Рассказы, сказки, стихи

      Моряки - народ отважный,
      Не пугает их вода...
      запевала Таня. Но тут появлялись взрослые:
      - Почему ты малышей не берешь? Играйте все вместе. Нехорошо так...
      Тане становилось скучно, и она шла домой.
      - Что прибежала? - подозрительно спрашивала бабушка. - Напроказила небось?
      - Скучно, - говорила Таня.
      - Ну, сейчас плясать будем, - ворчала бабушка. - Погляди лучше книжку. Все перезабыла поди. Второклассница!..
      За ужином мама была молчалива, что-то обдумывала про себя, а потом вдруг подошла к бабушке и крепко поцеловала ее.
      - Я уезжаю. Не волнуйся. Всего на три месяца...
      - Батюшки! - всплеснула руками бабушка. - На три месяца! Да ведь это за три года покажется!
      На лице у нее появился румянец, она взволнованно скомкала салфетку и показала на Таню:
      - Если б другая девочка была!..
      - Таня! Ты слышишь, что бабушка говорит? - грустно спросила мама.
      Таня молча кивнула головой.
      - Ты понимаешь, что я должна ехать? Меня посылают в командировку.
      Бабушка твердо сказала:
      - Не расстраивайся, Нюточка. Надо так надо! А мы и одни с Танюшкой управимся, - неуверенно добавила она, взглянув на внучку.
      - Управимся! Управимся! - закричала Таня.
      Мама начала укладываться.
      Сидя на чемодане, она долго говорила наедине с дочкой:
      - Бабушка старенькая, ей трудно... А ты уже большая девочка...
      Обе вышли из комнаты с красными глазами.
      Бабушка держалась крепко, но про себя волновалась то по одной, то по другой причине.
      - Вот еще, Нюточка, - говорила она маме, - по нашей улице все какие-то стройки идут... Как бы наш дом-то не перевезли на другое место. Ты бы там сказала кому надо, что тут вот куры у меня...
      - Да не тронут твоих кур, - смеялась мама. - И все это не так скоро!
      - Ну, не скоро, не скоро, а раз уж по плану намечено - того и гляди, с места стронемся!
      - Ах, мамочка, ну что ты придумываешь? Ничего тут не случится за три месяца.
      Мама уехала. Бабушка стала строже. Она как будто даже прибавилась в росте и ходила по дому прямая, сосредоточенная. У Бориски она все время щупала лоб и ни с того ни с сего просила его показать язычок. Каждое маленькое событие волновало ее.
      - Бабушка! За квартиру счет принесли!
      - Где, где! Да не хватай ты! Что еще за бумажка такая? Разглядеть надо!
      - Да, бабушка, ведь всегда такую приносят!
      - "Всегда, всегда"! Не учи ты меня, пожалуйста!
      Таня посмеивалась, а иногда нарочно поддразнивала старушку.
      - Наш дом скоро перевозить будут, - говорила она, растягивая слова, и, подражая бабушке, добавляла: - Уж не знаю, куда и как...
      Старушка поднимала на лоб очки:
      - Это ты чего болтаешь? Кто тебе сказал?
      Таня со смехом бросалась к ней на шею:
      - Я пошутила, бабушка, пошутила!
      - Тьфу! Поди ты от меня! Все какие-то свои штуки выкомариваешь!
      Иногда Таня вспоминала последний разговор с мамой. Она вскакивала утром и принималась за всякие дела. Поставив на плиту молоко, бежала одевать братишку или принималась за уборку. Молоко сбегало. Сосед Алексей Степанович, выходя из своей комнаты, ворчал:
      - Ну, напустила угару! Дышать нечем!
      Бориска кричал:
      - А мама? - и капризничал.
      Таня, потеряв терпение, шлепала брата. На шум прибегала бабушка:
      - Бессовестная девочка! Уходи отсюда! - и принималась сама успокаивать Бориску.
      А Таня, надув губы, уходила во двор.
      * * *
      1 сентября начались занятия в школе. Таня с вечера складывала в сумку свои книги, аккуратно вешала на спинку стула коричневую форму. Утром быстро одевалась, пила чай и, крикнув:
      - До свиданья, бабушка! - убегала.
      В школе Тане нравилось все: молоденькая учительница Ирина Петровна, подруги, светлый класс с черной доской, цветы на окнах, которые девочки поливали по очереди каждый день. Нравились Тане и уроки. Она любила стоять у доски и отвечать на вопросы Ирины Петровны. Любила старательно выводить на доске мелом слова, которые диктовала учительница. Не ответить на заданный вопрос Тане было стыдно, и дома она тщательно готовила уроки.
      Но больше всего в школе Тане нравилась вожатая Зина - высокая, худенькая, с гладкими черными косами, связанными вместе одной ленточкой, и красным галстуком на шее. Зина всегда умела чем-то занять девочек. В перемену она выходила с ними на большой двор школы, собирала их в круг и, стоя посредине, хлопала в ладоши:
      - Давайте, девочки, споем "Березоньку"!
      - А мы не умеем, - раздавались голоса.
      - Ничего, я вас научу. Пойте за мной!
      Зина начинала тихонько напевать, голосок у нее был слабенький, но она так старательно выводила песню, что даже тонкие брови ее поднимались вверх и все лицо краснело. Таня изо всех сил помогала Зине, первая подхватывала песню и пела громче всех. Всем становилось очень весело. Один раз Зина придумала смешную игру, которая называлась "Куриный разговор", и разделила девочек на петушков и курочек.
      - Станьте друг против друга и пойте за мной:
      Встретила Хохлатка
      Петю-Петушка,
      Друг дружке поклонились
      Два красных гребешка.
      И, разгребая лапками
      Навозный теплый сор.
      Они ведут учтивый
      Куриный разговор...
      Поклонитесь! Так! Теперь курочки поют:
      "Ты куд-куда,
      Ты куд-куда,
      Ты куд-куда идешь?"
      Теперь петушки поют:
      "Я, ко-ко-ко,
      Я, ко-ко-ко,
      Шагаю прямо в рожь!"
      "Ах, куд-куда,
      Вот куд-куда,
      Возьми меня туда!"
      "Но, ко-ко-ко,
      Но, ко-ко-ко,
      Ведь это далеко!"
      "А не беда,
      Куд-куд-куда,
      Мы после отдохнем!"
      Так ко-ко-ко
      И куд-куда
      Пошли гулять вдвоем!
      Девочки просили Зину:
      - Еще! Еще поиграем!
      Все расшалились, начали кудахтать и кукарекать, и от этого всем было очень смешно.
      А Таня, придя после уроков домой, собрала во дворе малышей.
      - Сначала мы споем песню "Березонька", - сказала она, - а потом поиграем в смешную игру "Куриный разговор".
      Малыши облепили Таню со всех сторон. Таня терпеливо учила их словам песни и пела сама, высоко поднимая вверх брови, как это делала Зина. Малыши часто сбивались, но послушно выполняли все, что говорила им Таня, и, когда игра кончилась, долго не хотели расходиться.
      - Завтра опять будем играть, - пообещала им Таня, уводя за руку Бориску, который никак не мог успокоиться и все кукарекал.
      Старшие ребята досадовали: им было скучно без Тани.
      - Ну, связалась с малышами... - ворчали они. - Давай лучше в путешествия поиграем!
      - А кто же будет занимать малышей? - вдруг сказала Таня.
      С тех пор, приходя после уроков домой, Таня стала каждый день играть с малышами, втягивая в игру и старших ребят.
      Дома она начала заботиться о Бориске. Вечером сама укладывала брата и, придвинув к кроватке свой стульчик, спрашивала:
      - Хочешь, я тебе сказочку расскажу?
      Бабушка на цыпочках подходила к дверям.
      - Жила-была курочка-ряба... - тихо доносилось до нее из комнаты.
      * * *
      Один раз Ирина Петровна сказала:
      - Нам дали при школе участок. Сегодня после уроков мы будем сажать маленькие деревца.
      И когда все девочки вышли на участок, оказалось, что там уже вырыты ямки: это сделала Зина со старшими девочками. И еще Зина очень интересно придумала: каждая девочка, сажая деревце, написала на дощечке, кто его посадил. Все так и сделали. А потом бегали по саду и громко читали: "Катина березка", "Марусина вишенка", "Валина груша". Появилась и "Танина яблонька". Когда сад был уже посажен, Зина сказала:
      - Ай-ай-ай! Остались еще деревца. А места уже нет. Что же нам с ними делать?
      Таня вспомнила свой двор: как бы обрадовались все ребята, если б у них появился свой садик.
      - Зина, дай мне эти деревца, - попросила Таня, - я посажу их в нашем дворе.
      Зина удивилась:
      - Ты сама их посадишь?
      - Нет, с ребятами. У нас во дворе много ребят.
      - Хорошо, Танюк, бери! Я помогу тебе отнести их домой.
      На другой день во дворе перед Таниным домом вырос целый молодой лесок. И у ребят появились новая радость и новая забота.
      В конце сентября сильно похолодало.
      Около бабушкиного сарайчика были сложены дрова. Надо было переколоть и убрать их.
      - Я все сделаю, бабушка, - сказала Таня. - Ты не беспокойся.
      Ранним утром девочка накинула платок и побежала к дворнику:
      - Дядя Степа! Поколите нам дрова!
      - Занят, - важно сказал дворник. - Вон рабочие завтракают - может, кто и возьмется!
      В последнее время во дворе началась стройка. Гора стружек была свалена в углу. Посреди двора лежали бревна и доски. Рабочие завтракали, сидя на сложенных бревнах.
      Таня подошла к ним и остановилась, не зная, с чего начать.
      - Ну что, гражданочка, скажешь? Работать с нами пришла или гостьей будешь? - пошутил молодой рабочий.
      Таня присела рядом с ним на бревно:
      - Мне надо дрова расколоть. За деньги...
      - Слышь, Митрич! Дрова колоть пришла, - подмигнул рабочий.
      - Никакого смеху тут нет, - обиженно сказала Таня.
      - Смеху нет, - значит, дело есть! - добродушно улыбнулся старик, которого звали Митрич. - Тебе чего, дрова, что ли, поколоть?
      - Ну да! - обрадовалась Таня. - Поколоть и в сарайчик сложить.
      - А где живешь-то?
      - Здесь, - Таня показала рукой: - Вон мой дом, где деревца посажены.
      - Ну что ж! Завтра приду до работы и справлюсь!
      Таня побежала домой:
      - Бабушка, наняла!
      - Чего наняла?
      - Да рабочего... Митрича... дрова поколоть!
      - Ишь ты! - удивилась старушка. - Да как же это ты?
      - Очень просто, - сказала Таня.
      - Чудеса! - покачала головой бабушка.
      * * *
      Когда старушка проснулась, Бориска, сидя на полу, строил из кубиков дом, а в кухне разговаривали два голоса.
      Бабушка приоткрыла дверь. Таня в длинном мамином переднике, с приглаженными волосами хлопотала около стола. За столом сидел старик в синей блузе, перед ним дымилась тарелка картошки. Таня обильно поливала ее маслом и приговаривала:
      - Кушайте, пожалуйста. Кто работает, тому много есть надо.
      - Да уж это, хозяюшка, конечно: сила-то, она из пищи вырабатывается. Ничего, сейчас все, как надо, оборудуем: и поколем, и сложим дровишки ваши, - принимаясь за картошку, говорил Митрич и, ласково прищурившись, поинтересовался: - Я смотрю - росточком вы небольшие, а проворные. Какой же ваш возраст, позвольте полюбопытствовать?
      - Возраст? - переспросила Таня. Она не знала этого слова и, поспешно снимая с плиты кофейник, сказала: - Вот еще кофе вам!
      Митрич положил локти на стол, оглядел Таню с головы до ног и снова спросил:
      - А как же вас звать, хозяюшка?
      Таня вспомнила, как отвечала мама, и важно сказала:
      - Меня звать попросту... Татьяна Петровна!
      Бабушка отошла от двери.
      - Ну и ну - Татьяна Петровна! Смех и грех с ней. В передник вырядилась... - И, сидя на кровати, старушка смеялась до слез, повторяя: Татьяна Петровна! Ишь ты!
      А на дворе Митрич колол дрова и говорил Тане:
      - Дрова ваши, Татьяна Петровна, сыроваты малость. Ежели щепок или стружек вам на разжижку понадобится, так ко мне на стройку пожалуйте! Корзиночку наложите, и готов... А то вы, хозяюшка Татьяна Петровна, с этими дровами замучаетесь.
      Называя девочку Татьяной Петровной, старик усмехался доброй усмешкой и лукаво поглядывал по сторонам. Около Таниного крыльца собрались ребята; они толкали друг дружку и хихикали:
      - Татьяна Петровна! Татьяна Петровна!
      - Да она просто Таня! - крикнула Митричу одна девочка. - Она еще маленькая, в школе еще учится!
      Таня смутилась, но Митрич положил топор и серьезно сказал:
      - А это ничего не обозначает, что учится. Человек до самой смерти чему-нибудь учится. Она хозяйка, при своем деле находится. Значит, и величать ее надо: "Татьяна Петровна".
      - Татьяна Петровна! Татьяна Петровна! - с удовольствием повторяли ребята. Им очень понравилось называть Таню этим взрослым именем.
      Теперь, когда малыши приходили к Тане домой, они звонили и спрашивали:
      - Пришла Татьяна Петровна?
      - Три звонка, четыре звонка... - ворчал Алексей Степанович. Бросаешь работу, думаешь - к тебе, а тут, пожалуйте, от горшка два вершка и Татьяну Петровну спрашивают!
      Как-то вечером он прибил к двери дощечку и написал печатными буквами: "Татьяна Петровна - звонить 2 раза".
      Дети приходили к Татьяне Петровне заниматься. Они приносили с собой тетрадки, усаживались за стол и писали палочки или раскрашивали картинки. Таня играла в учительницу. С малышами она чувствовала себя совсем взрослой и охотно откликалась на свое новое имя.
      Иногда женщины с Таниного двора, прочитав на двери записку, звонили два раза и с улыбкой спрашивали:
      - Татьяна Петровна дома?
      - Дома, дома, - улыбалась бабушка.
      - Можно к ней часа на два своего малыша подкинуть - не с кем оставить его?
      - Танюша! - кричала бабушка. - К тебе пришли!
      Приближался день рождения Бориски. Таня подолгу шепталась с бабушкой. Вечером, лежа в кровати, обдумывала все свои дела. Надо испечь пирог и купить Бориске подарок. Позвать ребятишек, играть с ними, угощать их. Таня представила себе, как мама встречает гостей, как улыбается им, шутит, смеется и каждому старается сделать приятное. В темноте девочка улыбается и шепчет:
      - Кому пирожка?
      Вечером, накануне праздника, бабушка месит пухлое тесто. Сладко пахнет ванилью и миндалем. Бориска, переваливаясь на толстых ножках, входит в кухню и, потянув носом воздух, причмокивая языком, говорит:
      - Пахнет цветочками!
      Бабушка и Таня хлопочут. Обе они красные, перепачканные в муке.
      - Бабушка, не сгорит пирог?
      - Да нет, не должно! Подержи-ка полотенце, Танечка! Ох, батюшки! Кажется, один бочок жаром прихватило! Ступай, деточка, принеси белки сбитые да миндаль захвати!
      Наконец все готово. На вышитом полотенце лежат сладкие булки, пирожки и посыпанный сахаром крендель.
      - Удачные, да, бабушка? - в сотый раз спрашивает Таня.
      Она сидит на своей кровати с закрытыми глазами и стягивает с ноги чулок - чулок длинный-длинный... Он никак не кончается...
      За окном летают красные, синие, зеленые шары. Они привязаны ниткой к форточке.
      Бориска потягивается и открывает глаза.
      - Бабушка, иди! - взволнованно кричит Таня и бросается к окошку.
      Бабушка подходит к кроватке:
      С гуся вода - с Борюшки худоба!
      Потягунушки-порастунушки,
      Поперек толстунушки,
      Спинку поцеловать, пяточку пощекотать,
      Здоровьечка пожелать!
      Бориска выгибает спинку и звонко хохочет.
      - С днем рождения, Борюшка! Расти большой, голубчик! - растроганно говорит бабушка.
      Глаза Бориски широко раскрываются:
      - Шары! Шары!
      Таня едва успевает чмокнуть брата и пожелать ему здоровья. Вокруг Борискиной головы уже летают шары; он дергает их за нитку и громко радуется.
      Когда Таня приходит из школы, собираются гости.
      Алексей Степанович сидит за столом рядом с бабушкой. Бабушка в шелковом платье с белой рюшкой вокруг шеи. Бориска в новом костюмчике, толстый, смешной и удивленный, сидит среди детей.
      Таня поверх нарядного платья надела мамин передник: в такой день она ни за что не решилась бы расстаться с ним. Ведь она хозяйка!..
      В передней два звонка... еще два.
      - Пожалуйста! Входите, входите!
      - Здравствуйте, здравствуйте, Татьяна Петровна!
      - Ну, где тут самый главный у вас?
      - Боря, Боря! Гости пришли!
      Бориска вылезает из-за стола и бежит к двери, потом смущается, прячется за Таню и убегает, прижимая к груди какой-нибудь сверток.
      По комнате уже прыгают зайцы, бегают автомобильчики, пищат птички.
      Таня угощает. Она приветливо улыбается, бегает на кухню, меняет тарелки.
      - Татьяна Петровна, мне макарон!
      - Мне пирожок, Татьяна Петровна! - кричат малыши.
      Золотой свет осеннего солнца заливает с головы до ног Таню.
      - Сними передник, - говорит бабушка.
      Ей хочется показать свою внучку во всей красе: в новом платье с шелковым поясом. Но разве Таня расстанется с маминым передником? Ведь это он придает ей такой солидный вид и уверенность в себе!
      - Бабушка! Я самовар большой поставила, побегу за щепками сейчас, шепчет она старушке.
      - Ну-ну, - кивает головой бабушка, - сбегай, сбегай!
      Таня берет в кухне корзинку и бежит на стройку. Ого! Как выросли за это время леса. В первом этаже прорезались окна, а на втором этаже вокруг всего дома лежат доски. Вот где в путешествие поиграть можно! Высоко! Все видно вокруг! Можно смотреть на небо и думать, что плаваешь в синем океане. Девочка ставит на землю корзинку и собирает в нее щепки. Рабочих на стройке нет. Она заглядывает за угол. Вон они где - в том конце работают. И Митрич там. А вот лестница ко второму этажу приставлена. Ничего себе - крепкая лестница. Таня закладывает за шелковый пояс длинный конец маминого передника, бросает на кучу щепок свою корзинку и лезет наверх.
      "Моряки народ отважный..."
      Чего тут бояться? Рабочие каждый день лазят и вокруг дома по двум дощечкам расхаживают. Таня, держась за перила, медленно обходит дом и, запрокинув голову, смотрит в небо. Над ней плавает большое белое облако.
      "Моряки народ отважный..."
      Таня слышит чьи-то голоса и стук. Она прижимается к стене и, крадучись, бежит к лестнице. Нехорошо, если ее увидят здесь.
      "Ой, - вдруг вспоминает она, - ведь дома гости! И самовар в кухне затух... А щепки в корзине брошены".
      Передник путается под ногами... Но где лестница? На другом конце двора двое рабочих несут лестницу.
      "Подождите! Подождите!" - хочет крикнуть Таня. Но краска заливает ее лицо и шею. Стыдно... Стыдно... Зачем она влезла сюда? Ведь все узнают, будут смеяться. А она?.. Ведь она теперь Татьяна Петровна! Еще все гости узнают про ее шалость, и сам Митрич узнает - он где-то здесь на дворе. Хозяюшка! Хороша хозяюшка!
      Таня в отчаянии мечется вокруг дома и смотрит вниз. Высоко... Ой, высоко! Все пропало теперь!.. Гости ждут. Бабушка ждет. Таня садится и, опустив голову в колени, горько плачет:
      - Мамочка, мамочка! Хоть бы ты приехала скорей!
      В кухне стоит затушенный самовар.
      - Батюшки мои! - говорит бабушка. - Да куда ж это наша Татьяна Петровна делась?
      - Хозяйка хлопочет по хозяйству, верно, - замечает кто-то из гостей.
      Но Алексей Степанович вдруг поднимается с места.
      - Хозяйство хозяйством, - говорит он, глядя на часы, - а уже двадцать минут прошло... И дождик накрапывает... Схожу посмотрю.
      - Уж не стряслось ли чего? Ведь она за щепками пошла, - пугается бабушка.
      - За щепками? На стройку, значит, - соображает Алексей Степанович. Ну, я схожу туда!
      - Пойдемте все!
      - Пойдемте! Пойдемте!
      Гости шумно поднимаются и выходят во двор. Впереди шагает Алексей Степанович. За ним, окруженная малышами, торопится бабушка. Еще издали она видит, как Алексей Степанович поднимает с кучи мусора Танину корзинку, и щеки ее делаются серыми.
      - Только б чего не случилось! Только б жива была!..
      Алексей Степанович надевает очки и внимательно оглядывает стройку.
      - Так и есть, - говорит он про себя, - вот она...
      И теперь уже все видят жалкую фигурку в длинном переднике: Таня сидит наверху, тесно прижавшись спиной к стене дома и подогнув колени. Голова ее опущена вниз, мокрые пряди волос рассыпаются по плечам.
      - Не спугните ее, не спугните ее... - шепчет бабушка.
      Но малыши не слышат.
      - Татьяна Петровна! Татьяна Петровна! - хором кричат они.
      Таня поспешно вскакивает и с ужасом смотрит вниз.
      - Осторожно, Танюша, голубчик! - умоляет ее бабушка.
      Из-за угла выходит Алексей Степанович с Митричем. Они несут лестницу.
      Митрич быстро оглядывает всю компанию и переводит глаза на Таню.
      - Так вот оно какие дела! - говорит он, почесывая затылок. - А мы-то лестницу отсюда утащили! Ну сейчас, сейчас... Не извольте беспокоиться!
      Таня стоит, прижав к груди руки. Ей так стыдно: она готова остаться здесь навсегда. Но лестница скрипит, и Митрич с добродушной улыбкой лезет наверх.
      - Я не сойду, - шепотом говорит девочка и пятится от него, - я не сойду...
      - А мы вместе сойдем, - спокойно отвечает Митрич и, прищурившись, смотрит на Таню. - Оно, конечно, бабушка напугалась, ну да ведь поглядеть стройку тоже надо! Уладится, уладится, - приговаривает он. - Вот извольте за мной потихоньку со ступенечки на ступенечку. Вот... Вот...
      Внизу Таня падает в раскрытые объятия бабушки.
      - Ну и напугала ж ты нас, - пробуют шутить гости.
      - А чего тут пугаться-то? - выступает вдруг Митрич. - Мы вот с хозяюшкой тут стройкой интересуемся! Что и как, значит. Для чего строится? А как же? Вот, извольте посмотреть, я ей, значит, и объясняю: тут лаборатория будет. Вот, пожалуйте, правое крыло - кабинеты ученых людей. Он размахивает руками и, обращаясь ко всем, говорит: - Пожалуйте, пожалуйте! Оно, конечно, каждому интересно... А тем более в своем дворе... Вот мы, значит, с Татьяной Петровной и того...
      Бабушка рассеянно смотрит на Митрича, на стройку... Гладит по голове Таню и кивает головой. Гости тоже слушают Митрича. Таня поправляет передник и берет свою корзинку. Малыш Петя, обхватив ногами столб, карабкается наверх.
      - И ты туда же! - кричит на него мать и, хватая сынишку поперек туловища, награждает его шлепками. - Не учись, не учись лазить где не следует! - приговаривает она.
      - М-да... - многозначительно говорит Алексей Степанович, глядя на Таню. Но Таня не видит его.
      Она держит обеими руками темную, заскорузлую от работы руку Митрича и, заглядывая ему в глаза, просит:
      - Пойдем к нам, пойдем! Я сейчас самовар поставлю!
      * * *
      Шофер замедляет ход.
      - Тут объехать надо, - говорит он, - сад посажен, как бы не повредить его!
      Мама тревожно выглядывает из машины. Мягкий белый снежок падает на ее шубку.
      - Подумайте, сад какой-то посадили?! Все так изменилось, не могу своего двора узнать!
      - Стройка идет, - говорит шофер, - кого переселяют, кого вместе с домами перевозят.
      - Да что вы? - пугается мама. - Как бы мою семью не переселили куда!
      - Очень даже свободно, - равнодушно соглашается шофер.
      Машина останавливается.
      Мама с кожаным чемоданчиком выходит из машины. Около парадного крыльца двое рабочих пилят бревна, отбрасывая в сторону отпиленные куски.
      - Как же тут пройти? - волнуясь, спрашивает мама. - Мне в квартиру номер семь.
      - А-а, - выпрямившись и стряхивая с шапки снег, говорит старик в стеганке. - Сейчас, сейчас мы вам дорогу освободим! - И, отбрасывая бревна, с улыбкой спрашивает: - Это к Татьяне Петровне изволили прибыть, значит?
      - К Татьяне Петровне? - с изумлением глядя на него, переспрашивает мама и, махнув рукой, бежит к своей двери.
      - Так и есть - переехали! - с ужасом говорит она, глядя на прибитую к двери дощечку. - "Татьяна Петровна - звонить 2 раза".
      "Хоть узнать что-нибудь, расспросить", - нажимая кнопку, думает мама.
      - Мне к Татьяне Петровне...
      - Это я.
      В передней темно. Мама видит маленькую фигурку в длинном переднике. Толстый малыш прижимается к ней сбоку. Он поднимает вверх пальчик и нерешительно говорит:
      - А мама?
      Мама протягивает руки.
      - Танечка!.. Так это ты Татьяна Петровна? - смеясь и плача, спрашивает она.
      У КОСТРА
      Один раз в походе ребята отошли далеко от лагеря и решили ночевать в лесу. Вечером развели костер. Варили картошку. Пламя костра бросало таинственный отблеск на кусты и деревья; глазам, привыкшим к свету, все еще вокруг костра казалось черным-черно: и лес, и сбегающие по косогору кусты, и срубленные пни, заросшие папоротником; и только маленький золотой круг, в котором грелись у огня пионеры, казался обжитым и уютным.
      Тепло и вкусная горячая картошка разморили ребят. Каждому вспомнилось что-то свое, домашнее, захотелось рассказать об этом товарищам, поделиться.
      - Я маленьким эх и озорным был! - усмехнулся Вадим. - Бывало, почистит бабка картошку, а я - раз-раз! - ножичком вырежу из ее картошечек человечков, руки, ноги им из спичек сделаю. А она придет: ах, ах!.. - Он звучно рассмеялся, потом сразу остановился и грустно сказал: - Обижаю я свою бабку...
      Ребята удивились.
      - Вот тебе раз! - хмыкнул Костя. - То про свое озорство рассказывал, то обиды какие-то вспомнил... С чего это ты?
      Вадим помешал угли и, подняв голову, обвел всех затуманенным взглядом:
      - А так просто, ни с чего. Есть у меня такая привычка - на бабку огрызаться. Больше всех ее люблю, и ей же первой от меня грубость слышать приходится. А почему это так - не знаю...
      - Нет, знаешь! - вдруг откликается из темноты голос вожатого Гриши. Он сидел поодаль от огня, прислонившись спиной к дереву. - Знаешь, Вадим, да сознаться себе не хочешь, - повторил Гриша.
      Вадим блеснул черными глазами и повернулся к Грише:
      - Ты думаешь, силы воли не хватает? Сдержать себя не могу?
      Гриша пожал плечами:
      - Нет, почему силы воли не хватает? Я этого не думаю. Ты парень крепкий, сила воли у тебя есть. И сдержать себя ты можешь. Не так уж тебе твоя бабка докучает, чтоб и сдержаться было нельзя. Нет, не в том дело...
      - А в чем? - негромко спросили сразу несколько голосов.
      - А в том, что Вадим не хочет сдерживаться, распускается, пользуется тем, что бабка его любит. А любит - значит, простит и жаловаться тоже не пойдет, - медленно сказал Гриша.
      Ребята посмотрели на Вадима. Он молчал и, обхватив руками коленки, смотрел на огонь.
      - А мы, Гриша, наверно, все такие. А не такие, так еще хуже... У каждого, если так откровенно рассказать, что-нибудь найдется плохое, живо сказал Костя. - Вот я, например, о себе скажу... Я в школе с товарищами один, а дома другой. В школе я и веселый, и все мне хорошо. А дома, как приду, так сейчас надуюсь чего-то, ну, вообще... к сестренке начну придираться - одним словом, тоже распускаю себя... - Костя виновато улыбнулся. - Честное слово!..
      - Не та дисциплина, - заметил кто-то из ребят.
      - Перед товарищами не больно-то свой характер покажешь - у нас живо на чистую воду выведут, будь спокоен! - тряхнул головой паренек в клетчатой рубашке со значком на груди.
      - А я вот что знаю... - придвигаясь к огню, заговорил Саша. - Надо самому себя время от времени проверять: кто я есть, какой человек из меня получается. А то один раз я так себя запустил, что сам себе опротивел... Он выплюнул изо рта травинку и поглядел на внимательные лица ребят. - Кто смеется - не смейся. Это с каждым может быть...
      Ребята поглядели друг на друга.
      - Никто не смеется... Что ты?
      - Говори...
      - Говори, Саша! - послышались тихие голоса.
      - А что говорить? Это дело с двойки началось, - хмурясь, сказал Саша. - Получил я как-то двойку по арифметике. Ну, неприятно мне, конечно, и неловко; иду домой и думаю: "Сегодня не скажу - и так у меня сегодня плохой день; завтра скажу". А назавтра я пятерку получил по русскому и опять думаю: "Что я буду хорошее с плохим мешать! Скажу послезавтра". Ну, так день за днем. Хорошее говорю, а о плохом молчу. И все так стал скрывать, а потом уж и врать пришлось, выкручиваться, да уж не только дома перед родителями, а и в классе перед товарищами. Ну, один раз лег спать и думаю: "Что это я перед всеми извиваюсь как-то, все мне на свете опротивело и самому на себя противно глядеть?"
      Саша поднял голову и посмотрел на ребят.
      - Ну и что? - нетерпеливо спросил Костя.
      - Все! - решительно отрезал Саша. - С той поры все! На одной правде живу! Вот как есть, так и есть! Ничего не скрываю и нигде не выкручиваюсь - чистый стал, как после бани вышел!
      Наступила тишина. Ребята задумались. Кто-то подкинул в костер сухую ветку. Огонь вспыхнул и осветил лица.
      - А у меня вот, ребята... - послышался взволнованный голос Димы, - у меня свой недостаток...
      Ребята раздвинулись. Дима боком просунулся между ними и, вспыхивая горячим румянцем, долго не мог найти нужные слова.
      Наконец он грустно улыбнулся и сказал:
      - Я, наверно, какой-то трус, ребята, хоть мне об этом и говорить трудно... Но раз все о себе правду говорят, то и я хочу сказать.
      - Ясно, говори!
      - Как скажешь, так сразу и на душе станет легче! - сочувственно зашумели ребята.
      - Говори. Тут чужих нет... Может, разберемся вместе, - сказал Гриша, присаживаясь ближе к костру.
      - Я леса боюсь, - сказал Дима. - Боюсь, и все. И никак себя побороть не могу. Ни за что бы один в лес не пошел! Я уж себя проверял - выйду ночью из палатки и смотрю: лес, лес... деревья черные, кусты черные, а за кустами будто зверь какой валежником шуршит. Стою и думаю: "Пошел бы я сейчас один туда? Нет, ни за что на свете! Боюсь..."
      - А чего боишься? Людей или зверей?
      Дима пожал плечами:
      - Нет, почему людей? Зверей, конечна, гадюк боюсь, а еще заблудиться мне страшно...
      - Да-а... - протянул кто-то из ребят.
      - Чудной ты... - сказал Вадим. - Лес все любят, а ты его боишься! И днем боишься?
      - Нет, днем меньше. Днем все видно.
      - Ну, а если бы ты попробовал преодолеть в себе этот страх? Вот как Саша: преодолел же он свой недостаток, когда понял, что это никуда не годится! И ты попробуй. Возьми себя крепко в руки и решись пойти в лес, и ты увидишь, что ничего там страшного нет, - сказал Гриша.
      - Конечно, Димка! Прямо скажи себе: я ничего не боюсь! И иди! Вон лес! - зашумели вокруг ребята.
      Дима оглянулся на лес и тяжело вздохнул.
      - Может, я с ним пойду для первого раза? - предложил Костя.