Гончаров и дама в черном

      - Ладно, вы вдвоем с супругой заходите, а дед с девушкой пусть остаются в машине. - Загудев, отщелкнулись замки, и калитка приоткрылась на сантиметр. - Заходите.
      - А как же ваши собачки? Наше появление может их взволновать, и, знаете ли...
      - Не бойтесь, они вас не тронут. Только не делайте резких движений, а просто идите прямо по дорожке к моему флигелю. Дверь будет открыта.
      - А зачем нам ваш флигель, мы бы сразу хотели посмотреть щенков.
      - Нет, так не бывает, сначала вы расскажете мне, для какой цели вы берете щенка, кто за ним будет ухаживать и где он будет жить. Потом я дам вам небольшую брошюру, из которой вы узнаете чем, когда и как кормить сенбернаров, а только после этого мы пойдем к вольерам и домикам.
      Молча согласившись с таким регламентом, мы открыли калитку, и тесть первым ступил на бетонированную дорожку, ведущую к освещенному флигелю. Длина ее составляла не больше двадцати метров, а по обеим ее сторонам на расстоянии трех метров расположились аккуратные вольеры и красивые сучьи домики, из которых смешно торчали собачьи носы, уши и даже головы.
      Поднявшись на три ступеньки крыльца, мы вошли в открытую дверь флигеля и очутились в небольшой прихожей с тремя дверями и идущей наверх лестницей. В некоторой растерянности мы остановились, не зная, куда идти дальше.
      - Заходите сюда, - распорядился голос из-за центральной двери.
      Повинуясь ему, мы так и сделали и вскоре оказались в большом зале, который, видимо, предназначался для приема гостей, поскольку, кроме низких диванов, кресел и подушек, здесь ничего не было. Весь пол покрывал пушистый розовый ковер. На нем, подложив подушки под голову и бока, отдыхала слегка одетая хозяйка.
      Наш поздний приход потревожил изнеженную собачницу. Потянувшись, она поднялась с ковра, протянула полковнику руку - руку женщины, с детства привыкшей к работе, и представилась:
      - Светлана Геннадьевна Арбузова.
      - Очень приятно, - заверил ее полковник и протянул свою ладонь-лопату. - Алексей Николаевич Уткин. Но приступим к делу.
      - Приступим, - согласилась женщина. - Но сначала покажите деньги.
      - Они в машине, - со спины зашлепывая ее рот внушительным куском пластыря, пояснил я. - Но думаю, что деньги нам с вами сегодня не понадобятся.
      - Деньги - это зло, - уворачиваясь от ударов и пытаясь защелкнуть на ее запястьях наручники, авторитетно добавил Ефимов.
      - Стерва! - охнул я, получив ощутимый удар локтем в солнечное сплетение.
      И все-таки два мужика могут справиться с одной бабой. Уже через пять минут, спеленатая скотчем, с оковами на руках и пластырем на морде, она примолкла и перестала дергаться.
      - Что будем делать дальше? - озабоченно похлопав ее по заднице, спросил Ефимов.
      - А дальше нам нужно открыть калитку и впустить Макса. Так мы планировали заранее. Наверное, он уже ждет и волнуется.
      - Да, но как открывается эта чертова калитка?
      - Какой-нибудь кнопкой, - весьма умно предположил я.
      - Гениальная идея, - ухмыльнулся тесть. - Кто бы еще указал нам на эту кнопку. Послушайте, Светлана Геннадьевна, мы пришли к вам с добром, хотим вас предупредить об опасности, которая нависла над вами. Напишите нам быстренько, как открывается калитка.
      Освободив ее правую руку, тесть протянул блокнот и ручку.
      "Козлы вонючие, идите к черту!" - быстро написала она и, отбросив ручку, весьма профессионально заехала мне по уху.
      - Кажется, она нам не верит, - огорченно констатировал полковник. - Что делать?
      - Дайте ей прослушать то место, где о ее предстоящей судьбе говорит нотариус и что по этому поводу думает Геннадий Петрович Арбузов. Думаю, что, прослушав эту интересную запись, Светлана Геннадьевна изменит свое поведение.
      - Хорошая идея, - похвалил меня тесть и, отмотав нужные метры, включил диктофон.
      Прослушав откровения толстяка, Светлана Геннадьевна буквально на глазах налилась злобой. Из белого ее лицо превратилось в красное, а бешено запрыгавшая на лбу жилка говорила о том, что она на грани ядерного взрыва.
      Схватив ручку, она написала три слова: "Откройте мне рот".
      - Это опасно, вы можете позвать собачек, - возразил полковник. - И от нас тогда останутся одни ошметки.
      "Закройте входную дверь, и сюда не зайдет ни одна собака", - быстро написала она.
      - Удивительно простая мысль, - проворчал я, защелкивая все электронные замки, которыми только располагала входная дверь. - И как только до этого не смогли додуматься вы сами, господин полковник? - вернувшись в зал, спросил я.
      - Отстань, - осторожно отдирая пластырь, буркнул Ефимов.
      - Скоты, - как только ротовое отверстие Светланы Геннадьевны было освобождено, змеей прошипела она. - Скоты, вы за все мне ответите!
      - Это относится к нам? - вежливо осведомился я.
      - Нет, это относится к моим родственничкам. Я давно подозревала, что они готовят мне нечто похожее, но ничего не могла поделать. Подозрение - это всего лишь подозрение. Значит, Верку они вышвырнули и отобрали все, что ей оставил Петр. Суки! Генка, подонок, весь в своего папашу, а сыночек вообще мразь непередаваемая! Просто счастье, что он плотно сел на иглу, думаю, что года через два он окочурится. Вот же племя мерзопакостное, все в подонка Петрушу. Хоть он подох! Думала, дышать в этом доме станет полегче, а оно вон как выходит! Мерзавцы, и ведь Ольга тоже с ними заодно. Приручили и воспитали по своим принципам.
      - Странно такое от вас слышать, - удивился я. - Вы или лжете, или я вообще ничего не понимаю. Как мне рассказывала ваша сестра Екатерина Геннадьевна, так вы просто души в своем брате не чаяли.
      - Какой он мне, к черту, брат! Он мне такой же брат, как сотни других мужиков. Я ведь в их семье приемный ребенок, а точнее сказать, подброшенный. Да, моя приемная мама, единственный и по-настоящему любивший меня человек в той семье, подобрала меня весной пятидесятого года. Еще затемно вышла доить корову и на крылечке обнаружила едва пищащий сверток. Это и была я. Но кто вы такие и почему я все это должна вам рассказывать?
      - Я руководитель охранного частного предприятия "Сокол", а это мой зять, Константин Иванович. Бывший следователь РОВД. И приехали мы к вам совсем не для праздных разговоров. У нас вполне конкретная и определенная миссия.
      - И для этого вашему бывшему следователю понадобилось напялить бюстгальтер? - брезгливо поморщилась она, пытаясь приподняться. - Пинкертоны долбаные, и что же вам от меня надо? Как я понимаю, щенки сенбернара вас уже не интересуют?
      - Вы правильно понимаете, - зло ответил Ефимов. - Нас интересует человек по имени Алексей Синицкий, только не надо говорить, как в прошлый раз, что Синицкий давным-давно от вас уехал и вы о нем мало что знаете. По словам Веры Григорьевны, он прожил у вас больше месяца и все свободное время помогал вам ухаживать за собаками. Более того, в отличие от остальных обитателей дома, вы были возмущены его странным исчезновением. Что вы соврете нам на этот раз?
      - На этот раз, после того, что я услышала, я вам ничегошеньки не совру, - подумав, ответила собачница. - На этот раз я вам расскажу и даже покажу всю правду, и вы сыграете мне на руку. Сейчас мы поднимемся наверх, и вы узнаете все, что хотели. Развяжите меня.
      - Приятно, что в вашем лице мы приобретаем друга и союзника, - галантно поклонился полковник и содрал с нее весь скотч, которым она была склеена.
      - Спасибо, - вставая на ноги, поблагодарила она. - Следуйте за мной.
      По деревянной винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж и попали в помещение, чем-то напоминающее центр управления полетами. Стены просторного круглого зала на восемьдесят процентов состояли из стекла, а посередине полукольцом расположился пульт управления с десятком мигающих мониторов, компьютеров и прочей электронной ерунды.
      Сразу же заняв кресло оператора, она нажала несколько кнопок, и на одном из мониторов мы увидели томящихся за забором Макса и Милку.
      - Вам их позвать? - коротко спросила она.
      - Старика позовите, это наш сотрудник, а девушка пусть остается в машине.
      - Интересно, у вас что, все сотрудники калеки и педерасты? презрительно посмотрев на меня, спросила Светлана Геннадьевна.
      - Нет, - мрачно возразил полковник. - Передайте ему от моего имени, чтобы он отстегнул деревяшку и оставил один костыль. Второй ему действительно нужен, потому что вчера после вашего отъезда на рынок при попытке перелезть через забор его ранил в голову и в ногу ваш дорогой братец.
      - Какой еще братец, что за чушь вы несете? Я хоронила его собственными руками, хоронила и ревела от счастья, так что стрелять он в вас никак не мог.
      - Ну, значит, нам почудилось, - согласился тесть. - Значит, стрелял кто-то другой.
      - Не может такого быть, - побледнела и встревожилась Светлана. - Когда я уезжала на рынок и по магазинам, в доме никого не оставалось.
      - А вот это нам и предстоит выяснить. Если вы с нами заодно и не будете возражать, если ваш племянник угодит в тюрягу, то давайте действовать слаженно и безо всякого лукавства. Вы согласны?
      - Да я вам уже об этом сказала. - решительно отпирая кодами калитку, ответила она. - Людмила, вы остаетесь в машине, - приказала она в микрофон. - А вы, молодой человек, отстегивайте свой маскарад и с одним костылем идите по дорожке к флигелю. Дверь открыта. Мы находимся на втором этаже. Так распорядился ваш начальник.
      - Почему же он сам мне этого не говорит? - углядев скрытую ловушку, подозрительно спросил Ухов. - Ты за дурака-то меня не имей.
      - Разговаривайте с ним сами, - протягивая микрофон, обиженно предложила Светлана.
      - Макс, все в порядке, делай так, как она сказала.
      Уже через минуту, чуть опираясь на костыль, Ухов стоял среди нас. Удивленно оглядываясь по сторонам, он старался понять, куда он, в сущности, попал. Так толком ничего и не решив, Макс спросил:
      - Ну и что вам удалось выяснить о судьбе Алексея Синицкого?
      - Пока ничего, но Светлана Геннадьевна обещает нам рассказать всю правду.
      - Смотрите и слушайте. Двадцать первого июня, когда Алексей не появился на работе, я прокрутила ночную запись и обнаружила такое, что сразу же хотела бежать в милицию. Видеокамеры у меня записывающие, и если я нахожу на пленке какую-то интересную запись, то откладываю ее и нумерую. Эту кассету я вообще запрятала в тайник. Смотрите.
      Вспыхнул экран очередного монитора, и мы увидели все ту же калитку и небольшую площадку за ней. Однако сейчас там не было ни Милки, ни нашей машины, да и вообще там ничего не было. Но прошло некоторое время, и в нижнем левом углу экрана возникло какое-то движение, и появился звук.
      " - Ничего, сынок, - хрипло хихикнул старческий голос, - это только первый раз мандраж пронимает, - успокаивал кого-то вышедший на свет лысый старик, за которым, понурив голову, появилась хромающая фигура со связанными за спиной руками. - Не дрейфь и не трясись как заячий хвост. Один раз сделаешь, а потом все пойдет как по маслу, - обернувшись прямо на камеру, продолжал успокаивать старик кого-то третьего, нам пока не видимого.
      - А я и не трясусь, - входя в световое пятно, с дрожью в голосе ответил плотный высокий мужик, телосложением похожий на старика.
      - Врешь, Генка, трясешься, - паскудно захихикал старик. - А вот наш козел действительно не трясется, хотя ему это положено по штату. Эй, выблядок, ты что же, в самом деле не боишься или думаешь, что мы тут поиграть вышли?
      - Нет, мне страшно, - поворачиваясь лицом на камеру, ответил хромоногий мужик. - Просто я не хочу, чтобы вы, подонки, видели мой испуг. Он доставит вам удовольствие, а я этого не хочу".
      - Да это же Алексей Синицкий. - прошептал Макс, наклоняясь ближе к экрану.
      " - Герой, значит! Весь в батю, - оскалился старик, привязывая к его ноге какой-то мягкий, но тяжелый ком. - Вот и хорошо, значит, героем жил и героем подохнешь. Ты как хочешь, Лексей Лексеич, чтобы мы тебя убили? В затылок или в лоб?
      - Это не громкие слова, но я действительно хочу умереть, глядя вам в глаза. Глядя в ваши поганые глаза.
      - Пусть будет по-твоему. Последнее пожелание покойника - дело святое. Батю твоего я тоже в лоб из винтаря замочил. Значит, так уж промеж нас повелось. Подойди-ка метра на три поближе к желобу, чтоб сподручнее было, чтоб ты в желоб упал и сам по нему покатился до самой реки. Вот так в самый раз, стой и не двигайся. Давай, сынок, ты готов?
      - Готов, - заикаясь, ответил Геннадий Петрович, поднимая пистолет с глушителем.
      - Смотри, держи руку твердо, как я тебя учил, и целься между глаз. Ну, с почином тебя, сынок. Давай, родненький!
      Едва слышно хлопнул выстрел. Синицкий упал и тут же приподнялся, захлебываясь кровью и болью. В метре от обрыва он судорожно пытался встать на колени, но не позволяли связанные за спиной руки.
      - Ну что же ты так, сынок, - укоризненно пожурил неопытного ученика отец. - Нельзя так, ты ему в горло попал. Ему же больно. Дай-ка я его добью, чтоб не мучился. - Забрав пистолет и почти не целясь, вторым выстрелом в затылок он убил подранка. - Вот так-то, сынок. Столкни его в воду, а потом вылей в желоб пару ведер, чтобы Светка ничего не заподозрила, а я пошел спать, уже светает".
      - Да он же просто палач, этот ваш братец, - сжав кулаки, скрипнул зубами Макс.
      - Вашим друзьям я уже объяснила, что он мне такой же брат, как и вы. Не нахожу нужным повторяться, а вот о том, что случилось позже и почему я стала его ненавидеть и бояться, могу рассказать.
      - Пожалуйста, если не трудно, - подбодрил ее полковник.
      - Когда он вернулся домой в пятьдесят шестом году, мне было шесть лет. Тогда я еще не знала, что родители мои не мои, что я подкидыш. Даже из деревенских, охочих до сплетен баб мне об этом никто не говорил. Жалели, и правильно делали. Зачем мне, ребенку, было об этом знать раньше положенного времени.
      И вот приехал Петро. Екатерине и маме он почему-то сразу не понравился. Я помню, как, переговариваясь между собой, они вновь и вновь твердили, что приехал не Петька, а совсем другой человек, настолько его искалечила служба лагерного охранника.
      Я хорошо помню, что с собой он привез гору красивых вещей. Всем досталось много подарков, но мама и Екатерина от них почему-то отказались, и только мы с отчимом приняли их с благодарностью. Потом-то, когда стала постарше и начала кое в чем разбираться, я все поняла, и, наверное, поступила бы точно так же, как Екатерина и мама, но в шесть лет такого мне было не дано. Я с радостью хватала подарки и страшно его полюбила. А он нянькался со мной, как с собственным ребенком, катал на мотоцикле, возил в город в кино, покупал мороженое и любые конфеты, которые я только пожелаю. В общем, он ни в чем мне не отказывал и выполнял любые мои прихоти. Я всегда была одета как кукла. Он покупал мне самые дорогие платья и обувь. Хотя сам к тому времени уже был женат на Галине и они ждали ребенка, знакомого вам Геннадия Петровича Арбузова. Сейчас-то он воспылал к нему любовью, а в то время на семью не обращал внимания. В основном пропадал с дружками в городе или сюсюкался со мной, а к жене приходил с единственной целью - чтобы нашлепать ребенка и как следует отлупить Галину. И долупился до того, что в конце концов бедная баба не выдержала и в одну прекрасную ночь повесилась. Случилось это то ли в шестьдесят первом, то ли в шестьдесят втором году.
      А в шестидесятом, когда мне исполнилось десять лет, на мой условный день рождения он подарил мне проигрыватель и десять самых модных пластинок. Такого чуда в нашей деревне еще ни у кого не было. Дальше - больше, на день моего двенадцатилетия он подарил мне велосипед и золотой перстенек с бриллиантом. Наверное, можно меня понять, я привязалась к нему как собачонка, следовала за ним тенью, и ему это нравилось. У нас даже возникла своеобразная игра. Вроде бы я не вижу его и вроде бы он не замечает меня, а потом вдруг неожиданно мы сталкиваемся где-нибудь в сельпо или в клубе.
      Господи, если бы я только знала, куда он гнет свою линию... я бы обо всем рассказала маме или пожаловалась своей учительнице, ведь к тому времени кое-какие предпосылки уже намечались. Что-то в наших отношениях изменилось, появилась какая-то непонятная натянутость, и от нее за версту несло едва уловимой гнильцой.
      Но кто мог подумать, что такое может случиться? Я ведь по-прежнему считала его своим родным братом. Весной, когда мне исполнилось тринадцать лет, он подарил мне магнитофон, редкость по тем временам необычайную. А потом, в конце вечера, когда мы проводили моих школьных подруг по домам, он вытащил небольшую коробочку с часами и защелкнул их на моем запястье. От радости, счастья и благодарности я заплакала, а он, посмеиваясь, предложил мне погулять по колхозному яблоневому саду.
      Там он меня и изнасиловал, тогда я впервые увидела настоящее лицо Петра Геннадьевича Арбузова. Я молила его не делать этого, кричала, плакала, говорила, что я еще маленькая, и мне еще нельзя, и вообще нам нельзя, потому что мы брат и сестра.
      "Ты мне такая же сестра, как я тебе папочка, - хохотал он, срывая с меня нижнее белье. - Нашла себе братца! Сейчас от смеха кончу. Подкидыш ты! Понимаешь, вшивый подкидыш. Раздвигай ноги, сучонка приблудная, или я долбану тебя кулаком в лоб, да так, что ты очнешься только к утру, если вообще очнешься".
      Можете представить, каково мне тогда было. Сделав свое дело, он давно ушел, а я все лежала под яблоней на траве, мокрой от росы и крови. То ли от боли, то ли от всего того, что мне довелось пережить, я не могла, а может не хотела, шевельнуть пальцем или хотя бы накинуть на себя кофточку. Так и пролежала до рассвета, до того времени когда меня обнаружил колхозный сторож.
      Он тут же завернул меня в свой брезентовый плащ и отнес в крохотную сторожку, где долго отпаивал горячим чаем и растирал самогонкой. Милый старик, он не задал мне ни единого вопроса. Просто молча делал свое дело, изо всех сил пытаясь вернуть меня к жизни. Если бы не он, то вряд ли мы с вами сейчас встретились.
      Он умер через год, так ничего никому и не рассказав о моем позоре.
      Мама нашла меня в его сторожке только на третий день. Я металась в бреду и мало что понимала. Только рваными фрагментами мне удавалось увидеть то растерянную маму, то виновато стоящего старика, то закопченный угол потолка его сторожки.
      Меня перевезли домой, но поднялась с постели я только через месяц, успев за это время многое передумать. Сначала я хотела обо все рассказать маме, но потом спохватилась - какая она мне мама? Ее сын, будь он в три раза хуже, все равно останется сыном, а я как была подкидышем, так подкидышем и останусь. Да что там говорить, скорее всего, мама догадывалась, кто это со мною сотворил, просто боялась скандала, суда и, как следствие, ареста своего сына. А за изнасилование малолетки ему бы по тем временам вкатили не меньше червонца. Потому-то мама и предпочитала молчать.
      Все хорошенько продумав, я четко и твердо решила убить его своими собственными руками. Да, еще тридцать семь лет тому назад я вынесла приговор этому подонку, и я все равно бы это сделала. У меня давно все готово.
      Очнувшись и встав на ноги, я сделала вид, что нисколько на него не обижаюсь. Я продолжала жить прежней жизнью, и это его вполне устраивало. В благодарность он даже достал мне путевку в "Артек", мечту любого тогдашнего школьника.
      После отдыха на море он снова начал ко мне приставать, но теперь-то мне было все равно. Иногда я отказывала, иногда соглашалась. Раз пять он возил меня на подпольные аборты и довозился до того, что в шестнадцать лет я уже не могла иметь детей. Надеюсь, понимаете, что как личность он убил меня в тринадцать лет. Сделал из прилежной школьницы малолетнюю проститутку. Жизнь моя, еще не начавшись, уже закончилась, и за это я поклялась его убить. Но он меня перехитрил, сдох собственной смертью.
      - Какое там сдох! - возмутился Макс. - Вы видите повязку на моей голове? Она закрывает рану от пули, которую в меня выпустил ваш братец, или кем он там вам доводится. Если еще десять минут тому назад у меня были какие-то сомнения, то после показа вашего расстрельного фильма они напрочь отпали. Стрелял в меня именно тот старик, который на экране добивал Алексея Синицкого, и тут не может быть двух мнений. Я еще не сошел с ума.
      - Я на этот счет имею совсем противоположное мнение, - резко возразила Светлана. - Поймите же меня! Я стояла в метре от гроба и прекрасно видела его лицо. На моих глазах гроб закрыли на ключ и опустили в могилу. При мне ее закопали и поставили временный металлический памятник. Какие тут могут быть сомнения?
      - Большие, - вмешался я в разговор. - Во-первых, он стрелял в Макса, а во-вторых, его также видела и Вера Григорьевна. А два свидетельских показания уже что-то значат.
      - Подождите, - решительно поднимаясь с операторского кресла, что-то вспомнила Светлана, - встречались мы с вами вчера днем. Но пленку из той камеры я еще не просматривала. Сделаем это прямо сейчас.
      Выдвинув из высокого секретера нужный ящик, она выудила оттуда видеокассету и, вставив ее в магнитофон, щелкнула кнопками, а когда появилось движение, она поставила нормальный режим просмотра.
      - Теперь смотрите! - воскликнула Светлана, указывая на экран. - Ага, вот вы подъезжаете к воротам. Выходите. Идете по периметру забора и высматриваете изъяны, а теперь вы вышли из-под контроля этой камеры и вас нет.
      - Ничего страшного, скоро появимся опять, - пробурчал Макс, хмуро всматриваясь в безжизненный экран.
      - Верно, вот вы появились, чем-то недовольные, что-то вам не понравилось, - продолжала комментировать Светлана. - Подходите к воротам и нажимаете кнопку домофона. Беседуете со мной. Стоите и ждете. Выхожу я, и мы с вами разговариваем. Разговор окончен, я закрываю дверь, а вы садитесь в свою машину и уезжаете. Вот и все, чего же вы еще хотите?
      - Посмотрите, куда мы поехали.
      - Вы спускаетесь к Волге, ну и что? Минут через пять я должна выехать из ворот.
      - Отмотайте этот кусок.
      - Пожалуйста. Смотрите, я выезжаю. Уже отъехала довольно далеко. Что это? В кустах кто-то зашевелился. Господи, да это опять вы. Подходите к забору, и один из вас карабкается по спине другого. Кажется, это вы, Макс?
      - Теперь смотрите внимательно, - подняв палец, предупредил я.
      - Макс крутит головой и рассматривает внутренности нашего двора. Боже мой, что такое? - вскрикнула она, когда лицо Макса вдруг резко окрасилось кровью и исчезло из поля видимости камеры. - Я ничего не понимаю. Кто-то стрелял со стороны нашего дома, - растерянно признала она. - Но кто бы это мог быть? Кто стрелял? Ведь в доме никого не оставалось.
      - Кроме мертвого деда, что выпалил в мой череп, по пояс высунувшись из подвального окна, но это еще не все, подождите несколько минут. Скоро он выйдет из ворот с револьвером в руке, для того чтобы меня добить. Когда он будет возвращаться назад, то вы увидите его рожу и уж тогда убедитесь в том, что я был прав.
      - Это он! - в ужасе всплеснула руками Светлана, когда старик, заслышав шум двигателя моей машины, бросился к воротам. - Боже мой, это он, но я ничего не понимаю, этого не может быть, - стиснув ладонями виски, застонала собачница. - Но тогда кого же мы похоронили?
      - Скорее всею, того бородатого товарища по кличке Пломбир, который за два дня до своей смерти приезжал к вам в гости, - равнодушно ответил я. - Но чтобы все это выяснить и знать наверняка, нам необходимо поговорить с Петром Геннадьевичем. Как вы думаете, где он может прятаться?
      - Не знаю. Но если это так, то, скорее всего, в подвале или в своей половине дома. Я ничего не понимаю, может, вы разъясните мне хоть что-нибудь?..
      - Пока все, чем мы располагаем, одни догадки и предположения, а вот когда накопаем факты, тогда и картина прояснится. Как нам лучше и незаметней попасть в подвал и в стариковскую половину дома?
      - Через тоннель, который начинается под моей лестницей и выходит прямо в подвал. Но только нужно хотя бы приблизительно знать его расположение, а то заблудитесь и попадете в лапы к его мерзкому сыночку.
      - Тогда опишите нам его планировку, хотя бы в общих чертах. Уже двадцать минут второго, а у нас еще конь не валялся.
      - Хорошо, я попробую набросать вам план. Когда кончится тоннель, вы упретесь в бронированную дверь подвала. Наберете код 8567, потом повернете колесо до щелчка, и дверь откроется. Итак, вы в подвале. По левую руку находятся гаражи, это фасадная часть, и именно оттуда стреляли в Макса. С правой же стороны начинается лестница, ведущая в покои Геннадия Петровича и его семьи. Три двери под этой лестницей ведут в полуподвальные комнаты, заваленные разным хламом, и я не думаю, что старик мог их выбрать для жилья. Следующая стена, которая будет параллельна гаражам, тоже имеет три двери. Это продуктовая часть подвала. Посередине располагаются холодильные агрегаты, а в крайних комнатах хранятся овощи. Насколько мне известно, сейчас они пустуют.
      А теперь самое главное. Вторая лестница возле дальней стены ведет в покои этого оборотня. В той стене тоже три двери и три комнаты, принадлежащие лично старику. Они закрыты на массивные замки, и что находится за ними, остается только гадать. Правда, в свое время мне удалось заглянуть в одну из них, крайнюю справа, и, насколько я разбираюсь в колбасных обрезках, там старик хранит небольшой арсенал оружия и воспоминания славных прошлых лет в виде портрета Сталина и пожелтевших фотографий, наклеенных прямо на стену. Увы, это все, что я могу вам сообщить. Я бы сама с удовольствием отправилась с вами, да что-то на сердце сегодня особенно неспокойно. Что-то должно случиться. Но не внутри дома, а вне его стен. У меня есть уникальная болонка, которая чует опасность за версту, так вот сегодня она поскуливает с двух часов дня. Именно поэтому я была к вам так подозрительна. Учтите, мне ничего не стоило прикончить вас, даже будучи связанной, однако по поведению этой сучонки я поняла, что вы опасности для меня не представляете. Ладно, ступайте, и да поможет вам Бог.
      * * *
      Все было так, как она объяснила. Пройдя довольно длинным глухим коридором, мы уперлись в металлическую дверь с кодовым замком. Цифирка подошла к цифирке как молодой любовник к пожилой женщине. Сам подвал был не освещен, и поэтому в некоторой нерешительности мы сгрудились у двери.
      - Ну и что мы тут стоим и глазеем, как три старых барана, увидевших рожающую овцу? - с некоторым раздражением спросил тесть. - Вперед, друзья мои, и да улыбнется нам удача.
      Выдав эту смелую тираду, полковник первым ступил на вражескую территорию. С некоторой неохотой за ним последовал и я, а замыкал наше шествие Макс, держа костыль на изготовку, поскольку в нем было вмонтировано АСУУ - так замысловато Макс окрестил свое новое изобретение, то есть автоматическое стреляющее устройство Ухова. Это его детище могло пригодиться нам в любую минуту.
      Включив карманные фонарики, мы кое-как осветили довольно-таки просторное помещение подвала и сверились с планом Светланы. Он был составлен идеально. Легко по нему ориентируясь, мы миновали первую лестницу и подошли к противоположной стене, где, по ее сведениям, мог скрываться старик.
      Три двери, расположенные под лестницей, ведущей наверх, заметно отличались от всех остальных. Они казались гораздо массивнее, а крайняя левая особенно выделялась из общего дверного ансамбля. Она была бронирована и закрывалась снаружи двумя засовами и мощной накладной щеколдой. А кроме того, в центре этой брони находилось тюремное смотровое оконце, в данное время наглухо запертое на пружинную задвижку. Именно туда мы подошли и, сгрудившись, прислушались. Сомнений не оставалось. Только оттуда мог доносится этот протяжный, едва уловимый стон.
      Стараясь не шуметь, я осторожно оттянул пружинную задвижку и, отпрянув в сторону, откинул форточку. Черным квадратом на нас смотрела абсолютная чернота, смешанная с густой вонью спертого воздуха. Переждав некоторое время и убедившись, что изнутри никто никаких агрессивных действий не предпринимает, Макс негромко спросил:
      - Эй, там! Есть кто живой?
      - Есть, - едва слышно отозвался хриплый голос. - Пить, дайте пить.
      Осветив камеру, Макс выругался и начал спешно отодвигать засовы. Когда пятнадцатимиллиметровая броня распахнулась и мы вошли внутрь, то были приятно удивлены встречей с легендарным Петром Геннадьевичем Арбузовым. Вернее, с той тенью, что от него осталась. Здоровенный костяк, обтянутый кожей, лежал на полу у стены и был абсолютно гол.
      - Пить! - умоляюще глядя на нас белесыми глазами, вновь простонал он. Помираю.
      - Невелика потеря, - поднося к его губам фляжку с водкой, успокоил Макс. - Вертухай трепаный. Глотай осторожнее, здесь водка. Извини, что не захватили для тебя куриного бульона, козел безрогий.
      С трудом приподнявшись, старик сделал несколько судорожных глотков и, попытавшись что-то сказать, закашлялся. Дверь захлопнулась резко и неожиданно, а затем последовал грохот спешно запираемых засовов и щеколды. Не целясь, Макс выпустил очередь в открытое еще окошко. Но видимо, никого не задел, потому как в ответ раздался мужской хохот, и форточка благополучно захлопнулась.
      - Открой, подонок, - бросив вес всего своего тела на плотный войлок двери, заорал полковник. - Открой, или я вышибу тебе все твои кабаньи мозги.
      - Посидите, а я пока с женой посоветуюсь, - глухо ответили из-за двери. - Подумаем, что с вами делать, - пообещал он, удаляясь.
      - Ничего хорошего они для нас не придумают, - опускаясь на корточки, с сожалением заметил я. - Если уж он с родным папенькой так обошелся, то можно представить, какая печальная судьба ожидает нас.
      - Сука ты, дед, - присаживаясь рядом, бесцветно заметил тесть. - И сынок твой последняя мразь. Недаром говорят, что яблоко от яблони...
      Пока тесть выговаривал старику все, что он думает о его родичах в пятом поколении, а Макс вычислял возможные планы освобождения, я мог спокойно осмотреть ловушку, куда мы с таким идиотским самозабвением угодили.
      Два метра высотой, камера имела не более шести квадратных метров, а значит, ее общий объем составлял двенадцать кубометров.