Седьмые Врата

      Лазар не ответил: призрак выскользнул из тела и начал беспокойно парить около него.
      Альфред сделал глубокий вдох, его былая уверенность быстро испарялась.
      – Что случится, если мы потерпим неудачу?
      Повторив слова Эпло, Альфред прислонил руки к стене, начиная напевать руны. Под его пальцами камень раздался в стороны. Руны, излучающие голубое свечение, окаймляли проем, ведущий не во тьму, как было во время их прошлого визита в Чертог Проклятых, но к свету.
 
      Седьмые Врата представляли собой комнату с семью мраморными стенами и куполообразным потолком. Шар, свисающий с потолка, излучал ровный белый свет. Как и обещал Джонатан, мертвых тел, ранее устилавших пол, уже не было. Но слова предупреждения оставались начертанными на стене:
      «Каждый, кто войдет в этот чертог, неся зло, увидит, как зло обратится против него самого».
      Альфред переступил через порог. Он вновь почувствовал то обволакивающее, любящее тепло, которое он ощутил во время своего первого визита в Чертог. Чувство комфорта и спокойствия подействовали как бальзам на его встревоженную душу. Он приблизился к продолговатому столу, вырезанному из белого дерева, которое явно было из древнего, еще неразделенного мира.
      Джонатан тоже подошел и встал рядом. Если бы Альфред внимательно присмотрелся к лазару, он мог бы заметить перемены, которые произошли с ним, как только тот вошел в комнату. Призрак оставался вне тела, но уже не извивался, стараясь навсегда покинуть его. Недавно расплывчатый и бесформенный образ теперь превратился в мерцающее, но достаточно четкое, изображение герцога, каким Альфред увидел его впервые: молодым и жизнерадостным. Тело, казалось, стало просто тенью души.
      Альфред, однако, ничего этого не заметил. Он уставился на руны, нацарапанные на столе, смотря так, словно он был под гипнозом и не мог оторвать взгляд. Он подходил все ближе и ближе.
      Хуго Длань стоял в дверном проеме, с благоговением рассматривая комнату, но не испытывал особого желания переступить порог.
      Собака подтолкнула Хуго вперед и подбадривающе завиляла хвостом.
      Хмурое выражение сошло с его лица. Он улыбнулся.
      – Ну, если ты просишь, – обратился он к животному и вошел внутрь. Оглядываясь по сторонам, присматриваясь ко всему, он подошел к белому столу и, положив на него свои руки, начал лениво водить пальцами по рунам.
      Пес вбежал в комнату… и исчез.
      Дверь в Седьмые Врата мгновенно закрылась.
      Альфред не замечал Хуго. Альфред не видел, как исчез пес. Он не слышал того, как закрылась дверь. Он просто стоял у стола. Протянув вперед руки, он аккуратно поместил свои пальцы на белое дерево…
 
      – Мы собрались сегодня здесь, Братья… – сказал Самах со своего места во главе стола, – … чтобы разделить мир.

Глава 25. СЕДЬМЫЕ ВРАТА

      Чертог, известный как Седьмые врата, был заполнен сартанами. Совет Семи расположился вокруг стола, все остальные стояли. Альфреда оттеснили к стене, он очутился рядом с одной из семи дверей. Сами двери и семь квадратов на полу перед каждой из них были оставлены открытыми.
      Лица окружающих были напряжены, бледны, измучены. Альфред подумал, что все происходящее более всего похоже на отражение в зеркале. Он внимательно наблюдал за событиями, стремясь почувствовать всеобщее настроение. Самах время от времени бросал взгляд на каждого, кто осмелился переместиться на другое место, его вид недвусмысленно указывал на то, кто здесь главный. Суровый и неумолимый, он выглядел внушающей ужас силой, скрепляющей воедино всё и вся.
      Если онбудет действовать нерешительно, их покой и привычный миропорядок рассыплются подобно куску заплесневелого сыра.
      Альфред переступил с ноги на ногу, стараясь облегчить телесный дискомфорт, возникший от стояния в одной позе долгое время. Он не страдал боязнью замкнутых пространств, но напряжение, страх, настроение толпы создавали ощущение, что стены сомкнулись над ним. Стало тяжело дышать. Комната внезапно показалась наполненной вакуумом.
      Он начал протискиваться прочь от стены, чтобы пропустить стоящих сзади. Он был поражен безумным зрелищем разрушающихся мраморных блоков, внутрь хлынул свежий воздух, его окружило безбрежное пространство голубого неба. Альфреду безумно хотелось убежать отсюда, не видеть больше никогда Самаха и Советников, скрыться в мире вместо того, что быть против мира.
      – Братья. – Саамах потупил взор. Под сводами зала зазвучали завершающие слова Главы Совета Семи. – Время настало. Будьте готовы использовать всю свою магию.
      Сейчас Альфред мог разглядеть Олу. Она была бледной, но собранной. Он знал о ее нежелании, знал, как неистово она боролась за свое мнение. Она смогла. Она была женой Самаха. Он никогда бы не бросил ее в тюрьму к их вековечным врагам, так, как это он проделывал с другими непокорными.
      Самах стоял с опущенной головой, сложенными руками, глаза его были прикрыты. Он начал погружаться в транс, то состояние медитативной сосредоточенности, необходимой для освобождения огромной магической мощи, которую Самах как Глава Совета мог призвать.
      Альфред попытался сделать что-то, но его мысли как обычно стали рассеиваться, стремительно и безвозвратно ускользать, разбегаться во все стороны без надежды на спасительный выход, подобно мышам, посаженными в ящик к коту.
      – Вы кажетесь неспособными сконцентрироваться, брат, – низкий, спокойный голос послышался совсем рядом с Альфредом.
      Вздрогнув, Альфред стал искать глазами откуда донесся голос, и увидел человека, изучающего стену напротив. Мужчина был молод, и было невозможно сказать о нем что-либо определенное. На его голову был накинут капюшон мантии, а руки были перевязаны бинтами. Бинты. Альфред вглядывался в полосы белой ткани, закрывающие кисти рук мужчины, запястья, предплечья, и душу его стал заполнять благоговейный страх.
      Молодой человек повернулся к нему и улыбнулся – тихо улыбнулся.
      – Сартаны пожалеют об этом дне, брат. – Его голос изменился, в нем появилась горечь. – Это легкое сожаление не избавит от страданий невинные жертвы. Но хотя бы перед концом сартаны придут к пониманию всей гнусности того, что они натворили. Если это хоть немного вас утешит.
      – Мы всё поймем, – сказал Альфред, запинаясь, – но поможет ли нам это понимание? Станет ли будущее лучше от этого?
      – Поживем – увидим. Брат, – сказал Эпло.
      Это был Эпло! И я был Альфред, не тот безымянный, безликий сартан, который однажды, давным-давно, стоял и дрожал в этом самом зале. И еще, в то же самое время, я был несчастным сартаном. Я был здесь и я был там.
      – Мне нужно больше смелости, – прошептал Альфред. Капли пота тонкой струйкой стекали с его лысины, капая на ворот мантии. – Я мог бы сказать им, постараться предостеречь от этого безумия. Но я такой трусливый. Я видел, что случилось с другими. Я… не мог face это. Думаю сейчас, возможно, я думаю это было бы лучше… По меньшей мере я могу жить с собой, думаю, я не проживу долго. Теперь я должен нести это бремя до конца своей жизни.
      – Это не твоя вина, – сказал Эпло. – Прекрати, наконец, все время извиняться.
      – Да, это так, – отвечал Альфред. – Да, это так. Каждый из нас, кто откроет глаза, ослепленные ненавистью и предубеждением, нетерпимостью…. это наша вина.
      – Возденьте руки. Братья. – Под сводами звучал голос Самаха. – Вознеситесь вместе с нашими мыслями к далекому источнику нашей мощи и затем овладейте тем, что по ту сторону. Представляйте себе возможности, когда этот мир не в единственном числе, но распадается на составные части: землю, воздух, огонь и воду.
      Одинокая сигла начала светиться голубым в пространстве на равном удалении от всех четырех дверей. Это были двери, которые станут дорогами в новые миры. Он задрожал.
      – Наши враги-патрины, были заключены в тюрьму. Они там сейчас содержатся и не могут сопротивляться, – продолжал Саамах. – Мы легко можем уничтожить их, но нам не нужна их смерть. Мы увидим их раскаянии и исправление, они должны вернуть себе доброе имя. Их тюрьма, их новый дом, даст нам время необходимое для их исправления, а сейчас ее двери готовы закрыться за ними.
      Сигла в проеме пятой двери вспыхнула ярким пламенем, полыхая злобным, багровым огнем. Лабиринт. Искупление. Эпло жестоко расхохотался.
      «Саамах, ты должен остановиться немедленно!» – неистовый крик готов был вырваться из груди Альфреда. – «Лабиринт не тюрьма, но камера пыток! В ваших словах скрыт страх и слышится затаенная жестокость. Лабиринт будет использовать эту ненависть чтобы убивать и разрушать.
      Но Альфред не произнес свои слова вслух. Он слишком боялся.
      – Мы создали рай для патринов, – улыбнулся Саамах одними уголками губ. Улыбка была жестокой. – Когда они усвоят этот суровый урок, Лабиринт освободит их. Мы построим для них город и научим их жить как цивилизованные люди.
      «Да, – сказал Альфред сам себе, – патрины очень хорошо усвоят этот урок. Урок ненависти, который вы им преподнесли… Они выйдут из лабиринта, укрепившись в своей ненависти и ярости. За исключением немногих… Таких, как Эпло, кто сумел понять, что правда обретается в любви.
      Шестая дверь начала мерцать сумеречными цветами, мягкими, приглушенными. Нексус.
      – И наконец, – сказал Саамах, сделав жест в сторону двери, располагавшейся прямо напротив него, двери, которая как будто по мановению его руки начала медленно открываться, – мы создаем путь, который позволит нам перемещаться из одного мира в другой. Мы создаем Врата Смерти. Когда этот мир погибнет, лучшие миры будут рождены из него. И сейчас время пришло.
      Саамах медленно повернулся лицом к двери, которая сейчас стояла широко открытой. Альфред старался хоть краем глаза разглядеть то, что появлялось за распахнутой дверью. Становясь на цыпочки, он заглядывал поверх голов беспокойной толпы. Голубое небо, белые облака, зеленые деревья, волнующийся океан… Старый мир…
      – Разделите это на части, братья, – приказал Саамах. – Разделите мир.
      Альфред не был способен использовать магию. Не мог. Он видел лицо «достойной сожаления, но необходимой» вселенской катастрофы. Он видел несчастья людей, их боль и пережитый кошмар. Тысячи и тысячи, мечущихся в смятении, которые не могут найти ни убежища, ни спасения.
      Он начал рыдать и утирать слезы. Он не мог сдержаться, потому что не мог помешать происходящему.
      Эпло положил забинтованные руки на его плечи.
      – Держи себя в руках. Это не поможет. Саамах наблюдает за тобой.
      Испуганный Альфред поднял голову. Его глаза встретили взгляд Самаха и он увидел в его глазах страх и раздражение. И больше Саамах не был Самахом.
      Это был Ксар.

Глава 26. СЕДЬМЫЕ ВРАТА

      – Альфред?
      Голос звал его откуда-то издалека, сквозь время и пространство. Это был обморок, от которого он еще не очнулся. Голос требовал прийти в себя, вернуться.
      – Альфред!
      Рука легла на его плечо и встряхнула его. Альфред опустил взгляд на руку, заметил бинты. Он был испуган и постарался вырваться, но не смог. Рука ухватила его крепко.
      – Нет, пожалуйста, оставь меня в покое! – захныкал Альфред. – Я в своей усыпальнице. Я в безопасности. Здесь мирно и спокойно. Никто не сможет ранить меня здесь. Позволь мне уйти!
      Рука не позволила ему вырваться. Она крепко поддерживала его и тянула куда-то, этот сильный захват не был соперническим, но дружеским и утешительным, поддерживающим и обнадеживающим. Он увлекал его назад, в мир живых.
      И затем, когда он еще окончательно не успокоился, рука оторвалась от него. Бинты упали. Он увидел, что эти рука покрыта кровью. Жалость наполнила его сердце. Рука была протянута, почти касалась его.
      – Альфред, ты мне нужен.
      И кроме того, у его ног примостился пес, который внимательно разглядывал его влажными глазами.
      – Ты мне нужен.
      Альфред ухватился за протянутую руку и пожал ее.
      Рука сжала его запястье довольно болезненно, резко оттолкнула его назад, так что Альфред не смог устоять на подгибающихся ногах и покатился на пол.
      – И стой подальше от этого проклятого стола, ясно тебе? – Эпло распоряжался, возвышаясь над ним и свирепо разглядывая его. – Мы почти потеряли тебя в тот раз. – Он сурово сверлил взглядом Альфреда, но сквозь показную суровость проскальзывала озабоченность, а на губах играла тихая улыбка. – Ты вообще как, в порядке?
      Пытаясь встать на четвереньки на пыльном мраморе, Альфред не ответил. Он мог только пристально разглядывать в бессловесном изумлении Эпло – Эпло, стоящего прямо перед ним, Эпло, который, оказывается, живой!
      – Ты выглядишь, – сказал Эпло, внезапно ухмыльнувшись, – в точности как этот пес.
      – Мой друг! – Альфред наконец смог нормально сесть. Его глаза наполнились слезами. – мой друг…
      – Сейчас не время распускать нюни, – предупредил Эпло. – И вставай же, проклятье на твою голову. У нас почти нет времени. Повелитель Ксар…
      – Он здесь! – испуганно воскликнул Альфред, поднимаясь на ноги. Он задержался, повернувшись лицом к главнойчасти стола.
      Альфред начал моргать. Не Саамах. Конечно, не Ксар. Джонатан стоял во главе стола. Кроме него там был только Хуго Длань, жесткий и напряженный.
      – Почему…. я видел Ксара… – другая мысль посетила Альфреда. – Ты! – Он то приближался, то удалялся от Эпло, вглядываясь в его лицо. – Ты. Ты настоящий?
      – Из крови и плоти, – сказал Эпло.
      Сила руны, вытатуированных на его руках, сильно и заботливо поддерживала Альфреда, помогала сартану, который был чрезвычайно бледен и покачивался.
      Альфред робко потянулся костлявым пальцем, осторожно потыкал Эпло.
      – Ты выглядишь реальным, – решил он в конце-концов. Затем осмотрелся вокруг. – А собака?
      – Песик убежал, – ответил Эпло. И улыбнулся: – Возможно, он унюхал колбасу.
      – Не мог убежать, – сказал Альфред боязливо. – Часть тебя. В прошлом. Но как это все могло случиться?
      – Этот чертог, – ответил Джонатан. – Проклятый… и благословенный. В случае с Эпло рунная магия сохранила его тело живым. Магия этого чертога внутри Седьмых Врат оказалась способна вселить душу назад в тело.
      – Когда принц Эдмунд пришел сюда, – припомнил Альфред, – его душа наконец освободилась от тела.
      – Он был мертв, – ответил Джонатан. – И воскрес только силой некромантии. Его душа была в рабстве. В это состоит разница.
      – Ах, – воскликнул Альфред, – кажется, я начинаю понимать…
      – Чрезвычайно рад за тебя, – прервал Эпло. – Сколько лет вам понадобиться для того, чтобы достичь окончательного понимания? Как я говорил, у нас совсем мало времени. Мы установили контакт с высшей силой.
      – Я знаю как! Я был там, во время Разделения! Саамах был здесь и все Советники собрались вокруг стола. И вы были… Ничего не понимаю, – Альфред смиренно замолчал, перехватив беспокойный взгляд Эпло. – Я расскажу вам также, но попозже.
      – Здесь четыре двери, – уточнил Альфред, – те, которые слегка приоткрыты, каждая ведет в один из четырех миров. Дверь наверху ведет в Лабиринт. Дверь, которая заперта, должна открыть путь в Вортекс, а дверь, которая широко открыта, и есть те самые Врата Смерти.
      Эпло проворчал:
      – Я ведь просил стоять подальше от проклятого стола. Что дверь не должна вести никуда, кроме как внутрь зала. В том случае, если ты забыл это, мой друг, это та самая дверь, через которую мы вошли сюда. Хотя, как я припоминаю, ты прикрыл ее, когда мы вышли. Или, точнее, она почти прихлопнула тебя.
      – Но это было на Абаррахе, – возразил Альфред. Он беспомощно огляделся вокруг, и внезапное знание ужаснуло его. – Мы не в Чертоге Проклятых. Мы не на Абаррахе. Мы – внутри Седьмых Врат.
      Эпло скептически сдвинул брови.
      – Вы здесь, – сказал Альфред. – Как вы попали сюда?
      Эпло вновь пожал плечами.
      – Я проснулся, наполовину замерзший, в тюремной камере. Я был один. Ни единой души вокруг. Я вышел в коридор и стал двигаться внутрь его, туда, куда указывал голубой свет рун. Затем я услышал твой голос, ты что-то напевал. Защитные руны пропустили меня. Я пришел прямо сюда, найдя дверь открытой. Потом вошел внутрь. Ты сидел за проклятым столом, и как всегда хныкал и извинялся.
      Сбитый с толку Альфред посмотрел на Джонатана.
      – Мы все еще на Абаррахе? Я чего-то не понимаю…
      – Поскольку вы вошли в Седьмые Врата, вы нашли Седьмые Врата. Сейчас вы в Седьмых Вратах.
      – …Седьмых Вратах, – повторило эхо, и это был радостных звук.
      – Та дверь, – Джонатан бросил взгляд в направлении двери, помеченной сиглой как Врата Смерти, – стояла открытой все эти века. Закройте Врата Смерти, вы должны закрыть эту дверь.
      Чудовищность этой задачи ошеломила Альфреда. Совет Семи и сотни других могучих сартанов создали и открыли эту дверь. А закрыть ее должен он один?
      – Как я очутился здесь? – потребовал ответа Эпло, который еще не до конца поверил в происходящее. – Я не использовал магию.
      – Не магия, – ответил Джонатан. – Знание. Самопознание. Это и есть ключи от Седьмых врат. Если мои сородичи, которые нашли это место много лет назад, на самом деле познали себя, они могли постигнуть секрет этого могущества. Они пришли закрыть. Но не закрыли достаточно крепко. Им могли не позволить…
      «…не позволить…»
      – Мне нужно доказательство. Открой дверь, – сказал Эпло. – Да не эту! – Он нарочно избегал проходить рядом с теми дверями, которые уже стояли распахнутыми. – Открой другую дверь, одну-единственную, которая стоит закрытой. Позволь мне узнать, что там, за ней.
      – Какая дверь? – Альфред судорожно сглотнул.
      Несколько мгновений Эпло помолчал, затем произнес:
      – Ту самую, которая, как вы утверждаете, ведет в Лабиринт.
      Альфред медленно наклонил голову. Его мысли вернулись во времени, в Чертог, каким он был в момент до Разделения. Вновь он увидел дверь, отмеченную пылающей багровой сиглой.
      Он сориентировался на нужную дверь. Завершая свой путь вокруг стола – он был осторожен и старался не касаться рун на его поверхности – он остановился напротив той самой двери.
      Он протянул руку, нежно касаясь сиглы, выдавленной в мраморе. Он начал рисовать знак, очень мягко, затем его пение зазвучало решительнее. Он очерчивал сиглу пальцами, и эта сигла разгоралась неровным светом, окрашиваясь в красный.
      Песня застряла в горле Альфреда. Он закашлялся, поперхнулся, постарался продолжить пение, хотя сейчас песня была нарушена и звучала фальшиво. Он толкнул дверь.
      Дверь беззвучно распахнулась.
      И они оказались внутри Лабиринта.

Глава 27. ЛАБИРИНТ

      Пройдя через Врата Смерти, два сартанских судна прибыли в Нексус. Они опустились на землю у руин, которые когда-то были резиденцией лорда Ксара. Теперь же это была лишь груда сгоревших бревен. По приземлении все сартаны бросились к иллюминаторам, в молчаливом потрясении взирая на ужасные разрушения.
      – Теперь вы можете воочию узреть всю ту ненависть, которую патрины питают к нам, – произнес Раму. – Они разрушили город и осквернили землю, которую мы создали для них. И они сами будут расплачиваться за содеянное, им некого винить в этом. Не было никаких причин для столь вопиющей дикости. Эти люди никогда не смогут приспособиться к жизни среди цивилизованных людей.
      Мейрит могла бы рассказать ему правду: именно змеедраконы разрушили Нексус, но она знала, что он никогда ей не поверит. Она решила не ввязываться в бесполезные споры. Она хранила надменное, даже высокомерное молчание, опустив голову так, чтобы окружающие не могли увидеть ее слез.
      Приказав большинству сартанов оставаться на корабле под защитой рун, которые могли защитить их в случае прямой опасности, Раму выслал несколько отрядов разведчиков.
      Пока все ожидали их возвращения, сартаны с Челестры разошлись по судам, чтобы помочь своим братьям, которых они забрали с Абарраха. Они были аккуратны, терпеливы и добры, щедро делясь своими запасами силы для восстановления жизненных ресурсов своих истощенных родичей. Несколько сартанов, проходя мимо Мейрит, останавливались и сочувственно интересовались, не могли бы как-то помочь ей. Она отказалась от их услуг, но была искренне удивлена и тронута их предложением, при этом она старалась сделать свои отказы максимально вежливыми, чтобы не оскорбить их чувств.
      Единственный сартаном, которому она стала практически полностью доверять, был Балтазар. Мейрит не могла найти этому точного объяснения. Возможно, это случилось потому, что он и его люди также своими глазами видели, как умирают их дети. Или, возможно, причина была в том, что он уделил достаточно много времени беседам с ней, чтобы узнать ЕЕ мнение о событиях, которые происходили в Лабиринте.
      Мейрит с нетерпением ждала возвращения разведчиков, которые сразу же направились с докладом к Раму. Мейрит с охотой бы пожертвовала несколькими годами своей жизни, чтобы только услышать, о чем они там говорили. Но, к сожалению, она ничего не могла поделать, и ей оставалось только ждать.
      Наконец Раму вышел из своей каюты. Он с некоторой неохотой, как успела заметить Мейрит, пошел к стоящему неподалеку Балтазару. Глава Совета, очевидно, не очень любил делить свою власть с кем бы то ни было, но на этот раз у него не было иного выхода. Сартаны Абарраха во время этого путешествия вполне четко дали понять, что не последуют ни за каким другим человеком, кроме своего нынешнего предводителя.
      – Мне не по душе то, что я слышу, – тихо произнес Раму. – Сообщения разведчиков противоречат друг другу. Они сообщают мне…
      Мейрит не могла услышать того, о чем рассказали скауты, но она предполагала, что именно они могли рассказать. Они видели только то, что им позволили увидеть змеедраконы.
      Балтазар слушал, а затем приостановил Раму вежливым жестом. Некромант посмотрел на Мейрит, и кивком головы попросил ее присоединиться к ним.
      Раму нахмурился. – Ты полагаешь, это мудро? Она ведь заключенная. Я не хочу посвящать в наши планы врага.
      – Как ты правильно сказал, она – заключенная и вряд ли сможет сбежать. Я хотел бы услышать ее мнение насчет происходящего вокруг.
      – Если ты заинтересован во лжи, тогда конечно, брат… Изволь, – ехидно произнес Раму.
      Мейрит подошла и молча встала между ними.
      – Пожалуйста, продолжайте, Советник, – сказал Балтазар.
      Раму хранил молчание еще несколько мгновений, пытаясь унять раздражение и гнев от того, что его прервали и заставили вновь обдумать то, что он собирался рассказать. – Я собирался сказать, что планирую возглавить группу, идущую к Последним Вратам. Я хочу лично убедиться в том, что здесь творится.
      – Превосходная идея, – согласился Балтазар. – Я буду вас сопровождать.
      Раму это известие не обрадовало.
      – Я думал, брат, что ты предпочтешь остаться на борту. Ты все еще слишком слаб.
      Балтазар отмел прочь эти предположения.
      – Я представляю моих людей. Я их вождь, если тебе угодно. В соответствии с нашими законами, ты не можешь отказать мне в этой просьбе, Консул.
      Раму попытался оправдаться.
      – Я беспокоился только о твоем здоровье.
      – Конечно же, ты не имел в виду ничего другого, – улыбнувшись, произнес Балтазар. – И я возьму с собой Мейрит, она будет моим советником.
      Пойманная врасплох, она посмотрела на него в недоумении.
      – Нет и еще раз нет, – Раму отказался это даже обсуждать. – Она все еще слишком опасна. Она останется здесь, под охраной.
      – Будьте же благоразумны, Консул, – с прохладцей в голосе сказал Балтазар. – Эта женщина жила и в Нексусе и в самом Лабиринте. Она знакома с окружающим миром, с его обитателями. Она знает, как выяснить то, чего не смогли выяснить, как мне кажется, ваши разведчики.
      Гнев ударил Раму в голову. Он не привык к тому, чтобы его волю кто-то оспаривал. Другие члены Совета, которые слышали весь этот разговор, выглядели неловко и обменивались смущенными взглядами.
      Балтазар был по-прежнему вежлив и крайне дипломатичен. Раму не оставалось иного выхода, как согласиться. Он нуждался в помощи сартанов Абарраха, и у него не было времени для созыва Совета, чтобы оспорить право Балтазара на власть и лишить его полномочий.
      – Хорошо, – скривившись, произнес Раму. – Она может сопровождать тебя, но она будет находиться под постоянным контролем. И если что-нибудь случится…
      – Я беру полную ответственность за ее действия на себя, – не дал ему закончить Балтазар.
      Раму мрачно взглянул на Мейрит, развернулся на каблуках и удалился.
      Прямой конфронтации удалось избежать. Но каждый, кто был непосредственным свидетелем противостояние этих двух сильных характеров, понял, что негласная война была объявлена. Как говорила одна древняя поговорка: «Два солнца не могут путешествовать по одной орбите».
      – Я хочу поблагодарить тебя, Балтазар… – неловко начала Мейрит.
      – Не благодари меня, – холодно произнес он, обрывая ее на середине фразы. Схватив ее за руку, он потянул Мейрит к одному из иллюминаторов. – Посмотри сюда. Я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснила.
      Тонкие пальцы впились Мейрит в руку с такой силой, что руны на ее коже замерцали, пытаясь защитить ее. Ей не понравилось его прикосновение, и она попыталась вырваться. Он еще больше сдавил ей руку.
      – Используй свой шанс, – мягко произнес он, прежде чем она смогла что-то сказать. – Когда появится возможность – не упусти ее. Я, в свою очередь, сделаю для тебя все, что смогу.
      Бегство! Мейрит отчетливо понимала, о чем он говорит. Но почему? Она сдержалась и с подозрением уставилась на него.
      Он оглянулся через плечо, лишь несколько сартанов наблюдали за ними, но это были его люди, и он мог доверять им. Другие сартаны ушли с Раму или же были заняты, помогая своим собратьям.
      Балтазар повернулся обратно к Мейрит и шепотом произнес:
      – Раму не в курсе, но я отправил моих собственных разведчиков. Они сообщают, что гигантские полчища ужасных существ сосредоточились у Последних Врат. Там множество красных драконов, волков, которые могут ходить подобно людям, гигантских насекомых и других тварей. Тебе, наверное, будет интересно узнать, что люди Раму схватили одного человека из твоего народа, допросил его и вынудили все рассказать.
      – Они захватили патрина? – Мейрит был крайне изумлена. – Но в Нексусе не осталось ни одного патрина. Я же говорила тебе: змеедраконы отправили весь мой народ за Последние Врата.
      – Кстати, в этом патрине было нечто странное, – продолжал Балтазар, пристально изучая Мейрит. – У него были очень необычные глаза.
      – Позволь угадать. Его глаза пылали красным. Он не из моего народа! Это был один из тех змеедраконов. Они могут принимать любое обличье…
      – Да. Из того немногого, что ты мне успела рассказать, я заключил, что это могут быть именно они. Псевдо-патрин признавался, что его народ в союзе со змеями борется за то чтобы открыть Последние Врата.
      – Эта часть истории – правда! – воскликнула Мейрит, чувствуя себя крайне беспомощной. – Мы должны это сделать! Если Последние Врата закроются, мой народ будут навеки заточен…
      Страх и отчаяние душили ее. На некоторое время она вообще потерла дар речи. Отчаянно сопротивляясь своим страхам, она сумела восстановить контроль и продолжила говорить более ли менее спокойно.
      – Но мы не в союзе со змеями. Мы знаем их, знаем их сущность. Лучше уж мы окажемся запертыми внутри Лабиринта навсегда, чем объединимся с ними! Как вообще этот глупец Раму может верить в такие вещи!
      – Он верит в то, во что хочет верить, Мейрит. В то, что приближает его к цели. Или возможно он слеп и не видит источаемого ими зла. – Некромант изобразил жалкое подобие улыбки. – Мы – видим. Мы уже заглядывали в глубины этого мрака. Мы знаем, какова будет плата…
      Балтазар вздохнул, лицо его приобрело чрезвычайно бледный оттенок. Он, как правильно заметил Раму, был все еще слишком слаб. Но он отказался от предложения Мейрит вернуться в свою каюту и лечь.
      – Ты должна сообщить все своим людям, Мейрит. Сообщи им, что мы здесь. Мы должны объединиться, чтобы бороться с этими существами, или мы все будем уничтожены. Если бы среди вашего народа нашелся хоть кто-то, кто мог бы поговорить с Раму, убедить его…
      – Он есть! – от неожиданного озарения Мейрит задохнулась и схватила Балтазара. – Предводитель Вазу! В нем течет и сартанская кровь! Я постараюсь добраться до него. Я могу использовать свою магию, чтобы переместиться. Но Раму заметит, если я что-то попытаюсь предпринять, и сделает все возможное чтобы остановить меня.
      – Сколько времени тебе необходимо?
      – Достаточно много времени понадобится, чтобы нарисовать руны. Около тридцати ударов сердца, я полагаю. Не больше.
      Балтазар улыбнулся.
      – Жди и наблюдай.
 
      Мейрит стояла, прижавшись к уцелевшей стене одного из разрушенных зданий, некогда украшавших центр Нексуса. Город, который совсем недавно сиял подобно первой вечерней звезде на фоне сумеречного небосклона, теперь являл собой беспорядочную массу закопченного и оплавленного камня. Окна уцелевших строений были темны и пусты, как глаза мертвеца. Дым от все еще тлеющих деревянных бревен заволок небо и принес на эту землю грязное и уродливое подобие ночи, изредка разрываемое оранжевыми всполохами огня.
      Два сартана, приставленные к Мейрит, чтобы следить за ней, лишь изредка бросали на нее взгляды, в остальное же время их больше всего интересовали события, происходящие у Врат. Пленная женщина казалась им беспомощной и абсолютно не представляющей опасности.
      То, что она видела у Врат, ослабляло Мейрит гораздо сильнее, чем любая сартанская магия.
      – Доклады были верны, – мрачно произнес Раму. – Армии тьмы собираются вместе для нападения на Последние Врата. Мы прибыли как раз вовремя, я полагаю.
      – Ты глупец! – с горечью констатировала Мейрит. – Эти армии собираются для нападения на нас.
      – Не верьте ей, сартан, – прошипел голос из-за стены. – Это уловка. Она лжет. Их армии прорвутся через Последние Врата и, оттуда двинутся во все четыре мира.
      Огромная змееподобная голова вознеслась над стеной и предстала перед ними, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Глаза пылали красным; его язык мелькал в беззубых челюстях. Кожа была старой и морщинистой и, казалось, свободно висела на извилистом теле. От этого существа исходил стойкий запах смерти и разрушений.