Яйца, бобы и лепешки

Пелам Гренвилл Вудхаус

Яйца, бобы и лепешки

Рассказы

У Бинго все в порядке

Когда Трутни зашли в курилку выпить перед ленчем, еще один Трутень, сидевший у письменного стола, встал и подошел к ним:

– Сколько «р» в «безобразие»? – спросил он.

– Два, – ответил Трутень-1. – А зачем тебе?

– Пишу в наш комитет, – объяснил первоначальный Трутень. – Сколько можно терпеть это безобра… А, черт! Опять!

Лицо его перекосилось. За дверью, в коридоре, свежий голос запел песню со множеством переливов. Трутень-2 внимательно слушал, как она удаляется к столовой, а потом поинтересовался:

– Кто эта певчая птичка?

– Бинго Литтл, чтоб он лопнул! – ответил всеведущий Трутень. – Поет и поет. Об этом я и пишу. Какое безобразие! Нет чтобы только петь – он по спине хлопает. Вчера подкрался в баре, и ка-ак хлопнет, и еще вопит: «Ага!» Мог и убить. Сколько «н» в «непрестанно»?

– Три, – отвечали Трутни.

– Спасибо.

Пишущий Трутень вернулся к столу, пришедшие – удалились.

– Странно, – сказал Трутень-1. – Очень странно. Почему это он поет?

– Так, радуется жизни.

– Да он недавно женился! На какой-то писательнице.

– Правильно. На Рози М. Бэнкс, создавшей «Мервина Кина», «Фабричную работницу», «Однажды в мае» и другие книги. Очень известная тетя. Загребает – будь здоров!

– Не знал, что женатые люди радуются жизни.

– Большей частью они и не радуются. Но у Бинго – счастливый брак. Прямо голубки!

– А по спине хлопать не стоит.

– Ты не все знаешь. Он хлопает не от злости. Ему удалось спастись от большой беды, от семейной драмы.

– Они же голубки!

– Да. Но и у голубков бывают случаи, когда голубица кидается на партнера. Если бы эта Рози кинулась на Бинго, она бы не утихла к золотой свадьбе. Вообще-то она ничего, приятная, но женщины – это женщины! Словом, Бинго избежал страшной участи, и я понимаю, зачем он поет.

Началось это утром, когда Бинго вернулся в гнездышко, выгуляв собачку, и пытался удержать зонтик на кончике носа, а жена его вышла из своей комнаты, вдумчиво хмурясь.

– А, вот ты где! – сказала она. – Ты бывал в Монте-Карло?

Бинго заморгал; она коснулась больного места. Больше всего на свете ему хотелось поехать именно туда, поскольку у него была абсолютно верная система, но людям женатым в такие места не попасть.

– Нет, – не без грусти ответил он, но тут же ожил. – Смотри! Ставим зонтик… держим…

– Я хочу, – сказала жена, – чтобы ты немедленно туда поехал.

Зонтик упал. Бинго вздрогнул. Мгновение-другое ему казалось, что он видит дивный сон.

– Мне нужно для книги, – объяснила Рози. – Понимаешь, местный колорит.

Бинго ее понял, они часто говорили об этом колорите. Если пишешь роман, без него не обойтись, читатель слишком много знает. Напутаешь что-нибудь – и пожалуйста, гневные письма. «Известно ли Вам, глубокоуважаемая N.?»

– Сама я не могу, – продолжала Рози. – У нас в пятницу званый ужин, в тот вторник – ленч в честь Кэрри Мелроз Бопп, американской романистки. Я вот-вот дойду до сцены, где лорд Питер Шипберн срывает банк. Ты не съездишь, кроличек?

Бинго понял, что ощущал Израиль, когда сверху посыпалась манна.

– Конечно, старушка, конечно! – вскричал он. – Да я… – Тут голос его сорвался. Он вспомнил, что у него нет денег.

Две недели назад он поставил последний пенни на лошадь по имени Плясунья, которая добежала до финиша в половине третьего, если мы назовем это бегом.

Бинго грешен тем, что позволяет суеверию победить холодный разум. Он прекрасно знал цену Плясунье, но накануне скачек увидел во сне, как дядя Уилберфорс танцует румбу у входа в Либеральный клуб. Что ж, и проиграл.

Теперь он замялся, но вскоре отошел. Рози, прикинул он, не пошлет его в тяжелый поход без соответствующих ресурсов.

– Еду, еду, еду! – зачастил он. – Завтра и отправлюсь. Сотни фунтов хватит, я думаю, а две – еще лучше, что же до трех…

– Нет-нет, – возразила Рози. – Деньги тебе не понадобятся.

Бинго дернулся, как страус, проглотивший дверную ручку.

– Н-н-не по-на?..

– Разве что фунтик-другой на чаевые. Я все устрою. Дора Сперджен – в Каннах, она тебе закажет номер в Монте-Карло, а счета отошлет в мой банк.

– Мне казалось, – глухо начал Бинго, – что я должен изучить нравы международных шпионов и дам под вуалью. Это недешево. Шпионы, хо-хо! Да они непрестанно пьют шампанское.

– Ничего, шпионов я представляю, – отвечала Рози. – Мне нужен местный колорит. Как выглядят залы, и тому подобное. Если у тебя будут деньги, ты впадешь в искушение.

– Кто, я?! – возмутился Бинго. – Ну, знаешь!

Рози раскаялась:

– Прости, мышоночек. Я не хотела тебя обидеть. Но все-таки без денег лучше.

Теперь вы не удивитесь, что несчастный Бинго еле доел курицу и не прикоснулся к рулету. Однако разум его работал как динамо. Деньги надо раздобыть. Но как? Как, я вас спрашиваю?

Мало кто решится дать ему в долг, положение его знают. Конечно, дяде уже под девяносто, а человек не вечен, но пока там что, денег нет.

Надежда оставалась одна – Пуффи Проссер. Да, он прижимист, но очень богат, что и требуется. Под вечер Бинго заглянул в клуб и узнал, что Пуффи там нету. Боль была настолько сильна, что пришлось подкрепиться. Увидев его, я был поражен сходством с несвежей рыбой, спросил, в чем дело, и он откликнулся:

– Ты не мог бы одолжить мне фунтов двадцать – двадцать пять? Лучше тридцать.

– Не мог бы, – честно сказал я, и он тяжко вздохнул.

– Вот она, жизнь! – развил он тему. – Богатство просто лезет в руки, а начать дело не на что. Слыхал о таком Гарсии?

– Не доводилось.

– Буквально разорил Монте-Карло. А про Дарнборо слышал?

– Нет.

– Меньше восьмидесяти трех тысяч не брал. А про Оуэрса?

– Тоже не слышал.

– Выигрывал двадцать лет подряд. Как на работу ездили, все трое. Но куда их системе до моей! А, черт…

Когда человек в таком отчаянии, его ничем не утешишь. Я несмело предложил заложить какой-нибудь пустячок, предположим – портсигар, но тут же выяснилось, что он не золотой, как мы думали, а едва ли не жестяной. Правда, была у него бриллиантовая брошка, которую он купил в час успеха и собирался подарить жене в день рождения, а пока, от греха подальше, дал на сохранение ее подруге.

Наутро он уехал, имея при себе, кроме отчаяния, четыре карандаша, записную книжку, обратный билет и фунта три на чаевые.

Не знаю, помните ли вы такую песенку: «Ти-ум, ти-ум, ти-умм/ти-ум, ти-ум, ти-а-а» и так далее, до заключительных слов «Болит моя душа». Теперь ее редко поют, а раньше – сколько угодно. Разгонятся, приостановятся и как взвоют: Ду-у-ша-а-а!»

Ничего не скажешь, печально, и я бы об этом не вспоминал, если бы упомянутая фраза не подходила так точно к состоянию Бинго. Что-что, а душа у него болела, поэтому он страшно бранился, и я его не сужу.

Поворачивая в ране кинжал, он бродил по залам, проверяя систему на бумажках. И чем больше он ее проверял, тем лучше она срабатывала. Не захочешь, выиграешь.

К концу второго дня он вконец извелся. Нет, вы представьте, сколько денег – а он не может подступиться. Гарсия давно бы их загреб, тем более – Дарнборо, не говоря уж об Оуэрсе. А он нищ; и, заметьте, только потому, что у него нет первоначального капитала, да еще такого, который для Пуффи – просто гроши. Да, положеньице.

На третье утро, просматривая газету, он чуть не подавился кофе. Среди прибывших в Ниццу числились принц и принцесса Грауштрак, бывший король Руритании, лорд Перси Поффин, графиня Гоффин, генерал-майор сэр Эверард Слерк и мистер П. Проссер.

Конечно, Проссеры бывают разные, но именно такой сноб, как Пуффи, поселится рядом с принцессами. Словом, Бинго побежал к телефону и позвонил портье.

– Алло? – сказал портье. – Да? Отель «Манифик». Портье у телефона.

– Дит муа, – взмолился Бинго, – эске вуз авэ дан вотр отель ен мсье номмэ Проссэр?

– Да, сэр. Есть.

– У него боку дё… (А черт, как по-ихнему «прыщи»?!)

– Baeucoup de boutons, monsieur, – подсказал почтенный француз.

– Соедините меня с ним! – сказал страдалец и вскоре услышал сонный голос: «Алле!»

– Привет, Пуффи, – крикнул абонент. – Это я, Бинго.

– О Господи! – отозвался собеседник, не внушая особых надежд.

Занимать у Пуффи деньги не стоило, во-первых, потому, что он почти всегда страдал с перепоя, а во-вторых, потому, что только он из Трутней был богатым. У него вечно просили в долг, он совсем извелся, и Бинго решил его умаслить.

– Увидел, что ты здесь, – защебетал он. – Какая радость! Нет, какая…

– Что нужно? – оборвал его Пуффи.

– Как что? Хочу тебя угостить. Встретимся за ленчем.

Да, он принял РЕШЕНИЕ. Быть может, денег не хватит; быть может, его выведут; но чаевыми он рискнет.

Пуффи уди вился.

– Что-то с трубкой, – предположил он. – Я услышал: «Хочу тебя угостить».

– Вот именно.

– Меня?

– Тебя.

– И счет оплатишь?

– Естественно.

Они помолчали.

– Надо бы это послать в отдел «Верьте – не верьте…», – сказал Пуффи.

Такой тон Бинго не понравился, но он себя сдержал.

– Где будем есть? – спросил он. – И когда?

– Да тут, – сообщил Пуффи. – Я спешу, сегодня скачки.

– Ладно, – согласился Бинго. – Ровно в час.

В час он и прибыл со своими скудными средствами. По дороге в Ниццу, в автобусе, он испытывал смешанные чувства – то надеялся, что у Пуффи плохо с животом, то опасался, что недуг усугубит его скупость. Как все сложно на свете…

Пуффи оказался здоровым. Быть может, оттого, что платить не ему, он беспечно упоминал метрдотелю спаржу и тепличный виноград. Когда же – видимо, по привычке – он заказал дорогое шампанское, Бинго показалось, что счет будет не меньше, чем суммы, которые Рузвельт выжимает из конгресса для поддержки фермеров.

Однако страдалец держался, разве что стиснул кулаки, когда гость налег на икру. Помогало и то, что клубный богач умягчается на глазах. Махнув на все рукой, Бинго спросил сигар и ликеру, а Пуффи, откинувшись в кресле, расстегнул последние пуговицы.

– Да, – заметил он, – будет о чем поведать внукам. Меня угостил Трутень! Вот что, Бинго, я бы хотел тоже доставить тебе радость.

Словно услышав нужную реплику, Бинго потянулся к другу и нежно снял пушинку с его рукава.

– Запомни, – продолжал тот, – ставь на Пятнистого Пса. Верное дело!

– Спасибо, Пуффи, – сердечно ответил хозяин. – Если дашь десятку, поставлю.

– Какую десятку?

– У меня больше нет денег.

– И не нужно, – сказал друг, а Бинго удивился, почему ему все время говорят эту фразу. – Здесь мой лондонский букмекер. Он даст тебе кредит.

– Зачем его затруднять? – удивился Бинго, снимая пушинку с другого рукава. – Дай десятку, и ладно.

– Знаешь, – заметил Пуффи, – я бы выпил еще ликеру.

Именно в этот беспросветный миг к столику подошел солидный и благодушный мужчина. Из начавшейся беседы Бинго вывел, что это и есть букмекер.

– Мой друг, мистер Литтл, – сообщил ему Пуффи, – хочет поставить десятку на Пятнистого Пса.

Бинго собрался покачать головой, прибавив, что жена не любит азартных игр, когда средиземноморское солнце во всей своей славе осветило лицо Пуффи Проссера, несомненно – пятнистое. Мало того, у букмекера алело пятно на носу, а лоб у официанта был просто усеян прыщами. Бинго вздрогнул. Он понимал язык знамений.

– Идет, – сказал он.

И они отправились на скачки. Первой пришла Лилия, второй – Кэрри, третьим – Железнобокий, четвертым – Мобурже, пятым – Непобедимый, шестыми – Голубка и Душка, седьмым – Пятнистый Пес.

Оставалось одно – попросить букмекера об отсрочке, что Бинго и сделал.

– Пожалуйста, – сказал тот, похлопав его по плечу. – Буду рад, вы мне нравитесь.

– Да? – обрадовался Бинго. – Нет, правда?

– А то! – подтвердил букмекер. – Похожи, знаете, на моего сынка, который скончался от воспаления легких, когда победил Вустерский Соус. Подожду, как не подождать! Скажем, до пятницы.

Бинго предпочел бы год или, еще лучше, полтора. Букмекер об этом догадался.

– Вы что, не управитесь?

– Да, знаете…

Букмекер поджал губы.

– Суеверия глупы, – сказал он, – но так уж выходит: если мне кто не отдаст, с ним непременно что-нибудь случается. Ну, буквально раз за разом!

– Да? – прохрипел Бинго, вконец уподобившись покойному сынку.

– Да, – твердо отвечал букмекер. – Прямо рок какой-то. Вот недавно такой Уотерспун задолжал мне пятьдесят фунтов. И что же? Нашли на улице без сознания, а там наложили шесть швов.

– Шесть?

– Точнее, семь. Забыл небольшой, над левым глазом. Эй! – крикнул он. – Гырбырт!

Откуда ни возьмись появилось истинное пугало, словно букмекер потер соответствующую лампу.

– Гырбырт, – повторил новый Аладдин, – это мистер Литтл. Рассмотри его получше.

Герберт сделал, что мог. Глаза у него были холодные, как у попугая.

– Тэ-эк… – сказал он. – Тэ-эк. Ясно.

– Молодец, – похвалил его босс. – Значит, до пятницы.

Бинго отыскал Пуффи.

– Старик, – взмолился он, – спаси человека!

– Зачем? – отвечал Пуффи. – Я людей не люблю. Да пусть хоть все перегибнут!

– Если я не отдам десятку в пятницу, – настаивал Бинго, – какой-то громила размажет меня по асфальту.

Пуффи немного оживился:

– Это хорошо. Да, неплохо. Можно сказать, прекрасно.

И Бинго снова сел в автобус.

К обеду он одевался в большой печали. Да, через три месяца ему выделят денег, но швы-то будут раньше, если только швы. Мысли эти прервал звонок.

– Алле! – сказал женский голос. – Это Рози?

– Нет, – ответил Бинго, – это мистер Литтл.

– О, мистер Литтл! А я – Дора Сперджен. Можно попросить вашу жену?

– Ее нету.

– Пожалуйста, когда она придет, скажите ей, что я уехала на Корсику. Передайте ей привет, и пусть она не волнуется, брошку я послала заказной бандеролью в «Отель де Пари». Бегу-бегу! До свидания.

Бинго присел на кровать, чтобы все обдумать. По-видимому, эта кретинка так и не поняла, что Рози в Лондоне.

Ну что ж, это не страшно. Проблема в другом: когда брошка придет, отдать деньги букмекеру или попытать счастья в казино?

Утром, как обычно бывает, пришло озарение. Отдавать деньги этому субъекту никак нельзя. Что подумает Рози, узнав, что ее брошь участвует в азартных играх? Нет, нельзя, коту ясно. Путь один – в казино. Заходи и бери деньги.

А что до Герберта, он тоже не страшен. В ломбарде дали за брошку пять фунтов. Он просил-молил, они не уступили, но и то хлеб. Словом, посидев в кофейне, Бинго ровно к двум явился на поле боя.

Я никак не мог понять его пресловутую систему. Кажется, суть была в том, чтобы удваивать ставку не тогда, когда проиграешь, а тогда, когда выиграешь. Приходилось много писать, производя разные действия, но это окупалось. Доходы росли скачками, а всякие крупье имели очень глупый вид.

Трудно было одно: сперва надо выиграть, а это не получалось.

Даже у Пуффи Проссера характер лучше, чем у рулетки в Монте-Карло. Так и просится слово «садизм». Складывай, вычитай, но только ты поставишь деньги, все немедленно меняется. Бинго сразу попал в полный переплет.

Жалкие средства убывали как заколдованные. Переменив тактику, он поставил на черное. И тут, в страшную минуту, он услышал:

– Ах, вот и ты!

За его плечом стояла Рози.

Сердце у него заскакало, как балерина с крапивницей. Позже он говорил мне, что принял жену за привидение. Попала в Лондоне под автобус и заглянула к мужу, как у призраков водится.

– О! – воскликнул он, словно играл на сцене.

– Я только что приехала, – радостно призналась Рози.

– А-а-а…

– Хотела сделать сюрприз, – все так же ликуя, пояснила она. – Понимаешь, Милли Принта сказала, что такой человек, как лорд Питер, ни за что не пойдет в казино. Если он играет, то в клубе. Я собралась послать тебе телеграмму, но Кэрри Мелроз Бопп растянула лодыжку, ленч отменили, и вот я здесь. Как хорошо, мой кроличек!

Бинго задрожал от носков до галстука. Он бы не выбрал слова «хорошо». От жены не укрылось, что он похож на труп, оставленный под дождем дня на два.

– Что с тобой? – вскрикнула она.

– Со мной? – удивился он. – Ничего. Что ты имеешь в виду?

– Ты… ты не играл!

– Ну, что ты! – отвечал правдивый Бинго, резонно полагая, что это игрой не назовешь. Точнее будет сказать, что он просто дарит деньги, вроде филантропа.

– Ах, я так рада! Кстати, я нашла в номере письмо от Доры. Она пишет, что послала сюда брошку. Наверное, к вечеру придет.

Галантный дух Бинго рухнул. Оставалось одно – признание. Лихорадочно думая о том, как бы начать получше, он вдруг увидел краем глаза, что на черном лежит неплохая кучка фишек, тысячи на три, или, иначе говоря, фунтов на сорок. Глядя, кому же так повезло, он увидел приветливую улыбку крупье, надеявшегося, как у них принято, что и ему кое-что перепадет.

Понимаете, он забыл, что когда выпадает зеро, те, кто ставил на всякие цифры или там числа, оказываются как бы в тюрьме, то есть на время уходят в тень, ожидая следующих результатов.

Бинго поставил сто франков на черное, и зеро их запер. Потом, судя по всему, вышло черное, но он этого не заметил, и деньги на черном остались. Пока он болтал с женой о брошках, рулетка превратилась из скаредного Пуффи в истинного Деда Мороза.

Черное выпало семь раз, оправдав систему Бинго. Так и получилось, что перед ним лежало вдвое больше денег, чем требовали долг и честность.

От полноты чувств он чуть не упал, и упал бы, если бы не понял подвоха. Если он возьмет деньги, все откроется. Жена узнает о его кознях, и в семье, если та не рухнет, будет ненамного приятней, чем в раскаленной картошке.

С другой стороны, если деньги не взять, они могут уйти. Должно быть, вы слыхали выражение: «…на распутье». Оно было здесь очень уместно.

Бинго показал крупье, что надо на время отложить выигрыш; но тот, поражаясь его смелости, поставил все как есть снова, заметив собрату «Quelle homme!» или, возможно: «Epatant!».

Рулетка, радостно игравшая роль богатого дядюшки, снова не подвела. Миссис Бинго тем временем разглядывала игроков.

– Какие ужасные лица! – заметила она.

Муж не ответил, поскольку его лицо напоминало мерзейшего из бесов. Он смотрел; и рулетка сохранила ему верность. Снова черное.

Двенадцать тысяч восемьсот франков… больше полутораста фунтов! Таких сумм у него не бывало уже три года, с той поры, когда дядя Уилберфорс, расчувствовавшийся от лимонного пунша, не успел опротестовать чек. В зале было душно, но Бинго вдыхал озон, слушая при этом щебетание птичек и сладостную музыку.

Рулетка тем временем не унялась и принесла в общей сложности 15 000.

Тут Бинго услышал, что Рози что-то говорит.

– А? – осведомился он.

– Я спросила, ты не согласен?

– С чем?

– С тем, что здесь делать нечего. Милли права, лорд Питер в жизни сюда не пойдет. Возьмем хотя бы запах… Мой герой – изысканный человек. Что ты сказал?

Бинго не сказал ничего. Он застыл, колесо крутилось.

– Бинго! – вскричала жена.

– Да? Что?

– Я пойду в клуб, заплачу взносы.

Лицо его осветилось. Лоб давно вспотел, волосы, должно быть, побелели, но красоту создают взор и улыбка.

Черное, естественно, выиграло. Крупье отложил в сторону 22 800 франков.

– Иди, – согласился Бинго. – Иди, душенька. Какая мысль! А я еще тут побуду. Лица такие занимательные… А ты иди, иди.

Через двадцать минут ушел и он. Двигался он не очень ловко, поскольку рассовал по телу, включая носки, 48 000 франков. Жену он заметил не сразу. Она сидела у бара перед бутылкой «Виттель».

– Пип-пип! – сказал счастливый муж, но тут же осекся. Жена была печальна, если не хуже. Неужели она догадалась?..

– Ну как ты? – фальшиво спросил он, присаживаясь рядом с ней. – Как делишки? – Она молчала. – Кстати, вот твоя брошь.

– Да?..

– А то как же! Я думал, что ты обрадуешься и… и взял на почте.

– Спасибо, – выговорила Рози. – О, кроличек!

Бинго испуганно схватил ее за руку. А вдруг поможет?

– Кроличек, – продолжала жена, – мы ведь всё говорим друг другу?

– Мы? О чем речь! Конечно.

– Помню, ты мне это обещал во время медового месяца.

– Еще бы! – подтвердил он, удивляясь, чего только не сделают влюбленные.

– Мне было бы очень неприятно, если бы ты что-то скрывал.

– Естественно.

– Значит, если ты захочешь играть, ты мне скажешь?

Бинго вздохнул. От этого он мог бы и треснуть, но что с того? Он задыхался. И вообще, чем быстрее треснешь, тем лучше.

– Понимаешь… – начал он.

Но жена его перебила:

– Когда я туда пришла и направилась к столу, на меня что-то накатило…

– ?!

– …и я потеряла двести фунтов за десять минут. О, Бинго! Прости!

Бинго не выпустил ее руки, да он и не смог бы. Что там, он не выжал бы сока из виноградины.

– Ну-ну… – выговорил он.

– О, Бинго!!!

– Ну-ну-ну…

– Ты меня простишь?

– Конечно. Хр-р… Конечно.

– О, Бинго! – Глаза ее засияли. – Таких, как ты, на свете нет!

– Ты думаешь?

– Вылитый сэр Галахад. Другие мужья…

– Ах, что там! – сказал он. – Я понимаю такие порывы. Не испытываю, но – понимаю. В конце концов, что двести фунтов перед мгновением радости?

От полноты чувств он закричал бы, но это не дозволяется. Нельзя и запеть, воспротивится бармен, а то и посетители. Тут он увидел бутылку.

– Душенька! – сказал он.

– Да, дорогой?

– Вот, смотри. Я ставлю ее так. Теперь, если хранить равновесие…

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Бинго и пекинесы

Один Трутень показывал двум другим укушенную ногу, когда появился четвертый член клуба и, задержавшись у стойки, приблизился к ним.

– Что случилось? – спросил он.

Первый Трутень в третий раз поведал свою историю.

– Этот кретин Бинго зашел ко мне позавчера с бешеной собачкой. Пытался всучить.

– Сказал, что дарит на именины, – прибавил второй Трутень.

– Чушь какая! – подхватил первый. – У меня именины в июле, да и вообще мне не нужны кровожадные твари с острыми зубами. Стал я подгонять ее к дверям, а она – хапц! – и вцепилась. Спасибо, догадался вскочить на стол, но укусить она успела.

Новоприбывший Трутень попросил его опустить штанину. Такие зрелища опасны, если ты недавно завтракал.

– Я понимаю тебя, – сказал он, – но сейчас все объясню. Вчера я видел Бинго. Услышав его повесть, ты поймешь, что надо не судить, а жалеть. Tout comprendre, – прибавил Трутень, изучавший французский в школе, – c'est tout pardonner[1].

Все мы знаем (сказал он), что Бинго – баловень судьбы. Он вкусно ест, крепко спит, состоит в счастливом браке с популярной писательницей – словом, жизнь для него – сладостная песня.

Но нет совершенства в этом мире. Денег у Бинго едва хватает на сигареты. Жене известно, что он ставит на лошадей, которые если приходят к финишу, то в конце процессии; это известно, и ей это не нравится. Прелестная женщина, ничего не скажешь, но спортивного духа в ней нет.

В то утро, с какого начинается повесть, Бинго сидел за столом, угрюмо глядя на яйца и ветчину. Шесть пекинесов резвились у его кресла, но он их не замечал, поскольку думал о том, что в 2.00 – бега, а играть он не может, ибо черствый букмекер отказался принимать вместо денег очарование манер.

Конечно, он мог попросить у жены, но особых надежд не питал. Кто-кто, а Бинго не утопист.

– Душенька, – начал он, – ты мне не дашь деньжат?

– Зачем? – спросила жена из-за кофейника, распечатывая письмо.

– Понимаешь, есть лошадь…

– Ну что ты, заинька! Я не люблю азартных игр.

– Какие игры?! Пришел и забрал деньги. Эта лошадь. Прыщавый Чарли…

– Странная кличка.

– Да, очень. Но я видел во сне, что катаюсь на лодке по Трафальгарскому фонтану с Пуффи Проссером.

– Ну и что?

– Его настоящее имя, – тихо и строго сказал Бинго, – Александр Чарльз. Беседовали мы о том, не завещает ли он нации свои прыщи.

Рози мелодично засмеялась.

– Какой ты глупый! – нежно воскликнула она, а муж ее понял, что надежда, и без того достаточно слабая, угасла вконец. Если так относятся жены к откровениям свыше, говорить не о чем. Соответственно он повел речь о предстоящем визите миссис Бинго к матери, на курорт.

Пожелав ей доброго пути, он вернулся к грустным думам, как вдруг услышал такой радостный крик, что уронил поляйца. Жена размахивала письмом, невероятно сияя.

– Кроличек! – вскричала она. – Это от Перкиса!

– От кого?

– От Перкиса. Ты его не знаешь. Он – владелец журнала «Мой малыш».

– Ну и что?

– Я не хотела тебе говорить, боялась сглазить. Ему нужен редактор. Конечно, я сказала, что у тебя нет опыта, но ты очень умный. Он обещал подумать. Вообще-то он хотел взять племянника, но на того подал в суд портной, и дядя решил, что он не подходит для такой ответственной должности. О, Бинго! Я чувствую, он тебя возьмет. Предлагает встретиться.

– Где? – оживился Бинго. – Когда?

– Сегодня он возвращается из Танбридж-Уэллса. Будет ждать в двенадцать на Чаринг-Кросс, под часами. Ты можешь туда пойти?

– Могу, – отвечал Бинго. – Еще как могу!

– Ты его сразу узнаешь. Он в сером костюме и мягкой шляпе.

– Я, – не без гордости сказал Бинго, – буду в пальто и цилиндре.

Поцеловав жену, он проводил ее до машины. Миссис Литтл едва сдерживала слезы. Боль разлуки усугублялась тем, что мать держала кошек, и пекинесов пришлось оставить дома.

– Ты будешь за ними присматривать? – спрашивала Рози, пока дворецкий оттаскивал собак от ее автомобиля.

– Как родной отец, – обещал Бинго. – В радости и в беде, до самой смерти.

Он не лгал. Он любил этих тварей, и они его любили. Они лизали ему нос, он почесывал им животики. Я – тебе, как говорится, ты – мне.

– Давай им на ночь сахар, обмокнутый в кофе!

– Естественно!

– Да, зайди к Боддингтону и Бигзу, они чинят поводок Пин-Пу. О, кстати! – Миссис Литтл открыла сумочку. – Заплати сразу. Тогда мне не придется выписывать чек.

И, сунув мужу две пятерки, Рози уехала. Бинго махал ей вслед. Я отмечаю это особо, поскольку, когда ты машешь, купюры шуршат, а когда они шуршат, вспоминаешь, что скоро заезд и победитель тебе известен. Словом, машина не успела скрыться, а змий уже нашептывал на ухо: «Ну как, старикан, поставим?»

Конечно, честный Бинго ни за что не допустил бы, чтобы почтенная фирма лишилась законных доходов. Но тут, заметил змий, особый случай. О фирме беспокоиться незачем. Ставим 10 ф. на Прыщавого Чарли, а завтра – платим Боддингтону. Если, против очевидности, Чарли подкачает, перехватим у Перкиса в счет жалованья. Редактор в цилиндре его очарует, сомнений нет. Словом, дело верное.

Так и случилось, что через час, посетив по дороге букмекера, Бинго подходил к вокзальным часам, чьи стрелки показывали без пяти двенадцать. Через пять минут туда явился плотный пожилой джентльмен в сером костюме.

– Мистер Литтл? – спросил он.

– Да. Здравствуйте.

– Здравствуйте. Какой денек!

– Великолепный.

– А вы точны!

– Как же иначе?

– Похвально, похвально.

Все шло лучше некуда; но тут, отирая губы, из буфета вышел Б.Б. Такер («Мужское белье», Бедфорд-стрит, Стрэнд), которому Бинго больше года был должен три фунта одиннадцать шиллингов четыре пенса.

Видите, как влияет радость на трезвенность ума. Узнав о предстоящей встрече, Бинго забыл о благоразумии и только сейчас припомнил, что ему нельзя и на милю подходить к Чаринг-Кроссу. Местность буквально кишела магазинами, которым он задолжал, и никто не мог поручиться, что их владельцы не заглянут в вокзальный буфет.

Бинго их знал. Он понимал, что, увидев его, они не пройдут мимо, а приблизятся и заговорят о деле. Если Перкиса испугали злоключения племянника, две минуты рядом с Б.Б. Такером сведут на нет все чары цилиндра.

Именно в это мгновенье Б.Б. свернул к ним.

– А, мистер Литтл! – начал он.

Сзади стояла вокзальная тележка, и многие решили бы, что путь отрезан, – многие, но не Бинго. Перепрыгнув через препятствие, он бросил:

– Я сейчас!

Выбежав к набережной, он подождал там, надеясь, что Б.Б. испарится, а потом вернулся под часы, чтобы продолжить беседу.

Такера действительно не было, равно как и Перкиса. Подумав, Бинго вспомнил, что тот смотрел как-то странно, по-видимому, считая странноватым его самого. Добра это не сулило. Вероятно, владельцы журналов не любят, когда редакторы прыгают через тележку.

Грустно сидя в кафе, он узнал, что Прыщавый Чарли не выиграл. Другими словами, провидение обмануло его, и не в первый раз.

Назавтра пришло письмо от Перкиса, которое, по его словам, он разорвал на тысячу клочков (я думаю – на восемь). Перкис решил взять другого редактора.

Мягко говоря, Бинго расстроился. Он знал, как трудно будет объяснить все это жене. Хватило бы и поводка, а тут еще такой провал, ему уже не стать «Гл. ред.»!.. В общем, расстроился. Пекинесы проводили его в библиотеку и сели кругом, дожидаясь сахара, но он не замечал бессловесных друзей, сосредоточившись на своих проблемах.

Но постепенно, понемногу до него дошло, что с друзьями что-то не так. Нет, с виду они были такие, как обычно. Минутку, минутку… смотрим глубже… И тут он все понял.

Их пять, а не шесть!

Казалось бы, что такого? Один где-то задержался, скажем – прячет кость или отдыхает. Но Бинго знал своих собачек. Если только пять пришли за сахаром, значит – шестой нету.

Когда он это понял, кофейная ложечка выпала из его руки. Перед такой бедой бледнела и растрата десяти фунтов. Рози доверила ему самое святое. Подумать страшно, что будет по приезде. Слезы… упреки… «как ты мог»… Да что там, она еще решит, что он продал шестую собаку! От этой мысли Бинго вскочил и вызвал дворецкого, чтобы спросить, не в кухне ли недостающий пекинес. Явилась горничная и сообщила, что Бэгшоу куда-то уехал, а собак внизу не видно. Тогда он глухо взвыл, схватил шляпу, выскочил из дома. Оставались шансы (так, 8 к 100), что негодная тварь услышала зов пустыни.