Замок Бландинг - Задохнуться можно

Пелам Гренвилл Вудхаус

Задохнуться можно

Глава I

Солнце пронзило дымку, окутавшую Лондон. Лучи его упали на Флит-стрит, свернули направо, остановились у издательства «Мамонт» и, проникнув сквозь одно из верхних окон, нежно обласкали лорда Тилбери, основателя и владельца этой фабрики дешевого чтива, когда он просматривал газеты, услужливо предложенные секретарем. Секрет его успеха в немалой степени сводился к тому, что он держал под личным контролем всю свою продукцию.

Солнце в Лондоне – приятная редкость, и потому, казалось бы, великий человек хоть улыбнется ему. Но нет. Он нажал кнопку. Явился секретарь. Лорд Тилбери, без единого слова, указал ему на окно. Секретарь задернул штору и выгнал солнце, заглянувшее без приглашения.

– Простите, лорд Тилбери…

– Да?

– Звонила леди Джулия Фиш.

– М-да?

– Хочет вас видеть.

Лорд Тилбери стал мрачен. Леди Джулию он помнил, они мило общались в Биаррице, но здесь не курорт, в конце концов, а Тилбери-Хаус.

– Что ей нужно?

– Не знаю, лорд Тилбери.

– Так.

Секретарь удалился. Хозяин вернулся к газетам. Под руку ему попалась прелестная газета «Мой малыш», и он углубился в нее, но сердце было не с нею. Приключения Пинки, Винки и Попей в Стране Лентяев оставили его холодным. Не тронула его и Лора Дж. Смедли, сообщавшая, как хорошая девочка может помочь маме. Раздраженно хрюкнув, он отшвырнул газету и в третий раз за это утро занялся письмом, которое выучил наизусть. Людям свойственно бередить свои раны.

Письмо было коротким. Предки автора, заполнявшие века два назад по дюжине листочков, огорчились бы, увидев его; но, несмотря на краткость, оно сумело испортить день великому издателю. Что же в нем было? Вот что:

«Бландингский замок,

Шропшир

Глубокоуважаемый лорд Тилбери!

Возвращаю аванс за «Мемуары». Я подумал и решил не издавать их.

Искренне Ваш

Г. Трипвуд».

– Хр-р! – сказал лорд, как говорил обычно в минуты тяжкого стресса. Он встал и принялся ходить по комнате. Небольшой, квадратный, плотный, он напоминал Бонапарта, а сейчас, конкретней, – Бонапарта, совершающего утренний моцион на острове Святой Елены.

Однако многие в Англии взвыли бы от радости при виде этого письма. Что там, многие зажгли бы костры, зажарили быка для верных селян. Несколько слов, которые вы только что прочитали, оросили бы радостью земли от Камберленда до Корнуолла. Поистине, все на свете зависит от точки зрения.

Несколько месяцев назад, когда Англия узнала, что Галахад Трипвуд, брат лорда Эмсворта, вспоминает свою жизнь, почтенные представители правящего класса испытали страшное потрясение. Добродетельные виконты и чистые сердцем графы трепетали при мысли о том, какие скелеты вылезут теперь из шкафов.

Прекрасно зная друга своей беспутной юности, они живо представляли, какую книгу он напишет. Именно это, подсказывали им стареющие кости, критики именуют «собранием занятнейших случаев». Многие, в частности сосед Эмсворта сэр Грегори Парслоу-Парслоу из Матчингем-Холла, чувствовали себя так, словно ангел, отмечающий наши грехи, решил издать свои записи.

Лорд Тилбери смотрел на дело иначе. Уж он-то знал, сколько денег приносит такая словесность. Успех газетки, посвященной сплетням и слухам, блестяще это доказывал. Перси Пилбем, ее редактор, ушел и открыл небольшое агентство, но она как была, так и осталась золотыми приисками. Галахада Трипвуда он тоже знал, не близко, но вполне достаточно для того, чтобы жадно желать его мемуаров. Он ощущал, что книга станет скандальной сенсацией.

Теперь мы поймем, что чувства виконтов и графов, при всей своей остроте, уступали его нынешнему горю. У великих людей есть слабое место: у Ахилла – пята, у лорда Тилбери – карман. Деньги уходили на глазах; так удивимся ли мы, что владелец «Мамонта» не мог сосредоточиться на детской газете?

Он страдал, когда вошел секретарь с какой-то бумажкой.

Там было написано:

«Леди Джулия Фиш. По личн. д.».

Лорд Тилбери сердито фыркнул. Нет, в такую минуту!

– Скажите, что я за… – начал он.

И вдруг вспомнил. Да, да, да, этот Бландинг… Он кинулся к словарю и стал лихорадочно листать пэров на «Э».

Вот он, «Лорд Эмсворт». Ну как же! Леди Джулия Фиш родилась леди Джулией Трипвуд. Она – сестра Галахада.

– Пускай войдет, – сказал великий издатель.

Леди Джулия Фиш, величавая блондинка лет сорока с чем-то, отличалась и живостью, и властностью. Когда она, словно галеон, вплыла в кабинет лорда Тилбери, ярко-голубые глаза и решительный подбородок свидетельствовали о полной уверенности в себе. Неохотно поклонившись, хозяин злобно смотрел на нее. Кроме сомнительных родственников, его раздражала ее снисходительная манера. И впрямь, у леди Джулии был один недостаток – она слишком походила на хозяйку замка, которая, потехи ради, пытается беседовать с отсталым ребенком одного из своих селян.

– Прелестно! – сказала она, не гладя хозяина по голове, но как бы и гладя. – Вы прелестно выглядите. Биарриц пошел вам на пользу.

Лорд Тилбери, словно волк в ловушке, признал, что на здоровье не жалуется.

– Вот, значит, где вы все издаете? – продолжала леди Джулия. – Я просто перепугалась! Такие строгости… адмиралы в парадной форме допрашивают, по какому делу, мальчики – истинные львы… Да, к вам не проникнешь!

– Так по какому вы делу? – осведомился лорд Тилбери.

– Практичен, как всегда! – одобрила леди Джулия. – Время – деньги, и так далее. Очень мило. Мне нужно местечко для Ронни.

Лорд Тилбери стал похож на того же волка, который давно уже не ждет ничего хорошего.

– Ронни? – переспросил он.

– Это мой сын. Он был в Биаррице. Такой розовый, помните?

Лорд Тилбери вдохнул побольше воздуха, чтобы верней нанести удар.

– Мне очень жаль… – начал он.

– Знаю, знаю. У вас и так слишком много народу. Повернуться негде, и так далее. Ну, Ронни особенно не повредит. Работает же у вас племянник сэра Грегори Парслоу! Ронни никак не Спиноза, но уж Монти Бодкина он умней.

Лорд Тилбери вздрогнул. Эта женщина коснулась его тайной раны. Он всегда гордился тем, что к нему никого не пристроишь, но несколько недель назад, в минуту слабости или безумия, после очень хорошего обеда, он уступил соседу слева и взял его племянника. Наутро он об этом жалел; увидев юного Монти, жалел еще больше; и чувства эти не исчезли.

– Это, – сказал он, – тут совершенно ни при чем.

– Почему же? Нет-нет, мой дорогой! Неужели вы пристрастны?

– Совершенно ни при чем, – повторил лорд Тилбери, все лучше понимая, что беседа идет куда-то не туда. Он собирался быть сильным, резким, решительным – в общем, железным, и что же? Она довела его до каких-то объяснений, извинений… Как многие люди, общающиеся с леди Джулией, он ощущал, что в ней есть что-то такое, гипнотическое.

– Почему ваш сын хочет здесь работать? – спросил он и тут же понял, что железный человек до таких вопросов не опустится.

Леди Джулия немного подумала.

– Ради денег, – сказала она, – ради жалкой, рабьей мамоны.

Лорд Тилбери выразился яснее:

– Нет, почему? У него есть талант журналиста?

Леди Джулию это позабавило.

– Ну что вы! У членов нашей семьи нет никаких талантов. Едят и спят, больше ничего.

– Тогда почему вы хотите его ко мне пристроить?

– Как вам сказать?.. Во-первых, он рассеется.

– Что?!

– Скажем так, отвлечется.

– Я вас не понимаю.

– Видите ли, мой дурачок хочет жениться на хористке. Вот я и думаю, здесь столько дел, столько народу… Может быть, он о ней забудет.

Лорд Тилбери вдохнул очень много воздуха. Слабость прошла. Он был железным. Когда оскорбляют твое любимое дело, твое детище, остается весомо произнести, сунув большие пальцы в проймы жилета:

– Боюсь, леди Джулия, что вы ошиблись.

– Простите?

– Мы издаем газеты, журналы, альманахи. Здесь не курорт.

Они немного помолчали.

– Ах вон что! – сказала леди Джулия. – Однако вы сердитый. Совсем не то, что в Биаррице. Вам плохо после завтрака?

– Хр-р!

– Что-то с вами не так. Помню, вы были такой веселый!

Лорд Тилбери не желал светской болтовни.

– Да, – согласился он. – Если хотите знать, у меня нет причин помогать вашему семейству. После того, что случилось…

– А что такое?

– Ваш брат Галли… вот, взгляните.

Леди Джулия изучила письмо с томной любознательностью.

– Чудовищно! – комментировал издатель. – Какая низость, а? Он обязан выполнить договор. Хоть объяснил бы… Зачем? Почему? Непонятно. Попросил бы прощения! Куда там… «Не хочет печатать», видите ли! За тридцать лет…

Леди Джулия слушать не умела.

– Странно, – сказала она, возвращая листочек. – Загадочная личность мой брат. Как говорится, его пути – не наши пути. Может быть, ему пригрозил какой-то герцог? Или граф с нечистой совестью?

– Хр-р!

– Или баронет? «Грозный граф, бурный баронет». Какая шапка! Не воспользуетесь?

– Такими вещами не шутят.

– Хорошо, но при чем тут я? Галли – одно, мы – другое. Бедная, слабая мать просит за сына. Значит, Ронни вы не возьмете?

– Ни в коем случае.

– Что ж, честный ответ на честный вопрос. Дискуссия закрыта.

Леди Джулия встала.

– Да, с Галли у вас плохо вышло, – заметила она. – Вы бы на нем заработали. Вот эти мемуары леди Уэнслдейл, как их? «Шестьдесят лет на краю»? Разошлись сто тысяч. Галли начинает там, где старая Дженни кончает. Ей и не снилось… Рада была вас видеть, лорд Тилбери. Всего хорошего.

Дверь закрылась. Владелец «Мамонта» смотрел в пустоту, не в силах вымолвить «Хр-р!».

Глава II

Судорога прошла. Мы не скажем, что лорд Тилбери стал таким, как прежде, но он хотя бы начал действовать. Словно выздоравливающий, который тянется за целебным отваром, он взял дрожащей рукою детскую газету.

Тут бы нам его и оставить – что может быть лучше, чем добрый человек, восстанавливающий душу целебной словесностью! – но нет, судьба снова показала, что утро выдалось несчастливое. Едва он начал читать, глаза его полезли на лоб, крепкое тело содрогнулось, из полуоткрытого рта вырвался странный звук. Словом, все было так, словно из-под страниц выползла змея и ловко укусила его в подбородок.

Обычно газета «Мой малыш» не вызывала таких эмоций. Издавал ее Обри Селлик, писатель и пастырь, прославленный своим здравомыслием. Особенной умеренностью отличалась первая, главная страница. Но именно она поразила лорда Тилбери.

Сперва он подумал, что горести довели его до слепоты. Он поморгал и стал читать заново.

Нет, все оставалось как прежде.

«Дядя Обри своим маленьким друзьям, – читал издатель. – Ну, ребятки, как жизнь? Няню слушаетесь, а? Шпинат едите? Молодцы. Знаю, знаю, он пахнет грязной перчаткой, но в нем вроде бы железо, полезная вещь».

Лорд Тилбери издал тот звук, какой издает напоследок сифон, и стал читать дальше.

«Так вот, скажу вам одну штуку. Время тяжелое, деньги нужны, верно? Можете их очень просто раздобыть. Поспорьте с каким-нибудь идиотом, что в полулитровой бутылке – не пол-литра, а больше.

Странно, да? Прямо не верится. Вот и он не поверит. А правы-то мы, и я это сейчас докажу. Наполните бутылку. В нее войдет пол-литра. Заткните пробкой. А теперь – внимание! внимание! – переверните. А, что? Правильно, у донышка – пустое место. Туда вошло бы еще. Вы выиграли.

Большое спасибо Фрэнку Кендину за его письмо. Я рад, что канарейка поет “тю-лю-лю”. Спасибо и Мьюриэл Пут, которая предлагает написать и прочитать слово “игуанодон”».

Дальше лорд Тилбери читать не мог, хотя тогда узнал бы об Уилли Уотерсе и его кошке Минни. Он нажал на кнопку.

– Кто издает «Малыш»? – прохрипел он. – Кто там редактор?

– Вообще-то мистер Селлик, лорд Тилбери, – отвечала секретарша, которая знала абсолютно все и носила, чтобы это подтвердить, очки в роговой оправе. – Но у него отпуск. Его заменяет мистер Бодкин.

– Бодкин!

Голос его был громок, глаза настолько вылезли, что секретарша немного попятилась.

– Этот хлыщ! – глухо и грозно продолжал издатель. – Так я и знал. Пошлите его ко мне!

Вот она, кара, думал он. Вот они, званые обеды. Один шаг, одно движение – и пожалуйста! Какие плоды! Да, это – воздаяние.

Лорд Тилбери откинулся в кресле, стуча по столу разрезалкой для бумаги. Когда он ее сломал, раздался стук в дверь.

– Здрасьте, здрасьте, здрасьте, – приветливо сказал Монти Бодкин, – хотели меня видеть?

Монти Бодкин был приятным хлыщом. Многие, строго говоря, считали, что он красив; многие – но не лорд Тилбери.

Владелец «Мамонта» не мог бы выразить в слове свой идеал молодого журналиста, но этот журналист был бы погрубее, может быть – в очках, несомненно, – без гетр. Правда, сейчас на Монти гетр не было, но они парили, словно аура, около его стоп.

– Ха! – сказал лорд Тилбери, его увидев. Сейчас он походил на Бонапарта, который распекает маршала, хотя у него болит зуб. – Входите! Закройте дверь! Не скальтесь! По-че-му вы ска-ли-тесь?!

Слова эти покажут, как плохо мы, люди, понимаем друг друга. Да, губы у Монти растянулись, но он твердо знал, что это приветливая улыбка. Именно ее он замыслил, а вышло, по-видимому, что-то другое. Несколько растерявшись, он ее выключил, поскольку был одним из самых добродушных, услужливых хлыщей.

– Погода хорошая, – заметил он на всякий случай.

– К черту!

– Хорошо.

– К че-ерту!

– Хорошо.

– Вы что, попугай? Заладил: «Хорошо, хорошо»! Прекратите.

– Хорошо, – согласился послушный Монти.

– Эт-то что такое?

Монти взял страничку злосчастной газеты:

– Прочитать вслух?

– Не беспокойтесь. Сам читал. Тут, тут!

– А! Дядя Обри, да.

– Ну?

– Э?

– Вы написали?

– Да, я.

– Хр-р!

Монти совсем растерялся. Он больше не мог скрывать от себя, что лорд Тилбери неприветлив. Конечно, у него вообще плохой характер, но все же не до такой степени.

– Думаете, я ошибся? – спросил юный Бодкин. – Нет-нет, не бойтесь, все так! Мне сказал сам Галли Трипвуд, брат лорда Эмсворта. Уж он-то знает!

Лорд Тилбери, к его удивлению, треснул кулаком по столу.

– Какого черта! – взревел он не совсем внятно, поскольку сосал кулак. – Это дет-ска-я газета!

– Вам не понравилось? – обеспокоился Монти.

– Вы о матерях думали? Как они будут читать такую чушь?

– По-вашему, дурной тон?

– Пари… Пол-литра… Мы потеряем всех подписчиков!

– Правда? Вот не подумал. Очень может быть. Дурной тон… Да, да, да, есть немного. Что ж, виноват, больше ничего не скажешь.

Лорд Тилбери с этим не согласился.

– Ничего? Идите в кассу, берите деньги за месяц – и вон отсюда!

Монти окончательно удивился:

– Прямо подумаешь, что вы меня увольняете! А? Что?

Лорд Тилбери онемел, но указал рукой на дверь – и такова была власть его личности, что Монти мигом оказался у выхода.

– Подумайте! – сказал он напоследок. Лорд Тилбери зашелестел бумагами. – Дядя Грегори обидится.

Лорд Тилбери дернулся, словно в него всадили шило, но молчания не прервал.

– Обидится, – повторил Монти, при всей свой мягкости вынужденный предупредить о возможной беде. – Он очень хочет меня пристроить. Да-да, обидится. Дядя Грегори.

– Во-о-он!

Монти гладил ручку двери, не зная, как начать.

– Вы еще тут?!

– Да-да, – заверил Монти. – Я хочу сказать одну штуку. Понимаете, я должен работать целый год. Это очень важно. Вы не знаете такую Гертруду Баттервик? Нет? Жаль. В общем, это долго рассказывать. Вы поверьте, я должен работать так до середины июня, а то все провалится. Значит, вы меня не увольняйте. Работать я буду хорошо, без дураков. Первым приду, последним уйду, себя не пожалею…

– Во-о-о-о-он!

Они помолчали.

– Значит, не передумаете?

– Нет.

– Не пожалеете меня?

– Нет.

Монти Бодкин выпрямился.

– Ну хорошо, – сказал он. – Ладно, чего уж там. Если у кого нет сердца, ничего не поделаешь. Скажу вам две вещи. Во-первых, вы разбили мне жизнь. Во-вторых, всего хорошего.

Он вышел достойно и гордо, словно молодой аристократ, направляющийся к гильотине; а секретарша отскочила от двери как раз вовремя, чтобы не получить ненароком по уху.

Монти Бодкин стоял у издательства с жалованьем в кармане, горем в сердце и тем желанием выпить, которое посещает молодых людей, когда у них неприятности. Судьба же пыталась понять, что ей с ним делать.

«Послать его, что ли, за угол, в «Гроздь винограда?» – размышляла она. – А может, сунуть в такси и отправить в клуб «Трутни», где он встретит Хьюго Кармоди?»

От ее решения зависела участь Ронни Фиша и его невесты Сью; Кларенса, девятого графа Эмсворта, и его свиньи Императрицы, лорда Тилбери; сэра Грегори Парслоу-Парслоу; наконец, Перси Пилбема, прежде издававшего «Светские сплетни», а теперь владевшего сыскным агентством «Аргус».

– Хм… – сказала Судьба. – М-да… Ладно, «Трутни».

Так и случилось, что минут через двадцать Монти сидел в баре и, попивая коктейль, рассказывал Хьюго Кармоди о крахе своей карьеры.

– В общем, выгнали! – закончил он, горько усмехнувшись. – Прямо в снег. Такова жизнь, я думаю.

– Да, не повезло, – сказал Хьюго. – Слушай, зачем тебе работать? У тебя этих денег…

Монти признал, что не бедствует, но указал на то, что не в этом суть.

– Тут не в деньгах суть, – пояснил он. – Есть причины. Хочешь расскажу?

– Я и так верю.

– Ну ладно. Еще закажем? Эй, два коктейля!

– Знаешь, – сказал Хьюго, чтобы его утешить, – все равно бы уволили. Что ты там можешь делать? Разве что служить пресс-папье. Про бутылку все перепутал…

Этого Монти пропустить не мог.

– Да что ты! – пылко воскликнул он. – Мне верный человек сказал, брат лорда Эмсворта. У меня там дядя живет, в Шропшире, совсем рядом, я у него часто гостил. Как-то Галли отвел меня в сторону…

Хьюго оживился:

– Дядя? Это не сэр Грегори Парслоу?

– Он самый.

– Здорово! Я и не знал, что ты его племянник.

– А вы знакомы?

– Еще бы! Я все лето жил в Бландинге.

– Правда? Ну конечно, вы же дружите с Ронни.

– Не в том дело. Я служил у Эмсворта. Секретарем. Хорошая работа!

– Я думал, у него такой Бакстер.

– Да что ты! Он давно ушел.

Монти печально вздохнул:

– Давно я не был там, года три… Как они все? Как старый Эмсворт, все такой же?

– А какой он был?

– Тихий, сонный, рассеянный. Вечно говорил о розах. Да, и о тыквах.

– Значит, такой же, только говорит о свиньях.

– О свиньях?

– Его свинья Императрица получила медаль. В этом году он опять надеется.

– А как Галли?

– В порядке.

– А Бидж?

– В самой лучшей форме.

Монти умилился.

– Значит, все по-прежнему, – начал он и вдруг вскрикнул «О Господи!», проливая коктейль на брюки. Его посетила идея. – Минуточку, – сказал он, дрожа от волнения. – Давай разберемся. Ты служил у Эмсворта секретарем?

– Да.

– И тебя выгнали?

– Что ты говоришь! Я ушел. Если хочешь знать, я женюсь на его племяннице. Сейчас везу ее в Вустершир, к моему дяде Лестеру.

Монти был слишком занят мыслью, чтобы отвлечься на поздравления.

– Когда ты ушел?

– Позавчера.

– Кого-то взяли на твое место?

– Вроде бы нет.

– Хьюго, – серьезно сказал Монти, – туда поступлю я. Пойду позвоню дяде Грегори, пусть похлопочет.

– Я бы не спешил, – сказал его друг. – Ты не все знаешь. Твой дядя не в самых лучших отношениях с лордом Эмсвортом. Недавно он увел свинаря…

– Какие пустяки!

– Что ж, кроме того, Эмсворт вбил себе в голову, что сэр Грегори строит козни против его свиньи.

– Почему?

– У дяди тоже есть свинья. Если бы не Императрица, она бы получила медаль. Когда Императрицу украли…

– Украли? Кто же это?

– Ронни.

У Монти закружилась голова.

– Ронни Фиш?

– Он самый. Это сложная история. Ронни хочет жениться, но не может, пока Эмсворт не даст денег. Чтобы его заставить, он украл свинью.

Голова закружилась еще больше.

– Прости, не понял.

– Очень просто. Он решил украсть ее, спрятать, а потом как бы найти. Умный план. Только ничего не вышло.

– А почему?

– Сложно рассказывать. В общем, ее нашли у Бакстера.

– Тогда Эмсворт знает, что дядя ее не крал?

– Ничего подобного. Он думает, что Бакстер работал на твоего дядю. В общем, отношения плохие. Я бы на сэра Грегори не полагался.

Хьюго встал.

– Ладно, мне пора, а то на поезд опоздаю.

Монти проводил его до улицы.

– Может, помирятся, – задумчиво сказал он.

– Все может быть.

– Установят… как это? Конкордат? Нет, кон-сен-сус.

– Что-то не похоже. Ну, я бегу. – Хьюго сел в такси и прибавил из окошка: – Да, держись крепче. Там гостит одна девушка, вторая красавица Англии.

– Э?

– Невеста Ронни. Если что, он тебя задушит голыми руками. Лично я ревности не понимаю. Доверяешь – так доверяй. Совершенная любовь, как говорится… А Ронни – просто Отелло. Там один тип вроде бы с ней ужинал, так он весь ресторан разворотил. Тонкий человек, чувствительный.

– Как это «вроде ужинал»?

– Она была со мной, а Ронни не знал. Видит, Сью сидит с Пилбемом…

– Сью?

– Да. Ее зовут Сью Браун.

– Что?!

– Сью Браун.

– Это не та Сью Браун, что в хоре пела?

– Она самая. Ты ее знаешь?

– Еще бы! Года два не видел, а в свое время… Старая добрая Сью! И красива, и умна, и…

Хьюго покачал головой:

– Именно этого я и боялся. Слава Богу, тебе не попасть в замок. Неприятно прочитать в газете, что твое тело нашли в озере.

Такси укатило. Монти долго стоял на ступеньках, погруженный в думы. Если в замке Сью, думал он, попасть туда необходимо. Что же до свиней, не так все страшно. Хьюго – хороший парень, но вечно все преувеличивает. Преисполнившись радужных надежд, он направился к будкам.

– Междугороднюю, – сказал он. – Матчингем 83.

Глава III

Примерно через сутки после того как Монти заказал междугороднюю, приметливая птица, взглянувшая со своего, птичьего, полета на парки и угодья Бландинга, заметила бы, что у прославленного замка ходит какая-то пара. Сузив глаза и прикрыв их когтистой лапкой, она разглядела бы, что эту пару составляют румяный белокурый молодой человек и удивительно красивая девушка в легком зеленом платье с отложным воротничком. Роналд Овербери Фиш прощался со своей Сьюзен, прежде чем отправиться в Маркет-Бландинг, а там сесть на поезд 12.40. Ехал он в Норфолк на свадьбу двоюродного брата.

Собственно говоря, уезжал он всего лишь до завтра, но все-таки счел нужным дать Сью кой-какие советы. Прежде всего он рекомендовал ей, не щадя никаких сил, пленять дядю Кларенса.

– Да, конечно, – сказала Сью, которая, заметим, была изящнейшей девицей с прелестной улыбкой и большими светлыми глазами. Сейчас глаза эти лучились умом, ибо она живо следила за рассуждениями юного Ронни. Тот доказывал, что графа надо пленить, чтобы уж точно дал обещанные деньги. Ее это не пугало. Кроткий, мечтательный пэр ей очень нравился.

– Да, – сказала она, – конечно.

– Крутись около него.

– Да.

– Поговори с ним о свиньях.

– Конечно.

– А что до тети Констанс…

Ронни помрачнел; он вообще мрачнел, думая о леди Констанс Кибл. Когда последний из Фишей, единственный сын леди Джулии, племянник лорда Эмсворта, сообщил, что женится на хористке, отзывы были, скажем так, разные. Одни – получше, другие – похуже.

Дворецкий Бидж, восемнадцать лет любивший его как сына и сразу полюбивший Сью, был очень рад. Рад был и Галли Трипвуд, который когда-то, в бурной молодости, едва не женился на той, кто стала бы Роналду тещей. Кларенс, девятый граф, проговорил: «О! А?» – и вернулся к мыслям о свинье.

Протесты, как обычно бывает, исходили от женщин. У них всегда нет-нет, да есть сословные предрассудки. На честную бедность, в сущности, они смотрят иначе, чем Бёрнс. Мы знаем, что думала леди Джулия. Не лучше относилась к предстоящему браку и сестра ее, Констанс, которую явственно ужасало пятно на славном гербе. Чувств своих она не скрывала, то глубоко вздыхая, то сухо поджимая губы. Теперь мы поймем, почему Ронни помрачнел.

– Что до тети Констанс…

Собирался он сказать, чтобы в случае чего Сью дала ей по уху; собирался – но не сказал, ибо из дома вынырнул молодой человек с юрким рыльцем, подвитыми бачками и мерзкими усиками. Помешкав на пороге, он увидел юного Фиша и нырнул обратно. Юный Фиш напряженно смотрел ему вслед.

– У, гад! – заметил он, мягко скрипнув зубами. П. Фробишер Пилбем всегда будил в нем зверя. – Наверное, тебя ищет.

Сью забеспокоилась:

– Ну что ты! Мы совсем не общаемся.

– Он к тебе не вяжется?

– Нет-нет!

– Вообще, что он тут делает? Вроде бы уехал.

– Наверное, лорд Эмсворт попросил его остаться. Нам-то что, в конце концов?

– Он посылал тебе цветы.

– Да, но…

– И тогда, в ресторане…

– Да-да. Ты больше не ревнуешь?

– Я? – удивился Ронни. – Ну что ты!

Сью не успокоилась. Она хотела покончить с этим раз и навсегда. Единственной тучкой на небесах ее счастья были те самые свойства Ронни, на которые намекал Хьюго в беседе с Монти Бодкином. Она понять не могла, какая ревность, если ты любишь. У нее был ясный, детский ум.

– Значит, не будешь волноваться?

– Ну что ты!

– И вообще ревновать не будешь?

– Конечно, нет. Только…

– Да?

– Очень уж я розовый!

– Самый красивый цвет. Ангелы тоже розовые. Я тебя люблю.

– Правда?

– Правда.

– А не разлюбишь?

– Какой ты глупый!

– Да, знаю… А вдруг разлюбишь?

– Скорей уж ты разлюбишь меня.

– Что ты говоришь!

– Приедет твоя мама…

– Какая чепуха!

– Я ей не понравлюсь.

– Понравишься.

– Не нравлюсь же я твоей тете.

– Тете! То-то я думаю, о чем мы говорили. Так вот, если что, дай ей в ухо. Вынет лорнет – бей.

– А если мама его вынет?

– Ну что ты!

– У нее нет лорнета?

– Она… она не такая.

– Не такая, как тетя?

– С виду – примерно такая же, а по сути – нет. Тетя у нас фу-ты ну-ты, а мама – свой парень.

– Все равно, она будет тебя отговаривать.

– Не будет.

– Будет. «Роналд, мой дорогой! Какое нелепое увлечение! Кто бы мог подумать?» Так и слышу.

– Ничего подобного. Она хорошая баба.

– А я ей не понравлюсь.

– Понравишься. Какая ты… забыл слово. Вот, пессимистка!

Сью кусала губу маленьким белым зубом. Светлые глаза потемнели.

– Лучше бы ты не уезжал!

– Я завтра вернусь.

– А нельзя остаться?

– Ну что ты! Я шафер. И вообще, интересно посмотреть, как это люди женятся. Скоро пригодится.

– Вряд ли.

– Перестань!

– Прости. Лучше бы ты не уезжал. Знаешь, здесь все такое старое, огромное… Я – как щенок в соборе.

Ронни окинул взглядом родовое гнездо.

– Да, домик – будь здоров, – признал он. – Как-то не замечал, а вообще-то бывают и поменьше. А что тут плохого?

– Понимаешь, я выросла в квартирке. Мне так и кажется, что твои предки закричат: «Эт-то еще кто?!»

– Какая ты, честное слово! Тебя все любят – дядя Кларенс, дядя Галли, все, кроме тети. Чихать нам на нее!

– А мама?

– Да сказано тебе!

– Такая важная, темная леди…

– Она блондинка.

– Все равно, очень неприятное чувство. Как будто Мартин вот-вот придет.

– Что?

– У одной нашей девочки есть пластинка. Какой-то тип попал в пустой дом, там – кошки, вылезают друг за другом. Кошка вылезла и поет: «Ну как, начнем?» А остальные отвечают: «Нет-нет, подожди, пока Мартин не придет!» Скоро он придет, помяни мое слово.

– Да перестань ты! Все будет хорошо. Мама тебя полюбит. А что ей делать? Ты же самая…

Однако ему не довелось удариться в лирику – из-за угла выехала машина, которую вел шофер по фамилии Ваулз.

– Значит, пора, – опечалился Ронни.

Машина подъехала к ним. Ронни сурово взглянул на Ваулза. Нет, они дружили издавна, играли в крикет, но есть минуты, когда и знакомый с детства шофер кажется несколько лишним.

Избегая его взоров, Ронни (густо-вишневый) обнял свою невесту со всей страстью Фишей, вскочил в машину, помахал из окна, помахал еще и махал, пока видел Сью, после чего сел прямо и стал дышать носом.

Сью постояла на дорожке, а когда машина скрылась за рододендронами, задумчиво побрела к террасе. Августовское солнце палило вовсю. В траве стрекотали кузнечики, в лавандовом бордюре гудели пчелы, и все это, вкупе с жарой, располагало к отдыху. Заглянув за кедры, Сью увидела, что в тени стоит шезлонг, в шезлонге лежит Галахад, попивая виски с содовой, а рядом – еще одно кресло, явно для нее.

Однако долг превыше всего, как бы ни пекло, ни стрекотало и ни гудело. Ронни просил поговорить о свиньях, значит, надо поговорить.

Она спустилась по каменным ступеням, свернула к западу и направилась к тому уголку поместья, где обитала Императрица – прославленная свинья.

Жилище ее помещалось на полянке, усеянной лютиками и ромашками и окаймленной серебряным извивом ручья, несущего воды в озеро. По своему обычаю лорд Эмсворт отправился туда после завтрака и теперь, в половине первого, мягко висел на перильцах, беззлобно и благоговейно глядя на прекрасную даму. Рядом с ним, на тех же перильцах, висел свинарь Пербрайт.

Время от времени кроткий пэр втягивал носом воздух, но не благоухания позднего лета привлекали его. Собственно говоря, вокруг обиталища ощущался лишь один запах, достаточно резкий, своеобразный, но для кого-то – и дивный.

Служители прекрасной свиньи на нее не походили. Лорд Эмсворт был длинным и тощим, равно как и Пербрайт. Императрица же напоминала (особенно в полумраке) готовый к полету монгольфьер. Мода на стройность не коснулась ее. Она любила поесть и в жизни своей не делала гимнастики. Глядя на то, как она поглощает болтанку из льняного семени, картошки, желудей и отрубей, девятый граф ощущал примерно то же, что ощущает поэт при виде радуги.

– Какая красота! – сказал он.

– Ну! – согласился Пербрайт.

– Мы непременно победим.

– Ну!

– Только бы ее опять не украли…

– Ыр!

Лорд Эмсворт озабоченно поправил пенсне. Глаза его угасли, лицо омрачилось. Он думал о зловещем баронете, сэре Грегори Парслоу.

Когда оказалось, что некий Бакстер, его секретарь, украл ее, граф долго гадал, в чем тут дело. Да, странноват, может быть – и безумен, но это уж слишком! Наконец его осенило: Бакстера нанял сэр Грегори. Потерпев поражение, баронет притих. Но до выставки – две недели, можно сделать многое. В любую минуту вправе мы ждать, что явится злоумышленник в маске, с отравленной иглой в руке.

Граф огляделся. Место пустынное, жилья поблизости нет… Словом, она будет тщетно взывать о помощи.

– Как по-вашему, Пербрайт, – спросил взволнованный пэр, – не переселить ли ее к огороду? Все-таки там вы рядом.

Мы не знаем, что ответил бы Пербрайт – «Ну!» или «Ыр!», – поскольку на поляне появилась дама, при виде которой он коснулся лысины и ретировался на задний план.

Лорд Эмсворт подхватил пенсне и воззрился на сестру тем взглядом, которым смотрит овца на соседний участок.

– А!.. – сказал он. – Конни!

Внезапное появление леди Констанс обычно смущало его, ибо она сгущалась буквально из воздуха и начинала рассуждать о том, можно ли тратить время на свиней, а не на письма. Однако последние двое суток у него не было секретаря, а без секретарей письмами не займешься. Тем самым совесть молчала, и ответил он без той раздраженной робости, которая придавала ему сходство с каким-нибудь загнанным животным.

– А, Конни! – сказал он. – Вот ты и посоветуешь. Тут мы с Пербрайтом…

Леди Констанс не стала ждать конца фразы. Общаясь с главою рода, она вела себя примерно так, как ведет себя строгая нянька с отсталым ребенком.

– Ты знаешь, который час? – осведомилась она.

Он этого не знал. Его представления о времени вполне удовлетворяла мысль о том, что если ее не разглядишь с трех футов, скоро позовут обедать.

– С минуты на минуту явятся гости, – продолжала сестра. – В половине второго мы сядем за стол.

Лорд Эмсворт немного подумал. Нет, это не обед, еще светло. Видимо, второй завтрак.

– А! – сказал он. – Да, да, да, за стол. Вымыть руки?

– Неплохо бы. Вообще умойся. И переоденься. И переобуйся! А воротничок? Господи, Кларенс, сколько с тобой забот! Никак не пойму, зачем ты возишься со всякой пакостью!

Покорно бредя за сестрой, граф думал о том, как одинок он среди близких. «Пакостью»! Про нее!

Никто, никто… Нет, простите! А эта барышня, ну, с Роналдом? Она всегда о ней спрашивает.

– Хоть один хороший человек! – тихо проговорил он.

Леди Констанс возмутилась:

– Что? Кто у тебя хороший?

– Эта барышня. Ну, с Роналдом. Как ее, Молли Смит.

– Сью Браун.

– Именно. Именно, Браун. Сью. Она хорошая.

– Как для кого, – сказала леди Констанс. Несколько секунд они шли молча.

– Да, кстати, – вспомнила усталая сестра, – насчет твоей мисс Браун. – Она скрипнула зубами. – Пришло письмо от Джулии.

– От Джулии? – откликнулся граф, уделяя этой новости две пятьдесят седьмых своего внимания. – А кто такая…

Леди Констанс, как это ни трудно, не дала ему по голове. Великая вещь – воспитание!

– У нас в семье, – выговорила она, – только одна Джулия.

– А, Джулия! – оживился граф. – Что с ней такое? – Он поднапрягся. – Она в Биаррице? Развлекается?

– Она – в – Лондоне.

– Э? А?

– А завтра будет здесь. В 2.45.

Лорд Эмсворт мгновенно очнулся:

– Почему?

– Потому что это самый удобный поезд.

– Нет, почему она приедет?

Леди Констанс не хрюкнула, дамы не хрюкают, но какой-то звук издала.

– Господи! – сказала она. – У нее женится сын. На танцорке.

– На певичке.

– Какая разница?

– Какая-то есть. Спрошу у Галахада, он знает. А ты что, ее не любишь?

– Джулию?

– Мисс Смит.

– Браун! Не люблю.

– Ты не хочешь, чтобы Роналд на ней женился?

– Кажется, я своих чувств не скрывала. Снобизма во мне нет…

– Что ты, есть!

– Ну, если это снобизм!.. Роналд должен жениться на девушке своего круга.

– А Галахад хотел жениться на ее матушке.

– Галахад способен на все.

– Как сейчас помню! Повел он меня в «Тиволи», она пела… Долли Хендерсон. Очень красивая улыбка, прямо весеннее утро. Поет, все подпевают… Сейчас, сейчас! Там-там-тамти-там? Нет, пам-пам-тури-тури-тури-пам!

– Не важно, – сказала леди Констанс, полагавшая, что на семью хватит одного мемуариста. – Какое нам дело до этой особы? Жаль, что у нее есть дочь.

– Почему? Очень хорошая девушка. Красивая, вежливая, любит свиней. Я вот говорил Пилбему…

– Да! – вскричала леди Констанс. – Почему он еще здесь? Вообще, кто он такой?

– Сыщик.

– Кто?

– Частный сыщик, – гордо объяснил граф, за все шестьдесят лет впервые нанявший сыщика. – У него такая контора, называется «Аргус». Или бюро. Они все ищут.

Леди Констанс пылко пыхтела.

– Танцорки! – воскликнула она. – Сыщики! Шулеров у нас еще нет?

Брат ответил, что не знаком ни с одним шулером.

– Разреши спросить, – не отстала сестра, – зачем нам сыщик?

– Чтобы Императрицу не украли.

– Твою дурацкую свинью давно нашли. Что он тут делает?

– Галахад сказал, лучше подождать до выставки. Мало ли что! Сэр Грегори…

– Кла-ренс!

– Что «Кларенс»? Ну что «Кларенс»? Галахад совершенно прав. Ты думаешь, Бакстер ее украл, потому что он ненормальный. А мы с Галахадом думаем, его подучил Парслоу.

– Это ты ненормальный!

– Я нормальный. Просто я знаю Галахада, а уж он знает Парслоу. Прочитай в книге, там все точно. Вот, например, в 1894 году твой Парслоу обкормил перед боем собаку. А? Как тебе? Звали Кнут. У Галахада – Кнут, у него – Банджо. А кто увел Бурбона? Такой человек способен на все.

Леди Констанс нетерпеливо копнула ножкой газон. Лучше бы лягнуть брата, но – воспитание!

– Кларенс, ты идиот, – сказала она. – Постыдился бы. У Галахада вообще нет совести, а ты – постыдись. Как дети, честное слово! Разве можно ссориться с соседями?

– Можно.

– Нет, нельзя. Поэтому я сейчас и помогла сэру Грегори.

– Э?

– Пусть знает, что здесь есть хоть один нормальный человек.

– О!

– Ты берешь его племянника.

– Э? Что? Какого?

– Монтегю. Ну, ты помнишь, он часто здесь бывал. Монти Бодкин.

– Бодкин? Бодкин? Бодкин?

– Ради Бога, ты не попугай! Хорошо, ты все забываешь. Главное не это. Главное, что сэр Грегори просил меня взять тебе в секретари его племянника…

Кроткий пэр иногда взрывался.

– Нет, чтоб мне лопнуть! Нет, чтоб мне треснуть! Красть – мою – свинью – и – после – этого…

– …а я сказала: «С удовольствием».

– С чем?

– С удовольствием.

– Ты что, взяла его?

– Конечно.

– Племянника этого Парслоу за две недели до выставки?!

– Вот именно. Завтра он приедет в 2.45.

Леди Констанс нырнула в дом, а брат ее, лорд Эмсворт, постоял какое-то время. Пробудила его потребность в ясном, спокойном разуме – и на дрожащих длинных ногах он побежал туда, где отдыхал Галахад, попивая свое виски.

Глава IV

В тенистой прохладе, освеженный янтарной влагой, где позвякивали льдинки, Галахад практически достиг блаженства. Вдали бушевали бури, но здесь царил покой, знакомый только тем, кто пальцем не шевелит, чтобы его снискать.

Когда вокруг столько прекрасных вещей, что мы, по справедливому выражению поэта, счастливее королей[1], поневоле удивишься, если к тебе прискачет очень взволнованный брат.

– Господи, Кларенс! – сказал Галли. – Ты просто глиста в беде. Что случилось?

Лорд Эмсворт подрожал, не в силах вымолвить слова. Потом он обрел дар речи:

– Галахад, случилось самое страшное!

– Что?

– Парслоу нанес удар!

– Дал тебе по уху?

– Нет, нет, нет. Все так, как ты говорил. Он слишком умен для нас. Обошел Конни, она взяла секретарем его племянника.

Галли принялся вдумчиво протирать монокль.

– Да, да, да, – продолжал граф, – она сейчас сказала. Понимаешь, чем это грозит? Сообщник в самом сердце дома. Я вижу все! – Голос его взмыл до верхних регистров. – Не вышло с Бакстером, пробует Бодкина.

– Бодкина? Это не Монти?

– Монти. Что нам делать?!

Он задрожал. Безупречный Монтегю огорчился бы, узнав, что его будущий хозяин видит в нем коварного, юркого, мерзкого человека, который готов проникнуть к невинной свинье и подложить гранату в ее пойло. Галли вставил монокль.

– Монти? – сказал он, отпивая глоточек. – Помню, помню. Хороший парень, свиньи не обидит. Постой, тут надо разобраться.

Он немного подумал.

– Нет, – решительно сказал он. – Бодкина можешь не бояться.

– Да?

– Да. Это не подвох.

– Но…

– Никаких «но». Поверь мне. Посмотри, посуди, наконец. Парслоу прекрасно понимает, что его ставленника заподозрят. В чем же дело? А вот в чем.

– Да?

– Сказать?

– Скажи, – слабо выговорил граф, по-рыбьи глотая воздух.

Поскольку глава рода стоял, а сам он сидел, Галли не мог потрепать его по плечу и потрепал по ляжке.

– Он хочет, чтобы мы его подозревали.

– Хочет?

– Хочет. Мы будем следить за Бодкином, а настоящего сообщника и не заметим.

– Ой, Господи! – ужаснулся граф.

– Ничего, – успокоил его Галли. – Не так мы просты. – Он снова потрепал графа по ляжке. – Знаешь, что теперь будет?

– Нет.

– Сказать?

– Скажи.

– Через несколько дней у ее домика появится незнакомец.

– Ой, Господи!

– Мы позаботимся о том, чтобы он ничего не заподозрил. Отойди в тень, Кларенс. Пусть твой Пербрайт тоже отойдет в тень. Этот неведомый злодей должен думать, что мы беспечны. Тут мы его и возьмем.

Лорд Эмсворт смотрел на брата, как ученик – на мудреца. Собственно, он не сомневался, что для того нет пределов.

По-видимому, думал он, тут повлияла обстановка. Клуб «Пеликан» не возвышает нас в обществе, но многому учит. Притупляя нравственное чувство, он обостряет ум.

– Спасибо, Галахад, – сказал он. – Мне теперь гораздо легче. Конечно, ты прав. Только… вряд ли этот Бодкин так безвреден. Может, лучше за ним последить?

– Следи, чего там!

– Хорошо, буду следить. А пока пойду к Пербрайту.

– Пусть притаится.

– Да, да, да.

– Или загримируется. Что-нибудь такое, попроще. Дерево, ведро для картофельных очисток…

Лорд Эмсворт подумал.

– Дерево? Вряд ли он сможет.

– За что же ты ему платишь?

Лорд Эмсворт молчал, думая о том, что только Бог умеет создавать деревья.

– Ладно, пускай уйдет в тень. Хорошо, хорошо.

– С этих пор… – начал Галли, но не кончил, потому что замахал кому-то рукой. Граф обернулся.

– А, вон твоя Молли! – сказал он.

Сью подошла к ним по лужайке. Граф ей приветливо улыбнулся.

– Кстати, – спросил он, – танцорка – то же самое, что певичка?

– Ни в коем случае.

– Так я и думал. Какая Конни… э… глупая!

Он затрусил к замку, а Сью подошла к шезлонгу. Автор мемуаров оглядел ее сквозь монокль, удивляясь тому, как похожа она на Долли. И походка, и улыбка, и вот эта манера вздергивать подбородок… На мгновение годы исчезли. По саду прошелестело что-то такое, нездешнее. Глядя сверху, Сью стала накручивать на палец седой волос.

– Что ж, Галли…

– Что ж, Сью…

– Отдыхаете?

– Отдыхаю.

– Скоро этому конец. Сейчас ударят в гонг.

Галли вздохнул – вот, всегда так.

– Давайте не пойдем, – предложил он.

– Вы как хотите, а я пойду. Есть хочется.

– Игра воображения.

– А вам не хочется?

– Конечно, нет! Здоровым людям еда не нужна. Пей – и врачам будет нечего делать. Доказать?

– Пожалуйста.

– Дело было в 1898 году, – начал Галли. – Фредди Поттс жил практически на виски, и в том году это его спасло. Он не отравился ежом.

– Чем?

– Ежом. Фредди поехал к своему брату Юстесу во Францию. Брат не пил, но много ел.

– Ежей?! Не верю.

– Минуточку. Он и не собирался есть ежа. На второй день по приезде брата Юстес дал повару денег, чтобы тот купил курицу. По дороге на рынок повар увидел дохлого ежа. Собственно, еж лежал там несколько дней, но он его еще не видел. Повар, человек скупой…

– Галли! Я же сейчас пойду завтракать!

– Аппетит потеряете? Тем лучше. Освежает цвет лица. Итак, повар был скуп. Он знал, что под соусом съедят что угодно, хоть старушку, а потому подал Фредди с Юстесом тушеного ежа. Юстес позеленел, взвыл, как душа в аду, и выл неделю. Фредди еще наутро закусывал холодным ежом.

– Какая мерзкая история!

– Зато поучительная. Я бы велел записать ее золотом в каждой школе и каждом колледже. Да, так что вы сего дня делали? Почему поздно пришли?

– Прощалась с Ронни. Он полчаса как уехал.

– Ах да, к Джорджу Фишу на свадьбу. Хотите, расскажу про его папашу, епископа?

– Если опять в таком же духе, лучше не надо. Потом я искала лорда Эмсворта, Ронни просил поговорить с ним, но увидела леди Констанс. Пошла к вам, а он уже тут. У вас был важный разговор?

Галли хихикнул:

– Да нет, все эта свинья. Боится, что ее украдут.

Сью осторожно огляделась:

– Знаете, кто ее тогда украл?

– Знаю. Бакстер.

– Нет, Ронни.

– Что? Юный Фиш?

– Я же вас просила!

– Простите. Зачем она ему понадобилась?

– Он решил ее спрятать, а потом найти. Чтобы лорд Эмсворт из благодарности…

– Этот кретин придумал такую штуку?!

– Пожалуйста, не называйте Ронни кретином. Он очень умный. А вообще-то он взял идею от вас.

– От меня?

– Вы когда-то крали свинью.

– Да, было дело… С Булкой Бенджером. Отвели к Пробке Бэшему. Интересно, поладили они? Ну уж, как-нибудь. Хозяин вот рассердился. Очень любил свинью. Боялся за ее нервы.

– А почему лорд Эмсворт боится?

– Понимаете, Конни взяла секретаря, а он племянник Парслоу. Кларенс решил, что это интриги. Собственно, я тоже так думаю, но, по-моему, Монти Бодкин – просто прикрытие, а…

– Монти Бодкин!

– Это племянник. Сам он парень хороший, но…

– О, Галли!

– Что такое?

– Монти приедет сюда! Я так и знала! Так я и знала, что-нибудь случится!

– Дорогая моя, что с вами? Почему вас пугает Монти Бодкин?

– Потому что, – отвечала Сью, – я собиралась за него замуж.

– Да? – спросил Галли, думая о том, что годы и трезвый образ жизни притупили его разум. – Давно?

– Два года назад… Два с половиной… Три… Не помню. Задолго до Ронни. Ах, важно ли это! Собиралась замуж.

Галахад еще не все понял.

– Ну и что? Почему вы волнуетесь? Тяжелые воспоминания? Или боитесь огорчить его?

– Да нет! Я из-за Ронни.

– Из-за Ронни?

– Конечно. Вы знаете, какой он ревнивый.

– Ага, ага…

– Ничего не поделаешь, уж он такой. Чуть что – страдает. Монти очень хороший, но он сразу начнет: «Помнишь?.. А помнишь?.. Ты не забыла, старушка?..» Ух! Ронни сойдет с ума.

Галахад кивнул:

– Так, так, так… «Мой старый друг, мой верный друг». Да, неприятно.

– Ронни ревнует к Пилбему!

– А вы скажите, чтобы не лез в бутылку. Просто и строго.

– Ах, вы не понимаете! Какие бутылки, он будет очень вежливым. Холодный, сухой, молчит, ну Итон и Кембридж. Его совершенно не проймешь!

– Скажите, Сью, вы действительно любите юного Фиша?

– Кажется, я вас просила!..

– Да-да. Простите. Так любите?

– Конечно. Я же вам говорила. Для меня больше никто не существует. Вы спросите, как же я собиралась за Монти? Сама не понимаю. В семнадцать лет так приятно, если за тобой ухаживают… Так трудно отказать… Ничего не было, через две недели мы поссорились. Но Ронни возомнит бог весть что. Он – как ребенок, честное слово!

– Вы думаете, Монти все выдаст?

– Конечно. Он болтун.

– Да, да, помню. Вечно что-нибудь ляпнет. Как Рожа Бэгшот. Повел девицу ужинать. Вбегает какой-то дядька, машет кулаками, а он встает и говорит: «Не бойтесь, я честный человек, женюсь на вашей дочери». – «На дочери? – орет дядька. – Это моя жена!» Интересно, как они это уладили?

Галли подумал, мечтательно глядя на паука, который воспользовался веткой вместо трапеции.

– Ну что ж, – сказал он. – Все очень просто.

– Просто?

– Да. Ронни приедет завтра к вечеру. Утром пораньше езжайте в Лондон и поговорите с Монти Бодкином. Скажите, чтобы держался как незнакомый. Он не особенно умен, но если хорошо объяснить, усвоит.

Сью глубоко и восторженно вздохнула:

– Галли, вы гений!

– Опыт, моя дорогая, просто опыт.

– А если я не вернусь ко второму завтраку?

– Конни куда-то уйдет, Кларенс не заметит. Нет, главное – найти Бодкина. Вы знаете его адрес?

– Он целый день сидит в «Трутнях».

– Тогда все в порядке. Ну что за тип этот Ронни! Почему он ревнует? Должен бы знать, что вы его любите – не понимаю за что.

– А я понимаю.

– Да он кретин.

– Ничего подобного!

– Дорогая моя, – твердо сказал Галли, – если человек вам не доверяет, он кретин, и никто иной.

Глава V

Предположив, что бывший жених находится в «Трутнях», Сью не ошиблась. Назавтра, в начале первого, она позвонила туда с вокзала и услышала восторженный вой в духе гиены. Судя по словам, которые тоже были, Монти обрадовался призраку прошлого и посоветовал схватить такси. Сью послушалась: и теперь, в ресторане, за столиком, благодарила судьбу за мудрость. Без всяких сомнений, необработанный Монти поразил бы дорогого Ронни, как разрывной снаряд. И над коктейлем, и за семгой он только и восклицал: «А помнишь?» или «Помню, мы с тобой…»

Сью испугалась, что разговор будет трудный, но когда спутник ее благоговейно заморгал перед truite au bleu[2], она описала ситуацию и поняла по вдумчивым кивкам, что он, против ожидания, следит за ходом рассказа.

Расправившись с truite, он кивнул еще раз, показывая тем самым, что ему все ясно.

– Старушка, – воскликнул он, – все ясно! Собственно, Хьюго мне говорил…

– Ты его видел?

– Встретил в клубе. Все понял. Решил вести себя учтиво, но сдержанно.

– Значит, я зря приехала!

– Не скажи! У тебя как-то ярче выходит. Теперь я вижу, что сдержанной учтивости мало. Кто его знает, еще взорвется…

Сью немного подумала.

– Да, ты прав.

– Может, мы вообще не знакомы?

– Да, так лучше. – Сью нахмурилась. – Какая гадость!

– Ничего, ничего, я потерплю.

– Не в тебе дело. Ронни обманывать противно.

– Привыкай. Секрет семейного счастья. А вот глупо – это да. Мы же с тобой так дружим! Помнишь…

– Нет, не помню. Забудь и ты. Ради Бога, Монти, оставь эти сантименты!

– Хорошо, хорошо.

– Я не хочу, чтобы Ронни сердился.

– Конечно, конечно.

– Значит, следи за собой.

– Ладно, ладно. Не подведу.

– Спасибо, милый! А, что?

Как раз в этот миг официант поднес к ним серебряное блюдо и поднял крышку, словно ловкий фокусник. Монти с должной серьезностью посмотрел, что там лежит.

– Ничего, – сказал он, когда официант удалился. – Вот ты говоришь: «милый». Я вспомнил…

– Ради Бо-о-ога!

– Хорошо. Ладно. Странная штука – жизнь. Какая-то такая… странная.

– Не без того.

– Вот, возьми нас с тобой. Сидим едим, прямо как тогда, только ты мечтаешь о Ронни, а я – о Гертруде Баттервик.

– Что?

– Баттервик. Банан, ананас, тюльпан, тюльпан…

– Спасибо, я расслышала. Ты женишься?

– Как бы тебе сказать?.. И да и нет. Прохожу проверку.

– Она никак не решит?

– Что ты, она решила! Она меня жутко любит, прямо ужас. Но есть скрытые пружины.

– Прости?

– Такое выражение. Сама понимаешь, пружины. Кстати, почему пружины? Может, причины? Вроде бы нет… В общем, все сложней, чем кажется.

– Нет, выражение я знаю. В чем дело у тебя?

– В папаше. В Дж. Дж. Баттервике. «Баттервик, Прайс и Мандельбаум, экспорт-импорт».

Монти с чувством проглотил картофелину. Сью умилилась. Да, конечно, слава Богу, что она за него не вышла, но так… словом, умилилась.

– Бедненький! – воскликнула она. – Ты ему не нравишься?

– Я бы не сказал… Иногда он со мной здоровается. Один раз чуть не предложил сигару. Не в том суть. Понимаешь, экспорт-импорт действует на психику. Ему почему-то кажется, что я бездельник. Прямо так и спросил: «Чем вы зарабатываете себе на жизнь?»

– Как грубо!

– Я и говорю. Дал мне испытательный срок. Надо целый год где-нибудь проработать.

– Ужас какой!

– Вот именно, ужас. Сперва я не поверил, что это всерьез. Потом поскакал к Гертруде, предложил бежать. И что же ты думаешь? Не согласилась! Послушная дочь, ах ты Господи! Вот оно, буржуазное воспитание. Чего ты хочешь? Средний класс, так его так, становой хребет империи. В общем, не бежит. Ну, я попросил дядю Грегори устроить меня в «Мамонт», есть у них детский журнальчик. Хорошо, работаю – а тут редактор уехал. Я без него немного ошибся. В общем, два дня назад меня выгнали. Начинаю заново.

– Понятно… А я уж испугалась, что ты разорился.

– Ну что ты! Все деньги при мне. Деньги! – Монти взмахнул рукой, заехав лакею в манишку. – Это сор! Мало того, это тлен! Золото гномов. Никакие деньги ни на шаг не приблизят меня к Гертруде.

– Она хорошая девушка?

– Ангел. Какой может быть разговор! Ангел самого высшего типа.

– Поверь, все у вас уладится.

– Спасибо, старушка. А вот ты скажи, – Монти немного смутился, – продержусь я год? Секретарей редко выгоняют.

– Хью и то продержался. Сам уходит. Как ты со свиньями?

– Со свиньями?

– Понимаешь, лорд Эмсворт…

– А, да, помню. Сбесился на свинье. Советуешь ее обхаживать? Это можно. Попробуем. – Он широко улыбнулся и от полноты чувств погладил ей руку через столик. – Ты меня подбодрила, старушка. Помню… Ладно, ладно! Хороший у тебя характер, всегда ты видишь лучшую сторону. Действительно, Хьюго продержался, кто ж не продержится? Тем более если заняться свиньей. В общем, через год женюсь. Ты к тому времени будешь давно замужем. Когда вы скачете с вышки?

– Если лорд Эмсворт даст деньги, Ронни купит долю в автомобильной фирме.

– Как семья, не против?

– Ну, леди Констанс – не в восторге.

– Донесли, что ты из шоу?

– Да, не без того.

– Ясно. Сдалась она?

– Сдалась.

– Значит, все в порядке.

– Вроде бы да. А все-таки… Монти, у тебя бывают предчувствия?

– Было одно недавно. Когда Тилбери взял меня за шкирку и понес к выходу.

– Вот и у меня. Я говорила Ронни, а он не верит. Говорит, я пессимистка.

– Какие слова знает! Сильная личность.

– А его мама? Она тоже сильная?

Монти почесал подбородок.

– Ты ее не видела?

– Нет. Она в Биаррице.

– Скоро приедет?

– Да, кажется.

– Спешит, а?

– М-дэ…

– Ну почему же!

– М-дэ…

– Ради Бога, что ты заладил «М-дэ»? Она очень страшная?

Монти почесал скулу.

– Как тебе сказать… Вообще-то хорошая тетка.

– Вот и Ронни так говорит.

– Свой парень. Такая, знаешь, в духе Дианы. Охотится, улыбается, угощает селян. А вообще, кто ее разберет. Я ее боялся больше, чем леди Констанс.

– Почему?

– Не знаю. Боялся, и все тут. Да плюнь, ничего не будет. Может, она сейчас распевает: «О ты, волшебница любовь!» Пошли, мне пора. Мой поезд в 2.45.

– Что?

– Без четверти три.

– В Бландинг?

– А то куда же?

– Так ведь и я им еду.

– Очень хорошо. Поедем вместе.

– Нам нельзя вместе ехать.

– Почему? Посидим, поболтаем, а выйдем – и не знакомы. Все ж веселей.

Сью вспомнила, как скучно ехать одной, и кивнула:

– Ну хорошо.

– Может, заскочим ко мне? Возьму вещи.

– И опоздаешь на поезд. Нет, спасибо. Скачи, если хочешь, я буду на вокзале.

– Я бы тебе показал ее фотографии. Шестнадцать штук!

– Опишешь по дороге.

– Ладно. Любезный, счет!

Когда стрелки вокзальных часов показывали 2.40, леди Джулия двигалась сквозь толпу, усиливая впечатление тем, что вокруг нее, словно спутники вокруг Солнца, крутились горничная, два носильщика и юный предприниматель, решивший, что ей нужны апельсины или конфеты.

К этому, как всегда, она относилась с благодушным презрением. Другие бежали, она – гуляла. Дозволив носильщику открыть пустое купе и сложить там сумки, книги, журналы, она расплатилась, отпустила горничную, села поудобней и стала безмятежно разглядывать вокзальную суету.

Церемония отправки набрала полную силу. Носильщики бегали туда и сюда, стрелочники взмахивали зеленым флажком, платформа звенела под ногами опоздавших, и поезд уже дрогнул, когда дверь распахнулась, а на леди Джулию едва не упало что-то шестиногое. Кое-как удержавшись, оно плюхнулось напротив и оказалось молодым человеком типа «хлыщ», в котором она узнала Монти Бодкина, неоднократно посещавшего дом ее предков.

Он задыхался, он вспотел, он чуть не опоздал, но остался preux chevalier[3], а они-то знают: если ты толкнул даму – проси прощения.

– Ничего, мистер Бодкин, – отвечала дама. – Это вы меня простите, расселась…

Монти подскочил и воскликнул:

– Ой!

– Да?

– То есть… Здравствуйте, леди Джулия.

– Здравствуйте.

Монти отер лоб носовым платком в тон носкам и галстуку.

– Удивительно! – выговорил он. – Наскочить на вас…

– Именно, наскочить. Просто колесница Джаггернаута! Куда едете?

– Э? А! В Маркет-Бландинг.

– К дяде?

– Нет-нет. К вам. Лорд Эмсворт взял меня в секретари.

– Как странно! Я думала, вы работаете в «Мамонте».

– Ушел.

– Ушли?

– Ушел.

– Почему?

– Да так, знаете… Есть пружины.

– Пружины?

– Пружины.

– Какое занятное выражение!

Монти решил сменить тему:

– Я слышал, в замке все по-прежнему.

– От кого?

– От Хьюго Кармоди. Он тоже был секретарем.

– Секретарю стоит быть понаблюдательней. Там землетрясение.

– А? Что?

– Держитесь, мистер Бодкин. В замке – Ронни с певичкой. Хочет на ней жениться.

– Что вы говорите?!

– Уверяю вас.

– На певичке?

– Да. На некой Сью Браун. Вы с ней знакомы?

– Нет, что вы! Что вы, что вы. Нет.

Леди Джулия взглянула на убегающий пейзаж.

– Матери это нелегко, – сказала она. – Не правда ли, мистер Бодкин?

– О! Да-да. Нелегко.

– Но могло быть и хуже. Такое короткое, простое имя. Мне почему-то кажется, она не подаст в суд.

– Куда?

– В суд. Когда все кончится. Вот Сюзан де Брюн – другое дело.

– Вы думаете, кончится?

– А как же! Почему вы волнуетесь?

– Я… я просто думал, это трудно. Ронни – сильная личность.

– Унаследовал от матери, – сказала леди Джулия.

Сью вошла в купе, когда они молчали.

Монти в это время смотрел на пейзаж, леди Джулия просто сидела. Ничто не говорило о том, что они знакомы, и Сью обрадовалась было, что нашла своего спутника, но он обернулся и так отчужденно, так сухо взглянул на нее, что она растерялась.

– Какая зелень, леди Джулия! – сказал он. – Леди Джулия! Зелень-то, а?

Величавая дама взглянула в окно.

– Да, – согласилась она, – хотя дождя давно не было.

– Наверное, Ронни это нравится. А, леди Джулия?

– Простите?

– Я говорю, – пояснил Монти, – что вашему сыну Ронни нравится свежая зелень.

И, бегло взглянув на Сью, он откинулся на спинку сиденья. Усилия его не пропали втуне. Сью задрожала.

– Простите, – сказала она, – вы не леди Джулия Фиш?

– Она самая.

– Меня зовут Сью Браун, – сказала Сью, жалея о том, что слишком напоминает испуганную мышку.

– Подумать только, – сказала леди Джулия. – Какое совпадение! Не правда ли, мистер Бодкин?

– Да-да. Совпадение. Какое.

– Мы говорили о вас, мисс Браун.

Сью кивнула, начисто лишившись голоса.

– Видимо, я теряю сына, но обретаю дочь.

Сью кивнула. Монти подумал, что лучше что-нибудь сказать. Так уверенно, бодро… в общем, бодро и уверенно.

– Ронни прислал мне вашу фотографию, – продолжала леди. – Прелестно, да… Прелестно. Теперь мы поболтаем. Мистер Бодкин не обидится. Да, кстати, вы не знакомы?

– Что вы, леди Джулия? – вскричал Монти. – Нет! Что вы! Нет.

– Прошу вас, что за тон? Я уверена, что мисс Браун достойна знакомства с вами. Ну что ж, я вас представлю. Мистер Бодкин. Мисс Браун.

– Очень приятно, – сказал Монти.

– Очень рада, – сказала Сью.

– Мистер Бодкин, – сказала леди Джулия, – едет в Бландинг, к моему брату.

– Подумайте!

– Пойду покурю.

– Идите, – сказала леди Джулия.

Монти сидел в купе для курящих, довольный собой. Еще полсекунды – и Сью пропала бы. Да, поначалу он решил, что слишком умен, слишком тонок для слабого женского ума, но все обошлось. Старушка поняла на лету его намеки.

Вздохнув с облегчением, он прикрыл глаза и предался живительному сну. Разбудил его минут через сорок легкий лязг. Он открыл глаза, поморгал и увидел, что Сью открывает дверь.

– А! – заметил он. – Поболтали?

Сью кивнула и села рядом с ним. Лицо у нее было точно такое, как у растерянного ребенка. Это ей шло. Монти собирался пожалеть о былом, но вспомнил Гертруду и одумался.

– Хорошо получилось, а? – сказал он. – Прямо чужие, и все.

– О да!

– А как я тебе подсказал? Одно слово – здорово.

– О да!

– То есть как «О да!»? Гениально. Что-то ты, старушка, скисла. Поболтали?

– О да!

– Опять! Что вы делали?

– Болтали.

– Это понятно. О чем?

– О том о сем.

– Она тебя не обижала?

– Нет, что ты!

– Да?

Сью подумала.

– Она была… очень милая.

– То есть жуткая.

– Нет-нет, правда. Улыбалась, смеялась. Как ты говоришь, хорошая тетка. Но…

– Но ты ощутила под стальной перчаткой бархатную руку. То есть наоборот. Ты поняла, что, стоит тебе отвернуться, она всадит нож в спину.

– Не без того… Ту т дело в глазах. Она улыбается, а они – нет. Может, я ошиблась.

Монти закурил сигарету и вдумчиво затянулся.

– Нет, ты права. Я был бы рад, если бы ты ошиблась, – но нет, права. Мало того, перед самым твоим приходом она сказала, что разлучит вас.

– Да?

– Конечно, – поспешил он ее утешить, – ничего не получится. Ронни – сильная личность. Железный человек. Но и они не промах, эти бландингские дамы. Удивительно! Мужчины – красота, а женщины – бог знает что! Вот, посмотри. Эмсворт… Галли… Фредди… Ты не знаешь Фредди? Один другого лучше. А против них – Конни, и эта ваша Джулия, и куча змеюк самого высшего разбора. Где их только нет, по всей Англии. В каждом графстве – местный дракон, все из их семьи. Видимо, фамильное проклятие. Но ты не волнуйся, Ронни – кремень. Решил жениться, и женится, плевал он на них.

– Да, – отрешенно сказала Сью, куда-то глядя.

– А теперь, прости, не вернуться ли тебе к ней? Еще увидит, что мы тут сидим.

– Я не подумала.

– Это зря. Думай всегда, не помешает.

Он снова прикрыл глаза. Поезд бежал к Маркет-Бландингу.

Глава VI

Примерно через час после того как поезд 2.45 прибыл в Маркет-Бландинг, туда же, но с другой стороны подошел пригородный состав, а из него на платформу вышел Ронни Фиш. Пиршество после свадьбы и медленный путь по сельской Англии задержали его.

Он устал, но то приятное чувство, которое посещает влюбленных, когда они видят чью-то свадьбу, еще не рассеялось. Прославленный марш Мендельсона звучал в его ушах, и он едва не сказал станционному таксисту: «Берешь ли ты, Робинсон, этого Роналда?» Даже в замке, где столовые часы показывали 7.10, он радовался и веселился, зная, что может побриться, помыться, одеться и выбрать подходящий галстук за девять минут с четвертью.

Все шло хорошо. Черная шелковая лента идеально уподобилась бабочке, и ровно в 8.00 он стоял в той увешанной картинами комнате, где обитатели замка ждали вечерней трапезы.

Однако они не ждали, их вообще не было. Ронни удивился, возникли и другие эмоции. Походив туда-сюда, он не обрел покоя, ибо портреты предков не так уж приятны после долгой поездки в пыльном поезде. Он позвонил. Явился Бидж, дворецкий.

– А, здравствуйте, Бидж! – сказал Ронни. – Вот что, как насчет коктейля?

Примечания

1

Роберт Льюис Стивенсон. Гетский цветник стихов.

2

Отварная форель в красном вине (фр.).

3

Храбрый рыцарь (фр.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.