Итальянское каприччио, или Странности любви

Особенно тяжело было в школе. Как ни старалась она, из ее уроков необъяснимым образом постепенно исчезли привычные блеск и яркость. Она стала рассеянной, не всегда до конца вникала в ответы учеников. Конечно, ребята это почувствовали, и сразу же что-то неуловимо разладилось в их доверительных отношениях. Видимо, эгоизм молодости или их детская неопытность помешали им разглядеть в любимом педагоге еще и растерявшуюся непрактичную женщину, которая оказалась в беде и так нуждалась именно сейчас в их поддержке.

Вскоре для нее стали недоступны и теннисные корты — за них приходилось вносить почасовую плату, которая росла с каждым днем. Аня лишилась еще одного любимого занятия.

Еще через месяц руководство банка вновь обратилось к вкладчикам с просьбой дать им четыре месяца для восстановления нормальной финансовой деятельности.

Это был конец всем надеждам…

Теперь уже Деля звонила ей и успокаивала. И родители пытались поддержать ее — просили чаще приходить, улыбаясь, говорили, что все образуется, но Аня видела, как тяжело начала складываться их жизнь. У отца опять запрыгало давление. Мать похудела, изнуряя себя на двух работах.

Такая жизнь довела Аню до нервного срыва, до бессонницы, до исступления. Она давно уже махнула рукой на свои пропавшие деньги и на мечту поехать в Италию — лишь бы вернуть стариковские…

Аня пошла в суд. Записалась на прием. Ее очередь к судье для подачи искового заявления могла подойти в лучшем случае через полгода. Она уточнила, когда ей приходить на перекличку, и побрела в школу пешком, чтобы хоть как-нибудь успокоиться.

Вечером позвонила Наташа:

— Анька, куда ты подевалась? Не звонишь, не заходишь. Спрашивала Дельку — она что-то бормочет нечленораздельное. Звоню тебе — не застаю. Что ты молчишь? Давай собирайся и приезжай к нам — посидим, потрепемся.

— Да нет, Наташка, я устала. Как-нибудь в другой раз. Спасибо.

— Что с тобой? У тебя голос какой-то странный.

— Может быть, перенапрягла связки — пришлось заменять заболевшего педагога в девятом классе.

— Анька, не ври! Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы верить твоей брехне. Говори, в чем дело, — настаивала Наташа.

— Уверяю тебя… — начала Аня, но телефон разъединился, и она обрадовалась, что получила небольшую передышку. «Сейчас перезвонит», — подумала она. Но телефон молчал, и Аня не стала сама перезванивать.

Не прошло и двадцати минут, позвонили в дверь. Аня открыла. На пороге стояла Наташа, взволнованная, взъерошенная.

Она бросилась к Ане:

— Как тебе не стыдно! Я понимаю, что у тебя проблемы, но не могу понять, почему нельзя поделиться со мной — разве я тебе не друг?

Они прошли в комнату, и Аня рассказала ей все. Скрывать не имело никакого смысла.

— Анька, дуреха ты моя родная, — кинулась ее обнимать Наташа, — что же ты столько времени молчала?

— Я и сейчас не убеждена, что следовало тебе рассказать. В этом есть что-то унизительное, чувствуешь себя последней дурой, которую на мякине провели.

— Я сегодня же поговорю с Димычем.

— Нет, ради бога, нет! — перебила ее Аня.

— Но почему? Он к тебе прекрасно относится и постарается помочь.

— Дело не в его отношении ко мне. Тут речь идет о несостоятельности банка. У них арестованы счета, а на счетах всего-навсего несколько десятков миллионов, в то время как они должны своим вкладчикам миллиарды! Да еще ведь брали долларами, а их на счету-то и нет. Зачем зря беспокоить Дим Димыча, если дело безнадежное?

— Ань, вот увидишь, Димыч что-нибудь придумает, он тебе поможет.

— Как?

— Я не знаю, но Димыч может очень многое — у него страшно влиятельная фирма, с ним считаются люди на таком высоком уровне, о котором мы с тобой и думать не можем. И если в твоем банке есть хоть какие-то миллионы — они будут твоими! Нельзя позволять жуликам обворовывать себя.

Аня расхохоталась. Наташкина вера во всемогущество мужа и ее полное незнание реалий жизни забавно сочетались с искренним желанием помочь подруге. Впрочем, почему надо подвергать сомнению всемогущество Дим Димыча? Разве не с его подачи нашлись фирма, которая в считанные дни уладила дело с разменом квартиры?.. Нет, только не повторять все сначала — Аня слишком хорошо помнила тот визит под видом новоселья…

— Нет-нет! — категорически возразила она. — Я прошу тебя, я просто запрещаю тебе рассказывать кому бы то ни было мою историю. Я уже записалась в очередь к судье…

— И будешь ждать, пока рак на горе свистнет?

— Наташка, я прошу тебя, не нужно никому ничего говорить. В конце концов как все — так и я.

— Но там ведь не только твои деньги, ты сама сказала.

— Это мои проблемы. Обещай, что все останется между нами, — настаивала Аня.

— Ну ладно, ладно, если тебе так хочется.

— Обещаешь?

— Обещаю, отвяжись.

И они пошли на кухню пить чай.

Назавтра тетя Поля почувствовала себя очень плохо. Аня вызвала «скорую» и опоздала в школу. Еще через день позвонила мать и сказала, что у отца гипертонический криз, хорошо бы, чтобы Аня пожила у них.

Несколько дней она разрывалась между родительским домом и своим, бегала туда ухаживать за тетей Полей.

Звонок Наташи застал ее в новой квартире.

— Слушай, где тебя носит? Никак не могу поймать. Фигаро здесь — Фигаро там.

Аня рассказала, что ухаживает за больными и поэтому мечется из одного конца Москвы в другой.

— Послушай, я поговорила с Димычем, и он…

— Зачем, Наташка? Я же просила тебя не говорить! Ты обещала.

— Ну обещала, что из того? Я молчала-молчала и не выдержала — меня просто распирало.

— Значит, тебе ничего доверить нельзя? Язык на шарнирах, — огорчилась Аня. Меньше всего ей хотелось, чтобы в дело вмешался Дим Димыч.

— Анька, что за глупости! У тебя неприятности, почему же я не могу помочь, если это в моих силах? Словом, Дим Димыч подумал и сказал, что у него есть такой человек, который может решить твой вопрос. Приезжай, если можешь, прямо сейчас, Димыч как раз дома. Он при тебе ему позвонит, и вы обо всем договоритесь.

— Человек? Какой человек? — в растерянности спросила Аня.

— Ну, один его знакомый, у которого оказались хорошие связи с твоим банком, как раз то, что нужно.

У Ани заколотилось сердце. Неужели она спасена?

— А не поздно? — спросила она.

— Я же говорю — приезжай!! Возьми все свои бумаги и приезжай!

Дим Димыч был любезен, деловит и краток. Он позвонил, сказал несколько слов, передал трубку Ане.

Низкий мужской голос продиктовал ей адрес, объяснил, как доехать.

— Когда можно приехать? — спросила Аня.

— Договор при вас?

— Да, — ответила Аня.

— Можете сейчас, если вам удобно.

— Да, конечно… спасибо. Я приеду.

Аня положила трубку, обернулась. Дим Димыч с улыбкой смотрел на нее. Наташа сияла, радуясь, что Аня сможет вернуть свои деньги.

— Он все сделает, можешь не сомневаться, — повторил Дим Димыч. — Меня удивляет, зачем нужно было тянуть столько времени, мучиться, ждать, когда все можно просто решить.

— Я не хотела беспокоить, — невнятно произнесла Аня, не глядя на него.

— Боялась, что потребую благодарности за услугу? — нагло спросил он и уставился на Аню.

Наташа приняла его слова за остроту, засмеялась, обняла мужа и сказала:

— Аня сводит тебя в ресторан и отстегнет процент от спасенной суммы, идет? — И расхохоталась от всей души.

Дом и квартиру она нашла легко. Несколько секунд постояла перед металлической дверью, успокаиваясь. Позвонила.

Открыл хозяин, высокий плотный блондин в кимоно. Что-то смутно знакомое мелькнуло в его лице — холодный взгляд серых глаз.

— Прошу простить меня за такой вид, — произнес он, пропуская ее в комнату. — Вечер — единственное время, когда я могу позволить себе немного размяться…

В комнате слегка пахло потом, как пахнет обычно во всех спортивных залах.

Широко распахнутая дверь вела в застекленную лоджию.

Там стоял спортивный тренажер, на полу лежали гантели и гири. Хозяин квартиры прошел вперед, приглашая Аню присесть. Она бросила взгляд на его бычью шею и вдруг вспомнила: это был тот самый Петр, который привозил лекарство для Платона, а после отвез ее в больницу, только сегодня он был поразговорчивее.

— Позвольте ваши договора, — попросил он.

— У меня один! — Аня протянула документ.

— Тем лучше. — Он внимательно прочитал договор, сложил, положил в ящик секретера. — Посмотрим, что можно сделать. Я позвоню вам.

— Да, да… пожалуйста… запишите мой телефон.

— У меня есть, — сказал он и проводил ее к выходу, еще раз повторив: — Я позвоню.

— Спасибо, — поблагодарила Аня.

— Рано еще благодарить. — Чуть заметная ухмылка тенью мелькнула на его бесстрастном туповатом лице.

Прошло четыре томительных дня.

Собственно говоря, Аня и не рассчитывала, что все образуется вдруг, легко и просто, но каждый день, каждый вечер превращались в бесконечное ожидание телефонного звонка. Она пыталась не думать о деньгах, уговаривала себя: «Чудес не бывает» и тут же шептала: «Господи, неужели получится?»

Когда в десятом часу вечера зазвонил телефон, Аня уже знала, что это Петр — так все в ней напряглось, обострилось, и сама она была как натянутая струна.

— Вы можете приехать сейчас? — спросил он.

— Конечно. Что, все удалось? — тихо спросила Аня, как будто боялась спугнуть словами видение.

— Раз я звоню… Жду, — еще раз повторил Петр и повесил трубку.

— Господи, неужели? — который раз за день обратилась она к Богу. — Господи…

Аня засуетилась, не зная, что надеть. Достала из шкафа платье, натянула на себя, подошла к зеркалу, лишь слегка подкрасила губы и выскочила из дома.

Петр, как и в прошлый раз, был в кимоно, и опять чуть ощущался запах пота. Но сегодня он не стал извиняться, а прямо провел ее в большую комнату, не предлагая садиться, подошел к секретеру, достал из того же ящичка пачку долларовых купюр, ловко пересчитал, протянул Ане.

— В долларах? — изумилась она.

— А вы хотели бы в деревянных? — усмехнулся Петр.

— Нет, конечно же нет. Просто они там говорили, что на счету только рубли, — растерялась Аня.

— Берите и никогда больше не вкладывайте в сомнительные банки.

Аня положила деньги в сумочку.

— Огромное вам спасибо. — Она хотела еще что-то сказать о том, как он ее выручил, как ей необходимо было вернуть чужие деньги, как она готова всегда прийти на помощь, если ему понадобится.

Петр не дал ей договорить и холодно заметил:

— Так не благодарят.

— Простите, я не сообразила сразу, — спохватилась Аня, — не знаю… скажите сами, сколько я вам должна.

— Мне не нужны деньги. — Он смотрел на нее своими холодными глазами.

— Как же мне вас отблагодарить? — спросила она и подумала про себя: «Неужели и он будет предлагать выпить на брудершафт?»

…Он навалился на нее резко, стремительно, с невероятной силой прижав к дивану так, что невозможно было вздохнуть, заломил ей руки за голову и, как только она сделала попытку вырваться, сдавил запястья до жуткой, невыносимой боли. Другой рукой он рвал на ней платье. Она попыталась скрестить ноги, но он давил ее всей своей чугунной тяжестью, душил, со звериной силой раздвигал ей ноги…

Она не помнила, как и сколько времени сопротивлялась, помнила только, что вдруг обмякла, словно превратилась в кусок бесчувственного мяса, а он, сломив ее волю, творил с ней что хотел, пока не началось самое отвратительное, самое ужасное и постыдное, что невозможно было ни забыть, ни простить себе: в какой-то момент ее вдруг пронзило острое желание, она потеряла чувство реальности, контроль над собой — ничего не существовало, кроме нахлынувшего всепоглощающего желания…

А потом пришел бесконечно долгий, опустошающий оргазм…

Он скатился с нее.

Она лежала без сил, переполненная ненавистью, и вместе с тем ощущала во всем изломанном теле какую-то удовлетворенную успокоенность, блаженную истому и потому презирала себя, чувствуя брезгливость к себе, к собственному телу. Ей казалось, что не этот бугай, а она сама растоптала себя, унизила, опустошила — иначе как можно объяснить появление в ней низменного инстинкта в такой чудовищной ситуации?

Аня села, спустила ноги с дивана, попыталась встать. Тело ныло, руки почему-то были в ссадинах. Потом она обнаружила, что платье и белье на ней разодраны. Как она вернется домой? Она застыла, не соображая, что делать.

Петра уже не было в комнате. Он появился через пару минут почти одетый, застегиваясь на ходу.

— Вызовите мне такси, — попросила она и сама не узнала своего голоса.

— Зачем? — спросил Петр.

— Я поеду домой…

— Богатенькая стала и сразу — такси, — усмехнулся он.

— Вызовите такси, — с той же странной интонацией повторила она.

— Не могу. Велено отвезти самому.

— Велено? Кем велено? — не поняла Аня.

— Дим Димыч велел доставить тебя домой. Сейчас выведу машину из гаража, и поедем.

— Дим Димыч?! — задохнулась Аня.

— Он. Я работаю только на него.

Страшная догадка пронзила ее. Она закричала что-то невнятное, подскочила к Петру, залепила ему пощечину и стала колотить его крепко сжатыми кулаками. Он схватил ее за плечи. Она почувствовала, как вздулись его каменные мышцы.

— Угомонись. Ты возбуждаешь меня, и мне придется повторить — ты очень вкусная баба…

Аня забилась в истерике, завизжала.

— Тише ты, тише, соседи у меня, и время позднее.

Он силой потащил ее за собой, сунув ей в руки сумочку, вывел из квартиры, запер дверь и быстро впихнул ее в лифт, войдя вслед за ней.

Гараж стоял метрах в ста от дома. Петр взял Аню крепко под руку и повел к гаражу. Пока он отпирал гараж и выводил машину, она стояла, прислонившись к стене и озираясь по сторонам. Ее трясло от беззвучных рыданий.

Когда они отъехали от дома, Петр наставительно и почти доброжелательно сказал:

— Что же ты Дим Димычу не дала, он ведь тебя давно хотел. Зря только раздразнила шефа. С ним бы все было тип-топ. Он тебя чуть что — выручает, ну и ты приласкай его, от тебя не убудет.

Аня подумала, что нужно бы вытащить деньги из сумочки и швырнуть в его толстый мясистый затылок. Но она знала, что ни за что не решится на такой поступок, и это было, пожалуй, страшней всего пережитого…

Аня встала, прошла в хвост самолета и вошла в туалетную комнату, чтобы умыться, словно таким образом она смогла отделаться от навязчивых воспоминаний.

Она вернулась на свое место, достала косметичку из сумки, чуть подмазалась после умывания и твердо решила не возвращаться в прошлое.

На табло зажглась надпись: «Пристегните ремни», и голос стюардессы известил пассажиров, что самолет через двадцать минут совершит посадку в аэропорту Милана.

В огромном, как ангар, зале получения багажа миланского аэропорта недавние пассажиры столпились у лент транспортеров. Аня, забросив на плечо спортивную сумку, оглядела указатели и пошла вправо, в дальний конец зала, где карабинер и таможенник проверяли содержимое «дипломата» высокого блондина, похожего на шведа. Аня расстегнула молнию на сумке, приготовив ее к проверке, но карабинер улыбнулся, махнул рукой, показывая, что она может проходить, и что-то сказал.

— Анька! — услышала она голос Лены и сразу же увидела ее — Лена протискивалась к барьеру и размахивала обеими руками, стараясь привлечь к себе внимание.

Аня не успела поблагодарить карабинера и ринулась навстречу подруге. Они крепко обнялись. Франко подошел, взял из рук Ани сумку и с улыбкой наблюдал за ними. Ни Аня, ни Лена не заметили этого, и позже Франко не раз вспоминал эпизод их встречи и со смехом рассказывал друзьям. А они все стояли на самом проходе, тесно прижавшись друг к другу, загораживая путь, пока прямо на них не выкатилась огромная дорожная сумка на колесах, управляемая маленькой крашеной блондинкой, которая — не по комплекции — басом рявкнула:

— Нашли где обниматься!

Подруги, как по команде, громко расхохотались.

— Всегда приятно встретить соотечественника, — сказала Лена.

Взглянув друг на друга повнимательнее, обе остались довольны.

— Ты помолодела!

— Ты похорошела! — выговорили они одновременно и снова расхохотались.

— Я все время ждала, что ты мне скажешь в первую минуту.

— Угадала?

— Нет. Я думала, ты скажешь «здравствуй!».

И снова обе прыснули, как маленькие девочки, способные смеяться по самому пустяковому поводу.

— Ну здравствуй, — выговорила наконец сквозь смех Лена. Аня оглянулась. Франко стоял с ее сумкой в руке и улыбался, глядя на встречу подруг. Она подошла к нему, обняла, расцеловала, сказала, обернувшись к Лене:

— Мне кажется, что я его сто лет знаю.

— Что? — спросил Франко.

— Ченто анни, — ответила Аня.

— О! — обрадовался Франко.

— Учила итальянский? — спросила Лена.

— Да нет, к сожалению, всухомятку ничего не получилось. Просто помню из Ахматовой «Анно Домини», ну а сто по-итальянски — ченто, на цент похоже. Очень просто.

— Умница. Ты быстро здесь заговоришь. А пока вполне можешь обойтись своим английским. Кстати, как у тебя с ним?

— Сейчас вполне пристойно, месяца четыре занималась сама… Ой, Ленка, чуть не забыла! Мама умоляла позвонить им сразу из аэропорта, не дожидаясь приезда в Турин. Они в таком нервном напряге…

— Конечно. Пошли сюда. — Она что-то быстро сказала мужу и повела Аню к телефонам-автоматам.

У первого же телефона Лена выгребла из сумки горсть монет. Аня набрала номер. Соединилось мгновенно. Подошла мать. Слышимость была великолепная.

— Мама! Все замечательно! Я в Милане.

Потом Лена взяла трубку и сказала несколько слов. И они пошли к автостоянке, пробиваясь сквозь пеструю и многоязыкую толпу.

Франко сидел уже в машине. Он вышел, открыл им заднюю дверцу, с улыбкой спросил у Лены о чем-то, та ответила довольно пространно, и они с Аней уселись на заднее сиденье.

— Франко спросил, хотим ли мы сесть вместе, чтобы удобнее было разговаривать.

— Но ты слишком долго ему отвечала, — улыбнулась Аня. — У тебя какие-то сомнения?

— Дуреха! — Лена потянулась к Ане и поцеловала в щеку. — Я напомнила ему нашу договоренность о том, чтобы первое время говорить только по-английски.

— И мы с тобой тоже? — испугалась Аня.

— Мы с тобой — это мы с тобой. Можем и просто глазами переговариваться.

— Нет, глазами все, что мне нужно тебе рассказать, не получится.

— А что?

— Подожди, не гони лошадей.

Франко тем временем, проявив чудеса водительского искусства, втиснулся в поток выезжающих со стоянки автомобилей и вскоре вырулил на шоссе.

Бесшумный мотор, скорость, удобные сиденья расслабляли, успокаивали, уносили в новый мир, где нет места прошлому. Аня протянула руку Лене, и они так и ехали некоторое время, держась за руки, как в детстве.

Аня смотрела в окно и ждала, когда они въедут в Милан.

Но машина мчалась по скоростному шоссе, и ничто не предвещало близости города.

— Ленка, а скоро Милан? — спросила она.

— Мы едем прямо в Турин, а Милан остается в стороне. Сейчас мимоходом не имеет смысла смотреть Милан, мы поедем туда специально, на целый день. А сегодня — только отдых.

— Как? А знакомство?

— Сегодня никаких знакомств.

— А я собираюсь сегодня же познакомиться с одним синьором по имени Роберто.

Франко первый отреагировал — обернулся с улыбкой и сказал по-русски:

— Очень хорошо.

— Я посрамлена, — шутливо призналась Лена. Аня притихла, глядя в окно на проносящийся мимо пейзаж.

Лена села вполоборота, чтобы лучше рассмотреть подругу. На первый взгляд Аня не изменилась. Немножко пополнела, вернее избавилась от чрезмерной спортивной сухости, и это ей шло. Но Лена сразу же — еще в аэропорту — отметила в ней напряженность, внутреннее беспокойство. Тогда она приписала их влиянию непривычной обстановки, волнению от встречи, усталости после перелета. Однако и здесь, в машине, где все свои и так успокоительно журчит негромкая мелодия из плейера, было заметно, что Анька никак не расслабится. И вот еще: появилась жесткая складка у губ, которой раньше не было.

— Ты чего меня рассматриваешь? Изменилась? Постарела?

— Радуюсь, что вижу тебя, — ушла от ответа Лена. Лена чувствовала по письмам, а теперь по состоянию подруги, что Аня чего-то недоговаривала. И с деньгами непонятно: в письмах писала, что все на грани краха, полная катастрофа, а потом как-то вдруг обошлось…

«Расспрашивать не стану, сама расскажет, если захочет», — подумала Лена.

Они проехали несколько небольших городков, звучные названия которых дышали древностью и напоминали лекции по истории итальянского Возрождения.

— Ленка, что за прямоугольные участки, залитые водой? — спросила Аня, глядя в окно.

— Рисовые поля.

— Рис в Италии? — удивилась Аня.

— По-твоему, в Италии должны расти только апельсины?

— Да нет, у меня просто со школьной скамьи остались фундаментальные знания: рис растет в Китае, и все китайцы едят рис.

Лена рассмеялась.

— А итальянцы едят только спагетти? Так, что ли?

— Да, пожалуй, — призналась Аня.

— В Италии рис очень распространен, причем разных сортов. Они обожают его и едят со всякими приправами и соусами из овощей, мяса, грибов.

— Да, — откликнулся Франко, — ризотто, очень хорошо!

— Вот завтра я приготовлю, попробуешь. У нас по плану завтра вечером гости.

— Бог мой, Ленка, зачем так сразу?

— Завтра воскресенье, а с понедельника, сама понимаешь, начинается рабочая неделя. Но ты не беспокойся — ничего грандиозного, так, человек сорок, не больше…

— Ленка, ты с ума сошла! Лена рассмеялась:

— Я ждала именно такой реакции. Ну не сорок, не сорок, успокойся, придет примерно двадцать пять — тридцать.

— А когда же нам потрепаться?

— Сегодня.

— И еще два месяца, — весело заметил Франко.

— Умница ты моя, — ласково произнесла Лена и погладила Франко по плечу.

— Лен, он все понимает, может, мне лучше по-русски с ним говорить? — спросила Аня.

— Конечно, понимает — я ведь с Роберто разговариваю только по-русски. Но тебе лучше, как я сказала, иначе не развяжешь язык. Потом, когда наслушаешься итальянской речи, перейдешь на итальянский. Они, кстати, не очень любят английский.

— Лен, я заметила, ты уже несколько раз сказала «они».

— Ну и что?

— Ничего, я просто отметила.

— Странно было бы за каких-нибудь два года… — начала Лена.

— Что ты хочешь сказать? — не поняла Аня.

— Видишь ли… несмотря на все, итальянцы пока остаются для меня «они». Не знаю, как тебе объяснить…

Аня подумала, что здесь речь идет о чем-то достаточно сложном, глубоко засевшем в подсознании, и не стоит сейчас фиксировать на этом внимание.

Они проскочили надпись «TORINO» и теперь мчались по улицам города, совсем непривлекательным, похожим на те, что уже встречались на пути.

— Это и есть Турин? — разочарованно спросила Аня.

— Мы въезжаем с северо-востока, тут новые пригороды. Центр и исторические кварталы южнее. А нам сейчас по набережной и на холмы на высоком берегу По — помнишь такую реку из уроков географии?

— Ленка, ты из меня совсем дурочку не делай. — Аня прилипла к окошку, за которым мелькнула река в густой зелени деревьев.

— Машин немного, — заметила Аня.

— Суббота. Франко, чуть помедленнее, хорошо? Вот собор Гран Мадре ди Дно, посвященный Божьей Матери. Здесь похоронены павшие в Первую мировую войну. Франко, сделай, пожалуйста, круг у собора. Вот смотри, там на углу гостиничка, милая чистенькая трехзвездная гостиничка. Видишь? В ней я остановилась в самый первый приезд в Турин, и сюда меня провожал Франко…

Они выехали на набережную, проехали немного вдоль реки и свернули на улицу, ведущую в гору. Довольно скоро Франко остановился у ограды. Ворота бесшумно растворились, как в кино, они въехали во двор трехэтажного дома, за которым отлого поднимался вверх по склону просторный зеленый участок с двумя фонтанами-брызгалками.

После раскаленного воздуха на шоссе, врывавшегося в машину, здесь все дышало прохладой, зеленью, чистотой.

— Дом на холмах — наше спасение. Там, внизу, летом невозможно, — объясняла Лена, вылезая из машины. — В доме шесть квартир, соседи — милейшие люди.

Франко остался с машиной, а женщины поднялись на третий этаж. Лена открыла дверь в квартиру, и Аня увидела чудо!

Чудо стояло посреди просторного холла, держась за палец курчавой сероглазой девушки, и совершенно не походило на те фотографии, что присылала в письмах Лена.

— Роберто, поздоровайся с тетей Аней, — обратилась к нему Лена по-русски.

Чудо улыбнулось, закивало головой и что-то вякнуло, похожее на «Ня-ня».

— Ленка, он вылитый ты! — воскликнула Аня.

— Как будто ты меня помнишь в его возрасте. Аня присела на корточки.

Роберто отпустил палец девушки и доверчиво пошел к ней. «Боже мой, неужели вот это волшебное существо — Ленкин сын, кусочек ее, настоящий, не на фото? — думала она, глядя, как топает Роберто толстыми крепкими ножками по мраморному полу. — Разве может быть что-нибудь выше счастья смотреть на него каждое утро и целовать на ночь каждый вечер?»

Она поцеловала упругую, нежную щечку, выпрямилась, взглянула на Лену вдруг заблестевшими глазами и сказала:

— Веди меня в ванную, приму с дороги душ, переоденусь, и отпусти свою няньку на все время моего пребывания здесь

Когда Аня наигралась с Роберто, нацеловалась, натискалась, поражаясь, как открыто и бестрепетно он пошел к ней и принял ее, Лена провела ее по квартире.

Но мысли Ани были все еще заняты Ленкиным сыном, его запахом, ощущением его литого тельца, его нежностью и доверчивостью, и поэтому она не сразу поняла, что ей отведена отдельная комната.

Всего комнат в квартире было четыре плюс огромная кухня-столовая, называемая кучина, почти как по-русски, и еще одна комнатушка для спортивных тренажеров.

— Сгоняю вес, — с гордостью заявила Лена, — иначе зарасту жиром. Впрочем, тебя подобная проблема не волнует.

Потом они вернулись в Анину комнату. Лена открыла шкаф. Там висели два платья, костюм из тонкого хлопка и шелковые брюки.

— Подарки от меня и Франко тебе. Я выбирала на свой вкус, но, думаю, подойдет.

Аня прослезилась.

— Ну вот еще, — заворчала Лена.

— Псих ненормальный, — только и смогла проговорить Аня и поцеловала подругу.

— Я понимаю, что теперь все можно купить и в Москве, — говорила Лена, показывая платье и костюм, — но к вам, уверена, везут с распродажи, а мы покупали в хороших магазинах. Босоножки и вечерние туфли в коробках, примерь, пожалуйста, а то с обувью всегда трудно заочно решать.

Аня примерила, прошлась по комнате.

— Легко, как в домашних тапочках.

— Это здесь умеют. У них потрясающие мастера по обуви и изумительные колодки. Только нужно точно подбирать по себе.

Аня принесла свою сумку, достала подарок для Роберто: деревянный дергунчик, раскрашенный яркими цветами.

Они пошли в детскую.

Роберто раскачивался на огромном надувном дельфине. К дергунчику отнесся с интересом — сначала попробовал сунуть его в рот, но потом сообразил, как нужно дергать за нитку, чтобы тот дрыгал ногами и руками, и занялся игрушкой основательно. Девушка с серыми глазами — «бебиситтер», как назвала ее Лена, — заинтересовалась игрушкой не меньше, чем Роберто.

— Как два ребенка, — улыбнулась Аня.

— Она и есть ребенок — ей всего восемнадцать лет. Очень исполнительная, милая и внимательная девочка. Привязана к Роберто.

— Она приходит каждый день?

— Нет. Мы вызываем ее, когда нужно. Здесь это распространенное явление. Она студентка университета и подрабатывает таким образом.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу. — Аня обняла Лену, и они зашли в Анину комнату. Там она извлекла из сумки целый набор янтарных украшений, которые подбирала в разных магазинах таким образом, чтобы они сочетались по оттенку, по стилю и мелким включениям в толще камня. Тут были серьги, браслеты, бусы, кулон и запонки с галстучной булавкой для Франко.

— Ты с ума сошла, Анька! — воскликнула Лена. — Я же знаю цены, тут три твои зарплаты! Ведь просила тебя — ничего не покупай, а не можешь удержаться, так только обозначь…

И тем не менее она с удовольствием все рассмотрела, приложила к себе, потом позвала Франко, продемонстрировала и ему. Аня была счастлива, что подарок пришелся по вкусу, а когда узнала, что сейчас в Италии янтарь невероятно моден, с гордостью сказала:

— Столько было споров, обсуждений и всяких соблазнов, но я решила руководствоваться только собственной интуицией и, как видите, не ошиблась.

— Интуиция во всяком деле иногда важнее чистого знания, даже в медицине, — согласился Франко.

— В медицине? — удивилась Аня.

— Представьте себе. Конечно, нужны сперва знания, а интуиция — допо, — Франко сделал жест, показывающий последовательность двух понятий.

— «Допо» значит «после»?

— Я же сказала, что ты быстро заговоришь! — обрадовалась Аниной понятливости Лена.

…Ужин затянулся до самого купания малыша. Роберто плескался в огромной взрослой ванне. Лена сидела на маленькой скамеечке, не спуская с него глаз, готовая в любой момент подхватить его, но он чувствовал себя в воде уверенно, играя с кучей надувных рыбок и лягушек.

— Ленка, да он у тебя плавает! — с восхищением заметила Аня.

— А мы с ним ездим в бассейн, — объяснила Лена. Выходить из воды юный пловец не хотел и, как только Лена вытащила его из ванны, тут же захныкал.

— Я его понимаю, — сказала Аня и набросила на Роберто приготовленный заранее махровый халатик с капюшоном, отчего тот стал похожим на гнома.

Уложив Роберто, Лена поцеловала сына, выключила свет и прикрыла дверь в детскую.

— Как? — удивилась Аня. — Он остается один в темноте за закрытой дверью?

— Я его приучила, иначе жизни не будет. На ночь я открываю к нему дверь, чтобы все слышать.

— Фантастический ребенок!

— Правда? — Глаза у Ленки засияли. — Я тоже, представь, так думаю, но ужасно боюсь быть необъективной. Знаешь, есть такой тип мам, которые считают своего ребенка самым красивым, самым умным, самым, самым. — Лена помолчала и добавила: — А я считаю, что Роберто самый красивый и самый умный ребенок в Италии и в России.