DragonLance / Сага о копье - Испытание Близнецов (Трилогия легенд - 3)

      - Это моя книга! - воскликнул Астинус и нахмурился еще сильнее. Он сидел за столом мрачнее тучи, а следующую свою фразу почти прокричал: - Откуда она взялась? Ни одна из моих книг не может покинуть пределов Библиотеки без моего ведома. Бертрем...
      - Взгляни на дату.
      Астинус смерил Карамона яростным взором, затем бросил беглый взгляд на дату на переплете и открыл было рот, чтобы снова окликнуть Бертрема, однако что-то остановило его. Крик замер на губах историка, так и не родившись, а глаза удивленно расширились. Наконец он поднял голову, посмотрел на Карамона и снова принялся разглядывать дату.
      - Так вот оно что...Я вижу в твоих глазах будущее.
      - Будущее, которое записано в этой хронике, - торжественно подтвердил Карамон.
      - И мы действительно там побывали! - поддакнул Тассельхоф, подпрыгивая на месте. - Хочешь, я расскажу? Это совершенно невероятная история. Мы, видишь ли, вернулись из прошлого в Утеху, только она совсем не была похожа на прежнюю Утеху. Откровенно говоря, я думал, что нас занесло на луну, потому что, когда Карамон включал магическое устройство, я нечаянно подумал: как хорошо было бы побывать на луне. Только это была не луна, просто...
      - Тише, Тас, - ласково сказал Карамон. Положив руку кендеру на плечо, он медленно двинулся в сторону выхода. Кендер, которого неумолимая ладонь Карамона толкала в том же направлении, обернулся у самого порога и крикнул, приветливо помахивая рукой:
      - До свидания, Астинус! Буду рад встретиться с тобой после...то есть до...Ну в общем, еще раз.
      Но Астинус не слышал и не видел его. День, когда он получил от Карамона Маджере толстый том, стал единственным днем в истории Палантаса, которому был уделен лишь один коротенький абзац:
      "Сегодня, в два часа пополудни, Карамон Маджере принес мне Хронику Крита", том ММСХL. Этот том, который написан моей рукой, я никогда не писал и не напишу".
      Похороны Элистана для жителей Палантаса превратились в отпевание их прекрасного города. Церемония, согласно последней просьбе жреца, началась на восходе солнца, и на нее явились все жители - молодые и старые, богатые и нищие. Даже раненых - тех, кто не мог двигаться самостоятельно, - принесли на самодельных носилках и уложили на обожженной траве лужаек вокруг храма.
      Среди раненых был и Даламар. Когда Танис и Карамон привели темного эльфа и усадили его под опаленными осинами, никто не проронил ни звука: вот уже несколько дней в городе циркулировали упорные слухи о том, что молодой маг сражался с самой Темной Госпожой - как называли Китиару - и победил ее, после чего воинство Повелительницы Драконов разбежалось. Элистан хотел быть похороненным в своем храме, но от величественного сооружения остались одни закопченные мраморные стены. Амозус не раз заводил речь о своем фамильном склепе, но Крисания отклонила его великодушное предложение. Она помнила, что Элистан обрел свою веру в рабском труде, в подземных каменоломнях Пакс Таркаса, и потому распорядилась - а она, как Посвященная Паладайна, стала официальной главой Братства - положить Элистана в одну из глубоких пещер под основанием храма, которые раньше использовались как кладовые.
      Это решение многих повергло в шок, но никто не осмелился ни оспаривать, ни подвергать сомнению решение Праведной Дочери Светоносного бога. Пещеры были приведены в порядок, убраны и освящены, а из остатков стен храма - сооружен мраморный саркофаг. Именно с этих пор, даже когда культ Паладайна достиг наивысшего расцвета - а эти дни были не за горами, - жрецов стали хоронить именно в подземном каменном лабиринте, который вскоре стал одной из самых почитаемых святынь на Кринне.
      Пока же прихожане в молчании рассаживались вокруг руин храма. Ранние птицы, которые ничего не знали ни о смерти, ни о войне, ни о горе, а знали лишь то, что солнце встает и что они живы, наполнили воздух веселым, беззаботным щебетом. Первые лучи солнца позолотили вершины далеких гор, изгоняя отовсюду, в том числе и из людских сердец, печаль и мрак ночи.
      Прощальную речь произнес только один человек. Это была Крисания, и никто не счел это неприличным. И дело здесь вовсе не в том, что молодая женщина по воле Элистана становилась его преемницей на посту Верховного Жреца, а в том, что она, как показалось жителям Палантаса, воплотила в себе всю их боль, их потери и надежды.
      Говорили, что этим утром она впервые встала с постели, впервые с тех пор, как Танис Полуэльф на руках вынес ее из Башни Высшего Волшебства и доставил ко входу в Большую Библиотеку, где Эстетики и уцелевшие жрецы трудились не покладая рук, облегчая страдания раненых и умирающих. Довольно долгое время Крисания сама балансировала на грани жизни и смерти, однако ее вера и молитвы жрецов сохранили ей жизнь. Вот только зрение так и не вернулось к молодой жрице.
      В то утро Крисания стояла перед жителями города, и ее незрячие глаза были направлены прямо на солнце, которое она никогда больше не увидит. Яркие лучи сверкали в ее длинных черных волосах, обрамлявших прекрасное лицо, на котором ясно видны были глубокая вера и сострадание.
      - Я стою в темноте, - сказала Крисания, и ее чистый, нежный голос зазвучал над толпой вместе со звонкими песнями жаворонков, - но я чувствую на своем лице тепло и знаю, что стою лицом к солнцу. И я вижу солнце, хотя мои глаза навеки покрыл мрак. Способность видеть может утратить и тот, кто слишком долго глядит на солнце, и тот, кто слишком долго живет в темноте. Элистан учил нас, что смертные не должны жить только на ярком свету или только во тьме, они должны переходить из тьмы к свету и обратно. Если мы будем неправильно пользоваться и тем и другим - а ведь тень и свет есть великий дар богов, - то потери и смерть неизбежны, однако и день и ночь способны вознаградить любого так щедро, как это только возможно. Мы все прошли через испытания кровью, мраком, огнем...- Тут ее голос сорвался, а те, кто стоял ближе других к Крисании, заметили на ее щеках слезы, но жрица взяла себя в руки и продолжала все тем же уверенным и спокойным голосом: - Мы с честью выдержали эти испытания, как некогда выдержал их Хума, хотя наши потери неисчислимы, а утраты столь горьки, что мы еще долго будем скорбеть и оплакивать ушедших. Но жертва была не напрасной. Мы стали сильнее, мы укрепились в сознании того, что наш дух может подчас сверкать ярче и чище, чем звезды на небе.
      Кто-то, ведомый Черной луной, может выбрать себе тропу тьмы, кто-то предпочтет ходить дорогами света, но и тот и другой путь каменист и опасен, и лишь рука друга, слова ободрения помогут вам осилить нелегкую дорогу. Способность любить бесконечно, способность сострадать, заботиться о других даны каждому из нас - дарованы щедрыми богами представителям всех рас и народов Кринна...
      Крисания немного помолчала.
      - Наш город погиб в огне, - проговорила она мягко. - Мы потеряли многих из тех, кого любили, и, возможно, жизнь может показаться кому-то слишком тяжким бременем. Но помните - стоит протянуть руку, и ваших пальцев обязательно коснется чья-то теплая рука, которая протянется вам навстречу. Только вместе с кем-то близким сможете вы обрести силы и надежду, необходимые вам, чтобы идти дальше...
      После церемонии жрецы в белоснежных мантиях отнесли тело Элистана к месту его последнего упокоения, а Карамон с Тасом отправились на поиски Крисании. Они отыскали ее среди развалин храма:
      Крисания стояла, опустив руку на плечо молодой жрицы, которая стала ее поводырем.
      - Тут пришли двое, - доложил ей послушник, - и хотят видеть Посвященную.
      Крисания повернулась и протянула вперед руку.
      - Позвольте мне дотронуться до вас, - сказала она.
      - Это я, Карамон, - неловко начал гигант. - И еще...
      - Я...- подавленно пискнул кендер.
      - Вы пришли попрощаться, - улыбнулась Крисания.
      - Да, мы уезжаем сегодня, - кивнул Карамон, беря ее тонкие пальцы в свои.
      - Поедете прямо в Утеху?
      - Нет...не совсем. - Карамон слегка замялся. - Сначала мы с Танисом отправимся в Солантус. Потом, когда...когда я снова почувствую себя самим собой, мы воспользуемся магическим устройством и оно перенесет нас в Утеху.
      Крисания слегка сжала его руку и заставила Карамона приблизиться.
      - Рейстлин обрел покой, - сказала Крисания тихо. - А ты?
      - Да, госпожа, - решительно и уверенно ответил гигант. - Наконец-то я смогу жить в мире с самим собой. - Он вздохнул. - Просто мне нужно поговорить с Танисом и разобраться в своей прошлой жизни, привести в порядок события и мысли. Кроме того, - Карамон сильно покраснел, - мне нужно узнать, как строят дома. Когда я строил наш дом, я постоянно был пьян и не имел никакого представления о том, что и как делают мои руки.
      Гигант посмотрел в лицо молодой женщине, и она, почувствовав его взгляд, которого не могла видеть, улыбнулась и слегка порозовела. Увидев эту улыбку, увидев мокрое от слез лицо Крисании, Карамон прижал ее к себе.
      - Прости...- прошептал он. - Как бы мне хотелось, чтобы я мог избавить тебя от всего этого...
      - Нет, Карамон, - ответила молодая женщина. - Я вижу, и вижу ясно, как и обещал Лоралон...
      С этими словами она прижала руку Карамона к своей щеке и поцеловала ее.
      - Прощай, Карамон. Пусть Паладайн благословит тебя...
      Тассельхоф громко шмыгнул носом.
      - До свидания, Криса... то есть я хотел сказать - Посвященная, - сказал он жалобно, неожиданно ощутив недостатки своего малого роста и оттого почувствовав себя одиноким и несчастным. - Мне очень жаль, что я устроил такую кутерьму...
      Крисания не дала ему договорить. Она протянула руку и, положив ее на голову кендера, пригладила его непослушный хохолок.
      - Многие из нас, Тассельхоф, - сказала она, - ходят тропами или дорогами тьмы, и лишь немногие избранные обладают собственным светом, который разгоняет мрак и заставляет ярче сиять все краски дня.
      - Правда? Должно быть, это очень нелегко - обладать таким светом. Что же это может быть? Наверное, факел, - предположил Тас. - Свеча слишком мала, к тому же тающий воск всегда капает на ботинки тем, кто ходит со свечой в руке...Скажи, как ты думаешь, смогу ли я когда-либо встретить кого-нибудь из тех, о ком ты говоришь? - с интересом закончил он.
      Крисания улыбнулась:
      - Я говорила о тебе, Тассельхоф. Насколько я тебя узнала, ты не из тех, кто позволит каплям воска замарать твои туфли. Прощай, Тассельхоф Непоседа. Я не буду просить Паладайна благословить тебя, потому что ты и так его близкий друг...
      - Ну, - внезапно спросил Карамон, пока они пробирались сквозь толпу, решил ты наконец, что тебе делать дальше? Теперь у тебя есть Воздушная Цитадель, которую подарил тебе Амозус, и ты можешь отправиться в любое место Кринна. Возможно, даже на луну, если захочешь...
      - Ах вот ты о чем...- рассеянно отозвался кендер, который после разговора с Крисанией пребывал в некоторой благоговейной задумчивости. - У меня больше нет Цитадели. Она была слишком большая, к тому же когда я решил обследовать ее, то оказалось, что внутри нет ничего интересного. А до луны она не долетит, я уже пробовал. Кстати, - он поглядел на Карамона широко раскрытыми глазами, известно ли тебе, что если подняться высоко-высоко, то из носа начинает течь кровь? А знаешь ли ты, что там, наверху, ужасно холодно и вообще как-то неуютно? Кроме того, луны оказались намного дальше, чем я рассчитывал. Вот если бы у меня было магическое устройство...
      И он искоса поглядел на гиганта.
      - Об этом не может быть и речи, - отрезал Карамон. - Устройство вернется к Пар-Салиану.
      - А я мог бы отнести его старому магу, - тут же предложил кендер. - Заодно и объяснился бы с ним, рассказал, как я нечаянно его сломал, а Гнимш починил и оно чуть не помешало заклятию...Нет? - Он тяжело вздохнул. - Ну ладно. В общем-то, я все равно решил поехать с тобой и Танисом, если я тебе еще нужен...- И он посмотрел на Карамона с печальной, чуть заискивающей улыбкой.
      Карамон ответил тем, что обнял кендера за плечи и прижал к себе с такой силой, что раздавил несколько интересных и, несомненно, весьма ценных вещиц, которые нашли себе прибежище в кошельках Тассельхофа.
      - Кстати, - спохватился вдруг гигант, - а что ты сделал со своей Цитаделью?
      - А-а...- Тас небрежно махнул рукой. - Я подарил ее Рунсу.
      - Овражному гному! - ахнул Карамон, останавливаясь.
      - Не волнуйся ты так, все равно он не сможет летать на ней один, успокоил его Тас. - Хотя...- Он задумался и добавил: - Если, конечно, он не догадается позвать на помощь еще нескольких гномов. Об этом я как-то не подумал.
      - Где она? - простонал Карамон.
      - Специально для него я опустил крепость на землю в одном чудном местечке, - объяснил Тас несколько смущенно. - Это была самая богатая часть какого-то города, над которым мы пролетали. Ему там очень понравилось, в Цитадели, я имею в виду, а не в городе, хотя, по зрелом размышлении, мне кажется, что и город должен прийтись ему по душе. Как бы там ни было, Руне здорово помог всем нам, поэтому когда я спросил у него, хочет ли он владеть Цитаделью, и он сказал "да", я тут же опустил ее на то место, которое мне понравилось.
      - Ну и переполох поднялся, ты бы видел! - со счастливой улыбкой присовокупил Тассельхоф. - Из этого огромного замка выбежал какой-то человек; он уселся на холме прямо напротив Цитадели и начал кричать, что, дескать, это его собственность и какое, мол, мы имели право садиться тут со своей Цитаделью и так далее в том же духе. Начался большой скандал. Тогда - очень вежливо, Карамон! - я указал ему на то, что наша крепость накрыла собой отнюдь не всю его собственность, а потом мы поговорили о необходимости делиться с ближним и все такое. Я уверен, это могло бы его утешить, если бы он только слушал. А потом Руне начал рассказывать этому человеку про то, как ему нравится Цитадель и как он собирается жить в ней со своим кланом. Тогда у этого человека случилось нечто вроде припадка, потому что его унесли, а вскоре на холме собрался уже весь город; Сначала было очень интересно, но потом мне все это наскучило. Короче, я был рад, что Огнекрылый полетел с нами. Он помог мне вернуться.
      - Ты мне ничего об этом не рассказывал, - сказал Карамон, изо всех сил стараясь казаться свирепым.
      - Ну наверное, я просто позабыл, - пробормотал кендер. - У меня, знаешь ли, было слишком много забот в последнее время. Мне необходимо было многое обдумать, Карамон.
      - Я знал, Тас, - кивнул гигант, - и беспокоился за тебя. Вчера я видел, как ты разговаривал с каким-то незнакомым кендером, и подумал, что ты мог бы, пожалуй, вернуться домой. Помнишь, ты говорил мне, что собираешься в Кендермор?
      Лицо Тассельхофа стало необыкновенно серьезным. Он сунул свою ладошку в руку Карамона и придвинулся ближе.
      - Нет, Карамон, - сказал он негромко. - Это не одно и то же. Я...я боюсь, что больше не смогу разговаривать ни с одним кендером.
      Он тряхнул головой, и его хохолок печально закачался.
      - Я пытался рассказать им о Фисбене с его волшебной шляпой, о Флинте и его дереве, о Рейстлине и о бедном Гнимше...- Тас сглотнул и, вытащив откуда-то огромный носовой платок, промокнул глаза. - Но они, кажется, меня не поняли. Им просто...нет до этого дела. А ведь это очень трудно, когда тебе самому не все равно, да, Карамон? Иногда это просто больно!
      - Да, Тас, - откликнулся гигант.
      За разговором они вошли в тенистую рощу, где под высокой, стройной осиной, золотистые листья которой трепетали под лучами солнца, дожидался их Танис.
      - И не иногда - постоянно. Просто внутренняя боль намного лучше пустоты, добавил воин.
      Подойдя к друзьям, Танис одной рукой обнял Карамона за широкие плечи, а другую положил кендеру на плечо.
      - Готовы? - спросил он.
      - Готовы, - ответил Карамон.
      - Вот и хорошо. Лошади ждут за рощей. Мы могли бы, конечно, взять экипаж, но, если говорить откровенно, мне никогда не нравилось ездить в этих ящиках на колесах. Да и Лоране тоже, хотя она ни разу в этом не признается. Как бы там ни было, но природа в это время года по-настоящему прекрасна. Давайте же воспользуемся нашим путешествием и порадуемся этой красоте.
      - Ты ведь живешь сейчас в Солантусе, да, Танис? - осведомился Тассельхоф, когда они взобрались в седла и поехали вдоль разрушенной улицы, только что расчищенной от обломков. - Я однажды был в Солантусе - там замечательная тюрьма! Одна из лучших, в которых я побывал. Разумеется, я попал туда по ошибке. Небольшое недоразумение с набором столового серебра, который упал с полки и случайно попал в мои кошельки...
      Горожане, покончив с похоронами, вернулись на развалины, чтобы собрать осколки своей разбитой прошлой жизни. Заслышав веселый и звонкий голосок кендера, многие оборачивались и долго смотрели путникам вслед...
      Даламар поднялся по крутой спиральной лестнице, ведущей в лабораторию под самой крышей Башни Высшего Волшебства. Он шагал по ступенькам, хотя мог бы перенестись в лабораторию магическим способом, и размышлял о долгом путешествии, которое предстояло ему сегодняшним вечером. Жрецы Элистана вылечили его, но темный эльф все еще чувствовал слабость и не хотел лишний раз напрягать свои силы - физические и магические.
      Поздним вечером, когда на небе появится черная луна Нутари, он отправится в Вайрет, в другую Башню, чтобы присутствовать на заседании Конклава магов одном из самых важных за последние несколько сотен лет. Пар-Салиан решил удалиться от дел, и теперь нужно будет выбрать его преемника. Наверное, им станет Юстариус, магистр Ложи Красных Мантий.
      И Даламар нисколько не был против этого. Он и сам понимал, что пока недостаточно силен и могуществен, чтобы стать Верховным Магом. Пока...Однако что-то ему подсказывало, что на том же совете магов будет избираться магистр Ложи Черных Мантий...
      Даламар улыбнулся. Он знал, кто будет новым магистром.
      Темный эльф уже подготовился к отбытию. Стражи получили строгий наказ не впускать в Башню никого - ни живых, ни мертвых - в его отсутствие. Вряд ли это вообще могло случиться, поскольку не тронутая пожарищами Шойканова Роща надежно охраняла подступы к цитадели магического искусства, однако Даламар подумал, что мрачному одиночеству и тишине Башни скоро придет конец.
      По распоряжению темного эльфа несколько комнат Башни были тщательно убраны и обставлены новой мебелью. Даламар планировал вернуться сюда с несколькими учениками - разумеется, принадлежащими к Черной Ложе, - хотя он допускал и возможность того, что если среди Красных Магов Окажутся один или двое, обладающие исключительными способностями и талантом, то и их можно будет пригласить с собой. Причиной такого желания Даламара были его прозорливость и дальновидность, стремление как можно раньше начать передавать другим те знания и умения, которые он приобрел, однако темный эльф не стыдился признаться самому себе и в том, что желает обрести не только учеников, но и добрых товарищей.
      Но все это будет потом; пока же ему оставалось еще одно важное дело.
      Отворив дверь лаборатории, темный эльф ненадолго замер на пороге. Он не был здесь с того самого дня, когда Карамон, замкнув Врата, вынес раненого Даламара наружу.
      В лаборатории было темно. По команде мага в подсвечниках тут же вспыхнули свечи, согревая комнату мягким желтым светом, но тени никуда не исчезли, просто отступили и притаились по углам, словно живые. Даламар взял с ближайшей подставки серебряный подсвечник и начал медленно обходить лабораторию, собирая разбросанные свитки, кольца, магический жезл и прочую мелочь. Как только в руках у него оказывалось достаточное количество магических предметов, Даламар произносил негромкий приказ, и они немедленно отправлялись вниз, в его собственный кабинет.
      Вот он прошел темный угол, в котором лежало тело Китиары. Ее кровь засохла на полу безобразным пятном; к тому же здесь было холоднее обычного, словно Сот побывал тут совсем недавно. Даламар не стал задерживаться и прошел к массивному каменному столу, заставленному ретортами и колбами. Из одного сосуда на него с мольбой глянули печальные круглые глаза, и маг произнес слово, которое погасило их - навеки.
      Наконец он подошел к Вратам и остановился. Пять драконьих голов, глядевших в жуткую пустоту, все так же разевали пасти в неслышном крике, вознося хвалу своей Темной Королеве. По ним пробегали тусклые отблески, но это было лишь отражение света горевших в лаборатории свечей.
      Даламар стоял перед Вратами и долго вглядывался во мрак. Ничего - ни движения, ни намека на свет...Темный эльф протянул руку и потянул за свисающий с потолка тонкий золотой шнур. Сверху упала тяжелая пыльная портьера красного бархата, заслонившая Врата от взглядов посторонних.
      Отвернувшись от Врат, Даламар уперся взглядом в книжные полки, уставленные многочисленными томами. Желтый свет подсвечника скользнул по темно-синей коже переплетов и отразился от серебряных рун. От книг исходил пронизывающий холод.
      Колдовские книги Фистандантилуса - теперь его.
      Там, где заканчивались синие корешки, стояли другие книги, переплетенные в черную кожу и дерево, также украшенные серебряными магическими знаками и рунами. Даламар невольно протянул руку, чтобы дотронуться до них, и почувствовал, что каждый фолиант излучает странное внутреннее тепло, благодаря которому книги казались на ощупь живыми.
      И книги Рейстлина - тоже его.
      Даламар пристально посмотрел на каждую и вздохнул. В этих томах были описаны чудеса, разгадки многих тайн, каждая книга могла стать источником могущества и власти, но темный эльф отвернулся. Пройдя мимо полок к двери, он взялся за ручку и, обернувшись, отправил подсвечник на каменный стол у окна. Взгляд его сам собой остановился на одном предмете в лаборатории.
      В темном углу стояла вещь, хозяином которой прежде был Рейстлин, волшебный Посох Магиуса. На мгновение дыхание темного эльфа перехватило: ему показалось, что на вершине посоха - в хрустальном шаре, который оставался темным с того дня - сверкнул огонек. Лишь несколько минут спустя Даламар с облегчением вздохнул, сообразив, что это всего лишь отблеск пламени свечей.
      Произнеся негромкую команду, он погасил свечи в подсвечниках, и комната погрузилась во мрак. Да, он действительно ошибся. В наступившем мраке Посох Магиуса перестал быть виден: ни малейшая искра не освещала изнутри его хрустальное навершие, стиснутое золотой драконьей лапой.
      Даламар втянул в легкие побольше воздуха и, со вздохом выпустив его, вышел из лаборатории и решительно захлопнул за собой дверь. Достав из небольшой коробочки, испещренной могущественными рунами, серебряный ключ, он вставил его в разукрашенную замочную скважину серебряного замка - совершенно нового замка, созданного отнюдь не кузнецами Кринна. Прошептав магическую формулу, Даламар повернул ключ, и замок щелкнул. В ответ этому звуку раздался еще один щелчок. Смертоносная ловушка была готова.
      Отвернувшись от двери, Даламар призвал к себе одного из хранителей Башни. Повинуясь его приказу, из стены выплыли бестелесные глаза и придвинулись ближе.
      - Возьми этот ключ, - приказал темный эльф. - Ты будешь хранить его целую вечность. Не отдавай его никому, даже мне самому. Начиная с этой минуты ты будешь охранять эту дверь, в которую не должен войти никто. Пусть тех, кто попробует это сделать, настигнет мгновенная смерть.
      Глаза несколько раз мигнули в знак повиновения. Когда Даламар начал спускаться по лестнице, он увидел, что светящиеся глаза страшного хранителя, вглядываясь в бесконечную тьму, заняли свое место в дверном проеме.
      Темный эльф довольно кивнул и пошел дальше...
      домой...
      Тук-тук-тук!
      Тика Вилайн Маджере села на кровати и прислушалась.
      Ее сердце стучало так громко, что она почти ничего не слышала, и все же молодая женщина терпеливо выжидала, когда звук, поднявший ее ото сна, раздастся снова.
      Но вокруг было тихо. Неужели ей это приснилось?
      Откинув с лица рыжие вьющиеся волосы, Тика сонно покосилась в окно. Стояло раннее утро; даже солнце еще не взошло, и небо было глубокого синего цвета, каким оно бывает только перед рассветом. Птицы в ветвях понемногу просыпались, перепархивая с ветки на ветку и звонко пересвистываясь между собой, однако Утеха еще спала. В этот предрассветный час даже городской сторож обычно уступал настойчивому и ласковому теплу весенней ночи и сладко похрапывал под своим навесом, упираясь подбородком в грудь.
      "Наверное, мне это приснилось! - с некоторым страхом подумала Тика. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к тому, что приходится спать одной? Любой звук или шорох заставляет меня подскакивать на постели и таращиться во тьму..."
      Она легла и натянула на голову одеяло, пытаясь снова уснуть. Крепко зажмурив глаза, Тика попробовала вообразить, что Карамон снова здесь, попыталась представить себе, как она лежит рядом с ним, положив голову на его плечо, и прислушивается к его ровному дыханию, к мощным ударам сердца - таким уютным и привычным звукам, которые всегда позволяли ей чувствовать себя в безопасности...Вот его рука похлопала ее по плечу, а знакомый голос пробормотал сонно:
      - Это просто плохой сон, Тика...К утру все пройдет...
      Тук-тук-тук-трах!
      Молодая женщина открыла глаза. Нет, это ей не приснилось. И звук, что бы это ни было, доносился сверху. Кто-то или что-то засело в ветвях гигантского гингко, прямо над ее головой!
      Отшвырнув в сторону одеяла, Тика соскочила на пол и, двигаясь с легкостью и сноровкой, которые приобрела во время войны, схватила ночной халат, висевший на спинке кровати, и втиснулась в него, впопыхах перепугав рукава. Затем она неслышно выбралась из спальни в коридор.
      Тук-тук-тук-трах-бах!!
      Тика решительно сжала губы. Кто-то забрался на дерево - туда, где находился их новый, недостроенный дом, который Карамон принялся возводить для Тики среди могучих ветвей гингко. Но кто и зачем? Может быть, вор? Карамон же оставил наверху все свои инструменты...
      Тика едва не рассмеялась, но только всхлипнула. Инструменты! Молоток, насаженный так плохо, что слетал при каждом ударе; беззубая пила, напоминающая челюсть овражного гнома; рубанок, которым нельзя было строгать даже масло! И все же они были дороги Тике, и она оставила все это добро там, где оставил его он.
      Тук-тук-тук-трах-бах-бах!
      Тика уже вышла в прихожую своего маленького дома, когда ей в голову пришла мысль об оружии. Торопливо оглядевшись по сторонам, она схватила первое, что попалось под руку, - увесистую сковороду на длинной ручке. Крепко сжимая сковороду в руке, она неслышно и незаметно выскользнула наружу.
      Лучи солнца чуть тронули вершины далеких гор, и снежные пики зазолотились на фоне безмятежно голубого неба. Капли росы сверкали в траве, как крошечные бриллианты, а утренний воздух был прозрачен и свеж, как арбуз. Молодые блестящие листья гингко шуршали наверху и радовались нежным прикосновениям солнечных лучей, разбудивших их. Новорожденный день казался таким свежим, чистым и новым, словно это был первый день только что сотворенного мира, на который боги еще взирают с довольными улыбками.
      Но Тика не думала ни о богах, ни о прелести утра, ни о холодной росе, которая стекала по ее босым ногам. Сжимая за спиной сковороду, она подкралась к ведущей наверх лестнице и принялась карабкаться в клеть недостроенного дома, укрепленную на самых толстых сучьях могучего дерева. У края платформы она, однако, приостановила свой подъем, осторожно заглянув через люк внутрь.
      Ага! В доме действительно кто-то есть! Тика с трудом разглядела темную фигуру, сидевшую на корточках в темном углу, и, неслышно перебросив свое тело через край люка, стала подкрадываться к незваному пришельцу по теплому деревянному полу. И тут ей послышалось сдавленное хихиканье...
      Тика на мгновение заколебалась, потом решительно сжала в руках сковороду и. пошла дальше.
      "Это просто воображение разыгралось", - твердила она себе, все ближе и ближе подходя к укрытой плащом фигуре.
      Теперь она смогла лучше рассмотреть вора. Это был мужчина, человек очень сильный, если судить по его загорелым мускулистым рукам и ширине плеч. Своими габаритами он, пожалуй, мог бы поспорить с Карамоном - Тика поняла это, хотя незнакомец и был обращен к ней спиной. Но вот он поднял руку, и молодая женщина заметила зажатый в его кулаке молоток Карамона!
      Как он смеет хватать Карамоновы инструменты?!
      Тика была в ярости, и никакие, даже самые устрашающие размеры не могли ее испугать. К тому же она знала, что все мужчины становятся одинакового роста, стоит только повалить их на землю и приставить к горлу острие меча. Меча у нее не было, зато была сковорода. Тика широко размахнулась и...
      - Карамон! Сзади!!! - раздался пронзительный голос.
      Гигант с удивительным проворством вскочил на ноги и обернулся.
      Сковорода со звоном упала на пол. За ней последовали молоток и несколько гвоздей...
      Тика благодарно всхлипнула и заключила Карамона в объятия.
      - Разве это не замечательно, Тика? Готов поспорить, ты ужасно удивилась! Ведь ты правда удивилась, Тика? А скажи, неужели ты действительно треснула бы Карамона по голове сковородой, если бы я не остановил тебя? На это было бы любопытно взглянуть, хотя я не уверен, пошло бы это Карамону на пользу или нет. А помнишь, как ты огрела сковородой драконида, который хотел ударить Гилтанаса? Тика?.. Карамон?..
      Тассельхоф посмотрел на двух своих старых друзей. Они не произнесли ни слова, они даже не слышали, что он говорил. Они просто стояли, держа друг друга за руки, и молчали, и кендер почувствовал, как какая-то подозрительная влага стекает по его лицу.
      - Ну ладно, - сказал он, с трудом выдавив из себя улыбку. - Вы пока побудьте тут, а я спущусь вниз и подожду вас в гостиной.
      Кендер ловко спустился по лестнице и вошел в аккуратный маленький домик, стоявший в тени гигантской кроны гингко. Оказавшись внутри, он первым делом достал носовой платок и трубно высморкался и лишь потом принялся осматриваться по сторонам.
      - Судя по всему, - пробормотал он, с восторгом разглядывая новехонькую серебряную мисочку с хрустящим печеньем, - Тика и Карамон еще некоторое время пробудут там, наверху, может быть даже до обеда...