Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918

ModernLib.Net / Питер Кенез / Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918 - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Питер Кенез
Жанр:

 

 


Очень сложно оценить качество военной подготовки русских офицеров по итогам действий армии в мировой войне. Когда русская армия встретилась с немецкой, такой же по численности, она потерпела поражение. Очевидно, что качество командования являлось только одним фактором, и точно не самым главным, повлиявшим на исход сражения. Недостаток оружия, невысокая подготовка русских солдат (которые часто не могли справиться с элементарными машинами) и огромные проблемы материально-технического обеспечения помешали бы любому гениальному тактику справиться с немецкой армией.

Офицеры из Верховного командования приняли Февральскую революцию с неожиданным хладнокровием. Генерал М. В. Алексеев,[7] начальник штаба Верховного главнокомандующего (1915–1917), помог убедить своего монарха отречься от престола.

Главнокомандующие пятью фронтами – великий князь Николай Николаевич, генералы А. Е. Эверт, В. В. Сахаров, Н. В. Рузский и А. А. Брусилов – поддержали Алексеева. Генерал Л. Г. Корнилов,[8] назначенный, одним из последних указов царя, командующим Петроградским военным округом, продемонстрировал мало преданности императорской семье: наделенный большой властью, именно он произвел арест царицы.

Единство Верховного командования в решении отказаться от противостояния было серьезным: только генерал граф Келлер и хан Нахичеванский, два командующих корпусами, предложили своим войскам подавить революцию. После победы революции генерал Келлер предпочел уйти в отставку, а не присягать Временному правительству.

Несмотря на известные монархические настроения, офицеры приняли революцию. И сделали они это не из-за республиканских убеждений. Попытка подавить революцию ради непопулярной императорской семьи противоречила их понятию патриотизма, так как они верили, что гражданская война, которая была бы неизбежна, уничтожила бы способность России противостоять внешним врагам. Они пожертвовали царем, чтобы продолжать войну.

Если бы царь решил продолжать борьбу, то, возможно, нашлось бы много офицеров, поддержавших его, даже если бы противостояние было неизбежным. Но царь принял новый режим спокойнее. После отречения от престола он обратился к своим войскам так:

«Выполняйте свой долг, защищайте наше великое Отечество, подчиняйтесь своему командованию, слушайте Временное правительство. Помните, что пренебрежение дисциплиной играет на руку нашим врагам».

Несмотря на быстрое принятие офицерами революционных изменений, перспективы удачного сотрудничества между ними и новым режимом сначала были очень туманными. Недолюбливая офицеров, социалистические лидеры Советов, имеющие большое влияние на Временное правительство, рассматривали саму революцию как достояние. «Революционные демократы», так они сами себя называли, верили в две вещи: в продолжение войны и в гениальную социальную и политическую революцию. Они хотели преобразовать армию, следуя демократическим принципам. И в этом преобразовании они надеялись найти лекарство от всех болезней армии, которые становились все более и более очевидными. Они наивно полагали, что русские солдаты, став свободными, будут воевать лучше. С другой стороны, офицеры сразу забыли, что дезорганизация армии была и до начала войны, и обвинили в этом новый режим. Каждое проявление несостоятельности армии они воспринимали как доказательство губительного влияния новых реформ. Каждый, кто воспринимал свержение монархии как необходимую цену за успешное продолжение войны, почувствовал себя обманутым. Так как состояние армии ухудшалось, отношения между офицерами и представителями нового режима усугублялись взаимными обвинениями.

За день до отречения Николая, 14 марта, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издал приказ № 1. Хотя приказ относился только к петроградским гарнизонам, его непосредственное влияние ощутила на себе вся армия. Приказ объявил, что в политических выступлениях воинские части подчиняются не офицерам, а Советам, в армии отменяются сословные титулы офицеров, вводится выборность командиров, солдатам предоставляются гражданские политические права, в ротах, полках создаются солдатские комитеты. Он позволял солдатам подчиняться приказам Военной комиссии Государственной думы, только если они не противоречат приказам Петроградского Совета (Временное правительство в то время еще не было сформировано).

Из всех проектов Петроградского Совета этот был самым сомнительным. Троцкий назвал его «единственным достойным документом Февральской революции», в то время как офицеры считали, что публикация этого приказа будет способствовать разрушению армии. Значение этого документа все же преувеличено. Без сомнения, весь он пронизан духом неприязни к офицерам. И во время революционных событий в Петрограде офицеры просто-напросто потеряли контроль над своими солдатами и не могли восстановить авторитет. Никто не мог этого сделать за них.

Приказ № 1 был только первым шагом изменения порядка в армии, за ним вскоре последовали другие. 28 марта обнародована Декларация о правах солдат, заканчивающаяся следующим: офицеры потеряли право иметь денщика, а право муштровать ограничено, в то время как солдатам было разрешено носить гражданскую одежду вне дежурства и получать почту и литературу без цензуры.

Следующий шаг по демократизации армии был предпринят Временным правительством, которое учредило комиссию под начальством бывшего военного министра генерала А. А. Поливанова, чтобы определить ход дальнейших реформ. Комиссия утвердила большинство реформ, предложенных Советом. Чтобы легче провести их в жизнь, правительство устроило чистку Верховного командования: за несколько недель 150 офицеров оправились в отставку. Чистка имела сомнительные результаты: министерство уволило неспособных и тех, кто не желал сотрудничать с новым правительством, но в то же время Ставка (штаб главнокомандующего) и командующие фронтами провели свои чистки. Часто генералы и полковники увольнялись за то, что имели дружеские отношения с солдатскими комитетами, и Ставка считала их подхалимами. Нужно признать, что состав офицерского корпуса после чистки остался практически таким же, как и был до этого.

В поисках панацеи серьезные изменения произошли и в Верховном командовании. До того как царь отрекся от престола, Верховным главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич, но, так как революция в Петрограде приняла радикальный поворот, стало очевидно, что ему невозможно оставаться на своем прежнем посту. При сложившихся обстоятельствах премьер-министр Львов попросил Алексеева взять на себя эти обязанности, которые и так фактически он и выполнял. Алексеев согласился без энтузиазма: у него было плохо со здоровьем, он оценивал ситуацию реально и был настроен пессимистично. Временное правительство назначило генерала А. И. Деникина[9] начальником штаба, что сильно оскорбило Алексеева, так как решение приняли, не посоветовавшись с ним.

Несмотря на такое невпечатляющее начало, Алексеев и Деникин понравились друг другу и хорошо сработались. Деникин желал лишь одного: чтобы Верховный главнокомандующий чувствовал всю ответственность за своих подчиненных.

Корнилов считал свое назначение командующим Петроградским военным округом катастрофой. Ему пришлось управлять самыми дезорганизованными, недисциплинированными войсками в русской армии, где Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов имел больший авторитет, чем он. Вскоре у него произошел конфликт с одним из лидеров Совета, и он потерял его доверие. Когда в начале мая демонстранты требовали отставки Милюкова, Корнилов хотел разогнать толпу при помощи своих солдат, но Совет отменил его приказ. После этого инцидента Корнилов не захотел оставаться в Петрограде и попросил А. И. Гучкова, военного министра, перевести его. Корнилов покинул столицу с горькими воспоминаниями и твердым убеждением, что только радикальными методами можно избавиться от того, что он называл анархией. Алексеев только что освободил генерала Н. В. Рузского, командующего Северным фронтом, от его обязанностей за «подхалимство», которое он объяснил желанием Рузского тесно сотрудничать с комитетами и комиссарами. Гучков хотел, чтобы Корнилов занял место Рузского, но Алексеев был так категорически против этого назначения, что даже угрожал отставкой. Так как Алексеев знал Корнилова лишь поверхностно, его несогласие не могло носить личный характер, он просто думал, что более молодой и менее опытный генерал не будет хорошим командующим. Без сомнения, этот инцидент сделал дальнейшее сотрудничество двух генералов очень сложным. Корнилов, будучи очень тщеславным человеком, не смог забыть этого. Он принял командование 8-й дивизией, чей командир, генерал Каледин, был уволен генералом Брусиловым, главнокомандующим Юго-Западным фронтом, за то, что отрицал демократизацию.

В начале июня Временное правительство отправило в отставку Алексеева, поставив на его место генерала Брусилова, который был более всех других генералов оптимистично настроен касательно боеспособности революционной армии. Но ни реформы правительства, ни частые изменения руководящего состава не могли задержать процесс развала армии. Дисциплина ухудшалась, и порой доходило до того, что приказы не выполнялись вообще, а количество дезертиров росло невероятно.

Плохо спланированное наступление, начавшееся 2 июля, стало важной вехой для русской армии. На активные действия частично вдохновила идея, что победа поднимет боевой дух армии. Наступление провалилось по двум причинам: из-за плохого планирования операции, но в основном из-за того, что русские солдаты отказались наступать. После незначительных успехов благодаря численному превосходству войскам вскоре пришлось отступить, и отступление это было стремительным. Временное правительство проиграло. Вместо того чтобы устранить дезорганизацию армии, новое наступление лишь усилило ее.

Отношения между солдатами и офицерами усугублялись. Старая ненависть слуг к господам, крестьян к помещикам вылилась и на офицерство. Ни Советы, ни Временное правительство не агитировали солдат против командования; ненависть не нуждалась в этом. С первых дней революции солдаты не повиновались, а иногда и убивали своих офицеров, таких случаев становилось все больше и больше. Солдаты – крестьяне в форме – видели в своих начальниках уменьшенные копии эксплуататоров, сторонников ужасной войны, препятствие революции, которая должна принести избавление от страданий. Офицеров воспринимали как контрреволюционеров даже до того, как они стали отрицать цели и задачи революции. При таких обстоятельствах большевикам не стоило труда убедить солдат в том, что их командиры хотят возрождения монархии.

Как офицеры могли бороться с этим? Как они могли защитить себя? Чтобы обвинить невежество крестьян, неспособность царя управлять войной, которая принесла столько горечи и страдания России, требовалось четкое понимание сложной политической ситуации и почти святое мученическое принятие несправедливой ненависти солдат. Вместо этого офицеры возложили ответственность за все свои проблемы на Временное правительство и Советы.

Это было нечестно, так как «революционные демократы» были заинтересованы в сохранении армии. Это правда, что идея социализма не сработала, и только идеалисты с абсолютным непониманием армии и войны могли думать, что это сработает. Эти люди хотели заслужить доверие солдат, удовлетворив некоторые их требования. Но сказать, что такие методы были непрактичны, не то же самое, что сказать, будто у офицеров было лучшее решение. Насильственный метод, используемый офицерами с самого начала, был таким же нереальным, как и выполнение требований солдат. Так как если бы офицерам удалось заставить солдат выполнять приказы с самого начала, то Февральская революция не случилась бы. Заблуждения и метания офицерства стали более понятны благодаря делу Корнилова: когда насилие дает такой же маленький результат, как и социалистическая агитация, когда некоторые офицеры последовали за ним, но этого оказалось недостаточно.

Для социалистов революция была настолько важна, насколько была важна победа в войне. Но для двух этих целей нужно было предпринять разные шаги, а социалисты не могли определить приоритеты. Офицеры не понимали дилемму социалистов, для них все, что противоречило интересам войны, считалось предательством. С их точки зрения, позиция большевиков имела столько же смысла, сколько и позиция Керенского. Брусилов писал:

«Я могу понять отношение большевиков, когда они говорят „конец войне“, „мир сразу и за любую цену“, но я не понимаю тактику социалистов-революционеров и меньшевиков, которые, с одной стороны, хотят уничтожить армию, так как боятся угрозы контрреволюции, что говорит об их непонимании менталитета войск, а с другой – хотят удачного исхода войны».

Сходство во взглядах офицеров и большевиков стало тем фактом, что многие офицеры императорской армии, среди них генерал Брусилов, считали приемлемым присоединиться к Красной армии во время Гражданской войны. После Октябрьской революции многие офицеры стали относиться к большевизму как к угрозе будущему России и в результате присоединились к Белому движению; но, даже сражаясь с армией Ленина, у некоторых из них не развилась ненависть к Ленину и его товарищам. И когда генерал Алексеев написал Брюсу Локкарту весной 1918 года, что он скорее будет сотрудничать с Лениным, чем с Савинковым и Керенским, это не было просто словами.

В революционной обстановке 1917 года было совершенно естественно, что офицеры решили создать свою группу давления; они оказались медлительнее всех остальных группировок из-за того, что действия Совета походили на методы «революционной демократии». Необходимость согласованности действий становилась все более и более очевидной. Она вылилась в национальную офицерскую организацию, что впоследствии превратилось в постоянный институт. Казаки, георгиевские кавалеры и пленные, сбежавшие из вражеских лагерей, также входили в эту группу. Во времена мятежа Корнилова все эти организации его поддерживали, позднее они все сыграли большую роль в формировании Добровольческой армии.

В 1917 году офицеры еще не стали контрреволюционерами, так как не хотели полного возвращения к самодержавию, они лишь отрицали порядок, рожденный революцией. Примером их стали генералы, которые твердо и бескомпромиссно противостояли Временному правительству. Деникин, будущий лидер Белого движения, первый заслужил уважение политиков правительства благодаря своим стремительным действиям. В мае Деникин стал главнокомандующим Западным фронтом, затем с июля Юго-Западным. В этой должности он участвовал в совещании в Ставке всех главнокомандующих 19 июля при Керенском. Длинная речь Деникина обо всех изменениях, произошедших в армии в марте, была, возможно, самой смелой и агрессивной. Он хотел отменить основные наказания, которые были введены, не иметь дела с комиссарами, вернуть былую власть офицерам и запретить в армии политическую деятельность. Корнилов, который не смог присутствовать на этой встрече, позднее написал Деникину: «Я прочитал доклад, который вы сделали для Ставки 19 июля, с глубоким и искренним удовлетворением. Я поддерживаю этот доклад обеими руками. Я снимаю перед вами шляпу и восхищаюсь вашей твердостью и смелостью. Я твердо верю, что с помощью Всевышнего мы удачно справимся с задачей перестройки нашей дорогой армии и возвращения ее былой мощи».

Генерал Корнилов, вот кто стал великим героем разочарованных офицеров. Его взлет был невероятно стремительным: он командовал 8-й дивизией в течение месяца, он возглавлял Южный фронт только десять дней и уже 19 июля заменил генерала Брусилова и стал Верховным главнокомандующим русской армией. В свете дальнейших событий поддержка, которую он получал от политиков, кажется феноменом: сначала Гучков, затем Керенский поддерживали генерала, несмотря на протест профессиональных военных. Генералы утверждали, что, даже если Корнилов обладает военным талантом, в чем они сомневались, у него никогда не будет возможности проявить себя.

Главным сторонником корниловского назначения на высокий пост был Керенский. Он осознал, что дезорганизация армии, ставшая результатом неудачных наступлений, требует немедленных действий. 19 июля на встрече Ставки ничего, кроме критики, не прозвучало. После жаркой речи Деникина Керенский пожал ему руку и сказал: «Спасибо, генерал, за вашу искреннюю речь». Факт, что Брусилов сотрудничал с революционными авторитетами, стал основной причиной его увольнения. Корнилов, с другой стороны, так как был ярым противником нового режима, казался именно тем человеком, который способен уничтожить введенные реформы. Его антипатия к политикам и его невероятная политическая наивность оказалась выгодна Керенскому, считавшему эти качества доказательством серьезности сильного человека. Керенский не боялся идей только что назначенного человека: всем было известно, что он не монархист и не хочет восстановления старого режима. Напротив, когда начали появляться разногласия, причиной их была не столько идеология, сколько глубокие предубеждения иного рода.

То, что Корнилов был неудачным выбором Керенского, стало ясно практически сразу. Ссоры начались с первого дня, Корнилов оговаривал в качестве условий много пунктов, среди которых было признание ответственности только за ним одним. Деникин, также недолюбливая Корнилова, прекрасно понимал, что это значит:

«Когда я прочитал эту телеграмму [телеграмма Корнилова Керенскому] в газете, я не сильно удивился первому условию, выполнение которого создаст очень необычную форму сюзеренитета в части Верховного командования до созыва Учредительного собрания».

Временное правительство колебалось принять решение, попросту игнорируя это требование. Но вскоре Корнилов пригрозил отправить в отставку генерала В. А. Черемисова, назначенного командующим Юго-Западным фронтом, и Керенский был уже готов принять отставку. Но был переубежден Б. В. Савинковым, эсером, помощником военного министра. Под влиянием Савинкова Керенский сдался, и Черемисов не потерял свой пост.

Корнилов появился на национальной сцене как раз тогда, когда необходимость в нем стала очень острой. Неоднородные группы общества были сильно недовольны порядком, порожденным революцией: землевладельцы боялись потерять свои земли, владельцы заводов волновались о сохранении своих заводов, но большинство русских патриотов считали, что распространяющаяся анархия помешает стране противостоять внешним врагам. Все, кто верил, что «более глубокая революция» подвергнет Россию опасности, смотрели на Корнилова как на яркого героя войны, не связанного со старым режимом, а поэтому не дискредитированного, как на человека решительных действий. Роль символа он играл еще до того, как начал предпринимать действия против Временного правительства.

Керенский был готов принять многие требования Корнилова, так как, назначая его на высокий пост, надеялся в дальнейшем продолжить войну. Но генерал понятия не имел, с какими политическими проблемами пришлось столкнуться Временному правительству. Ему было недостаточно частичного возвращения к предреволюционному военному порядку; вместо этого он хотел полной ликвидации революционных реформ в армии. Внезапное народное признание, которым он пользовался, очень повлияло на его поведение. Он стал верить в свою миссию и в то, что может вмешиваться в невоенные материи. И что хуже всего, он сильно переоценил силы, поддерживающие его.

Только защитники Корнилова думали, что их герой разбирается в политике и политических программах. Деникин писал:

«Он, будучи суровым и прямолинейным солдатом, искренним патриотом, мало знал о людях, введенный в заблуждение правдой, лестью и долгим ожиданием того, что кто-то должен появиться. Все это вызвало в нем желание принести себя в жертву – он действительно верил в судьбоносную природу своего назначения».

Не было никого, кто бы смог давать политические советы генералу. В компании искателей приключений, которые пользовались его политической наивностью, самой яркой и пользующейся дурной славой личностью был В. С. Завойко, который продолжал играть важную роль в антураже Корнилова во время Гражданской войны. Это Завойко писал приказы Корнилова, манифесты и даже письма; он владел ярким стилем, которым генерал восхищался.

Точную дату, когда Корнилов решил предпринять попытку насильственных изменений, нельзя установить. Похоже, что примерно за неделю до первого заговора главнокомандующий решил, что необходимо подавить партию большевиков и разогнать Советы. Первое заговорщическое действие произошло 19 или 20 августа (Лукомский не помнит точную дату), когда Корнилов приказал генералу А. И. Крымову сосредоточить 3-й кавалерийский корпус в районе, с которого мог быть атакован Петроград. Лукомский цитирует Корнилова в своих мемуарах:

Примечания

1

Разумное основание, смысл (фр.).

2

Действующие лица (фр.).

3

Мнение, что Германия оказала финансовую поддержку большевикам, всегда было спорным. Ленин всегда отрицал это, и советские историки никогда не противоречили Ленину. Сегодня, после открытия архивов при немецком министерстве иностранных дел, без сомнений понятно, что фактически большевиков поддерживали враги их страны. (Примеч. авт.)

4

Ошибка автора. Гражданская война началась в 1918 г. Закончилась в 1920 г. (Примеч. ред.)

5

Трудно найти достоверные факты, чтобы описать антибольшевистскую сторону Гражданской войны. Офицеры часто называли себя контрреволюционерами, но в современном мире это слово носит негативную окраску. Также продолжаются споры, логично ли вообще употреблять этот термин. Для советских историков это не проблема. Согласно их интерпретации, настоящая революция произошла в октябре 1917 г., и все те, кто был против нее, – контрреволюционеры по определению. С другой стороны, если существует мнение, что революция произошла в феврале, то все враги политического режима, рожденные этой революцией, как офицеры, так и большевики, должны называться контрреволюционерами. Чтобы избежать сложностей, мы будем использовать безобидный термин «белые». Определения «белые» и «красные» стали быстро использоваться обеими сторонами после вспышки Гражданской войны. (Примеч. авт.)

6

Корнилов сделал несколько таких попыток. В обращении к русскому народу 27 августа он написал: «Я, генерал Корнилов, сын казацкого крестьянина, объявляю для всех и каждого, что я ничего не хочу для себя, кроме сохранения великой России». (Примеч. авт.)

7

Михаил Васильевич Алексеев, сын сверхсрочнослужащего солдата, родился в 1857 г. После окончания офицерской школы был назначен младшим офицером в 1876 г. и получил первый боевой опыт в Турецкой кампании в 1877–1878 гг. Алексеев сдал экзамены и поступил в Академию Генерального штаба только в 1893 г., но вскоре смог отличиться и в 1896 г. стал преподавать в этом престижном учреждении. Во времена Русско-японской войны служил начальником (хозяйственного) снабжения 3-й дивизии. После окончания войны вернулся в академию в качестве профессора военной истории. С началом мировой войны стал начальником штаба Н. И. Иванова, главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Иванов, добрый и скромный, практически полностью попал под влияние энергичного начальника штаба. Когда 5 сентября 1915 г. сам царь занял пост главнокомандующего, то выбрал Алексеева начальником своего штаба. Николай, не имеющий никакого военного опыта, конечно, не мог руководить невероятно сложно устроенной армией из нескольких миллионов человек, и вся непосредственная ответственность легла на плечи Алексеева.

Алексеев не был готов к такому сложному делу. Он понял, что теоретических военных знаний не хватает для того, чтобы руководить огромной армией, и что политические аспекты иногда бывают гораздо важнее военных. Сын бедного солдата оказался чужаком в высших кругах, но, находясь на таком посту, Алексеев доказал сам себе, что является человеком незаурядного ума, что его советы царю часто выходили за пределы чисто военных вопросов. Также Алексеев пытался нейтрализовать влияние Распутина.(Примеч. авт.)

8

Лавр Георгиевич Корнилов родился в Усть-Каменогорске в 1870 г. В его венах текло немного казахской крови, что и повлияло на некоторые черты его характера. Он всегда гордился своими восточными корнями, и Восток действительно сыграл в его жизни важную роль. Его отец был казаком, дослужившимся до звания офицера, но его жалованье было настолько мало, что ему пришлось оставить службу и работать в местной администрации, чтобы прокормить свою большую семью.

Лавр Георгиевич закончил офицерскую школу и служил в Туркестане перед тем, как поступить в Академию Генерального штаба в 1885 г. Позже он вернулся на Восток и принял участие в нескольких разведывательных экспедициях: летом 1899 г. он исследовал область китайского Туркестана и некоторые провинции Персии. С 1907 по 1911 г. Корнилов служил военным атташе в Китае, а в разгар мировой войны он командовал частью в 8-й дивизии Брусилова.

Корнилов обладал необычной смелостью, которая вдохновляла его солдат, и харизмой, но был очень непокорный. Вскоре после начала войны, 10 сентября 1914 г., не подчинившись приказу, он не отступил, и его непослушание поставило под угрозу всю 8-ю дивизию. Три месяца спустя, без разрешения и предварительного плана, он провел вылазку, в результате которой потерял пленными 2 тысячи человек. Весной 1915 г., опять не подчинившись приказу, Корнилов не отвел войска и был ранен и захвачен в плен. Осенью 1916 г. он заслужил народное признание, так как стал первым русским генералом, сбежавшим из вражеского плена.

Удачная попытка побега сделала его одним из героев войны: его принял император и наградил его орденом Святого Георгия 3-й степени. 15 марта 1917 г., на сессии Думы, Родзянко назначил Корнилова командующим Петроградским военным округом. Одним из последних деяний царя было одобрение этого назначения. (Примеч. авт.)

9

Антон Иванович Деникин родился во Влоцлавеке, в польской провинции, в 1872 г. Его отец, Иван Ефимович, родился крепостным и сдан своим хозяином в рекруты в возрасте 27 лет. Остаток своей жизни он провел в армии, где научился читать, писать, а со временем стал офицером. Хотя он провел 43 года в Польше и женился на полячке, говорившей лишь на ломаном русском, Иван Ефимович так и не выучил польский. Молодой Антон Иванович страстно отождествлял себя с отцом, с православием, с русской национальностью, и во времена Гражданской войны он стал одним из самых бескомпромиссных защитников единства России, не сочувствуя националистическим порывам малых народов.

Антон Иванович поступил в военное училище в 1890 г. и в Академию Генерального штаба в 1895 г. Он участвовал в войне с Японией и к началу мировой войны был генералом, служившим в 8-й дивизии Брусилова. Он стал командиром Железной бригады, одной из лучших подразделений в русской армии, развернутой потом в Железную дивизию. Деникин проявил себя как отличный офицер и командир, хотя его должность не требовала принимать стратегических решений для многочисленных армий. (Примеч. авт.)

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2