Игра в подкидного

Отец ему ничего не рассказывал, справедливо опасаясь его порядочности, и Дик даже после того, как стал главой фирмы, оставался в полном неведении. Всей контрабандой руководил Стив Брюкнер. Меня он не опасался - знал, что у меня самого рыльце в пушку, а вот Дика - Дика он боялся. Тот и в детстве никогда не мог солгать, даже если очень нужно было, таким он и вырос. Если бы Дик узнал об этих темных делишках Брюкнера, он не задумываясь сообщил бы об этом в полицию.
      Поэтому я и думаю, что попытка убить жену Ричарда - дело рук Брюкнера. Мери сказала мне по телефону, что должна была по просьбе мужа заехать в Риме в художественные мастерские и ознакомиться с их работой. Брюкнер испугался, что она что-то увидит, о чем-то догадается и решил убрать ее. Возможно, что ее смертью он надеялся одновременно запугать Дика.
      - Ну что же, мистер Эплгейт, - задумчиво сказал Джек Дуглас, вставая и пожимая старику руку. - То, что вы мне сейчас рассказали, очень интересно, и я обещаю вам досконально во всем разобраться.
      Выходя из здания, Джек столкнулся с соседом Эзры Эплгейта, поднимающимся по ступенькам крыльца, и подумал, что тот отсутствовал ровно столько, сколько было нужно, и вернулся лишь когда разговор с Эплгейтом закончился.
      Брюкнер, которому Дуглас позвонил по телефону, согласился встретиться с ним у себя дома, за городом. К удивлению лейтенанта, он оказался совсем не таким, каким тот представлял его, судя по низкому хрипловатому голосу. Он был невысоким, щуплым с обширной лысиной на темени, но зато с длинными, крашенными в каштановый цвет волосами на затылке, свисающими жиденькими прядями на широкий воротник пижонского бархатного пиджака цвета детской шалости, элегантно сочетавшегося с бархатными же черными брюками. Из нагрудного кармашка пиджака на добрую ладонь высовывался ярко-желтый фуляровый платок, свернутый с продуманной художественной небрежностью. Довершали этот полутеатральный наряд коричневые туфли на толстой подошве и высоченном каблуке и ярко-красные шелковые носки.
      Джек Дуглас, с насмешливым изумлением рассматривающий этого уникального Нью-йоркского колибри, вдруг словно споткнулся о пристальный, оценивающий его взгляд прищуренных, умных глаз Стива Брюкнера. "Эге, - подумал полицейский, - а ты, похоже, та еще птичка. Во всяком случае, не колибри, скорее, коршун в маскировочном оперении". Брюкнер шестым чувством человека, находящегося настороже, понял, что его опереточный костюм не произвел обычного обезоруживающего действия на гостя, и сразу перешел к делу, сухо спросив:
      - Если я правильно понял вас по телефону, вы расследуете обстоятельства смерти мистера Типпета, лейтенант?
      - Обстоятельства убийства Ричарда Типпета, - с нажимом уточнил полицейский, без приглашения усаживаясь в глубокое кресло, стоявшее в углу претенциозно обставленной гостиной.
      - Да, конечно, - легко согласился с ним Брюкнер. - Но чем я могу быть вам полезен в этом благородном деле? - он явно издевался над полицейским, и тот это принял к сведению.
      - Я хотел бы поговорить о деятельности принадлежащей вам фирмы, сказал Джек Дуглас, наблюдая за выражением лица Стива Брюкнера.
      - Фирма принадлежит не мне, - живо откликнулся тот. - После смерти мистера Типпета она принадлежит его жене.
      - Я имел в виду созданную вами преступную фирму по продаже в Соединенных Штатах краденых произведений искусства.
      - Вот как, - неопределенно сказал Брюкнер и со скучающим видом зевнул, еле успев прикрыть рот рукой.
      Джек Дуглас вдруг почувствовал, что сидящий напротив него маленький, нелепо одетый человечек нисколько его не боится. Понял это и растерялся от своего открытия. Профессиональный опыт подсказывал ему, что такое спокойствие преступника, как правило, означает неуязвимость его позиции с точки зрения закона.
      - Я вижу, мистер Брюкнер, - попробовал продолжить атаку Дуглас, - что ваша собственная судьба вас нисколько не волнует, а ведь она сейчас в ваших руках.
      - Вот именно, - довольно невежливо перебил его хозяин дома. - Моя судьба и сейчас и всегда в моих руках, но никак ни в ваших.
      - А вы не боитесь...
      - Нет, - опять прервал Джека его визави, - никого я не боюсь, а уж вас меньше всего. Ладно, лейтенант, не буду мистифицировать вас и тратить понапрасну ваше и свое время, проясню для вас ситуацию. Во-первых, вы из отдела расследования убийств, так что делами моей фирмы, как вы изволили выразиться, заниматься не будете, во-вторых, о том, что вы виделись со стариком Эплгейтом, и о содержании вашей беседы я узнал еще до того, как вы покинули дом престарелых.
      Джек Дуглас вспомнил внимательные глаза суетливого соседа Эзры Эплгейта по комнате и все понял.
      - Да, да, - усмехаясь проговорил Брюкнер, наблюдая за ним, - я всегда предполагал, что мой бывший шеф когда-нибудь разговорится и заранее подстраховался на этот случай. Мне это обходится всего в полсотни ежемесячно, зато я знаю обо всех, кто приходит к Эплгейту, и о чем они с ним говорят.
      - Слушайте, Брюкнер, - предупредил полицейский, - если с Эзрой Эплгейтом что-нибудь случится....
      - Да бросьте, лейтенант, - досадливо отмахнулся маленький человечек, вы меня прямо за какого-то профессионального убийцу принимаете, а я за всю свою жизнь даже не ударил никого ни разу, хотя меня самого в детстве постоянно лупили мальчишки, зная, что сдачи не получат. Вы у себя в отделе потеряли чувство реальности, постоянно общаясь черт знает с кем. Я сразу понял, что вы примериваете ко мне убийство Ричарда Типпета. Успокойтесь, лейтенант, я не убивал его, как не собираюсь убивать и Эзру Эплгейта, который мне совершенно не мешает.
      - Зачем же вы установили за ним слежку? - язвительно спросил Дуглас.
      - Только для того, чтобы знать, когда сворачивать свои дела с антиквариатом. Они и так продолжались очень долго, гораздо дольше, чем я рассчитывал. Это ведь не могла длиться вечно, слишком много людей были в курсе и слишком много слабых мест на том длинном пути, который проходила каждая вещь от момента, когда ее украли, до того, как она попадет в руки конечного покупателя. Я еще два года назад хотел свернуть все дела, да жалко было бросать, уж больно хорошо все было отлажено. Решил подождать до первого внешнего повода и, как видите, дождался.
      Никаких документов о моей деятельности на ниве благородного служения искусству, - Брюкнер весело подмигнул полицейскому, - нет и никогда не было; никто из принимавших участие в этом деле себе не враг, так что никаких показаний давать не будет, еще менее заинтересованы в огласке те, кто у нас что-либо приобрел.
      Что же касается этого ужасного злодейства, то не тратьте на меня напрасно свое время - я не пытался подложить мину миссис Типпет. Когда примерно с месяц назад ее муж стал проявлять повышенный интерес к деятельности римских мастерских и начал поговаривать о том, что собирается туда съездить, либо послать жену, я понял, что он что-то узнал. Мы сразу же начали сворачивать все дела, и теперь фирма полностью прекратила свое существование, так что убивать миссис Типпет никому не было нужно.
      Джек Дуглас проанализировал то, что услышал. Было очевидно, что Брюкнер говорит правду. Регулярно переправлять краденый антиквариат из Европы в Америку очень сложно даже непродолжительное время, а у него этот путь функционировал несколько лет. Такой канал мог существовать лишь до первой таможенной неприятности, поэтому идти на убийство ради сохранения его нет, это явно было Лишено какого-либо смысла.
      - И чем же вы теперь собираетесь заняться, мистер Брюкнер, поинтересовался Джек Дуглас. - Неужели будете жить на одно жалованье?
      - Ну зачем же! У меня кое-что осталось от моих операций и в финансовом плане, и в смысле знакомств в мире коллекционеров и торговцев антиквариатом. Я хочу открыть собственный музей, где будут выставляться частные коллекции. Он так и будет называться: музей частных коллекций Брюкнера. - В глазах будущего владельца музея появилось мечтательное выражение. - Мне кажется, это будет звучать не хуже, чем, например, музей Гугенхейма. Как вы считаете? Экспозиция музея будет меняться ежемесячно. Уверяю вас, многие, очень многие коллекционеры готовы заплатить приличные деньги за право выставить свои коллекции на суд знатоков. Ведь каждый коллекционер неимоверно тщеславен, можете мне поверить, - я сам такой.
      - Так вы тоже что-то коллекционируете? - удивился Дуглас. - Когда же вы все успеваете?
      - Да, представьте себе, - загадочно улыбаясь, ответил хозяин дома, правда, моя коллекция особого рода, но я горжусь ею не меньше, чем другие собиратели раритетов. раз в год я буду выставлять в своем музее собственную коллекцию и уж можете мне поверить, что она вызовет интерес у многих музеев мира.
      Глаза его разгорелись, он гордо выпятил щуплую грудь колесом и даже слегка привстал на цыпочки.
      - Вы меня просто заинтриговали, мистер Брюкнер, - хмыкнул Джек Дуглас, против своей воли чувствуя уже чуть ли не симпатию к этому маленькому человечку с нелепой внешностью, трезвым острым умом и такой неожиданно сильной страстью коллекционера. - А что вы собираете? Ну поделитесь со мной вашим секретом, я же вижу, вам этого ужасно хочется.
      - Да, - смущенно засмеялся Стив Брюкнер, - не буду скрывать - мне действительно очень хочется показать кому-нибудь свою коллекцию. Ее ведь еще никто никогда не видел. Я, правда, думал сделать это в торжественной обстановке при большом стечении народа, но уж больно велик соблазн. Считайте, вам повезло.
      Он вылетел из-за стола, распахнул дверь, ведущую в глубину дома, и сделал величественный приглашающий жест:
      - Прошу вас, мистер Дуглас, музей Брюкнера рад приветствовать своего первого посетителя.
      Войдя в просторное, светлое помещение, видимо, занимающее весь центр дома, Джек Дуглас изумленно ахнул. Стены комнаты были увешаны картинами в вычурных позолоченных рамах. С потемневших полотен на Джека смотрели надменные джентльмены в роскошных шитых золотом мундирах и прекрасные дамы в кринолинах.
      По углам и в центре зала стояло несколько мраморных и бронзовых статуй. Под картинами вдоль стен на высоких ножках были расставлены плоские застекленные витрины, в которых на черном бархате были разложены золотые и серебряные украшения, массивные чаши, замысловатые кинжалы, кремниевые пистолеты, украшенные инкрустацией из слоновой кости я перламутра. Все, выставленное в комнате, дышало глубокой стариной и под каждым экспонатом располагалась табличка с подробным его описанием. Даже у такого не разбирающегося в искусстве человека, как Дуглас, и то захватило дух.
      - Что это? - изумленно спросил он, оглядываясь на хозяина всего этого великолепия, который наблюдал за ним с умиротворенным выражением лица.
      - Это? - довольный произведенным на гостя впечатлением, Брюкнер обвел зал рукой.
      - Это выполненные лучшими мастерами точные копии раритетов, навсегда исчезнувших из музеев и частных коллекций Европы.
      - Украденных раритетов? - уточнил Джек Дуглас.
      - Ну если вам больше нравится этот термин, то извольте, - не смущаясь согласился Брюкнер. - Табличка под каждым экспонатом подробно рассказывает его историю, имена прежних владельцев и две даты: время изготовления и день похищения. Нигде в мире вы больше не сможете увидеть эти вещи, только в музее Брюкнера.
      - Вы оставляли себе по одной копии каждой украденной вещи, которая проходила через ваши руки? - догадался Дуглас.
      - Лучшую, - поднял палец Стив Брюкнер, - я оставлял себе самую лучшую копию. Не всякий эксперт в состоянии отличить их от подлинников. Поверьте, захоти я продать все это, - он со скромной гордостью оглядел свои сокровища, - то в желающих приобрести недостатка не будет, но музей Брюкнера не продает свои экспонаты ни за какие деньги!
      Уже вечером у себя дома, вспоминая этот разговор, Дуглас испытал смешанное чувство досады и облегчения. Досады от того, что еще одна версия лопнула и поиски убийцы нужно начинать сначала, а облегчения, потому что Брюкнер, вызвавший у Джека невольную симпатию своей коллекционерской страстью, оказался не убийцей.
      Джек Дуглас проанализировал все собранные им данные и, побеседовав еще раз с миссис Типпет, пришел к твердому убеждению, что искать того, кто пытался убить ее, нужно в ее ближайшем окружении. Ему даже показалось, что Мерк догадывается, кто это, но смертельно боится назвать его имя. При попытках выяснить у нее, не подозревает ли она сама кого-нибудь из своих знакомых, глаза молодой женщины наполнялись слезами, руки начинали дрожать и лейтенанту приходилось прекращать расспросы на эту тему. Самым логичным в такой ситуации было опросить ближайших родственников и друзей Мери Типпет, и именно этим Джек Дуглас решил заняться с завтрашнего дня.
      Первый визит он нанес в Южный Бронкс, где в маленькой двухкомнатной квартирке на первом этаже старого двухэтажного коттеджа, рассчитанного на четыре семьи, проживала мать Мери Типпет, миссис Макклоу. Несмотря на то, что мать и дочь оказались очень похожи внешне, Джек Дуглас, увидев пожилую женщину, открывшую ему дверь, решил уточнить:
      - Простите, меня зовут Джек Дуглас. Я договаривался с миссис Макклоу по телефону о встрече.
      - Да-да, - засмеялась женщина, правильно истолковав замешательство гостя, - вы говорили со мной. Я мама Мери, а вовсе не бабушка.
      - О-о, я вовсе не... - смутился полицейский, не зная, как закончить фразу и проклиная себя за косноязычие.
      - Да бросьте вы, мистер Дуглас, - добродушно перебила его миссис Макклоу, - не вы первый, не вы последний. Так уж сложилась жизнь, что у нас с мужем не было детей. Когда он умер, мне было тридцать семь лет. О новом замужестве и не думала, хотела только, чтобы у меня был ребенок и вот через год родила Мери, так что мне уже шестьдесят третий год пошел, самое время внукам бы порадоваться, да вот у дочери такое несчастье.
      Миссис Макклоу вытерла глаза платком, который достала из кармана платья, и Джек Дуглас понял, отчего у хозяйки дома красные веки. Похоже, все эти дни после гибели зятя она плакала. Старушка провела его в комнату, достала из облезлого черного комода белую скатерть и бодро сказала:
      - Спиртного я после смерти мужа в доме не держу, но зато угощу вас хорошим чаем и домашним печеньем, какого вы никогда не едали. Я его сама придумала, могла бы даже патент взять - это мне Ричард покойный всегда говорил, когда они с Мери бывали у меня в гостях.
      На глаза старушки опять навернулись слезы, и она привычно вытерла их платком.
      Джек Дуглас деликатно помолчал, затем, кашлянув, сказал:
      - Как раз о смерти вашего зятя я и хотел с вами поговорить. Именно я занимаюсь расследованием обстоятельств его смерти.
      Брови миссис Макклоу удивленно взлетели вверх.
      - Но Мери сказала мне, что у Ричарда просто взорвался бензобак в машине, из-за какой-то неисправности в моторе. Не понимаю, при чем же здесь полиция. Я всегда полагала, что такими вещами занимаются страховые компании. Разве я не права?
      - А вы разве не читаете газет? - спросил Джек Дуглас, желая выиграть время на раздумье. Похоже, что Мери, не желая пугать мать, не рассказала ей истинную причину смерти своего мужа.
      - Читаю иногда, когда дочка их привозит, но после смерти Ричарда ей просто не до этого. Бедная девочка совеем не своя от горя, даже говорить со мной не хочет об этом - сразу встает и выходит из комнаты. А я сама из дома почти не выхожу - ноги болят. Доктор говорит - тромбофлебит, а я так думаю, что это у меня от холода. Я ведь всю жизнь на рыбоконсервном заводе работала в разделочном цехе, весь день на бетонном полу, да в резиновых сапогах, вот к старости-то ноги и заболели. А что, что-нибудь случилось?
      - Я бы и рад не расстраивать вас, мэм, но, боюсь, без вашей помощи мне просто не справиться. Дело в том, что вашего зятя убили, причем случайно. Жертвой должна была стать ваша дочь. Вы все равно об этом рано или поздно узнаете из газет или от соседей, так уж лучше я вам об этом сам скажу.
      Джек Дуглас рассказал старушке то, что считал нужным из известных ему фактов и добавил:
      - Мне кажется, что Мери догадывается, кто покушался на ее жизнь, но боится назвать его имя. Вы сами не замечали в дочери последнее время ничего необычного?
      - Господи, бедная моя девочка, то-то я замечаю, что она уж месяца два ходит сама не своя, все думает, думает о чем-то, а окликнешь ее вздрогнет испуганно, как в детстве, когда я ее домовым пугала, чтобы слушалась. И деньги у меня два раза одалживала.
      - Много одалживала?
      - Пятьсот долларов в прошлом месяце и тысячу в этом. Больше-то у меня и не было.
      Я думала, может, она купить что-нибудь собралась и не хочет, чтобы муж знал об этом. Он ей в деньгах не отказывал, когда действительно нужно было, а зряшных трат не любил. Вот я ей и дала.
      - А я думаю, что кто-то вымогает у Мери деньги, возможно, угрожая в противном случае расправиться с ней. И она очень боится этого человека, раз не называет мне его имени. Как вы думаете, мэм, кто может угрожать вашей дочери?
      - Да что вы такое говорите, мистер Дуглас? Кто же может угрожать моей бедной девочке? Ей даже Бешеный Джефф, чтоб ему пусто было, никогда не угрожал, а вы такое говорите.
      - Кто это, Бешеный Джефф?
      - Это у нее еще в школе был такой ухажер - Джеффри О'Нил, ирландский мальчишка Из-за дурного характера его так и прозвали Бешеным. Он ведь чуть что не по нем, сразу за нож хватался, даже в школу, говорят, с ножом ходил. Но меня он обходил стороной после того, как я пообещала вылить на него полный чайник кипятку, если хоть раз увижу его у своего дома. Я тогда ужасно боялась, что этот поганец так и не отвяжется от Мери и испортит ей жизнь, как ее отец-пьяница мне испортил, но потом его посадили на целых пять лет и больше я его не видела.
      - За что его посадили, вы случайно не знаете?
      - Как это не знаю, когда у нас вся улица тогда только об этом и говорила. Он ведь только и умел этот Джефф что гонять, сломя голову, по улицам на краденых машинах, ну и догонялся - сбил человека насмерть Миссис Макклоу, а вы не помните, когда это было?
      - Постойте, постойте, когда же это было, когда же... вот вспомнила. Мери тогда как раз закончила школу, значит, это было пять лет назад. Ох, вы думаете, что Джефф О'Нил?
      - Да, вполне может быть, что он вернулся, - задумчиво ответил полицейский, чувствуя, что напал на верный след. - Завтра я буду это знать точно. Спасибо вам за чай, миссис Макклоу, а печенье у вас действительно чудесное. Думаю, вы очень помогли следствию. Если тот, кого я ищу, Джеффри О'Нил, то мы его быстро возьмем, - сказал он подчеркнуто громким голосом, поглядывая на открытое окно гостиной, за которым ему уже несколько раз слышался шорох.
      - Ох, вы его не знаете, - горестно вздохнула старушка, которую имя Джеффа О'Нила заставило вспомнить все свои давние страхи, - он и тогда-то был совершенно неуправляемым, а уж теперь-то после тюрьмы... Я даже и думать боюсь, что он может опять начать преследовать мою девочку.
      Джек Дуглас, как мог, постарался успокоить ее и, попрощавшись, вышел из гостеприимной квартиры. На улице, прикинув, куда выходит окно гостиной, он двинулся налево и, обогнув дом, по узкой асфальтированной полоске двинулся вдоль задней стены, внимательно вглядываясь в землю. Почти сразу он нашел то, что ожидал найти: под окном гостиной миссис Макклоу на влажной после недавнего дождя земле отчетливо виднелись совсем свежие следы мужских ботинок. Судя по отпечатку, ботинки были совершенно новыми. Кто-то, похоже, подслушивал разговор, и полицейский догадывался, кто это мог быть. "Ботинки-то, наверное, на те деньги куплены, что миссис Типпет у матери одалживала", - усмехаясь, думал Джек Дуглас, довольный, что дело, висящее у него на шее, как пудовая гиря, наконец-то начинает раскручиваться.
      Ступив на мостовую, чтобы перейти улицу, и машинально взглянув налево, он с изумлением увидел, что на него со страшной скоростью мчится его собственный автомобиль. Джек еще успел прыгнуть назад, и в этот момент автомобиль, резко вильнув вправо, ударил его задним крылом и швырнул на тротуар. Придя в себя через несколько секунд после падения, Джек Дуглас, еще полуоглушенный, с трудом поднялся на ноги и, морщась от сильной боли в левом бедре, поспешно заковылял к телефонной будке. Несмотря на немедленно объявленный розыск, сразу задержать машину не удалось. Ее нашли в Гарлеме только через три дня, причем изрядно изувеченной. Судя по ее внешнему виду, на ней перепробовали свое водительское искусство все подростки района, поэтому искать в машине отпечатки пальцев Джеффа О'Нила было бессмысленно, а без них и без заявлений Мери Типпет о вымогательстве и угрозах нечего было и думать получить санкцию на арест Бешеного Джеффа. Теперь у Джека Дугласа уже не было ни малейших сомнений, что покушение на жизнь Мери Типпет и смерть Ричарда Типпета, как и попытка задавить его самого - все это дело рук Джеффри О'Нила. Плохо было то, что никаких доказательств этого у Джека не было. В полицейском управлении над ним подсмеивались коллеги, советуя написать в полицию заявление об угоне у него машины и рекомендуя впредь покупать автомобили более дешевых марок. Начальство требовало скорейшего завершения расследования, а утренние газеты за неимением лучшей темы, продолжали пережевывать подробности дела Ричарда Типпета и намекали на неспособность или нежелание полиции раскрыть тайну этого убийства. Поймать Джеффри О'Нила и доказать его причастность к взрыву на Лексингтон-авеню, стало для Джека Дугласа не только делом чести и престижа, но и непременным условием дальнейшей его карьеры в полиции.
      Джек Дуглас позвонил по телефону Мери Типпет и, рассказав о своих предположениях в отношении ее бывшего однокашника, попытался убедить ее написать в полицию заявление о том, что Бешеный Джефф требовал у нее деньги и угрожал убить в случае отказа. В ответ Мери разрыдалась и бросила телефонную трубку. Несомненно, она была запутана до крайности. Возможно, что О'Нил продолжал звонить ей и требовать деньги, поэтому Джек Дуглас попросил у своего руководства санкцию на круглосуточное прослушивание телефона в квартире миссис Типпет. Сам же он решил съездить в тюрьму, где О'Нил отбыл свой срок и побеседовать с его однокамерником. Все-таки пять лет провести с человеком вместе в четырех стенах - поневоле начнешь с ним делиться какими-то мыслями, планами.
      Сосед О'Нила по камере оказался желчным сморщенным итальянцем лет сорока, имеющим тридцать лет срока, из которых он отбыл уже восемь. Джеффа он вспоминал с плохо скрытой ненавистью, для которой имел все основания. Все пять лет Бешеный заставлял Джелатти стирать ему носки и трусы, развлекать, а при плохом настроении частенько поколачивал, запрещая кричать при этом.
      - Этот щенок плохо кончит, помяните мое слово, - говорил итальянец, показывая дыру в верхней челюсти на месте двух зубов, выбитых Джеффом О'Нилом. - Он думает, этот Бешеный, что кроме его "хочу" в мире ничего нет. Когда-нибудь он нарвется на человека, у которого "хочу" еще больше, и тогда Бешеному придет конец, потому что уступать он не умеет.
      - Скажите, Джелатти, - спросил Джек Дуглас, - а чем собирался заняться О'Нил после освобождения? Он не делился с вами своими планами?
      - Что-то он упоминал о подружке, которая должна ему пять лет жизни. Говорил, что она теперь разбогатела и за каждый год жизни отвалит ему кучу денег. Не знаю, что он имел в виду.
      Джек Дуглас тоже не знал, что имел в виду Джефф О'Нил, но, кажется, начинал догадываться. Вернувшись в Нью-Йорк, он бегло просмотрел дело по обвинению Джеффри О'Нила в наезде на человека, закончившимся смертью потерпевшего, и убедился, что кроме косвенных, никаких иных улик против Джеффа у суда не было.
      Обвинение было построено в основном на собственном признании О'Нила. Поэтому и приговор был сравнительно мягким.
      Но зачем Бешеному было сознаваться в том, что это он сидел за рулем машины, сбившей того человека, - ведь арестовали его на соседней улице, когда машину он уже бросил и ни одного свидетеля, видевшего сам момент наезда, не было? О'Нил мог отпираться ото всего, и прокурору было бы не так просто добиться от суда обвинительного приговора. Тем не менее Бешеный почему-то безропотно признает себя виновным и получает свои пять лет тюрьмы. Почему? Такое можно было понять, если бы Джефф пытался таким образом уйти от ответа за более тяжкое преступление или если он, признаваясь в наезде, брал на себя вину кого-то другого, чье имя в деле не фигурировало.
      В полицейском управлении ему посоветовали поговорить с Джоном Ковальски, который арестовал Бешеного Джеффа пять лет назад. Джек Дуглас, выяснив, что Ковальски уже год, как на пенсии, созвонился и подъехал к нему домой. Оказалось, что тот живет всего в двух кварталах от дома миссис Макклоу, матери Мери Типпет. Старый полицейский почти двадцать лет проработал в этом районе и хорошо знал его обитателей.
      - Джефф О'Нил? - переспросил он, пытливо глядя на Дугласа, - да, это я арестовал его тогда, но до того я еще четыре раза задерживал его по подозрению в угонах автомашин. Правда, его каждый раз оправдывали за недостатком доказательств, потому что я ни разу не смог взять его в машине - за рулем этому парню нет равных.
      - А что он за человек, этот О'Нил?
      - Да неплохой в общем-то парень, только немного необузданный. Еще мальчишкой он уже держал в страхе всю улицу. Мог прижать какого-нибудь парня старше себя в углу, приставить ему нож к горлу и потребовать, чтобы тот через полчаса принес десять долларов, если хочет спокойно жить на этой улице Давали, конечно, его ведь все здесь боялись и верили, что он может и убить, особенно, если посчитает свою честь, как он ее понимал, в чем-то задетой. Самолюбив был этот парень до крайности.
      - А вы сами считаете, что он может хладнокровно подготовить убийство незнакомого человека и осуществить его?
      - Хладнокровно вряд ли, а вот в запале может и убить. Он однажды при мне вцепился полицейскому зубами в горло так, что его еле оторвали.
      - Вцепился зубами? - изумился Джек Дуглас.
      - Да, прямо в горло. Я его тогда в очередной раз задержал по подозрению в угоне машины, ну, а поскольку он при задержании очень уж брыкался, то я посадил его на ночь в камеру при полицейском участке, чтобы он малость поостыл. - Старый полицейский добродушно усмехнулся и поглядел на свои пудовые кулаки. - Ну вот, отправил, значит, я его в камеру, а через час в участок врывается его подружка Мери Макклоу и требует, чтобы Джеффу передали сандвичи и термос с кофе.
      - Вы сказали, Мери Макклоу? - довольно невежливо перебил собеседника Джек Дуглас, - Да, она с Бешеным училась в одном классе, и он по ней просто с ума сходил. С ее матерью-то мы до сих пор раскланиваемся по-соседски, а сама Мери, говорят, вышла замуж и уехала отсюда Ну так вот, приходит она в участок, приносит еду для своего дружка и требует, чтобы все эти сандвичи ему передали в камеру. А в тот вечер дежурным по нашему участку был Джо Гаррисон - как полицейский, может, и неплохой, но как человек - дрянь изрядная, к тому же редкий бабник. В тот день была то ли суббота, то ли воскресенье, а может, праздник какой - не помню, но помню, что народу в участке набилось полно. Тут и проститутки, и какие-то задержанные за драку, и врача к кому-то вызвали на освидетельствование. И вот Гаррисон при всех предлагает этой Джеффовой девчонке, да еще с такой подковыркой: "Я, пожалуй, передам все это твоему приятелю, но потом отвезу тебя к твоей мамаше, а то уже темно, и тебя по дороге кто-нибудь может обидеть". Все, кто был в комнате, сразу смекнули, к чему он клонит, и стали прислушиваться.
      Ясное дело, Гаррисон надеялся уломать девчонку в машине, но только он не знал, с кем имеет дело. Она за спиной Бешеного так привыкла к полной своей безнаказанности, что никого не боялась, к тому же и язычок у нее был, что твоя бритва. Может, предложи ей это Гаррисон один на один, Мери просто не ответила бы ему или вежливо отказалась, чтобы не наживать себе врага - она была умная девочка, эта Мери Макклоу. Но сейчас в комнате было полно народу и ее ответ обязательно стал бы известен Бешеному, поэтому она решает сыграть, что называется, на публику: мило улыбается и щебечет ласковым голоском: "Спасибо, сержант, я бы с удовольствием прокатилась с вами, но ведь в полицейских машинах нет кондиционеров". А этот кретин Гаррисон идиотски ухмыляется и спрашивает, при чем здесь кондиционер? Девчонка этак внимательно осматривает его с ног до головы и обратно, и уже совсем другим тоном, не притворяясь, говорит: "Просто я терпеть не могу, когда в машине воняет козлом, особенно старым козлом". Гаррисон как стоял посреди комнаты, так и застыл, открыв рот, а эта сопливка положила свой пакет на стойку дежурного и спокойно вышла на улицу.
      Джек Дуглас живо представил себе эту картину и от души захохотал. Похоже, он недооценивал Мери Типпет в ее способности постоять за себя. Может, правда, с годами она изменилась?
      - А за что О'Нил набросился на этого Гаррисона? Вы ведь его имели в виду?
      - Да, его. Он очень разозлился на Мери Макклоу и решил сорвать свою злость на самом Джеффе. Зашел к нему в камеру со свертком и громко сказал, что какая-то дешевенькая потаскушка, назвавшаяся его невестой, передала О'Нилу еду и попутно пыталась обслужить кого-то из полицейских, пока ее не вышвырнули вон. Вот тут-то и прыгнул Бешеный на Гаррисона с такой быстротой, что тот хоть и был наготове, но даже не успел пустить в ход дубинку. Когда мы вбежали в камеру, Гаррисон извивался на полу под Бешеным, а тот рвал ему зубами горло и рычал как зверь. Я с напарником еле оторвал его, иначе он, наверное, просто убил бы Гаррисона.
      - И чем кончилась эта история?
      - Спустя три дня Гаррисон возвращался вечером из бара и Джефф О'Нил сбил его машиной насмерть. Поскольку на улице уже было темно, Гаррисон был в штатском и здорово навеселе, а наезд был совершен сзади, адвокат О'Нила сумел убедить присяжных, что его подзащитный не видел, кого сшиб, и это квалифицировали, как убийство по неосторожности, а не из личной мести. К тому же Бешеный пошел на сотрудничество со следствием, во всем сразу признался, поэтому судья Хоггарт дал ему всего пять лет.
      - Мистер Ковальски, а был хоть один свидетель, кто бы видел сам момент наезда?
      - Одна старуха, живущая по соседству, говорила, что видела, как из машины после наезда выскочили двое - мужчина и женщина, причем женщина вышла слева, то есть была за рулем. Это противоречило показаниям Джеффа О'Нила, поэтому следствие даже не стало приобщать показания старухи к делу и вызывать ее в суд, ведь подозреваемый признал свою вину, так чего же еще нужно.