Из старых записных книжек (1924-1947)

      Одну лишь черную юбочку
      От Пасхи досюда таскает
      Костюмчик на ней всегда новенький
      На плечиках так складно лежит,
      А ветер прохладно в дирочки
      Все тело ее холодит
      Ботинки на ней всегда новенькие,
      На солнышке так и блестят,
      А грязные пальцы сосульками
      Наружу из дырок торчат
      Живу ведь я, братцы, в гостинице,
      И окна на заднем дворе,
      При этом так славно красуется
      Помойная яма в окне.
      А кушаю я в ресторанчике
      На тумбе с селедкой в руке,
      Зато уже встретишь товарища
      Всегда с поллитровкой в руке.
      Детишки мои, как амурчики,
      Всегда босиком щеголяют,
      А вместо школы в бабочки
      У стенки прекрасно играют.
      Вообще-то истинный Беранже! Только в каком-то как будто полуграмотном, беспомощном переводе или пересказе.
      * * *
      Здешний "культурник" - редкостное явление. Обычно это развязные, нагловатые пошляки и остряки. Этот - застенчив, обидчив, мнителен. Каждый вечер за ужином он появляется в столовой, проходит на середину, стоит, переминается, шевелит губами, собирается с духом и наконец начинает - каждый вечер с одного и того же:
      - Минуточку внимания, товарищи!
      И затем - то бледнея, то краснея, сообщает, что сегодня вечером в клубе концерт, кино или вечер самодеятельности.
      * * *
      Пятигорское кладбище.
      Роскошный, из черного лабрадорита памятник-крест. За стеклом фотография молодого бородатого купчика или богатого мужика - в косоворотке под пиджаком и в жокейском картузике. На постаменте - каменный свиток, на нем высечено:
      Дорогой друг Егорушка
      спи спокойно в могиле холодной.
      Ты в болезни страдалец навеки уснул
      и я просьбу твою исполняю украшаю могилу твою
      В память от В.А.Б.
      * * *
      Люблю бродить по кладбищам, читать и списывать эпитафии. М.Шагинян правильно заметила как-то, что надгробие - первый этап человеческого искусства: и архитектуры, и скульптуры, и литературы. Это искусство она назвала, кажется, "первоначальными жанрами".
      * * *
      Вот там же - на Пятигорском кладбище - гранитный крест с распятием. И такая скучная эпитафия-справка:
      Сей прах принадлежит
      Зинаиде Александровне
      ЕГИЕВОЙ
      Род. 1903 г. Скончалась 7 ноября 1929 г.
      Двадцать шесть лет было той, которой принадлежит сей прах.
      * * *
      Проживающая в Пятигорске племянница Лермонтова Шан-Гирей получила ("за содействие проведению юбилея") премию: путевку в санаторий.
      * * *
      Старообрядческая Покровская церковь в Ессентуках. У входа, в притворе и дальше - до середины храма - толпятся женщины. Все в платочках вроспуск. Впереди - справа и слева (больше слева) - мужчины. Бритоголовые, бородатые, в сапогах, которые блестят и разносят запах дегтя. Огромные кубанские шапки висят на стене - на специальных шпенечках. Там же у стены, на лавке лежит груда маленьких плоских подушечек. На двух клиросах - певчие и псаломщики. Справа одни старики, слева - довольно большой хор, молодые женщины, два или три парня. Священник - маленький, седой как лунь. Грива и борода - белые, мягкие, пушистые. Служба (обедня) идет медленно, неторопливо. Человек входит в храм, делает земной поклон и занимает свое место. Стоят не двигаясь, окаменев. Крестятся редко, лишь в уставных местах. Поют монотонно, часто сбиваются. С другого клироса - поправляют. Как по команде молящиеся опускаются на колени. Предварительно бросают на пол подушечки - для лба, а не для колен. На колени не становятся, а падают - с сомкнутыми пятками. Старики - в кафтанах, напоминающих больничные или богадельные халаты. Женщина обходит казаков, вынимает из платочка двугривенные, раздает со словами: "За раба божьего Григория". Казаки, кивнув, берут деньги, суют по карманам. Вероятно, считается, что мужская молитва доходчивее. Мне, между прочим, тоже дали двугривенный. Отдал его на базаре слепому.
      * * *
      Разговор в санаторном парке. Две пожилые дамы:
      - У вас печень?
      - У меня сахар.
      * * *
      В пятигорской пивной - глухонемой человек предлагает посетителям маленькие конвертики с напечатанным на них следующим текстом:
      Граждане!
      Прошу принять от меня
      НОВОСТЬ
      фото художественных
      снимков.
      Цена 1 руб.
      Благодарю глухонемой.
      В конверте - виды Минеральных Вод, двадцатикопеечная панорамка.
      * * *
      Кладбище. Надпись на кресте:
      Здесь покоится прах
      оперного артиста
      Владимира Александровича
      ТОМСКОГО-КОЧУРОВА,
      скончавшегося 7-го января
      на 59 году жизни.
      Спи спокойно, дорогой муж, отец и
      великий артист.
      * * *
      Там же. Могила без креста. Надпись на жестянке почти начисто смыта дождем. Проступают слова: "Закрыто на обед".
      * * *
      Там же. Обелиск с выбитым на нем крестом.
      Г.М.
      АЛАВЕРДОВ
      1902-1938
      Прохожий, не гордись. Я уже дома,
      а ты еще а гостях.
      * * *
      Там же.
      На кресте:
      Подъ симъ камнемъ погребено тъло
      жены коллежскаго секлетаря
      Авдотьи Андръевны
      ПОДОСОВОЙ
      скончавшейся 6-го октября 1880 года
      на 76-м году отъ рожденiя своего.
      Ходатайствомъ крестьянина Андрея
      Боровика в руце Твои Господи
      предаю духъ мой.
      Стою, смотрю, пытаюсь понять, догадаться, кто он, этот Андрей Боровик, и кем он приходился жене коллежского секлетаря? Какие родственные или другие житейские связи заставили его ходатайствовать о воздвижении этого тяжелого и дорогого креста?
      А ведь Авдотья Подосова могла знать Лермонтова! Она родилась в 1804 году. За ней мог ухаживать Пушкин - она была моложе его на пять лет.
      * * *
      Рыночная примета (Кубань):
      - Через товар не шагайте, а то не продастся.
      * * *
      Курортный южный городок. В сырую погоду белые дома голубеют.
      * * *
      В Минводах - в вокзальном ресторане:
      - Это не борщ, а сущий кошмар!..
      * * *
      У командира боевого корабля на груди наколка: двуглавый орел и лента с "Боже, царя храни".
      Грех молодости.
      * * *
      "Катя".
      На войне ему, красивому и молодому, прострелили щеку, свернули на сторону челюсть, оторвали половину языка. Он косноязычен.
      В гостях, куда он пришел с матерью. За окном мокрый снег, метет. Оконная рама подрагивает и постукивает.
      Юноша обращается - к девушке:
      - О-о-а е-о-д-ня о-е-э-о ве-ей-яя.
      Девушка не поняла. Краснеет. Смущается и вопросительно смотрит на гостью. Та объясняет:
      - Он говорит, что погода сегодня совершенно весенняя. Это он шутит.
      * * *
      Замечательная подробность триумфального церемониала у римлян. В колеснице триумфатора, за его спиной, стоял государственный раб, держал в руках золотую корону. В то время как толпа приветствовала и превозносила виновника торжества, раб этот должен был восклицать:
      - Pespice post te! Hominem te memento!
      То есть оглядывайся назад и помни, что ты человек! Или, если совсем коротко: "Не зарывайся!"
      * * *
      Ночью за окном звонкий трезвый голос:
      - Слово предоставляется пьяному!
      * * *
      Активист комсомолец не пьет, не курит, но один тайный порок у него есть: любит раскладывать пасьянс.
      * * *
      Гляжу из окна вагона. Осень. Золотой лес. Опустевшие дачи. Все залито тихим солнечным светом. И уж совсем замечательно: большая собака играет с маленьким щенком - рвут, баловства ради, какую-то сухую белую тряпку.
      * * *
      "Катя".
      Катю учил читать живший во флигеле старик Савва Исаич. Он водил Катиным указательным пальчиком по строке и объяснял:
      - Вот эта с брюшком - "О", а бабочка с крылышками - "Ф", а кочерга "Г", а ящичек - "Д", а букашка - "Ж". А где пуговка пришита внизу, тут и в окошечко поглядеть можно, точка это называется.
      * * *
      "Катя".
      Он долго хранил фотокарточку девушки, сестры милосердия из Кауфманской общины. В 1917 году, когда с Охты, из запасного полка его привезли в лазарет с рожистым воспалением, она ухаживала за ним. Он продолжал любить ее даже сейчас, когда в доме хозяйничала Марья Михайловна, а по полу ползал двухгодовалый Павлик.
      Карточку он хранил вместе с самыми ценными документами: с метриками, с гимназическим аттестатом, с аннулированной сберегательной книжкой, на которой числилось 752 царских рубля.
      Иногда, оставшись один дома, он доставал и разглядывал фотографию. На карточке она была снята в подвенечном платье, в фате. Сбоку торчала рука жениха, которую она не очень ловко отрезала ножницами. Эта мужская рука мешала полноте Колиного счастья, его растроганности...
      * * *
      У бабушки на левой руке повыше кисти - белый шрам от ожога. Лет пять назад несла она только что снятую с плиты кастрюльку. Шла через двор - из летней кухни. Крышка кастрюли упала на руку. Бабушка не бросила ни кастрюли, ни крышки. Объяснила мне:
      - Думаю: святые подвижники руку в огонь клали. А ну-ка и я попробую потерпеть.
      И - додержала, дотерпела. Спокойно вошла в комнату, спокойно поставила на стол кастрюлю. Ожог был очень сильный.
      Рассказывала улыбаясь.
      * * *
      Зима тридцать девятого года. В школе, в IV классе появляется новенькая ученица и почти одновременно - новая учительница. Девочка грустная, часто плачет. Учительница требовательна к ней больше, чем к другим. Девочка открывается подругам, что у нее отец - на фронте, пропал без вести.
      Потом и сама Наташа пропадает, несколько дней не приходит на уроки. Подруга слышит по радио - о награждении бойцов и командиров. Среди других фамилия Наташиного отца. Девочки разыскивают ее. Открывает им мать Наташи учительница Елизавета Ивановна.
      * * *
      Лютая зима. Принимаю холодную ванну. Пришел Костя Лихтенштейн. Стоит в кашне и шапке, смотрит и говорит:
      - Когда-нибудь напишу биографический роман. О тебе. Будет называться "Как закалялась медь".
      * * *
      Красноармеец в Мариинском театре. Спрашивает:
      - А что здесь раньше было?
      * * *
      На улице. Мрачная гориллообразная дама и муж ее - худенький, маленький, тщедушный, - по-видимому, эстрадные артисты, певцы. Она ворчит. Басом:
      - "Нам звезды кроткие сияли" - так не поют!..
      * * *
      Школьная пародия на утесовскую песню "Два друга":
      Жили два друга в классе одном
      Пой песню, пой
      Коль одного выгоняли за дверь,
      Сам выходил другой
      И славно учились эти друзья
      Пой песню, пой
      И если один получал из них два,
      Кол получал другой
      * * *
      Перед революцией самой распространенной в русской деревне газетой было "Русское слово". Ей верили больше - не потому, что она вернее, а потому, что дороже.
      1940
      Решетов{344}, приехавший с фронта, рассказал мне трогательную историю. На Мурманском участке сорокашестиградусные морозы. Люди по шесть-семь суток без крова и огня. И вот в этих условиях в полку - ожеребилась кобыла. И кобыла не простая, знатная: польская, трофейная. Зачала она где-то под Гродно, разрешилась от бремени - под Петсамо или у Сальми-Ярви. Был у них там кузнец, красноармеец. Он этого жеребеночка очень хотел спасти от смерти, выхаживал, у костров отогревал. Но не такой там стоял мороз, чтобы можно было с ним справиться. Пока один бок у жеребенка отойдет, второй заиндевеет, смораживается.
      - Нет, братец ты мой, - сказал батальонный кузнец. - Видно, не ковать мне тебя.
      Поднял винтовку и застрелил жеребенка - чтобы не мучился.
      Потом сел в снег и заплакал.
      * * *
      Тридцатидвухлетний курсант школы зубных врачей из провинциальных фельдшеров, прежде чем закурить, совершает "профилактическое мероприятие": зажигает спичку и над ее огнем несколько минут вертит мундштук папиросы.
      - Что вы, - спрашиваю, - делаете?
      - Поджариваю микробов.
      * * *
      "Катя".
      Он был из тех редкостных уже и в те годы старообрядцев, которые не позволят себе сказать: "Спасибо", а скажут: "Спаси Христос". На "спасибо" же отвечают:
      - Пускай тебя это "бо" и спасает, а я его не ведаю.
      * * *
      Боец получил взыскание за то, что отморозил руку (не смазал спецмазью перед походом).
      * * *
      С.Я.Маршак рассказывал, что видел себя во сне листом лотоса.
      * * *
      Рассказывает, как лег вечером в засаду в сырой болотистой местности и как ночью ударил мороз и он вмерз в землю. Мимо в темноте шли финны. Он слышал их голоса. Один чуть не наткнулся на него. А он пошевелиться не мог.
      - Ко мне же весь земной шар приклеился.
      Вырубали.
      Отморожена левая нога.
      * * *
      В связи с военным положением в городе появились какие-то таинственные знаки, указатели. Тетя Тэна рассказывала, что на днях к ней подходит где-то на Надеждинской улице пожилая дама.
      - Простите, вы не могли бы мне сказать, что тут написано, на стене?
      - Где?
      - Вот тут. Что это такое: СПМ?
      - Не знаю, - отвечает тетя Тэна. - Может быть, это "санитарная помощь милиции"... Или - "скорая помощь"... А почему это вас так интересует?
      Старушка оглянулась и, сильно понизив голос, сказала:
      - В этом, вы знаете, есть что-то необыкновенно приятное. Напоминает немножко Санкт-Петербург.
      Тетя Тэна подумала и говорит:
      - Да. Правильно. Но тогда получается не Санкт-Петербург, а Санкт-Петермург.
      * * *
      У девушки на столе брошюра "Застенчивость и борьба с нею".
      * * *
      В поезде:
      - Далеко ли едете?
      - Мне знать, а вам подумать.
      * * *
      Тип женщины, о каких в старину говорили: стервы-душечки.
      * * *
      Волково кладбище.
      Большой гранитный крест. Наверху, на перекладине выбито и вызолочено:
      КОЛЯ
      А внизу, на постаменте, такими же золотыми буквами:
      "А садик
      и цветочки
      здесь
      есть?"
      Странная надпись. Что-то очень трогательное, домашнее и очень значительное. Кого-то цитируют. Скорее всего, самого Колю. Может быть, гуляли с ним здесь, и он спросил у мамы с папой о садике и о цветочках. А очень скоро им вспомнились эти слова и были увековечены.
      * * *
      Присвоили воинское звание. Правда, не ахти какое, но все-таки... Интендант третьего ранга. То же, что капитан, только нестроевой службы. Послали проходить стажировку в окружную газету "На страже Родины". Думал сейчас же пошлют на фронт спецкором. Прихожу к редактору:
      - Такой-то явился в ваше распоряжение.
      - Очень хорошо. Здравствуйте. Вот вам первое задание редакции. Напишите нам об Иване Сусанине.
      - То есть как? О каком Иване Сусанине? Об опере?
      - Нет, о самом Сусанине.
      - Позвольте. А материалы?
      - Добудьте.
      - Где?
      Редактор посмотрел на меня отчасти сердито, отчасти с сожалением.
      - Попрошу вас принять мои слова как приказ. Сроку даю четыре дня.
      Дано было понять, что я свободен.
      Я отдал честь, сделал поворот через левое плечо и вышел.
      В Большой Советской Энциклопедии материалов не оказалось.
      И все-таки...
      В положенное время, через четыре дня на пятый, на стол полковника Березина легла статья, занявшая в очередном номере "На страже Родины" чуть ли не половину газетной полосы.
      Так я ступил на военно-корреспондентскую стезю.
      * * *
      О Сусанине. Конечно, мне помогли источники литературные. Поэму (или думу) "Иван Сусанин" Пушкин назвал лучшей из написанных Рылеевым. Эту поэму, как это ни странно, любил и часто декламировал еще мальчиком Александр Ульянов, брат Ленина. О Сусанине писал Добролюбов: Сусанин отдал жизнь за родину, "твердо и непоколебимо верный понятию о долге".
      * * *
      Наше архангелогородское:
      - Прежде вечного спокоя не почивай.
      * * *
      Мариинского театра - фанерный сарайчик-склад. На всех четырех стенах его - надписи: "Близко не подходить, внутри злые собаки".
      Сбоку ребята мелом начертали резолюцию:
      "Врут. Никаких собак нет".
      * * *
      "Катя".
      Эпиграф:
      "Война оказалась плохим развлечением".
      Из письма крестьянина. 1915 г.
      * * *
      Пример узаконенной неграмотности:
      "Обман общественного мнения".
      Как это можно обмануть мнение? А ведь пишут. И даже в центральных газетах.
      * * *
      Видел во сне провинциальный южноамериканский город. Почему-то растрогало, что в городе только что (прогресс!) появились извозчики. Мои сопровождающие показывали их мне - новенькие пролетки, новенькая старопетербургская форма. Показали еще какой-то двухэтажный трамвай-дилижанс - тоже новшество! И все в этом городе было как-то архаично-молодо. Не хотелось уходить с его улиц и грустно было проснуться на улице Восстания, 22, в Смольнинском районе Ленинграда...
      * * *
      Минувшим и прошлым летом жила при нашей городской квартире мамина дальняя родственница Любочка, старая дева 54 лет. Проживала она у нас со своей мамашей, восьмидесятилетней, выжившей из ума старухой. Обе - из бывших. Любочка нигде не работает, живет распродажей вещей. В квартире, где они с матерью живут (в их бывшей собственной, а сейчас коммунальной), ее, по ее же собственным словам, "люто ненавидят".
      У Любочки резко выраженная мания преследования, болезненная мнительность, подозрительность.
      Мама ей говорит:
      - Любочка, что вы все дома сидите, вы бы пошли прогулялись.
      Она, поблагодарив, отказывается. Через десять минут приходит к маме:
      - Александра Васильевна, можно вам задать вопрос?
      - Пожалуйста.
      - Скажите, пожалуйста, почему это вы предлагали мне пойти прогуляться?
      Или мама спросит у нее:
      - Кто у вас в квартире живет?
      Минут через десять-пятнадцать, обдумав и обсудив со всех сторон этот вопрос, Любочка опять подступает к маме:
      - Александра Васильевна, почему это вы спрашивали: кто живет в нашей квартире?
      Говорит она осторожно, словно по гололеду ходит. Цифр и имен никогда не называет. Года полтора назад пробовала она работать. Устроилась куда-то курьером. Но, проработав с полмесяца, ушла.
      Мама спрашивает, сколько она там получала.
      - Немного.
      - И долго работали?
      - Некоторое время.
      "Некоторое время", "некоторая сумма", "некто", "однажды" - по-другому она не говорит.
      * * *
      Любочкина мать, Марья Ивановна, в молодости была необыкновенно хороша собой. А происходила она из купеческой семьи, была почти неграмотна. Однажды стояла Марья Ивановна за обедней у Покрова. Стояла на клиросе, "рядом с князьями и вельможами", и даже среди этой блестящей публики выделялась своей красотой и статностью. В это время в церкви появился какой-то старичок генерал. Граф. Он принялся целовать ручки знакомым дамам и по ошибке, приняв Марью Ивановну за какую-нибудь баронессу или княгиню, и ей тоже поцеловал руку.
      Совсем недавно, будучи уже на склоне дней, выживающая из ума Марья Ивановна заблудилась где-то на Песках и попала в милицию. Ей показалось, что ее хотят посадить в кутузку. Она перепугалась, но виду не показала, а сама перешла в наступление.
      - Вы, батюшки, не смеете меня в холодную сажать, - говорила она. - Я человек благородный. Мне и князья и графы ручки целовали. Вот она - вот эту самую...
      * * *
      Жаркий июльский полдень. В Мельничьем Ручье на пляже весь день было много купающихся. К вечеру народ расходится, хотя вода еще теплая и сумерки не остудили зноя.
      Лежу в кустах, читаю. Вижу - на противоположном грязном и обрывистом берегу, где обычно никто не купается, где вонючая илистая отмель истоптана и загажена коровами, - появляется молодой, лет под тридцать, человек, сезонный рабочий в бесцветной одежде. На лице у него - от одного уха до другого белая повязка. Лицо плоское. Он ведет себя, как вор: озирается, оглядывается. Уж не топиться ли, думаю, пришел? Нет, этот несчастный просто пришел выкупаться. Вероятно, долго не решался, но день стоял знойный, товарищи по работе бегали в перекур на реку, мимо все время шли купальщицы с мохнатыми полотенцами. И вот он не победил соблазна, пришел. Подходит к воде, оглядывается, снимает с лица повязку. Еще раз оглянулся, начинает стягивать грязную рубаху. Не решился. Натянул рубаху, сел на корточки и торопливо, как мальчик, ворующий у матери варенье, зачерпнул ладошкой черную торфяную воду и стал мыть свое безносое лицо, шею, волосы. Моет с наслаждением, но поминутно оглядывается, прислушивается...
      Брат мой! Кто тебя? За что?..
      * * *
      Читаю "Процесс Людовика XVI". Поражает необыкновенное сходство и судьбы и характеров Людовика и Николая Второго. Начать с того, что начало их царствований было ознаменовано схожими событиями. Во время бракосочетания Людовика с Антуанеттой в Париже тоже была своего рода Ходынка. Во время пышных празднеств, "благодаря небрежности администрации", где-то в районе кладбища Св.Магдалины было раздавлено свыше 1000 граждан.
      Находясь после революции под арестом, и король и царь занимались воспитанием сыновей, играли в карты (Людовик - в пикет, Николай - в безик), охотились на ворон.
      Похожи и жены их: Алиса Гессенская на Марию-Антуанетту. Обе они были активнее, хитрее, деятельнее своих мужей.
      * * *
      - Он закона совсем не слушается. Он только принципом своим берет!
      * * *
      "Лучше говорить правду, чем быть министром".
      Жорес{349}
      1941
      Одна из тайн творчества - видеть перед собой тот народ, для которого пишешь".
      В.Хлебников
      * * *
      Девочка лет 11-12 - другой, поменьше:
      - Микроб такой маленький, что если он упадет на пол, то его не видно.
      * * *
      У директора гимназии, где он учился, была странная фамилия: А.С.Дважды-Переехали.
      * * *
      Учительница в деревенской школе:
      - Теперь будем становить запятую.
      * * *
      Раз или два в месяц к нам в Шкиду приходил врач. Красивый. Высокий. Какой-то не по времени барственный, элегантный, пахнущий одеколоном.
      Это был брат Е.В.Тарле, историка. Его я тогда не читал (читал, кажется, из наших один Ионин), но имя его уже знал, оно уже гремело.
      * * *
      Из предсказаний попугая:
      "Радуйтесь! На предстоящем вечере Вы будете счастливы любовью. Полублондин-полубрюнет увлечется Вами и попадет под сень Ваших очей. Вы его не заметите, но образ симпатичного молодого человека станет преследовать Вас, и Вы снова встретитесь"...
      * * *
      Дядя Коля минувшим летом отдыхал в деревне. У хозяйки заболел теленок. Ветеринара в колхозе нет. Старуха приходит, просит:
      - Я - женщина старая, слабая. Помоги, милый. Поди, укуси его за мышки с боков.
      - То есть как укуси? За какие мышки? - испугался дядя Коля.
      - У него с боков у мосоликов желвачки такие - мышки. Ты, если брезгуешь, ветошку какую накинь и - куси.
      Деликатный дядя Коля поежился и пошел. Но теленка уже успела зарезать хозяйкина дочка.
      * * *
      Из классной работы по русской литературе учеников 8-го класса энской средней школы:
      "Пушкин сильно восхищается в Наталью".
      "Бедная Лиза рвала цветы и кормила свою мать".
      "Матери Державина приходилось много ходить стоя".
      * * *
      На Смоленском у Анны Ивановны Спехиной похоронены рядом дочь Надя и внучка Валя. На днях хоронили вторую внучку - Люсю. Кладбище было засыпано густым снегом. Чтобы яму не замело, могильщики прикрыли ее хвоей. Когда этот настил стали снимать, Анна Ивановна вдруг перестала плакать.
      - Надюшку не видать? - спрашивала она у окружающих. - А? Надю не видно?
      Как будто Надя живая должна была сидеть в яме.
      * * *
      Школьный фольклор.
      Черченье что? Пустое дело!
      Оно давно мне надоело!
      А в остальном, любезная мамаша,
      Все хорошо, все хорошо!..
      * * *
      До омерзения пьяный человек, мыча, качаясь и вытворяя какие-то безобразные обезьяньи телодвижения, идет через Кировский мост. Несколько мальчиков, лет по 11-12, возвращаясь из школы, идут следом.
      - Вот и мы такие будем, - говорит один.
      - Нет уж, - качает головой его товарищ. - Так пить я не буду.
      Первый молчит, думает, грустно усмехается.
      - Все, когда маленькие, так говорят.
      * * *
      Больница. Со мной в палате лежит после операции колхозник Хрусталев, тверской, пятидесяти трех лет. Ходит к нам рыженький мальчик Саша.
      Хрусталев, усмехаясь:
      - Как с противня убежал все равно.
      * * *
      Он же - про Сашу:
      - Штаны долгие, туфли долгие - как все равно у Сярли Сяплина!..
      * * *
      В приемном покое больницы. Опрашивают старика, только что привезенного "скорой помощью". Старик двадцать три года работал на железной дороге, сейчас в артели - "на гардеропе".
      - Как зрение? - спрашивает врач.
      - Чего?
      - Видите как? В глазах не двоится?
      - Иногда бывает, что человека в таком каком-то неприятном виде вижу.
      - Стул как? Хороший?
      - Даже слишком хороший.
      * * *
      Война*.
      ______________
      * Значительная часть записей автора о войне и блокаде вошла в публикации "Год в осажденном городе" и "Январь 1944" (см. том 3 этого собрания сочинений).
      Небо как и два года назад, но гораздо плотнее, гуще усеяно аэростатами воздушного заграждения. В разное время дня, в разную погоду смотрятся они по-разному. В сумерках - как серебряные картонные елочные рыбки. Перед закатом - как золотые рыбки в аквариуме. Особенно хороши - ранним утром, когда чуть-чуть розовеют с одного конца и когда на них нежно переливаются солнечные блики.
      На земле они - толстые, слоноподобные, даже мамонтоподобные. В воздухе напоминают заиндевевшие детские рукавички.
      * * *
      Аэростаты - в садах, парках, около церквей. Тут же - зенитная батарея, палатка, маленький лагерь. В Михайловском саду бойцы стирают, спят на садовых скамейках, играют на балалайках.
      * * *
      На Мальцевском рынке.
      - Какое безобразие! Только что была тревога и - опять!
      Того и гляди жалобную книгу потребует.
      * * *
      - Желтый дом с красным фонарем...
      * * *
      Дежурю на крыше. Со мной напарник - шестнадцатилетний паренек, сын или племянник С.М.Алянского.
      - Эх! - говорит он с досадой. - И что это в самом деле! Москву уже третий раз бомбят, а у нас...
      Глупо, конечно, хочется сказать ему: "дурень" или "глупыха" (нечто подобное я ему и сказал), но ведь надо и то помнить, что - шестнадцать лет!
      * * *
      А в народе уже опять ходят разговоры об Антихристе. Толкуют Апокалипсис{352}. Говорят о красном и черном петухе, высчитывают сроки. На сорок третий день, говорят, должно кончиться.
      Приблизительно то же говорил в конце июня лектор в Союзе писателей. Имею в виду не Люцифера и не петухов, а сроки окончания войны.
      * * *
      В сумерках у ворот - компания девушек из группы "домовой самозащиты". Ведут себя так, как и положено вести себя молодости при любых обстоятельствах и в любой обстановке.
      И вдруг откуда-то возникает пожилая, седеющая, стриженная в кружок особа. Повелительным, учительным, назойливым и скрипучим голосом она говорит:
      - Вот что я вам скажу, дорогие товарищи...
      При этом тяжелый, как будто свинцом налитой, палец ее ходит перед носами девушек.
      - Прошу запомнить. Время сейчас сурьезное. Дежурить так дежурить. Ни хахахалки, ни хихихалки, ни с мальчишками объемки, ни с мальчишками обнимки...
      - Какие могут быть обнимки?! - возмущаются девушки.
      Но голос активистки продолжает греметь и скрипеть. И палец ее покачивается в воздухе, как какая-нибудь праща или палица.
      * * *
      Старый пожарный Михаил Осипович - про Германию:
      - Там же, куда ни сунесся, - всё сталь. Там же даже старухи на лисапедах ездиют.
      * * *
      Человек едет на велосипеде, за спиной у него болтается голубой воздушный шарик. Странно и "не типично" для этих суровых дней. Но - жизнь продолжается. Мальчик или девочка сидят дома, ждут папу...
      * * *
      На рынке продают (за астрономически большие деньги) черный сахар. Это то, что осталось от сгоревших Бадаевских складов.
      * * *
      В аптеке. Приходит мужичок.
      - Лаку нет ли, гражданочка? - Виновато вздыхает. - Хочу буфет покрасить.
      - Брось врать-то. Нашел время буфет красить. Выпить хочешь!
      Еще более виновато:
      - Хочу. Да. Выпить.
      * * *
      Бабушка не была в Питере двадцать два года - с 1918, кажется. 21 июня приехала из Боровска навестить сыновей и внуков, а на другой день - война. И вот застряла.
      Была у нас в сентябре, когда уже сомкнулось кольцо блокады. Сидела чинная, слегка чопорная, не согнутая ни годами, ни событиями. Пила чай - так же чинно и церемонно, как пила его и в 1914, и в 1930 годах, хотя чай был уже почти пустой.
      В это время прибежал ко мне с курсов усовершенствования командного состава Костя Лихтенштейн - загорелый, как черт, в огромных пыльных сапогах, в выгорелой пилотке... И тут же при бабушке стал показывать, как учат их в училище ползать по-пластунски. Ползал, царапая сапогами паркет, по всей комнате - у самых ног бабушки, а она даже ноги не подвинула, смотрела, подняв брови, поджав слегка губы, и не усмехнулась даже, не показала ни малейшего удивления.
      * * *
      В аптеке. Дама просит отпустить ей гематоген. Это - экстракт крови, вероятно, из него можно сделать неплохой бульон.
      Аптекарша отпускает одну банку и говорит:
      - Идеальное средство для повышения аппетита.
      * * *
      Новые будничные слова в быту ленинградцев: зенитки, дальнобойные, убежище, фугасная, зажигательная, "накидал" (бомб или снарядов).
      И еще - отоварили, дуранда, буржуйка, фитюлька, рабочая, иждивенческая.
      * * *
      Старуха:
      - Сахарку-то нет. И похрустеть нечем.