Перекресток миров - Начало

Не раздумывая, опустился на колени около головы раненой и вытащил фляжку, потом левой рукой приподнял ей голову. И только когда она уже начала жадно глотать, сообразил, что только что сам нарушил свой же приказ. Когда велел девчонке никакой нашей химии не давать.

Дело в том, что подогнанный знающим наши вкусы генералом натуральный клюквенный морс, находившийся у нас во флягах изначально, закончился на третий день, хоть и было у нас по две фляги питья на каждого. Ну, в пайках у всех имелся концентрат. Причем не тот, который продают в магазинах для обычной публики, а специальная разработка для космонавтов и военных. Фактически натуральная клюква, высушенная по особой технологии и смолотая в порошок, с добавлением сахара, глюкозы, еще чего-то. Но, как ни крути, сделать долгохранящийся продукт без использования консервантов практически невозможно. Хотя, надо отдать должное, разведенный водой, этот порошок на вкус ничем не отличался от обычного морса.

Ну вот, ручьи нам попадались постоянно, но пить местную воду мы не рисковали, по крайней мере, пока своя не кончится. А на третий день Тирли нашел родник. У всех как раз уже вторая фляжка начала дно показывать. Конечно, прогнали через активные фильтры, после чего, кроме клюквы, в напитке начал ощущаться отчетливый привкус хлорки. Только Потапыч заявил, что история с отравлением чистой водой из родника в его личном деле будет смотреться чересчур экзотично, и фильтровать не стал. Впрочем, и с ним тоже ничего не случилось.

Девушка пила жадно, и ей явно нравилось, но я решил, что хватит. Ко всем ее ранам только расстройства желудка не хватало.

– Дракон, придержи ее, я одежду срежу, – сказал Стингер, успевший, пока я поил девчонку, предварительно прощупать раны. Я прижал рукой здоровое плечо девушки, а мой зам, вытащив нож, одним движением распорол штанину и голенище сапога. Н-да, девочке здорово досталось. Рваная рана, явно кусали. Попросту вырван кусок мяса. Даже зашивать бесполезно. Однако ни кость, ни артерия не задеты, повезло. А задница у нее ничего себе. Капитан теперь резал куртку. Распорол лацкан от подмышки и стал резать рукав. Материал там оказался попрочнее, чем на штанах, и, видимо, Стингер дернул чересчур сильно. Девчонка неожиданно рванулась, и мне пришлось навалиться изо всех сил, чтобы удержать ее. Сильна, однако. А так на глаз и не скажешь, я точно в два раза тяжелее ее, да еще и амуниция весит прилично, и все равно чуть не отшвырнула. Но удержал.

– Потерпи, милая, все хорошо будет, извини, я осторожненько, еще чуть-чуть, немножко… – успокаивающе бормотал Стингер, срезая уже рубашку из тонкого полотна. Н-да, а на плече еще хуже. Такое впечатление, что ее когтями рвали. Сперва воткнули поглубже, а потом на себя с потягом рванули. Но ключица цела и подключичная тоже не задета вроде. Опять же – повезло. Но больно, должно быть. А признаков шока у девочки нет. Абсолютно адекватна, на раздражители реагирует правильно. И кстати, пока мы ее раздевали, не обнаружила никаких проявлений стыдливости или смущения. Ни прикрыться не пыталась, ничего. Только поглядывала с любопытством и поскуливала от боли.

Зам сдернул с себя каску, потом отстегнул рюкзак и начал рыться в нем, выкладывая на землю аптечку и перевязочные материалы. Вот жук, у него с собой медпакетов, оказывается, на целый взвод. В следующий раз назначу санитаром. Хотя у меня в рюкзаке не меньше заныкано. О, а этого у меня нету. Полевой хирургический набор… запасливый, скотина.

– Ну что сказать, командир, – сообщил Стингер, вскрывая чехлы с медпринадлежностями, – на бедре рана поганая, укусы вообще плохо заживают. Попробуем почистить, потом затампонирую и перевяжу. А вот с плечом хуже. Три разреза. Один, похоже, насквозь, шить надо, но без обезболивающих… не знаю. Если она нас не убьет, то от боли рехнуться может. И с рукой. Однозначно сломана, надо бы кость вправить, а это тоже… Не водку в бане жрать. Одно радует, что перелом закрытый. Человека я бы с чистой совестью обколол промедолом, дозу эдак тройную дал, и делал бы с ним, что хотел. Или попробуем средневековую анестезию?

– На фиг. Ты заметил, что у нее никаких признаков болевого шока? И смотри, тут не только кровь сворачивается, корка образовываться начала, особенно на бедре. И рану стягивает. А человеку при такой потере крови никакой промедол уже не нужен бы был…

– Твоя правда. Ладно, давай-ка ее на бок уроним, я на спину глянуть хочу. И бинтовать ее удобнее будет.

– А руку мы ей не потревожим?

– Хуже не станет. Попробуем придержать.

Я кивнул, вернул левую ладонь девчонке под затылок и стал аккуратно, стараясь не задеть сломанную руку, пихать правую под лопатки. Девчушка начала немного встревоженно озираться, явно не понимая, что мы собрались делать. Но Стингер уже засунул руки ей под задницу. И похоже, нащупал что-то необычное, больно уж морда вытянулась. Но вроде взялись. Посмотрели друг на друга, кивнули и синхронно рванули, переваливая тело на левый бок. Девчонка ойкнула и потеряла сознание. Ну оно и к лучшему. Надо побыстрее зашить ее, пока в себя не пришла, и руку вправить.

Ой, черт, накаркал. Хвост, натуральный хвост. Начинается там, где у людей копчик находится, то есть точно над тем местом, где ягодицы разделяются. Стингер пошевелил остатки ее брюк, над задницей было пришито что-то вроде перевернутого кармана, и он явно прикрывал отверстие, специально оставленное для хвоста. Видно было, что это не кустарщина, эта часть одежды так и задумана. А в исподних штанах из такой же тонкой ткани, как и рубаха, длиной чуть выше колена, имелась просто дырка, обметанная по краям. Тоже изначально на хвостатых шилось. Сам хвост оказался длинный, больше метра, толщиной в два моих пальца, но к концу он плавно сужался. Шерстью порос. И если у основания шерсть была такого же цвета, как и волосы, то бишь соломенная, то буквально в паре сантиметров от спины без какого-либо перехода становилась черной со стальным отливом. На кончике треугольный костяной нарост, сантиметров восемь в длину и два в ширину. Треугольник неправильный, одна сторона, самая длинная, как продолжение хвоста, вторая, чуть короче, выглядела очень остро отточенной, третья являлась самой короткой.

Я не удержался и пощупал хвост первым. Впрочем, Стингер отстал от меня буквально на полсекунды. Шерсть оказалась очень мягкой и приятной на ощупь. Ну, даже не знаю, с чем сравнить. Как у кошек, наверное. Только подлиннее, сантиметров пять, кое-где даже свивалась в колечки. Вот только кончики шерстинок ощутимо покалывали пальцы.

Отец Яков снова забормотал «Отче наш» и, наверное, опять стал креститься. Впрочем, я не оглядывался. Только пихнул зама локтем под ребра, мол, хватит развлекаться, давай работай.

Ну что, первым делом занялись сломанной рукой. Постарались совместить концы кости, вместо лубка взяли магазин от автомата, предварительно выщелкав патроны, и плотно обмотали все это бинтами. Порнография, конечно, получилась, скорее всего, рука правильно не срастется, всю жизнь девчонке криворукой ходить. Или кости потом ломать придется и по новой сращивать. Но фиг знает, на каком уровне здесь медицина… Правда, ежели судить по повозкам, то угодили мы если и не в мрачное Средневековье, то в век XV-XVI. Ну максимум в XVII. Насколько помню, там с лекарями все очень грустно было. Но что могли в данных условиях – то сделали. Потом взялись за плечо. Оказалось, что один коготь пробил-таки девушку насквозь. Но дырка на спине, над лопаткой, получилась по сравнению с остальными аккуратная. Спереди все было гораздо хуже, точно – шрамы останутся. Не самое лучшее украшение для девки. Ну, почистили, повытаскивали обрывки ткани, промыли. Стали шить, старались успеть, пока не очнулась. Девчонка стонала от боли, дергалась, но глаза пока не открывала. Надеюсь, что у нее на наши антисептики чего-нибудь вроде аллергии не начнется.

С ногой уже совсем несложно было. Там просто оказался вырван кусок мяса. Перевязали, срезали остатки одежды. Если бы не рога и хвост – человек как человек, обычная фигуристая блондинка лет восемнадцати. Тема грудей, как говорится, раскрыта полностью. Сильная, мышцы под кожей так и перекатываются, но не накачанная и на наших фанаток фитнеса, постоянно сгоняющих «лишний вес», ничуть не похожа. Везде, где надо, под кожей слой жирка. В общем, на мой непритязательный вкус, красивая.

Тирли, уже успевший пошариться по фургонам, притащил пару одеял, похоже, шерстяных. В них ее и завернули. Остатками ее костюма я обернул свою каску и сунул под голову. Бандану пришлось пожертвовать на перевязь.

Пока возились с раненой, Тирли с Комаром организовали что-то вроде небольшой стоянки, даже несколько лесин приволокли. Но костер пока разжигать не стали, ждали команды. Хотя Комар с очень уж многозначительным видом подкидывал в руке банку с тушенкой. Ну да, после пяти дней питания всухомятку и на бегу нормально пожевать не помешало бы.

Я начал судорожно перебирать в уме варианты. С одной стороны, весь мой опыт вопил о том, что надо быстро намародерить здесь всего, что может пригодиться, и сматываться в темпе. Девчонку можно и с собой забрать. Удовольствия от перетаскивания она, конечно, не получит, но и ничего страшного от этого с ней не случится. С другой – бросать здесь все эти фургоны… Девушка явно не прислуга в этом караване, ну не похожа она ни на кухарку, ни на шлюху. Может, родственница владельца или там любовница. Значит, что-то из этого каравана принадлежит ей. И вполне может получиться, что мы уговорим ее поделиться. В любом случае, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Да и не ведаем мы местных реалий, черт его знает, что в этих фургонах ценного, а что так, для балласта. И опять же, что с животными делать? Про лошадей я… Ну, помню, что их можно есть. Более того, приходилось это делать. Если правильно приготовить – очень даже ничего, не хуже говядины или свинины. А что касается всего остального, то знаю ровно столько же, сколько любой наш современник-горожанин. Да и ящеры эти тягловые… Так-то они стоят спокойно, но как эту тушу под тонну весом с места сдвинуть, у меня даже идей нет. Ладно, рискнем. Будем надеяться, что девчонка быстро очнется. До конца действия стимуляторов еще девять часов. До темноты… Я взглянул на часы, проводя в уме вычисления с поправкой на длительность местных суток, которые, по нашим прикидкам, продолжались около двадцати восьми часов. До темноты часов тринадцать-четырнадцать.

Судя по тому, как заросла травой колея, дорогой не пользовались минимум два месяца, значит, на то, что тут в ближайшее время появятся местные, шансов мало. Впрочем, раз Комар здесь – значит, он уже сигналок и в кустах, и на дороге наставил, а может, и заминировал подходы, с него станется. Решено, остаемся.

– Остаемся здесь, – приказал я. – Сообразите чего-нибудь пожевать по-нормальному. Тирли, как поешь – сменишь Потапыча на фишке. Заберись на фургон, что ли. И надо будет потом трупы местных в одно место стащить. Да и то, что от упырей осталось, тоже.

Комар тут же, как ждал, занялся костром. Стингер, довольно урча, стал выгребать из своего рюкзака продукты. А я устало плюхнулся на землю рядом с так и не пришедшей в себя девчонкой и оперся спиной о колесо фургона.

– Тирли, интересное что-нибудь нашел?

Радист чуть в сторонке возился с солнечной батареей, подключая к ней зарядные блоки с аккумуляторами.

– Ну как тебе сказать. – Тирли наконец удовлетворился выбранным местом и, оставив аппаратуру заряжаться, подошел к костру. – В первых двух повозках какие-то объемные ящики, несколько панелей завернуто в ткань. Я одну вскрыл – там деревянное резное панно, здорово сделано, кстати. В этом, – Тирли ткнул пальцем в повозку, около которой мы сидели, – что-то вроде кабинета на колесах. Там внутри письменный стол, на нем куча бумаг, пара лежаков вдоль бортов, несколько ящиков, мешки, сумки… Но в них я не лазил. В четвертом – несколько мешков с каким-то сеном. Но все очень аккуратно расфасовано. Комар, не облизывайся, это не конопля…

– Да я чего, я на тушенку, – привычно начал оправдываться сапер.

– Хорош стебаться, – остановил я, – еще что?

– Да ничего, – продолжил радист, – в последнем, похоже, личные вещи, одежда, холодное оружие. Несколько мешков с ячменем. Да, и несколько бочонков с, судя по запаху, яблочным сидром. Кстати, лошадей расседлать бы надо.

– Шоб я знал, как это делается, – буркнул в ответ. – Я этих тварей только в виде колбасы уважаю. Ладно, подумаем. По вооружению местных что можешь сказать?

– Ничего, даже отдаленно напоминающего огнестрел, не попадалось. Холодного оружия много, самых разнообразных форм. И это не игрушки, всем явно пользовались для членовредительства, и неоднократно. Арбалеты есть, от самых простых до чего-то невообразимого. Как раз около этого фургона валялась такая конструкция, что я даже вот так сразу и не сообразил, как этим пользоваться.

– Ясно. Ну что, господа, – сказал я, – давайте придумывать, как с девчонкой общаться будем. Те несколько слов, которые я от нее слышал, у меня никаких ассоциаций не вызвали. Тирли, ты вроде самый языкоемкий у нас… Есть идеи?

– Начальника, чукча не лингвист, чукча радист, аднака, – тут же стал придуриваться Тирли. – Дракон, ты сам на десятке наречий допрашивать можешь, если ни ты, ни Стингер язык не опознали, то и я вряд ли что-нить рожу. Ну, поприсутствую, конечно. Комар, гони тушняк, уже два раза щелкнула, сейчас рванет, – без перехода пристал он к саперу. Тот выкатил из костра банку и пинком отправил радисту. Тирли ловко пристроил горячую консерву между ботинок и стал ее вскрывать.

– Командир, ты лучше скажи, какие наши дальнейшие планы? Ну, или намекни хотя бы?

– Информации мало, с девчонкой бы пообщаться. Отец Яков, тебя никакие святые откровения не посещали в последние полчаса?

– Не богохульствуйте, а. – Священник кружил вокруг костра, видимо, пытаясь устроиться так, чтобы не видеть трупы, и морщился от запаха съестного. – Как вы есть можете, тут же кровью просто воняет.

– Нет, батюшка, – серьезно сказал Стингер, вытаскивая из костра очередную банку, – это еще не воняет. Бывает гораздо хуже.

– Куда уж хуже… А что касается вашего вопроса… Ничего не могу сказать. Не знаю… А с девушкой я могу попробовать помочь. Мне с разными людьми приходилось общаться, и не только с людьми…

– Хорошо, – кивнул я. – Только умоляю вас, воздержитесь от проповедей, хотя бы пока. С ее-то внешностью… Черт… Ой, – только сейчас я сообразил, что в нашей ситуации накликать, пожалуй, уже удалось. – Ну вот как ей объяснить, кто такие черти и как мы к ним относимся…

– Ни фига не черт, – заржал Стингер, – у нее ноги не волосатые и копыт нету, я хорошо рассмотрел.

– Ясно, что ничего не ясно. – Тирли задумчиво посмотрел на огонь. – Не нравится мне, что мы тут торчим, как прыщ на ровном месте.

– Мне тоже. Но жаба душит все это барахло здесь бросать. Сам ведь понимаешь, это явно не переселенцы…

– Да понятно, командир. Я тоже думаю, что это торговец, ну, или на крайняк – груз под охраной гнали. В любом случае можем на премию рассчитывать, ну, если объясниться получится. Ладно, пойду Волосатика сменю. Самонаводящийся, одолжи «Винторез», все равно он у тебя не родной. – Тирли довыскреб тушенку, облизал ложку и сунул ее в карман.

– Да хоть совсем забирай, – ответил Стингер. – Вон она, к рюкзаку привязана. Все равно из меня снайпер, как из дерьма пуля.

– Хорошо, что напомнил, – вмешался я, конечно, очередное нарушение инструкций, но по делу ведь, молча спускать не буду. – Как появится время – будешь опять тренироваться с незаряженной винтовкой…

Стингер скорчил недовольную морду, Тирли же отцепил винтовку от рюкзака и полез на фургон.

Девчонка в себя все не приходила. Посадили стеречь ее отца Якова, а сами взялись таскать трупы. Нашли в одном из фургонов здоровенную тряпку, запасной тент, что ли, откромсали от нее кусок. Потом сгребли на него останки упырей и стащили все в одну кучу на обочине в голове колонны. Местных же выложили в ряд ближе к хвосту. Насчитали двадцать два трупа рогатых. Хвосты, кстати, обнаружились не у всех и, как и рога, были разных размеров, у кого подлиннее, у кого покороче. Еще одно тело от человеческого решительно ничем не отличалось. Заодно собрали все оружие и сложили в кучу рядом с трупами.

Местная пришла в себя только через четыре часа. Стингер уже предлагал с кого-нибудь снять берцы и использовать вместо нашатыря. Зачем, спрашивается, если нашатырь есть. Но обошлось без экстренных мер. Девчонка дернулась, пробормотала что-то себе под нос и захлопала ресницами, пытаясь сообразить, где находится и что происходит. Я как раз сменил на посту возле нее отца Якова, который наконец очухался достаточно для того, чтобы перекусить.

Девушка недоуменно осмотрела нашу компанию, что-то спросила, попыталась встать и, со стоном рухнув, видимо, вспомнила, что произошло.

– Пить хочешь? – спросил я. Нет, посмотрела непонимающе. Я попробовал спросить еще раз: – Есть будешь?

Хотя чего я спрашиваю, пить она точно хочет. Я отстегнул фляжку и поднес ей ко рту. Девчонка левой здоровой рукой уверенно отняла у меня фляжку и лихо к ней приложилась. Гляди-ка, быстро оклемалась. Человек после такой потери крови ни хрена бы не соображал, и с координацией движений были бы серьезные проблемы. И общая слабость. Эта же явно чувствует себя вполне пристойно. Мимоходом пощупал ей лоб – жара нет. Странно, мы точно всю заразу из ран вычистить не могли, они просто обязаны были воспалиться. И соответственно должна была подняться температура.

Когда притронулся ко лбу, девушка чуть дернулась в сторону и вопросительно на меня посмотрела. Не дождавшись ответа, опять приложилась к фляжке. И тут Комар вскрыл банку с разогретой тушенкой для нашего священника. Девчонка встрепенулась и начала хищно принюхиваться. Ну что ж, будем считать, что на оба моих вопроса она ответила утвердительно.

– Комар, гони сюда тушняк, – сказал я, – Шестому еще погреешь.

Сапер усмехнулся, подошел и поставил открытую банку у левой руки девушки. Та сунула фляжку мне, ухватилась за консервы и конечно же обожглась.

– Скарма[4], – сказала она, вцепившись пострадавшими пальцами в мочку уха и виновато мне улыбнулась. Гляди-ка, некоторые медицинские суеверия в наших мирах совпадают. Пара моих знакомых девушек точно так же хватались за ухо, когда обжигались на кухне о горячую кастрюлю. А вот дальше новая знакомая начала действовать крайне нехарактерно для земных девушек. Поерзала немного, согнула левую ногу в колене, проигнорировав сползшее одеяло, и наружу вынырнул хвост. Костяной наконечник раскрылся, как книга, и оказалось, что внутри он порос такой же шерстью, как и вся остальная конечность. Наконечник обхватил банку, после чего хвост, хитро изогнувшись, поднес тушенку к лицу. Похоже, никаких неприятных ощущений от соприкосновения хвоста с горячей жестянкой девушка не испытала. Зато она с удовольствием принюхалась, ухватила кончиками пальцев кусок мяса, подула на него и бросила в рот. Прожевав, облизала с пальцев жир.

– Ну вот, по ходу, контакт пошел, – сказал я, доставая из кармана ложку. Критически на нее посмотрел. Н-да, а ведь я ее давно не мыл. Как-то неудобно девушке предлагать. Плеснул в ложку немного воды из фляги, которую все еще держал в руках, одновременно вспоминая, где у меня был чистый платок. Вспомнил… Прицепил флягу на место, протер ложку извлеченным из кармана платком и воткнул ее в банку. Хвост держал свою добычу крепко, банка даже не шелохнулась.

– Ирриана[5], – улыбнулась девушка и начала орудовать ложкой с завидной скоростью. Н-да, пару слов из местного языка узнали, но намного легче от этого не стало. Отец Яков подошел к нам и присел рядом на корточки, тоже продолжая отдавать должное тушняку. Девчонке банки хватило минут на пять. Она тщательно выскребла оттуда остатки мяса и жира, облизала ложку и вернула мне. Жестянку же повертела перед глазами, понюхала, даже лизнула, потрогала пальцем острый край отогнутой крышки. В итоге попыталась пожать плечами, забыв про рану, тихо вскрикнула от боли. И протянула банку мне, хвостом. Я забрал. Девушка вытерла внутреннюю часть наконечника о траву и спрятала хвост под одеяло. Потом прикрыла обнаженную ногу, вопросительно уставилась на меня. И выдала достаточно длинную фразу. Н-да, ни слова не понял.

– I don’t understand. What do you want? Can we help you?[6] – попробовал я для разнообразия заговорить на английском. Помотала головой отрицательно и опять зарядила фразу с вопросительными интонациями, еще длиннее предыдущей, причем явно на другом языке. Если в первый раз преобладали шипящие и рычащие звуки, причем слова были достаточно короткие и отрывистые, то теперь речь текла певучими интонациями, а выделить отдельные слова почти не удавалось, паузы девушка делала только после целых фраз. Я пожал плечами и беспомощно посмотрел на отца Якова. Тот повторил мой жест:

– Ни одного слова не понял. Даже не напоминает ничего. Наверное, жестами придется общаться.

Девушка расстроенно замолчала. Внезапно хлопнула себя ладошкой по лбу, как будто вспомнила что-то, открыла рот и резко осеклась. Сердито помотала головой и задумалась. Потом решительно огляделась вокруг, дернула меня за рукав и ткнула пальцем в фургон, около которого мы сидели. Еще раз дернула и еще раз ткнула.

– Фургон, – сказал я. – Эта вещь называется фургон.

Девчонка опять дернула меня за рукав, как будто тащила в сторону повозки. Я пожал плечами. Ее мордашка приняла сердитое выражение, она задумчиво почесала в затылке. Потом вдруг всерьез задумалась, как будто чего-то вспоминая.

– Vectabulum… Subvectabulum… Ibi[7]… – Минуты через две выдала она и снова ткнула пальцем в фургон. Хм, а вот это мне уже что-то напоминало, все равно непонятно, но где-то что-то похожее…

– Ну ни хрена ж себе, – вдруг свесился сверху фургона Тирли. – Не может быть…

– Ты что, язык узнал? – спросил я.

– А то. Необразованный ты у нас, командир, – весело сказал радист. Я уже собрался звать Комара, чтобы тот сменил Тирли на фишке, но тут подал признаки жизни священник.

– Te dicere in Latina? Tu intelligere me?[8]

– Че-э-эрт, точно латынь, – вырвалось у меня. – Что она сказала?

– Что-то про фургон, – проинформировал уже вернувшийся на место Тирли. – То ли под ним, то ли в нем, то ли часть фургона… Там такой многозначительный оборот. Да и меня, если честно, всего на несколько уроков хватило, точнее, не меня, а мою супругу. Ей на ролевые игрища зачем-то понадобилось, вот и взялась учить… Я из интереса несколько глав прочитал. Впрочем, Шестой гораздо живее шпарит.

В глазах у девчонки зажглись радостные огоньки, и она быстро закивала головой, потом опять задумалась, неуверенно ответила:

– Male… Loqui tardius… Subvectabulum… Sacculum… corio[9]…

– Sacculum de corio in in van? Tu eam? Vel velit pervenit?[10] – теперь священник выговаривал слова нарочито четко и медленно, хотя иногда было заметно, что паузы он делал не специально, а явно подбирая выражения. Я терпеливо ждал.

Примечания

1

Повелитель, еще живая, для вас (лат.). – Здесь и далее примеч. авт.

2

Я приму ее. Можете забрать все, что осталось от остальных. Неразумные тоже ваши (лат.).

3

Повинуюсь, Древний (лат.).

4

Горячо (северный диалект).

5

Благодарю (северный диалект).

6

Я не понимаю. Чего ты ты хочешь? Мы можем тебе помочь? (англ.).

7

Повозка… Внутри повозки… Там… (лат.).

8

Ты говоришь на латыни? Понимаешь меня? (лат.).

9

Недостаточно… Говори медленнее… Внутри повозки… Сумка… кожа…(лат.).

10

Сумка из кожи в фургоне? Тебе ее принести? Или помочь добраться до нее? (лат.).

Комментарии

1

День П»-1 – День «П». – Применяющийся в войсках (и не только) хронометраж операций с плавающей датой или временем начала. Как правило, используется привязка к часам, но иногда и ко дням. День Х (в данном случае после происшедших событий задним числом было решено использовать литеру «П», от слова «переход») – день начала операции, дни предшествующие обозначаются со знаком «минус», последующие – со знаком «плюс», цифра обозначает количество дней, прошедших после дня Х.

2

Шейелена Теорн аэп’Шееллайт. – Таковы правила именования, принятые у тифлингов. Первая часть – имя собственное, третья, она же последняя – имя демона-прародителя с приставкой «аэп’», в данном контексте обозначающей – «потомок». В середине идет название клана, к которому принадлежит тифлинг. Средняя часть имени меняется в случае, если тифлинг решит сменить клан, а такие случаи происходят. Изредка встречаются тифлинги, живущие сами по себе. В их имени клан не упоминается, и состоит оно в таких случаях из двух частей, имя собственное и имя прародителя.

3

…42 день первого сезона… – Принятый на Дее календарь, «купеческий»: смена сезонов (год) – 380 дней, смена делится на четыре равных сезона, по 95 дней в каждом, и привязана к климатическим сезонам, соответственно лето, осень, зима, весна. Дату так и называют: порядковый день сезона и его номер. Отсчет новой смены начинают с первого дня лета, лето – первый сезон, осень – второй и так далее. В официальных календарях более мелкое деление не предусмотрено, но иногда считают для удобства еще и дюжины дней. Подавляющее большинство разумных работают – когда есть работа, и отдыхают – когда работы нет или когда устали, понятия недель, будних и выходных дней как-то и не возникли за ненадобностью. В некоторых из Десяти городов начали вводить понятие рабочей десятидневки и следующих за ними двух выходных, цикл называют «рабочей дюжиной». Но применяется подобный счет только в Десяти городах, и то далеко не везде. Более того, рабочие дюжины в каждом городе свои и никак между собой не согласованы.

Этот календарь появился в Десяти городах, и так как именно это государство контролирует более 70 % морских торговых перевозок, да и сухопутной торговлей на двух из трех континентов в основном занимаются разумные из городов, постепенно именно этот календарь распространился по всему миру. В основном этому способствовало то, что все контракты купцы заключали именно по этим данным. После того как ушлые торговцы Сарена крупно кинули т’сареш из семьи Дивартан, пользуясь разночтением календарей, все разумные начали как минимум согласовывать свои календари с купеческим. Не прошло и пятидесяти смен, как купеческий календарь стал общепринятым.

Изначально календарь был привязан к движению звезд, но потом стали считать просто дни. За более чем тысячу лет использования набежало немало расхождений. Но календарь с небесными телами никак не корректировался. Те, кому для различных ритуалов или обрядов нужна привязка к положению звезд и планет, ведут другие календари, так называемые «астрономические», но в быту они не прижились из-за своей сложности и громоздкости.

Эталон купеческого календаря находится в Академии Оэсси. Получается что-то вроде Гринвича на Земле, именно там ведется отсчет времени и смена дней.

4

…1218 смена от Основания (по сменоисчислению Оэсси)… – Смены каждое мало-мальски крупное государство (мелкие, впрочем, не отстают, во всяком случае, стараются) считает самостоятельно. Очень любят формулировки «от Прихода», «от Создания», «от Воцарения» и тому подобные. Наиболее плохо с этим обстоит дело в Десяти городах, каждый город ведет счет от своего основания и рвется доказать, что он самый старший из десяти. Хроники постоянно подтасовываются и не раз откровенно фальсифицировались. Круче всего с этим обстоит дело в Сарене, за последние сто смен магистрат восемь раз менял дату основания, соответственно переделывая весь календарь. Впрочем, есть подозрение, что все дело там было в финансовых махинациях.

Эталонный же счет ведется тоже в Оэсси, чему немало способствует находящаяся там академия, являющаяся одновременно резиденцией Конклава магов и штаб-квартирой Купеческой гильдии. Соответственно во всех документах указывается год основания Оэсси и иногда местная дата. Впрочем, Оэсси, пожалуй, имеет больше всего прав называться старшей из Десяти городов.

Внимания, пожалуй, еще заслуживают только календари т’сареш и эльфов. У т’сареш сейчас – 5008 смена от Прихода, у эльфов – 4983 смена от Заселения. Только у этих двух рас сохранились хроники, действительно идущие с первой смены этого счета. Конечно же изначально там было другое летоисчисление, но 300 смен назад Конклав магов собрал специальную комиссию и, получив доступ к архивам, смог привязать летописи двух старших рас к купеческому календарю.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.