов показывал. Есть рецепты - проще не бывает. Алюминиевая пудра, гексоген, сахарный песок...
      - Песок?
      - В том то и дело! Обыватель представляет бомбу какой? Как карикатуристы рисуют - круглую банку с торчащим из неё фитилем. А тут мешки. Никто даже не заподозрит. Загрузят подвал гексогеновой смесью - и получи результат. Кстати, я на месте террористов так бы и поступил. Давай выпьем, чтобы подобного не случилось.
      Выбравшись из подвала, Гусаров снова горько подумал с встрече с семьей. Опять пьянствовал! И там надо быть мужем, дома, и в городе надо быть мужиком. Иначе кто, как не он?! Домой, домой... В дороге он обдумывал слова, сказанные Горбуненко о тех, кто занимается списанной взрывчаткой. После того, как Петр Васильевич задержал несколько тонн тротила, они вполне могли сделать для него взрыв устрашения.
      В начале века шпион мог активно действовать, если удавалось устроиться работать... дворником технического ВУЗа. Мел себе метлой и бородой, вытряхивал урны, а потом пересылал в свою Японию-Германию бесценные отходы чьих-то разработок. На родине по листочкам, по записочкам внимательно следили за гениальной мыслью неведомого русского, вычленяли из, казалось бы, барахла, идеи и результаты вычислений. Из мусора рождались проекты. Уж насколько Советская власть засекречивала все и вся, а воровали!
      Когда в России появились первые ЭВМ, то понятия о защите информации в них имели немногие. Один офицер вынес из кабинета груду ненужных бумаг и выбросил в мусорный бак во внутреннем дворе Литейного, 4. Наутро вздрючили. Накачали образцово-показательно. Бдительные "старшие братья" обнаружили непорядок. Пролопоушил, конечно, офицер, но в словах оправдания выразил дерзкую мысль:
      - Документы ДСП там были, не отрицаю. Пустые по содержанию, но с грифом секретности. Виноват. Но вы подумайте о документах с грифом "ОС", хранящихся в наших ЭВМ! Их могут украсть в любую минуту!
      - Как это? Вы отвечайте за собственную халатность, про ЭВМ другие пусть заботятся. Если украдут, то и они ответят!
      И на партком! И строгача! Парень запомнил нахлобучку. Смеялся в душе над напыщенными секретчиками, действующими по старым правилам. Закончивший Техноложку, он был без ума от компьютеров и читал все, что публиковалось на русском, переводил из привезенных из-за кордона журналов. На время засела в нем заноза - взломать хлипенькую защиту и набрать достаточно секретной информации, чтоб волосы встали дыбом у начальства. По молодости представлял себе как подбросит в Большой Дом документы с подписью "Доброжелатель". Желание прошло, а интерес остался. Появилась возможность доступа к компьютерам на службе. Не желая оставаться там, где его взгрели, Валентин Дроздов перевелся в Управление исправительных дел и через какое-то время возглавил отдел, занимавшийся технологией и автоматизацией. Днем прикладывал силы для компьютеризации производства, а вечерами засиживался над проблемами защиты информации. Над ним подшучивали:
      - Головастенький наш.
      Он был головастым по своей физической природе. Роста невысокого, с большой головой, причем несколько кубообразной. Куб с округленными углами. Неунываемость, живость глаз придавали его облику дурашливость и его нельзя было по виду определить в записные интеллектуалы. Только в общении можно было поразиться его напористому уму, знаниям в области вычислительной техники. А так - обыкновенный майоришко внутренней службы. И занятия его, привязанности, не способствовали росту авторитета среди сурового тюремного офицерства. Лучший друг - Колька Павликов из Пoдвалa. То он забежит на пять-десять минут к Дроздову, то Валентин заглядывает в Подвал. Кто подойдет - от скуки сохнет при их разговорах про байты и файлы. Яшка и познакомил майора с Анатолием Бадереу.
      - Дружок приехал из Кишинеу! Возьми стакан в шкафу.
      В Подвале всегда вечер, на то и подвал. Жизнь при лампочках.
      - Вы бы на свет посмотрели - чистейшее молдавское. Цвет рубина.
      Ничего себе винцо. Мозги чистые, разговор увлекательный. Знал бы какой резидент об этом разговоре - извел бы километры магнитофонной ленты на запись. Сложно им, резидентам, в России. В какой ещё стране великие проекты рождаются в пивнушке или в подвале? Бадереу, сухощавый и симпатичный парень с увлечением делился мыслями о компьютерных защитах. Разговор шел на уровне "а ты читал?" и назывались иностранное издание и неведомая фамилия разработчика.
      - Они пошли не тем путем. Заведомо утяжеленный процесс выбрали. Посмотри, во-первых вперед работой надо загрузить шифр...
      - Минут сорок...
      - Да, если свет не погаснет. Файлы расшифровываются и ты приступаешь к работе. Потом опять начинаешь шифровать! Опять минут сорок! И при этом ненадежность остается. Я вижу, ты понимаешь, что пока не существует такой защиты, которую нельзя было бы устранить. Мой метод похож, но незаметен для пользователя и практический неуязвим.
      - Ну да, - улыбнулся Валентин Дроздов.
      - Слушай его дальше, - обиделся за друга Колька. - Пока я на зоне загорал, Толька мозги набивал информацией.
      Бадереу продолжил:
      - Чтобы расшифровать мой код потребуется одновременная работа всех имеющихся на земном шаре компьютеров...
      - Ого!
      - ... в течение тысячи лет.
      Валентин заподозрил, что новый знакомец пьян. Но хозяин привезенного вина был наследником древних традиций потребления этого напитка. Ни в одном глазу. Почему же несет такую чушь?
      - Извини, не расслышал.
      Яшка, опять встрял:
      - Точно тебе говорю. Я проверял, по моим подсчетам выходит так. Все машины будут пахать на просчитывание шифра тысячу лет!
      - Тогда наливай.
      И пошло-поехало далеко за полночь. Осушенный бурдючок валялся на полу, на краю стола стояла пластмассовая канистра с белым вином, а троица сидела с ручками и исписывала оборотную сторону очередного партийного плаката (их как раз стали выбрасывать без риска для жизни). Можно стало писать хоть у Ленина на лбу и - ничего! Перестройка началась. И дружба Валентина с Александром. Не то, чтобы дружба, а крепкий союз двух умов. Они, как компьютеры, объединились в общую сеть, если так можно сказать о живых организмах. Проект действительно стоил напряженной работы. Почему Бадереу доверил Дроздову свой секрет, вскоре стало ясно. В Кишиневе разработчики систем защиты пронюхали о новой идее и осадили Анатолия. Привлекали к себе, подкупали, угрожали. Только что жизнь не трогали. С работы пришлось уволиться, потому, что однажды в институт, где работал Бадереу, кто-то проник и попытался порыться в его компьютере. Конечно, защиту информации не осилили, зато железо попортили. Администрация встревожилась, сам Анатолий почувствовал, что слишком много времени уделяет тому, чтобы уходить от слежки, уничтожать за собой записи. Стало жаль и младшего брата, который немало помогал в создании новой вещи. Наконец, решил:
      - Надо драпать.
      Целый детектив мог бы сложиться из ухищрений, предпринятых братьями Бадереу, чтобы незаметно для назойливых соавторов и конкурентов продать вещи, квартиру, участок земли и выехать в неизвестном направлении. Казалось, замели хвосты. Но землячество в Петербурге оказалось многочисленным и кто-то узнал ребят на улице. Пошла молва, снова появился "хвост". Узнав об околокомпьютерных страстях товарища, Павликов порекомендовал Анатолию своего друга Дроздова.
      - Он и в милиции работал, и в тюремной системе, связи большие.
      С мыслью о помощи и защите и организовывалась эта встреча в подвале. Убедившись в реальности проекта, Валентин на следующий же день ринулся в высокие инстанции выбивать статус секретной разработки, и обалдел от того, что никому ни до чего нет дела! Прежде можно было прийти в райком партии, через своего инструктора пробиться к тем, кто ведал определенным вопросом, и дальше все катилось по выверенной дороге. Разработку засекречивали, авторов ревностно охраняли. Старого не стало, новое не родилось. Пришлось уходить в подполье под прикрытием друзей. Где-то Гусаров не УУРа помогал избавиться от назойливого присмотра приехавших из Молдовы конкурентов, где-то тюремные знакомцы помогали с укрытием. Ребята из угасающего КГБ предупреждали "любопытных", чтобы отстали от Бадереу. Кишиневские фирмы дали знать питерским коллегам об угрозе легализации новых программ Бадереу. Молдован могли похитить, а могли и... Давали понять, что надо делиться, иначе программа не выйдет в свет. Валентин уволился из системы на пенсию, принял предложение серьезного института по интеллектуальным разработкам поработать у них, и только там свершилось! "Гюрза", как назвали программу зашиты, наконец выползла на свет. Сколько лет понадобилось для этого! Вот оно. Включаешь компьютер, на экран выползает змея и если не набрать код, разевает пасть. Экран гаснет. Все. Бейся над машиной - ничего не поможет. И сами разработчики не смогут "оживить" компьютер. Bce! Это как потерять ключ от сейфа. Единственный. Никто не поможет, кроме матерого "медвежатника".
      - Нет, - утверждал Бадереу, - никто не вскроет.
      Валентин Дроздов, живший на втором этаже ментовского дома, тоже пострадал от взрыва, получил квартиру как пенсионер МВД и вскоре лишился её. Оказался в числе других в общаге на Заозерной. Гусаров относил причину взрыва и к его истории. Рванули бомбу на шестом этаже, чтобы предупредить Бадереу. Валентин Дроздов божился, что требований и угроз давно не было. Что взрыв не имеет к нему никакого отношения. Так ли?!
      Третьим, кого хотели бы подорвать в ментовском доме, Гусаров считал следователя УРОПД Вадима Глушкова. Почти ровесники, они подружились давно, когда по молодости увлекались борьбой. Вадим и со своей женой познакомился на чемпионате ГУВД по рукопашному бою. Он представлял Следственное управление. Светлана, студентка и будущая коллега, болела за него. И своем весе Глушкову не было равных, и ей казалось, что он выстоял бы даже против крупных "машин" из ОМОНа. После награждения многие остались в спортзале по товарищески помериться мастерством. Светлана единственной из девушек осталась посмотреть поединки. Глушков вышел против высокого дядьки, крепкого и широкого в плечах.
      - Андрей, а по пузу можно? - подзадорил противника Вадим.
      - Это мускул, можно.
      - Гусар, не зашиби следака, их и так мало осталось, - выкрикивали из-за ринга.
      - По голове ногами не бей, только кодексом!
      - А Глушаку всего одну статью надо знать - про бандитизм. Остальные можно вышибать.
      Недостаток в весе Глушков компенсировал подвижностью. Тот, кого называли Гусаром, хорошо знал и дзю-до, успешно использовал захваты. Вадим чаще бил и больше работал ногами. Десять минут бой был равным и соперники вполне им удовлетворились.
      - Получил?
      - А ты ещё нет?
      Гусаров большим пальцем щелкнул по лбу расслабившегося Глушкова.
      - Секретный прием. "Привет от черных" называется.
      За рингам засмеялись. Но едва Гусаров повернулся, как получил пинок под зад. Перепрыгивающий через канаты Глушков пояснил;
      - Чисто следовательский прием, когда опер ленивый.
      Света сидела совсем рядом с рингом, как раз там, куда прыгал Вадим и едва успела увернуться.
      - Вот это реакция! Извините.
      Девушка была в новом кимоно - выступала в показательных от Высшей юридической школы.
      - Ну-ка, какой пояс? Для такой талин можно было сразу желтый дать.
      - А вы свой черный тоже талией заработали? Или кулаками?
      - И ногами. И руками. И головой.
      - Вот и я хочу так же.
      - Не верю я в девиц кавалеристов. Это только в гусарских балладах бывает.
      - Что ты девушке про меня наговариваешь? - над ними навис последний соперник Вадима.
      - Я сказал гусарских, а не гусаровских. Отваливай, у меня воспитательная беседа о том, что девушке тут нечего делать.
      - Он уже куда-то приглашает? Вы с ним осторожнее, он не женатый.
      - Может, девушке и в следствии делать нечего?
      - По большому счету - да.
      - Так вот, я на первом курсе следственного факультета и скоро у меня будет желтый пояс.
      - У-у-у, термоядерная девушка. Тебе, Глушак, тут нечего ловить, пойдем по пиву хлопнем, - пригласил Гусаров.
      - А вы с нами будете пиво пить? В динамовском баре вку-у-сное импортное пиво стали давать. Специальное, спортивное.
      - Нет, я пиво не пью.
      - Я ж говорю, что не кавалерист-девица. А как зовут?
      - Света.
      - Я - Вадим, а вот эта дылда - Андрей. С ним лучше не общаться, он женатый и болеет лучевой болезнью. По утрам.
      Светлана, желавшая дополнительно заниматься рукопашным, решила не упускать шанс и разведать, как это лучше сделать.
      - Можно я пойду с вами, только без пива?
      - И то дело. Встретимся на улице.
      Любители знают, какое наслаждение наступает после тренировок и боев, когда становишься под душ и слушаешь, как поет все тело. Как приятно надеть чистую одежду, затолкав в мешок замызганное кимоно. Как легко дышится на свежем воздухе после пропахшего потом спортзала.
      Светлана вошла в кафе, когда мужчины уже потягивали пиво из высоких бокалов. Для неё стоял стакан колы, лежали бутерброды.
      Она вошла в форменной одежде, стройная, юная в том же восхитительном послетренировочном настроении.
      - Ты действительно в следователи пошла? - с участливым видом спросил Вадим. - Бедная, посоветовалась ли ты со знающими людьми?
      - Вы опять про свое.
      - Называйте его на "ты". Он же с вами фамильярничает, - порекомендовал Гусаров.
      - Я лет на пять старше , она мне в сыновья годится.
      Какие они были молодые! Они шутили и вели уголовные дела о страшных преступлениях, они мутузили друг друга на ринге и задерживали оказывающих сопротивление негодяев, они бегали по утрам и бегали по начальству, в прокуратуру, по моргам и учреждениям. Та первая встреча была продолжена. Света все-таки взяла слово с Вадима, что тот подыщет ей серьезную спортивную секцию. Вечно занятый, он все же встречал её после занятий, провожал домой и бежал опять на работу писать свои нескончаемые протоколы, печатать страницы обвинительных заключений. Света перешла на второй курс и они с удивлением заметили, что проводят вместе все свободное время , а до сих пор друг другу не надоели. Светлана против ожидания не охладевала к спорту и выделялась среди немногих девушек-бойцов. Сам он продолжал поддерживать форму в спортзале ОМОНа и со временем стал подумывать, как перевести свою фанатичку туда. Тогда меньше времени будет тратиться на переезды. К третьему курсу они и вовсе сократили путь друг к другу. Света забрала из общежития книги, спортивные манатки и переехала к Глушкову в коммуналку. Она оказалась безумно влюбленной не только в спорт , но и в секс. Вадиму пришлось забыть все прежние холостяцкие привязанности и даже находить поводы, чтобы избегать нередких прежде дружеских попоек.
      - Глушака оглоушило. Не пьет, не ест, по бабам не бегает. Даже не знает, что на Чернышевского новая рюмочная открылась.
      - Спасать надо парня.
      При такой страсти немудрено было в скорости ждать ребенка. Оформили брак, отметили в Пулковской, съездили на Светину родину в Зеленовск, где свадьба повторилась с южным трехдневным размахом. Родился Борька, и Светлане пришлось прервать учебу. Из декретного отпуска вышла день в день. Малыш пошел в ясельки . Света хотела восстановиться на очном отделении, но возникли странные препоны. Оказывается, у неё остался "хвост" - незачет по... физкультуре. Света посмеялась в лицо преподавателю:
      - Давайте я вам сдам его в три секунды. Хоть с вами сейчас, в спарринге.
      Стоя на левой ноге, девушка медленно подняла правую и проимитировала йоко-гири на трех уровнях, начиная с головы педагога.
      - Я знаю, что вы занимались. Но есть приказ по школе - отчислить всех, у кого академическая задолженность.
      Что было два года назад? Почему она вовремя не получила этот зачет? Она не помнит. В учебной части сказали, что её документы находятся в отделе кадров Кировского РУВД, направлявшего её на учебу. Подключился Вадим, но и он не смог пробить бюрократическую стену. Одно выяснил: в следствии не хватает людей, поэтому кадровики заполняют вакансии хоть кем-нибудь мало-мальски подготовленным.
      - Со всех курсов недоучек отправили работать. Ничего, все к лучшему. Продолжишь заочно, я на первых порах помогу.
      Если бы не мама Вадима, им пришлось бы туго. Кто забирал бы Борьку из садика? Они оба на службе, регулярно задерживаются вечерами. К тому же Света настояла на продолжении спортивных занятий. Два раза в неделю они тренировались с омоновцами. Это была совсем другая школа. Здесь учили тому, что пригодится в реальности, что поможет защититься на улице. Учили побеждать в драке. Против оружия, ножей, дубинок. Жили импульсивно, все ладилось. Глушковым, как перспективной семье, выделили квартиру в ментовском доме. Едва собственное гнездышко обустроили, как прогремел известный взрыв. В их с Гусаровым подъезде.
      Вадим тоже тяжело переживал утрату квартиры.
      - Да нет, - грустно говорил он Гусарову, сидевшему с ним на кухне общежития. - Это никакое не покушение. Не верю я, чтобы из-за обиды на мента взорвали целый дом.
      - Смотря на какого мента. Ты помнишь Буташева и наши с ним взаимоотношения? У него обид столько, что он взорвал бы пол города ради моего уничтожения. Но Руслан клялся мне аллахом и мамой, что он ни при чем. Так что припомни кто бы мог на тебя иметь зуб, даже бивень.
      - Да многие, но мало кто решится. Только тупой какой-нибудь...
      - Тупой может исполнить, а нанять - умный.
      - Нет, зачем на следователя обижаться, когда сам виноват? Преступник это понимает и зла не держит. У каждого своя работа. Если, конечно, не подтасовываешь факты и не делаешь намеренных ошибок. Вроде обвинения невиновного в убийстве. Вот уже год, как я веду дела по кладбищенской мафии. Началось с того, что задержали директора одного кладбища и двух его работников. Систематические поборы. Взяли с поличным, грамотно. Оформили по всем правилам. Вижу, что взяточники. Ребята из УЭП говорят, что квартиры у них, как полные чаши. Это при заработке чуть более тысячи восьмисот рублей в месяц. Дело я возбудил, подозреваемых задержал по указу на тридцать суток, попросил в прокуратуре ареста. И тут началось. Они бы разрешили, со всем пониманием, да только просят ответить на вопрос: каков статус организации, в которой работали задержанные? Если "учреждение" - то нет вопросов, а если "предприятие" - надо отпускать. Вот так. Намекают, чтобы отступился. Подследственные на встречах улыбаются, просят отпустить, не арестовывать. А что значит отпустить? Они вернут заявителям, обиженным ими, деньги и сверху добавят за молчание. Или запугают угрозами разворотить могилы родственников. Едва такое представишь - сам побежишь забирать обратно свое заявление. Как только не убеждал прокуратуру! Журналистов подключил к проблеме. Дали, наконец санкцию. Тянули до последнего. Тридцать суток - минута в минуту. Одного задержали в два часа дня. Через тридцать суток без пяти два арестовали. Отправил я взяточников в "Кресты". Опера удивились. За много лет впервые кого-то из кладбищенской мафии арестовать удалось. Воодушевились и давай по образу и подобию первого прецедента дела клепать! Они задерживают, я прошу ареста и добиваюсь. Меня подкупать пытались, начальство подкупали, не раз хотели меня от подобных дел отстранить. Раньше денежки, струйкой текущие из карманов на кладбищах в карманы повыше, превращались в озеро на самом верху, из которого многие черпали на хлеб с маслом. Нарушили мы многолетнюю систему. Тому, у кого деньги отнимают, и немалые, надо сказать, неприятно. Непривычно. Получал, получал, а тут нате! Что стоит богатым дядям заплатить штуку баксов для моего устранения? Некоторые и за половину согласились бы. Только на фига весь подъезд взрывать?
      - Придурков много. Взрывчатки тоже. Хочу все же выяснить, не на меня ли покушались. Мне своих заклятых дружков трясти не перетрясти. Много времени потребуется...
      На кухню вошла жена Глушкова.
      - Вадим, чайник же кипит! Сижу в комнате, жду, а они заговорились здесь. Как женщины.
      Светлана засмеялась, снимая чайник с огня.
      - Как работается молодому следаку? Попомнила мои слова?
      Гусаров в шутку пугал Светлану трудностями службы в милиции и кошмарной перспективы быть женой милиционера. То и другое уже исполнилось в жизни Светланы.
      - Ох, попомнила. Пророчества ваши, Андрей Витальевич, сбываются. Глухих дел полон сейф и ещё прибавляется.
      - Ничего, избавишься от них, дадут тебе потом вести дела по малолеткам, справишься как-нибудь, - сказал Вадим.
      - Это слова утешения любящего мужа. А я вот правду-матку скажу. Раскроешь ты всех глухарей и будут тебе сыпать самое сложное и запутанное. Грузят на того, кто везет, - заключил Гусаров.
      - И всегда то вы правы. Я действительно не представляла этих сложностей. Работа какая-то бумажная.
      Гусаров засмеялся:
      - Правильно. Главная бумага - бланк отказа в возбуждении уголовного дела. Это ты, конечно, усвоила?
      - Усвоила.
      - Нет, не понимает она, - вмешался Вадим. - Не получится из неё настоящего следователя. Все возбуждать старается вместо отказа. Темпераментная.
      Светлана обратилась к Гусарову за поддержкой.
      - Вот он мне говорит, что одно дело из глухих можно похерить без всяких угрызений совести.
      Глушковы пригласили Андрея на чай.
      - Я хоть ваше мнение узнаю, - направилась в свою комнату Светлана.
      Общежитский неуют этим людям был привычен. Они оказались как бы отброшенными во времени назад. Из общаги в квартиру, а затем обратно.
      - А Борька где? - Гусаров спросил о сыне Глушковых.
      - На юг отправили к деду-бабе, к Светкиным родителям в Зеленовск.
      - Вот, к слову, о юге и том глухаре.
      Разлив чай по чашкам, Света присела.
      - Одно время одолевала наш отдел престарелая женщина, интеллигентная, не скандальная, но настойчивая. И на мой взгляд - по делу.
      Светлана рассказала суть проблемы. У заявительницы по имени Галина Рудольфовна Гриневич была дочь Вера, по мужу - Слепенкова, внуки. Жили раздельно. Гриневич в центре города у Казанского собора, а Слепенковы на проспекте Стачек на пересечении с Ленинским. Встречались, отношения были теплые до какого-то времени. Потом стала Галина Рудольфовна замечать за семейкой странности. Креститься стали, а ещё руками водить по-чумаковски или по-восточному. Женщина старой закалки, но не рутинерша, Галина Рудольфовна интересовалась духовной жизнью, запретов в этой области не терпела. Силу познания уважала. Все было ничего до тех пор, пока молодежь не стала приставать с просьбами помочь финансово Академии эзотерических наук какого-то Кудратова. Галина Рудольфовна, театральный художник и искусствовед за долгую жизнь накопила немало старинных вещей, хоть и бесполезных в обиходе. Ей приносили в мастерскую и домой предметы антиквариата для реставрации или чтобы проконсультироваться о стоимости. Кое-что Гриневич выторговывала для себя, покупала или обменивала. Кое-что из приносимого соглашалась продать сама, так как знала интересующихся именно такими определенными вещами. При этом имела выгоду.
      - Ну зачем вам, мама, эти канделябры?
      Дочь Вера указывала на какие-либо предметы в квартире Галины Рудольфовны и с искренним недоумением вопрошала:
      - А это зачем?
      Гриневич, человек характера властного, долго терпела эти посягательства на свои сокровища, терпеливо объясняла:
      - Вы тоже постареете. Вы будете любить какую-нибудь расколотую настольную лампу, при которой провели тысячи вечеров. И ничего милее не будет этого дурацкого предмета нынешнего ширпотреба. Так и многие вещи в моей квартире. А предметы прошлых веков - это моя специальность, коей я посвятила жизнь. Многие я восстановила, вернула к первоначальному виду. Как эти же канделябры. Их принес дворник с соседней улицы. Нашел около переполненных мусорных баков. Выбросили по неведению. А они сделаны в начале прошлого века. Я трудилась над ними целый год. Разве заметно, что они пострадали от людей и времени? А эти позолоченные серебряные сахарницы? А эта шкатулка? У каждого предмета своя история, своя душа...
      Объяснения приходилось повторять при каждой встрече с Верой и зятем. Галина Рудольфовна дабы её не обвиняли в жадности всегда дарила семье дочери деньги. Можно сказать, выдавала ежемесячную среднюю зарплату. И все же настойчивое выпрашивание вещей продолжалось. Теперь уже просили для оснащения святой обители последователей Кудратова. Однажды, будучи не в лучшем расположении духа, Галина Рудольфовна сама приехала в гости к Вере в квартиру на проспекте Стачек. Дверь открыл какой-то толстенный мужчина с внешностью кавказца.
      - Аны в церкафь пашли.
      - А вы кто?
      - Сасет. Салман мэня завут.
      Галина Рудольфовна долго не решалась войти. Боялась этого крючконосого.
      - Захадите. Даже если ви не мамаша Веры, а пастаронний, все равно у них украсть нэчего.
      Салман хохотнул.
      - Я купыль у них адын комната. Здэсь живу. А вы во втарой их падаждите. Хатите купаты?
      В комнате Веры стояли только диван и стол. Такой аскетизм существования в Петербурге встречается разве что в квартирах хронических алкоголиков. Однако, бутылок или стаканов не наблюдалось. Чистенько и пусто. На полу расстелен матрас. Гриневич ужаснулась:
      - Здесь спят внуки?!
      В голове старой дамы не укладывалось как можно сейчас, в трудное время лишиться половины жилья, запустить к себе в квартиру на постоянное совместное проживание нацмена ужасного вида... Свять, свять, свять! Да что же это за религия такая, если её дочь, её внуки утратили радости жизни?! Где картины, где мебель, подаренные Вере на свадьбу? На стенах висят ширпотребовские плакаты с изображением какого-то юноши, изо всех сил старающегося быть похожим внешне на иконописный лик Христа, афиши с фотографиями "человека-легенды" какого-то Кудратова. Если легенда, то люди должны знать. А Галина Рудольфовна не знала. Значит не легенда, а тварь мошенническая. Потрясенная, Гриневич просидела на диване до позднего вечера. Оказалось, Вера с её муженьком были отнюдь не на работе, а дети совсем не в школе. Все они спасали души на проповеди своего идола Кудратова. Слушали его, не приседая, несколько часов кряду, а потом бегали, кружились до вхождения в транс. Они и домой вернулись не совсем очухавшимися:
      - Мама, покайся пока не поздно, мамочка.
      Галина Рудольфовна ничуть не беспокоясь как она выглядит со стороны, заорала так впервые в жизни:
      - Что будут есть дети?!
      Исхудавшие и отрешенные, Рудик и Эльза спокойно смотрели на бабушку, но при вопросе о еде глазенки их засветились надеждой.
      - У нас пост, мама, - сообщил Стас, муж Веры.
      Галина Рудольфовна уехала, возмущенная. Через время как ни в чем ни бывало Вера и Стас заявились к ней и по обычаю стали выпрашивать ценности.
      - Я не собираюсь делиться своими личными домашними вещами ни с какой Академией. Хоть художественной, хоть вашей разохерической. И ни с каким представителем Бога на земле, вашим дурацким Кудратовым. Это наш последний разговор на эту тему! В юности я была видной девушкой, увлекалась разными учениями и течениями. Я даже среди бела дня выходила на людный Невский в обнаженном виде, боролась против ханжества и за свободу личности. Но до такого идиотизма не доходила! Вы кормите обыкновенных кровососов. Когда продадите последнюю комнату и останетесь на улице, вашими душами уже никто не поинтересуется. Подыхайте. Вы им нужны покуда у вас есть что отнять. Попомните мои слова. Детей пожалейте, чокнутые. Вы же ро-ди-те-ли!
      Стас, оставивший работу в турфирме и Вера, ушедшая из проектного предприятия к этому времени уже продали и вторую свою комнату. Они уезжали. Всей семьей. В одно религиозное поселение к своим братьям и сестрам. Галина Рудольфовна не должна была знать куда. Великий магистр строго настрого запретил называть это место.
      - Мама, дайте нам хотя бы денег. В последний раз. Мы уезжаем.
      Как ни допытывалась Гриневич, зять остолоп и дочь её дура никак не хотели вести диалог. Только попрошайничали. Галина Рудольфовна ночь не спала, переживала, а на следующий день, хоть и болела спина, поплелась из центра города на Стачек.
      - А, это ви, мамаша? - радушно встретил её Салман Ибрагимов, - Уехаль они. Сапсем уехаль. Теперь мой квартира весь. Дурной, да, этот Стас. Адин сумка вещей на четверых уехаль. Эта, религиозний фанатик, да?
      Вот тогда Галина Рудольфовна ударила в колокола.
      Светлана рассказывала историю несчастной семьи Гусарову и Глушкову так, будто происшедшее касалась её личной жизни.
      - По закону все чисто. Квартиру Слепенковы продали в здравом уме и в твердой памяти лично, без доверенностей, подписи под документами их собственноручные. Не придраться.
      - Вот видишь, - Вадим хотел было пошутить на тему беспристрастности следователя, но Светлана строго посмотрела на него.
      - Это система! И я докажу. Какая-то организация засирает, простите, мозги неустойчивым натурам, имеющим неплохую жилплощадь, и денежки, а потом всасывает как пылесос, все благосостояние несчастных. Куда деваются граждане - никто не пытается узнать. Пропадают целыми семьями.