Орлы капитана Людова (№1) - Голубое и черное

— Ну отдыхайте, джентльмены! — Сделал приглашающий широкий жест в направлении двух коек, вытянутых вдоль стен. Вестовой краснофлотец уже застилал их чистым бельем.

— Ту рест! — извлек наконец лейтенант Молотков из глубин памяти подходящее к случаю слово.

Капитан Элиот что-то пробормотал в ответ, присел к столу, по-прежнему сжимая под мышкой плоский пакет в клеенчатой обертке.

— Мэни фэнкс[2], — вежливо сказал второй американец. Тут только, видно, заметил, что из-под рукава комбинезона торчит пестрая пижамная ткань, со смущенной улыбкой поправил рукав, прижался спиной к теплой печке.

Негр поставил чемоданы у коек, молча стоял, ждал приказаний…

Через несколько минут Иван Бородин, заступивший на вахту, уже вызывал главную базу, передавал рапорт лейтенанта. Вслед за первой радиограммой послал в эфир вторую — донесение сержанта Кувардина. Окончил передачу, встал размяться, вышел в коридор, приоткрыл наружную дверь. В лицо рванулся поток мокрого ветра, влетели снежинки, острые, как осколки стекла.

Сильнее гремел внизу океан, невидимые волны разбивались о берег.

«Дает погодка, — подумал Бородин. — Все затянуло, наверное. Где-то теперь Люська? Думает ли обо мне? Похоже, думает: хорошее прислала на той неделе письмо. Только пишет, очень занята, много в госпитале работы… Когда увижу ее? Эх, выбраться бы отсюда, податься на фронт, стать разведчиком, как эти двое, пришедшие на шлюпке. Подам лейтенанту докладную, может, меня и отпустят теперь. На днях прислали на батарею пополнение, есть радист, служил строевым, на подаче снарядов, а теперь у меня — дублером… А разведчикам, слышно, нужны радисты. Поговорить с этими ребятами, может, замолвят за меня словечко?»

Вспомнил сосредоточенное лицо одного, могучую фигуру другого, его сдержанную улыбку, зоркий открытый взгляд.

Но эти мысли недолго занимали его.

— Бородин, воздух! — крикнул из рубки дублер.

Соседний пост наблюдения и связи сообщал: гитлеровцы снова летят на Мурманск… Ваня тотчас сменил у приемника дублера…

Немного позже его оторвали от вахты доносившиеся снаружи дикие вопли. Выскочил в коридор, распахнул наружную дверь.

Уже сгущались сумерки.

На пороге соседнего дома стоял капитан Элиот в красном шерстяном свитере, с лицом почти таким же красным, как свитер. Это он издавал хриплые вопли, будто звал и проклинал кого-то.

Хлопнула дверь позади Бородина, из кубрика выскочил негр, бросился к капитану. Он бежал пригнувшись, на цыпочках, чуть сгорбленный, мускулистый. И тотчас проклятия и вопли умолкли, сменились сердитым ворчанием. Негр что-то отвечал, как бы извиняясь негромко. Дверь захлопнулась, американцы прошли в уступленную им лейтенантом каюту.

Бородин вернулся в радиорубку. Хорошее дело! Это он, значит, матроса вызывал, честил почем зря. А негр так и бросился на зов. Такое обращение ему, видать, не впервой. Интересно! Обратись так у нас один человек к другому, каким бы начальством ни был, заработал бы в ответ по первое число!

Радист был взволнован и возмущен. Долго не мог успокоиться, сидя у приемника, внимательно вслушиваясь в эфир. И вот опять воздушная тревога, снова летят «юнкерсы» курсом на Мурманск.

Стрельба зениток с утесов почти над головой была, как хлопанье оглушительных гигантских бичей.

Потом зазвучал приемник. Пришел ответ из главной базы: «Обеспечьте спасенным возможные удобства, в связи с условиями погоды отправку из Китового задержите, к вам высланы хирург, медсестра, представитель штаба». И следом — радиограмма сержанту Кувардину: «Ждите меня в Китовом. Людов».

Глава пятая

ИСЧЕЗНУВШИЙ КОРАБЛЬ

Внизу взлетали и опускались морские волны в легкой дымке тумана. Потом вырос береговой базальт, Самолет пошел вверх, пробил сероватый пар облаков.

На потолке кабины зажглась зеленая лампочка: «Все готово к прыжку».

Людов, непомерно толстый и неуклюжий в своем костюме парашютиста, сунул очки в карман комбинезона, нагнулся, хлопнул по плечу Тер-Акопяна: «Прыгай». Разведчик скользнул вниз, исчез в грохочущем люке.

Следующим прыгал Людов.

Не терять ни мгновения! Самолет делает пятьдесят метров в секунду, чуть промедлишь — и очутишься вдали от товарищей, на местности, пересеченной ущельями, а может быть, и минными полями.

Сжался, рванулся вниз, вывалился из люка. Его охватила бездна, свищущая с боков. Дернул кольцо, парашютный купол раскрылся. «Нормально», — подумал Людов.

Он падал, плавно качаясь на парашютных стропах. Теперь задача — надеть в полете очки. Дотянулся до кармана — и сразу все стало отчетливо видно.

Сбоку, наверху, раскрылся еще один купол — это выбросился из летающей лодки Суслов.

Вдали, из-за бурого гребешка скал, сверкнул выстрел, за ним — второй. Успел взглянуть на часы, прежде чем донесся звук… Еще выстрел… Вспышка, далекий звук…

Командир разведчиков подобрал вовремя ноги, неплохо погасил парашютный купол, хотя все же несколько шагов протащило по густым зарослям черники. Тер-Акопян уже залег среди горбатых камней, с полуавтоматом на изготовку. Суслов приземлился, гасил парашют…

Выстрелы засекли? — спросил Людов.

Так точно.

Какое расстояние до противника?

До противника… — Тер-Акопян еще тяжело дышал после борьбы с парашютом. — Четыре секунды прошло между вспышкой и звуком, товарищ командир.

Следовательно? — смотрел на него Людов.

Значит… — Тер-Акопян замялся.

Скорее соображайте. Какое расстояние проходит в секунду звук?

Третью часть километра. Значит, километр с третью до них, товарищ политрук. Тысяча восемьсот шагов…

Правильно, — сказал Людов.

К ним подполз Суслов с полуавтоматом в руках, прижался рядом у камня.

— Ну что ж, — сказал Людов, вставая. — Задачу как будто отработали неплохо. Приземлились кучно, успели бы в бою занять оборону. И вспышки выстрелов успели засечь. Отдохнем, пока товарищи не подойдут…

Они сидели на округлых, гладких камнях, глубоко дыша, наслаждаясь минутами отдыха. День за днем, неделя за неделей то боевые походы, то вот такая, не менее напряженная учеба. Сейчас ответственное задание — отработать парашютные прыжки в тыл противника, конечно, в полном боевом снаряжении. Вот-вот подойдут товарищи, стрелявшие из-за скал, сделаем разбор прыжков…

С моря усиливался ветер, разгоняя туман, который еще недавно плотно окутывал скалы. Меркнул короткий день. Скоро зима, бесконечные полярные ночи. «Это хорошо, — думал Людов. — Ночь для разведчика — друг, начнем чаще ходить в тыл врагу…»

Из-за скал, со стороны дороги, раздался шум приближающегося авто. Затормозила на повороте большая легковая машина. Из машины выскочил молодой морякофицер.

Орлы, не подскажете, где разыскать политрука Людова?

Я Людов! — встал с камня командир разведчиков.

— Товарищ политрук, вас вызывает командующий флотом… — Офицер подошел, вынул из кармана листок, протянул Людову. — И вот, приказано срочно вам передать, радиограмма от ваших разведчиков, из поселка Китовый…

Командующий подошел к окну штаба флота, взглянул на рейд сквозь вновь вставленные стекла. При вчерашнем налете вражеских «юнкерсов» на базу ударил из своих пушек стоящий у причала эсминец «Гневный», воздушной волной повредило окна окрестных домов.

Правда, враги хорошо заплатили за нахальство — тяжелый бомбардировщик, полыхая чадным огнем, врезался в прибрежные скалы. «При условии таких результатов разрешаю хоть еще раз выбить стекла в штабе», — пошутил вице-адмирал, после налета посетив эсминец.

Он шутил, а усталые, красные от недосыпания глаза не смеялись. Тяжелы, очень тяжелы дни и ночи этой осени сорок первого года!

Началась битва под Москвой, наши войска оставили Одессу, противник остановлен на Карельском перешейке, но уже обстреливает дальнобойной артиллерией Ленинград.

И здесь, на Западной Лице, на подступах к полуострову Среднему, на побережье Мотовского залива, гитлеровцы, горные егеря Дитла, снова рвутся вперед. Боятся застрять в сопках и в тундре, хотят до наступления холодов обосноваться в Мурманске.

Только вчера командующий вернулся с передовой, видел, как стремится продвинуться враг, как самоотверженно бьются плечом к плечу, сдерживая его, наши армейцы и морские отряды. Да, сейчас совсем не до смеху…

Вы знаете, товарищ политрук, что на днях Гитлер вызвал Отто Дитриха — начальника своего отдела печати и приказал объявить на весь мир, что Красная Армия разгромлена, война в России кончается? — спросил вице-адмирал, глядя на рейд.

Да, товарищ адмирал! — откликнулся Людов. — Но ведь еще великий Гегель в своей «Энциклопедии философских наук» писал, что пропорционально пустоте идей возрастает самомнение и суетность человека.

Людов сидел чуть сгорбившись у стола, положив на ручки кресла длинные пальцы. Командующий искоса взглянул на него. Оригинальная фигура этот разведчик Людов! Политрук… Таким званием привык именовать молодых коммунистов, не так давно окончивших училища, только начинающих военную службу. А здесь с тоненькими нашивками на рукавах мешковатого кителя сидит перед ним пожилой человек, не по-военному рассеянно смотрит сквозь круглые стекла в широкой зеленоватой оправе.

С тех пор как погиб в сопках в неравной схватке с врагами командир отряда особого назначения капитан второго ранга Петрухин, командование разведчиками принял вот этот политработник, пришедший на флот в первые дни войны. Отнюдь не моряк. Доцент университета, философ… Но пока не найдена замена Петрухину из кадровых офицеров, ничего не скажешь, хорошо командует отрядом, сам не раз ходил в операции.

Правда, однажды, как докладывал сам с иронической легкой усмешкой, потерял во время перебежек очки — счастье, что имел запасную пару в кармане, Пожалуй, пора присвоить ему внеочередное строевое звание капитана…

— Так вот, — сказал, садясь за стол вице-адмирал. — Наши корабли выходили в океан встретить «Бьюти оф Чикаго», но, поскольку транспорт исчез, не подает радиосигналов, не могу больше задерживать для его поисков ни одного судна, ни одного самолета! И в то же время, возможно, что транспорт не пошел ко дну, сидит где-нибудь на камнях у норвежского побережья.

— Вы исходите из сообщений команды «Бьюти оф Чикаго», товарищ адмирал? — спросил Людов.

— Да, но показания очень противоречивы!. Вы знаете, из экипажа транспорта было подобрано только несколько человек, все шлюпки, расстрелянные фашистским самолетом, пошли ко дну вместе с людьми. Среди оставшихся в живых нет никого из командного состава. Никто из спасенных не был во время аварии на мостике или в штурманской рубке, никто даже приблизительно не мог указать места гибели «Бьюти оф Чикаго».

— Но поскольку теперь обнаружена еще одна шлюпка, в которой спасся капитан, эти координаты, конечно, будут сообщены нам? — сказал Людов.

У капитана — карта и судовой журнал, где должны быть отмечены координаты аварии. Жаль, что ваши разведчики задержались в Китовом.

Уверяю вас, что если бы была хоть малейшая возможность… — горячо начал Людов.

Да, я знаю, они не рискнули идти дальше в тумане, подвергать новой опасности жизнь спасенных. — Командующий встал. — Итак, отправляйтесь немедленно в Китовый. Поскольку английским вы владеете неплохо, серьезно разберитесь в этом вопросе, срочно добудьте координаты.

Вице-адмирал подошел к большому глобусу в углу кабинета.

Между очертаниями двух материков выпукло голубеет неподвижная гладь океанской воды. Слева — американский континент, Соединенные Штаты, справа — Союз Советских Социалистических Республик. Между континентами — тысячи миль Атлантического океана.

Океан прочерчен линиями долгот и широт. На глобусе он безбурный и гладкий, а в действительности грохочет бушующими вереницами волн, по нему ходят льды и туманы, в его глубинах таятся подводные лодки. Где-то здесь, восточнее мыса Нордкап, шел транспорт «Бьюти оф Чикаго», когда с ним прервалась радиосвязь…

Командующий задумчиво стоял около глобуса.

Что мы знаем о плавании «Бьюти оф Чикаго»? Груз транспорта — медикаменты и теплые вещи — подарок американского народа советским людям. Да-да, именно подарок. Тысячи наших заокеанских друзей собрали деньги по подписке, зафрахтовали принадлежащее частному предпринимателю судно.

По принципу «кэш энд кэрри»? — сказал Людов.

Да, «кэш энд кэрри», «покупай и вези». Лозунг, выдвинутый президентом, поскольку Соединенные Штаты до сих пор соблюдают нейтралитет, все еще не решаются вступить в открытую войну с гитлеризмом! Было бы прискорбно, если бы этот подарок американского народа погиб в океанских волнах.

Это было бы очень печально, — сказал Людов.

Но, как вы понимаете, в Соединенных Штатах у нас не только друзья, — продолжал вице-адмирал. — Еще есть там немало наших могущественных, смертельных врагов. И эти враги делают все от них зависящее, чтобы помешать победе демократии над фашизмом.

Вы имеете в виду, товарищ адмирал, что американцы не очень торопятся осуществлять обещанную нам помощь? — спросил Людов.

Не только это, — нахмурился адмирал. — Я имею в виду ряд очевидных диверсий. Восемь транспортов, направленных недавно к нам из Филадельфии и Бостона, или погибли в океане, или вернулись обратно в Соединенные Штаты, не доставив свой груз. Этот груз оказался плохо закрепленным. Купленные нами орудия и танки стали срываться с палуб, ящики в трюмах ломали обшивку кораблей.

Он взволнованно шагал по кабинету.

Нам сообщили подробности этих катастроф. Матросы транспортов старались закрепить груз, но одни из них были изувечены, других смыло за борт штормовыми волнами. В результате транспорт «Индепенденс Холл» разломился пополам в океане, транспорт «Дамбойн», с палуб которого смыло почти весь груз, был покинут командой и затонул. Как показали на следствии спасшиеся моряки, из скоб, при помощи которых крепится к палубе груз, были кем-то вынуты чеки, а иллюминаторы не задраены перед штормом. Словом, кто-то обрек транспорты на гибель еще до выхода их из американских портов.

Вы полагаете, товарищ адмирал, что нечто подобное могло произойти и с «Бьюти оф Чикаго»? — спросил Людов.

— Я не строю догадок и не провожу параллелей, — резко сказал адмирал. — Мне нужно знать фактическую сторону дела. Непонятно, почему капитан транспорта и его старший помощник оказались в отдельной шлюпке, а не вместе с остальным экипажем. И если «Бьюти» не затонула, нужно уточнить характер ее повреждений, принять срочные меры для спасения груза. Возьмите у капитана судовой журнал и карту.

— Будет исполнено, — сказал Людов. Вице-адмирал снова подошел к окну.

В сумерках, у входа на рейд светились два красных огня — сигналы штормового предупреждения.

Неважные прогнозы, — сказал командующий. — В заливе был туман, теперь ожидается штормовой ветер. С вами пойдут хирург и медсестра. Судя по радиограмме, там нужна медицинская помощь. Возьмете мой катер. Если невозможно будет добраться на нем…— командующий замолчал, размышляя.

Простите, товарищ адмирал, — сказал Людов. — Есть у наших разведчиков поговорка: «Два слова — моряк и невозможно — в одну фразу никогда не ложатся».

Его утомленное лицо вдруг осветилось улыбкой.

Вот потому, Валентин Георгиевич, я и даю два способа выполнения приказа! — тоже улыбнулся вицеадмирал. — Если не успеете до шторма проскочить на катере в Китовый, вас доставит туда подводная лодка «малютка», на тузике подойдете к пирсу… Выполняйте, товарищ политрук!

Есть, выполнять, — вытянулся Людов.

В окна госпиталя, сквозь густеющий мрак, сквозь карусель кружащегося крупного снега, были видны два багровых огня, один над другим.

— Ожидается шторм с норд-веста, — объяснил Люсе один из лежащих в ее палате моряков.

Из кабинета начальника госпиталя вышел хирург Дивавин.

— Дежурная! — окликнул Дивавин.

Люся обернулась к нему. Худенькая, чуть сонная, утомленная долгим дежурством.

— Вызывайте добровольцев. Получен приказ хирургу и медсестре выйти на дальний пост, оказать помощь раненым американцам. Ничего серьезного, в масштабе наших событий. У одного шишка на голове, у другого, по-видимому, перелом предплечья. Мог бы управиться и местный санитар.

Небритое, землисто-серое от усталости лицо военврача скривилось в подобие беспечной улыбки.

— Однако — международная любезность… Хирург, как вы сами понимаете, я. Наметьте девушку повыносливее, чтобы не боялась морской болезни.

Люсе вдруг стало холодно, будто в теплую дежурку ворвался штормовой ветер. Всегда на все трудные задания в первую очередь вызывалась сама! Но только вчера вернулась с переднего края, мерзла в сопках, вытащила из-под огня двух раненых, до сих пор ломит от усталости спину и плечи. Нет, нужно отдохнуть, выспаться, теперь очередь других девушек.

Хлопала плохо пригнанная форточка, будто ветер стучался кулаком снаружи. Пожалуй, вызвать Марусю Зуеву: всегда соглашается на трудные задания…

Зуеву вызвать, товарищ майор медицинской службы? — деловито спросила Люся. — Куда придется идти?

Неблизко. В поселок Китовый. Давайте срочно ее на пирс.

Теперь Люсе сделалось жарко. Поселок Китовый! Но там Ваня! Только вчера получила от него письмо. Жалуется, тоскует.

— Товарищ майор! Зуеву вызывать долго. Можно я пойду?

Сама не знала, как вымолвила эти слова, думая о штормовом ветре и качке. Услышала свой тонкий, просительный голос, словно чей-то чужой.

Сами вызываетесь? — Дивавин явно удивился. — Ну, знаете… Когда качнет вас в заливе…

Я не боюсь, — сказала Люся, чувствуя, как кровь отливает от сердца. Очень боялась качки, хотя ни разу еще не попадала в настоящий шторм.

В таком случае собирайтесь. Оденьтесь потеплее, — сказал озабоченно хирург.

Внизу, в конце чернеющего затоптанным, раскисшим снегом причала, качались очертания белого катера командующего. Краснофлотец в тулупе, в шапке, надвинутой на глаза, стоял у застекленной рубки, с трудом удерживая отпорным крюком качаемый прибоем кораблик.

Звучно чавкали волны, набегая на бревна причала. Сквозь рубочное стекло катера смутно маячило лицо в больших очках под сдвинутой почти к самому носу меховой шапкой.

Люся спрыгнула на скользкую покатую палубу.

За ней осторожно спустился хирург.

И сразу застрелял мотор, краснофлотец поднял отпорный крюк — пирс исчезал в темноте.

Человек в очках сидел молча, засунув руки в рукава шинели, сгорбив узкие плечи. Дивавин тяжело вздохнул, садясь на скамейку рядом с ним:

— В общем, предстоит нам уютная ночка! А вы вот что, медсестра, ваш диванчик свободен, ложитесь, вздремните, пока есть возможность. Можете рассматривать это как боевой приказ непосредственного начальства.

Люся покорно вытянулась на упругой скамейке, взлетающей вверх и тотчас мягко оседающей вниз.

— В своей интересной и очень популярно написанной книге «Эволюция физики», — услышала она чуть хрипловатый голос человека в очках, — Альберт Эйнштейн говорит, что самая фундаментальная проблема, не разрешенная в течение тысячи лет, — это проблема движения. Находясь на этом катере, мы можем убедиться…

Люся так и не дослушала, в чем удалось убедиться человеку в очках.

Катер качало все сильнее, от каждого рывка замирало под ложечкой, над головой слышались звучные шлепки водяных струй, пена стекала по выпуклому смотровому стеклу рубки.

Засыпая, думала совсем о другом: о том, как удивится и обрадуется Ваня когда, добравшись к утру до Китового, она вдруг появится перед ним. Если, конечно, удастся добраться до Китового сквозь эту сумасшедшую, душу выворачивающую пляску волн.

Глава шестая

ПОСЛЕДНИЙ СОН КАПИТАНА ЭЛИОТА

— К сожалению, нам придется прервать отдых капитана Элиота, — бодро сказал Людов, смахивая с лица мокрый снег.

Он чувствовал себя до конца вымотанным, после пятичасового перехода из главной базы в Китовый, когда катер то вздымался почти вертикально к низкому штормовому небу, то как бы нерешительно начинал проваливаться и вдруг резко падал набок, так что в смотровом стекле не было видно ничего, кроме иссинячерной воды, перевитой зыбкими канатами пены.

Два раза старшина катера предлагал вернуться в базу, и каждый раз возникало острое желание послушаться его, прекратить этот фантастический танец, попробовать другой способ добраться до Китового. Но оба раза Людов, взглянув на доктора, угрюмо забившегося в угол рубки, на беспокойно дремлющую на диванчике Люсю, делал резкий отрицательный жест, и старшина снова склонялся над рулем, всматриваясь в обезумевший фарватер.

И вот наконец выбрались на скалы Китового, чувствуя, что эти скалы как бы подражают катеру, будто уходят из-под ног.

Уже рассвело. Сопки, одетые тонким снеговым покровом, черные наверху, с пятнами пожелтевшей осенней зелени по склонам, величественно вздымались в тускловатом свете невидимого солнца. Тропка круто вела вверх, ноги скользили по тонкому слою уже начавшего таять снега.

На причале прибывших встретил командир батареи. Отвечая на вопрос Людова, прокричал сквозь свищущий в ушах ветер, что капитан Элиот находится в отведенной ему каюте. Уже с вечера не показывался оттуда.

Может быть, сперва чайку выпьете, товарищ майор медицинской службы, согреетесь немного? — наклонился лейтенант Молотков к Дивавину, угрюмо карабкавшемуся вверх.

Хорошо бы горячего чайку! — ответил вместо военврача Людов. — Однако сперва нужно побеседовать с капитаном. А товарищ майор за одно и руку ему посмотрит.

Он перехватил удивленный, укоризненный взгляд Молоткова, сообразил, что нарушил священную субординацию флота, ответив вместо старшего по званию.

Простите, товарищ майор, не возражаете против такого варианта?

Не возражаю, — буркнул Дивавин. Шагал, глубоко засунув руки в карманы шинели, вобрав голову в плечи, сзади мотался замызганный обвисший противогаз — обязательная принадлежность каждого военного в те дни.

Меня из-за кого сюда вызывали? — спросил хирург Молоткова.

У капитана сломана рука, у матроса ушиб головы. Им наш санитар оказал первую помощь.

И из-за этого тащили меня сюда, когда в госпитале работы полно! — Дивавин с отвращением взглянул на Молоткова, словно юный командир батареи был виноват во всем.

Медсестру немедленно отправьте переобуться и чаем напоите, чтобы не слегла от простуды…

Люся шла оступаясь, покачиваясь как во сне. Сперва спала на катере, но потом ее чуть не сбросило на палубу неожиданным рывком. Потеряла сон, с каждой милей чувствовала себя все хуже. Когда выбиралась на пирс, по ее давно заледеневшим ногам хлестнула высокая волна.

Товарищ майор медицинской службы, я с вами, я не промокла, честное слово, — пробовала было запротестовать Люся.

Есть, отправить сестру переобуться и напоить чаем! — отрапортовал Молотков. Рядом шагал принимавший швартовы краснофлотец. — Слышали, Сидоркин, приказ? Выполняйте!

Есть, выполнять! — Румяный, быстрый Сидоркин галантно подхватил Люсю под руку. — Сестрица, не положено спорить с начальством. Неужто еще этому не научились?

Повлек Люсю к дверям ближнего домика, откуда вырвалось круглое облако пара, повеяло аппетитным запахом приготовляемой пищи.

Лейтенант вел Людова и майора к соседнему дому через неровное снеговое плато, пересеченное серой дорожкой протоптанных в снегу следов.

Они вошли в коридор, остановились перед дверью комнаты, гостеприимно уступленной командиром батареи нежданным гостям.

— Вот здесь, — сказал лейтенант,

Осторожно постучал в дверь согнутым пальцем. Прислушался, повернул к приезжим недоумевающее лицо.

— Спит он до сих пор, что ли?

— Вы поместили здесь одного капитана? — спросил Людов.

Вдвоем я их здесь разместил: капитана и первою помощника. Только он другого американца еще ночью выгнал из каюты!

Выгнал? — удивился Дивавин.

Так точно. Была у нас тревога после двенадцати ноль-ноль. Опять Гитлер летел курсом на Мурманск. Мы ставили огневую завесу. А после тревоги подходит ко мне тот мистер, что-то силится сообщить.

Вы не владеете языком? — спросил Людов.

Признаюсь, после училища забросил это дело. Один из разведчиков, что их сюда доставил, чуть смекает по-английски. Ну, стащил я. этого разведчика с койки, он перевел: капитан заперся, дескать, изнутри на два поворота ключа, не впускает этого мистера. А тот очень своего капитана боится.

Боится? — переспросил Людов. Расстегнул верхний крючок шинели, снял шапку, не найдя, куда повесить, надел снова.

Ему все еще было нехорошо. Голова продолжала кружиться, и пол будто покачивался под ногами. Он сильнее постучал в дверь. Из комнаты не доносилось ни звука.

— Боятся его и помощник и матрос… — начал Молотков и тут же понизил голос: — Если бы вы видели, товарищи офицеры, какая грубая скотина этот капитан!

Приезжие слушали молча.

Да, грубая, бесцеремонная скотина, — вполголоса, но с жаром продолжал Молотков. — Как он третирует негра матроса, кричит на него! Вчера отпустил я им по сто граммов медицинского спирта, так он потребовал еще, словно у себя дома. И видите, не церемонится ни с кем.

А где сейчас помощник капитана? — спросил Людов.

Наверное, в кубрике, где же ему быть? Тихий, деликатный человек, стыдится своего командира.

Будьте любезны, пригласите его сюда, — сказал Людов.

Он в третий раз, еще громче, постучался в дверь. Не получив ответа, стал расхаживать взад и вперед, разминаясь, смешно поднимая ноги в широких флотских брюках, в непривычных для флотского взгляда калошах. Дивавин отошел, меланхолически присел на подоконник. Встал, поднял свой чемоданчик:

В таком случае взгляну пока на другого пациента.

Есть, взгляните на другого пациента, — рассеянно откликнулся Людов.

Он остался один. В коридоре горела лампочка. Людов повернул выключатель, нахлынула темнота. Стала видна неширокая щель под дверью. Значит, в комнате есть свет. Людов пригнулся к замочной скважине. Щелкнул выключателем снова.

Открылась наружная дверь, в коридор шагнул американский моряк.

Он был среднего роста, в подбитом коричневым мехом комбинезоне из шерстяной непромокаемой ткани. Чернели редкие волосы, зачесанные над высоким с пролысинами лбом.

Хау ду ю ду, сэр. Жалею, что пришлось вас побеспокоить, — сказал Людов. Говорил по-английски уверенно, бегло, без той старательной медлительности, с которой объясняются нетвердо знающие чужой язык.

Хау ду ю ду, — ответил американец. Шагнул вперед, твердым пожатием стиснул протянутую руку.

Джошуа Нортон, первый помощник капитана «Бьюти оф Чикаго». Простите, капитан Элиот ждал наших представителей…

Ваши представители извещены. Но они, кажется, предпочитают встретиться с капитаном в Мурманске, — сказал Людов. — Мистер Нортон, я прислан командующим Северным флотом, чтобы срочно поговорить с капитаном Элиотом.

Ай-ай, сэр, — откликнулся американец. (Людов знал: на американском и английском флотах это восклицание соответствует нашему «Есть».) — Чем могу быть вам полезным?

Капитан Элиот не отвечает на стук. Помогите нам его разбудить.

Да, он не отвечает на стук? — Нортон криво улыбнулся. — Это меня не удивляет.

Губы американца обиженно дрогнули, скосились глаза, но в голосе были снисходительные нотки.

— Капитан — человек со странностями. Вы слышали, он выгнал меня ночью из комнаты? Да, попросту выгнал, прежде чем запереться на ключ.

— Разбудите его, — отрывисто сказал Людов. — У меня к нему срочное дело.

Нортон стоял неподвижно. Людов слегка улыбнулся.

Обещаю вам принять на себя гнев капитана Элиота.

Ай-ай, сэр! — повторил американец. Подошел к двери вплотную, на Людова пахнуло запахом табака и сырой кожи.

Мистер кэптин! Мистер Элиот, сэр! — неожиданно громко закричал Нортон, загрохотав кулаком по двери. — К вам прибыли по срочному делу!

За дверью стояла полная тишина. Американец многозначительно потряс головой, обернул к Людову хмурое лицо.

— Да, это так, — горестно сказал Нортон. — Боюсь, капитан не в состоянии сейчас беседовать с вами.

Он пригнулся к замочной скважине, распрямился.

Когда капитан Элиот беседует с бутылкой, ему не нужны другие собеседники. А сейчас он сидит за столом и бутылка с ним рядом. — Он доверительно подмигнул карим, насмешливым глазом. — Дело в том, что у него был в чемодане ром, так сказать, неприкосновенный запас. Я вижу этот ром на столе.

Но вы не увидели другого, — негромко сказал Людов. — Рядом с вашим капитаном лежит револьвер, а на его виске кровь.

Револьвер? Кровь? — как эхо повторил Нортон. Его лицо приняло испуганное выражение.

Людов обернулся к Молоткову.

Товарищ лейтенант, есть запасной ключ от этой двери?

Никак нет. — Лейтенант был очень взволнован. — Запор старый, ключ потерян уже давно. А замки здесь хорошие, не стандартные. Были случаи, пробовали мы открывать эту дверь другими ключами…

— Все же попытайтесь еще раз, — сказал Людов. Молотков вынул из кармана связку, торопливо вставлял в скважину один ключ за другим. Замок не отпирался.

Дернуло же меня оставить ему ключ! — с досадой сказал лейтенант, пряча связку в карман. — Что же делать, товарищ политрук? Постучать снова?

Боюсь, что стучаться бесполезно, — сказал Людов. — Придется выломать дверь,

Выломать дверь?

Молотков нагнулся к замочной скважине сам.

Не теряйте времени, лейтенант! — сказал Людов. Сказал повелительно-четко, голосом, которым отдавал приказы в бою.

Помогите нам, мистер Нортон! — Так же повелительно сказал командир разведчиков по-английски.

Молотков и Нортон навалились на дверь.

Замок не поддавался.

Они толкнули изо всех сил. Раздался металлический треск, хруст ломаемого дерева. Дверь в комнату распахнулась.

Из комнаты веяло табачным застоявшимся дымом и сладковатым запахом спирта.

Капитан «Бьюти оф Чикаго» сидел вполоборота к двери, навалившись грудью на стол. Темнела бутылка с лаковой этикеткой, стоял стакан с остатками рома. Еще две бутылки виднелись на полу, около стула.