Приключения Гончарова - Гончаров попадает и притон

      – Куда? – От страха она опять шлепнулась голой задницей в сундук. И это было очень кстати. Там что-то, звякнув, разбилось. Видимо, осколок воткнулся ей в рабочие зоны. Выскочив пробкой, она заметалась по крохотному шалашу, окрашивая зелень листвы в багрянец блудливой осени. Тоскливо подвывая, она скинула окровавленные плавки, силясь рассмотреть нанесенные травмы.
      Проклиная всех чертей, вместе взятых, я повалил ее на низлежащее бревно задницей кверху и попробовал определить тяжесть ранения. В медицине я не силен, но понял сразу, что, кроме филейного мяса, ничего не повреждено. Порез оказался длинным, но неглубоким.
      – Да не вой ты, не вой. Целы твои функциональные органы. Перевязать бы чем? Да промыть не мешает.
      – В сундуке аптечка, там все есть: бинты, прокладки, дезинфицирующие растворы, спирт…
      – Спи-и-ирт? Тогда мы тебя поставим на ноги сегодня.
      Помогая фонариком, я вытащил все то, что, по моему мнению, могло пригодиться для операции.
      – Как там у меня?
      – Как у Мадонны.
      – Нет, правда, большой будет шрам?
      – Срам большой, а шрам должен исчезнуть, если ты зашьешь рану.
      – Как?
      – Иголкой с ниткой. Сейчас переоденемся и поковыляем к трассе, ты знаешь дорогу покороче?
      Через два часа, в длинном малиновом пиджаке пропавшего Гены и в коротких широких Галкиных джинсах, я сидел в приемной травмпункта с нетерпением пастуха, поджидающего свою овечку.
      – Вы ей кто будете? – спросил строгий травматолог.
      – Друг, а что, пострадавшая иного мнения?
      – Она говорит, что вы ее любовник!
      – В современной лексике эти понятия тождественны.
      – Умный больно.
      – Умный, – согласился я.
      – Тогда зачем ты ей жопу распорол?
      – Захотел и распорол, я вообще маньяк-убийца! И фамилие мое Щикотило. Понял?
      – Ты знаешь, какой диагноз вынесли бравому Швейку на призывном пункте?
      – Нет.
      – Идиот форменный.
      – Рад стараться!
      – Слушай, а ты всю ночь ее трахал? Все распухло.
      – Рад стараться!
      – Ну старайся, старайся, кобель! Сейчас она выйдет. Домой отвезешь, пусть хоть с утра отдохнет.
      Такой роскоши ни себе, ни ей я позволить не мог, поэтому сразу же потащил ее в укромный уголок городского сада.
      – Теперь говори, – твердо и непреклонно начал я, – все говори. Когда последний раз ты видела Геннадия?
      – Ночью – с первого на второе. Он спустился к нам из того ресторана, весь ободранный, в крови и пьяный в стельку. Спрашиваю его: «Что случилось?» Говорит, что упал, споткнулся. Я его сразу утащила в нору, кое-как отмыла, привела в чувство. Потом он говорит, что ему пора возвращаться в ресторан, его там ждут. Я ему говорю: «Не ходи, темень кромешная, а подъем крутой, не дай Бог, шею сломаешь, уговори кого-нибудь из клиентов, чтобы тебя туда подвезли». Он согласился и ушел. Больше я его не видела. Остался только пиджак.
      – Какие машины стояли на пляже? На чем он мог уехать?
      – Не помню, но точно знаю, что стоял Жорин «жигуленок» и еще две-три машины.
      – Ладно, езжай домой и не высовывай носа, пока я тебе не разрешу. Давай свой телефон.
      – Какой грамотный, да кто ты такой? Зек несчастный, скажи спасибо, что я тебя в травмпункте не заложила. Ходит по пляжу, бесплатно баб разглядывает, а потом за кустиком онанирует. Видали таких.
      «Господи, – подумал я, – бедный Гончаров, кем только не пришлось тебе побывать за последние четырнадцать часов. Каких только половых извращений ты не изведал, старый безобидный алкоголик».
      – Ты вот что, шлюха речная. Во-первых, закрой свою поганую крикушку подгузником, во-вторых, закройся дома, не выходи даже за хлебом, и в-третьих, знай, что я хочу выручить тебя из беды, которая, кажется, повисла над тобой в связи с исчезновением Длинного Гены. Это все, что я могу сказать тебе на данный момент. А теперь давай твой телефон и пять «штук» на такси.

* * *

      Во двор я входил с опаской, несмотря на раннее утро. Охота за мною была вполне возможна как со стороны убийцы, так и со стороны милиции. А возможно, и Длинный Вован с долговязым доктором устроили за мной слежку. Ох и не нравится мне этот сын Соломона. Нет, на убийцу он, пожалуй, не тянет, но мыслит он аналитически и безошибочно.
      Недаром ковыряется в наших мозгах. Мыслит нешаблонно, изучить его, наверное, невозможно. Я поймал себя на мысли, что как-то пытаюсь привязать его к убийствам. Хотя никаких на то оснований не имею, кроме личной антипатии. Но ее можно засунуть в задний карман.
      Еще один неприятный момент. Почему меня хотели убить? Кто мог знать, что я занялся делом Полякова? Во-первых, сам Поляков, его адвокат Семушкин, полковник Ефимов. И еще убитый по моей милости почтовый парнишка. Вот и весь тебе ответ. Самое вероятное, что отправной точкой явился именно он.
      – Ты чего пригорюнился? – улыбаясь, навстречу мне шел Юрка. – Или переживаешь, что давно в лоб не получал?
      – Нет, я переживаю за твою жену.
      – И давно?.. Что у тебя за наряд?
      – Давно, как только увидел вас вместе.
      – Опять какую-нибудь пакость выдашь. Не надо.
      – Не буду. В твоем департаменте мною интересовались?
      – Не знаю. Не слышал. Ну ладно, я тороплюсь.
      – Мы тоже, – завидя во дворе свою соседку-спасительницу, заторопился я.
      Она сидела на скамейке спиной ко мне, а у ног ее лежала собака. Тот самый дог, которому я был весьма обязан. Уныла и грустна была его перебинтованная морда, и грустной казалась спина хозяйки.
      Я осторожно тронул ее за плечо. Собака не реагировала, но хозяйка дернулась и сникла, словно налетела на неизбежность. Обернулась затравленно, будто ожидая удара, и… рассмеялась легко и свободно, разом сбросив гранитный гнет.
      – Мамочки! Да ты никак из публичного дома. Ой, не могу. А штаны-то до колен, Федор, ты посмотри на его пиджак, ой, умора… а… ты…
      Она побелела, непроизвольно прикрылась локтем, будто отстраняясь от удара. Я все понял.
      – Успокойся, Валя, пойдем домой, я тебе все расскажу. Не бойся. Это не тот пиджак, хотя и очень похожий. Просто мне было нечего надеть. Пойдем, Валя.
      Она поднялась, погладила пса, и тот, с трудом поднявшись, заковылял между нами.
      – Что с ним?
      – Потом расскажу. Не могу. Мне страшно.
      Уже в доме она рухнула на диван и заревела – взахлеб и надолго. Псина свалилась тут же, тяжело дыша и вздрагивая. Я стоял дурак-дураком, не зная, что делать. Сбегав на кухню, принес ей воды и водки.
      – Валя, милая, ну успокойся, выпей воды, а лучше водки. Расскажи, что случилось. Муж приехал?
      – Если бы, – улыбнулась она сквозь слезы, – где твоя водка и вода, давай.
      Поперхнувшись, она все же выпила половину бокала, судорожно заглатывая, запила водой. Потом откинулась на спину, закрыла глаза. Я допил остатки и сел рядом, гладя ее роскошные локоны. Наконец она заговорила, сначала с трудом, как человек, вновь переживающий кошмар.
      – Мне страшно! Костя, мне по-настоящему страшно. Я раньше никогда не верила в разную чепуху типа предсказаний, предрешений, рока. Вся эта чушь мне казалась настолько абсурдной, что и думать-то о ней казалось нелепостью. У меня была вполне реальная, обеспеченная жизнь, с машиной, дачей, квартирой, порядочным мужем и прочим дерьмом. Мне казалось, что так и нужно жить уважающим себя людям. Периодически бывать на элитных презентациях. Периодически самой устраивать званые вечера. Налаживать контакты с нужными людьми, самой помогать людям, если они достойны того. Я тебя утомила, наверное.
      – Нет, Валя, рассказывай.
      – Принеси еще себе водки, а мне джина, о Господи, какая же проститутка тебя измазала этой помадой. Ты хоть в зеркало смотрелся?
      – Нет, но на меня как-то необычно смотрели прохожие. А сосед, мент из нашего подъезда, вообще при виде меня чуть не лопнул со смеху.
      – Это естественная реакция. Посмотрись-ка в зеркало.
      Я подошел к зеркалу, и мне показалось, что серебряный оклад покорежило от отвращения.
      На меня смотрел клоун-упырь, наголо стриженный, с огромными бесформенными губами фиолетового цвета. Белый заострившийся нос резким контрастом выпирал из красных впадин щек. Налитые кровью глаза только усугубляли впечатление. Да, выгляжу я неважно, хотя вчера в больничной палате, когда я накладывал Сонин грим, мое лицо казалось мне даже привлекательным. Воистину утро вечера мудренее.
      С трудом убрав с физиономии всю эту гадость, я вернулся к своей нервной соседушке. Она лежала на спине, чуть порозовевшая и не такая сникшая. Вот что значит вовремя выпить сто граммов.
      – «… А всего делов-то мне было, что? Напиться…» – процитировал я классика.
      – Издеваешься? Не надо.
      – И не думал, Валя. Жду продолжения о превратностях твоей судьбы.
      – Так вот я и жила добропорядочной женой добропорядочного мужа, пока не переехали сюда, в ваш дом.
      – Зачем было переезжать? Насколько я понял, ваши дела обстояли отлично.
      – Да, поэтому он и поменял трехкомнатную квартиру на эту.
      – На задрипанную трехкомнатную «хрущевку»?
      – А ты ничего не заметил?
      – Нет, я не любопытный.
      – Ну и ладно. Дело не в этом. Дело в том, что зимой прошлого года я впервые увидела господина Гончарова, когда он мимо меня поднимался по лестнице.
      – И сразу влюбилась, жестоко и неотвратимо.
      – Возможно, я бы влюбилась в него уже тогда, но господин Гончаров поднимался к себе домой на четырех лапах, и он совершенно не заметил симпатичной женщины, которая в испуге шарахнулась от него – настолько, насколько позволяла ширина лестницы. Ты был омерзителен, как и твой дружок с первого этажа. Иногда вы напивались и на весь подъезд горланили «Мурку» и прочую муру.
      – По-моему, к делу это не относится, – заметил я, покашливая, – покороче, лаконичней и по существу. У меня мало времени.
      – Нет, относится, но я буду покороче, хотя и хотела рассказать тебе многое о себе и о нас. Ну да ладно. Ты, конечно, не помнишь тот промозглый вечер прошлого года, когда снег уже превратился в кашу, и идти по ней было трудно, а на душе был непроходимый мрак…
      «Лирично докладывает, стерва», – подумал я, но вслух сказал:
      – Валя, короче, я действительно тороплюсь.
      – Хорошо. Я обогнала тебя недалеко от дома. Ты, как всегда, ничего не заметил.
      В общем, было темно, и метров через двести два подонка потащили меня во двор. «Зачем, – спрашивала я, – шубу я и так вам отдам», а один из них, кавказец, мне ответил: «Мы сперва возьмем то, что под шубой». И тогда я поняла, что меня хотят изнасиловать. Пыталась крикнуть, но только пискнула. К горлу они приставили нож и заволокли в какой-то строительный вагончик. Они раздевали меня как кукурузу, сдергивая одежду профессионально и привычно. Я предлагала им деньги, золото, только бы оставили меня в покое. Подонки издевались, говорили, что все мое золото у меня между ног, а то, что висит на шее и в ушах, они заберут после. Мне стало безразлично, я поняла только одно: если они испачкают меня своей поганой спермой, жить я не смогу. Конец один. Пусть убивают. (И тогда я закричала. Правда, они тут же заткнули мне рот. Кто-то из них вытащил нож, но второй медлил, говорил, мол, все равно ее кончать, так дай я ее разок. Они навалились на меня вдвоем, и если бы не один парень, который неожиданно влетел в окно вагончика, то моя песенка была бы спета. Ты не знаешь этого парня?..
      – Не надо, Валя, я все вспомнил. Значит, я спас соседку, а соседка спасла меня. Делов-то. Ты мне поконкретней. Или знаешь что, я сейчас переговорю с одним человеком по телефону, а потом продолжим, хорошо? Поцелуй меня!..
      – Еще чего, шляешься где-то по проституткам, а меня тут чуть не убили. Если бы не Федор, то гулял бы ты, Гончаров, на моих похоронах. А вот Федору действительно досталось.
      – Что? – Я отодвинул телефон. – Да излагай ты толком, а то в страдания ударилась.
      – Я тебе все хотела рассказать, потому что нападение на меня – это логическое окончание начавшейся тогда истории. Хорошо, буду кратка, насколько это возможно. После того случая я влюбилась в тебя. Я и нож тот храню, который ты выбил у них. Часами я простаивала у окна, ожидая, когда ты выйдешь или зайдешь в подъезд. Я стала собирать о тебе сведения – из разговоров, слухов. Многое мне рассказал твой сосед Юра. А еще больше о тебе я узнала от людей, которым ты помог. Но не буду петь тебе дифирамбы. Ты этого не любишь либо делаешь вид, что не любишь. Начал ты мне, Костя, сниться по ночам. Причем настойчиво и не всегда приятно. Несколько раз, лежа под мужем, я назвала его Костей. Он обиделся и загулял. Теперь главное. Ты пропал. Исчез, как сквозь землю провалился. А до этого меня несколько дней мучили кошмары. Длинный тоннель с убегающими вниз рельсами. Зловоние. Ты бежишь по рельсам вверх, а навстречу тебе мчится поезд…
      Я вздрогнул, вспомнив действительный случай, произошедший со мной весной прошлого года, когда я чудом ускользнул от верного транзита на тот свет.
      – Кто тебе это рассказал? – хрипло потребовал я объяснений.
      – Никто. А что, неужели такой случай был? – Она опять нахмурилась. – Значит, дело совсем плохо и нами действительно кто-то руководит. За день до твоего возвращения я ходила на рынок, и там стояла старуха нищенка. Я подала ей две тысячи, а она говорит мне: «Берегись, дочка, убьет он тебя. Убьет дубинкой. Голову береги». Я ей говорю: «О чем ты, бабушка?» А она отвечает: «Что знала, то сказала». Я ей еще деньги протягиваю: «Скажи, говорю, кто убьет?» Отвечает: «Кабы знала, доченька, обязательно бы сказала, за доброту добротой платят».
      – Слушай, Валька, надоело мне слушать твои бредни. Психопатка ты, наверное.
      – Я думала об этом. Но давай посмотрим на факты. Почему я вышла именно в тот момент, когда тебя били по башке?
      – Удар услышала, вот и вышла.
      – Я услышала, потому что собиралась выгуливать пса и стояла в передней. Обычно же в это время я нахожусь в дальней комнате, а пса вывожу раньше, когда еще светло. Подумай, ну похожа я на суеверную бабку? Ведь нет.
      – Если постоянно занимать подобными мыслями ту малую толику мозгов, что есть в твоей красивой головке, то очень скоро будешь похожа.
      – Костя, мне действительно страшно, не знаю почему. А вчера, когда я возвратилась от тебя из больницы, я подошла к окну, и мне показалось, что за мной наблюдает тип из канализационного колодца. Одет как водопроводчик, но это не водопроводчик.
      Невольно я взглянул в окно и обалдел. На краю колодца сидел молодчик и с независимым видом курил, изредка бросая взгляды точно на наши окна. Хохотал я от души, радостно и с присвистом.
      – Ты что, действительно мозги пошаливают?
      – Валя, Валюша, хочешь комедию покажу бесплатно?
      – Ну и тип! Меня чуть не убили, а он комедию…
      – Вот сейчас мы твоего убийцу и словим. Поди сюда.
      Она нехотя подошла к окну.
      – Это он? – кивнул я на парня, что демонстративно начал посасывать вино прямо из горлышка, усиленно демонстрируя, что он-то и есть самый настоящий водопроводчик.
      – Он, он, Костя! Мне кажется, что этот и ударил Федора.
      – Тогда давай накажем его по справедливости, строго, но гуманно.
      – Как?
      – Быстро намочи юбку, взъерошь волосы и беги к нему с сумасшедшим криком, дескать, прорвало горячую воду. Пусть немедленно перекрывает вентиль, ну а потом беги назад и будем смотреть комедию.
      Сделала она все точно и артистично. Визжа и размахивая руками, она объясняла обалдевшему парню, что, мол, кипяток прорвало, тыча пальцем то на дом, то в глубину люка. Открыв рот, он внимательно слушал. В финале Валентина постучала себя кулачком по лбу, запихала беднягу в колодец и вернулась довольная и возбужденная.
      – Он тупой, ничего не соображает!
      – Ну и отлично.
      На кухне я открыл горячую воду. Поплевавшись, она зашипела и кончилась.
      – Ну и чего ты добился?
      – Сейчас увидишь. Где телефонный справочник? А… это нам и нужно. Але. Аварийная третьего участка? Кто у телефона? Мастер Данилов? Мудаки, какого черта вы там сидите? Возле шестого дома на вашем участке какой-то пьяный дурак ковыряется в трубах, а из соседнего люка Ниагарой свищет горячая вода! Если через три минуты не прибудете, звоню Егорову. Все!
      – А кто такой Егоров? – уважительно спросила Валентина.
      – Космонавт. Налей-ка мне чуть-чуть. Сейчас начнется.
      Из дальней арки во двор влетела грязно-голубая будка аварийной службы. Из ее окошка грозно торчал двухметровый кусок толстой ржавой трубы. Сразу оценив ситуацию, автомобиль резко тормознул посреди двора. Бригада ремонтников, рассыпавшись веером, стратегически грамотно брала нужный колодец в «клещи». Еще ничего не понимающий парень, беспечно потягивающий винцо, изредка поглядывал на наши окна. Когда расстояние оказалось достаточным для броска, самый толстый мужик с огромным газовым ключом скомандовал: «Абордаж». И с воплем «Не уйдешь, гад!» слесаря скрутили, стараясь сделать ему побольней. Он извивался от боли, а Валя от смеха. Наконец пленному насовали по шее и лишь потом разрешили говорить. Мы ничего не слышали, но поняли, что он очень ругался, а в конце начал размахивать красным удостоверением.
      Я набрал нужный номер и попросил начальника.
      – Але, полковник Ефимов слушает.
      – Доброе утро. Алексей Николаевич, беспокоит Гончаров. Ваш пост у моего подъезда снят. Извините.
      – Что ты там мелешь? Где ты есть? Почему сбежал из больницы?
      – Не понравилось мне там, да и действовать нужно было незамедлительно.
      – Сукин ты сын. И что надействовал? Бабу в больнице раздел да пенис мужикам показал?
      – Я не специально. Так получилось. А если вы будете ругаться, то я вам не расскажу интересненький момент и не покажу увлекательную вещицу.
      – Вроде той, в больнице? Ладно, приезжай немедленно. А парня оставь на месте. Он и поставлен туда для безопасности твоей соседки. На нее может быть покушение, она видела преступника.
      – Спасибо, уж было.
      – Что?
      – Покушение.
      – Когда? – раздалась искусная матерная рулада.
      – Вчера вечером.
      – Немедленно приезжай, а Валеру – «сантехника» посади у нее на кухне. Все.
      Через несколько минут раздался робкий звонок, и на пороге нарисовался незадачливый слесарь.
      – Что вам угодно? – вежливо спросил я.
      – Я… мне… Алексей Николаевич сказал., чтобы…
      – Ах, помню, помню. Проходите. Валенька, проводи своего телохранителя на кухню и напои его молоком. Я жду тебя в комнате. Расскажешь, что случилось.
      Когда она вернулась в комнату, я повторил:
      – Что случилось?
      – Меня чуть не укокошили. Я начала…
      – Спокойно, Валя, отвечай только на мои вопросы. Коротко, но исчерпывающе.
      – Хорошо. Вчера, выйдя от тебя из больницы, я была сама не своя.
      – Почему?
      – Н-не знаю. У меня возникло такое чувство, будто я просматриваю кадры давно забытого кино.
      – Чем было вызвано это чувство? Откуда появилось такое ощущение?..
      – Когда я начинаю говорить пространно, тебе это не нравится. А я ведь хочу в этом разобраться. Наверное, ты для меня не просто слушатель и не сыщик, а мое второе "я".
      – Хорошо. Я не аналитик, поэтому подойдем к вопросу с другой стороны. Валя! Когда вошел хирург, ты испугалась, вздрогнула и даже отшатнулась. Почему?
      – Я тоже над этим думала, но… не знаю.
      – Может быть, он похож на кого-то из тех, с кем ты раньше встречалась?
      – Не знаю.
      – А может, именно с ним ты встречалась? Десять лет назад, пять, год? Или совсем недавно?
      – Нет, вряд ли. Здесь проходит какая-то неуловимая, но фатальная связь.
      – Хорошо. Что случилось потом?
      – Я бродила до позднего вечера, часов до девяти. Мне хотелось побольше быть на людях. В открытых местах. Но в конце концов нужно было идти домой. Меня ждал пес. Я вывела его на прогулку. Обычно он удирает довольно далеко. А вчера его ко мне словно приклеили. Так, прижавшись боком друг к другу, мы и проходили с полчаса.
      Этот парень, что сейчас сидит на кухне, казалось, все время наблюдает за мной.
      – Он что, так и сидел в колодце до темноты? Олух.
      – Нет, конечно. Стоял возле, будто кого-то поджидая и наблюдая за нами. Ну а потом самое ужасное. Мы вернулись домой. Я открыла дверь. Федор шел за мной, но вдруг уже в коридоре он резко прыгнул на мою спину, я услышала глухой удар и визг собаки, которая лежала на моей спине недвижимо. Захлопнулась дверь, и все затихло. Как видишь, Федор спас уже двух человек. Тебя и меня. А дальше?
      – Не знаю. Но поторапливаться мне нужно. Охрана у тебя есть, хоть и хреновая, но все-таки… Жди вечером.

* * *

      – Ну что, сыщик, допрыгался? – забубнил Ефимов, едва я вошел. – Уже и своих б… под удар подставляешь. Идиот.
      – Лучше разберитесь со своими кадрами, приставленными охранять единственную свидетельницу.
      – И разберусь, мало ему не покажется. А где ее хотели?
      – Прямо в квартире, в десяти метрах от твоего соглядатая. И если бы не барбос, то у вас был бы еще один труп, не считая моего.
      – Она его опять заметила.
      – Нет, не успела зажечь свет в передней. Как финансовые дела Длинного Вована?
      – А как его задница?
      – На его ягодицы не садился даже комар. Брюки целы, если, конечно, у него их не несколько пар. Господин полковник, самое главное, удалось ли установить связи и знакомства Сергея-почтальона?
      – Глухо. Месяц назад он приехал из деревни после школы и устроился дворником, за что и получил общагу. По совместительству подрабатывал разносчиком газет. В общаге дружбы ни с кем не водил. Баб не имел. Водку не пил.
      – Но с кем-то его должны были видеть во дворе, возле почты, в общежитии.
      – Не уверен. Скорее всего, заказ сломать замок был разовым и случайным. И исходил он от случайного или малознакомого человека, к которому он и побежал, когда ты, сукин сын, его спугнул. Вероятнее всего, почтарь стал шантажировать заказчика, за что и получил топориком по бестолковой голове. Ну а финансовые дела Полякова в полном порядке. Не слишком ли до хрена я тебе наговорил? А, Гончаров? Что скажешь ты, кроме того, как раздел медсестру? Кстати, как ты попал в эту больницу? Меня там не принимают, а какого-то алкаша деградированного устраивают с почетом.
      – Всякий получает то, что заслуживает.
      – Не хами, мерзавец. Что за интересную штучку ты мне хотел показать?
      – Я ее уже показал и, более того, показываю.
      – Опять хамишь?
      – Нет. А где мои документы, вы обещали продлить.
      – Ты тоже много чего обещал. А документы твои у меня под задницей. Причем там и останутся, если будешь себя так вести. Говори, что знаешь, а то…
      – Ну вот, например, это! – отряхнул я малиновый пиджак.
      – Что это? Какой-то драный зипун неприличного цвета, да еще сидит он на тебе… стой. Стой, Гончаров. Неужели?..
      – В самом деле.
      – Не врешь? Где взял? Кто дал?
      – Документы мои под вашей задницей могут все рассказать.
      – А ты уверен, что пиджак принадлежит Полякову?
      – Почти, как и в том, что убийца был одет в аналогичный, но совершенно другой костюм.
      – Где ты его взял?
      – Где взял, где взял – купил. Я жду документы.
      – На! – Из заднего кармана брюк он вытащил пластиковый пакет и перебросил его мне. – Теперь рассказывай, где Поляков, только не ври.
      – Видите ли, пиджак я взял только вчера. В том месте, где Длинный Гена в последний раз был в злополучную ночь исчезновения. Теперь я должен кое-что выяснить, чтобы обо всем вам доложить подробно.
      – Опять начал хвостом крутить?
      – Нет, Алексей Николаевич. Как прослеживается линия знакомства Юшкевича, Крутько и Полякова?
      – Так я тебе и сказал. Я выдаю всю информацию, а ты мне шиш! Не пойдет, братец.
      – Я делаю это в ваших интересах. Если я укажу последнее известное нам место пребывания Длинного Гены, вы тут же командируете туда пару своих бестолковых сотрудников, и все пойдет прахом. Мне кажется, это необычный случай, и действовать нужно аккуратно.
      – Заткнулся бы, аккуратист хренов. Ты очень аккуратно отправил почтового пацанчика на тот свет.
      – Работает не просто грабитель и маньяк. Работает умный, извращенный тип. Самое лучшее, если бы вы выделили мне толкового, крепенького помощника.
      – А сам остался в стороне.
      – У вас и так достаточно дел. А он вас будет держать в курсе.
      – Ладно, попробую. А что касается связей, то таковые имелись. Юшкевич и Крутько были знакомы, наверное, на почве драгметалла, а вот Поляков совершенно выпадает из их обоймы.
      – Отсутствие результата тоже результат.
      – Постоянно держи меня в курсе. Наверняка мой человек не будет посвящен во все подробности! Знаю тебя. Кстати, куда ему подойти?
      – Сюда без формы, но с двумя парами наручников и пушкой.
      – Ого! Дела, как видно, движутся.
      – Контора пишет.
      – И если эта контора мне выпишет еще один труп, то мы ее прикроем. Жди в приемной.
      Обезьяноподобное существо в берете и камуфляжной форме явилось минут через десять. Оно было в ботинках, с дубинкой и требуемыми наручниками.
      – Вы Гончаров Константин Иванович, – прогудел омоновец безразлично и беспредметно, потому что в приемной никого больше не было.
      Я с интересом рассматривал этот продукт человеческой цивилизации. Подумал, что Ефимов сдержал слово только в одном вопросе – мужик был действительно крепенький, а в остальном…
      – Я прапорщик Ухов, прислан в ваше распоряжение для совместных действий. Вот. – Он протянул ладонь-сковородку, я, хлопнув по ней, резко отдернул руку. – Что будем делать, Константин Иванович?
      – Для начала снимем берет и куртку. Дубинку в штаны, наручники мне.
      – Дык у меня только тельник. Я его давно стирал.
      – Ты, Ухов, своим видом всех моих мошек распугаешь. У тебя что, ничего цивильного нет?
      – Есть, но сказали, чтобы я через десять минут был здесь!
      – Топай переодевайся, а через два часа жду тебя на первом посту ГАИ в зоне отдыха.

* * *

      У подъезда Александра Алексеевича Крутько, как и в первый раз, карапуз со своей подругой Наташкой играли в домик. Замок отремонтировали, и дверь была заперта. Мне не оставалось ничего иного, как сесть на лавочку, поджидая, пока кто-нибудь выйдет или войдет в подъезд, да наблюдать за варварской игрой детей. Впрочем, ждать пришлось не очень долго. Щелкнул замок, и из открывшейся металлической двери выплыла мамаша карапуза. Помню, неделю назад она яростно выбивала из меня пыль. Несмотря на мой новый наряд, она тут же признала во мне детоубийцу.
      – Ах ты, сволочь, развратник, извращенец, опять сюда приперся. Я же тебя насквозь вижу!
      – Ну что вы, я здесь по делу.
      – Знаем твои дела. Шоколадки, конфеточки, а потом ребенка в подвал! Да? Говори, маньяк. – Она уже трясла меня за грудки. – В подвал, да? В подвал?
      – В подвал, – согласился я, – только не детей, а вас, мадам.
      В ее выпученных глазах переваривалась неожиданная информация. И я добавил масла в огонь:
      – А может быть, зайдем к вам? В койке удобнее, и беру я немного, особенно с таких дур.
      – А-а-а, – истошно-торжествующе заорала она. – Попался, маньяк, люди, помогите, насилуют!
      – Чего орешь, дура, второго такого случая в твоей жизни не будет, подумай.
      Я проскочил в открытую дверь и защелкнул замок на собачку.
      На втором этаже я отыскал квартиру Крутько и деликатно позвонил. Вполне изучив меня через глазок, дверь открыла наконец молоденькая блондинка в пеньюаре с сигаретой в зубах и пороком, написанным на физиономии.
      – Здравствуйте, – поклонился я, – разрешите войти, если я не потревожу ваше горестное одиночество.
      – А вы кто?
      – Гончаров Константин, товарищ вашего покойного мужа, тоже нумизмат. Примите искренние соболезнования.
      – Не принимаю, но заходи, Константин… э-э-э…
      – Просто Костя.
      – Отлично, милости прошу, просто Костя Гончаров, у меня небольшой девичник, так что ваше присутствие будет как нельзя более кстати. Меня зовут Римма.
      Она откровенно подмигнула и чуть приоткрыла без того прозрачный пеньюар. На неутешную вдову она была не похожа.
      Несмотря на полдень, в комнате, благодаря плотным шторам, стоял полумрак и витал волнующий запах женщины. На диване в черное закрытом платье сидела породистая красивая самка и через соломинку тянула коктейль. Она была постарше хозяйки и, пожалуй, попьянее.
      – Костя, – представился я ей.
      – А я Катька. Бросай, Костя, свои кости, – заржала она, довольная своим остроумием. – Наливай, – она кивнула на раскрытую змеиную пасть бара, – отдыхай.
      – А где Жанка? – входя следом, спросила хозяйка.
      – Пошла на кухню консерву открывать, мало ей того, что есть.
      – Она ж на диете.
      – Хрен ее знает. Хочу, говорит, лосося, и все тут. Дура баба.
      – Ну, Костя, чем будете развлекать двух молодых симпатичных дам?
      – Боюсь, что из меня плохой развлекалыцик.
      – Не скажите. У любого мужчины есть нечто, чем можно развлечь даму. Не правда ли, Кэт?
      – Не у всех, например, у моего эта развлекалка давно отсохла.
      – А у моего была еще ничего. Вы слышали, Костя. Его тут замочили вместе с проститутками. Все бы ничего, да все монеты выгребли. Вы ведь знаете, какая у него была коллекция.
      – Не совсем, Римма, Александр Алексеевич был человек скрытный. В основном интересовался коллекциями других.
      – Да, тот еще жук. Но мне-то он сказал, что и детям и внукам достанется. Только вот детей у нас не предвиделось.
      – А у меня есть дочка. Ее нужно воспитывать. А у моего козла из-под носа килограммов пять золота и платины увели. Что теперь делать?
      – Работать пойдете, – успокоил я.
      – Что-о-о? – в один голос взвыли вдовушки. – Работать? А что мы умеем, ты спросил? Мы кроме как… снимай штаны, покажем тебе наши университеты.