Дневник американского солдата

      Во второй половине дня меня отвезли в Сиерру в госпиталь. В ту же ночь "чарли" обстреляли эту базу минами. Я уж подумал, не охотятся ли они персонально за мной. Интересно, сообщает ли командование о таких случаях, как со мной, родственникам? Надеюсь, что нет, ведь такое сообщение только напрасно встревожило бы их. Я возвращусь в свою часть, по словам доктора, как только приведут в порядок мою голову. Мне надо было бы попасть служить в медицинские части. Здесь ничего трудного и плохого, зато кругом хорошенькие медицинские сестры. Получил еще одно письмо от Диди. Очень приятно.
      13 марта 1967 года
      Я снова в своей части. Сегодня видел Кристенсена. Настроение у него паршивое. Паулсон снял его с должности водителя и назначил передовым наблюдателем. За это время у нас появился новый командир (нашего перевели в штаб батальона) - капитан Томас. Парень неплохой, только, кажется, из верхушки общества.
      19 марта 1967 года
      Временами "чарли" то приходят в отчаяние, то начинают сходить с ума. Накануне они обстреляли нас из леса, но это для них обернулось скверно. Командир приказал нам контратаковать, и все двадцать бронетранспортеров начали преследовать противника. Я проникся еще большим уважением к некоторым ребятам из нашего подразделения. Взять Гринфилда, например. Так он настоящий тихоня, но если посмотреть на него, когда вокруг свистят пули, а он, не обращая на них внимания, орудует у 50-миллиметровой пушки, то вы решите, что это стальной человек. Кристенсен был отличным водителем, но и Слепиап не хуже его. Он так ловко шнырял по джунглям, будто находился в них всю свою жизнь. Сачс передавал одновременно три радиограммы, в то время как я обслуживал радиотелефон, связывающий нас с командиром части.
      Когда бронетранспортеры не могли больше продвигаться в джунглях, командир приказал некоторым из нас вылезти из машин и преследовать противника пешими. Это было страшным адом. Пространство вокруг буквально кишело пулями и минами. Некоторых ребят ранило, но к ним сразу же подбегали санитары и, подвергая себя опасности, оказывали помощь.
      21 марта 1967 года
      С 15-го я снова нахожусь в госпитале. Опять моя башка. Частые приступы головокружения и большие кисты на лбу. Надеюсь, что мне не придется мучиться, как прошлый раз. Рентген показал, что повреждений головного мозга нет. Когда я прибыл, то врач, если можно его так назвать, вскрыл кисты и оставил меня лежать на залитой кровью койке. Он ничего не дал мне от головокружения. Только сказал, чтобы я отдохнул и возвращался в свою часть. Он говорит, что у меня легкий невроз. Черт подери, сколько же может длиться этот невроз? На следующее утро рана загноилась, и мне пришлось валяться на грязной койке еще два дня, без какой-либо врачебной помощи. Места в палате для меня все еще нет. Попробовал подняться и походить, но, когда встал, голова закружилась и пришлось снова сесть. Несколько раз я жаловался, но каждый раз получал от ворот поворот. На четвертый день я просто схватил врача за руку и показал на свою голову - из раны сочился гной. "Что еще, черт возьми, тебе нужно?" - спросил он. Меня это так разозлило, что я был готов свернуть ему шею. Он почистил и промыл мне рану, причинив адскую боль. Санитары там, на поле боя, и то обходились со мной лучше.
      23 марта 1967 года
      Я снова в своей роте, которая находится южнее Сайгона. Говорят, я пропустил много боев. Погиб наш командир взвода лейтенант Олден, бедного Слепиана постигла та же участь. Я буду скучать об этом парне. Слепиан был чертовски хороший водитель и свой парень, правда слишком бесшабашный. Может быть, поэтому он и схватил пулю.
      В лагерях, встречающихся на нашем пути, тысячи беженцев. Они живут в построенных на скорую руку хижинах из обломков досок и мятой жести. Эти несчастные люди действительно страдают. Вчера мы сожгли деревню. Все исчезло в пламени в считанные минуты. Военные сгоняют пострадавших жителей в лагеря для беженцев, иногда в новые деревни, но это бывает очень редко. В любом случав им приходится начинать все сначала, так как они навсегда потеряли свои рисовые поля, кур и домашних животных. Я слышал, что некоторые молодые девушки отправляются в Сайгон и становятся там проститутками, чтобы как-то помочь своим семьям обзавестись новым хозяйством.
      28 марта 1967 года
      Только что вернулись с операции "Джанкшн-Сити", в которой нас использовали как блокирующие части. Это были сплошные переживания. Одна пехотная дивизия оттеснила вьетконговцев в южном направлении, как раз в тот район, где находились наши бронетранспортеры. Мы только того и ждали и, поскольку противник вышел прямо на нас, скосили его наповал. После этого все были очень веселыми и выпили много пива, но мне было как-то не по себе. Смерть есть смерть, неважно, кто умирает.
      На днях у Имори умерла бабушка. Он тяжело воспринял это, так как очень любил ее. Командование почему-то разрешило ему съездить домой на похороны. "Странно, - подумал я, - парень едет за тысячу миль, чтобы в последний раз увидеть мертвого человека, а тут мертвые грудами валяются вокруг".
      Сегодня получил весточку от отца. Он и вся наша семья живут хорошо. Пройдет еще много месяцев и много пуль еще просвистит над моей головой, прежде чем я снова увижу их. В такие дни, как сегодня, мне часто кажется, что этой встречи может вовсе и не быть. Меня, должно быть, переведут в семнадцатую роту. Не сомневаюсь, что сержант Паулсон хочет избавиться от меня, потому что вьетконговцы все еще не прикончили меня, хотя я и передовой наблюдатель. Для меня так даже лучше. Я устал таскаться пешком с этими пехотными крысами. Паршивое занятие. Никогда не знаешь, вернешься ли назад. Иногда проходит целая вечность, прежде чем кто-то ответит на нашу заявку о поддержке и начнет минометный обстрел. Заявка должна пройти слишком много инстанций, прежде чем будет удовлетворена. Иногда "чарли" успевают отойти еще до того, как наши получат разрешение открыть огонь. Прежде чем произвести хоть один выстрел, им приходится связываться с командованием авиации, сухопутным командованием и с южновьетнамской армией. Что же все-таки это за война? Говорят, что мы располагаем здесь большей огневой мощью, чем располагали во время первой и второй мировых войн, вместе взятых. Тем не менее вьетконговцы продолжают держаться. Я не могу этого понять. Каждый из них, должно быть, живет и умирает по сорок раз. Сегодня сорок один градус. Жарко и душно.
      3 апреля 1967 года
      Только что вернулись из пятидневной операции, в которой мы убили и взяли в плен много вьетконговцев. Большая часть из них попала в наши засады. Операция прошла довольно гладко. Наша рота прочесывала район, в котором, как мы знали, скрывались "чарли", потом мы отходили назад, оставляя в засаде отделение. Затем, когда мы, передовые наблюдатели, замечали, что "чарли" вылезают из своих укрытий, мы давали сигнал роте и та напирала до тех пор, пока мы не получали минометную поддержку. Погибло несколько наших ребят. Когда "чарли" припирают к стенке, они дерутся как черти.
      Фотографирую последнее время мало. "Чарли" все время держат нас в напряжении, а снимать во время боевых действий трудно. Я выполняю обязанности передового наблюдателя, и мне совсем не до щелканья фотоаппаратом. Надо будет послать несколько отснятых пленок отцу, пусть он напишет, правильно ли я выбираю выдержку.
      4 апреля 1967 года
      Только что узнал, что наша рота отстранена на два дня от боевых действий. Это не удивительно. Мы проехали через несколько городов с пятью мертвыми вьетконговцами, привязанными к нашим бронетранспортерам. Это, как я думаю, месть за наших солдат, убитых вчера. Вьетнамцы смотрели на них с ужасом. Но винить их было бы несправедливо. Это было страшное зрелище окровавленные трупы, ставшие серыми от жары и грязи рисовых полей. Кое-кто из наших ребят измывался и уродовал тела вьетконговцев. Я видел, что сержант Янг носит на шее нанизанную на шнурок пару высушенных ушей убитого вьетконговца. Я слышал, что другие наши солдаты отрезают у вьетконговцев даже половые органы. Мне, слава богу, никогда не приходилось видеть это.
      Высшее командование приказало нашей роте уйти из этого района. Кажется, крестьяне пожаловались, что рота грабит и сжигает их дома. И они часто абсолютно правы. Мертвые тела, прицепленные к транспортерам, никак не помогают нам. Сейчас мы в своем батальоне, в базовом лагере "Браво".
      Пока мы находимся под следствием. Настроение в роте самое паршивое. Мы бы предпочли сейчас искать "чарли", чем сидеть здесь в лагере. Большинство проклинают тех нескольких ребят за то, что они подложили нам такую свинью. Но мы ведь солдаты той же роты. Пока это не кончится, нам ничего не остается делать, как стоять в карауле, пить пиво и пожинать плоды своих деянии. Многие ребята возятся со своими бронетранспортерами, как будто это их собственные машины: устанавливают на них дополнительное оружие, рисуют картинки на бортах. На одном транспортере появились даже резиновые щитки от грязи. Уйма времени для того, чтобы помыться и написать письма. В общем-то это не так уж плохо, если бы над нами не висело это дело.
      Только сейчас узнал, что моя старая пехотная часть потеряла восемьдесят процентов своего состава. Интересно, как там Ча-Ча и Ашворт.
      Слышал также, что мой новый командир взвода, лейтенант из Северной Каролины, заставил пожилую женщину ползти по грязи, угрожая ей пистолетом, нацеленным в голову. Парень, кажется, крутой. Он любит вести учет, сколько человек убил.
      Имори говорит, что он очень уж разозлился на ту старуху потому, что она отказывалась отвечать на вопросы о вьетконговцах.
      5 апреля 1967 года
      Сегодня утром во время завтрака к нам на вертолете прибыл генерал из штаба и при всех на чем свет стоит разнес капитана Томаса. Он назвал нас "бандой воров и необученными собаками", а также сказал, что если Томас не отмуштрует нас как следует, то его понизят в звании. По правде говоря, это было забавное зрелище, когда наш командир стоял навытяжку, то и дело повторяя: "Да, сэр. Нет, сэр. Вы правы, сэр". Для меня все эта настоящий удар, хотя я и старался не показывать этого. Это он ведь должен написать мне рекомендацию в институт. Теперь, чтобы поправить положение, Томас съест нас с потрохами. Но уж я постараюсь остаться в стороне.
      6 апреля 1967 года
      Сегодня убили Гринфилда. Это был первый день операции "Хэммер" - по поиску и уничтожению противника. С нами выехали два фотокорреспондента: один из радиовещательной компании "Колумбия", а другой из национальной радиовещательной компании.
      Стояла тишина. Мы с грохотом продвигались вдоль края леса, который отделял нас от мелкой речки. Гринфилд сидел слева от меня, сразу за водителем. Неожиданно над головой просвистели две пули. Мы проползли по крыше бронетранспортера и спрыгнули в люк. Головы наши возвышались над люком. Я вызвал командира минометного взвода и доложил, что нас обстреливают снайперы. Но, как всегда, над нами висели вертолеты, и поэтому минометчики стрелять не могли. Далеко из тыла вела огонь артиллерия. Мы открыли стрельбу из 50- а 60-миллиметровых пушек. Я слышал, как Томас приказал прекратить огонь и пушки замолкли. Снайперы начали обстреливать нас снова.
      Слева от меня раздался хрустящий звук. Я повернулся как раз в тот момент, когда из дырки в каске Гринфилда хлынула кровь. Его ранило, и он как подкошенный свалился на днище бронетранспортера. Я спрыгнул вниз за Гринфилдом, но лейтенант Вайет был уже возле него. Он пытался достать повязку и наложить ее, чтобы остановить кровотечение. Когда Гринфилд начал захлебываться собственной кровью, Вайет сунул ему в рот свои пальцы, чтобы кровь могла беспрепятственно вытекать наружу. "Держись, Гринфилд, держись. Все обойдется", - успокаивал он беднягу. Гринфилд пошевелил головой.
      Наши орудия вновь начали обстреливать лес. Я попросил Томаса, чтобы тот выслал вертолет за Гринфилдом. Он ответил, что вертолет уже вылетел, чтобы забрать командира третьего взвода, который тоже ранен.
      К нам прибежал санитар из другого бронетранспортера, чтобы оказать Гринфилду первую помощь. Он попытался открыть банку с морфием ключом, но тот сломался. "Вот зараза!" Он попробовал отодрать крышку голыми руками, но порезал себе пальцы. Теперь повсюду была и его кровь.
      Сачс, которого едва не тошнило, пробормотал: "Он умер, ребята, он умер".
      Вертолеты приближались, ведя огонь по лесной полосе. Наши пушки стреляли с максимальной скорострельностью. Мы подтащили Гринфилда к вертолету. Санитар отправился вместе с ним. Я знал, что вижу Гринфилда в последний раз. Ни один человек не мог бы выжить с такой раной. Погиб еще один хороший парень.
      Я вновь вспрыгнул на транспортер, и Вайет приказал нам прочесать местность, двигаясь по направлению к лесу. Фотокорреспонденты хотели сойти, но мы не могли остановиться. Наша машина шла к речке. Парень из национальной радиовещательной компании вызвал вертолет, чтобы забрать их, но тот, что был из радиовещательной компании "Колумбия", захотел остаться с нами. Вертолет прибыл, но вьетконговцы открыли по нему огонь. В довершение всего люди около вертолета наткнулись на минуловушку. Вьетконговцы начали буквально поливать нас свинцом. Повсюду свистели пули. Мне показалось, что фотокорреспондент из национальной радиовещательной компании был ранен.
      На частоте моей рации раздался голос с разведывательного самолета. Летчики докладывали, что видели около пятидесяти "чарли", выбегавших из леса в пятистах метрах восточное нас. Они были на рисовом поле и бежали к реке. Вайет приказал нам выйти из машин и преследовать "чарли" пешком, ведя огонь на ходу.
      Когда мы начали стрелять по реке, в ней оказалось примерно пятнадцать "чарли", которые прятались в тростнике. Мы перестреляли их как утят. Я убил третьего по счету человека.
      Вот так все это произошло. Хорошенькое начало операции. Бедный Гринфилд. Всего лишь несколько дюймов левее, и покойником был бы я. Может быть, завтра настанет и моя очередь. Кто знает? Только вчера он рассказывал о девушке, на которой собирался жениться, когда вернется домой. Он был простым парнем. Хотел стать плотником.
      Сегодня устал как собака, к тому же скверное настроение. Эта операция продлится еще самое маленькое две недели. Когда только все это кончится?
      10 апреля 1967 года
      Сегодня утром "чарли" прервали наш завтрак. Они открыли огонь по вертолету, который доставляет нам еду. Томас приказал нам занять места в бронетранспортерах, и мы двинулись в том направлении, откуда вели огонь снайперы. Мы догнали четырех "чарли" на открытом месте и забросали их ручными гранатами. Они направились было к реке, но, естественно, не дошли до нее. Мы скосили их наповал и пошли дальше разыскивать остальных. Внезапно из кустов вышли еще двое вьетконговцев, и я разрядил в них свою М-16. Затем Сачс прицелился в какой-то предмет, двигавшийся под водой. Это был вьетконговец. Когда он показался над водой, чтобы вдохнуть воздух, Сачс всадил в него всю обойму из тридцати патронов. Это было невероятно. Вьетконговец должен был умереть, вода вокруг него покраснела от крови. Но он повернулся и протянул к нам руки, прося пощады. Сачс заставил его замолчать навсегда, разрядив в беднягу вторую обойму.
      На обратном пути мы нашли одного из тех, в которого попал снаряд из нашей 50-миллиметровой пушки. Ему оторвало одну ногу, но он все еще ворочался в грязи. Гёрни, который сидел на транспортере, хотел прикончить его из 50-миллиметровой пушки, но Томас сказал! "Подожди, я сам". Он вынул пистолет и разрядил его в голову раненого. Тот попытался было подняться, но тут же замертво свалился на землю. Я устал до смерти от этого кошмара.
      15 апреля 1967 года
      Снова в базовом лагере "Браво" у дельты. Результат нашей операции около трехсот убитых и неизвестное количество раненых и неучтенных. Вьетконговцев трудно уничтожать. Если бы не бронетранспортеры, это было бы просто невозможно. Наша следующая операция будет в Долине Тростников. Мы и раньше бывали там. Транспортеры не могут ходить по болотистой почве. Нас доставят туда на самолетах или вертолетах.
      Получил письмо от приятеля Джонни Ширера. Он учится в рочестерском технологическом институте и считает, что я мог бы поступить туда же. Он пишет, что мой отец что-то предпринимает для этого. Надеюсь, что мне повезет и я поступлю.
      "Чарли" сегодня не показываются, но все равно я опять смертельно устал.
      20 апреля 1967 года
      Только что вернулись из Долины Тростников. Прошли большой путь по грязи и воде, но противника не обнаружили.
      Пока мы ждали вертолеты, которые должны были нас доставить к бронетранспортерам, Хикмэн увидел на земле гранату противника и подошел к ней. Я крикнул ему: "Лучше оставь эту дьявольскую штуку в покое!" Но он не послушался и поднял гранату. Эта штука неожиданно взорвалась, и Хикмэн повалился на землю. Когда бедняга пытался встать, он орал во все горло: "Моя рука! Боже мой, у меня нет руки!" Мы подбежали и наложили ему жгут, пытаясь остановить кровотечение до прибытия врача. Хикмэн плакал как ребенок и умолял нас найти его руку. "О боже мой, я не могу ехать домой в таком виде. Как же я поеду?" Мы сделали вид, что ищем, хотя хорошо знали, что ничего не найдем, так как кисть разорвало на кусочки.
      Ума не приложу, зачем этому дурню понадобилось поднимать с земли гранату. Ну что ж, теперь он поедет домой, а все ребята из нашего бронетранспортера собрались в моей палатке и напились до чертиков. Пойду, пожалуй, и я к ним.
      24 апреля 1967 года
      Ездил в Сайгон на три дня, чтобы побывать у врача со своей башкой. Черт возьми, что за место! Столько красивых женщин. Солдаты живут припеваючи. Посетил несколько ночных клубов и отведал отличные вьетнамские национальные блюда. Необыкновенный вечер. Ребята, которые служат там, живут себе горя не зная. Им даже нравится, что война длится так долго. Ни офицеры, ни сержанты ни на что не променяют ту жизнь, которую они там ведут. Сайгон заполнен множеством молодых людей, снующих повсюду на мопедах. Интересно, почему они находятся там, а не воюют здесь, вместе с нами.
      26 апреля 1967 года
      Два дня пробыли в районе Рэч Кайен. Боев никаких не было, только прочесали местность и отошли назад. Слышал, что третий взвод прошлой ночью попал под огонь. Он вел поиск противника самостоятельно. Один парень убит, трое ранены. Надеюсь, что они поправятся. На этот раз противник оказался хитрее нас.
      Мне понадобится письмо от родных, чтобы получить отпуск, отдохнуть и повеселиться. Апрель на исходе. Приближается период муссонных дождей.
      5 мая 1967 года
      Только что получил письмо от Диди. Она пишет, что отец все еще пытается устроить меня в рочестерский технологический институт. Он прочитал там одну лекцию, и они вроде бы обязаны ему. Может быть, отец и приобретет там какой-нибудь вес. Это хороший институт. Я просил Диди помочь мне. Отец действует в таких делах слишком неторопливо. Надо будет отослать ей все документы для поступления.
      8 мая 1967 года
      Я опять в госпитале. Тот же случай - ранение осколком в голову. Опухоль все увеличивается, и врачи время от времени вскрывают ее. Господи, чего в этом госпитале только не насмотришься! Один парень прибыл с такими тяжелыми ранениями, что пытался покончить с собой. Я держал его, пока врач не сделал ему укол. Утром доставили одного из южновьетнамской армии. У него оторвало ногу, он закапал своей кровью весь пол. Вьетнамец ничего не говорил и не стонал. Наверное, думал о том, где взять себе другую ногу. Надеюсь, мне не придется испытать подобную муку.
      Начался период дождей. Говорят, что они будут идти не переставая четыре месяца подряд. Наша рота вместе со строительным отрядом строит временную базу в Долине Тростников. Там сейчас все залито водой. После этого у нас будет только караульная служба и патрулирование.
      15 мая 1967 года
      Последнее время много думаю о людях, которых я люблю, о войне, о женщинах и о многом другом. Честно говоря, я запутался. Вести из Штатов ошарашивают меня. С одной стороны, Стоукли Кармикел говорит, что негры не должны воевать за эту страну. С другой стороны, кое-кто из негритянских лидеров думает совсем наоборот. Уверен, что большинство из них никогда не нюхало пороху. Но я-то знаю, что такое война, и знаю, что сыт ею по горло. Здесь, на войне, я понял, что во многом заблуждался. Отец был прав, когда неоднократно говорил мне: "Ох, парень, видно, тебе нелегко придется познавать жизнь". Если я когда-нибудь выберусь отсюда целехоньким, то буду совсем другим человеком. Если ты хочешь получить что-то от жизни, надо обеими руками вцепиться в нее и держаться, не отпускать. Раньше, когда учился в школе, я не понимал этого. Теперь я страстно хочу жить и, что бы ни встало на моем пути, добьюсь своего.
      Думаю, что завтра вернусь к ребятам.
      17 мая 1967 года
      Я снова в своей роте. Жарко. Мы опять в пути; спешим к месту завтрашней операции. Не знаю, в каком это месте. Возможно, нам придется оставить транспортеры и спешиться, потому что кругом грязь и топь. "Джипы" с трудом продвигаются по дорогам. Никогда не думал, что дожди могут причинить столько хлопот и неудобств.
      Все время прибывают новые ребята, а старых или убивают, или переводят в другие части. Не успеваешь даже познакомиться. Несколько наших ребят переводят в 273-ю пехотную бригаду, а к нам пришли их солдаты. 273-я бригада прибыла сюда на пять месяцев позже нашей дивизии, и этот обмен поможет нашей части сохранить численный состав до того, как кончится годовой срок нашей службы. Меня не переведут, потому что один раз уже переводили. Второй перевод - это нарушение правил.
      18 мая 1967 года
      Пассмор - радиотелефонист командира нашей роты - сказал мне, что тот подыскивает себе еще одного радиотелефониста: ему нужны два. Я, не долго думая, спросил Томаса, нельзя ли послать меня на эту должность. Он ответил положительно и обещал попытаться продвинуть меня. Это здорово. Мне уже до чертиков надоело быть передовым наблюдателем. Паршивое это дело - ходить в ночные патрули и сидеть в засаде. И вот теперь я на бронетранспортере командира роты. Многим это не нравится. Негр не должен знать штабных секретов. Я много попотел, прежде чем получить такое место, поэтому к черту всех, кому это не по вкусу. Теперь меня не посылают на работы и я не стою в нарядах. Радиограммы передаются круглые сутки, поэтому Пассмор или я не отходим от приемников ни на минуту. Сержанты, которые все время норовили дать мне пинка, теперь стали относиться ко мне уважительнее. Боятся, что донесу на них. Конечно, я никогда этого не сделаю, а если бы и сделал, то командир части все равно не принял бы никаких мер. Пассмор действительно трудится за двоих: несет вахту у радиостанции и подлизывается к командиру роты. Сейчас мы находимся в лагере "Браво", но это ненадолго. Что-то готовится.
      21 мая 1967 года
      Только что вернулись из настоящего пекла. Мы два дня стояли наготове, в то время как пехота прочесывала местность и вела поиск противника. Наконец она напала на "чарли", но на этот раз те и не думали отступать, а перешли в контратаку. Пришлось вмешаться нашим бронетранспортерам, и мы действительно дали им жару. Когда мы прибыли, положение пехотных частей было критическое они уже выдохлись. У них были только винтовки М-16 и пистолеты. Это был самый жаркий бой частей нашей дивизии в дельте реки Меконг. Участвовали почти все тридцать наших бронетранспортеров. Мы буквально засыпали все вокруг своими снарядами. Мы преодолели полосу скользкой грязи, вышли к вьетконговским оборонительным сооружениям и разгромили их. Вскоре "чарли" начали отступать. Из наших ребят девятнадцать было убито, сорок шесть ранено. Но и мы убили около двухсот "чарли".
      Главный удар приняла на себя вторая рота четвертого батальона 48-го пехотного полка. Но в бой пришлось вступить и летчикам, и 415-му артиллерийскому полку, и нашим бронетранспортерам. "Чарли" добились нескольких попаданий снарядами безоткатных орудий в наши бронетранспортеры. Ничего страшного.
      Сейчас война идет действительно полным ходом. Ходят слухи, что мы можем начать наступательные действия наземных войск и на территории Северного Вьетнама. Этак придется прослужить здесь не один, а все четыре года. От одной этой мысли можно свихнуться.
      Из института ничего нет. Уж прислали бы хоть какой-нибудь ответ: "да", "нет" или пусть даже "возможно". У меня впереди еще шесть месяцев службы. Где же, черт подери, письма из дому?
      25 мая 1967 года
      Идут дожди, и все как бы замерло. Лагерь "Браво" залит чуть ли не трехметровым слоем воды. Иной раз я предпочел бы быть на передовой, чем сидеть и слушать этих офицеров. Они болтают без умолку и хвастают своими победами или на поле боя, или над женщинами. Временами они ведут себя как дети, хотят, чтобы кто-то слушал их болтовню. А тебе в таких случаях, если не хочешь быть отправленным на передовую, приходится слушать их, поддакивать и изображать радость. Единственная возможность избежать этих рассказов - это молча лежать где-нибудь в стороне. Стоит только показать им малейший проблеск ума - и ты пропал. Особенно, если ты негр.
      Прэтт и Гёрни - довольно смышленые негры, но когда бы ты ни встретил их, они всегда выполняют какую-нибудь грязнейшую работу, в то время как белые ребята валяются на койках и наслаждаются жизнью. Двум белым парням стало настолько стыдно, что они пошли сегодня к командиру роты и пожаловались на то, что Прэтта и Гёрни все время назначают на грязные работы. Надеюсь, что это принесет какую-нибудь пользу, хотя вряд ли.
      Назначением на работы ведает сержант Паулсон. Капитан Томас - толковый офицер и почти всегда относится ко мне хорошо, возможно, потому, что я его радиотелефонист. Но временами он выходит из себя. Я сделал ошибку, показав ему однажды вырезку из газеты, которую прислала Диди. В ней говорилось о том, как Мартин Лютер Кинг осуждает войну. "Возомнил себя бог знает кем этот Кинг! - рявкнул Томас. - Получил Нобелевскую премию и теперь думает, что может править всем миром". И продолжал в таком же духе разносить Кинга в пух и прах. Я сказал, что считаю доктора Кинга человеком, который борется за справедливость для всех людей. Сказал, а потом спохватился и поспешил закрыть свой большущий рот, потому что у меня не было никакого желания идти в ночной дозор.
      6 июня 1967 года
      Ура! Получил письмо от Кена Гилмена. Лиз сказала ему, что меня приняли в рочестерский технологический институт. Надеюсь, что это правда. Почему же не пишет об этом отец?
      Последние десять дней мы действовали в районе Тан-Ан, это немного южнее Сайгона. На днях убили двоих. Эту картину трудно будет забыть. "Чарли" заметили с вертолетов в тот момент, когда они пытались удрать. Пулеметчики изрешетили их пулями, а мы прикончили из 50-миллиметровых пушек. Люди были превращены в кровавое месиво из сырого мяса и грязи. Не очень-то приятная картина. Пассмора, второго радиотелефониста, начало тошнить, и он получил пинка от командира. Прошло уже шесть месяцев, а он все никак не может привыкнуть. Меня не тошнило, но после этой сцены обедать я все-таки не мог.
      8 июня 1967 года
      Да, это правда. Меня приняли. Утром получил два письма. Одно из рочестерского технологического института, другое от отца. Тот факт, что я принят, позволит мне выбраться отсюда на восемьдесят дней раньше. Нет сил ждать. Чертовски надоело жить в грязи, исполнять приказы и слушать, как тебя обзывают по-всякому старшине по чину. Паулсону доставляет удовольствие оскорблять солдат-негров. Я просто уверен в этом. Прэтт ненавидит его. "Слушай-ка, в один прекрасный день я "ошибусь" и прикокну этого сукиного сына вместо "чарли", - сказал он мне, когда его третий раз подряд послали в ночной патруль.
      Я побывал в 250 заданиях и участвовал более чем в 25 крупных операциях. Этого вполне достаточно для полного срока службы. Ходят слухи, что нас пошлют в демилитаризованную зону. Надеюсь, что это неправда. Но могут и послать. Мы убили много вьетконговцев в районе дельты реки Меконг. На нашем счету много жарких боев. Некоторые крестьяне считают нас убийцами мирных граждан. Это одна из главных трагедий войны - масса невинных людей погибает или получает увечья. Некоторые ребята позволяют себе насиловать женщин и даже хвастают этим.
      Недавно прибывший к нам негр Джоунс на днях убил мирного жителя на глазах его троих детей. Мы взяли под стражу этого человека потому, что у него не было удостоверения личности. Мы загнали его вместе с женой и детьми в хижину и стали ждать прибытия местной полиции, которая должна была установить его личность. Этот человек два раза пытался выйти из хижины, но всякий раз Джоунс окриком возвращал его обратно. Ожидая прибытия полицейских, мы перекусили хлебом с салом, а потом я вышел на улицу и примостился возле стены подремать. Внезапно совсем рядом прозвучали выстрелы из М-16. Это было так близко, что я подумал - меня ранило. Я бросился к Джоунсу и увидел, что он стоит возле лежащего на полу вьетнамца, который пытался встать. Из спины вьетнамца фонтаном била кровь. Джоунс, весь мокрый и трясущийся, стоял подле него. Джоунс сказал, что, когда вьетнамец побежал к двери, ему пришлось выстрелить в него. Дети громко плакали, держась друг за друга, а жена, встав возле мертвого на колени, причитала ужасным голосом. Пришел врач и попытался спасти этого человека, но его вмешательство было бесполезно - вьетнамец умер. Между прочим, я заметил, как врач горько покачал головой. Вскоре прибыла местная полиция и сказала, что этот человек не имел никакого отношения к Вьетконгу. Плохо, что они не приехали чуть раньше.
      Поздно вечером жена вьетнамца подала на нас жалобу местным властям. Наутро прибыла военная полиция, чтобы расследовать дело. Командир части сказал Джоунсу, чтобы тот не беспокоился, так как он всего лишь выполнял свои обязанности.
      Я до сих пор не могу понять, почему этому парню так хотелось убежать из хижины. Самое ужасное то, что если бы мы его связали (а мы обязаны были сделать это), то он не пытался бы улизнуть и в этом случае остался бы жив. Единственной причиной того, что мы не связали парня, было присутствие его близких. Мы думали, что им тяжело будет это видеть. Я постоянно думаю о его детях. Они будут ненавидеть нас всю свою жизнь. И кто осудит их за это?
      12 июня 1967 года