Современная электронная библиотека ModernLib.Net

DragonLance / Сага о копье - Час близнецов (Трилогия легенд - 1)

ModernLib.Net / Уэйс Маргарет / Час близнецов (Трилогия легенд - 1) - Чтение (стр. 25)
Автор: Уэйс Маргарет
Жанр:
Серия: DragonLance / Сага о копье

 

 


      - Я вернулся, чтобы стать им, - поправил ее Рейстлин.
      - Но... я слышала про него, что он... нехороший, злой. - Крисания в ужасе смотрела на сидевшего рядом с ней человека.
      - Зла больше нет, - ответил Рейстлин. - Фистандантилус мертв.
      - Ты?..
      Это слово Крисания прошептала так тихо, что сама едва его расслышала.
      - Иначе он убил бы меня, - просто сказал Рейстлин, - как убивал уже сотни раз в своей неимоверно долгой жизни. Его жизнь или моя - вот как стоял вопрос.
      - Одно зло мы обменяли на другое, - ответила Крисания с печальной безнадежностью в голосе и отвернулась.
      "Я теряю ее!" - мгновенно понял Рейстлин. Он видел только ее профиль, холодный и чистый, как свет Солинари.
      Пытливо и беспристрастно он рассматривал ее, как рассматривал маленьких зверушек, которых препарировал у себя в лаборатории, изучая строение их тела и пытаясь проникнуть в тайну жизни. Точно так же, как на анатомическом столе он сдирал с них шкуру и слой за слоем удалял мышцы, чтобы обнажить бьющееся сердце, Рейстлин пытался сейчас проникнуть под покров самообладания, с помощью которого Крисания защищалась от него, и заглянуть к ней в душу.
      Жрица прислушивалась к чудному голосу Короля-Жреца, сохраняя на лице глубокое, безмятежное спокойствие, но Рейстлин помнил, каким был ее взгляд перед тем, как он тронул ее за плечо. Он давно уже умел читать мысли и чувства людей по выражениям их лиц и поэтому понимал, что означает легкая морщинка тревоги, залегшая между черными бровями жрицы, понимал, отчего потемнели и затуманились ее чистые серые глаза. Руки Крисании, как и прежде, были сложены на коленях, однако Рейстлин видел, что пальцы ее беспокойно теребят и мнут ткань платья. Он знал, какой разговор состоялся между Крисанией и Денубисом в библиотеке, знал, что за сомнения терзают ее. Он знал: вера ее поколеблена, и теперь жрица стоят на краю пропасти. Ему казалось вовсе не сложным взять и столкнуть ее вниз - с его стороны для этого понадобится лишь незначительное усилие, но если он проявит осмотрительность и терпение, то дождется того момента, когда жрица спрыгнет в пропасть сама.
      Рейстлин вспомнил, как Крисания вздрогнула от его прикосновения. Придвинувшись к ней, он осторожно взял ее за запястье. Жрица попыталась вырваться, но Рейстлин крепче сжал ее руку. Тогда она подняла голову, чтобы негодующе взглянуть на него, и... была скована встречным взглядом.
      - Ты на самом деле так дурно думаешь обо мне? - спросил Рейстлин голосом человека, который страдал и терпел лишения, а потом обнаружил, что все его муки были напрасны.
      Удар попал в цель: он увидел, как горечь его печали' пронзила ее сердце, словно холодная острая сталь. Крисания попыталась что-то сказать, но Рейстлин опередил ее, повернув нож в ране.
      - Фистандантилус собирался вернуться в наше время и уничтожить меня. Он хотел захватить мое тело и продолжить то дело, которое не довела до конца Владычица Тьмы. Он собирался стать властелином, повелевающим злыми драконами. Повелители Драконов - такие, как моя сестрица Китиара, - все встали бы под его знамена. Мир снова оказался бы ввергнутым в войну. - Рейстлин выдержал паузу. Теперь эта угроза миновала, - тихо закончил он.
      Его взгляд удерживал взгляд Крисании точно так же, как рука удерживала ее руку. В глазах Рейстлина, вернее, на их непроницаемой блестящей поверхности Крисания увидела свое отражение, однако оно было совсем иным, нежели она себе представляла. Вместо холодной, надменной и суровой жрицы, какою она считала себя, Крисания увидела лицо заботливой, приветливой и привлекательной женщины. Этот человек доверчиво пришел к ней с открытой душой, а она подвела его. Боль, наполнявшая голос Рейстлина, стала почти непереносимой, и Крисания опять попыталась заговорить, но маг вновь помешал ей.
      - Тебе известно, чего я хочу, - сказал он. - Я открыл перед тобой свое сердце. Разве я хочу новой войны? Разве я стремлюсь завоевать мир? Моя сводная сестра Китиара пришла ко мне именно с этой просьбой, она хотела покорить весь мир и просила моей помощи. Я отказал, представляя возможные последствия. Рейстлин вздохнул и опустил глаза. - Тебе пришлось заплатить за это. Я рассказал сестре о тебе, Крисания, рассказал о твоей доброте и силе. Китиара пришла в ярость и послала Сота, Рыцаря Смерти, уничтожить тебя, надеясь этим положить конец влиянию, которое ты оказываешь на меня.
      - Значит, я действительно как-то повлияла на твои мысли и поступки? мягко спросила Крисания, прекратив попытки высвободить руку из пальцев Рейстлина. Ее голос слегка дрожал от радости. - Разве могла я надеяться, что влияние Братства окажется столь убедительным и...
      - Этого Братства? - с горечью переспросил Рейстлин. Теперь он сам убрал руку и, откинувшись на спинку стула, смотрел на жрицу с легким презрением.
      Гнев, смущение и чувство вины одновременно окрасили щеки Крисании в розовый цвет, а серые глаза ее потемнели и сделались темно-голубыми. Румянец расползался по ее щекам, перекочевал на губы... и она вдруг стала по-настоящему прекрасной. Рейсшин невольно был вынужден отметить это, не мог не отметить красота Крисании и прежде бросалась ему в глаза, мешая сосредоточиться, но теперь... Чтобы отогнать эту мысль, Рейстлину потребовались значительные усилия, и это вызвало в нем раздражение.
      - Я знаю 6 твоих сомнениях, - довольно резко сказал он. - Я знаю, что привело тебя в такое смятение: ты обнаружила, что Братство гораздо сильнее озабочено тем, чтобы править миром, вместо того чтобы нести людям божественную волю и свет. Ты увидела, что жрецы ведут двойную жизнь, что они погрязли в политике и стяжательстве, что они тратят огромные деньги на роскошь, вместо того чтобы накормить голодных. В надежде оправдать Братство ты пытаешься доказать, что не из-за прегрешений жрецов боги разгневались и сбросили огненную гору на тех, кто предал и отрекся от них. Ты хотела обвинить в этой каре кого-то другого... возможно даже магов.
      Крисания смутилась так сильно, что не осмеливалась больше смотреть на Рейстлина. Она опустила глаза и отвернулась в сторону, однако унижение и боль, которые она переживала, не могли укрыться от мага.
      Рейстлин между тем продолжал говорить, и слова его были суровы и беспощадны.
      - Катаклизм приближается, госпожа Крисания. Истинные жрецы уже покинули этот проклятый богами край... Да-да, разве ты не знала? Денубис, с которым ты разговаривала, уже исчез, его больше нет в Храме. Ты, Крисания, единственная настоящая жрица, оставшаяся теперь в Истаре. Остальные не в счет.
      Крисания в ужасе посмотрела на мага.
      - Это... невозможно, - прошептала она, обводя глазами зал.
      Впервые она внимательно прислушалась к тому, о чем говорят придворные и старшие жрецы, собравшиеся у трона Короля-Жреца. Она услышала разговоры об Играх, о распределении общественной казны, о том, как подготовить армию и как лучше всего подчинить себе - именем Братства! - мятежные земли и страны.
      Неожиданно, заглушая весь этот деловитый гомон, чистый и мелодичный голос Короля-Жреца наполнил ее слух и успокоил растревоженную душу. Король-Жрец все еще пребывал здесь, что бы там ни говорил Рейстлин. Отвернувшись от мрака и тьмы, жрица открыла глаза его божественному свету и почувствовала, как вера снова крепнет в ней, как ограждает она ее надежной стеной, способной защитить от лукавых - теперь она понимала это - речей Рейстлина.
      Крисания холодно взглянула на мага.
      - В мире еще остались свет и добро, - сказала она строго. Она поднялась и хотела уйти, но задержалась, чтобы сказать последние несколько слов: - Покуда этот святой человек, получивший благословение Паладайна, правит в Храме, я не поверю, что боги решили покарать наше Братство, явив нам свой гнев. Скорее уж пострадают те, кто до сих пор отворачивался от его света.
      Рейстлин тоже поднялся и, пристально глядя на Крисанию, придвинулся к ней вплотную. Увлеченная обличением, жрица не заметила этого.
      - Гнев богов должен пасть в первую очередь на тех, кто не слушал Короля-Жреца! Я не сомневаюсь, что он предвидит кару и делает все, чтобы ее предотвратить! Я уверена: он молит богов явить милосердие!
      - Посмотри на него, - прошептал Рейсшин. - Посмотри на этого "пророка", получившего благословение богов!
      Обняв Крисанию за плечи сильными руками, Рейстлин заставил ее взглянуть в лицо Королю-Жрецу. Крисания, которую переполняло чувство вины за свои сомнения и раскаяние за то, что она позволила Рейстлину заглянуть себе в душу, попыталась вырваться, но маг держал крепко, и пальцы его жгли ее плечи, словно огонь.
      - Посмотри на него! - повторил Рейсшин. Слегка встряхнув жрицу, маг заставил ее поднять голову и посмотреть прямо на сияющий свет, окружавший Короля-Жреца. Рейсшин почувствовал, как тело Крисании затрепетало, и удовлетворенно улыбнулся. Наклонив голову так, что жрица почувствовала его теплое дыхание на своей щеке, он зашептал ей на ухо:
      - Что ты видишь, праведная дочь?
      В ответ ему раздался тихий мучительный стон.
      Улыбка Рейстлина растеклась шире.
      - Что ты видишь, Крисания, расскажи мне, - потребовал он.
      - Этот человек... - запинаясь, пробормотала Крисания, не в силах оторвать взгляда от Короля-Жреца. - Просто человек. Он выглядит очень усталым и... испуганным. У него мешки под глазами, - должно быть, он не спал несколько ночей. Голубые глаза мечутся туда и сюда...
      Неожиданно до Крисании дошло, что она сказала. Остро почувствовав близость горячего тела Рейсшина, она вырвалась из объятий сильных рук и повернулась к магу.
      - Что за заклятие ты испробовал на мне? - сердито воскликнула она.
      - Никаких заклятий, Посвященная, - тихо ответил Рейстлин. - Наоборот, я разрушил заклятие, при помощи которого Король-Жрец прячет от других свой страх. Именно этот страх сделал неизбежной его собственную гибель и гибель тысяч и тысяч невинных людей.
      Крисания взглянула на мага с недоверием. Ей бы очень хотелось, чтобы он лгал, однако она начинала понимать, что, даже если он сказал неправду, это ничего не изменит. Крисания не могла больше лгать самой себе.
      Растерянная, испуганная, сбитая с толку, Крисания развернулась и, ничего не видя от слез, выбежала из тронного зала.
      Рейстлин смотрел ей вслед и не чувствовал ни облегчения, ни удовольствия от своей победы. В конце концов, примерно этого он и ожидал. Усевшись в кресло у очага, он выбрал из вазы на столе апельсин и принялся небрежно чистить его, неподвижно глядя на пляшущее пламя.
      В тронном зале был еще один человек, который внимательно смотрел вслед Крисании. Потом он наблюдал, как Рейстлин ест апельсин, высасывая сначала из дольки сок и лишь затем пережевывая мякоть.
      Кварат вернулся в свои покои с перекошенным от страха и ненависти лицом и до самого рассвета ходил по комнате из угла в угол, яростно топча узоры дорогого ковра.
      Глава 11
      В истории эта ночь - ночь, когда все истинные жрецы покинули Кринн, осталась под именем Ночи Судьбы. Куда они отправились и какова была их судьба об этом умалчивают даже летописи Астинуса. Поговаривали, что некоторых из них видели в самые тяжкие дни Войн Копья, через триста лет после Катаклизма. Многие эльфы готовы поклясться чем угодно, что Лоралон, величайший из эльфийских жрецов, посетил разоренную землю Сильванести и, оплакивая падение королевства, благословлял тех, кто посвятил свою жизнь возрождению некогда цветущего края.
      Однако для большинства жителей Кринна исход жрецов прошел незамеченным. Впрочем, та роковая ночь стала Ночью Судьбы и во многих других отношениях.
      Крисания выбежала из тронного зала Короля-Жреца в смятении и страхе. Смятение ее имело объяснение весьма простое. Она увидела Короля-Жреца, величайшего из священнослужителей, человека, перед которым преклонялись жрецы даже ее времени, таким, каким он был на самом деле: испуганным и растерянным, спрятавшим свой страх за паутиной заклятий и позволившим другим править страной от своего имени. Неудивительно, что все ее сомнения, касавшиеся Братства и целей его существования на Кринне, вернулись к ней с новою силой.
      Что до ее страха, то она была просто не в силах размышлять о сто причине.
      Сначала она неприкаянно бродила по коридорам Храма, запинаясь о ковры и ступеньки и не представляя, куда бы пойти и что предпринять. Наконец она нашла подходящее убежище в каком-то укромном уголке, вытерла слезы и попыталась взять себя в руки. Стыдясь того, как легко она потеряла контроль над собой, Крисания довольно скоро поняла, что ей надлежит сделать в первую очередь.
      Она должна найти Денубиса. Только так она сможет убедиться в том, что Рейстлин ошибается.
      Крисания быстро прошла по знакомым коридорам, освещенным бледным светом Солинари, и вскоре остановилась у дверей комнаты Денубиса. К этому времени она уже настолько успокоилась, что не верила ни единому слову Рейсшина об исходе жрецов. Собственно говоря, она всегда с сомнением относилась к древней легенде о Ночи Судьбы, приписывая ее к разряду беспочвенных выдумок. Вот и теперь она считала, что Рейсшин, должно быть... заблуждается.
      Она подняла руку и постучала. Ей никто не ответил.
      "Он спит", - сказала себе Крисания. Несмотря на уверенность, которую она испытывала, по телу ее пробежала крупная дрожь, отчего жрица в раздражении дернула плечом. "Ну конечно, уже поздно. Вернусь утром", - решила она.
      Несмотря на принятое решение, Крисания продолжала стучать в дверь и даже негромко окликнула жреца по имени. Ответа не было.
      - Я вернусь утром, - прошептала Крисания. - В конце концов, мы виделись всего несколько часов назад.
      Но рука Крисании помимо воли легла на дверную ручку и слегка повернула ее.
      - Денубис? - прошептала она, чувствуя, как сердце ее куда-то проваливается.
      Комната была погружена во тьму. Окно выходило во внутренний двор Храма, и лунный свет не попадал сюда. На мгновение решимость оставила Крисанию. "Это же смешно!" - упрекнула она себя, представив то положение, в котором окажется, если Денубис проснется и застанет ее тихо крадущейся в его комнате в самый глухой ночной час.
      Наконец она набралась смелости и широко отворила дверь, чтобы свет из коридора смог проникнуть в келью Денубиса. В оранжевом, дрожащем свете факелов она увидела комнату такой, какой ее запомнила, - аккуратной и чистой... И пустой.
      Конечно, она была не совсем пуста: книги, перья на столе, одежда Денубиса - все это оставалось здесь, словно хозяин вышел на минуту и вот-вот должен вернуться. Но Крисания чувствовала: исчез самый дух жилья, и теперь здесь витает оставленность и сиротство.
      Свет факелов поплыл перед глазами Крисании, ноги ее подкосились, и. жрица прислонилась к дверному косяку. Лишь спустя несколько минут ей удалось прийти в себя и начать рассуждать здраво. Крисания решительно захлопнула дверь и пошла к себе в комнату.
      Итак, Ночь Судьбы действительно наступила. Истинные жрецы исчезли. На носу были зимние праздники, а через тридцать дней после их начала разразится Катаклизм. Мысль о грозящей катастрофе заставила Крисанию остановиться. Почувствовав внезапное головокружение, она замерла у окна, оперлась о подоконник и устремила невидящий взгляд в сад, залитый белесым лунным светом. Значит, конец ее мечтам, чаяниям, надеждам... Придется вернуться назад, в свое время, и сознаться в собственной несостоятельности.
      Сад за окном, прекрасный, словно сработанный из тончайших серебряных пластин, поплыл у нее перед глазами. Первые итоги неутешительны; Братство погрязло в роскоши и стяжательстве, Король-Жрец, судя по всему, действительно виновен в несчастье, постигшем мир, и даже первоначальное намерение Крисании вырвать Рейстлина из объятий тьмы окончилось ничем. Он даже не стал ее слушать! Возможно, сейчас, в этот самый миг, он смеется над ней своим ужасным, издевательским смехом.
      - Посвященная?.. - раздался за ее спиной негромкий голос.
      Торопливо вытерев глаза, Крисания обернулась.
      - Кто здесь? - спросила она и слегка откашлялась, чтобы прочистить горло.
      Всмотревшись в темноту, она вздрогнула - из густой тени появилась закутанная в черный плащ фигура. Жрица хотела что-то сказать, но голос не слушался ее.
      - Я возвращался к себе и вдруг увидел тебя, - объяснил Рейстлин, и Крисания не уловила в его голосе ни издевательства, ни насмешки. Маг говорил спокойно, однако было в его интонации что-то такое, что одновременно и согрело Крисанию. и заставило ее затрепетать. - Надеюсь, ты здорова. - Рейстлин приблизился и встал рядом. Крисания не видала его лица, скрытого в тени капюшона, и только его глаза, отражая свет Солинари, горели во мраке холодным и чистым огнем.
      - Нет, - смущенно пробормотала Крисания и отвернулась, надеясь, что маг не заметил слез на ее лице.
      Но это не помогло. Усталость, разочарования последних дней и особенно нескольких последних часов овладели ею с невероятной силой, так что Крисания больше уже не могла совладать с ними. По щекам ее вновь покатились крупные слезы.
      - Уходи, прошу тебя, - сказала она, крепко зажмуривая глаза и глотая собственные слезы, словно горькое лекарство.
      Маг не ответил, но Крисания почувствовала мягкое прикосновение бархата к своей обнаженной руке, и все ее тело вдруг окутало уютное тепло. Она почувствовала пряный аромат благовоний, розовых лепестков и легкий, тревожащий запах тлена: так, вероятно, могли пахнуть высушенные крылья летучей мыши или череп какого-нибудь грызуна - словом, те таинственные предметы, которые маги используют в своем колдовстве. Потом рука Рейстлина осторожно прикоснулась к ее щеке. Тонкие и чувствительные пальцы показались ей необычайно горячими.
      Крисания так и не поняла - то ли Рейстлин утер ей слезы, то ли они высохли сами от жара его рук. В следующее мгновение маг бережно взял ее за подбородок и отвернул ее голову от лунного света. Крисания едва могла вздохнуть - сердце ее билось так сильно, что грудь чуть не разрывалась от сладостной боли. Жрица закрыла глаза, боясь того, что она может увидеть, однако даже сквозь две мантии. черную и белую, она ощутила прижавшееся к ней сильное тело. И это пугающее тепло...
      Внезапно Крисании захотелось, чтобы тьма окружила и ее, убаюкала, приласкала, укрыла от всех непогод и разочарований. Ей захотелось, чтобы удивительный жар его тела растопил тот холод, что еще оставался в ее душе. В отчаянном порыве Крисания воздела руки и потянулась к Рейстлину... но его уже не было. Она услышала только шорох его шагов, быстро затухающий в глубине коридора.
      Крисания вздрогнула и открыла глаза. Горячие слезы вновь хлынули из глаз, и она прижалась щекой к холодному стеклу окна. Но это были слезы радости.
      - Паладайн! - прошептала она. - Благодарю тебя! Мне ясен мой путь, и теперь я не ошибусь!
      Черный маг стремительно шел по коридорам Храма. Все, кто встречал на пути его мрачную фигуру, в ужасе шарахались в стороны, не в силах вынести сопровождавшую его волну обжигающего гнева. В конце концов Рейстлин добрался до своей комнаты и чуть не вышиб сердитым ударом дверь. Одного его взгляда оказалось достаточно, чтобы в камине забушевал маленький огненный смерч. Пламя с гудением устремилось вверх по дымоходу, а Рейстлин принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону и осыпать себя проклятиями. Он метался так до тех пор, пока не почувствовал усталость. Тогда он бросился в кресло и погрузил яростный взгляд в бушующее пламя.
      - Кретин! - повторял он, сжимая кулаки. - Я должен был это предвидеть! У моего тела, несмотря на всю его силу, есть одно слабое место, и слабость эта свойственна всем людям. Не важно, насколько развит и силен твой ум, и не имеет значения, насколько хорошо ты владеешь своими чувствами! Это все равно поджидает тебя, прячется в тени, как готовый напасть в любую минуту хищный зверь!
      Рейстлин зарычал от бешенства и с такою силой вонзил ногти в ладони, что из-под них брызнула кровь.
      - До сих пор я вижу ее перед собой, вижу ее белую кожу и полуоткрытые губы! Я чувствую запах ее волос и податливую упругость прижавшегося ко мне тела...
      - Нет! - едва не крикнул Рейстлин. - Этого не должно быть! Нельзя допустить, чтобы это случилось! Возможно... - Он задумался и продолжил уже спокойнее: - Что если мне попробовать совратить ее? Разве после этого она не окажется в полной моей власти?
      Мысль была соблазнительная, однако она вызвала в Рейстлине такую бурю страстей и желаний, что тело его содрогнулось, будто в агонии. Прошло, однако, немного времени, и холодный разум мага возобладал над стихией чувств.
      "Что ты знаешь о любви вообще и о соблазнении в частности? - насмешливо спросил он себя. - В этом искусстве ты - ребенок, еще более неумелый и глупый, чем твой буйволоподобный брат".
      Воспоминания детства и юности внезапно нахлынули на Рейстлина. Болезненный и слабый, отличавшийся острым умом и склонностью к едким насмешкам, Рейстлин, в отличие от своего красавца брата, никогда не привлекал к себе внимания представительниц противоположного пола. Погрузившись с головой в изучение магии, сам он от этого почти не страдал. Однажды, правда, он решился на эксперимент. Одна из подружек Карамона, устав от легких побед, обратила на него свое благосклонное внимание, решив, видимо, что близнец богатыря может оказаться для нее в некотором отношении небезынтересным. Рейстлин, которого сообща подзуживали Карамон и несколько его приятелей, уступил ее грубым домогательствам. То, что случилось потом, жестоко разочаровало обоих. Девица униженно вернулась к Карамону. Рейстлин же, худшие опасения которого наконец нашли практическое подтверждение, снова обратился к своей магии, где по-прежнему только и находил высшее наслаждение.
      Но теперь его тело - молодое и столь же здоровое, как тело брата - болело и ныло от страсти, какой он никогда еще не испытывал. Однако он не мог позволить ей вырваться на свободу, не мог уступить желаниям своей плоти.
      - Это кончится трагедией, - сказал он себе с холодной ясностью, - и не только не поможет мне достичь цели, но, напротив, только помешает. Крисания чиста, чиста телом и душой. В этой чистоте ее сила. Мне нужно поколебать ее добродетель, но так, чтобы не сломать душу.
      Придя к этому заключению, Рейстлин, прекрасно владевший собою и умевший подавлять свои эмоции, наконец расслабился и устало откинулся на спинку кресла. Огонь В камине успокоился, и Рейстлин, закрыв глаза, погрузился в сон, который должен был к утру восстановить его силы.
      Но, прежде чем уснуть, он еще раз с беспощадной отчетливостью увидел блестящую слезу, упавшую с ресниц на нежную девичью щеку.
      ***
      Тем временем Ночь Судьбы продолжалась. Послушник, крепко спавший в своей келье, был разбужен посыльным и получил распоряжение немедля явиться к Кварату. Старшего жреца секретарь застал в кабинете.
      - Ты посылал за мной, мой господин? - спросил он, тщетно пытаясь подавить зевоту.
      Лицо послушника было помятым и все еще сонным. Торопясь как можно скорее явиться на зов жреца, он впопыхах надел рясу задом наперед и теперь чувствовал себя неловко.
      - Что означает этот доклад? - требовательно спросил Кварат и постучал пальцем по расстеленному на столе свитку пергамента.
      Секретарь наклонился над столом, чтобы лучше видеть. Ему, однако, пришлось хорошенько протереть кулаками глаза, прежде чем он сумел разобрать написанное.
      - Ах это... - сказал он. - Я изложил все, что было мне известно.
      - Значит, Фистандантилус не виноват в гибели моего раба, так? - спросил Кварат. - Признаться, мне верится в это с трудом.
      - И тем не менее, мой господин, это так. Ты можешь сам допросить гнома. Он признался - правда, убеждать его пришлось при помощи золота, - что на самом деле его нанял господин, имя которого указано в сообщении. Упомянутый господин рассержен тем, что часть его земель в предместьях города была отчуждена в пользу Братства.
      - Я знаю, чем он недоволен! - отрезал Кварат. - Убить моего раба - это так похоже на Онигиона. Он слаб, но хитер, как змея. Бросить вызов мне открыто он бы, конечно, не посмел. - Кварат ненадолго задумался, потом спросил; - Но почему моего раба убил именно этот здоровяк, которого мы задержали на улице?
      - Гном утверждает, что так они решили с Фистандантилусом. Видимо, маг хотел, чтобы его раб побыстрей освоил "работу" подобного рода. А уж Арак попытался влечь из этого максимум выгоды.
      - Этого не было в докладе, - заметил Кварат, сурово глядя на молодого секретаря.
      - Это так, мой господин, - признал послушник и покраснел. - Я... стараюсь не доверять бумаге ничего, что касается... магов. Он мог бы прочесть это, и тогда...
      - Я нисколько не обвиняю тебя, - покачал головой Кварат. - Я и сам так думаю. Можешь идти.
      Секретарь кивнул, поклонился и отправился навстречу прерванному сну.
      Кварат в эту ночь еще долго не ложился. Сидя за столом, он снова и снова перечитывал сообщение. Наконец он вздохнул и отложил пергамент.
      "Я становлюсь похожим на Короля-Жреца, - подумал Кварат. - Это он вздрагивает и шарахается от каждой тени, которая ему почудится. Если бы Фистандантилус захотел разделаться со мною, он мог бы сделать это одним движением мизинца. Я должен был сразу догадаться, что это не его рук дело". Вздохнув, старший жрец поднялся из-за стола. "И все же сегодня вечером маг был с ней, - продолжал размышлять эльф. - Я сам видел их в тронном зале. Интересно, что это может означать? Возможно, ничего. Возможно, маг - в большей степени человек, нежели мне казалось, и, стало быть, подвержен людским слабостям. Очевидно, новое тело, в котором он появился на этот раз, намного живее той рухляди, в которой он прожил неизвестно сколько лет".
      Эльф мрачно улыбнулся и, приводя в порядок бумаги на столе, спрятал доклад в потайной ящик. "Приближаются праздники. Пожалуй, я отложу все это до тех пор, пока они не закончатся, - решил он. - В конце концов, скоро Король-Жрец призовет богов на последнюю битву со злом. Быть может, тогда все решится само собой, и Фистандантилус вместе со всеми, кто держит сторону тьмы, провалится в Бездну, из которой он и появился".
      Кварат потянулся и зевнул.
      "А я пока займусь господином Онигионом".
      ***
      Ночь Судьбы подходила к концу. Небо посветлело, и Карамон, лежа в своей комнатке на топчане, начал различать в серых предрассветных сумерках отдельные предметы. Сегодня должен был состояться еще один бой с его участием, первый после "несчастного случая" с Варваром.
      Все это время жизнь для Карамона не была особенно приятной, хотя внешне ничего не изменилось. Остальные гладиаторы попали в школу раньше него и давно уже поняли, что к чему. Арена стала для них чуть ли не родным домом, - во всяком случае, мало кто представлял себя вне ее.
      - Это не самый дурной способ выяснять отношения, - пожав плечами, сказал Карамону Перагас на следующее утро после его похода в Храм. - Намного лучше, например, войны, когда тысячи людей убивают друг друга на полях сражений. Здесь, если уж один благородный господин чувствует, что его оскорбил другой благородный господин, он решает свои проблемы скрытно, так сказать частным порядком. Это никого не касается, и в результате - все довольны.
      - Никого, кроме тех несчастных, которые гибнут на арене, сами не зная за что! - перебил Карамон сердито. - Конечно, это не их дело!
      - Не будь ребенком, - фыркнула Киири, полируя один из своих фальшивых кинжалов. - Ты же сам говорил, что когда-то служил наемным телохранителем. Разве тогда ты много рассуждал? Ты сражался и убивал, потому что тебе хорошо платили. Стал бы ты махать мечом, если бы тебе не платили вовсе? Лично я не вижу особенной разницы.
      - Разница заключалась в том, что у меня был выбор! - с горячностью возразил Карамон. - Никогда и ни за какие деньги я не стал бы охранять человека или выступать на стороне тех, кто не прав. Мой брат считал точно так же! Он и я...
      Карамон вдруг замолчал и низко опустил голову. Киири посмотрела на него странным взглядом и, ухмыльнувшись, тряхнула головой.
      - Позволю себе добавить несколько слов к тому, что сказал Перагас. - Она отложила фальшивый кинжал. - Такие случаи привносят остроту, придают схваткам на арене истинность. Теперь ты будешь сражаться еще лучше, вот увидишь!
      Сейчас, лежа в сумерках без сна, Карамон снова обдумывал этот разговор. Он пытался разобраться, кто прав. Возможно, Киири и Перагас знают, что говорят, возможно, он вел себя как маленький ребенок, разревевшийся оттого, что яркая игрушка, с которой он играл, вдруг прищемила ему палец. Однако, обдумывая все с самых разных точек зрения, он никак не мог согласиться с существующими правилами. Человек должен иметь право выбора, чтобы самому решать, как ему жить, что делать и за что умирать. И никто не был вправе определять это за других.
      Когда Карамон додумался до этого, на него, словно скала, обрушилась тяжкая мысль. Гладиатор приподнялся на лежанке и невидящим взглядом впился в серый прямоугольник окна под потолком. Если все это правда, если каждый человек волен сам выбирать, какой дорогой ему следовать, значит, и Рейстлин имеет на это право! Рейстлин сам определил свой путь, он предпочел свету дня темноту ночи. Должен ли Карамон мешать ему, требовать отказа от своего выбора в пользу того, что самому ему кажется правильным?
      Память унесла гиганта в те дни, о которых он припомнил в разговоре с Перагасом и Киири. Это было как раз накануне Испытания, и Карамон до сих пор считал это время самым счастливым в своей жизни. Тогда они с Рейстлином подрабатывали в качестве наемных воинов.
      В паре они сражались очень хорошо, и благородные господа всегда желали видеть их в рядах своих дружин. В те времена безработных воинов было больше, чем листьев на деревьях в лесу, однако магов, которые могли и хотели принять участие в войнах, сыскать было не просто. Поначалу многие с сомнением разглядывали болезненного и не слишком крепкого на вид Рейстлина, однако вскоре мужество и умение прославили его имя. Братьям щедро платили и наперебой приглашали присоединиться к той или иной дружине.
      Но близнецы всякий раз тщательно выбирали, за что и за кого они будут сражаться.
      - Это всегда было делом Рейсшина, - криво улыбаясь в темноту, прошептал Карамон. - Я готов был сражаться на любой стороне, цель и правота не имели для меня никакого значения. Это Рейст настаивал, чтобы мы сражались на стороне обиженных. Помнится, мы отвергли не одно щедрое предложение просто потому, что Рейст говорил:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31