– А что важно? – взбеленился капитан Усачёв.
Громов повернулся и внимательно посмотрел на него – глаза в глаза. Взгляд у командира части 461-13"бис" был тяжёлый. Усачёв, хоть и старше он был майора на четыре года и в чём-то умудрённее, тут же поумерил своё «священное» негодование и даже отступил на шажок.
– Никого не держу, – сказал Громов, чётко и звонко выговаривая каждое слово. – Думаю, и Свиридов никого удерживать не станет. Кому надоело – хоть сегодня рапорт подпишу.
Лукашевич, наблюдая за развитием маленького инцидента, подумал, что это, пожалуй, идея. Действительно, плюнуть на всё и написать рапорт. И пусть эти ВВС катятся к чёртовой бабушке или ещё куда подальше…
И тут – неожиданно для него самого – мысли Алексея приобрели совершенно противоположную направленность. Он вдруг подумал, что если отправится сейчас писать рапорт и собирать монатки, то никогда уже в жизни не сядет за штурвал боевого истребителя, никогда не поведёт его над облаками, в яркой и синей пустоте поднебесья – назло врагам и вопреки кризисам; с этого момента и навсегда он станет пассажиром и будет летать на престарелых и слабосильных «тушках»
гражданской авиации, а сверхсрочник Женя Яровенко будет рассказывать очередной анекдотец и не применёт вспомнить о старшем лейтенанте, который был когда-то о-го-го, а нынче попивает газировку в первом ряду второго салона – таких в Ейском училище называли «мешок с картошкой».
Плюнуть и поставить жирный крест на огромном куске собственной биографии вот так, сразу, оказалось для Лукашевича непросто. Как и для всех остальных офицеров части 461-13"бис". Видимо, только этим можно объяснить, что за все девять месяцев тяжелейшей ситуации на финансовом фронте ни один из них не подал рапорта на имя командира авиаполка «Заполярье» с просьбой о переводе в запас. Но теперь… Что будет теперь?
Выдержав многозначительную паузу, Громов распорядился:
– Всех незанятых на дежурстве офицеров прошу пройти в ленинскую комнату.
Ленинской (или красной) комнатой по стародавней привычке называли довольно тесное помещение в одной из «бочек-диогенов»
военного городка. В «ленинской» комнате находилась библиотека части, состоявшая в основном из трудов классиков марксизма-ленинизма и мемуаров военных лётчиков. Стоял там и телевизор – старенький латаный-перелатаный «Рекорд», принимавший только «первый» канал.
Через пятнадцать минут после возвращения Громова в ленинской комнате было не протолкнуться. Пришли все. Восьми стульев на эту ораву не хватило, и некоторые остались на ногах. Громов сел лицом к подчинённым и спросил:
– Ну что, ни у кого не появилось желания написать рапорт?
– Да хватит уже, Костя, – раздражённо сказал Стуколин. – Давай ближе к делу.
Громов холодно посмотрел на него, но по поводу неприкрытого нарушения субординации высказываться не стал: сообразил, видно, что все присутствующие и без того на взводе, а усугублять ситуацию не след.
– Хорошо, – согласился он. – Перейдём к делу… Как вы знаете, в нашей стране случился кризис. По этой причине денег в ближайшее время не предвидится. Но это ещё полбеды. Главное – какая-то сволочь в министерстве под шумок приказала приостановить поставки довольствия в отдалённые районы…
Стуколин присвистнул.
– Как приостановить? – не поверил Усачёв. – Совсем приостановить?
– До особого распоряжения.
Несмотря на то, что офицеры части 461-13"бис" были в массе своей людьми дисциплинированными, сдержаться никто не смог и заговорили все сразу:
– Они что, решили нас голодом уморить?!
– Нет, но это уже ни в какие ворота!
– Бляди – они бляди и есть!
– Как это они себе представляют? Голодающая армия?
– Говорил же, этих тварей раньше надо было вышибать. Довели страну, понимаешь!..
– Тихо, товарищи офицеры, тихо, – Громов встал и поднял руку. – Нам сейчас нужны конструктивные предложения. Такие у кого-нибудь имеются?
– Да что там «конструктивные»!.. – не мог остановиться импульсивный Никита Усачёв. – Давить сволочей!
– Спокойнее, товарищ капитан, – в очередной раз осадил его Громов. – Не забывайте, кто вы и где вы.
Усачёв несколько угомонился, хотя по его раскрасневшейся физиономии было видно, что своё особое (и, в общем, малооригинальное) мнение о происходящем в стране он готов отстаивать с пеной у рта в любой момент времени, представься ему, Усачёву, такая возможность.
– Итак, я повторяю свой вопрос, – сказал Громов. – Есть у кого-нибудь конструктивные предложения?
– Министр в курсе происходящего? – уточнил Стуколин.
– Этого я… кхм-м… точно не знаю. Но мне было сказано, что в курсе.
– А Свиридов?
– Он мне и сказал…
– Да-а, – протянул Усачёв со своего места. – Ситуёвина.
– Насколько у нас хватит продовольствия? – продолжал Стуколин беглый опрос командира. – Сколько суток мы можем жить на запасах?
– Это к коменданту, – Громов пошевелил пальцами в воздухе, и от стены отделилась сутуловатая фигура лейтенанта Подвицкого.
– Неделю протянем, – доложил Подвицкий без уверенности в голосе. – Должны протянуть.
– Плохо, – констатировал Стуколин. – Это очень плохо.
– Это я знаю без тебя! – резко сказал Громов. – Предложения будут?
Стуколин пожал плечами:
– Пока нет.
– Тогда сиди и думай.
– Может, министру письмецо наклепать? – высказался лейтенант Сергей Беленков, только что вернувшийся с задания.
– Ага, думаешь, ты один такой умный? – язвительно бросил Усачёв.
– Ничего я не думаю! – Беленков обиделся. – Но ведь что-то делать нужно!
– Спокойнее, товарищи офицеры, – снова одёрнул их Громов. – Запрос в Министерство отправлен. Но рассчитывать на скорый ответ не приходится.
Подходящее решение нашёл Алексей Лукашевич. Он всё ещё глубоко переживал этот странный и быстрый переход от желания немедленно уволиться в запас к пониманию того, что на «гражданке» ему делать совершенно нечего. Оставалось сложить одно с другим.
– А почему бы нам, – чуть помедлив, сказал Лукашевич, и все присутствующие сразу посмотрели на него, – почему бы нам не обратиться за помощью к гражданским властям?
Никита Усачёв громко фыркнул. Однако остальные его не поддержали.
– Это мысль, – кивнул Громов. – Но у них сейчас проблем и без нас хватает.
– Но когда их припирало, – напомнил Лукашевич, – мы ведь им не отказывали.
– Что ж, попытка – не пытка, – согласился Громов. – Попробуем. Кто поедет?
– Я поеду, – тут же заявил импульсивный Усачёв. – Не доверяю я гражданским…
– Поэтому не поедешь! – отрезал Громов. – Только обозлённого там ещё не хватало. Другие добровольцы есть?
В течение пятнадцатиминутного обмена мнениями выяснилось, что в роли «ходоков» готовы выступить почти все офицеры части. Ещё бы, ведь поездка в Мурманск – это поездка в Мурманск вне зависимости от того, чем там придётся заниматься. Хоть и денег нет, хоть и цены выросли непомерно – всё ж таки навестить местную столицу гораздо приятнее, чем ходить в наряды. Кончилось тем, что Громов сам выбрал тех, кого бы он хотел видеть рядом с собой во время беседы с мурманскими градоначальниками. Ими, естественно, оказались: Лукашевич, как предложивший идею, и Стуколин, известный своим педантизмом. Кроме того, эти двое считались близкими друзьями Громова, ещё со школьной скамьи, а давнее знакомство ко многому обязывает.
Обсудив подробности предстоящей поездки, офицеры разошлись. У них появилась надежда, и поэтому спирта в этот вечер было выпито меньше, чем рассчитывали. А тосты в основном поднимались за успех будущего дела. Как известно, за будущее не принято пить. Но что им ещё оставалось?..
Глава третья
Ходоки
(Мурманск, август 1998 года)
Дорога до Мурманска неблизкая. Потому выехали ранним утром.
За руль «ЗИЛа» посадили Женю Яровенко. С ним в кабине разместился майор Громов – на случай возможных эксцессов по дороге. Остальные «ходоки» – Лукашевич и Стуколин – забрались в кузов.
Быстро проехали Средний полуостров, связующий Рыбачий с материком.
– Ну вот мы и в Нижнем мире, – со смехом заметил Лукашевич.
По аналогии с принятой у шаманов Заполярья космологией, разделяющей вселенную на три мира: Верхний, Средний и Нижний – офицеры называли свой полуостров Верхним миром (ведь часть 461-13"бис" находится гораздо севернее любых других подразделений Кольского полуострова), Средний полуостров, как и полагается, – Средним, ну а материк соответственно – Нижним.
А вообще здесь были места, осенённые боевой славой. С Рыбачьего и Среднего контролировался вход в Кольский, Мотовской и Печенгский заливы. В июле 42-го года на полуостровах был отстроен Северный укрепрайон под командованием генерала-лейтенанта Кабанова. В 44-м, в ходе Петсамо-Киркенеской операции, отсюда был нанесён вспомогательный удар на Печенгу (которая в те годы называлась Петсамо). Отсюда на прорыв обороны, которую держал немецкий 19-й горнострелковый корпус, уходила морская пехота. Теперь о боевом прошлом полуострова напоминали бетонные полуразрушенные доты, треснувшие плиты, воронки, в которых летом стояла вода, а зимой – лёд.
Всю дальнейшую дорогу ехали молча. Брезентовый тент не спасал от утреннего холода, и оба лейтенанта сидели на лавках, нахохлившись и спрятав руки под мышками. Время от времени их ощутимо потряхивало – далеко не на всех участках шоссе отличалось ухоженностью.
В Мурманск прибыли к двум часам дня. Яровенко подогнал грязный с дороги грузовик к зданию городской администрации и без какого-либо смущения втиснул его между белоснежным лимузином и «шестисотым мерседесом» популярного в этом сезоне цвета «мокрый асфальт». Громов вылез из кабины и заглянул в кузов:
– Ну что, мужики, живы?
– Да как тебе сказать? – откликнулся Стуколин, потягиваясь до хруста в суставах.
Майор усмехнулся:
– Так и скажи.
– А что ты понимаешь под словом «жизнь»?
Громов погрозил Алексею пальцем:
– Не коси. Эзотерические теории – моё хобби.
Это было правдой. Командир части 461-13"бис" был известен не только своими подвигами на поприще военно-воздушных сил, благодаря чему сделал быструю карьёру, но и совершенно ребяческим увлечением, основанном на интересе к разного рода тайными учениями. Он на полном серьёзе изучал труды Кастанеды и Гурджиева, Штайнера и Блаватской,
собрал большую библиотеку, в которой можно было найти книги по истории тайных оккультных обществ, по буддизму, по суфийской традиции, по мифологиям древнего Востока и средневекового Запада. Кроме массивных фолиантов коллекционировал майор Громов и вырезки из сомнительных газет и журналов. Сообщениями о доморощенных колдунах и пророках он брезговал, но, например, информация об аномальных зонах и древних капищах всегда вызывала у него живейшее любопытство. Дело дошло до того, что однажды майор в положенный летний отпуск отправился не как все нормальные люди на юг, а, наоборот, пошёл с экспедицией на Ловозеро, что на Кольском полуострове, рассчитывая найти там развалины легендарной страны Гипербореи. Вернулся он через две недели – немало разочарованный, но увлечению своему не изменивший.
Во всём остальном Константин Громов, командир части 461-13"бис", был вполне здравомыслящим и где-то даже циничным человеком. А эта причуда… У кого их не бывает? Старые приятели относились к увлечению майора снисходительно и лишь иногда подтрунивали по поводу. Громов как мог отшучивался.
– Если живы, вылазьте, – сказал майор. – Это конечная остановка.
В этот момент к ним подкатился местный охранник, одетый в цивильное, но вполне быкообразный. От охранника сильно пахло мужским одеколоном неизвестной Громову марки.
– Значит так, парни, – начал он без предисловий, – свою рухлядь отсюда убрать, понятно?.. И если вы в администрацию, то сегодня уже поздно, понятно?..
«Ну-ну, – подумал Лукашевич, спрыгивая из кузова на асфальт, – гостеприимен Мурманск, нечего сказать».
Громов повернулся к охраннику. У того на груди имелся бедж – маленькая пластиковая карточка, посмотрев на которую любой желающий мог узнать, что перед ним никто иной, как Акимов Пётр Николаевич, служащий охраны.
– Вот что, Петя, – сказал Громов, – мы приехали по делу. По очень серьёзному делу. И не к тебе, а к губернатору. Так что, расслабься и дай пройти.
Охранник явно не привык к подобному обращению. Он даже сразу не нашёлся, что ответить. А когда ответил, голос его приобрёл отчётливо угрожающие интонации.
– Права качаем? – осведомился Пётр Николаевич. – Не много ли на себя берёшь, майор?
– Беру, сколько могу, – сказал Громов просто.
К компании присоединился Стуколин. Он выглядел невозмутимым, но потирал кулак. И Громов, и Лукашевич помнили, что когда Алексей Стуколин вот так с безразличным видом потирает кулак, – быть драке. А подраться Стуколин любил.
Охранник этого не знал, но численный перевес произвёл на него впечатление. Он отступил назад, вытащил из кармана радиотелефон ближней связи и скороговоркой забормотал в микрофон:
– Вторая стоянка. Три офицера и водитель. Возможно, вооружены.
– Чего ты мелешь? – Стуколину активность охранника не понравилась, и он начал потирать кулак заметно интенсивнее. – Нет у нас никакого оружия. Мы поговорить приехали.
Однако дело было сделано, и через четверть минуты у грузовика стало тесно. К уже присутствующим добавились: двое в гражданском, но с укороченными автоматами «АКС-74У», один милиционер при «макарове» в кобуре и в довершение – военный патруль, состоящий по мурманской традиции из мичмана и двух рядовых матросов, эти были вооружены штык-ножами.
Увидев, что дело пахнет жареным, сверхсрочник Женя Яровенко не стал отсиживаться за рулём, а полез из кабины, не забыв прихватить монтировку. Всё-таки он был отчаянный парень. И в результате стал единственным реально пострадавшим в этой истории. Охранники в гражданском, расценив появление бойца с монтировкой как акт агрессии, направленный против них лично, сработали быстро и вполне профессионально. Офицеры части 461-13"бис" не успели глазом моргнуть, а Яровенко уже лежал носом в землю, руки его были заломлены, а монтировка, звеня, отлетела под грузовик.
– Да всё уже, всё! – завыл Женя.
– Прекратите немедленно! – крикнул Громов, шагнув к охранникам.
В поясницу ему упёрся ствол.
– Стоять, майор, – сказал Пётр Николаевич. – Ещё движение и стреляю.
Офицеры замерли в нелепых позах. Разгром был полный.
«Посмотрел бы я на этих козлов, – подумал Лукашевич с ненавистью, – если бы мы сюда не на грузовичке и не в парадках, а на „бичах“
с боевой подвеской. Разбегались бы, небось, быстрее собственного визга».
Обстановку несколько разрядил мичман из патруля. Подойдя к Громову, он козырнул и сказал спокойным тихим голосом:
– Ваши документы, пожалуйста… А вы уберите оружие, – приказал он Петру Николаевичу.
Тот недовольно засопел: будут тут ещё всякие мичманы распоряжаться – но послушался, спрятал пистолет в подплечную кобуру. Вздохнув свободнее, Громов предъявил военный билет.
– Очень хорошо, товарищ майор, – сказал мичман, ознакомившись с документом. – Цель вашего визита в город?
– Пусть солдата освободят, – попросил Громов, кивая на скрученного Яровенко. – Он ни в чём не виновен.
Мичман, повернув голову, посмотрел на Женю и удерживающих его охранников:
– Отпустите сержанта.
Те, сами уже дошедшие до понимания всей нелепости происходящего, без возражения выполнили приказ. Матросы из патруля заулыбались, переглядываясь. Их мичман набирал очки. Лукашевич подумал, что сегодня вечером весь сторожевик (или на чём там они ещё плавают?) будет гудеть, обсуждая это нетипичное для заурядного патрульного выхода приключение. А уж какими подробностями инцидент обрастёт – страшно представить!
Выпущенный из захвата Яровенко поднялся на ноги. Тихо матерясь, стал отряхиваться.
– Итак, цель вашего визита?
– Мы прибыли для встречи с представителями администрации города, – сказал Громов.
– По приглашению?
– Нет. Но это срочное и конфиденциальное дело.
– Я же тебе сказал, сегодня поздно, – вставил словечко Пётр Николаевич.
Мичман, по всему, сочувствовал Громову и его офицерам. Однако не в его компетенции было решать такие вопросы, и, вернув военный билет, он сказал только:
– Всё в порядке, товарищ майор. У нас к вам никаких претензий.
– Так нам дадут встретиться с губернатором? – спросил Громов.
– Ага, размечтался, – охранник Пётр Николаевич после слов мичмана нисколько не подобрел.
Он чувствовал себя оскорблённым этими офицерами и не собирался уступать ни на йоту. В конце концов, он был здесь хозяин, царь и бог, а не эти нелепые вояки. Он должен был поставить их на место, преподать урок, чтобы неповадно им было, чтобы в следующий раз знали, чего они стоят на самом деле. Но, к счастью, охранник заблуждался. Он не был здесь хозяином. И это выяснилось сразу, как только на сцене появился хозяин настоящий.
– Что происходит?
Охранник Пётр Николаевич оглянулся, открыл рот и тут же закрыл его.
– Я спрашиваю, что происходит?
Перед офицерами части 461-13"бис" и охраной мурманской администрации стоял плотный и невысокий господин в хорошем костюме и с длинной сигарой в зубах. Для полноты картины не хватало только котелка, иначе получился бы вылитый «буржуин» – именно такой, какими изображали буржуинов на советских карикатурах 30-х годов. Однако вместо котелка господин имел обширную лысину.
– Извините, Лев Максимович, – промямлил охранник Пётр Николаевич, в один момент растеряв всю свою нахрапистость. – Эти офицеры… они…
– Да? Что «эти офицеры»?
– Мы хотели бы встретиться с губернатором Мурманска, – сказал быстро Громов, сообразивший, что такую возможность упускать нельзя: этот господин, кто бы он ни был, имеет здесь большой вес и явно заинтересован в том, чтобы разобраться в происходящем.
Лев Максимович тихо рассмеялся. Он вынул сигару изо рта и спросил, ткнув ей в сторону Громова:
– А вы знаете, что губернатора нет в городе?
– Я им говорил, Лев Максимович, но они… – собрался наконец с мыслями охранник.
– Да, да, – покивал Лев Максимович, – я видел,
каквы ему говорили.
Охранник вдруг быстро и густо покраснел. Это было настолько неожиданно, что Лукашевич едва сдержал смех. Стуколин снова потирал кулак, но вид теперь имел не безразличный, как в преддверии драки, а заинтересованный – как в преддверии мирного разрешения кризисной ситуации.
– Вам нужен именно губернатор? – Лев Максимович снова обратился к Громову.
– Желательно, – ответил майор. – Но если его нет в городе, мы, наверное, могли бы уладить дело с кем-нибудь из советников?
– Здравая мысль, – оценил Лев Максимович. – Что ж, идёмте. Я – советник губернатора Маканин.
Охранники расступились, и советник повёл офицеров к парадной лестнице, ведущей в здание мурманской администрации.
– Лев Максимович! – позвал охранник Пётр Николаевич. – Пусть они хоть грузовик свой вонючий уберут.
Казалось, он сейчас расплачется от обиды. Маканин приостановился и проникновенно спросил:
– Он вам мешает? – и не дожидаясь ответа, сказал: – Мне – нет.
Так, благодаря вмешательству господина советника, инцидент был полностью исчерпан.
Впоследствии майор Громов и его друзья много спорили по поводу того, насколько случайно было это вмешательство. Перебирались самые различные варианты: от чистого совпадения до заранее спланированного и срежиссированного спектакля. К единому мнению они так и не пришли. В реальности же, как и всегда, имела место «золотая середина», а еще точнее – импровизация. Лев Максимович Маканин импровизировал. И как показало дальнейшее развитие событий, его импровизация удалась.
Глава четвёртая
Советник
(Мурманск, август 1998 года)
– Проходите, – предложил Маканин, собственноручно распахивая дверь своего кабинета на третьем этаже здания городской администрации. – Устраивайтесь, как вам будет удобно.
Кивнув с достоинством, Константин Громов первым вошёл в кабинет. Как и любое другое помещение в этом здании, кабинет советника губернатора Маканина вызывал у стороннего посетителя самые противоречивые чувства. С одной стороны, он мог преисполниться гордостью за свою родную страну, которая наконец достигла такого уровня благосостояния, что даже в самом заурядном кабинете сделан евроремонт высочайшего качества, стоит дорогая офисная мебель и самая современная техника: компьютер, телефон, факс; с другой стороны – зная, какая нищета царит по долам и весям родной страны, этот посетитель мог затаить обиду (а то и преисполниться самой настоящей ненавистью) на тех, кто купается в роскоши в то время, как где-то от голода и холода умирают люди, а всё катится в тартарары. Впрочем, офицеры части 461-13"бис" к подобным контрастам давно привыкли, поэтому вид кабинета советника не произвёл на них какого-то особенного впечатления.
Поскрипывая ботинками, Громов прошёл по начищенному до блеска паркету к поставленному у стены кожаному дивану, плюхнулся на него и вытянул ноги. Остальные «ходоки» последовали его примеру: Лукашевич сел справа от майора, а Стуколин – слева. Присаживаясь на этот образчик финской деревообрабатывающей промышленности, Лукашевич с ухмылкой представил себе, как господин советник в перерыве на обед и дабы отдохнуть от трудов праведных по управлению городом раскладывает на диване длинноногую блондинистую секретутку, снимает штаны и… Тут старший лейтенант вспомнил, что в приёмной они были встречены не длинноногой блондинистой секретуткой, а очередным запакованным в тесное ему штатское бугаем, на карточке которого значилось, что он-то, бугай, и есть настоящий секретарь господина советника Маканина. На то, чтобы представить, как на этом диване господин советник раскладывает бугая из приёмной, у Лукашевича не хватило воображения.
Пропустив своих нежданных гостей в кабинет, Лев Максимович закрыл дверь и спросил, посмотрев на Громова:
– Что будете пить? Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?
Майор оглянулся на спутников. Те своих пожеланий не высказали, и тогда он ответил за всех:
– Три кофе, пожалуйста.
Маканин наклонился над письменным столом и ткнул кнопку селектора:
– Гриша, три чашки кофе для гостей, а мне – чаю с молоком. Если будут звонки, переадресовывай их, как обычно, – Кагарлицкому.
– Слушаюсь, Лев Максимович, – откликнулся бугай из приёмной.
Господин советник обошёл стол и, вздохнув, опустился в большое офисное кресло.
В ожидании напитков хозяин кабинета и гости молча рассматривали друг друга. Лукашевич вдруг подумал, что в позиции сидя советник Маканин напоминает не просто абстрактного «буржуина», а «буржуина» вполне конкретного – премьер-министра Уинстона Черчилля в период Второй Мировой войны: та же блестящая в свете ламп лысина, те же отвисающие бульдожьи щёки, тот же недобрый, но умный взгляд.
Через минуту в кабинете появился Гриша с подносом. Офицеры получили по миниатюрной чашечке с ароматным горячим кофе; Маканин же предпочёл чай в высоком стакане с подстаканником из тех, которые подаются в поездах дальнего следования. Когда Гриша, исполнив свои обязанности, удалился, Громов отпил кофе и спросил Маканина:
– А что, Лев Максимович, у вас в администрации всегда были армейские порядки? Или только теперь?
– Не понял вопроса, – господин советник нахмурился недоумённо. – Что вы имеете в виду?
– Вообще-то, я привык видеть в качестве секретарей симпатичных девушек, – пояснил свой вопрос майор. – А у вас – Гриша. С выправкой отставного военного.
Маканин улыбнулся – улыбка у него получилась скупая.
– Положение обязывает, – сказал он. – Ведь я – советник губернатора по вопросам безопасности.
Лукашевич мысленно присвистнул: вот так дела, это нам подфартило.
– Позвольте тогда спросить, – продолжал «светскую» беседу Громов, – вы имеете какое-то звание?
– Да, – не стал скрывать Маканин. – Я подполковник. Подполковник госбезопасности.
Лукашевич и Стуколин переглянулись. Громов же никак не выразил своих чувств. С задумчивым и несколько отстранённым видом он допивал свой кофе.
– Ещё вопросы? – Маканин выдержал паузу. – Ну что ж, будем считать, что вы меня знаете. Теперь я хотел бы познакомиться с вами. Кто вы и какая надобность привела вас к губернатору?
Громов в двух словах обрисовал ситуацию:
– Мы – офицеры войсковой части 461-13"бис", четвёртой эскадрильи авиаполка «Заполярье». Моя фамилия – Громов. Я командир части. Со мной – летающие офицеры Лукашевич и Стуколин. Мы прибыли в Мурманск, чтобы просить губернатора выделить средства на поддержание личного состава нашей части. Мы находимся в чрезвычайно бедственном положении, довольствие задерживается, и вскоре в части может начаться голод…
Господин советник, наклонив лысую голову, выслушал Громова. Потом помолчал, отхлебнул чаю и сказал так:
– Я не спрашиваю, обращались ли вы по своим инстанциям – наверняка, обращались. Я не спрашиваю, нет ли у вас других способов заработать себе на хлеб – наверняка таких способов нет. Меня в этой истории интересует другое. Вы понимаете, что, придя сюда, фактически выступаете в роли попрошаек?..
Стуколин хотел вскочить, но Громов, выставив руку, толкнул его на место. Лукашевич собрался было обидеться по примеру друга, но тут перехватил острый испытующий взгляд, с которым Маканин наблюдал за Громовым, и сообразил, что не для унижений привёл их сюда господин советник, и если бы дело ограничивалось только этим, то всё их знакомство с ним закончилось бы ещё внизу, на лестнице, пятнадцать минут назад.
– Да, – произнёс Громов недрогнувшим голосом, – мы это понимаем. Но кто сделал нас попрошайками? Кто довёл одну из самых сильных армий в мире до такого состояния, что её офицеры вынуждены побираться, лишь бы не умереть с голоду? Вы сказали, что имеете звание подполковника госбезопасности? Куда вы смотрели, подполковник, когда всяческие нувориши грабили армию и всю страну? Или вас это устраивало? Тогда к чему ваш пафос?
Маканин, не перебивая, выслушал и эту отповедь.
– Что ж, – подытожил он затем, – каков вопрос, таков и ответ. Спасибо, майор, за прямоту.
– Пожалуйста, – ответил Громов не без сарказма. – Всегда готов помочь.
– Я рад, товарищи офицеры, – продолжил Маканин как ни в чём не бывало, – что вы достаточно трезво оцениваете ситуацию. Это сейчас редкость. Большинство из тех, кто ещё вчера мог похвастаться высокими аналитическими способностями, в условиях кризиса совсем потеряли голову. Чего не скажешь о вас…
Лукашевич подумал, что вряд ли яростное высказывание Кости можно назвать «трезвой оценкой», однако заметил, что между майором и советником установилось некое взаимопонимание, словно эти двое знали какой-то секрет и вели беседу на основании этого знания. Потом Лукашевича осенило: «Да он же нас просто-напросто проверяет! Проверяет, насколько наши взгляды соответствуют его собственным… И мы… Кажется, мы выдержали проверку!»
По крайней мере, друг Костя выглядел вполне удовлетворённым.
– Что же касается вашей просьбы… – Маканин выдержал длинную паузу, в течение которой извлёк из стола сигару в золотистом футляре, вытащил её, с помощью специальной машинки обрезал кончики. – Что касается вашей просьбы, то сейчас, немедленно, я вряд ли чем-нибудь смогу вам помочь.
– Мы и не ждём немедленного ответа, – вставил словечко вежливый Громов. – Но настаиваем на том, чтобы этот вопрос был решён в самое ближайшее время.
– Я это понял, – сказал Маканин; он повозился с зажигалкой, раскуривая свою чудовищную сигару. – И мы решим его в самое ближайшее время. Однако вы должны помнить, что сейчас не только вам тяжело. Обвал рубля, приостановка банковских операций, ажиотаж на биржах ударили не только по нашим финансовым воротилам, но и по малоимущим слоям. Ситуация крайне сложная, администрация завалена просьбами, воззваниями, обращениями. Ваша проблема – лишь ещё одна в ряду многих. И не самая первоочерёдная.
– Но вы не должны забывать, что мы представляем боевую часть. Если у нас начнётся голод, я как командир части не могу гарантировать соблюдения воинской дисциплины, – Громов не давал себя ни запутать, ни разжалобить.
Маканин пыхнул сигарой.
– Да, – сказал он. – Голодная боевая часть – это не только ваша проблема. Это и наша проблема. Однако чтобы принять решение, администрация должна сначала убедиться в серьёзности вашего положения.
– Инспекция? – вскинулся Громов.
– Если это возможно…
– Возможно. И мы будем рады принять комиссию. Единственное ограничение – это допуск. Наша часть – это режимный объект.
Маканин покивал:
– Разумеется, все те, кто войдёт в комиссию, будут иметь соответствующий допуск.
– Тогда я не вижу никаких препятствий для проведения инспекции, – сказал Громов. – Когда вас ждать?
– Думаю, мы навестим вас… – советник полистал настольный календарь, – в пятницу. То есть через три дня. Устроит?
– Вполне.
Маканин вдруг улыбнулся:
– И не вздумайте газоны красить. Наводить «потёмкинскую деревню» не в ваших интересах.
– А у нас нет газонов, – с такой же широкой улыбкой отвечал ему Громов. – Только камень и мох.
На этом они закончили беседу и распрощались с советником Маканиным. Выходя из здания администрации и спускаясь уже по парадной лестнице, Лукашевич наконец-то собрался спросить у Громова:
– Ну и как ты считаешь, Костя, поможет он нам?
– Мне кажется, он ещё не решил…
– В каком смысле? – заволновался Стуколин, вполне уже удовлетворённый тем, чего в ходе переговоров с Маканиным удалось достигнуть.
– У меня сложилось впечатление, что этот Лев Максимович присматривался к нам, – пояснил свою мысль майор. – Может быть, у него есть какие-то идеи на наш счёт. Может быть, никаких идей у него нет. Не знаю. Но он явно хотел убедиться, что мы те люди, за которых себя выдаём…
