Сны в высокой башне (№1) - Демоны вне расписания

– Вот он, милашка… Кеша, подай мне такую длинную спицу с крючком. Ага, она самая. Сейчас мы его подцепим…

Эти его слова Настя слышала, но еще не осознала, где она и что с ней и имеют ли какое-то отношение к ней слова насчет «подцепить». Сначала она думала, что нет, не имеют. Но потом она почувствовала в своей шее что-то холодное, неприятное и, что самое главное, – движущееся.

– М-м-м?! – спросила Настя подушку, уткнувшись в которую она лежала.

– Подцепил, – услышала она радостный шепот. – Сейчас…

И тут она поняла, что все эти странные разговоры шепотом имеют к ней самое прямое отношение, потому что вслед за предупреждающим «сейчас» у нее из шеи что-то выдернули, причем ощущение было такое, как будто выдернули кусок позвоночника и тело Насти в этом месте оказалось разорванным на две независимые половины. Однако затем в обе эти половины хлынула одинаково горячая боль, и Настя поняла, что первое впечатление было ошибочным. Что не помешало ей завопить что было сил.

– Я же говорил, что она жива, – сказал Максим и бросил красного извивающегося паразита в подставленное блюдце. – Люди только прикидываются слабыми созданиями… Что?

Иннокентий, державший в руке блюдце со слабо шевелящимся червяком, выглядел озадаченным.

– Что? – повторил Максим.

Иннокентий слегка шевельнул рукой, червяк подлетел вверх и снова упал на блюдце. С тем же металлическим звуком, что и в первый раз.

– Дайте его сюда, – жестко сказал Филипп Петрович. – Займитесь девушкой, а эту тварь дайте мне.

– Он что, ненастоящий? – Максим, похоже, не мог поверить услышанному. – Он – сделанный? Как это могли… Кто?!

– Как кто. – Иннокентий развернул Максима в сторону открывшей глаза Насти. – Люди, конечно же, люди. В этом им нет равных…

Настя видела, как шевелятся его губы, но вместо слов слышала невнятный гул. Боль из шеи ушла на удивление быстро. Максим обработал рану каким-то холодным раствором, а потом сдвинул края разрез пальцами и сильно сжал, отчего те словно склеились.

– Сейчас все пройдет, – говорил он. – Эту тварь мы вытащили, теперь жидкость, которую он выделял, постепенно нейтрализуется… Тебе надо просто полежать, просто полежать…

Настя лежала и прислушивалась к новым ощущениям внутри себя. Пульсирующей точки, которая могла быть то леденяще-холодной, то нестерпимо горячей, теперь не было. Была обычная физическая боль, как после удаленного зуба, была слабость, но постепенно стало происходить и еще кое-что, ранее неведомое Насте…

– Я не ослышался? – говорил между тем Максим, складывая инструменты. – Вы упомянули Дениса Андерсона? Вы сказали, что она была девушкой Дениса Андерсона?

– Я ничего не говорил, – мрачно произнес Филипп Петрович, вытаскивая пинцетом червяка из раствора спирта. – А ты ничего не слышал.

– Нет, ну как же… Это же всем интересно, потому что ходят всякие слухи… Слухи про новый Вызов, к примеру, а Денис Андерсон…

– Для болтливых вампиров у меня есть серебряные пули. Да, а еще лицензия на использование серебряных пуль.

– Это так невежливо, – сказал Максим. – Иннокентий, ты привел с собой очень невежливого человека. Неужели вам не будет стыдно стрелять в меня после того, что я для вас сделал?

– Стыдно будет, но я все равно выстрелю. Поэтому заткнись. Да, и забудь все, что ты здесь сегодня слышал.

Максим усмехнулся:

– Люди… Они все такие же самоуверенные.

– Речь не о людях, – сказал ему Филипп Петрович. – Речь о всех старых расах. Ты можешь заткнуться ради всех Великих старых рас?

– Если к тому же ты скажешь «пожалуйста»… – Максим запнулся и посмотрел вверх.

– Что?

– За вами должны прилететь на вертолете?

– Нет.

– За мной тоже не должны. Тогда за кем это?

Приближающийся ровный гул вертолетных винтов теперь достиг и ушей Филиппа Петровича.

– Поставить вам Вагнера? – осведомился Максим. – Чтобы в полной мере насладиться моментом?

– Мама, – вдруг отчетливо произнесла Настя и приподняла голову. Со стороны прооперированного участка шеи в направлении затылка побежали какие-то странные мурашки, а потом Настя вдруг почувствовала себя как будто в кабине скоростного лифта, который не просто несется вверх в шахте огромного небоскреба, а все увеличивает и увеличивает скорость; у нее уже кружится голова, но лифт продолжает разгоняться и наконец с невероятной силой ударяет в крышу здания…

И пробивает ее насквозь, после чего летит дальше, в небо, в черные дали космоса…

И вслед за этим ударом внутри Настиной головы как будто включают очень яркую лампочку, и голова наполняется до краев событиями, мыслями и эмоциями, которых здесь только что не было. Это как открыть свой старый шкаф и внезапно увидеть, что он доверху забит вещами, которые ты потеряла за всю предыдущую жизнь.

– Господи, – произнесла Настя потрясенно, но не потому, что узрела лицо господа, а потому, что увидела Дениса Андерсона. Он был бледен и испуган.

– Давай, жми… – прохрипел он, и Настя прочитала в его красивых глазах отчаяние. – Ты знаешь куда ехать…

– Ничего я не знаю! – испуганно завопила Настя. – Никуда я не поеду! Без тебя никуда не поеду.

Но потом мотоцикл наконец завелся, и Настя словно вылетела на шоссе, а там ей волей-неволей пришлось сосредоточиться на управлении металлическим зверем, зажатым между ее коленей; тот ревел благим матом, и все норовил свернуть не туда, и увозил ее все дальше и дальше от Дениса…

На спине у Насти висел небольшой, но тяжелый рюкзак. Спине от него было тепло.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

БОЛЬШОЙ НАЛЕТ,

ИЛИ ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЕНИСА АНДЕРСОНА

1

Денис Андерсон был довольно смазливым парнем лет двадцати, худым, темноволосым, с хорошей, открытой улыбкой. Он стоял возле прилавка отдела сувениров, засунув руки в карманы потертых вельветовых штанов и разглядывая вывешенные за спиной продавщицы самурайские мечи. Лицо его было задумчивым, губы чуть шевелились, словно он сам с собой разговаривал и никак не мог договориться. Настя смотрела на него и думала: «Черт, слишком хорош для меня. Вот Ирке Монаховой – в самый раз. Уж она бы тут не стояла как последняя дура, она бы уж наверняка подвалила бы к нему и завела какой-нибудь дурацкий разговор, который закончился бы тем, что они бы вышли из магазина под ручку и пошли в какое-нибудь кафе… Тьфу, даже думать противно».

И когда она бросила на симпатичного парня у прилавка последний, прощальный взгляд и собиралась уже валить дальше по своим делам, какой-то грузный и потный дядька (Настя почувствовала этот запах) пихнул ее в спину, и Настя полетела прямо на Дениса Андерсона, что твоя ракета. Она врезалась в него всем телом, запоздало ойкнула и попробовала отодвинуться, но людей в магазине было предостаточно, и все они собрались здесь именно для того, чтобы не позволить Насте отодвинуться от Дениса Андерсона. Да, до таких низменных трюков не опускалась даже Монахова – кинуться на парня лютым зверем, прижаться к нему грудью и виновато смотреть снизу вверх. Ах да, и еще балансировать на одной ноге, потому что левая туфля у нее слетела.

– Извините, – жалобно пробормотала Настя. – Меня толкнули…

– Ничего страшного, – вежливо ответил парень и улыбнулся. Все, теперь Настю можно было паковать и отправлять в багажном отделении в Арабские Эмираты служить в гареме до конца жизни, она бы и слова не сказала, потому что потеряла дар речи. Сердце ухнуло вниз с какой-то невероятной высоты, и Настя едва не заплакала оттого, что вот бывают же на свете такие парни, с ними даже можно столкнуться в магазине, до них даже можно дотронуться, но лишь на минуту, не больше. Потом карета снова превращается в тыкву, волшебные парни возвращаются к своим невероятным подругам (как возможный вариант – Монахова И.), а Настя возвращается к своему пакету с двумя учебниками, которые нужно вызубрить за три дня.

Все это было настолько очевидно, что Настя даже не хотела и пытаться. Она ухватилась за край прилавка и расстроенно уставилась вниз, отыскивая несчастную туфлю.

– Куда-то уже запинали… – пробормотала Настя и представила, как она добирается до общежития в одной туфле. И навстречу ей, конечно же, попадется Монахова, и, уж конечно, она не удержится от того, чтобы не сказать…

– Сейчас.

– Что? – она даже не поняла, кто это с ней разговаривает.

– Сейчас. – Парень присел на корточки и через секунду вытащил откуда-то ее туфлю, точнее, заношенный и жутко не модный шлепанец, который Монахова бы не надела и под угрозой расстрела.

Настя опять ойкнула, теперь уже восторженно (подумав при этом, что для такого случая стоило надеть новые итальянские туфли, но кто же знал?!!), а потом обалдело прошептала: «Что вы делаете?!» – потому что парень надел этот жуткий шлепанец ей на ногу. Все, жизнь была прожита не зря. Можно было уходить на пенсию и писать мемуары.

– Спасибо, – сказала Настя, не будучи уверена, что за это можно расплатиться одним «спасибо». Парень в вельветовых штанах, наверное, потребует взамен ее бессмертную душу. Или определит в многолетнее секс-рабство. Хм, вариант…

– Не за что. Вы не знаете…

Боже, он сказал «не за что». Он называл ее на «вы». Давно его сбросили на землю? Интересно, крылышки у него пушистые?

– …эти мечи настоящие? Я хотел спросить у продавщицы, но она все время занята…

– Мечи? – Настя посмотрела туда, куда показывал ее ангел в вельветовых штанах. – Ну, вообще-то… Вообще-то, не думаю, что настоящий самурайский меч стоит полторы тысячи рублей. Наверное, это все-таки подделка.

– Это су-ве-нир, – выговорила по слогам продавщица, вальяжно проплывая вдоль прилавка. – Мы не торгуем холодным оружием.

– Да? – разочарованно вздохнул парень. – А кто торгует?

Продавщица уплыла уже слишком далеко, чтобы услышать этот вопрос, зато услышала Настя.

– Наверное, где-то в другом месте, – дала она в высшей степени логичный ответ. Парень взглянул на неё с благодарностью и снова улыбнулся. Настя изобразила в ответ жалкое подобие его улыбки и решила, что не даст парню уйти просто так. Если надо, она назовется потомственным изготовителем самурайских мечей, но…

– Меня зовут Денис, – сказал он, сделав в своем имени какое-то неопределенное ударение. Это вкупе со странно мягкими согласными навело Настю на гипотезу:

– Вы, наверное, иностранец?

– Да, – кивнул он. – Иностранец. Поэтому я не знаю, где тут можно купить меч… А вас как зовут?

– О господи, – спохватилась Настя и назвалась.

– Красивое имя. – Он продолжал убивать её улыбкой и манерами.

Она ответила корявым комплиментом:

– У вас тоже… ничего.

– Любите читать? – он кивнул на ее прозрачный пакет, в котором лежали две самые ужасные в целом свете книги. Настя нервно засмеялась.

– Это учебники. Я учусь в университете, у нас сейчас сессия. Вот и пришлось купить, иначе – труба. Иначе не сдам экзамен.

– А что будет, если вы не сдадите экзамен?

– Выгонят к чертовой матери! – продолжала блистать остроумием Настя. – А тебе… вам… короче, меч этот тебе зачем?

Он объяснил ей, зачем нужен меч. Но позже, несколько недель спустя. А тогда он ослепил Настю своей улыбкой и сказал:

– А давайте я угощу вас мороженым.

– Тебя, – поправила Настя.

– Что?

– Давай ты угостишь меня мороженым.

– Давай, – согласился он.

Это было в двадцатых числах мая, и Денис Андерсон находился в бегах уже неделю.

Он так и не сказал ей, из какой страны приехал, хотя Настя наверняка спрашивала его об этом. Нет, она совершенно точно задавала ему этот вопрос, он что-то ей говорил, как всегда улыбаясь… Только ответа Настя так и не получила, да он ей был и не особенно нужен. После совместного поедания мороженого в маленьком кафе напротив книжного магазина у нее остались самые минимальные требования к миру вообще и к Денису Андерсону в частности. Она съела два шарика крем-брюле и один клубничный, он – два лимонных. Денис предложил еще, но Настя замотала головой. Она очень решительно замотала головой, потому что до этого дня ее борьба за изящность фигуры носила абстрактно-романтический характер: может быть, когда-нибудь кто-нибудь оценит это изящество, а пока буду тихо радоваться сама себе… Но теперь у всей этой затеи возник весьма конкретный адресат, и Настя сказала четвертому шарику мороженого жесткое «нет».

Потом они побрели по городу, еще не держась за руки, но то и дело задевая друг друга локтями и бедрами. У Насти неожиданно прошел обычный ступор, охватывавший ее при знакомстве с новыми людьми, и она решительно приняла на себя роль экскурсовода, тыча руками налево и направо в городские достопримечательности. Так они вышли к особняку князя Львовского, постояли перед ним, пока Настя вытягивала из памяти остатки воспоминаний об экскурсии по княжескому дому, а затем свернули в соседний парк с его перпендикулярными асфальтовыми дорожками и геометрически безупречными клумбами. Посреди парка стояла слегка позеленевшая статуя основателя рода Львовских – хмурого вида бородатый мужчина угрожающе держал в руке кривую саблю и всматривался в даль, откуда, вероятно, ожидалась какая-то напасть. При этом мужчина слегка согнул ноги в коленях и выпятил зад, так что на месте этой напасти Настя бы подкралась к князю с тыла и как следует врезала именно по этой выдающейся точке.

А Денис думал о другом.

– Где же все-таки можно достать меч? – спросил он, разглядывая памятник.

– Можно отобрать у статуи, – хихикнув, предложила Настя, но по озабоченному лицу Дениса поняла, что вопрос этот почему-то слишком серьезен для ее нового знакомого и одними шуточками тут не обойдешься. – Можно посмотреть объявления в газетах, – сказала она.

– Да? – обрадованно отреагировал Денис, и Настя подумала, что Монахова права и мужчины – что дети, всё им игрушечки… Купишь ему игрушечку – и он твой с потрохами.

– Наверное, есть всякие коллекционеры… – стала развивать Настя свою мысль. Денис внимательно ее слушал и кивал, словно подтверждал усвоение новой информации. – А у вас там разве нет таких штук? – спросила Настя, когда они прошли парк и вернулись на бульвар, двигаясь снова в направлении центра города.

– У нас там… – замялся Денис. – У нас с этим сложно.

– А как же ты его потом повезешь домой? Его пропустят через таможню? – наивно допытывалась Настя.

– Домой? – Денис как-то странно улыбнулся, и Настя подумала, что она, наверное, задает слишком много вопросов, и, наверное, выглядит провинциальной дурочкой, и, наверное, у Дениса есть серьезные причины делать то, что он делает, и об этих причинах он не обязан ей докладывать…

Она перестала задавать вопросы, и это было очень легко, потому что Настя была готова и не на такие жертвы; причем для нее это были бы уже и не жертвы, а подарки, приношение которых дает не мучение и не боль, а радость. О да, это был верный симптом, что она вляпалась по самые уши. Некоторые говорят по этому поводу – влюбилась по самые уши, но Ирка Монахова, ее подруга и соседка по комнате в общежитии, говорила именно так – «вляпалась». Со своим обширным опытом лирических отношений Монахова имела несомненное моральное право так говорить. Так она и сказала, когда утром в воскресенье застукала Настю с Денисом.

Официально Монахова проживала в общежитии, в комнате 612, вместе с Настей. На самом деле Монахова давно уже снимала квартиру в городе – точнее, ей снимал квартиру очередной очарованный сорокалетний бизнесмен, – и слово «общага» она теперь презрительно цедила сквозь зубы как символ низшей ступени социальной лестницы. В комнату 612 Монахова наведывалась по выходным похвастаться личной жизнью, послушать последние сплетни, показательно поужасаться общежитскому быту, из которого она своевременно вознеслась в сверкающие высоты.

Раньше, в прежней жизни, до Дениса (сокращенно ДД), Настя не только помнила про эти визиты Монаховой, она их ждала, предвкушая долгие беседы и потрясающие истории из жизни Монаховой. Эти истории были полны пикантных деталей, сильных эмоций, безрассудных глупостей, роскошных интерьеров – всего того, чего не было в жизни Насти. Поэтому воскресное общение с Монаховой было сродни еженедельному ритуальному просмотру фильма из жизни порочной и прекрасной светской львицы или же устному пересказу эпизода сериала «Секс в большом городе».

Но теперь, лежа на руке Дениса, Настя восприняла звуки ворочающегося в замочной скважине ключа как странное продолжение хорошего сна. Монахова не смогла отпереть дверь, потому что Настин ключ торчал в замке изнутри, и со свойственной ей экспрессией принялась избивать хлипкий кусок ДСП с табличкой 612. Монахова делала это пяткой и кулаками одновременно, навалившись на дверь спиной, так что грохоту было предостаточно.

– Блин! – сказала Настя, понимая, что это уже никакой не сон. Она стала перебираться через спящего Дениса, но тут ее осенило, что Дениса нужно тоже будить. Не то чтобы Монахову можно было смутить видом голого парня, скорее наоборот, просто это выглядело бы со стороны Насти нарочитым хвастовством – смотри, кто у меня есть! – а если Настя и хотела похвастаться, то как-нибудь поизящнее…

Настя повернула ключ, и возмущенная Монахова ввалилась в комнату, громко выражая свое неудовольствие и помахивая новой сумочкой.

– Ты хочешь, чтоб я лазила в окно? Тогда спускай мне веревочную лестницу! Или связанные простыни, так будет романтичнее… И вообще я не понимаю…

Тут она заметила сидящего на подоконнике Дениса и все поняла. Денис сонно протирал глаза и на Монахову практически никак не отреагировал, чем немедленно настроил ее против себя.

– Ясно. – Монахова скептически окинула профессиональным взглядом Дениса, который после поспешного пробуждения успел натянуть джинсы, но не более того. – Это многое объясняет, – проворчала она и посмотрела на Настю, которая кусала язык, чтобы не заулыбаться во весь рот.

– Он у тебя в мужском стриптизе не танцует? – тихо поинтересовалась Монахова. – Вроде бы я там такого видела… Нет, там все же ребята поплотнее, понакачаннее.

Денис наконец протер глаза и увидел эффектную брюнетку в коротком черном платье.

– Здрасте, – сказал он. – Меня зовут Денис.

– Очень приятно, – скептически ответила Монахова. – Так здорово зайти к себе в комнату и найти там вдруг какого-нибудь… Дениса.

Денис не понял иронии и поспешил объясниться:

– Я – друг Насти…

– Кто бы сомневался. Денис, можно я прерву вашу трогательную дружбу и попрошу вас немного погулять в коридоре?

Денис подумал и кивнул. Когда дверь за ним закрылась, Монахова села на кровать, сбросила туфли и многозначительно произнесла:

– Ну вот что… Это, конечно, лучше, чем ничего. Но у него есть один большой недостаток.

– Какой?

– Молодость.

– Это недостаток?

– Конечно! Если уж берешь мужчину, бери такого, который уже совершил большинство своих глупых поступков. А если ты свяжешься с таким, как этот Денис, то будешь обречена переживать с ним все его глупости. Как будто тебе мало собственных глупостей. Тебе их мало?

– Достаточно.

– Ну так вот, не надо к своим проблемам добавлять еще и проблемы любовника. А как у него насчет денег? Хотя судя по тому, что вы ночуете здесь, это вопрос ниже пояса…

Настя пожала плечами.

– Что это значит? – изумилась Монахова.

– Я не знаю, как у него с деньгами.

Монахова, казалось, утратила дар речи.

– Ты с ним спишь… И ты не знаешь, как у него деньгами?! Ты что, ничему не учишься? Ничего не запоминаешь из того, что я говорю? Можно не знать как его зовут, но не знать его финансовые показатели…

– Он иностранец, – поспешно сказала Настя.

– Это первая хорошая новость. Хотя смотря что ты понимаешь под словом «иностранец». Молдаванин, таджик, албанец – это ведь тоже иностранцы в твоем понимании, так? Или в географии ты лучше разбираешься, чем в финансах? Откуда он?

Настя пожала плечами. Монахова схватилась за голову и тихонько застонала.

– Он не сказал, а я постеснялась спросить напрямую, – пояснила Настя.

– Постеснялась? А он не постеснялся залезть к тебе в постель, обрати внимание!

– Потому что он мне нравится.

– Ради бога, Настя! Пусть он тебе нравится! Но если бы ты еще заранее посмотрела его паспорт, ты смогла бы… Ладно, я возьму эту миссию на себя.

– Что? Что ты возьмешь на себя?

Каблуки Монаховой уже щелкали в коридоре.

– Денис! – Ее тягуче-сладкий голос мог бы заманить на минное поле роту спецназа. – Денис, можно тебя на минутку… Скажи, пожалуйста…

– О господи, – вздохнула Настя. Она выглянула в коридор, увидела Монахову в действии и поспешно юркнула обратно. Пару минут спустя Монахова в нехарактерном для себя состоянии задумчивости остановилась напротив Насти.

– Странно, – сказала она. – Странно, но интуиция подсказывает мне – что-то в этом есть. Если бы у меня сейчас на поводке не было своего идеального варианта, то, может быть… У тебя есть географический атлас? А у кого на этаже есть? Только большой?

– Зачем тебе?

– Ты знаешь такую страну – Леонея?.. Или Лионея? Вот и я не знаю. Хотя не похоже, чтобы он врал… – Монахова разбиралась в мужчинах и, соответственно, разбиралась в мужском вранье.

– Зайди к Тушкану, – автоматически посоветовала Настя, – Тушкан в Интернете посмотрит.

Монахова деловито кивнула и вышла из комнаты, и Настя еще некоторое время сидела на кровати и задумчиво рассматривала свои пушистые тапочки, как вдруг до нее дошло: если Монахова заинтересовалась какой-то там Лионеей, то это значит, что Денис из Лионеи.

– Денис сказал тебе, что он из Лионеи?

Это был запоздалый вопрос, потому что Монаховой уже не было рядом и на вопрос ответил сам Денис:

– Да. Из Лионеи.

– Лионея, – повторила Настя, пробуя слово на вкус. Оно было похоже на название экзотического фрукта из тех, что в супермаркете продаются поштучно. – Лионея…

Внезапно ей ответил Филипп Петрович.

– Ну наконец-то, – сказал он. – Хоть что-то. И то – не вовремя.

Карусель, которая в последние несколько минут закрутила Настю с мощью гибельного водоворота, стремительно понеслась в обратном направлении; и вскоре она обнаружила себя сидящей на широкой постели, покрывало которой почему-то испачкано кровью. Предметы перед глазами слегка приплясывали, а шея отчаянно ныла.

И когда карусель окончательно остановилась, Настя увидела, что вокруг нет ни Дениса, ни Монаховой, а есть Иннокентий, брат Максим и Филипп Петрович. Почему-то все они смотрели вверх, в потолок.

– На вашем месте, – рассудительно сказал Максим, убирая инструменты в кейс, – я бы уже бежал что есть сил.

В Настины уши торжественно и неотвратимо вторгся гул снижающихся вертолетов.

3

Память и вправду оказалась довольно забавной штукой: только что Настя ничего не помнила о Денисе Андерсоне, зато в малейших подробностях могла изложить весь путь, который они проделали по Старым Пряникам вплоть до дома брата Максима и даже до широкой кровати на втором этаже, покрывало которой теперь было запачкано кровью.

Затем все стало немножко по-другому: Денис Андерсон внезапно выскочил из Настиных воспоминаний, словно до этого момента прятался в каком-то особо дальнем и темном закутке. И сразу же под тяжестью возрожденного прошлого стало осыпаться настоящее, словно ветхий деревянный мостик, по которому неизвестно откуда и непонятно куда торопливо бежала Настя.

– Ну наконец-то, – сказал Филипп Петрович. – Хоть что-то. И то – не вовремя.

Это было на втором этаже, и в уши назойливо лезли своими шумными лопастями вертолеты; а потом словно обрубили кабель, по которому шли звук и изображение. Настя испуганно моргнула и услышала следующую фразу Филиппа Петровича, но произнесена она была уже на первом этаже, причем не в той замечательной, увешанной портретами прихожей, а в каком-то узком темном и холодном коридоре. Холодном – это на сто процентов, потому что холод каменной стены Настя прочувствовала своими лопатками.

– …подземелье, – сказал Филипп Петрович.

– Какое подземелье? – изумленно ответил брат Максим, который на удивление быстро становился столь же холодным и безразличным, как и стена.

– Любой вампир оборудует свой дом подземным ходом, который связывает его, во-первых, с тайным убежищем и запасным выходом на поверхность; во-вторых, с домами других вампиров, – сказал Филипп Петрович, словно зачитал абзац из инструкции. – Учитывая, что вас в Старых Пряниках не один десяток, за этой дверью я ожидаю увидеть вход в замечательную подземную систему ходов, через которую можно выбраться на другом конце города.

– Это все сплетни, – сказал брат Максим. – За дверью – просто подвал. Там консервы, запасы на черный день. Никакой подземной системы…

– Да? А если я проверю… – упрямо сказал Филипп Петрович.

– А я настоятельно советую вам выйти через парадный вход.

– А я не хочу нарваться на пулю.

– А я не хочу, чтобы мой дом разнесли в щепки, причем не из-за меня, а из-за посторонних людей.

«Людей» было произнесено с едва заметной брезгливостью.

– Когда это мы стали посторонними, Макс? – с обидой в голосе спросил Иннокентий. Голос прозвучал откуда-то сверху, и Настя поняла, что руки, которые придерживают ее за плечи и не дают рухнуть, – руки Иннокентия. – Когда это ты записал меня в посторонние?

– Как только услышал эти вертолеты.

– Скотина, – беззлобно отметил Иннокентий.

– У людей свои пути, у детей ночи свои, – парировал Максим. – Тебе бы тоже не мешало обзавестись своим путем. Это так несолидно – в твои-то годы бегать за человеком и таскать за ним девку с полусъеденной памятью…

– Это так невежливо – напоминать о возрасте – начал было Иннокентий, но тут что-то щелкнуло.

– Как я уже говорил, у меня есть серебряные пули, и я их использую, – сказал Филипп Петрович твердо и решительно. – С дороги.

Максим прошептал что-то злобное и неразборчивое, но его слова тут же были заглушены звоном разбивающегося стекла и грохотом выламываемой двери. Настю кто-то дернул за руку, перед глазами опять завертелась размывающая лица и предметы карусель, и следующим отчетливым воспоминанием стали заполненные доверху стеллажи, мимо которых протискивалась Настя (или это ее, как чемодан, протискивал Иннокентий?). Со стеллажей на Настю смотрели пыльные донышки бутылок, сотни и сотни донышек, и Настя еще очень долго думала об этом месте как о винном погребе. Потом она вспомнила разговор об аргентинских мальчиках и все поняла окончательно.

В какой-то момент Настю вновь прислонили к стене, и Иннокентий с Филиппом Петровичем стали закрывать дверь, чтобы отрезать путь преследователям. Толстая железная дверь поворачивалась медленно и неохотно, преследователи с внешней стороны двери были гораздо проворнее, и Настя вдруг услышала громкий и резкий звук, похожий на россыпь металлических шариков по металлическому же листу. Где-то на задворках разума Насти пробежала мысль, что это, должно быть, опасный и злой звук, но на более живую реакцию она сейчас была неспособна, поэтому просто продолжала смотреть, как усилиями Филиппа Петровича и Иннокентия просвет между дверью и косяком все сужается и сужается… А злобный металлический звук становится все отчетливее и громче, полетели какие-то искры, в воздухе возник какой-то странный запах…

Но могучий аккорд вставшей на свое место двери – это как удар колокола, который перевешивает все прочие звуки, объявляет им свою волю как последнюю и неоспоримую. Этим звуком все расставлено на свои места, и Настю снова хватают и снова куда-то волокут, и, бесконечно расстроенная своей беспомощностью, Настя решает вычеркнуть следующие несколько минут из списка достойных воспоминаний.

В следующий раз она становится более-менее полноценным человеком, когда Иннокентий резко останавливается. Сразу же останавливается и Настя, которую Иннокентий толкал впереди себя. Одинокий Филипп Петрович еще несколько мгновений бежит впереди них по коридору, забавно переваливаясь с боку на бок, но потом он замечает свое одиночество и оборачивается, недовольно хмурясь.

– Что?! – выкрикивает Филипп Петрович.

– Пахнет, – удивленно говорит Иннокентий.

– Чем?!

– Кофе, – говорит Иннокентий с таким выражением лица, будто он сам себе не верит.

А лицо Филиппа Петровича становится таким, будто на его глазах только что упала та самая последняя капля, которая переполняет чашу.

4

Монахова озадаченно посмотрела на листок распечатанного текста и передала его Насте, словно шифровальщик, отчаявшийся в умственной битве с криптограммой и передающий задание коллеге с более свежим взглядом.

– Может, это шутка? – предположила Монахова. – Неужели бывают такие страны? Господи, да у нас в клубе «Атлантида» по выходным больше народу собирается! Представь себе «Атлантиду» – и это все население! Обалдеть!

– Великое герцогство Лионейское… Площадь – шестьдесят три квадратных километра. Население – 2800 человек. Политический строй – монархия, – читала вслух Настя. – Граничит с Францией и Швейцарией. Правящая династия находится у власти с XV века… Дипломатические отношения со ста тридцатью пятью странами… Статус наблюдателя в ООН… Основа экономики – банковское дело, политические и финансовые консультации. Одна из самых закрытых стран мира…

Она пожала плечами и положила листок на тумбочку. Монахова ждала Настиной реакции, но никаких особых эмоций по прочтении распечатки Настя не испытывала. Настя даже не совсем понимала, какая связь между далекой непонятной карликовой страной и ее замечательным Денисом, который рядом и который вполне понятен.