Девчонка из моего детства

Поглощая необычайно вкусную пиццу, я трезво и удивительно холодно размышлял о своем бегстве. Что, собственно, меня так отпугнуло? То, что здесь, так сказать, замешен Валерка? Нет, не может быть, ведь я даже не знаю, каким он стал теперь. Искусственное оплодотворение? При мысли об этом неприятно кольнуло сердце. Скорее всего так оно и есть, но теперь мне казалось это не таким уж из ряда вон выходящим событием. Ну искусственное да искусственное, что такого? Может, Валера сам не мог зачать. Хотя она же сказала, что у нее никого, кроме меня, не было - выходит, что и не пробовал. Гм. Вот она, странность. Рассуждать об интимной жизни других людей было как-то неловко, даже мысленно. Но с другой стороны, меня это настолько сильно касалось, что не думать об этом было просто невозможно. Наиболее простым решением было бы спросить все у Лены, но тут возникал другой вопрос: хочу ли я знать ответы, готов ли я к ним? Вот это-то и нужно было понять в первую очередь. Слишком уж живо воспоминание о том, как я себя вел час назад в квартире. Нужно было позвонить домой. Как она там? Я быстро допил апельсиновый сок, который купил вместе с пиццей, и пошел искать таксофон. Можно было, конечно, доехать до работы и позвонить оттуда, тем более что рабочий день уже начался, но мне не терпелось скорее узнать, как же она там. Таксофон оказался рядом, в остановочном павильоне, но дома почему-то было занято. Я звонил минут пятнадцать, борясь с чувством долга перед конторой, которое призывало меня немедленно отправится на работу. Удивление нарастало, но сознание трудовой дисциплины всетаки взяло верх над любопытством, и я, так и не дозвонившись, поехал на работу. С кем это она так долго может разговаривать по телефону в городе, где не бывала с детства?
      * * * Весь день я звонил домой. С того момента, как я приехал в контору, телефон у меня дома был свободен, но никто не отвечал - в трубке будто бы поселились длинные гудки. Лена ответила только в пять вечера, когда я уже сильно волновался, не ушла ли она от меня совсем, и голос у нее был какой-то вялый. Я извинился за то, что убежал утром, рассказал ей, что звонил целый день, а она ответила, что заснула и проспала все это время. Я спросил, почему у нее такой вялый голос и не связано ли это со мной. Она попросила, чтобы я не брал слишком много в голову, все уже забыто, а что касается голоса, то, наверное, это со сна. Мы помолчали, и она сказала, чтобы я приезжал быстрее, на что я с радостью ответил, что уже выезжаю. Таким образом, недоразумение опять было разрешено быстро и безболезненно. Я почувствовал прилив благодарности к этой женщине, которая не придала особого значения моему постыдному бегству. Дома меня ждал теперь уже неизменно прекрасный ужин. Все было хорошо, все было в норме, только Лена оказалась все-таки вялой, причем вся, а не только ее голос. :Нет-нет, она не заболела, просто немножко нехорошо себя чувствует. Нет, никаких таблеток не надо, врача тем более, а лучше она просто полежит. Да, мне тоже надо полежать рядом с ней. Нет, ничего принести не надо, все нормально, спасибо, дорогой: Мы с Леной, ткнув в кнопку включения телевизора, улеглись перед ним на диване в зале. Наступила полная идиллия. Жаль только, что на экране показывали какой-то совершенно дурацкий фильм. Лене было все равно, а вот я минут через пятнадцать не удержался и стал переключать каналы с одного на другой, надеясь найти что-нибудь стоящее. Женщины обычно не любят, когда вот так переключают программы, но я ничего не мог с собой поделать: бездарное кино выводило из себя. В конце концов Лена уснула. Неожиданно, как и все, что случалось со мной с начала недели, раздался телефонный звонок. Подруга моего детства и нынешняя моя любовь, негромко простонав во сне, отвернулась к стене, а я пошел отвечать на звонок. Звонил Вовка - мой друг, который просил помочь с перевозкой шкафа. Мы немного поговорили и он сообщил, что скоро приедет, чтобы угостить меня пивом в знак признательности за помощь. Я сказал, что я не один. - Тем более, - весело крикнул он прямо мне в ухо, - дано пора! - Чур, не сглазь меня! - отшутился я. - Учти, Лена тоже пиво пьет! - А как же, брат, - орал Вова, - ящичек <Ярпива>! Это тебе не водка! Это благородство плюс неизменный стойкий эффект! - Не переборщи, - взыграла во мне дисциплина, - завтра работать! - Не волнуйся, я буду через полчаса. Пиво я уже купил: Положив трубку, я вернулся в зал и тронул Лену за плечо. Она что-то невнятно пробормотала, а потом глаза ее распахнулись, и я влюбился в нее заново. Она была прекрасна. Кружки радужной оболочки, медленно сужаясь вокруг ее зрачков, отразили бледный ночник каким-то неожиданно искристым светом, и приступ нежности захлестнул меня с головой. Я наклонился и поцеловал ее в губы, которые сонно растянулись в ласковую улыбку. - Проспала весь день, и теперь собираешься спать всю ночь? - сказал я. - Соня. - К нам кто-то придет сейчас? - спросила Лена. Я кивнул. - Вовка. Веселый мужик, тебе понравится. Она потянулась и задумчиво произнесла: - Тогда, может, допечь пирожки? Я там начала: Я пожал плечами. - Ну, я бы, конечно, от пирожков не отказался. Если ты себя хорошо чувствуешь: И она ушла в кухню. Я потянулся было за ней, но уходя она молча толкнула меня обратно на диван. Я остался у телевизора, и спустя минут десять с кухни снова стало доноситься негромкое ее пение. Я был доволен жизнью. Если бы Лена теперь бросила меня, мельком подумал я, мне бы было уже как-то неуютно в своей квартире. Не хватало бы этого пения под журчащую на кухне воду, едва слышного запаха женских духов, которые она оставила после себя в комнате и небрежно брошенной на спинку дивана блузки. Удивительно, как меняется жилище, когда в нем появляется женщина. Вроде бы все как и было, но сотни каких-нибудь неуловимых мелочей говорят о присутствии в доме хозяйки. И это мне нравится: Я сонно смотрел в телеэкран, думая о разных вещах, пока, наконец, не раздался звонок в дверь. Через некоторое время мы уже сидели втроем в зале и ели удивительно вкусные пирожки с мясом, запивая их холодным пивом. - М-м-м: Как вкусно! - Вовка быстро запихал один пирожок себе в рот и взялся за другой. Дай рецепт, жену свою попрошу приготовить: - Так она, надо полагать, сама знает, - с улыбкой сказала Лена. - Дрожжевое тесто, начинка, лепишь пирожок, и в духовку на 20 минут. Ничего особенного: Вовка рассмеялся. - Да уж, - он захрустел очередным пирожком, - но так вкусно у нее, наверное, не получится: А ты что, уже починил? - спросил он, обращаясь ко мне. - Что починил? - не понял я. - Как что? Духовку свою. Она же у тебя сгорела, ты же сам рассказывал, - он отхлебнул еще пива и удивленно уставился на меня. А ведь правда, духовка-то не работает. Как же Лена испекла пирожки? Я вопросительно посмотрел на нее, и ее улыбка стала какой-то наигранной. - Я приготовила их на сковородке. Одно слово - мужик, - она вытащила из кармана сигареты. - Принеси, пожалуйста, пепельницу. Я встал из-за стола, прошел в кухню и начал оглядываться в поисках пепельницы. Что-то смутно не давало мне покоя. Я прошелся взад и вперед по комнате, немного постоял, глядя на разную кухонную утварь, зачем-то потрогал лежащую на столе пластмассовую дешевую зажигалку, потом взял ее в руки и несколько раз чиркнул. Она не зажигалась. Потом я увидел пепельницу на подоконнике (где она, в общем-то, и должна была быть) и, уже взяв ее, я в каком-то подсознательном порыве задержался у плиты и поднял руку невысоко над конфоркой. Не почувствовав тепла, я опустил ладонь на чугунный кружок, и снова ничего не ощутил, кроме металлического холода. Странно, не могла она так быстро остыть. И я, чувствуя себя уже совершенным идиотом, присел на корточки и потянул за дверцу духовки. Очень легко поймать момент, когда ряд совпадений превращается в закономерность. Сложнее признаться себе в том, что это уже не случайные совпадения. И уж совсем невозможно понять, к чему это все приведет. Из духовки на меня дыхнуло теплым воздухом, который пах смешанным запахом свежеприготовленной выпечки. Я медленно открыл дверцу до конца и заглянул внутрь. Сомнений быть не могло - лопнувшие в пятницу нагревательные элементы безвольно свисали с потолка и стен духовки, так что даже включать ее для проверки не имело смысла: она не работала. Тем не менее, Лена приготовила пирожки именно в ней. Это, по меньшей мере, непостижимо. Я скользнул взглядом по кухонной полке, на которой стояли у меня разные тарелки, вилки и сковородки. Последние были сухие и чистые - я специально подошел и осмотрел их одну за другой. Зато противень, который лежал на батарее, поблескивал жиром и влагой. При виде этого мне ни с того ни с сего вдруг подумалось: а я ведь так ни разу толком и не видел, как Лена хозяйничает на кухне. В это время я еще не понимал, что происходит.
      * * *
      Лена курила. Налегая на пиво, я пока молчал, потому что не знал, что, собственно, я хочу у нее спросить, а Вовка тем временем взахлеб рассказывал нам какую-то историю. Я был занят своими мыслями и пропустил начало, но по отдельным обрывкам Вовкиного рассказа понял, что речь идет о каком-то пожаре. Лена курила, прикуривая одну сигарету от другой. Курила при некурящем Вовке, и единственное, чем она могла поджечь в этом доме свою первую за вечер тонкую дамскую сигаретку - китайская газовая зажигалка - лежала на столе в кухне. К тому же, эта зажигалка не работала. Лена курила, вежливо пуская дым в сторону, а я хрустел приготовленным в неработающей духовке пирожком, украдкой поглядывая в ее сторону и пытаясь мысленно разгадать ее тайну. В том, что тайна была, я теперь уже не сомневался. - Представляешь, Леня, - громко сказал Вовка и я чуть было не вздрогнул, - этот мужик - ну, которому я помогал вещи перетаскивать - сказал, что тебя знает. - Какой мужик? Какие вещи? - я недоуменно уставился на него. Краем глаза я заметил, что в этот момент Лена встала из-за стола и пошла из комнаты. - Кто меня знает? - Ты что, уже пьяный? - засмеялся Вовка. - Мужик, у которого сегодня пожар был. - А у кого сегодня пожар был? Я прослушал... - Ну, я же тебе говорю. Иду сегодня с работы, и на углу Садовой с Депутатской вижу народу много, пожарники стоят с машинами, рукава водопроводные скручивают... А окно в доме на пятом этаже все черное, закопченное - пожар, значит, там был. И мужичек такой чумазый во дворе суетится - видимо, погорелец. Ну, думаю, не повезло человеку. Кое-что он сумел вынести из огня, а вот куда эти вещи теперь деть - не знает, так и лежат они большой кучей прямо на асфальте. Я сквозь толпу протискиваюсь - мне же надо было через этот двор пройти - а он меня возьми да окликни. Помоги, говорит, мужик, будь другом. Надо, мол, все это барахло перенести к родственникам, тут недалеко. Ну, в общем, пока мы с ним вещи по коробкам распихивали да к его тете тащили, он мне рассказал, что в детстве жил в твоем дворе, потом уехал в Архангельск, а теперь вот снова вернулся, только в другой микрорайон переселился. Представляешь, в понедельник утром приехал, а сегодня уже погорел. Вот не повезло мужику, да?.. Так вот, я ему и говорю: <У меня в этом дворе друг живет>, и назвал твою фамилию. А он мне: <Помню такого, дружили в детстве>. Вот ведь тесен мир, а, Ленька?! Пока Вовка все это говорил, в душу мою закрадывались какие-то смутные подозрения. - Его, случайно, не Валерием зовут? - спросил я на всякий случай. - Точно! - взревел Вовка. - Валерой его зовут! Что, вспомнил друга детства? Я у него адресок взял для тебя на всякий случай, вдруг захочешь с ним пообщаться... Он стал хлопать себя по карманам в поисках адреска. - Не захочу, - пробормотал я, вставая. - Я сейчас вернусь... К этому времени я был уже достаточно пьян. Не то, чтобы меня качало или язык заплетался, просто мысли находились в некотором беспорядке. Медленно, стараясь обдумать все случившееся, я прошел в коридор, где в квартире расположены туалет и ванная комната. В одном из этих помещений я надеялся найти Лену. В туалете, как я сначала предположил, ее не было. - Лена! - я постучался в запертую изнутри ванную комнату, откуда доносился шум льющейся воды. - Лена, тебе плохо? Вода шумела. - Лена! - крикнул я. - Я здесь... - еле слышно донеслось до меня оттуда. - Открой, пожалуйста, Лена. Пауза. - Ты меня ругать будешь? - ее голос чуть заметно дрожал сквозь шелест льющейся воды, как-будто она вот-вот заплачет. - За что ругать? - не понял я. - Открой, Лена! - За Валеру Фролова. Пауза. - Не понимаю. - она совсем сбила меня с толку. - Лена, открой, пожалуйста, так очень неудобно разговаривать. Несколько секунд она молчала. Я уже собирался снова постучать в дверь, но тут вдруг щелкнул шпингалет, и дверь приоткрылась. - Не злись на меня, ладно? - сказала Лена, высунув голову в образовавшуюся щель между дверью и косяком. - Ленька, не злись. Я тебе все сейчас объясню. Я машинально потянул дверь, чтобы открыть ее, но она вырвала ее у меня из рук и снова заперлась. - Я все сейчас расскажу, - сказала она через дверь неожиданно спокойно. - Мы с Валерой встретились в Архангельске, куда он приехал работать по приглашению, а я там уже жила некоторое время. В той фирме, куда его пригласили, моя мама работала бухгалтером. Мы встретились с Валерой, когда я однажды пришла к матери на работу. Ну, мы обрадовались, разговорились, конечно. Потом он пригласил меня в кафе. Все было очень хорошо, мы вспоминали тебя и остальных наших дворовых ребят... Мои руки сами собой сжались в кулаки. - ...После кафе мы пошли к нему домой. У него была очень красивая квартира, машина. Мы пили дорогое вино и разговаривали. Он начал ко мне приставать... У меня побелели костяшки пальцев. - ...Мне стало неприятно, я оттолкнула его и убежала. Но он не обиделся. На следующий день он разыскал меня и привез большой букет цветов. В общем, мы помирились и стали довольно регулярно видеться. Понимаешь, он стал мне близким другом... Через некоторое время врачи сказали мне, что если я не рожу, то рискую потом вообще никогда не иметь детей. Я долго переживала, потом поделилась этим с Валерой. Он предложил мне... Я до боли закусил губу. - ...предложил мне искусственное оплодотворение. Я согласилась. Пока я была беременна, он ухаживал за мной, навещал, привозил подарки. Потом родилась Света. Он относился к ней как отец и все-время помогал нам. Да он и был ее отцом. Но он не был моим мужем... Я не видела в нем мужчину, только друга, он был терпелив, но со временем это начало его раздражать. Мы поссорились, и он стал предъявлять свои права на мою дочь. Обстановка накалилась до такой степени, что нам с мамой и маленькой Светкой пришлось переехать в другой район города. Два года было все спокойно, но потом он снова нашел меня. Он преследовал меня. Так вот и продолжалось все это время: я скрывалась от него, лгала, выкручивалась. Несколько лет это помогало, потом я устала. Тогда я решила вернуться сюда и начать все с начала... Я обнаружил, что мне нечем дышать и глубоко вздохнул. - ...Он нагнал меня в поезде. Он сказал, что все устроил, что он купил здесь квартиру и мы будем жить вместе. Я еле терпела его, пока мы сюда ехали. Поэтому я сразу с вокзала и приехала к тебе. Вот так, Леня. Я чувствовал себя выжатым. Щелкнул шпингалет двери ванной комнаты, и в проходе появилась Лена. Я присел на краешек комода. - Так значит, ты меня все это время обманывала? - тупо спросил я, глядя перед собой. - Что ты, Ленька! - она схватила меня за руку. - Нет, конечно, я всегда только о тебе и думала. Я тебя одного люблю, и всегда любила. - Ты скрываешься у меня от Валерки Фролова, - утвердительно сказал я. - Нет! - Да. Ты и дочь боишься ко мне привезти, потому что думаешь, как бы Валерка вас здесь не нашел. - Ленька, это все неправда! Поверь мне, пожалуйста. Поверь! - она искала глазами мой взгляд, но я смотрел мимо нее. - Нам с тобой будет хорошо. Ты возьмешь меня в жены и мы будем жить, как нормальные люди. Нормальные, Леня!.. - Я тебе не верю. Большая серебряная слеза, сорвавшись с ее острых ресниц, сверкнула молнией во мраке полутемного коридора.
      * * *
      Когда Вовка ушел домой, мы с Леной еще долго не разговаривали. Только один раз, когда я решил сходить за сигаретами и спичками, она спросила, куда я пошел... Теперь же, сидя в кухне, я курил в распахнутое настежь окно, не обращая внимания на комаров, которые с тупым упорством летели и летели на неяркий свет кухонного бра. Ночь еще пыталась спорить с рассветом, но ночь была обречена. Она вцеплялась в крону деревьев, повисая на ветках гроздьями мрака, она пряталась в арке дома напротив и по углам без того грязных подворотен, она торчала наружу из многочисленных подслеповатых окон, но с каждым часом ее становилось все меньше и меньше, как будто она сжималась и превращалась в плоские тени на земле. А мне совсем не хотелось спать. Я, не пьянея, допивал оставленное Золотаревым пиво и ни о чем не думал. В душе оседала мутная горечь предательства, противно щемило сердце в груди, словно его кололи раскаленными иглами, но в голове не было ни одной мысли. Наверное, это какая-то защитная реакция мозга, которая не позволяет человеку в печали навыдумывать себе бог знает чего... Потом в кухню вошла Лена. Кутаясь в мой старый клетчатый плед, зябко поеживаясь от ночного холода, она села рядом со мной и тоже закурила. Я посмотрел на нее и отвернулся. - Знаешь, Леня, - сказала она через некоторое время. - Скрывая обман, приходиться говорить много настоящей правды. Я понимаю, ты мне теперь не веришь, но зато теперь ты знаешь про меня все. Разве то, что я с тобой, не доказывает мою искренность? - А разве я знаю о тебе все? - Ты знаешь все то, о чем я не хотела тебе говорить. - Да? А как же, например, оплавленная телефонная трубка? Или зажигалка без газа, которой ты прикуриваешь? Или пирожки, приготовленные в неработающей духовке? - Пирожки я приготовила на сковородке, - сказала она неожиданно упрямо и зло, так что я не стал с ней спорить. - Тебя интересуют эти несчастные пирожки, в то время как мы говорим о нашей судьбе? - Не громко ли сказано? Я пока еще не слышал ни слова о нашей судьбе. - Ищешь ссоры? Я-то ведь хочу все уладить, чтобы у нас снова стало все нормально. - А у нас и так все нормально. Ты скрываешься у меня от Фролова под предлогом того, что любишь меня всю жизнь. Все в порядке, так и должно быть. У всех нормальных людей так все и происходит. - Не ехидничай, пожалуйста, я действительно тебя очень люблю. И если уж на то пошло, Валера знает, что я у тебя. - Вот как? - Да. Он звонил сюда, когда ты был на работе. Так вот с кем она так долго разговаривала утром. - И откуда, интересно, он знает мой номер? - Он не сказал, а я не спросила. - Почему же? - Не до того было. А вообще, он пробивной мужик, и я знала, что если ему нужно будет меня найти, он обязательно это сделает. У него много всяких знакомых по всей стране, у него повсюду нужные связи и друзья. А если нет, то он этого может очень быстро добиться. Я чувствовал, что что-то здесь не так. Все как-то слишком наиграно, притянуто за уши. Она опять что-то от меня скрывает. - Ну и о чем вы с ним разговаривали? - Все о том же. О моей дочке, - голос ее неожиданно задрожал. - Понятно, - против воли мне стало ее жаль. Неужели нам (теперь уже нам!) никак нельзя избавиться от навязчивого преследователя? Мысль о том, что это ее личные проблемы, меня сначала не посещала. А когда все-таки посетила, я сразу же отбросил ее, как нелепую. Сам не замечая того, я уже думал о ее дочери как о своей собственной... Да нет, не так, конечно. Я думал о маленькой незнакомой мне Светлане так, словно она - как и Лена - долго была в отъезде, и вскоре должна вернутся домой. Ко мне домой. А Фролов... Наверное, я ревновал Лену к нему. Стоило признаться самому себе в этом, как, впрочем, и в том, что я люблю это женщину, и хочу быть с ней несмотря ни на что. А ему я не позволю лезть в нашу жизнь. Если раньше Лена и была свободна, то теперь она со мной, и никто, даже неполноценный отец ее ребенка не сможет нам помешать. Мысль о неполноценности Фролова чуть приподняла мое настроение. - Если ты хочешь, я могу уйти, - сказала не знавшая ничего о моих мыслях Лена. - Прямо сейчас и уйду. Она завозилась, вставая. - Лена... - я протянул руки и прижал ее к себе. - Лена, любимая, не уходи... Я почувствовал, как она, словно не веря примирению, медленно расслабляется в моих объятиях. И тогда я обнял ее еще крепче.
      * * *
      Утром, когда мы еще спали, пришел Валера Фролов. Раздался назойливый звонок в дверь, я неохотно снял руки со спящей еще Лены и пошел открывать. Если бы я знал, что это он, то, наверное, не открыл бы. Но в двери у меня нет глазка, а видеть через листовую сталь я не умел, поэтому, не подозревая ничего плохого, я распахнул дверь. За ней обнаружился Фролов, и на лице его пыталась жить неуверенная улыбка, на которую я не счел нужным отвечать. Он очень изменился. Если бы я постоянно не думал о нем, я бы его, наверное, не узнал. Маленькие, хищные глаза его смотрели на меня из под густых белых бровей, которые почти сливаясь с длинной шевелюрой цвета грязного снега. А ведь в детстве он был шатеном. - Привет, Ленька, - он протянул руку и я машинально пожал ее. Что и говорить, все-таки я не ожидал, что он придет ко мне. По крайней мере, не так скоро. - Здравствуй, Валера. Он, похоже, и сам чувствовал себя неуверенно. - Что, Лена у тебя? Я медленно кивнул. - Хочешь ее видеть? Теперь кивнул он. Наверное, он уже понял, что Лена все мне рассказала. - Она не хочет, чтобы ты приходил сюда. - Это она тебе сказала? - Да. Он усмехнулся. Неуверенность сковывала его, но он держался достаточно хорошо. - Все-таки я хотел бы с ней поговорить. - Нет, Валера. Я же сказал: она не хочет тебя видеть. - Да? Странно, а что же тогда она вчера приходила ко мне? - по выражению моих глаз он понял, что попал в точку. - Так она тебе этого не говорила! Поздравляю, она тебе врет. Она позвонила и приехала. А про пожар у меня дома она тебе не рассказывала? Хотя, впрочем, наверное твой друг - Владимир, кажется - тебе об этом рассказал. Но он-то всего не знает. Может, рассказать тебе? - Я не буду слушать. Если она чего-то мне не сказала, значит не посчитала нужным. - Ты с ней спишь? - его взгляд вдруг сделался хищным. - Не твое дело. - Мое. Я отец ее ребенка. Это хотя бы она тебе говорила? - Это не дает тебе права распоряжаться Леной. Ни она ни я не хотим тебя здесь видеть. Он уже успокоился и посмотрел на меня с какой-то невыразимой тоской. Так смотрят, например, на табличку <Обед> на дверях магазина, когда нужно что-то срочно купить. На досадное препятствие на дороге. - Знаешь, Ленька: Я всю свою жизнь что-нибудь зарабатывал. Сначала это были оценки в школе, потом - расположение преподавателей в институте, потом - уважение <дедов> в армии. Потом я зарабатывал деньги, много денег. Но заработать любовь я так и не смог. - Наверное, потому что ты всегда зарабатывал на любовь, а не саму любовь, - перебил я его. Секунду он обдумывал мои слова. - Возможно. Так вот, а ты пытаешься отнять у меня мой единственный шанс. Женщину, которую я действительно люблю. - Лену ты не сможешь купить ни за какие деньги. Даже не пытайся. - Дурак. Такой ты знаешь ее четыре дня, а я - почти пять лет. Она тебе не подходит, Леня. - Это уж я решу сам. Уходи, Валера. И не приходи сюда больше. - Смотри! Ты можешь сильно обжечься с этой женщиной. Обжечься! Ты ведь не знаешь, кто она на самом деле: - Уходи. Он осекся. Потом круто повернулся и пошел вниз по лестнице, а я с силой захлопнул дверь и запер ее. По-дурацки как-то все получилось. Какой-то нелепый киношный разговор, никчемные фразы, мое рисованное рыцарство: Глупо. Надо было сразу послать его подальше, и не разговаривать с ним. А он, конечно, придет еще раз, и тогда уже я спущу его с лестницы. Если смогу. Я стоял, прислонившись лбом к двери, и чувствовал, как невнятная ненависть тяжело и противно шевелится во мне где-то в районе живота. А может, это был страх. Страх потерять любимого человека и ту маленькую часть ее, которую я еще не видел, но уже любил. Я обернулся. В дверях спальни стояла закутанная в одеяло Лена и испуганно смотрела на меня. <Валера?> - одними глазами спросила она. - Да, - ответил я вслух. - Валера.
      * * *
      В детстве, когда мир еще кажется уютным, а все люди делятся на добрых и злых, каждому маленькому человеку кажется, будто он, по меньшей мере, центр Земли. Ему кажется, что весь мир крутится вокруг него (просто обязан крутиться вокруг него!), и даже сама мысль о том, что остальные люди способны отвлечься от забот о нем на какие-нибудь мелочи вроде работы, представляется ему какой-то нелепой, невозможной. А потом, после ребяческих обид, предательства мнимых друзей, драки с мальчишками из другого микрорайона или несчастной девчоночьей любви, маленький, но уже получивший первый свой опыт человек, начинает понимать, что окружающий мир умеет кусаться. Зализывая великие раны своей ни в чем не провинившейся детской души, маленький человек в какой-то мере черствеет, одновременно вырабатывая иммунитет к естественным потрясениям, которые так щедро дарит ему еще не сформировавшаяся взрослая жизнь. Он приобретает свою первую бытовую мудрость, которой еще не умеет пользоваться, но которая уже не дает ему совершать инстинктивные глупости. С этого момента начинается смутное время юношеских сомнений, словно на качелях поднимающее ребенка вверх, к зрелости. Зато годам к шестнадцати абсолютно все в жизни становится предельно ясно и просто. Но этот морок зрелости, как допинг для нечестного спортсмена, создает фальшивое чувство уверенности в правильности своих поступков. Тогда молодой человек начинает совершать настоящие глупости. И качели начинают свой путь в обратную сторону. Жизнь буквально на глазах становится сложнее, обрастает новыми непонятными проблемами, которые уже не решаются сами по себе, как в детстве. Сверстники советуют одно, люди повзрослее - совсем другое, а наилучшим оказывается какой-то третий вариант. С каждым годом жизнь демонстрирует свои новые, еще более непонятные и странные грани, и ты все яснее и яснее понимаешь, что не мир крутится вокруг тебя, а ты сам являешься микроскопической песчинкой в гигантском водовороте жизни, который иногда против твоей воли тянет вниз, швыряет на острые камни и постоянно дает хлебнуть соленой воды своего холодного потока. Холодно попрощавшись с Леной, я отправился на работу и думал обо всем этом, пока добирался в маршрутках. Мне было непонятно уже абсолютно все, что происходит. Сначала я думал, что невольно оказался между двумя ссорящимися любовниками - Леной и Валерой, но, вопервых, это сильно било по моему самолюбию, а во-вторых, уж слишком искренне Лена выражала свои чувства ко мне. Я был уверен, что она действительно любит меня и хочет быть со мной. Но к чему тогда была эта ее ложь? Почему она не сказала мне, что вчера была у Валеры, прекрасно зная, как меня беспокоят их отношения? И что за чертовщину вытворяет она на кухне и с сигаретами? Зажатый между своей любовью к ней с одной стороны и обидой за то, что я не понимаю ее, с другой, теперь я был абсолютно беспомощен, и это меня сильно раздражало. В конце концов, я устал думать об этом, устал от постоянного напряжения, и решил пустить все на самотек. Жаль, что я тогда не понимал, что на самотек можно пустить лишь то, что тебя абсолютно не волнует, а сказать такое о наших отношениях с Леной я не мог. Поэтому вместо того, чтобы плыть по течению, я смог только показать рисованное равнодушие к ней. Я не хотел, чтобы так было, но почему-то ничего не мог с собой поделать. Если бы я знал, что из этого выйдет:
      * * *
      Вечером Лена приготовила мне на ужин плов. Все бы было ничего, только рис был несколько твердым, а мясо - совсем сырым, и жевалось, как жевательная резинка. Я мысленно удивился, но ничего ей не сказал, хоть это и было совсем не похоже на ее стряпню. Я терпеливо пережевывал кусочки мяса, время от времени пробуя их проглотить, но получалось это только примерно на третьей минуте. Может, это она специально так сделала? Нет, не похоже. Она всячески старалась угодить мне, говорила ласковые слова, суетилась, бегала вокруг меня, подавая то одно, то другое, но я не обращал на это никакого внимания. Специально. Я думал, что я делаю вид, будто ничего особенного у нас не происходило последнее время, но на самом деле выглядело это совсем иначе. Я понял это, когда она, видимо устав притворяться, села напротив меня и демонстративно прикурила сигарету новенькой газовой зажигалкой. Намеренно выпустив дым от первой затяжки в мою сторону, она сказала: - Ну что, будешь и дальше строить из себя эмоционального банкрота? Как раз в это время я пытался проглотить очередной кусок мяса, и чуть не подавился. Эта фраза никак не вязалась с моим представлением о ней. - А что я такого делаю? - Вот именно, что ты ничего не делаешь. Ты что, думаешь мне легко? Я сама, как между молотом и наковальней: - В каком смысле? - я говорил спокойно, и это ее еще больше взвинчивало. - Да не притворяйся ты! Я сама прекрасно знаю, что ты ничего не понимаешь: - Ну, так объясни мне. - Я тебе объяснила все, что смогла. Остальное тебе либо не нужно знать, либо это неважно: - А к какой категории относится то, что ты была у Фролова дома? Или, например, что ты прикуриваешь зажигалкой без газа? Или то: - Вот зажигалка! Вот! - она почиркала ей у меня перед носом, заставляя появляться трепещущий огонек. - Видишь? - Да не ври ты! Это новая зажигалка, что я, по твоему, - слепой?! - Не ори на меня! - Сама не ори! - к черту спокойствие, думал я. - Зачем ты ходила к Фролову? Почему наврала, что он звонил? - Он звонил! - А почему же он сказал, что звонила ты?! - Он врет! Да, я к нему приезжала, но я ведь и не говорила тебе обратного! - Зачем? - Чтобы предупредить его, что если он не отстанет от нас, я подам на него в суд! - А по телефону этого сказать было нельзя? - Нельзя, потому что он не отстал бы! Надо было дать ему понять, что это серьезно, что он довел меня до последней стадии!.. У меня как пелена с глаз упала. - Так это ты подожгла его дом? - сказал я совершенно спокойно, неожиданно для самого себя. Она отшатнулась от меня, как будто я дал ей пощечину. - Это ты подожгла его дом? Она медленно вставала из-за стола. - Это ты? Ты что, пироманка? Ты и трубку у телефона расплавила, и прикуриваешь неизвестно чем: И как ты готовишь, а? Как ты готовишь?! На чем?! Говори!!! Она пятилась назад, пока не уперлась лопатками в стену. Глаза ее были безумными, и она смотрела на меня, не отрываясь. Меня прошиб пот. - Сволочь! - вдруг пронзительно выкрикнула она, и по ее лицу пробежала рябь. - Все вы сволочи! Какое твое дело, что я делаю?! Ты должен только любить меня, сволочь ты этакая! Заботиться обо мне, а не лезть в мою жизнь!