– Настаиваю на пересчёте! Хотя бы в пачках! – заявил я. Адвокат, конечно, поддержал. И объективности ради пересчитали. Восемьдесят аккуратненьких пачечек.
– А теперь, высокий суд, я прошу задать вопрос обвинению, куда здесь впереть ещё двадцать?
Ну, это был ещё тот удар.
– Если поплотнее сложить… спрессовать… – попытался, было отбиться ТТ. – Ничего не понимаю… Ведь в оперативном… в протоколе… там тот же портфель, но со ста пачками! И такой же полный. Вот, посмотрите – передал он суду для обозрения оперативное дело. То самое, для обвиняемого недоступное.
– Портфели разные, – после длительного колебания констатировал судья.
– Обвинение просит месяц для проверки и получения новых доказательств.
– Ходатайство отклоняется.
– Обвинение ходатайствует вызвать и допросить лиц, проводивших эксперимент.
– Ходатайство отклоняется. Ещё ходатайства, дополнение есть? Суд объявляет судебное следствие законченным и переходит к прениям.
Всё! Всё!!! Судья явно принял решение. И по тому, что не оглашал характеристики и прочую письменную составляющую, – явно в мою пользу. А ТТ в прениях… просил-таки меня осудить! Правда, с учетом всех (это он так надавил) исключительных обстоятельств – к наказанию, не связанному с лишением свободы. Спасибо и на этом.
Скомкала своё выступление и Лисичка – адвокатесса. Уже всё предельно ясно.
Проформа. А вот в последнем слове я задал – таки ТТ! Он только поначалу приподнял своё грузное тело, повернул своё широкое лицо к судье, протестуя.
Потом как-то разом обмяк, сидел за своим столиком, словно набитый соломой Страшила. Только не в кафтане, а в кителе. Судья дважды предупреждал меня не переходить на личности, а потом – лишил слова. Ну и пусть.
Когда судья удалился в совещаловку, прокурор быстро выскочил из зала. А Мамка подошла вплотную к клетке, рыкнула на конвой и долго смотрела на меня, радостно улыбаясь. Эх, Зоя Сергеевна! Всё-же, какой вы молодец! Как вам теперь у ТТ замом работать? А мне… Мне… Требовать восстановления? Компенсации? Вот выйду – подумаю.
На оглашении приговора не было уже и Мамки. Куда-то по неотложным делам сорвали.
А я остался. У адвокатессы остался. И ванну принял и переночевал. У- ух, как переночевал! Прости, Тамара, но тут такие вот дела… К счастью, только к утру вычислили. Ким вычислил, и Лисичка протянула мне свой сотовый.
– Можешь не приезжать, конечно. Можешь и не отвечать. Но знать должен – ТТ застрелился. Вчера. После твоего последнего слова.
– А ты меня последним словом не упрекай! Это он трусости и подлости своей не вынес!
– Он выполнял свой долг.
– Долг? Долг – посадить невиновного? – сажали и при меньших доказательствах. И осуждали за милую душу. Но не про это.
Он оставил записку. Там и тебе.
– Не хочу.
– Приедешь? Похороны сегодня.
– Нет… Не могу. Уезжаю. У меня отец умер. Тоже из-за ТТ. Мне домой надо.
– Прощай тогда.
Вот и всё. "Прощай тогда". Как будто я виноват. Как будто не меня…
– Боже, какой кошмар, – прошептала всё слышавшая Наташка (так, оказывается, звали Лисичку). – Надо ехать.
– Ну, это без меня. Я сейчас в суд, свои вещички, документы, а потом в дорогу.
Есть дела поважнее.
– Понимаю… А я… Это он меня устроил. Я в прокуратуре стажёром была. Без должности. А потом место – за тридевять земель. Вот он и помог сюда устроится.
Поеду. Тем более, есть окно. Подзащитные переболели.
– Это как?
– Эпидемия какая-то. Кожная. И ещё что-то там произошло. Странное. Ты ничего не слышал? – девушка потянулась через меня за сигаретами на тумбочке. Кожа-то какая!
Вчера и не прочувствовал толком!
– Нет, я вообще-то больше в одиночке.
– Ты знаешь, что следователь, который вёл твоё дело рехнулся? И ещё там что – то с конвойными и надзирателями. И заключёнными. В общем, представители всех слоёв тамошнего контингента. Про всех не знаю, а вот два моих – слегли. И так слегли, что их в какой-то центр на обследование повезли. Каких-то редких болезней. Типа проказы.
– Проказы? – встрепенулся я?
– Мг… И у них уже не такая нежная кожа. как у тебя, – мягко скользнула она пальчиками по плечу. Ай, глупости. И не было никогда. Потому, что больше не у кого и нет.
– Кроме тебя, – притянул я Лисичку к себе.
Стажёром? У него в прокуратуре? Как он говорил: "Ни одной здесь в прокуратуре не пропустил"? Ну что же, и в этом есть какая-то справедливость. Ты уже… того, а я, вот, унаследовал. Нехорошо подумал, конечно, со зла. Но к Наташке это не относилось. И на наших отношениях не сказалось…
– Ну что же. Прощай. Наверное, и не увидимся.
Мы прощались, когда солнце уже перевалило на вечер и до отхода поезда оставалось всего – ничего. На похороны Лисичка не поехала. Живой ей оказался нужнее. Прости ТТ за такую маленькую месть, но и ты не дал мне попрощаться с отцом.
– Ну, почему же не увидимся?
– После того, что случилось, ты здесь не останешься. как бы не реабилитировали, на тебе клеймо. Даже к нам не переберёшься. Не было такого. В лучшем случае – где-нибудь на другом краю света.
– Ну, я тогда просто к тебе приеду.
– Ладно тебе, врунишка. Но будет тяжело – приезжай. Провожать не буду. Зачем дразнить гусей? Мне здесь ещё и жить, и работать.
"Гусями" оказались подкатившие на вокзал к отходу поезда Мамка и Саныч. Два зама прокуроров двух соседних районов.
– Ну, удачи тебе, сынок, – обняла меня Зоя Сергеевна. – Пока больше ни о чём говорить не будем. Перегорит, перекипит, пар выйдет, тогда и поговорим.
– Я доберусь до тех, кто…
– Вот я и говорю, не перекипело ещё.
– Вот, возьми на дорожку, – протянул мне дипломат Саныч. – Помянешь. Тут…
– Нет! Один раз уже взял. Учёный.
– Ну ты зачем так? Думаешь, мы…
– Не думаю я ничего. Но от вас… ну всё, счастливо.
Я влетел в вагон и даже дверь в своём купе задвинул. И не выглядывал в окна до самого отправления. И потом удержался – не посмотрел. Валька, та хоть поняла свою подлость и даже на вокзал не заявилась. А эти – как ни в чём не бывало. Или наоборот – эти хоть что – то прочувствовали, а она… Всё-же надо было съездить, хоть в глаза взглянуть. Да и вещи там кое какие. Ай, мелочи. С чем взяли тогда, то вернули. Документы тоже с собой. Бусы – так вообще в укромном месте в столице.
А остальное – оторвать и выбросить. Нет! Я вернусь, ребятушечки, ох как вернусь!
Думаете, одним ТТ отделаетесь? Следак тот прыщавый в дурдом загремел? Вот скорбный долг выполню, и вернусь. И по цепочке, по ступенечке – от одного к другому:" Тук- тук- тук, кто в тереме живёт?" Кто заказал? Кто исполнил? Кто хихикал? Кто молчал? Впрочем, две последние категории трогать не буду.
Глава 9
У могилы я просидел долго. Правда, всё больше смотрел на памятник матери.
Говорят, она умерла, когда мне было три годика. Не помню. Ничего не помню. И вот – на фотографии – не помню. А отец, он повдовствовал, а потом женился опять.
Мачеху помню. С тех пор, как и себя – с четырнадцати лет. И отца тоже – с этого же времени. Когда вынырнул. И вот что страшно. Не больно, а только так… тоскливо, словно умер не родной, а… Нет! Ну, как же не родно?! Да брось ты самому себе-то врать. Близкий. Любимый. Но не родной. Прости, па, что на твоей могиле вот так. Я тебя очень любил… но врать сейчас… Вот тот, который привиделся вместе с испанским Хвостом дракона -тот… Я тупо уставился на венок с потрёпанной уже дождём лентой: "Дорогому папочке от сына". Кто-то в моё отсутствие. Кто? Лорка, наверное. Как же его тогда расстроило наше сообщение. Я ему по сотовику – мы с Лоркой сейчас придём, решили пожениться. Нет, продержался ровно. Даже шампанское открыл. А потом, когда я её проводил и вернулся…
– Ты уже можешь прокормить семью? Уже есть специальность? Нет, водила – это здорово. Но и для тебя, и для девушки твоей – это предательство!
– Да мы будем учиться дальше. Чего ты?
– Гм… учится. А жить тоже порознь?
– Ну…
– Под боком у её родителей? Или здесь?
– Я думал "или здесь".
– Но сына, я работаю по ночам. И серьёзно работаю.
– Мы храпеть, или там кроватью скрипеть не будем. Чтобы тебя дурные мысли от великих не…
Отец залепил мне здоровеннейшую оплеуху, свалившую меня со стула. Поднявшись, я вылетел из квартиры, а потом – и из дома. Навсегда. Устроился в общаге. Учился и таксовал на смену с одним парнишкой. А помирились совсем уже недавно. Его, как знаменитого писателя пригласили к нам на выпускной. Ну, а я – досрочно и с отличием. Гордость университета. Ну, и родительская тоже. Подошёл, протянул руку.
Потом обнял. Да я не против. Тем более, что сам виноват и был. Всё же за такие намёки… Он ведь опять овдовел к тому времени, мой старик. А я… Да и не женились мы всё-таки. Прав он здесь оказался. И не в деньгах дело-то. Появились у меня вскорости неплохие бабки. Но об этом как-нибудь потом. А жениться – на самом деле рано. И сейчас миримся – ругаемся. Вот, пойду к ней. И не знаю, чем встретит.
– Лучше не надо. Пойдёмте ко мне.
Бычёк. Он самый. Присел, рядом, сняв шляпу. Даже перекрестился. "Где ж ты раньше был, цаловался с кем?" – Всё объясню. Пойдём.
– Я к Лариске.
– Нет! Не сейчас.
– Но…
– Она сейчас не одна.
– Врёте! Но врёте же.
– Не приучен.
Я уже не слушал. Дорога заняла не так много времени, чтобы успеть что-то обдумать. Меня-то она не ждала. Не сообщал. Поэтому на звонок хоть и осторожно, но дверь приоткрыла. Достаточно, чтобы теперь смести и дверь, и её. Ну да. Не одна. Но их счастье – одеты и не в постели. С другой стороны – день уже.
– Виталя, ты что? Ты откуда… такой?
– Не ждала?
– Конечно, нет. Если ты даже на похороны…
– Венок – ты? Спасибо.
Успокаиваясь, я сел, перевёл дух. Посмотрел на соперника.
– Это… мой… преподаватель английского. Я перешла на уровень беглого разговорного. Вот, Олег… Станиславович согласился попрактиковать меня… в бытовой обстановке.
– Ага. Беглый английский? Хорошо! – и я начал. Откуда, из каких глубин памяти выбрались эти знания – понятия не имею. Но крыл я Олега… Станиславовича минут десять без запинки. На английском! Тот вначале вспыхнул, попытался встать с кресла, потом озадаченно откинулся на спинку и слушал, словно наслаждаясь райской музыкой. А когда я закончил, даже зааплодировал. И как-то просто, без рисовки. В принципе из-за этого злость и прошла. Да и пар я повыпустил. Хоть и на английском.
– Ну вы… вы просто… где вы… всё это нашли? Это же бриллианты, это же россыпи редчайших английских ругательств, даже англосаксонских! Вы мне их надиктуете?
– А на испанском хотите? Я ведь могу!
– Конечно, хочу! Только медленно! Я записывать буду.
– Лариска, ты действительно поменяла меня на этого идиота?
– А вот это вы зря. Хамство прощаю только на старом англосаксонском, – вскинулся, наконец, этот преподаватель. Стоя он тоже оказался довольно высок и ещё – длиннорук. Во всяком случае, до моего фейса дотянулся быстро. Но я был злее, и он оказался на полу. На той самой шкуре белого медведя, на которой мы с Лоркой провели столько восхитительных минут. И без секса ведь! А сейчас на ней лежал на ней, тряся головой, некий преподаватель английского, и опустившись перед ним на колени, заглядывала в его зелёные глаза.
– Ничего страшного. Обычный нокаут. На "десять не встанет, но жить ещё будет долго. Лорка, как ты могла? Ведь я… у меня только ты и осталась. Оставалась.
– Уходи! – подняла она взгляд на меня.
– Но он первым же… И потом… чего вы врете? Беглый английский…
– Убирайся, сказала! Да! Мы поженимся! Да! Мы любим друг друга. И он на самом деле препод. А чего мне ждать? Пока ты нагуляешься? Убирайся!
– Счастливо оставаться! Как там – мир да любовь! – хлопнул я дверью.
Но она же права, права, чёрт побери! Какие упрёки? Сам-то, а? Вспомнил! А Валька, а Лисичка, а "платоническая любовь" к Тамаре? Эта девчушка своим взглядом растопила застывший лед потерянной памяти. Красиво сказанул. Только не растопила, а так, какие-то трещинки появились. Но потом… что потом случилось-то? А с Лоркой- может, и к лучшему. Что теперь?
– Теперь пойдём, перекусим. Пора.
Опять Бычёк. Ну, этого следовало ожидать. Не для того он на кладбище припёрся. И о преподавателе Лоркином не просто так предупредил. Чего он добивается?
– Чего вы добиваетесь? Где вы раньше были? Почему допустили?
– Обо всём по порядку. А пока- поехали – кивнул он на стоящее рядом такси.
Поехали, так поехали. Всё равно пока делать нечего. Я устроился на заднем сидении, Бычёк – рядом с водителем, и мотор рванулся из города.
Вилла была маленькая, скорее, так, загородный домик. Но какая-то… пропорциональная, что – ли? Уютненькая такая. Всего два этажа, зал с камином, кухня, туалет в ванной на первом. Что на втором, сразу не узнал – хозяин меня туда пока не провёл. Здоровенная овчарка в вольере. Молодец! Я тоже больше уважаю овчарок, чем злобных бойцовских тварей. Пристроенный гараж. Гараж? Хм. А я думал, что Бычёк…
– Я просто не люблю вождения. Сплошная нервотрёпка. Но при необходимости или в отпуск, почему бы и нет, – в очередной раз прочитал мои мысли хозяин. Он открыл гараж… Ну, конечно, что же так могло ещё быть? Солидный такой джип. Чтобы не нависал никто над ним.
– Пошли- пошли.
– В дальнем конце участка примостилась срубленная банька. И уже вытопленная. Ну, это он молодец! Конечно, никакая ванная грязи и пота СИЗО не смоет. Правда…
– Всё есть. Прикупил. Не переживай.
И всё- таки, как снимает баня накипь с души! А тут ещё хозяин постарался на славу. Да и каким веничком! И парку подбрасывал дозировано, так, чтобы тело от веника покалывало, и так, до стона, и ещё хотелось, и ещё!
" А поворотись- ка сынку! Вот так ещё! Ну, не стенай! Здорово же! Ладно, всё!" – и я кубарем скатываюсь с верхнего полка. А наверху мужики открывают кран и из трубы с диким гулом валит пар. Я с удивлением и восхищением смотрю на отца, который, встав, хлещет себя в этом горячем пару веником. И это – тот отец. А потом я смотрю на свои руки – красные как у рака. Детские ещё руки.
– Здоров, хлопец! Если хочешь ещё – сам, – вернул меня в реальность Бычёк. А потом – в холодный бассейн. Нет, не плавательный, конечно, скорее – бак такой здоровенный. Но – не важно. И посидеть на скамейке под уже остывающим небом.
Сволочи! Украли у меня это лето, сволочи! Ну да ладно, не сейчас. Сейчас пойдём, отхлещем Бычка.
Вообще-то, парить я умею. Поэтому удовольствие хозяину доставил ещё то. А самого отпустило где-то после четвёртого захода. А после пива вообще начал расслабляться. И растёр меня хозяин мочалкой как следует. И бельё оказалось впору. В общем, за стол я садился уже в более- менее, нет, не умиротворённом, скорее – ровном настроении.
– Ну, с лёгким паром – открыл вечер Бычёк.
Стол был холостяцким, но вполне – вполне со вкусом. А после моего вынужденного поста…
– Ешь – ешь, не стесняйся. Ты здорово за это время съехал.
– Может, всё-таки объясните, что произошло? – положил я вилку.
– Конечно. Для того мы и здесь. Давай, пока по второй. И ты ешь, пока я расскажу.
Я согласился, и он рассказал. Всё предельно просто. Глубоко копнул – вот и сожрали.
– Но это не я, это вы копнули! Вот вас бы и…
– Я недосягаем. А тобой мне просто затыкали рот. Но ты вырвался. Молодец. Хотя, не гордись. Эти уроды совсем разучились работать. Твоё счастье, что там на верхах прокурорские с судейскими сцепились. Команда поступила – при малейшем сомнении оправдывать.
– Но тут и без команды…
– Ты всё ещё такой наивняк! Сидят и ещё как сидят! По наркоте, к примеру, и провоцируют, и подкидывают, и липуют. Цель оправдывает средства!
– Почему вы меня не вытащили? У меня отец за это время умер! Отец, понимаете?
– Я бы тебя обязательно, как ты говоришь, вытащил. Но не из следственного изолятора же! А отец… Давай выпьем.
Видно было, что собирается он что-то ещё неприятное выложить. Выпили молча.
– Ну так вот. Отношения у вас последнее время были не очень. Так ведь?
– Ну, мы помирились. Всё-таки, отец и сын…
– И дочь.
– Что? Что???
– Да, Виталий. У тебя есть сестрёнка. Сводная. Маленькая такая ещё. Не знал? Ну, отец твой таких обстоятельств не рекламировал. Но в завещании…
– Завещании?
– Да, он же с сердцем слёг за день до твоего ареста. И вот твоя эээ мачеха, получается, тогда обеспокоилась. Он же не довольно состоятельным был, правда? А тут кроха, если хочешь… Ты же уже сам… Да и вообще… В общем всё своё имущество он завещал дочери.
– И квартиру?
– Всё!
– Всё… Спасибо, па…
– Ну, не переживай. Выпьем! Как-то мы тост за женщин пропустили.
– Кто она такая?
– Студентка. Восторженная почитательница таланта.
– Лет-то сколько этой почитательнице?
– Уже девятнадцать.
– Угу. Эх, не успел. Вот бы мы с Лоркой ребёнка завели в прошлом году, а? Значит так – мачеха младше сына, а внук старше дочери. И эта… свекровь младше ммм невестки? Так что ли?
– На это теперь мало кто обращает внимание. Ты про наследство понял?
– А… Плевать. Пусть радуются. Вы мне скажите, вы назовёте мне тех, кто меня упёк?
– Конечно. Но сначала – что там в изоляторе произошло?
– Вы про что? А-а-а. Ну… не знаю я. Следак сволочной попался, ну совсем сволочной. Потом… в камеру меня к тварям посадили. Ночью опустить хотели. И скрутили уже было, но вырвался, а потом…
Я увидел, как подался вперёд хозяин и решил не врать.
– Потом не помню. Нет, помню, что вмазал им здорово. Помню, что в камере свет включили. Только зелёный почему-то. И всё.
– Всё? Нет, браток, не всё. Вся эта команда очень здорово во что-то вляпалась.
Следователь сошёл с ума. Прячется под одеялом и дрожит мелкой дрожью. Пара конвоиров и те, кто свёл с тобой знакомство в камере заболели чем-то страшным, пока неизведанным. Вначале на что-то типа проказы было похоже. А теперь… Гм…
Не за столом будет сказано… Ладно, потом. И ещё двое дежурных ослепли.
– Это, наверное, которые камеру открыли.
– Да, они.
– И вывод?
– Общее у них одно – все они касались тебя. Или ты их.
– Но я много кого касался.
– Кстати. Эти Тамарины знакомые – тоже.
– А она? А она?!!!
– Не кричи. Она – в порядке. Как ты уехал, в себя быстро стала приходить. Там ещё вот что приключилось, – её отец… Да сиди же ты! Он тогда слёг с глазами, да? Так вот – прозрел!
– Ерунда какая-то, – перевёл я дух. – Давайте лучше выпьем!
– Я не против. Но потом, может, объяснишь?
– И не подумаю. Потому, что не понимаю. Вы мне скажите – бусы зачем было…? И кто потом настучал?
Я уже чувствовал, что набрался. Да и вся эта информация наваливалась какой-то бредовой дичью. Но надо же разобраться! Вот… к примеру… эээ… бусы. Ведь, если бы я не поменял, ну, докопался бы Чума? И пусть бы… А то эти… каптёрщики получат по вышаку. Нет по пожизненному.
– Нам надо будет вытаскивать ребят. А для этого нужны будут улики. Это – страховка. Ты знаешь, что все эти трассологические и одорологические экспертизы дали положительные результаты?
– Собака понюхала салон и потом облаяла этих обвиняемых?
– Вроде того.
– А вы за это время далеко продвинулись?
– Я всё и про всех знаю. Но – бездоказательно. Знаешь, и это – не первый случай.
И мы с тобой свершим свой праведный суд, а?
Он уже тоже заметно опьянел. Или притворялся? Хотя, мы уже на равных выкушали бутылку дорогого коньяка и когда Колобок, тьфу, Бычёк, пошёл к бару ещё за одной, его здорово покачивало. Наполнив рюмки, хозяин поднял свою, посмотрел на свет и изрёк:"Виновные будут наказаны, а невиновные спасены". Мы сделаем это?
– О чём речь!
– Значит, ты в команде?
– Ну, конечно!
– Хорошо. Где бусы?
– Завтра будут здесь. А почему такая особая важность? Я понимаю, что дорогие…
– Я же всё объяснил. И доходчиво. Всё. Завязали?
– Всё.
– Жить будешь у меня. Ты же теперь, как это… Рыцарь, лишенный наследства?
Извини, если задел. Пойдём, покажу где будешь спать.
Мы поднялись по узенькой крутой лесенке на второй этаж – здесь оказалась спальня, ещё один санузел, и небольшая комнатка, типа детской, сейчас заваленной книгами.
– Ты спишь здесь. Завтра я с утра – по делам. А ты отоспись, – и вперёд за бусами. А я сейчас свою Альбу покормлю, выпущу. Страж мой неподкупный. Всё самое ценное охраняет. Утром назад, в вольер загоню. Так что, не беспокойся. Завтрак там, на кухне оставлю. Не стесняйся. А вечером жду. Самого главного я ведь и не рассказал.
Наклонившись ко мне, уже сидящему на кровати, он прошептал:
– Всё это пыль. Самое страшное и непонятное – пропадают дети. По всему миру. Я тут по одному… из наших бонз… не скажу кого… пытался помочь, поэтому на Интерпол дали выход… Десятки. Лучших. Бесследно.
Но об этом – завтра вечером, да?
Глава 10
Но завтра вечером я не пришёл. Так получилось. Нужны были оборотные средства. И я в очередной раз пошёл почистить казино. Я уже говорил вам, что одной из прорезавшихся странностей оказалось моё зрение. Естественно, что видя сквозь бумагу, я видел и надпись на её обратной стороне. Карт это тоже касалось.
Поэтому я время от времени пополнял свою казну за счёт казны сбрендивших на этом деле толстосумов. Но, знаете, неприятно всё-таки. И азарта никакого. Уж очень фора солидная. Всё равно что со слепым… ну, фехтовать что ли? А засиделся потому, что уж очень азартен этот "слепой" оказался. Фишка в том, что я никогда по крупному не выигрываю. Зачем дразнить гусей? Поэтому, загребёшь тысяч сто баксов – и спускаешь понемногу, чтобы с десяткой остаться. И ты в выигрыше и визави счастлив. А этот – вообще какой-то непутёвый оказался. До пятисот тысяч дошли, пока я, наконец, не умудрился более-менее всё вернуть. Ну, двадцатка из пятисот, это так себе, да? А потом – "спасибо" и " за мой счёт". Тоже сразу не уйдешь. Интересный мужик оказался. Из этих, "газовиков". И жена оказалась "у-у-ух ты!". Рулеткой нервы себе щекотала. А потом – к ним домой, продолжить знакомство.
А утром – шампанского на больную голову. И лёгкая домашняя банька с джакузи. Нет, с банькой Бычка не сравнится, но и сравнивать не надо. Здесь так, баловство. Но иногда и это необходимо. А ещё – томный взгляд Нелли напоследок: "Приезжайте.
Всегда рады будем вас видеть. Только вот Саша завтра уезжает на этот свой подводный газопровод. Аж на месяц…".
Намёк-то понятен. Но, знаете, говорил я как-то, брезглив я к таким делам.
Старомоден. Поблагодарил, пожал руки. Запомнил сотовики. Предложил звонить, когда вновь соберутся в казино: " Мы с тобой, Саш, в паре кого угодно!". В общем, зарулил я к Бычку уже на следующий вечер. Точнее, к нему домой. Ещё точнее – к его дому. Потому, как даже во двор не пустили. Возле калитки стоял мрачный мент и на вопросы: "Что случилось? Где хозяин?", как в старые добрые времена ответствовал: "Проходите. Не положено". Правда, тут же, как из-под земли вынырнул серенький востроносенький опер с вопросом: "А вам зачем?" – Даже так? – изумился я. – Ладно…
– Нет, вы подождите! Что значит, "даже так"?
– Ну, когда у входа в дом стоит милиция, а ребята в гражданском задают вопросы, значит хозяина уже увезли, или вот – вот увезут. Если не секрет, куда?
– Большого секрета нет. А не позволите поинтересоваться, с кем имею честь?
– Взаимно.
– Старший оперуполномоченный майор Кудрин.
– Вайсс Виталий Леонидович.
– Вайсс Леонид, писатель, отец ваш? Хорошие книги пишет.
– Писал.
– Что? Умер? Извините. Пропустил. Много работы. Мои соболезнования… Да…
Все мы смертны… Вот и он… А вы по какому вопросу, собственно?
– Вы сказали… Вы про кого сейчас сказали?
– Да про хозяина, конечно, про Бычка. Убили его этой ночью.
– Как… кто… кто занимается?
– Лично Чумак примчался.
– И он сейчас там? Проведите меня к нему!
– Не уполномочен. Только если важные свидетели.
– Доложите, скажите, что важный.
– Ладно, ждите.
Убили… За что? Нет, глупый вопрос. Уж кого – кого, а у него врагов хватало.
Кто? В смысле, кто конкретно?
– Проходите.
В вольере бегала, поскуливая, овчарка, во дворе стояли впритык несколько автомобилей. Заехали, чтобы не смущать других жителей этого довольно престижного посёлка.
– Ну, заходи. Что расскажешь?
– Можно взглянуть?
– Валяй. В принципе, всё осмотрели и всё зафиксировали.
Разгром. Просто какой-то дикий разгром. Хотя нет, не дикий. Что – то искали. А несчастного моего несостоявшегося шефа уже положили на носилки и укрыли простынёй.
– Можешь взглянуть, что с ним сотворили, – приподнял простынь Чума.
О, Господи! О Господи! Это же…
Чума вышел за мной чуть позже. Подождал. Покачал головой.
– Слабак!
– Нет, я вообще-то… Просто неожиданно…, – оторвался я от поддерживавшей меня скамеечки.
– Его очень круто пытали. Всё это, что ты видел – пожизненное. С него доставали и ему же показывали, и ему же…
Новая волна дурноты вывернула меня на изнанку.
– Кто? – простонал я, пытаясь отдышаться.
– Это я у тебя хотел бы узнать. Всё? Больше не будешь? Тогда поехали, поговорим.
В уже знакомом мне кабинете важняк разрешил мне закурить, пододвинул к себе бланк допроса свидетеля, затем, подумав, отложил назад.
– Алиби? – коротко спросил он.
– На когда?
– На сегодняшнюю ночь.
– Где-то до полуночи – в казино, потом в гостях.
– И не продулся?
– Нет, в плюсах.
– Ладно… Это к слову. Верю. Когда с ним встречался?
– Вче… нет, позавчера.
– Он рассказывал, над чем работает?
– Да… Раскручивал дальше то самое дело, по расстрелу машины.
– Оно окончено. Пошло в суд.
– Всё-таки, каптёрщики?
– Может, ещё о чём?
– Ещё… да. Он что-то говорил о пропажах детей.
– Та-а-ак. И накопал что-нибудь?
– Не говорил. Сказал, что это какая-то жуть – и всё.
– При тебе кто приходил, он кого-нибудь ждал, кто – либо звонил?
– Нет. Ничего такого… А ваше мнение?
– У него было много врагов. Но это – не месть. Что-то искали. Но Бычёк никогда не работал с вещдоками. Даже не касался их. Мнил себя этаким Пуаро, для которого главное – мыслительный процесс.
– Но получалось же! Но… вы говорите – никогда с вещдоками?
– Да. Принцип у него такой был. Сколько я его знаю. А что?
– Нет… просто… да нет.
– Ну? Ну, Давай. Поделись, может, что прояснится.
– Нет, ничего.
– Эх, браток, рановато тебя всё же выпустили. Ну, да ладно. Свободен.
– Вы же знали, что я невиновен! Почему тогда?
– Я сказал – свободен!
– Вы же тогда… Когда расставались… Вы же человеком были!
– Сейчас вызову с поста – тебя выкинут.
– Неужели вам всё равно, что делают с людьми? Или вы просто… трус? Вы же меня знали.
– Знал? А как же, знал. Пьянствуешь.
– Враньё!
– Пропадаешь в казино.
– Это – в свободное время.
– Постоянно таскаешься по девкам.
– Враньё! По каким ещё девкам?
– Ну, по девушкам, молодым женщинам. Назвать?
– Это моё личное дело!
– Безусловно. Но с таким набором мелких страстишек ты хочешь, чтобы здесь все на дыбы встали при твоём аресте? Ах, он не мог! Ах, кристально чистый! Ах, отпустите! Всё! Убирайся!
– Зачем же вы тогда меня к себе сватали?
Терпение важняка лопнуло, он нажал тревожную кнопку.
– Да пойду я сам, – вывернулся я от лап здоровенных дежурных ментов.
– Далеко не пропадай. Можешь понадобиться. И ещё неизвестно в каком качестве – кинул мне напоследок Чумак.
Уже стемнело, когда я утроился на скамейке в одном из парков. Закурив, стал обдумывать случившееся. Значит так. Пассив. Убили шефа, о работе на него думать не приходится. Лишили наследства, в смысле жилья, любимая девушка выгнала, с правоохранительными органами расплевался, к ним уже не вернуться. В общем, ни кола, ни двора. Актив – двадцать тысяч баксов в кармане и свобода. Положительный баланс подвести трудно, но можно. Я пошёл на колесо обозрения, накупил билетов на три оборота и утроился в кабинке. Про "положительный баланс". В принципе, о труде, как источнике существования, мне беспокоится не приходится. Пока не запретили карточную игру, я всегда добуду себе на очень увесистый бутерброд. И на крышу над головой. И на всё остальное – покосился я на соседей по кабинке – двух вполне симпатичных девчат. Вопрос в другом: что дальше? Просто – что дальше?
Может, наплевать на всё и закатится в Испанию? Может, что навеет? Или заняться вплотную частным сыском этих уродов? И тех тоже. Обещал же Бычку. Нет, ты погоди, я что обещал? Что мы с ним вместе… А теперь. Да и что я знаю? Он сказал, что знает всё про… ну. про "Дело каптёрщиков". Оно уже в суде? Может, на суд съездить? Послушать? А потом уже и решение принимать. Наверное, самое лучшее решение – и отсюда пока подальше. А то Чума почувствует, что дело- глухарь и действительно вызовет в "другом качестве" этого пьяницу, картёжника и развратника. Правда, алиби железное, но кто его знает, такое " железо". Пока суть да дело – насидишься. Нет, не хочу. Всё. Решение принято.
И вовремя. Мы уже снижались, когда мои соседки разругались и одна из них выскочила, едва кабинка опустилась на безопасное расстояние. Вторая осталась сидеть.
– Девушка, а девушка, – метнулась к нам контролёрша, или как её там, зав. аттракционом, что ли?
– Оставьте. За мой билет, – вступился я. И вновь свет ламп начал удаляться куда-то под ноги.
