Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Новый Завод

ModernLib.Net / Отечественная проза / Пьецух Вячеслав Алексеевич / Новый Завод - Чтение (Весь текст)
Автор: Пьецух Вячеслав Алексеевич
Жанр: Отечественная проза

 

 


Пьецух Вячеслав
Новый Завод

      Вячеслав Пьецух
      Новый Завод
      Жизнь вообще хороша. В частности же она хороша потому, что нас время от времени подстерегают приятные неожиданности. Допустим, идешь по своим делам и вдруг наткнешься на кошелек или встретишься взглядом с какой-нибудь очаровательной женщиной. Кажется, как будто солнце восходит в тебе, обдавая нутро ласковыми лучами,- так вдруг сделается весело и теснительно-хорошо.
      Один молодой человек по фамилии Комнатов как-то не поладил с женой. Ссора вышла из-за того, что Комнатов наотрез отказался встречать на вокзале тестя, которого он не любил такой удивительной нелюбовью, что всякий раз, когда тесть приезжал гостить, у него делалось расстройство желудка. По этому случаю жена устроила Комнатову нахлобучку. Мало того что она наговорила ему незаслуженных колкостей, среди которых попадались такие, какие слышать от жен бывает невмоготу, но после того, как Комнатов заткнул указательными пальцами уши, она еще и стукнула его два раза кулаком по спине. Это его самым серьезным образом оскорбило. Он отправился в ванную, заперся там и стал в упор разглядывать себя в зеркале. Ему было горько. Он смотрел в глаза своему отражению, и ему было так жалко своего оскорбленного отражения, что начинало щемить в носу. В эти минуты он думал о том, что можно прожить полжизни с каким-нибудь якобы родным человеком и вдруг обнаружить, что на самом деле этот человек тебе чужд, как идеалистическое мировоззрение.
      В ванной он пробыл всего десять минут, но умудрился за это время до такой степени растравить себе душу, что неожиданно надумал уехать далеко-далеко, куда-нибудь туда, где еще машут вслед птицам и поездам. Вообще, он был взбалмошный человек и на своем веку наделал немало глупостей.
      Из дома Комнатов отправился на вокзал, где купил билет на одесский поезд, а потом долго томился, сидя в купе, где пахло давнишним хлебом, пылью, углем и еще чем-то горелым.
      Компания в купе подобралась неприятная. Ехала до Курска бабка с чудовищным багажом и пожилые супруги - до станции Новый Завод. Бабка сердито молчала и все время ела соленые огурцы, а супруги сразу завели нудный невразумительный разговор. Из-за этого разговора, по милости которого у Комнатова начался зуд в затылке, из-за бабки, неутомимо пожиравшей соленые огурцы, из-за того что сразу после Калуги в тамбуре подрались два матроса, Комнатову стало очень нехорошо: он расстроился и затосковал. "И куда это я еду, зачем?" - спрашивал он себя, чувствуя недоброе беспокойство. Он вспомнил свою квартиру, где так покойно, так славно пахнет родным и сквозь занавеску видно, как на балконе развеваются разноцветными вымпелами женины лифчики и прочая милая дребедень. Тут ему до першения в горле захотелось назад, домой, чтобы лежать теперь на диване с книжкой и чтобы над ухом сонно жужжали мухи. А поезд все уносил его, уносил...
      Комнатов залез на верхнюю полку, поворочался и в скором времени задремал. "Дурак,- говорил он себе сквозь сон, - набитый дурак!.."
      ...Проснулся он ночью. За окном пробегали редкие огоньки, вагон покачивало, что-то скрипело, а на сердце была такая тяжесть, какая бывает, если кого-то убить во сне. Комнатов насилу дождался станции и сошел.
      Станция называлась Новый Завод. По причине раннего времени на платформе не было ни души, и неодушевленное пространство, в котором занималось холодное утро, наполнило его совсем уж непереносимым чувством одиночества и тоски. Он стоял, глядя в ту сторону, где за сизыми предрассветными тучами уже давало о себе знать тревожного цвета солнце, и даже солнце, которое было решительно ни при чем, казалось ему враждебным.
      Сразу за станционным зданием ему открылась большая площадь, вымощенная булыжником, который поблескивал от росы, точно площадь подвергли влажной уборке. Вообще, чисто и как-то порядочно кругом было необыкновенно. Но самым примечательным ему показалось то, что, несмотря на ранний час, площадь уже жила: по-лошадиному цокая подковами, прохаживались туда-сюда мужики, женщины улыбались всякому встречному-поперечному, кое-где чинно беседовали старушки, из-за окон доносился бодрый утренний кашель. Главным образом Комнатой подивился тому, что увиденное им по эту сторону станционного здания нисколько не походило на виденное по ту, точно он нечаянно прошел в волшебную дверь и вдруг очутился в каком-то чудесном мире. Этот мир сразу пришелся ему по душе, тоска улетучилась, и напало волнующее ожидание неожиданностей.
      Действительно: не успел он вступить на площадь, как один мужик угостил его сигаретой, другой выпросил спичечный коробок, двое позвали попить кваску, а кто-то даже предложил ботинками поменяться.
      Тут его остановили трое мальчишек. Один взял его за рукав и сказал:
      - Ты, товарищ, к кому приехал?
      Комнатов ответил, что он здесь случайно. Потом он ответил на вопрос другого мальчишки, конопатенького, из какого он города, потом на вопрос, кем он работает, потом на вопрос, не знаменитость ли он, и, наконец, вынужден был дать честное партийное слово, что не имеет привычки врать. В заключение конопатый сказал:
      - Ну, раз такое дело, то давай мы тебе покажем наши достопримечательности...
      Комнатов пожал плечами и согласился.
      Сначала мальчишки повели его на здешнее кладбище, которое они патриархально называли погостом. Там Комнатову была показана могила действительного статского советника Чехмодурова, непонятно какими судьбами попавшего в такую глушь, потом могила какой-то женщины с двойной фамилией, бросившейся под поезд из-за любви, часовня, где водятся привидения, и памятник, выкрашенный серебрянкой, который воздвигли одному матросу Каспийской флотилии. Этот матрос проводил в городке электричество и был застрелен местными кулаками.
      - Ребята, а почему вы, собственно, не в школе? - вдруг спохватился Комнатов.
      - А мы не учимся,- сказал первый.
      - Ну, это вы заливаете,- сказал Комнатов.
      - Не, мы правда не учимся,- подтвердил конопатенький.- Не хотим и не учимся, это у нас свободно. Конечно, кто хочет, тот учится, но мы - не хотим.
      Комнатов, прямо сказать, опешил.
      - Ну и чем же вы тогда занимаетесь? - после короткой паузы спросил он.
      - А кто чем, - ответил первый мальчишка.- Я, например, книжки читаю, это прямо ужас, до чего я их обожаю! Сейчас я заканчиваю "Введение в латинскую эпитафику".
      - А я книжки не обожаю,- сказал конопатенький.- Больно в них много врут. Я обожаю всякое мастерство. Мы с отцом знаете какие сручные?! Что хочешь построим...
      - И кем твой отец работает? - перебил его Комнатов.
      - Он никем не работает, он просто работает - такая, понимаете, специальность. Сейчас, например, он строит водородный реактор для нашей электростанции.
      - Отец у него точно мастеровой, - подтвердил первый мальчик.- Он, почитай, за целый завод работает. Вот в прошлой пятилетке он построил водопровод - в Москве даже нет такого: водопровод, а без труб.
      - Интересно! - удивился Комнатов.- А как же вода течет?
      - Она не течет, - ответил конопатенький,- она конденсируется. При этом коэффициент засоленности практически нулевой.
      - Но в личной жизни я твоего папашу не одобряю,- сказал первый мальчик.- Надо все-таки честь знать. Ведь седьмой раз женится, куда, к черту!
      - А вот это не наше дело,- беззлобно сказал конопатенький.- Сколько ему надо, столько пускай и женится. И что у тебя за повадка такая - всех осуждать! Знаешь, как Марк Твен говорил: никто не имеет права критиковать человека на той почве, на которой он сам не стоит перпендикулярно.
      - Ты это на что намекаешь?
      - Я намекаю на Акимову и Преображенскую.
      - Это да... Это конечно, - мирно согласился первый мальчишка.
      Третий мальчишка между тем все помалкивал.
      За разговором незаметно дошли до следующей достопримечательности, которой оказалась здешняя баня. На первый взгляд, достопримечательного в ней было только то, что она помещалась в старинном особняке с колоннами по фасаду.
      - Вот баня, - сказал первый мальчик.- Моются в ней раздельно, а парятся вместе - такая, понимаете, у нас баня.
      - И не стыдно? - опасливо спросил Комнатов.
      - А чего стыдиться? - удивился конопатенький. - Тело - оно и есть тело. Зато с малолетства привыкаем к этому... ну, понятно к чему, и потом уже нет этого ажиотажа.
      Комнатов удивленно посмотрел на мальчишек, покачал головой, но промолчал, потому что против тела действительно возразить было нечего.
      После бани смотрели церковь, затем домик, где бывал знаменитый боевик Савинков, и еще другой домик, занятый одним отставным министром. На вопрос Комнатова, с чего это бывший министр здесь поселился, первый мальчик сказал:
      - Взял и поселился. Говорит, хочу напоследок пожить среди счастливых людей. Говорит, сроду не встречал столько счастливых людей, как в Новом Заводе.
      - Только уж больно он надоел, - добавил конопатенький, - по каждому случаю выступает: "Трудиться надо, товарищи, трудиться за совесть, а не за страх!" Конечно, над ним смеются. Ну, иногда перебьют: дескать, зачем трудиться-то, товарищ бывший министр? "Как зачем,- говорит,- чтобы создавать материальные блага..." Наши опять смеются.
      - Погоди, - сказал Комнатов,- но ведь и твой отец трудится, значит, и его поднимают на смех? .
      - Мой отец ради своего удовольствия трудится, чего тут смешного...
      Комнатову стало не по себе. То есть ему и раньше было не по себе, но тут как-то уж очень стало не по себе.
      - Что-то я, ребята, не пойму, - сказал он. - Если у вас почти никто не работает, то как же вы живете?
      - Во как живем! - сказал первый мальчишка и показал большой палец.Тут у нас происходит обыкновенная светлая жизнь, основанная на уважении к личности человека. Просто в других местах еще до этого не дошли, и поэтому, конечно, некоторые смотрят на нашу жизнь как баран на новые ворота.
      Комнатова задели эти слова, но виду он не показал.
      - Вообще я предлагаю такую формулировку, - добавил конопатенький, советская власть плюс уважение к личности равняется обыкновенная светлая жизнь. Поэтому-то и народ у нас покладистый, добродушный и работает исключительно для души.
      - Знаете что, ребята, - сказал Комнатов, - это, может быть, и хорошо, но преждевременно.
      - Конечно преждевременно! - согласился с ним конопатенький.- Только уж больно пожить охота!..
      На этом разговор приостановился, и Комнатов воспользовался паузой, чтобы хорошенько разобраться в том, что наговорили ему мальчишки. Было очевидно, что в Новом Заводе совершается какая-то чудная, необыкновенная жизнь, которую разделяют даже подростки, и не то что разделяют - это было бы естественно,- а всячески поддерживают, в то время как по норме подростки не поддерживают ничего и чаще всего даже не разделяют. Но поскольку толком он в этой жизни не разобрался и поскольку его очень смутило, что новозаводские жители откровенно манкируют трудом, он почувствовал к ним какое-то тяжелое нерасположение, которое обыкновенные люди часто питают к "избранникам праздным", героям и мудрецам. И ему непереносимо, до боли под ложечкой, захотелось назад, домой. Он решил немедленно идти на вокзал покупать обратный билет и сообщил об этом мальчишкам.
      Мальчишки его решению нисколько не удивились.
      - Вот он тебя проводит,- сказал конопатенький, показывая пальцем на молчуна. - Мы бы вас все вместе проводили, да времени нет, спешим.
      Они по-взрослому подали Комнатову руки и пошли по каким-то своим делам. Комнатову вдруг захотелось спросить, по каким именно, но он побоялся услышать что-нибудь уж совсем фантастическое и смолчал.
      Придя на вокзал, Комнатов купил обратный билет, сел на скамейку, одиноко торчавшую в дальнем конце платформы, и приготовился ожидать. Молчун присел рядом.
      - А у меня тетка в Москве живет... - вдруг сказал он.- То есть не в Москве, а в Монине, но ведь это то же самое, что в Москве?
      И он опять замолчал, печально глядя куда-то вдаль.
      Приятели его все же явились перед самым отходом поезда; подозрительно покосившись на молчуна, они вручили Комнатову букет черемухи и потом, когда поезд тронулся, долго махали вслед, пока не превратились в трогательное отточие...
      "Вот ведь какая странная штука жизнь,- думал Комнатов, лежа на своей верхней полке.- Не напросись в гости тесть, не разругайся я с женой, не уйди из дома, так никогда бы и не узнал, что в каких-нибудь ста пятидесяти километрах от родного узилища люди живут совсем на иной манер..." И вот что интересно: чуть позже он уже думал о том, что на самом деле этот манер - в высшей степени соблазнительный манер, что, судя по всему, в Новом Заводе точно совершается светлая жизнь, а его дом родной - это именно узилище, в котором его, между прочим, поджидают новые сцены и тесть-болван, в лучшем случае - лежание на боку. Комнатова почему-то настораживал только контрапункт подозрительного молчуна, но он так разнервничался, что ему вдруг страстно захотелось сойти и пересесть на обратный поезд. "Дурак,говорил он себе,- набитый дурак!.."
      Поезд тем временем сбавил ход и вскоре остановился. Комнатов выглянул в окошко, чтобы узнать, как называется станция; станция называлась - Новый Завод.