Быть бардом непросто

У меня дергается глаз.

– Так ты что, знал, что я жив?

– Нет. Сидел и скорбел по идиоту, наивно полагающему, что если он все видит в щель между досками, то я его увидеть не в состоянии. – Аид оборачивается и насмешливо смотрит на Фтора. – Кстати, награду за монстра делим пополам. Все же идея поохотиться на него – моя.

С этими словами он разворачивается, входит в дом и захлопывает за собой дверь.

А на помосте остается невысокий худой паренек с острыми ушами и крайне злым выражением глаз.

Глава 9

Из деревни мы выезжаем на следующее же утро. Аид чувствует себя прекрасно, постоянно улыбается и шутит по поводу и без. Я молча еду впереди, не реагируя на его подколки и искренне надеясь на то, что мы в самом скором времени расстанемся навсегда.

Представляю, что будет, если меня сородичи увидят с ним… Один мой внешний вид чего стоит, а тут еще и светлый рядом… Меня убьют из одной только жалости!

– Чего молчишь? Дуешься?

– Да пошел ты!

– Ладно тебе. Барды не должны хмуриться. Они должны творить! Давай, спой что-нибудь, и на душе сразу полегчает. А то такое ощущение, что у тебя зверский понос и ты не знаешь, как мне об этом сказать.

– Отвали.

– Хм. Сегодня ты что-то не в духе. Но все равно выглядишь… мило. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что иметь настолько длинные ресницы – преступление? – Слышится отчетливый скрип зубов темного эльфа. – А то, что в платье тебя нельзя было бы отличить от эльфы? И эти печальные серебристые глаза…

– Они фиолетовые!

– Ты столько подводки нанес, что цвет радужек уже не особо важен.

– Гад. Ну вот какого гхыра ты ко мне привязался? Что я тебе плохого сделал?

– Ты не понимаешь. – Аид потягивается и вежливо скалит клыки в улыбке. – Ты без меня пропадешь.

– Да?

– Да. С такой милой внешностью, пацифизмом и тонкой внутренней организацией…

– Чем?

– Душой. Так вот, если меня вовремя не окажется рядом, страшно представить, как быстро тебя развратят. Поверь, вокруг полно извращенцев.

У меня дергается глаз. А он тогда кто?

– Так, спокойно. Напоминаю: я – темный эльф. И я могу вырубить тебя в любой момент. Да так, что, очнувшись, ты даже имени своего не вспомнишь.

– Ну и почему же ты этого до сих пор не сделал?

– Я пацифист.

– Скажи об этом монстру, убитому тобой.

– Это была акция самозащиты. Между прочим, я тебя спасал!

– Я бы справился! – Аид убирает со лба прядь волос и красиво откидывает ее назад.

– Все. У меня кончились аргументы. Нравится – езжай. Все равно, после того как я стал бардом и выкрасил волосы в розовый цвет, я умер для своих. Так что ты на моем фоне просто затеряешься.

– Вот и прекрасно. Ну а теперь, если ты закончил страдать по пустякам, предлагаю ускорить наше продвижение. А то до города мы и за неделю не доберемся.

– Да, пожалуйста.

Молния встает на дыбы и рвет вперед так, что меня едва не убивает первой попавшейся веткой. К счастью, рефлексы не подводят. Позади затихает стук копыт. Я довольно усмехаюсь. Да, конечно, переводить лошадь в галоп посреди леса – полный идиотизм. Но мне до боли хочется хоть ненадолго отделаться от его компании. Достал.

Привал.

Развожу огонь, набираю воды, готовлю ужин. Светлый лежит неподалеку и смотрит на небо. Для себя я уже решил, что похлебку он не получит.

Пока бегал в лес по нужде, эта зараза съела все, что я сварил! Пустой котелок со скрипом покачивается над углями. Стою над довольно улыбающимся Аидом, который усиленно притворяется, что спит. Беру в руки корягу, зама-ахиваюсь.

– Помни. Ты – пацифист! – не открываю глаз, не перестаю улыбаться.

Скрип моих зубов слышен в радиусе ста метров. Бросаю корягу и снова иду за водой. Как же я его ненавижу!!!

Возвращаюсь и окатываю эту заразу ледяной водой из котелка. Вид мокрого, кашляющего эльфа, вскочившего на ноги и злобно ругающегося на наречии Вечного леса, меня немного успокаивает. Снова иду за водой, пытаюсь выйти из стресса.

Ем свежесваренную похлебку. Над костром исходят паром рубашка и штаны Аида. Сам светлый ушел купаться, предварительно все постирав. Раздумываю на тему: стоит ли завершить этот вечер красиво и свалить одежду светлого в костер. Решаю, что стоит. Авось он озвереет и оставит меня на произвол судьбы.

Мрачно улыбаюсь, швыряю штаны и рубашку в огонь. Как говорится, знай наших! Так, а где тут у него смена одежды? Нашел.

Обнаженный (правда, труселя типа женских панталон все же на нем!), но прекрасный, он стоит у костра с отвисшей челюстью и сжатыми кулаками. Довольно наблюдаю за произведенным эффектом. В душе играет музыка.

– Это… что?

– Ветер. Лежу на охапке еловых веток, закутавшись в свой плащ. Мои вещи – рядом. Дабы в случае чего дать достойный отпор.

– А в чем же мне ходить?

– Не знаю. Надо было закреплять лучше. Видишь, как получилось.

– Мешок со сменой одежды тоже ветром в костер сдуло?

– Не знаю. Я за твоим мешком не слежу. Вполне возможно, мимо пробегала мартиака и позабавилась с твоими вещами.

– Я даже знаю, как эту мартиаку зовут.

Скриплю зубами, закрываю глаза. Давай уже, обижайся и вали отсюда. До леса недалеко. Там сделаешь себе наряд из листьев лопуха, красиво въедешь в Вечный лес и потрясешь всех и вся.

– А где твоя одежда?

– А?

Открываю глаза, удивленно слежу за тем, как он роется в моем мешке.

– Хм, штаны маловаты, но налезут. Закатаю их до колен. Рубашка тоже вроде бы ничего, треснуть не должна.

– Эй, эй. А ну положи на место!

Но Аид уже натягивает найденные вещи, не обращая на мои вопли ровным счетом никакого внимания.

Встаю, сжимаю кулаки и иду к нему с твердым намерением забрать хотя бы рубашку.

– Я так и знал, что ты извращенец… – улыбается мне. – Эй-эй, не надо меня там трога-а… ах! Сильнее-э!!!

Молча иду обратно и падаю на хворост. Как же я его ненавижу.

…Ночь накрывает лес пушистым одеялом, заставляя птиц затихнуть на ветвях, а хищников выбраться на охоту за поздним ужином. Ветер треплет кроны деревьев, пригибает тонкие ветви и скользит от одной вершины к другой. А луна, выкатившаяся на небосклон, освещает поля, реки и маленькую поляну с небольшим костерком и двумя такими разными эльфами, лежащими на одной охапке еловых веток.

Почему на одной? Потому что я пацифист. А его, Аида, проще убить, чем вытолкать. Он сказал, что замерзнет на голой земле до смерти, а я буду виноват. Ну и кто тут дитя леса? Точно не он…

– Не споешь что-нибудь перед сном? Тоже ведь не спишь.

– Нет.

– Жаль. Ладно, ты прости, что я немного назойлив.

– Немного?!

– Обещаю, что в городе я от тебя отстану. Но давай мы до него доедем спокойно?

– Еще неделю рядом с тобой я просто не выдержу.

– А мы быстро поедем.

– Не издевайся, ты меня понял.

– Ладно. Тогда объясню попроще. Я влюблен.

Медленно отодвигаюсь, гляжу на звезды и мысленно перерезаю ему горло. Даже у пацифизма есть границы.

– В твою музыку, если быть точным.

С трудом выдыхаю сквозь сжатые зубы.

– Ты когда поешь, то выглядишь так… это не передать словами. И при этом умудряешься погружать слушателя именно в тот мир и ту реальность, которую видишь сам. Редкий и уникальный дар, который я не хочу терять. Считай, что я твой первый настоящий поклонник.

Странно, еще минуту назад я мечтал его убить, а теперь поворачиваю к нему левое ухо и стараюсь не упустить ни единого слова. Может, это потому, что он – первый, кто меня похвалил? Нет, не так. Он, как ни странно, первый, кто по достоинству оценил мое творчество! Мнение простых селян тоже ценно, но эльфы издревле славились очень тонким слухом. И я, кажется, действительно рад тому, что ему нравятся мои голос и песни.

– Единственный твой минус – ты постоянно нарываешься на неприятности. Ты еще очень юн и суешь свой нос куда не следует.

– Считаешь, что помру в расцвете лет по причине собственной глупости? – Все еще купаюсь в лучах удовольствия от похвалы.

– Что-то вроде того. А я этого себе потом не прощу. Так что моя миссия – довести тебя до Гномьих гор и…

На голову словно ведро ледяной воды выливают.

– Ты вроде бы говорил, что проводишь меня только до города.

– Это если ты согласишься.

– Я против.

Тяжелый вздох служит мне ответом.

Закрываю глаза и пытаюсь заснуть, повернувшись к нему спиной. Приятно, конечно, что ему нравится, как я пою. Но я скорее вернусь домой и стану образцовым наемным убийцей, чем соглашусь дойти с этим ужасом до Гномьих гор. Да ни за что! С чем я и усыпаю.

До города мы добираемся три дня. Лошади исходят пеной, Аид притихает и старается не вывалиться из седла от истощения. Я накачивал Молнию жизненной силой в надежде на то, что семидесятичасовой забег она переживет без последствий. Что там наколдовал эльф, чтобы и его конь смог выдержать заданный ритм, – не знаю. Но он выдержал! Что меня сильно расстроило. (А зачем я тогда так надрывался?) И теперь впереди возвышаются ворота города, лошадей шатает из стороны в сторону от усталости, а мы сидим на их спинах грязные и уставшие до чертиков.

– Вы кто? – Стражник подозрительно смотрит на меня.

Не понимаю, почему крайний всегда я? Посмотрел бы лучше на белобрысого и задал бы ему парочку вопросов. Посадил бы в тюрьму. Так, что-то я замечтался.

– Я темный эльф, – пытаюсь гордо выпрямиться в седле.

Зад, который семьдесят часов отбивало седло, судя по ощущениям, окаменел и отвалился. Короче, сесть красиво не выходит.

– А чего это у тебя с волосами?

Ирокез упал набок и выглядит уже далеко не так гордо, как в начале заезда.

– Я бард. Мы все такие.

Страж явно под впечатлением. Небось представляет группу темных эльфов, разъезжающих по стране с разноцветными ирокезами.

– Раньше барды просто грамоты таскали. Теперь еще и головы брить надо? Эх, бедолаги. Этак ни одного приличного сказителя не останется. Ногти тоже заставили выкрасить?

– Нет. Это натуральный цвет. – Стражник меня бесит.

– Красный?

– Да.

– Хм, ладно. С вас серебряная монета, и можете ехать.

Сколько? Да со всех берут не больше медяка!

– Почему так много? С крестьянина, который ехал до меня, вы взяли всего три медяка. Два за въезд и один за ввоз телеги.

– А с тебя серебрушка. Если что не нравится – проваливай, – зевает страж, теряя ко мне всякий интерес.

– Я заплачу, – улыбается Аид и подъезжает ко мне, умудряясь держаться в седле так же прямо, как и в начале заезда.

Хмуро на него смотрю.

– Не надо.

Деньги есть, просто жалко так переплачивать. Да и стражник обнаглел, ему всего лишь надо преподать маленький урок. Вот сейчас я грациозно слезу…

Падаю с лошади, лежу на земле, понимаю, что встать и сделать что-нибудь еще будет крайне проблематично. Слишком много жизненных сил перекачал в Молнию… это мне урок на будущее.

В итоге Аид платит за двоих и не дает мне проявить себя. С трудом, но я это терплю, въезжаю в город мрачнее тучи и мечтаю хоть на ком-то сорвать злость. Подходящих кандидатур не наблюдается, да и Аид, вовремя сообразивший, в каком взрывоопасном состоянии я нахожусь, шустро находит неплохой трактир, где меня и оставляет.

Там я прошу комнату, получаю ключ, молча добираюсь до кровати и отключаюсь через секунду после того, как моя голова касается подушки.

Глава 10

Утром открываю глаза и в первую очередь вспоминаю о том, что наконец-то попал в человеческий город. За окном раздаются крики горожан и грохот повозок. Кто-то что-то чинит, раз за разом ударяя молотком по металлу, кто-то зазывает народ купить свой товар, а кто-то просто ругается с соседями по делу и без.

Сажусь, протираю глаза и довольно усмехаюсь. Наконец-то я в городе. Это отличный шанс заработать деньги и показать себя как барда. Смотрю на спящего на соседней кровати эльфа, накидываю на плечи куртку и, прихватив сапоги, выхожу из номера. Стараюсь производить минимум шума, что, к слову, всегда получается у меня блестяще. Эльф и ухом не ведет, продолжает обнимать подушку и довольно сопит во сне.

Поев и расспросив хозяина таверны о местах, где барду будут особенно рады, выхожу на улицу, щурюсь от яркого летнего солнца. В душе поют птицы, на губах играет улыбка. Я уверен, что у меня все получится, и сегодня же вечером один загадочный темный бард произведет фурор в этом жалком городишке.

Сначала я решаю посетить богатые кварталы. Там осматриваюсь и узнаю много интересного. К примеру, к эльфам, тем более темным, здесь относятся как к диковинке. А потому меня не прочь пригласить спеть на те или иные увеселительные мероприятия. За небольшую плату один из слуг сообщает мне, где именно уже сегодня ночью состоится бал, а также как найти хозяина дома, в котором бал состоится. Дело за малым: познакомиться с человеком, втереться в доверие, выступить среди богатых снобов и начать прокладывать путь к величию и славе.

Стою перед резными воротами одного из самых богатых домов на этой улице и жму на звонок. Итак. Вот оно. Начало новой жизни.

Новая жизнь, новая жизнь. И чем меня старая-то не устраивала? В шести домах меня послали, в трех осмеяли, еще в одном облаяли. Короче, никому не нужен чернокожий бард с розовым ирокезом. Проблема еще в том, что меня здесь никто не знает. А темным эльфам люди не доверяют в принципе.

Сижу на ступенях крыльца и задумчиво наблюдаю за последними лучами солнца, которые пробиваются между крышами домов. Одинокий кот идет мимо, косится в мою сторону и, зашипев, следует дальше. На шее его покачивается золотой колокольчик, пушистый, хорошо вычесанный хвост стоит трубой. Смотрю ему вслед, подставляя лицо легким дуновениям ветерка. Н-да. И что теперь? В таверну возвращаться не хочется. Там Аид, который наверняка скажет что-то вроде: «А если бы ты взял меня…» Спасибо, сами справимся, не маленькие. Оглядываюсь по сторонам, встаю, отправляюсь гулять по городу. Посмотрю на его жителей, архитектуру, подумаю. Авось, что умное в голову и взбредет.

Так или иначе, но голод не тетка. Да и серый угрюмый город с узкими улочками и вонючими канавами мне уже надоел. Надо найти работу. Срочно.

Отдаю нищему последнюю медную монету и узнаю, где находится местное бюро по найму – довольно забавная организация, в которой мне должны помочь найти работу. Ну-ну, посмотрим. Кажется, это здесь.

Неприметное серое здание, покосившаяся вывеска, длинная очередь из людей, гномов и троллей, выстроившаяся на пол-улицы. Пристраиваюсь в конец, чувствую себя крайне неуютно. Докатился. Темный эльф стоит в очереди за работой в человеческом городе. А, ладно. Все равно ниже, чем я уже упал в глазах сородичей, упасть просто невозможно.

Моя очередь подходит только через три часа. Темнеет. В небольшой квадратной комнате при свете единственной свечи сидит худощавого сложения человек в очках, на рабочем столе – кипа бумаг. Больше в комнате никого нет. Остальные ждут снаружи.

– Итак. Темный эльф ищет работу. Любопытно.

На всякий случай киваю.

– И что конкретно вы хотите найти?

– Работу барда.

Бровь мужчины слегка едет вверх. Да, понимаю. Проще попросить работу наемника и подписать контракт на охрану какого-нибудь подвала, сарая или каравана.

– Бард… А вы умеете петь?

– Да.

– Прекрасно. Но, к сожалению, именно таких вакансий на данный момент у нас нет.

Зачем тогда спрашивать?

– Вместо этого мы можем предложить… – копается в бумажках, которыми, по сути, завалена вся комната. Здесь также стоят шкафы, стеллажи, повсюду различные папки. И много пыли. Не знаю, когда и кто в последний раз здесь убирал. И убирали ли вообще. – А, вот оно. Вакансия охранника.

– На какой срок?

– Годичный стандартный контракт.

– Нет.

– Э-э… мм, могу я узнать, почему?

Устало сажусь на стул, предварительно скинув с него еще одну кучу бумаг.

– Я бард, а не убийца. И пацифист.

– Кто?

– Это новое слово. Оно означает, что я не могу убивать.

– Хм… как насчет работы на кухне? Мыть посуду, к примеру. Убивать не надо, да и учиться тоже.

– Темные эльфы не моют посуду, – отвечаю сквозь зубы.

– Гм, тогда работа в одном из трактиров – вышибалой. Будете контролировать порядок.

– Вышибалой? – переспрашиваю ошарашенно.

На меня с сомнением смотрят и тяжело вздыхают. Щуплый стройный пацифист с розовыми волосами на вышибалу явно не тянет.

– Ладно. Есть одна работа, но она разовая.

– Я не против, лишь бы заплатили.

– Оплата неплохая, но работа неординарная. В одной из зажиточных семей пропала собака. Согласно заявлению хозяйки, собака спустилась в подвал дома и не вернулась. Так же, по утверждению заказчицы, с этим подвалом не все ладно. Иногда из него доносятся странные голоса, веет холодом… но когда хозяйка открывает дверь и включает свет – все разом прекращается.

Задумчиво смотрю на человечка, не слишком вдохновляюсь идеей идти и спасать собаку.

– За возвращение болонки награда: одна серебряная монета. Если поймете, что с подвалом, – пять монет.

– Куда идти?

Человек усмехается, но все же дает мне лист с адресом и просит явиться завтра в семь часов вечера с отчетом. А так как в шесть бюро закрывается, в очереди стоять мне не придется.

Кивнув, беру адрес и выхожу, улыбаясь. Что ж, не так уж плохо. По крайней мере, мне не придется мыть посуду.

– Поправь меня, если я неправ. Мы идем спасать бедную собачку за вознаграждение в одну серебряную монету, все правильно?

– Да. Только я не понял, почему ты увязался за мной.

– Ну это же очевидно. Я уже нашел подработку, и в моем кармане позвякивает десять серебряных монет. Теперь хочу посмотреть на то, как ты спасешь болонку.

Он невыносим.

– Тогда просто стой в стороне и не вмешивайся. Понял?

– Без проблем. Буду стоять и наблюдать. И даже крики о помощи и твое исчезающее в темном зеве подвала лицо не заставят меня усомниться в том, что ты держишь ситуацию под контролем.

– Вот и отлично. Мы пришли.

– Хм, а тут неплохой квартал. Не богатый, но и не бедный. На этой улице живут люди среднего достатка: каждый дом огорожен забором, есть небольшой садик. Наверняка люди здесь не думают о куске хлеба и могут позволить себе нанять пару-тройку слуг.

Подошел к калитке и нажал на звонок. В доме зазвучала мелодичная трель, но двери остались закрытыми.

Осталось ждать…

– Мне кажется, что никого нет дома.

Стараюсь не обращать внимания на Аида, изучаю окружающую местность. Мало ли что может случиться. О территории, на которой буду работать, я должен знать все. Вплоть до расположения клумб и вида деревьев.

– Смотри, кто-то наблюдает за нами из окна. Кто-то бледный и сильно напуганный.

Снова нажимаю на звонок, продолжаю изучать двор: усыпанные гравием дорожки, пять деревьев, кусты вдоль забора и фонтан под окнами дома. Сам дом двухэтажный, старый, стены обвивает цепкое растение, оно вгрызается корнями в щели в кирпичной кладке. Больше ничего примечательного заметить не удается. А вообще – дом как дом. Вполне себе человеческий.

Дверь все-таки открывают, и к нам выходит бледная перепуганная девушка в одежде прислуги. Нас тихо приглашают войти. Кивнув, иду следом за Аидом… Странные они. У них что, кто-то умер? Или люди в городах все такие?

Немолодая, но все еще красивая по человеческим меркам хозяйка встречает нас в зале на первом этаже. Аиду предлагают сесть и внимательно читают листок с объявлением о работе, который передали мне в бюро по трудоустройству.

– Да, вы правы. Моя собачка исчезла в подвале этого ужасного здания. И мне необходимо ее вернуть. Иногда по ночам я все еще слышу, как она лает и просит меня прийти. Это невыносимо.

Дама подносит к губам длинную курительную трубку.

– Когда конкретно это случилось?

– Два дня назад. Я немедленно обратилась за помощью. Но, к сожалению, все, приходившие до вас, не отличались ни умом, ни сообразительностью.

– И что с ними стало?

– Они исчезли. – Женщина пожимает плечами. – Как и моя бедная Мими.

– Где? В подвале?

– А где еще они могли исчезнуть? – На меня смотрят с легким раздражением.

Чувствую, что и сам уже начинаю злиться. Я не привык к тому, чтобы на меня смотрели как на прислугу и говорили со мной свысока.

– Вы сообщали властям?

– Кому?

– Страже. Вы сообщали о том, что люди исчезли?

– Зачем? Они взрослые мужчины. Могут и сами о себе побеспокоиться. А вот моя Мими…

– Ясно. Сколько человек пропало?

– Двое. Они приходили вчера и тоже не верили, что Мими могла пропасть в небольшой комнате с продуктами. Они обыскали помещение без меня. Потом я поднялась наверх, чтобы отдать распоряжение сделать чай, а когда вернулась, никого уже не было.

– Что ж, хорошо. Могу я осмотреть подвал?

– Вы? Но я думала, что вы только помощник. Разве не этот симпатичный молодой светлый эльф будет вести дело?

Оба глядим на Аида. Стараюсь ничем не выдать обуявшие меня эмоции.

– Нет, он…

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, госпожа. – Светлый подходит, склоняется к руке зардевшейся хозяйки и легко прикасается к ней губами.

Хмуро на него смотрю. Ну и что это было?

Но эти двое уже удаляются по коридору, переговариваются и спешат осмотреть подвал. Иду следом, внутренне киплю от негодования. Дай только выйти отсюда, и я убью тебя, светлый.

…Хм. Подвал как подвал. Даже странно, что здесь могла пропасть маленькая собачка. Аид с хозяйкой прогуливаются между связок колбасы, светски беседуют о погоде. Плюнув на них, изучаю стены, отодвигаю ящики со съестным и разглядываю полки. Чего тут только нет. Добивают два ряда бочек с вином, на каждой из которых красуется металлическая табличка с указанием даты и урожая. А ведь неплохое вино. Мне тут уже нравится. Я бы, пожалуй, остался дня на три – покараулить да поесть. Песни бы посочинял…

– Короче. – Хозяйка и эльф удивленно оборачиваются ко мне. Чувствую себя одиноким привидением, которое пытается напомнить о себе живым. – Я берусь за эту работу и прошу всех посторонних выйти.

– Ваш подчиненный так странно разговаривает. Он зол?

Какая проницательность.

– Ну что вы, просто иногда мнит себя главным и пытается принимать решения. Как правило, это плохо заканчивается.

Злобно смотрю на светлого. Еще одно слово, и тут прольется чья-то кровь. Аид задумчиво на меня глядит, что-то читает в моих сузившихся глазах и снова с улыбкой поворачивается к хозяйке.

– Но, если честно, это задание для меня слишком простое. Так что предлагаю подняться наверх и выпить по чашечке чая.

– О, это восхитительная мысль. А мальчика мы оставим здесь?

– Я не мальчик! Я бард!

– Он забавный, – говорит дама с улыбкой.

– Да, предлагаю оставить его здесь. И выключить свет. Пусть посидит, покараулит, – вторит Аид.

Складываю руки на груди. Внешне я все еще абсолютно спокоен. Но уже начинаю понимать, прочему мой народ так ненавидит светлых.

– Что ж, пойдемте. Мне вчера привезли прекрасные листья нового сорта жасминового чая. Я попрошу заварить его для нас.

– Вы бесподобны.

– Я знаю.

Так, кокетничая и флиртуя, они и прошли мимо меня и поднялись по ступеням. Очень хотелось что-то сказать и пнуть кое-кого. Но темные не опускаются до уровня мелких пакостей. Наша гордость и сила воли неколебимы. Так что я отомщу чуть позже, но сполна.

Итак, свет погашен, дверь закрыта, и только запах колбасы и близость бочек с вином отвлекают меня от поставленной задачи. Хорошо, что в темноте я вижу лучше любой кошки. Шевельнув ушами, прислушиваюсь к окружающим звукам. Вроде все тихо. Так что… если я возьму вот это яблочко и выпью вот из этого краника… Так, а где кружки? И стаканов нет. Хм, придется лечь на пол и открыть рот.

А это даже забавно. Лежать на полу, ловить губами струйку самого вкусного вина из всех, какие я когда-либо пробовал, и стараться глотать с той же скоростью, с которой оно попадает в горло. Вкусно. А теперь закрыва-аем краник. И кусаем яблочко.

Чавк, мням. Хорошо.

А теперь вот из этой бочки.

Так бы лежал и не вставал. Хоть бы эта собачка еще дня три не находилась. Я и без всякой оплаты готов здесь дневать и ночевать. Такие запасы… Обожаю этот подвал.

Нашел гитару. Самую что ни на есть настоящую. Стояла в углу между свернутых в рулоны ковров и потемневшей от времени серебряной посуды. Вытащил один ковер и расстелил его в центре кладовой, после чего налил в кувшин из серебра еще вина и сел на него со связкой сушеных грибов на шее.

Тянет на лирику. Хочется… чего-то светлого, что взяло бы за душу и не отпустило. Где там мой блокнот? И уголек. Настоящий бард никогда и никуда не ходит без бумажки и остро заточенного уголька. Надо будет наведаться в местный магазин к гномам. Говорят, они умеют помещать уголь в деревянный стержень, что сильно облегчает процесс написания письма.

Итак… бздынь… бздынь… кусаю сосиску (стараюсь не думать, что совсем недавно то, из чего ее сделали, хрюкало), пью вино, начинаю… творить.

Дорогая моя колбаса,

Ты нежна, как цветов лепестки.

Твоя плоть и бела и красна,

Наконец-то с тобой мы одни.

Страстно губы к тебе приложу,

И, вонзая в кусочки клыки,

Я съедаю свою колбасу,

Забывая про дни и часы.

Не нужны мне ни зелень, ни мох,

Ни сверчки, ни тушеный омлет.

Дорогая моя колбаса,

Знай, вкуснее тебя в мире нет.

Задумчиво сижу, смотрю на гитару и улыбаюсь. А неплохо получается. И вкусно. Народ в таверне меня явно поддержит. Надо продолжать, пока муза со мной. А то что-то в последнее время я много нервничаю и почти совсем не сочиняю. Это неправильно. Теперь баллада! Ибо петь нужно не только о еде, но и о прекрасном. Ну вот, к примеру. Принц, принцесса. Она умирает со скуки в башне, он едет ее спасать, забывает обо всем и целует каждую ночь ее портрет…

Нет, банально. И потом, ни один нормальный принц в наше время не то что к башне не станет добираться, из дворца-то выйти не захочет ради дамы. Ему и без того все привезут, развернут и покажут. Он только должен пальчиком ткнуть и выбрать то, что привлекло внимание и аппетит. А в балладе нужны чувства, романтика. Нужно что-то такое… есть! Придумал! Сказ о красавице и безнадежно влюбленном в нее чудовище. А что? У чудовища шансов мало, но ее сердце растопит его… напористость. А то все одна да одна. Так и состариться недолго.

Итак.

Она была-а актрисою-ю и даже меж маркизами-и

Блистала красото-ою и умом.

В душе ее таи-инственной сплетались ложь и и-истина,

Хоть было это сло-ожным ремеслом…

Нет, не то. Ощущение, что это уже где-то было. Да и… на лирику как-то тянет. Хочется чего-то серьезного, прекрасного. И не о колбасе или этих пищащих девках, по которым сохнут принцы, впитавшие с молоком кормилицы сказки о непорочных девах, готовых на все после спасения из высокой башни. Да и где это видано, чтобы девушка на первом же свидании влюблялась сразу и навеки в потного грязного мужика, только что зарубившего дракона, а потому залитого его кровью по самые уши. В лучшем случае – упадет в обморок. В худшем – завизжит и огреет табуреткой. Принцессы в наши дни бойкие пошли. Вот и моя невеста сказала, что сделает из меня мужика после свадьбы… Причем сказала это таким тоном и так при этом посмотрела, что я ей как-то сразу поверил. Сделает. И буду я бесчувственной машиной убийства, готовой выполнять все ее прихоти, лишь бы не пилила и не била. А невесте всего сто!

Ну уж нет. Не будет такого, чтобы я – и боялся бабы! Моя муза… моя муза будет нежная, ик. С тонкой, ранимой душо-ой, ик. Чистая, короче, и невинная. Так… что-то я перебрал малек. Но вино тут отличное.

А вообще я считаю, что любить должны оба. И сразу. Только тогда что-то и выйдет. Сколько есть баллад о прекрасной любви, где оба готовы отдать жизнь друг за друга? И ведь отдают! Моя любимая баллада – о гноме и эльфе. Невозможная любовь! Трагедия межрасовых отношений! Но девушка заслонила парня от стрелы отца, а гном перебил половину эльфийского отряда, прежде чем умер от многочисленных ран. Говорят, перед смертью он больше напоминал ежа, чем гнома, так густо его нашпиговали стрелами. А зачем? Ну вот чем бы им помешал гном в лесу? Ведь лю-юбит. Так нет, надо вернуть девушку домой, срочно выдать за самовлюбленного идиота вроде Аида и смотреть, как она столетиями загибается от скуки. Н-да.

Беру гитару, надеваю на голову капюшон и тихо наигрываю первые аккорды. Я, кстати, нашел подсвечник и свечки со спичками. Видать, не один я тут по ночам тусуюсь. Ну и отлично. Свет свечи – он… умиротворяет. Сейчас бы еще песню хорошую сочинить, и больше вообще ничего не надо от жизни. Ну вот, например…

В ее глазах таится волк,

Улыбка клыки обнажает.

Она знает в оружии толк.

Она выживает.

Ты стремишься ее догнать,

Мечтаешь сделать своею.

Но тебе не дано понять —

Что с нею.

Цепи, раны, клыки войны

Не заденут душу.

Хоть отчаянно ищешь пути —

Ей не нужен.

На коленях будешь стоять

Перед нею.

И ловить ее гордый взгляд.

Веришь?

Верю…

А может, лучше так:

Я лежала на ложе из роз.

Смерть слабела в моих руках.

Тот стакан непролитых слез

Ты поднес к своим губам.

Я шептала свой странный мотив,

Ты смеялся легко надо мной.

Только в горле замерший крик,

Только боль рядом с тобой.

Ночь прошла, на постели из роз

Смерть застыла в твоих глазах.