Первый среди крайних

– А почему он не смог?

– Потому что ты иммунен к магии.

Сработал щелчок в голове. Проскочила искра, и тело встряхнуло.

– Но я такой же, как все, – неуверенно пробормотал Верест.

Старик окутал себя дымом и надолго задумался. Вероятно, этот дым был своеобразным наркотиком, помогающим мыслить и рассуждать.

– Ты не хочешь рассказывать о себе, – наконец очнулся старик. – Это видно по твоим глазам. Решай сам. Не будет откровения – не будет правильного ответа.

А чем он, собственно, рискует в этих диких землях на краю мира?

Не особо вдаваясь в настоящее, Верест описал прошлое и основные эпизоды переселения в данный мир. По мере изложения канвы старик механически кивал головой, по окончании – сполз с кровати и уселся на пологий краешек.

– Молчи, – сказал он. – Смотри мне в глаза без отрыва. Пройдет минута – попробуй отвести взгляд.

Добрые, усталые, немного меланхоличные глаза Потомаху сделались стальными. Зрачок растворился. Они отвердели, покрылись матовой глазурью, смотрели глубоко в душу…

Но душа не рвалась в пятки. Верест легко оторвал взгляд и скромно потупился в колени.

– Занятно, – немного обескураженно протянул старик. – Ну что ж, я не вижу оснований менять свое мнение: ты иммунен к магии. Не берет она тебя.

– Абсолютно? – уточнил Верест.

– Думаю, да, – кивнул мудрейший. – Не сочти мои слова за бред, человек, но я часто ухожу в транс. Особенно в одиночестве. Все миры связаны между собой мощным солиновым потоком. Любой камень, любая мышь или человек отдают свою энергию в общий котел, на общее дело, но они же имеют право и забирать частицу энергии из общей гигантской паутины. Обладая даром входить в транс, ты можешь получить из коловорота энергии любую информацию – о любом интересующем тебя предмете или человеке. Я занимаюсь этим много лет – я впитываю информацию, словно губка, не выходя из этого домика.

– Магический Интернет, – прошептал одними губами Верест. – Ты очень умный тунг. Я охотно верю, что благодаря твоим трансцендентальным способностям ты впитал не только мудрость моего мира, но и множества других. Ответь же, что со мной происходит?

– Ты вырос в мире, где нет магии. А мы живем там, где колдовской энергией напоен каждый клочок пространства. Тунгнор – отсталый континент, как бы ни пытались его окультурить. Вы лечитесь у врачей, у нас их почти нет. Со всеми болячками люди ходят к магам. Поранил палец – к магу: не вылечит, а заговорит, остановит кровь. Болит зуб – к магу: гадким словом умертвит пульпу, заморочит боль. Ногу сломал – к нему же: околдует настоем, сцепит кости заклинанием. Болеть будет долго, срастется криво… Это уже в крови – людской мозг запрограммирован на восприимчивость к колдовскому промыслу. А у тебя всего этого нет. Ты чужак в нашем мире. Свободный организм, способный реагировать лишь на узконаправленный гипноз. Да и то, не уверен…

– Полагаю, не очень. Помню, я учился в школе, была встреча с гипнотизером – вывели на сцену троих, и меня в том числе. Те уснули, а я не смог – как он ни бился.

Однако министру удалось его обездвижить – сценку с человеком в капюшоне он и в следующей жизни не забудет. Чересчур, видимо, аховое воздействие на него оказывалось… Хотя, с другой стороны, разве это внушение – руки пригвоздило к простыне?

– Ты уникален, человек, – завистливо протянул Потомаху. – В этом мире ты можешь совершать великие дела. Проникать в такие места, куда простым смертным дорога заказана. Обманывать и диктовать. Показывать фокусы и развенчивать шарлатанов. И поменьше, кстати, болтать о своем феномене. Как ты объяснил свою победу друзьям?

– Я сказал, что успел спрятаться… Они все равно не видели, поскольку замерли спиной ко мне. А когда Пархан приблизился, я стал стрелять ему в глаз.

«Министр обманул меня! – прозрел Верест. – Он точно знал, что я не подвержен магии! Вычислил еще в тюряге у Варвира: лупит смертным боем, резок, неглуп, удачлив. Обманул, сволочь, обманул… – стучало в голове. – На площади Согласия «узкий специалист» Вун на твоих глазах заставил человека покончить с собой. Так будет с любым в случае непослушания – объявил Гибиус. Дескать, ты уже внесен в память старины Вуна, так что сиди и не дергайся. Брехня это собачья. Блеф. Они прекрасно знали, что магией Вереста не пробить. Но еще они знали, что ОН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЕТ! На чем и сыграли. И не проиграли!»

А чего он хотел? Гэбэ – оно и в Тунгноре… это слово.

– Спасибо, мудрый, – Верест поднялся, изобразив низкий поклон признательности. – Твоя доброта не ведает границ, а помощь воистину неоценима.

– Не льсти, человек, – ухмыльнулся Потомаху. – Ты доволен полученной информацией?

– В целом да.

– Так используй ее с максимальной выгодой, – «аксакал» зевнул и потянулся к подушке. – И не забудь, человек – кто владеет информацией, тот владеет миром.

Провожали «освободителей» всей деревней. Со всеми атрибутами – хлебом-солью, чаркой на посошок, хвалебными речами. Состояние после прохладной баньки было в меру приличное. Похмелья Верест избежал, несварение желудка не заработал. И Арика не возмущалась. Проснулась девочка на груди у Вереста – с незапятнанной честью и практически в одеждах, чему потом очень сильно удивлялась.

Остальным досталось по первое число. Из какой-то подворотни вылез Прух – глаза дикие, волосья дыбом. Подобного похмелья Верест не то что не испытывал – не видел никогда! Беднягу буквально плющило от чудовищных возлияний. Узнав, что предстоит незамедлительно двигать, коротышка сел в пыль и горько заплакал, но вовремя подбежали вчерашние девочки с чарками, в которых он и утонул, пока Верест не опомнился.

Непростая ночь досталась и охотнику. Природной хитростью Толмак открутился от назойливых шлюшек, но взамен пришлось «догоняться» вагой – дабы тотально исключить искус адюльтера с троицей обезьянок. Но переговорный процесс от загула не пострадал. Двадцать золотых решили дело. Молодцеватые жеребцы: гнедой – в качестве коренного, пегий, каурый – в качестве пристяжных, уже стояли у центрального сарая, запряженные не то в тачанку, не то в квадригу с широкими колесами, высокими бортами и сидениями для пассажиров.

Готовились трогаться, когда Верест приметил подходящего с тросточкой Потомаху. Идея созрела спонтанно. Он спрыгнул с тачанки и подошел к старцу. Заговорил тихо, не оборачиваясь:

– Прости, мудрейший Потомаху, последняя просьба. Не привлекай внимания моих спутников, сделай вид, будто разговариваешь со мной. С одним из них неладно. Он рядится под верного друга, но имеет против нас коварные замыслы. Я чувствую исходящую от него неприязнь. Напрягись, мудрейший, заберись в их мысли. Кто он?

– Хорошо, – пробормотал уродец. – Ты сделал благое дело для тунгов, я помогу тебе. Но ты должен встать боком, склониться до земли и сделать вид, будто благодаришь за ночлег. А я постараюсь с ними поработать.

Спустя минуту он заметно расслабился. Но морщинистая мордашка осталась непроницаемой.

– Не удается, человек. Потомаху бессилен. Ты прав – у тебя есть недруг. Он хитрый и владеет защитой. Я упираюсь в экран – он выстроил перед всеми тремя высокую энергетическую стену – поди догадайся, кто такой. Я могу, конечно, попытаться ее разбить, но тогда он поймет…

– Не надо, – отказался Верест. – Я постараюсь вычислить его сам. Спасибо за приют, мудрейший Потомаху. До встречи. Будем рядом – обязательно заглянем.

О лошадях он знал только одно: они едят овес и сено. Не отличал подпругу от седла, а сбрую от уздечки. О чем и поведал без прикрас, намертво пресекая «наезды» по лошадиной теме.

– Хорошо, – сказал Толмак. – Ты будешь штурманом. Я – возницей, Арика – наблюдателем, а Прух – бездельником.

Никем другим коротышка быть не мог. Разве что пациентом. Он уже долбанул с утра и тихо посапывал, привалясь к заднему борту – в том самом месте, где неплохо бы смотрелся пулемет.

Пока ехали по открытому пространству, душа не страдала. Снабженные металлическими ободьями колеса легко проходили выбоины. От жеребцов исходила энергия неплохого «Мерседеса». Но вскоре лес потемнел, взгромоздился на скалы. Дорога петляла в лабиринтах разломов. Глыбы бесполезных ископаемых, слоистые и иссеченные трещинами, нависали в пугающей близости. Душа поневоле сжималась. И окончательно съежилась, когда Толмак вынужденно натянул поводья – слишком круто пошли повороты.

– Лошадки ушки прижали, – испуганно зашептала Арика. – Опасность почуяли. И ржут часто…

– Я бы тоже ушки прижал, – огрызнулся Толмак. – Здесь опасность за каждой скалой, не надо обладать даром предвидения. Тунги о ней все зубы прожужжали. Особенно этот, как его… С которым я пил… Не то Сток, не то Слив. Он завхозом у мудрейшего трудится. Оставайся, говорит, человек, в нашей деревне, не пройдете на юг, слишком крута дороженька. Двести криллов, по страстям, по мордастям…

– А вы заметили, целая команда заговаривала нашу телегу? – вспомнила девица. – Двое в пыль плевали, остальные круг обрисовали вокруг телеги и бродили по нему, бормоча заклинания.

– А это чтобы враг оставил нас в покое, – охотно объяснил Толмак. – Лично я не верю в эти заклятия. Их накладывают каждый раз перед дальней дорогой, а люди продолжают гибнуть. Берут червя с ножки гриба, капают на него воском от свечи, кладут в вырытую ямку, насыпают холмик, как на могилке. И бормочут беспрестанно: «Кладу врага спать, ты, враг, не вреди, а, как червь, в земле сиди…» Ребячество. Или возьмут живую рыбу, пялятся ей в глаза, покуда не подохнет, и читают нараспев…

«Очуметь», – мелькнуло у Вереста.

– Только истинная колдунья, овладевшая конусом силы, отвадит от вас дорожные и прочие напасти. Но колдуны – это люди. Ни один тунг, как бы ни умел он входить в транс и совмещать сознание с подсознанием, не станет порядочным колдуном.

Громко всхрапнул Прух. Получив по ребрам прикладом, приумолк и жалобно засвистел.

– И что тебе рассказал Сток-Слив про местные достопримечательности? – опасливо поинтересовался Верест. Лично ему Потомаху ни о чем не рассказывал. Щадил. Только смотрел с сочувствием.

– Полоса зла, – вздохнул Толмак. – Атмосфера так и пухнет миазмами. Из форс-мажоров популярны ливни, смывающие скалы, ураганы, смерчи. Один из таких ураганчиков, его называют здесь Арбаран, накрыл в прошлом году деревеньку тунгов за Плешивой сопкой. Крыши посносил. Двое пьяниц дрыхли в стогу – унеслись в небо вместе с сеном… Искали – не нашли.

Драконы, слава Богу, здесь не водятся – предпочитают море Отчаяния и Змеиный хребет, там климат попроще. Но мелкая живность процветает. В основном подземная. Волки невероятно злые – бросаются даже малым числом, жратвы-то здесь не густо, а жрать нужно постоянно. Шакалья хватает – рыщут стаями, в голодный год поедают своих же, больных и слабых. Недавно тунги напоролись на каких-то длинноногих. Охотились криллах в десяти от деревни – успели занять оборону, отогнали, но в штаны наложили здорово… Такого, говорят, еще не видели. Стая хищников, особей пятнадцать – то ли люди, то ли гиены. Носятся, как кавалерия. На двух ногах, на четырех – им без разницы. Тела похожи на людские, но чересчур скользкие. А рожи – чисто звериные. Челюсти – во, – Толмак развел поводья, демонстрируя размер кошмара. – Шею тебе прокусит, и, считай – голову потерял.

– Ой, мамочка… – Арика забилась в угол и зыркала оттуда волчонком, болезненно переваривая услышанное. Золотые кудряшки выбились из-под дурацкой шапочки, зависли над виском спиралькой.

Они проворонили очень важную тактическую точку. Толмак упивался рассказом, Верест – кудряшками. Мощный слоистый карниз, заросший вереском, поплыл над дорогой. Резкий свист разорвал воздух, как нож натянутый брезент, и звероподобное существо в лохмотьях сигануло к ним в тачанку.

Толмак стеганул лошадей – это и спасло. Жеребцы рванули в карьер – второе существо, собравшееся присоединиться к первому, ударилось о задний борт и полетело кувырком на землю. Кто в кого вцепился, уже не разобрать. В драку ринулись все: бросивший поводья Толмак, орущая от страха Арика, даже спящий Прух. Существо не успело впиться хищными зубами в шею охотника. Верест ударил в свирепую морду гиены (Вот тебе раз! Не поминай черта!). Толмак добавил прикладом, а Арика стала топтаться ногой по морщинистой руке упавшего, ломая фаланги пальцев. Существо завизжало фальцетом. Захлопало круглыми ушами. Прыжком взлетело на скамью. Вонючая пасть разверзлась в каком-то дециметре от Вереста. Но сбоку навалился Прух, колеса угодили в выбоину, телегу тряхнуло – и этого оказалось достаточно, чтобы непрошенный посетитель вылетел за борт. Он зарылся головой в колючий куст из расщелины, но за тачанкой уже неслась целая толпа. И со склонов прыгали аналогичные, пытаясь в три прыжка дотянуться до бортов. Одному это удалось. Рука, изможденная цыпками, впилась в борт, впечаталась вторая…

– Прух, к лошадям! Держи поводья! – взревел Толмак, ломая прикладом заросшую серой шерстью челюсть. Коротышка не переспрашивал. Взлетел на скамью, перепрыгнул на место возницы, схватил поводья. И вовремя – удалая тройка мчалась к опасному повороту. Две твари нагоняли гигантскими прыжками. Рубище трепалось на ветру. Из луженых глоток неслось непотребное… Они промчались по упавшему, как по траве.

Верест дал злую очередь, благо автомат – вот он. Люди-гиены рухнули, пропоров тела о камни, но другие бежали по ним, испуская жуткий вой. Стены, поворот… Ситуация складывалась не совсем перспективная. Прыгунам со склонов не удалось добраться до жертв, они упустили драгоценные секунды, но зато присоединились к основной массе. За тачанкой, беснуясь от голода, неслась стая! Потери соплеменников их не трогали. Еще трое пали в прах, раздавленные ногами. Строчили два автомата, орали глотки, ржали кони.

– Н-но, мертвые! – басом кричал малюточка Прух. Расстояние сокращалось. Трое или четверо уже бежали вдоль бортов, подгадывая момент, чтобы запрыгнуть.

Внезапно скалы оборвались. Окруженная полукольцом тварей, тачанка вырвалась на открытый участок дороги. По обочинам – кусты, за кустами лес – глухой и равнодушный. Жеребцы активно замолотили копытами. Бегущие по флангам приотстали. Теперь погоня вытянулась цепью и неслась, не разбирая дороги. Похоже, твари выбрали другую тактику – не опережать. Держать дистанцию – пока у догоняемых не отвалятся колеса или не начнется падеж лошадей. Стрелять стало труднее. Автомат перегревался, последние пули в рожке не выстреливались, а просто выплевывались из ствола, не пролетая и пяти метров. Верест вставил новый магазин. От болтанки дрогнула рука – обойма вылетела целиком, без особого вреда для погони. Долетел победный вой. Толмак раздраженно хлестал затвором. Ругнувшись, бросил автомат под ноги. Заорал благим матом:

– Арбалеты! Живо! Я стреляю, ты заряжаешь! Понял?!

– Я понятливый, – смекнул Верест, хватая с пола самострелы. Стрелу с ложи, рычагом за ворот… Следующий… Пропела струна – истошный визг возвестил о попадании. Вторая вошла зверю в пасть, пробила пищевод и шею. Но у остальных аппетита не поубавилось. Порядка двенадцати особей, щелкая зубами, продолжали преследование. Основная масса бежала на двух ногах, но были и оригиналы, что на четырех не испытывали неудобств: отталкивались задними и неслись вскачь длинными прыжками.

Ландшафты менялись, как в калейдоскопе. Простучала заболоченная низина, снова всплыли серые зубья, поросшие сосняком и сфагнумом. Гиенам, видимо, надоело погибать просто так (еще двое размозжили лбы о булыжник). В цепких руках появились камни! Первый залп просвистел, не причинив вреда. Второй врезал по бортам.

– Брысь под лавку! – заорал Верест на Арику.

Девчонка так и сделала: отклячив попу, полезла под сиденье, и оттуда засверкала глазищами, словно кошка из подвала. Гиены на лету хватали булыжники, метали дружно, как по команде. Третий залп вырвал доску из борта, отбил Толмаку плечо, благодаря чему стрела ушла в небо. А затем увесистый эксклюзивный камень шарахнул Пруха по заднице.

Мощь удара сбросила коротышку с облучка. Он шмякнулся о круп пристяжного, отпрыгнул, словно мячик, и полетел, жалобно стеная, в кювет.

Вопрос, спасать ли Пруха, не обсуждался и на голосование не выносился. Толмак прыгнул на облучок, поймал поводья, натянул. Арика швырнула Вересту автомат. Он разрядил магазин в набегающих, вырвал из подсумка свежий рожок…

Тут и шарахнуло в гуще толпы.

Втянув голову в плечи, коротышка докувыркался до водостока, плюхнулся в терновник, но петь не стал, а швырнул гранату, которую бережно хранил в кармане.

Оружие эффективное – тварей разметало по белу свету, как картонных. Оказавшихся в эпицентре порвало на куски. Верест спрыгнул на землю, открыл огонь по флангам, которые еще дергались. Отступать гиены не умели – голод не тетка. Разинув пасти, уцелевшие настырно лезли дальше. Двоих похоронил кустарник, а левый крайний, раненый в плечо, налетел на Вереста, сбил с ног. От этой мрази разило отхожим местом… Страха не было, хотя клыки уже тянулись к его носу. Подмяв под себя тварь, он сдавил ей горло, отжался – чтобы какая-нибудь гадость не брызнула в лицо. Задыхающийся колотил ногами. Но окончательного удовольствия от экзекуции испытать не довелось: подскочил Толмак с карабином и разнес твари полчерепа.

– Мы сделали их! – возопил коротышка. Изображая жест, отдаленно смахивающий на «но пасаран», он выбрался из кустов и, держась за задницу, поковылял к тачанке.

Толмак помог Вересту подняться.

– А ведь мы взаправду их сделали, командир. Слабо верится.

– Всем благодарность, – буркнул Верест. – Особенно Пруху, Толмаку и…

– И мне? – дрожащая мордашка в скособоченной шапчонке воспарила над бортом.

– И тебе, – согласился Верест. – Ты не путалась в ногах.

– И не орала как припадочная, – добавил Прух. – А то бы я проснулся.

– И вообще ты молодец, Арика, – подытожил Толмак. – Настоящий мужчина.

Поле брани представляло уныло-кровавое зрелище. Жеребцы беспрестанно ржали, кося воспаленными глазами. Тачанка превратилась в разбитую тему. Трупы гиен, кровавые фрагменты тел… Одна тушка еще шевелилась. У нее не было ног, но оставалось неугасимое желание покушать. Руки тянули ополовиненное туловище, шипела пасть…

– Уезжаем, – опомнился Верест. – Мы подняли столько шума, что скоро все местные твари сбегутся полюбопытствовать.

– Смотрите! – ахнула Арика, тыча пальцем вдоль дороги.

Начиналась вторая серия кошмара. Местные твари уже бежали. У невезучих гиен обнаружились последователи. Клубы пыли вырвались из-за поворота и покатились, издавая разноголосый лай. Опять гиены с человеческими телами? Или волки?

– По местам! – рявкнул Верест, влетая в телегу. – До погони метров триста – прорвемся, славяне?

Облако пыли приближалось. Волки! Вечно голодные, неглупые. И в самый раз перед узким серпантином, уходящим в холмы по краю обрыва…

Тройка понеслась по кочкам. Волков не успели даже толком разглядеть, как со скрежетом влетели в поворот. Местный серый – падальщик; логично допустить, что обнаружив склад свежайшей мертвечины, он бросит преследование, предпочтя отобедать. А вдруг нет? А вдруг и его пьянит азарт погони в комплекте со страстью испробовать деликатес?

Участков подъема оказалось всего два – жеребцы их преодолели на голом испуге. Остальное – ровные отрезки и склон по хребту с выходом в сосновый лес. Видно, кони учуяли волчьи рыки, когда до леса по прямой осталось метров шестьсот. Обезумевшие аргамаки понесли! На повороте чуть не остались без телеги и Толмака, пытавшегося удержать поводья. Повозку бросило на стену, левый борт раскрошился и вывалился. Верест с Прухом едва успели поймать охотника за ноги. Дальше – еще страшнее: повозка дала вираж, колеса простучали по обрыву, одно на миг повисло в воздухе, создав эффект невесомости. Забыв о статусе «настоящего мужчины», Арика завизжала сиреной. О волках забыли. Повозка неслась по узкому серпантину, треща разбитыми осями. До верной гибели оставалось метров двести – прямой участок склона въезжал в кривую, и распахивалась бездна, прикрытая снизу лесом. Жеребцы свернут, они не соображают, что сила инерции протащит повозку – по камням, по кочкам, прямо в ямку…

– Что делать?! – перекрывая девичью истерику, проорал Верест.

– Прыгаем! – пролаял Толмак.

– Не успеем!

– А-а-а!!! – забился в припадке коротышка. Уже двое тренировали голосовые связки.

Жеребцы галопом вписались в поворот, повозка проволоклась – зависла над лесом…

– Прыгаем! – крикнул охотник, хватая в охапку Арику. – Это склон, не обрыв!

Верест трахнул по затылку коротышку – очнись, мудак, это тебе не баб насильничать. В самом деле – кажущаяся пропасть обретала вид терпимой покатости с редкими кустиками – можно и не разбиться всмятку. Но познавалось это уже в полете.

Прыгали, понятно, не в обрыв, но там и оказались. Физика виновна со своей инерцией. Одному Толмаку удалось зацепиться за ветку сохлого кустика, но долго он не провисел – покатился вместе с осыпью. Верест смягчил падение – хватанул какой-то корешок, притормозил, но ровно настолько, чтобы отметить занятный факт: облегченная повозка не свалилась с холма, увлекая за собой взмыленных жеребцов, а наоборот – лошадиные силы перебороли. Пробороздив правыми колесами по откосу, строптивая коробочка вскочила на дорогу и покатила дальше по серпантину.

У подножия холма суммировали потери и лишения. Потеряли арбалет, карабин Толмака и рюкзак коротышки. У охотника с Верестом сработал инстинкт собственника – швырнули пожитки, а потом прыгнули сами. Без серьезных увечий докатились лишь Арика и Прух, что нормально: одна акробатка, у другого опыт горький: втянул голову в плечи, заделался колобком и попер куда надо. Вскочил раньше всех, забегал между охающих, потешно возмущаясь:

– Чего разлеглись? А ну живо в лес, лежебоки! Волки серые на хвосте!

Не было на хвосте никаких волков. Видно, стая приняла мудрое решение – начать трапезу с гиен. Но оставаться на открытом участке все равно не светило. Только дураки преодолевают трудности. Умные их обходят. Быстро похватали уцелевшие котомки и вбежали в лес: Толмак, хромая на обе ноги, Верест – держась за отшибленные ребра.

О потере транспорта во всеуслышание не рыдали: отпевая собственную кончину, ты только приближаешь ее. Не встречая в сосняке особо импозантных ужасов, они прошли метров шестьсот и выбрались на ту же самую злосчастную дорогу, которая уже съехала с холма и превратилась в привычный разбитый большак. Отсидка в терновнике ничего не дала: ни волков, ни телеги. Окончательно распростившись с надеждой перехватить транспорт, они побрели дальше – на юг.

И через час или два вошли в город мертвых.

Сперва увидели разрушенную кирпичную стену, заросшую бурьяном, а по краям обочин – две треугольные башни с амбразурами. И плавно влипли в аномальную зону: раньше дул ветер, дышал и «радовал» звуками окрестный лес, а тут внезапно стихло. Тишина на подходе к городу царила гробовая. Только тучи, дружно покачиваясь, плыли стройными рядами.

– Может, обойдем? – предложил Верест. – Не манит как-то.

– Вот-вот, – поддержал Прух. – Я точно знаю – в историю трудно войти, но легко вляпаться.

– Далеко обходить, – прикинул расстояние до горизонта Толмак. – Это всего лишь город древних. В нем страшно, но не больно. А чем-то даже и поучительно. Вы только не дергайтесь – пройдем, как по музею.

– Хоть какое-то разнообразие, – пробурчала Арика. – Лично вы как хотите, а я пошла прямо – так короче.

Кирпичные здания в три-четыре этажа просели и разрушились. Останки слепо шарили глазницами. Пространство между строениями заросло цветущей травой и кустарником – как будто мощеных тротуаров и в помине не было. Поросла и дорога, видимо, заклятие древних дорожных мастеров в пределах города не работало. Едва миновали башни, как включился скрытый механизм: город мертвых ожил.

– Мамочка… – схватила Арика Вереста за локоть.

В домах зашевелились тени. Многообразие тихих звуков: шорохи, скрежет, шёпот… Если первые доносились из зданий, то шепот, казалось, шел отовсюду, проникая сразу в мозг – многоголосая зловещая какофония из несвязных обрывков слов и междометий. У теней не было устойчивых форм – по крайней мере, до времени – неназойливые смазанные колебания в затемненных зонах. Однако по мере продвижения вглубь города тени обретали формы, пока неконкретные – серые облака, но их становилось много, и они уже раздражали.

Обитатели города явно заинтересовались нечастыми в этих краях посетителями.

– Главное – не нервничать, – нервно заметил Толмак. – Эти ребята не кусаются.

Но бессилен разум перед непостижимым. Страх уже повсюду – покусывает поджилки, нежно гладит спину. Свершилось неизбежное: одно из очертаний – в просвете между руинами – обрело законченность форм. Серый туман зарябил, заклубился, растекся тусклыми кристаллами, и из ниоткуда вырвалась чудовищная пасть с горящими в районе гланд глазами. Рванули, как от холеры – вдоль дороги, заросшей чертополохом. Даже Толмак – безустанно твердящий о полной безопасности. Правда, он же и встал первым, тяжело дыша – опомнился. Остановил остальных.

– Стойте! Они же нас пугают, друзья, не майтесь дурью. Забава у них такая – выводить путников из равновесия, чтобы они дел понатворили… Не дадимся. Все идут за мной – спокойно, по центру дороги. Желательно смотреть только вперед, в светлое будущее.

Куда уж там! Вертели головами, как сычи, не пропуская ни одной подворотни. Буйство духов продолжалось. Огромная псина с пылающими зеленью глазами (собака Баскервилей удавилась бы от зависти) выпрыгнула из окна, метнулась наперерез. Сдавленно ахнула Арика. Дико рыча, псина сделала прыжок… и растаяла в воздухе.

Дальнейшие чудовища уже не впечатляли – как отрезало. Немного лишь понервничали, когда стая ящероподобных тварей с ревом спикировала на голову, а вот на стадо диких вепрей, идущих в психическую, уже смотрели как на забавное, но несколько подзатянутое кино.

Но потом устроители «фабрики грез» решили сменить режиссера. Остроглазый Прух дернулся первым:

– Смотрите, люди…

Два вполне респектабельных субъекта в синих одеждах и каких-то красных фригийских колпаках увлеченно болтали, стоя на крыльце. Дружно повернув головы, сбросили со спин… Автоматы? Видимо, да – треск очередей и пламя из стволов были абсолютно реальными. Попадали кто куда – Верест хлестнул затвором, пустил по колпакам длинную очередь. Где-то рядом застучал, визгливо ругаясь, Прух. Арика, как всегда, орала, зажав уши. И когда у нее оралка отсохнет?

– Прекратить! – буйствовал Толмак. – Вы что, совсем охренели?!

Субъекты в колпаках выбросили пустые магазины, вставили новые и, продолжая строчить от пуза, спустились с крыльца. Верест перекатился, дал новую очередь. Субъекты захохотали! Не спеша, дошли до обочины дороги, посовещались (пули летели через них, застревая в разбитой кладке), и ступили на дорогу.

– А ну пошли вон! Брысь! – вопил Толмак, исполняя какой-то ярмарочный танец. Стрельба прекратилась. Дошло.

Субъекты еще раз рассмеялись, дружно погрозили пальчиками и пропали. Остался шепот в пустых кварталах.

– М-да, – переворачиваясь на спину, вздохнул коротышка. – Совсем как в жизни.

Толмак в сердцах сплюнул.

– Понатворили. К вашему сведению, уважаемые коллеги, сегодня вечером у нас закончатся боеприпасы. Полагаю, там и повеселимся…

Следующая встреча не носила столь откровенно враждебного характера. Навстречу путникам брел какой-то бородатый бродяга на костяной ноге. Поскрипывал камень под ковром чертополоха.

– Пускай себе идет, – проворчал Толмак. – Спешить нам надо, а не рты разевать.

Верест посторонился. Бродяга косо глянул на него, пахнул потом и похромал дальше.

– Лексус, да он же настоящий… – ахнул коротышка. – Мамой своей беспутной клянусь, настоящий. Ты посмотри на него…

– Послушайте, э-э… уважаемый? – окликнул его в спину Верест. Бродяга неохотно обернулся.

– Чего надо? – глазки недобрые, смотрят цепко, исподлобья. Сухость во рту. И по спине холод.

– А далеко еще до… конца города? – язык что-то забарахлил.

– Топай, топай, – процедил бродяга. – Три квартала еще тебе, и целую жизнь топать, – подленькое хихиканье вырвалось из заросшего волосней рта.

– Спасибо, – поспешил поблагодарить Верест.

– Настоящий, – продолжал шипеть коротышка. – Как есть настоящий. Ну, скажи, Лексус…

Прух продолжал возмущаться. Так и брел, бормоча под нос ноты протеста. И вдруг заткнулся – вытаращил глаза и встал столбом.

Совершенно нагая голубоглазая женщина переходила дорогу. Натуральная, из мяса и костей, и весьма недурна собой, особенно ниже пояса. Покачивая крутыми чреслами, проплыла мимо остолбеневшего Пруха и скрылась в проеме здания.

– Какая гадость, – брезгливо протянула Арика.

– Ну почему же, – неуверенно возразил Верест. – После трудового дня, в соответствующей дружеской обстановке…

– Настоящая, – просипел Прух. – И эта настоящая. Да что же это творится…

Мозги у коротышки, конечно, поплыли. Он высунул язык и потащился за дамочкой – к проему в низко просевшем здании.

– Эй, ты далеко? – поинтересовался Толмак.

Коротышка едва прикоснулся к полузаваленному косяку. Громкий треск вернул его с полей эротических сражений, Прух отпрыгнул. Здоровая часть фасада, треща и ломаясь, осела в бурьян, обдав Пруха строительной пылью. Он так и остался стоять перед грудой обломков.

«Непруха нам с этим Прухом, – подумал Верест. – А воспитывать некогда».

– Ловушка, – зловеще сообщил Толмак.

– Я больше не буду, – сказал Прух.

Пришлось затрещиной выводить его из оцепенения и под очередной комментарий охотника, что людям маленького роста бить в лицо легко и просто, за руку выводить на дорогу.

По проспекту, если можно так назвать заросшую дорогу между домами, светло и божественно шествовало НЕЧТО. Сгусток тумана, плюющийся сполохами яркого света, пёр прямо на них со скоростью хорошо разогнавшегося автомобиля.