– Нет, – покачал головой Эпло. – Думаю, нет. Мы с ним поговорили.. о том, как опасно лазать по деревьям, особенно в джунглях.
– Благодарение Единому, – пробормотал Элиасон Девон тем временем уснул. Эпло увел эльфийского короля из гостевого дома.
– Мы с Элэйк взяли Девона на прогулку, – объясняла Грюндли внимательно слушающей толпе. – Я знаю, что ослушалась тебя, папа, – гномиха искоса взглянула на отца, – но Девон был таким несчастным, и мы подумали, что, может быть, он развеется..
– Хм! – фыркнул Ингвар. – Ладно, дочка. Мы потом обсудим, какого наказания ты заслуживаешь. А теперь рассказывай дальше.
– Мы с Грюндли хотели поговорить с Девоном, – сказала Элэйк. – А в поселке сейчас слишком много народу, и потому мы решили прогуляться по джунглям. Мы гуляли и разговаривали. Было жарко, всем хотелось пить, и тут я заметила сахарное дерево. Наверно, это я во всем виновата – я попросила Девона залезть на дерево…
– Он забрался почти на верхушку, – вставила Грюндли, драматически размахивая руками, – и вдруг поскользнулся, сорвался и попал прямо в путаницу лиан.
– И они захлестнулись у него вокруг шеи. Я… мы не знали, что делать! – Элэйк убедительно расширила глаза. – Я никак не могла снять его оттуда. Он был слишком высоко над землей. Мы с Грюндли побежали обратно в поселок за помощью. Первым нам попался Эпло. Он пошел с нами и выпутал Девона из лиан.
Элэйк посмотрела на Эпло, стоящего среди толпы. Ее глаза сияли.
– Он спас Девона, – тихо сказала она. – Он использовал свою магию. И исцелил его! Я сама это видела. Девон уже не дышал. Лиана затянулась у него на шее. Эпло взял Девона за руки, его знаки на коже засветились синим светом, и вдруг Девон открыл глаза и… и ожил.
– Это правда? – спросил у Эпло Думэйк.
– Она, преувеличивает. Она была слишком расстроена, – пожал плечами патрин – Парень вовсе не был мертв. Он и так пришел бы в себя.
– Я была расстроена, – улыбнулась Элэйк, – но я не преувеличиваю.
Все заговорили одновременно. Ингвар нехотя выбранил дочку за то, что она убежала. Делу заявила, что это была глупость – пытаться в одиночку взобраться на сахарное дерево: уж Элэйк-то должна была знать, что из этого может получиться. Элиасон сказал, что девочки правильно сделали, побежав за помощью, и надо благодарить Единого, что Эпло оказался там и предотвратил еще одно несчастье. у
– Единый! – набросилась Грюндли на пораженного эльфийского короля. – Да, сперва вы благодарите Единого, который послал к нам этого человека, – ее палец уткнулся в Эпло, – а потом выбрасываете в море остальные. Его дары!
Все вокруг замолчали, глядя на гномиху
– Дочка – строго начал Ингвар.
– Тихо! – перебила Хильда, наступив мужу на ногу. – Ребенок дело говорит
– Так почему вы хотите отвергнуть эти благодеяния? – Грюндли обвела окружающих взглядом. – Потому, что вы не понимаете их и оттого боитесь, – язвительный взгляд в сторону гномов, – или потому, что за них надо бороться? – Теперь ее гнев обрушился на эльфов
– Ну что ж, мы сделали выбор – Элэйк, Девон и я Мы с Эпло возьмем солнечный охотник и поплывем на Сурунан – даже если нам придется плыть одним.
– Нет, Грюндли, не придется, – твердо сказал Хартмут и встал рядом. – Я поплыву с тобой
– Мы поплывем! – раздались крики среди молодых охотников.
– Мы тоже! – подхватили молодые эльфы. Грюндли и Элэйк переглянулись, потом Грюндли повернулась к родителям
– Что ты затеяла, дочь? – сурово спросил Ингвар. – Мятеж против отца?
– Извини, отец, – краснея, ответила Грюндли – Но я действительно верю, что так будет лучше. Ты же не допустишь, чтобы наш народ вымерз… или люди.
– Конечно, не допустит, – сказала Хильда. – Подтверди, Ингвар. Прекрати упрямиться. Ты же сам искал выхода. Наша дочь указала его. Хочешь ли ты им воспользоваться?
Ингвар взъерошил бороду.
– Не вижу другого выхода, – сказал он, стараясь скрыть свою радость за показным недовольством. – Если я не остерегусь, эта девица поднимет против меня мою же армию.
Он заворчал и потопал прочь. Грюндли с беспокойством поглядела ему вслед.
– Не волнуйся, дочка, – с улыбкой сказала Хильда. – На самом деле он гордится тобой
И действительно, Ингвар поминутно останавливался, чтобы сообщить окружающим: «Ну и дочка у меня!»
– Мой народ тоже поплывет, – Элиасон наклонился и крепко поцеловал гномиху. – Спасибо тебе, дочка, – ты помогла нам понять, как глупо мы себя вели. Наверное, тебя вел Единый. – На глазах у эльфа выступили слезы. – А теперь я должен вернуться к Девону И Элиасон поспешно ушел.
Грюндли впервые ощутила, что такое власть. Похоже, она показалась гномихе слаще сахарного сока и вскружила ей голову сильнее гномьего эля. Она осмотрелась и увидела Эпло, который стоял в тени и молча наблюдал за происходящим.
– Получилось! – крикнула она, бросаясь к патрину – Получилось! Я сказала то, что ты говорил мне! Они поплывут! Все!
Эпло молчал, и лицо его было непроницаемо-мрачным
– Ты этого хотел, так ведь? – раздраженно потребовала ответа Грюндли – Этого?
– Да, конечно. Именно этого я и хотел, – ответил Эпло.
– Как хорошо! – подбежала к нему Элэйк. – Теперь мы все вместе поплывем навстречу новой жизни!
К ним подскочили два человека, посадили гномиху на плечи и потащили. Элэйк принялась танцевать. Сама собой возникла процессия. Голоса людей смешались с пением эльфов и басовитым гудением гномов «Поплывем навстречу новой жизни».
Навстречу смерти,
Эпло резко повернулся и нырнул во тьму, подальше от света костров и от всеобщего ликования.
Глава 23. СУРУНАН. ЧЕЛЕСТРА
Дело Альфреда разбирали долго, и его не стали держать все это время в библиотеке. Совет собирался по этому поводу несколько раз: по-видимому, члены Совета никак не могли прийти к единому решению. Альфреду было позволено покинуть библиотеку и вернуться домой. Он был посажен под домашний арест до тех пор, пока Совет не решит, что с ним делать
Членам Совета было запрещено обсуждать происходящее на заседаниях, но Альфред был убежден, что в его защиту выступала одна лишь Ола. Эта мысль согревала Альфреда до тех пор, пока он не сообразил, что теперь стена, разделяющая мужа и жену, стала еще выше и прочнее. Ола вела себя сдержанно и спокойно. Ее муж был полон холодной ярости. Они почти не разговаривали друг с другом. Альфред все яснее понимал, что ему нельзя больше здесь оставаться. Он хотел только извиниться перед Советом, когда его приведут туда.
– Нет необходимости держать меня под замком, – сказал Альфред охранявшему его Раму – Я даю вам слово сартана, что не буду пытаться бежать. Я прошу вас только об одном одолжении. Не могли бы вы проследить, чтобы собаку выводили на прогулку?
– Думаю, мы можем пойти на это, – неприветливо сказал Самах сыну, который передал ему просьбу Альфреда.
– А почему бы просто не отделаться от животного? – безразлично спросил Раму.
– Потому что у меня есть один план, – ответил Самах. – Пожалуй, я попрошу твою мать выгуливать животное. – Они с сыном многозначительно переглянулись.
Но Ола отказалась выполнить просьбу мужа.
– Пускай с животным гуляет Раму. Я не желаю иметь с ним дела.
– У Раму теперь своя жизнь, – строго напомнил ей муж. – У него своя семья и свои обязанности. А за этого Альфреда и era собаку отвечаем мы. Можешь поблагодарить за этот себя.
Ола услышала в голосе мужа упрек и почувствовала угрызения совести. Хватит и того, что она снова подвела мужа, втянув Совет в эти споры.
– Хорошо, я буду гулять с животным, – холодно согласилась она.
На следующее утро Ола пришла к Альфреду, приготовившись к выполнению неприятной задачи. Она держалась холодно и отстранение. Не важно, что на Совете она выступала в защиту Альфреда. Она в нем разочаровалась. Ола резко постучала в дверь
– Войдите, – коротко ответили ей
Альфред даже не поинтересовался, кто там, – возможно, он считал, что не имеет права спрашивать об этом Ола вошла.
Увидев Олу, стоявший у окна Альфред вспыхнул и нерешительно шагнул к ней. Ола предостерегающе вскинула руку.
– Я пришла за собакой. Полагаю, животное пойдет со мной? – Она с сомнением посмотрела на пса.
– Н-наверное, да, – сказал Альфред. – Х-хороший песик. Иди с Олой. – И, к немалому его удивлению, пес действительно пошел. – Позвольте поблагодарить…
Ола повернулась и вышла из комнаты, тщательно закрыв за собой дверь.
Она вывела пса в сад. Сама села на скамью и выжидательно посмотрела на собаку.
– Ну давай, гуляй, – раздраженно сказала Ола, – или что там тебе еще нужно.
Пес пару раз обежал сад, потом вернулся, положил голову Оле на колени и уставился ей в лицо влажными глазами.
Подобная непосредственность привела Олу в замешательство. Она чувствовала себя неудобно от того, что пес был так близко. Ей захотелось поскорее уйти отсюда, и она едва подавила в себе порыв вскочить и убежать. Но она не была уверена, как к этому отнесется пес. Ей смутно припомнилось, что вроде бы резкие движения могут подтолкнуть животное к нападению.
Ола очень осторожно опустила руку и погладила пса по голове.
– Ну, ступай, – сказала она, словно обращаясь к надоедливому ребенку. – Хорошая собака.
Ола с облегчением вздохнула, когда пес наконец убрал голову с ее колена, но ощущение шерсти под рукой оказалось неожиданно приятным. Живое тепло под ее пальцами особенно сильно чувствовалось по сравнению с холодным мрамором скамьи, на которой она сидела. И когда она еще раз погладила пса, он вильнул хвостом, и его ласковые карие глаза потеплели.
Оле внезапно стало жаль пса.
– Тебе одиноко, – сказала она, поглаживая мягкие шелковистые уши. – Наверное, ты скучаешь по своему хозяину-патрину. Правда, у тебя есть Альфред, но он ведь не совсем твой, так ведь? Да, – со вздохом добавила Ола, – он действительно не твой.
Да и не мой. Так почему же я беспокоюсь о нем? Он ничего для меня не значит, не должен значить. – Ола тихонько присела, поглаживая собаку – своего терпеливого и внимательного слушателя, заставившего ее открыться больше, чем ей хотелось бы.
– Я боюсь за него, – прошептала она, и рука, лежавшая на голове пса, вздрогнула. – Ну почему он повел себя так глупо? Почему ему было не оставить все как есть? Почему он не похож на других? Нет, – тихо добавила она, – не похож. Пускай лучше он не будет похож на других.
Обхватив руками голову пса, Ола заглянула в умные, все понимающие собачьи глаза.
– Ты должен предостеречь его. Вели ему забыть все, что он прочел, – оно того не стоит.
– Я вижу, тебе начинает нравиться это животное, – осуждающе сказал Самах.
Ола вскочила и поспешно отдернула руки. Пес недовольно заворчал. С достоинством выпрямившись, она отодвинула пса и попыталась стряхнуть слюни с одежды. «
– Мне жаль его, – сказала она.
– Тебе жаль его хозяина, – возразил Самах.
– Да, это так, – тем же тоном ответила Ола. – Что, это дурно?
Советник мрачно взглянул на жену, затем внезапно расслабился. Он устало покачал головой.
– Нет, жена. Это похвально. Я сам виноват. Я не сдержался…
Ола все еще чувствовала себя обиженной и потому держалась отстранено. Муж холодно поклонился ей и повернулся, чтобы уйти. Ола вдруг заметила, как он устал. Ее захлестнуло чувство вины. Альфред не прав, и не стоит его оправдывать. Самах нес на себе груз бесчисленных проблем. Их народу угрожала опасность, серьезная опасность со стороны змеев-драконов, а теперь еще и это…
– Мне очень жаль, супруг мой, – с раскаянием сказала Ола. – Прости, что я увеличиваю твою ношу, вместо того чтобы помочь нести ее.
Ола подошла к мужу и нежно обняла его. Ей захотелось, чтобы Самах взял ее за руки и не отпускал. Она нуждалась в его силе и хотела поделиться с ним своей.
– Муж мой, – прошептала Ола и прижалась к нему.
Самах отстранился. Он взял ее руки и сухо коснулся губами кончиков пальцев.
– Мне не за что прощать тебя. Ты была права, защищая этого человека. На нас обоих просто сказывается напряжение.
Он выпустил ее руки.
Ола попыталась удержать его, но Самах сделал вид, что не замечает этого.
Ола тихо опустила руки. Обнаружив, что пес жмется к ее ногам, Ола рассеянно почесала его за ухом.
– Напряжение. Да, пожалуй, так. – Она тяжело вздохнула. – Ты сегодня рано ушел из дома. Есть ли какие-нибудь новости о меншах?
– Есть, – Самах окинул взглядом сад, явно избегая смотреть на жену. – Дельфины сообщили, что змеи-драконы восстановили флот меншей. А сами менши собрались и решили плыть сюда. Видимо, они намерены начать войну.
– Не может быть… – начала было Ола.
– Конечно же, они собираются напасть на нас, – нетерпеливо перебил ее Самах. – Это же менши. Их история полна кровопролитий. Разве они когда-нибудь пробовали решать споры иначе, чем мечом?
– Но, возможно, они изменились…
– Их ведет патрин. И с ними змеи-драконы. Ну и каковы же, по-твоему, их намерения?
Ола предпочла не заметить сквозившей в его словах насмешки.
– И что же ты решил?
– У меня есть один план. Я собираюсь обсудить его с Советом, – добавил он, то ли неосознанно, то ли намеренно подчеркнув последнее слово.
Ола вспыхнула, но промолчала. Были времена, когда муж обсуждал свои планы прежде всего с ней. Но это было давно, еще до Разделения.
Ола все старалась понять, что произошло между ними. «Что же я сказала? Что сделала? И что нужно сделать, чтобы все стало по-прежнему?» – ломала она голову.
– На этом же заседании Совета мы должны окончательно решить судьбу твоего «друга», – добавил Самах Опять насмешка. Ола похолодела и невольно притянула к себе собаку.
– Как ты думаешь, что его ждет? – спросила Ола, стараясь казаться безразличной:.
– Решать будет Совет. Я могу только высказать свои пожелания. – Самах повернулся, чтобы уйти.
Ола тронула его за руку. Она почувствовала, как муж вздрогнул и отстранился. Но когда он обернулся, выражение его лица было приветливым и терпеливым. Возможно, ей просто померещилось.
– Что такое?
– С ним не поступят… как с остальными? – содрогнулась Ола.
Глаза Самаха сузились.
– Это будет решать Совет.
– Тогда, давным-давно, мы были не правы, – решительно сказала Ола. – Мы были не правы.
– Не собираешься ли ты выступить прогив меня? Против решения Совета? Или, возможно, ты уже выступила против?
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ола, непонимающе глядя на него.
– Не все высланные достигли места назначения. Они могли избежать своей судьбы только в том случае, если знали об этом заранее. А предупредить их мог только кто-то из членов Совета…
Ола напряглась.
– Как ты смеешь…
– У меня нет времени, – резко оборвал ее Самах. – Заседание начинается через час. Я убедительно прошу тебя вернуть эту тварь владельцу и передать Альфреду, чтобы он приготовился к защите. У него, без сомнения, будет возможность высказаться.
Самах покинул сад и направился к зданию Совета. Встревоженная и озадаченная, Ола смотрела ему вслед. Она увидела, как к Самаху присоединился Раму, и они принялись о чем-то серьезно разговаривать.
– Пойдем, – со вздохом сказала она и повела собаку обратно к Альфреду.
Ола решительно вошла в зал Совета. Она была готова сражаться так, как сражалась лишь однажды в жизни. Терять ей было нечего. Самах почти убедил ее в том, что она разделяет вину Альфреда.
«Что удержало меня тогда?» – спрашивала себя Ола. Она знала ответ, но стыдилась признаться себе в этом.
Любовь Самаха. Последняя отчаянная попытка сохранить то, чего на самом деле никогда не было.
«Я цеплялась за ускользающую любовь и предала свой народ. Теперь я буду сражаться. Теперь я буду открыто противостоять ему».
Ола была совершенно уверена, что ей удастся восстановить остальных сартанов против Самаха. Ей казалось, что некоторые из них сомневались в правильности своих поступков. Если бы ей только удалось преодолеть их страх перед будущим…
Члены Совета заняли свои места за длинным мраморным столом. Когда все собрались, вошел Самах и сел в центре.
Ола приготовилась увидеть строгого, неумолимого судью и была очень удивлена, обнаружив, что Самах держится раскованно и словно радуется чему-то. Он улыбнулся ей, словно извиняясь, и пожал плечами.
– Я сожалею о своих словах, жена, – шепнул он, наклонившись к ней. – Я был не в себе. Я говорил, не подумав. Прости меня.
Он ждал ее ответа с некоторым беспокойством.
Ола нерешительно улыбнулась.
– Я принимаю твои извинения, муж мой.
Его улыбка стала шире. Он похлопал ее поруке, как бы говоря: «Не беспокойся, дорогая. С твоим дружком все будет в порядке».
Оле только и оставалось, что сидеть на своем месте и удивляться.
Вошел Альфред, за ним по пятам трусил пес. Альфред снова встал перед Советом. Ола невольно подумала, каким жалким выглядит Альфред – худой, сутулый бедолага. Она пожалела, что вовремя не убедила Альфреда сменить меншскую одежду, явно раздражавшую членов Совета.
Утром Ола привела собаку и сразу ушла, хотя Альфред пытался задержать ее: рядом с ним она чувствовала себя неловко. Его ясные, все понимающие паза проникали ей в душу с той же легкостью, с какой сам Альфред некогда проник в библиотеку. Но Ола не была готова к тому, что Альфред узнает о ней правду. Она и сама боялась этой правды.
– Альфред Монбанк, – Самах поморщится, произнося меншское имя, но он уже давно отказался от попыток убедить Альфреда открыть свое истинное имя, – Совет выдвигает против вас два серьезных обвинения. Во-первых, вы преднамеренно проникли в библиотеку, несмотря на то что на дверь были наложены запрещающие руны. Это проступок вы совершили дважды. – Альфред хотел что-то сказать, но Самах продолжал:
– В первый раз вы объяснили свое вторжение случайностью. Вы утверждали, что вас заинтересовало само здание и что, подойдя к двери, вы… э-э… споткнулись и упали через порог. Когда вы оказались внутри, дверь захлопнулась. Вы не смогли открыть ее и в поисках другого выхода вошли в библиотеку. Я правильно изложил ваши показания?
– Совершенно верно, – ответил Альфред.
Альфред сидел, стиснув руки. Он не осмеливался смотреть в лицо членам Совета и лишь изредка поднимал глаза. Ола с ужасом подумала, что он являет собой воплощение вины.
– На первый раз мы приняли это объяснение. Вам объяснили, почему библиотека закрыта для посетителей, и мы полагали, что нам больше не придется возвращаться к этому вопросу. Но меньше чем через неделю вас снова обнаружили в библиотеке. Отсюда проистекает второе, более серьезное обвинение. На этот раз вы проникли в библиотеку преднамеренно, причем таким способом, который показывет, что вы боялись быть задержанным. Это так?
– Да, – печально сказал Альфред. – Боюсь, что так Я очень сожалею, что доставил вам столько беспокойства, в то время как у вас довольно гораздо более серьезных забот.
Самах откинулся в кресле, вздохнул и провел рукой по глазам. Ола в безмолвном удивлении посмотрела на мужа. Он вовсе не был суровым судьей. Сейчас Самах напоминал усталого отца, вынужденного наказать горячо любимого, хотя и безответственного ребенка
– Не скажете ли вы нам, брат, почему вы нарушили наш запрет?
– Можно, я немного расскажу о себе? – спросил Альфред – Тогда вам будет легче понять…
– Пожалуйста, рассказывайте. Вы имеете право говорить все, что пожелаете
– Благодарю вас, – слабо улыбнулся Альфред. – Я был одним из последних детей, родившихся у сартанов Ариануса. Это произошло через много веков после Разделения и после того, как вы ушли в Сон. Дела на Арианусе шли неважно. Нас становилось все меньше. Взрослые умирали по неизвестным причинам, а дети не рождались. Тогда мы не знали, чем это вызвано, хотя теперь я это знаю
, – тихо, почти что сам себе сказал Альфред. – Но мы собрались здесь не за этим.
Жизнь сартанов на Арианусе была очень трудной. Дел было очень много а людей не хватало. А численность меншей тем временем росла. Они совершенствовались в магическом искусстве и в механике. Их стало слишком много, и мы уже не могли удержать их под контролем. Я думаю, в этом и была наша ошибка. Мы были уверены в своей мудрости и не желали слушать советов. Мы хотели управлять всем. А когда мы уже не могли управлять меншами, мы оставили их и скрылись в свои подземные убежища. Мы боялись.
Наш Совет решил, что, поскольку нас осталось так мало, следует погрузить нескольких молодых людей в анабиоз, с тем чтобы через некоторое время они вернулись к жизни. Мы надеялись, что когда-нибудь дела пойдут лучше. Видите ли, мы были убеждены, что к тому времени сумеем связаться с остальными тремя мирами.
Многие из нас добровольно вошли в хрустальные ниши. Одним из них был я. Я с радостью покинул этот мир, – тихо сказал Альфред. – К несчастью, я оказался единственным проснувшимся.
При этих словах Самах, который до этого, казалось, слушал вполуха, со скучающим видом, выпрямился и нахмурился. Остальные члены Совета зашептались Ола увидела на лице Альфреда боль и горечь одиночества, и сердце ее наполнилось жалостью и сочувствием
– Когда я проснулся, то обнаружил, что все мои братья и сестры мертвы. Я остался один в мире меншей. И мне было страшно, очень страшно. Я боялся, что менши обнаружат, кто я такой, и попытаются использовать мои магические способности в своих честолюбивых целях.
Сперва я прятался от них. Не знаю, сколько лет я провел в подземельях, где так долго скрывались сартаны. Но изредка я наведывался в верхний мир, к меншам, и не мог не замечать, какие ужасные вещи там творились. Я вдруг понял, что хочу помочь им. Я знал, что могу помочь, и мне пришло в голову, что ведь нам, сартанам, и полагалось помогать меншам. Я подумал, что с моей стороны эгоистично прятаться, если я могу хотя бы немного улучшить положение дел. Но вместо этого я только все испортил
.
Самах беспокойно шевельнулся.
– Ваша история воистину трагична, брат, и мы скорбим о гибели наших сородичей на Ариаиусе, но большую часть этого мы уже знаем, и я не вижу…
– Пожалуйста, Самах, потерпите немного, – сказал Альфред с тихим достоинством, которое, по мнению Олы, очень ему подходило. – Все это время, проведенное среди меншей, я тосковал по своему народу. И я понял, к своему великому сожалению, что принимал своих сородичей как нечто само собой разумеющееся. Я уделял слишком мало внимания прошлому сартанов, никогда не задавал вопросов и не интересовался им по-настоящему. Я осознал, что слишком мало знаю о Разделении и о том, что значит быть сартаном. Так росло мое стремление к знаниям. Оно и сейчас со мной.
Альфред с мольбой взглянул на членов Совета.
– Неужели вы не понимаете? Я хочу знать, кто я такой. Почему я здесь. Что мне предназначено.
– Это вопросы меншей, – с упреком сказал Самах. – Сартану не подобает задавать их. Сартан знает, зачем он живет. Он знает свою цель и действует в соответствии с ней.
– Несомненно, если бы я не был столько времени предоставлен сам себе, мне не пришлось бы задавать подобные вопросы, – ответил Альфред. – Но мне не к кому было обратиться. – Альфред больше не выглядел так, словно был придавлен благоговейным страхом. В этот момент он был силен сознанием своей правоты. – И из того, что я прочел, мне кажется, что эти вопросы задавали и до меня и что ответы были найдены.
Некоторые члены Совета встревоженно переглянулись, и затем все взгляды обратились к Самаху.
Самах выглядел серьезным и опечаленном, но не сердитым.
– Теперь я лучше понимаю вас, браг. Жаль, что вы не доверились нам раньше.
Альфред покраснел, но не опустил глаз. Он твердо и внимательно смотрел на Самаха тем ясным взглядом, который лишал Олу покоя.
– Позвольте описать вам наш мир, – сказал Советник, наклонившись вперед и положив руки на стол. – Он назывался Землей. Некогда, много тысячелетий назад, им управляли одни лишь люди. Они развязали ужасную разрушительную войну – это вполне соответствовало их характеру. Война не уничтожила мир, как многие боялись, но она необратимо изменила его. Говорят, что в дыму и пламени той катастрофы родились новые расы. Но я сомневаюсь в этом. Мне кажется, эти расы существовали всегда, но предпочитали держаться в тени до тех пор, пока не пришло их время.
Предполагается, что тогда же в мире появилась магия, хотя всем известно, что эта древняя сила существует с начала времен. Она тоже ждала своего часа.
В том мире было множество религий, некоторые из них просуществовали века. Менши были рады возможности свалить все свои промахи и неудачи на некое Высшее Существо. Подобных существ было много. Они были незримы, капризны и требовали безоговорочной веры. Неудивительно, что, когда сартаны пришли к власти, менши с радостью перенесли свою веру на нас, существ из плоти и крови, которые дали им разумные и справедливые законы.
И все бы было хорошо, если бы в то же время не вошли в силу наши противники, патрины
. Менши были сбиты с толку, и многие из них последовали за патринами. Патрины подчиняли их силой либо подкупали богатствами, отнятыми у других.
Мы вступили в борьбу с нашими врагами, но бороться с ними было нелегко. Патрины ловки и хитры. Например, патрин никогда в открытую не займет престол. Они оставляют это меншам. Но можете быть уверены, что они займут все должности «советников».
– Но ведь из того, что я прочел, – робко вставил Альфред, – следует, что сартаны тоже часто занимали эти должности.
Самах нахмурился.
– Но мы действительно были советниками! Мы предлагали меншам свои советы и мудрое руководство Мы не пытались захватывать троны и превращать меншей в марионеток. Мы стремились учить и направлять меншей.
– А если менши не следовали вашим советам, – тихо спросил Альфред взглянул на Самаха, – то вы наказывали их, да?
– Родители должны наказывать детей, которые ведут себя глупо и неосторожно. Мы помогали меншам увидеть свои ошибки. Иначе как бы они смогли учиться?
– А как же свобода воли? – в порыве чувств Альфред шагнул навстречу Самаху. – Свобода учиться самому и самостоятельно делать выбор? Кто дал нам право распоряжаться чужими судьбами?
Сейчас Альфред выглядел искренним и убежденным. Движения его были легки и изящны. Ола слушала его с тревогой. Он осмелился вслух произнести те вопросы, которые она часто задавала себе.
Во время этой страстной речи Советник хранил холодное молчание. Он позволил словам Альфреда повиснуть в напряженной тишине, потом ответил с обдуманным спокойствием.
– Но, брат, может ли дитя развиваться самостоятельно? Нет. Оно нуждается в родителях, которые кормили бы его, учили и направляли.
– Менши нам не дети! – сердито бросил Альфред. – А мы им не творцы! Не мы приведи их в этот мир. Мы не имеем права управлять их жизнью
– Мы и не пытались управлять ими! – Самах встал. Было похоже, что сейчас Советник грохнет кулаком по столу, но он сдержался. – Мы позволили им действовать самостоятельно. И их деяния нередко вызывали у нас глубокое сожаление. Патрины – вот кто действительно стремился управлять меншами. И если бы не мы, им бы это удалось!
Накануне Разделения мощь наших врагов необычайно возросла. Все больше правительств подпадало под их влияние. Повсюду шли войны: раса против расы, народ против народа, бедняки рвали глотки богатым. Худших времен этот мир еще не знал.
И тут-то патрины обнаружили наше уязвимое место. При помощи подлого обмана и своей магии они убедили некоторых наших собратьев, что Высшая Сила, которой перестали поклоняться даже менши, действительно существует?
Альфред попытался что-то сказать.
Самах вскинул руку.
– Позвольте, я продолжу! – Он на мгновение замолчал и прижал пальцы ко лбу, словно у него болела голова. Лицо его было мрачным и усталым. Он вздохнул и сел, глядя на Альфреда. – Я не виню тех, кто поддался на эти уловки, брат. Кому из нас не хотелось приклонить голову к груди Того, кто мудрее и сильнее нас, переложить всю ответственность на плечи Всемогущего и Всезнающего? Но раньше или позже приходится вернуться к действительности.
– И какой же была ваша действительность? Поправьте меня, если я ошибусь. – Альфред смотрел на Самаха с жалостью, голос его звучал тихо и печально. – Мощь патринов росла. Сартаны были разобщены. Некоторые из них начали отрицать свою «божественную» сущность. Они были готовы поступать в соответствии со своими новыми взглядами. И менши могли последовать за ними. Вы могли вот-вот потерять все, что у вас было.
– Вы не ошибаетесь, – прошептала Ола. Она скорее почувствовала, чем увидела гневный взгляд Самаха. Но она смотрела на Альфреда.
– Вам простительно говорить так, брат, – произнес Самах. – Вы не были там и не можете этого понять.
– Нет, я понимаю, – ясно и твердо сказал Альфред и гордо выпрямился. В этот момент он казался Оле прекрасным. – После стольких лет я наконец-то понял. Кого вы боялись на самом деле?
Его взгляд скользнул по лицам членов Совета.
– Патринов? Или вы боялись признать, что вы не выше презираемых вами меншей, что не вы двигаете вселенной? Этого вы боялись? Может быть, вы уничтожили мир лишь потому, что надеялись вместе с ним уничтожить правду?
Слова Альфреда отчетливо прозвучали в притихшем зале.
Ола затаила дыхание. Раму с потемневшим от сдерживаемой ярости лицом вопросительно смотрел на отца, словно спрашивая позволения что-то сказать или сделать. Пес, дремавший у ног Альфреда, неожиданно сел и огляделся, чувствуя угрозу.
Самах шевельнул рукой, и Раму неохотно вернулся на свое место. Остальные члены Совета смотрели то на Самаха, то на Альфреда и качали головами.
Самах молча глядел на Альфреда.
Напряжение возрастало.
Альфред заморгал, словно внезапно осознав, что наговорил. Он поник; вновь обретенная сила быстро покидала его.
– Прошу прощения… Я не хотел… – Альфред попятился и споткнулся о собаку.
Самах резко поднялся, вышел из-за стола и встал перед Альфредом. Пес зарычал и оскалился. Альфред с несчастным видом шикнул на пса.
