Шурочка - Шурочка: Родовое проклятие

Лишь Клавдии эта гроза была не по душе. Она, словно предчувствовала нависающую беду над ее дорогой Шурочкой. Еще в детстве она слышала от своей бабушки, что когда в день свадьбы случается большая гроза, это небо посылает проклятие, и тогда беды не миновать. «Неужели проклятие за смертный грех Арины ляжет на плечи Шурочки, у которой такая светлая и чистая душа?» – с ужасом думала она. Клавдия молча смотрела на серую пелену дождя, на бегущие по улице ручьи, на водяную пыль, которая взлетала над бурлившими под ливнем лужами.

– Ну, и погодка! – сказал Егор, стоявший рядом с ней, – скоро с неба посыплются черти!

Оробевшие женщины, пережидая дождь, прикрывали глаза руками. Они уже не болтали, им было не по себе. Когда раскаты стали реже, гости начали приходить в себя, стали ругать грозу, грозить тучам кулаками. Тем временем ливень внезапно прекратился.

– Ну, вот, теперь пора и за свадебку! – смеясь, сказал Егор.

Гости стали выходить из своих убежищ. Увидев, что все дороги развезло, они стали снимать свои башмаки, решив, что босиком по грязи идти легче.

– А может и к лучшему, что дождь намочил нас? По крайней мере, по такой погоде нас не хватит солнечный удар! – рассудил Егор.

Все засмеялись. Настроение у гостей поднималось. Когда все собрались во дворе Платона, Егор, погладив подбородок, и, подмигнув, вопросительно поглядел на собравшихся:

– Я вам так скажу – самое лучшее средство после дождя – не откладывать застолье.

– Я на все согласна, дядя Егор, – смеясь, сказала Вера.

Она непроизвольно повернула голову и столкнулась с кипевшим от злости взглядом своего отчима. В эту минуту он думал: «Лучше бы ты была согласна выйти замуж за кого-нибудь. Ишь, развеселилась, кобыла здоровая. Когда только я избавлюсь от тебя?»

Однако вслух он произнес:

– Да! Не мешало бы пропустить по стаканчику для согрева, а то вон девки-то все наряды свои измочили. Самогонка потечет по жилочкам, да разогреет кровь-то, а на горячем теле и одежонка быстрее высохнет.

Вскоре общими усилиями праздничные столы были накрыты. Свадебное платье Шурочки насквозь промокло, и ей пришлось переодеться. Она надела платье, которое Клавдия сшила ей на восемнадцать лет. Оно было ни чуть не хуже свадебного. Когда она вышла к столу, на ее месте, рядом с Платоном, сидел Егор, наряженный в невесту. На его голове была белая тюлевая занавеска, завязанная на макушке пучком в виде розы. Вся компания просто прыскала со смеху. Кто-то кричал:

– Глянь-ка! Ну и новобрачная! Егор, вот беда! Ты проглотил арбуз что ли? А может ты беременный?

Егор смеялся громче всех, гордо выпятив свой живот.

– А вот и настоящая невеста идет, – раздалось из толпы, – Платон, гони самозванца!

Все дружно подхватили:

– Гони его, гони! Шурочку давай! Настоящую невесту давай!

Егор состроил недовольную физиономию из-за того, что его выгоняют с почетного места, и всех разобрал неудержимый хохот. Вдруг раздался бабий визг. Кто-то из мужиков залез под стол и ущипнул их за икры ног.

– Ижно, какой крик подняли! – ворчали мужики, вылезая из-под стола, – могли бы сделать вид, будто по ногам шмыгают мыши.

Все сотрясались от смеха.

– Смотри, смотри, у Егора живот-то как трясется, прямо, как холодец!

А Егор закатывался, и от смеха живот его еще больше дрожал, прыгал и ходил ходуном.

Платон обнял Шурочку за талию, и она с нежностью прижалась к нему.

– Хороши, нечего сказать! – воскликнул он. – Экий галдеж подняли! А про жениха и невесту забыли!

– Горько! Горько! – дружно закричали гости.

Платон наклонил голову, и его губы сошлись с губами Шурочки в долгом ласковом поцелуе.

Весь вечер Семен и Вера старались казаться веселыми, но глаза их выдавали подлинное состояние души. Семен мысленно навсегда прощался с Настей. Он решил принести свою любовь в жертву ради ее счастья и гордился этим. В этом юноше чувствовались решительность и воля. В глазах Веры проскальзывала печаль, и, как она не старалась, они все равно были грустными.

Адик был очень весел. Все свое внимание он переключил на Веру. Он не оставлял ее ни на минуту. Все время шутил, рассказывал забавные истории, пытаясь рассмешить ее, неоднократно плясал «Барыню», выписывая разные кренделя, стараясь понравиться ей.

Развеселившаяся свадьба грохотала, чуть ли ни на всю деревню. Нежный свет теплого, омытого грозой, вечера еще больше радовал гостей. Стол казался бесконечным. Деревья бросали зеленоватый отсвет на него, и тени листьев плясали на лицах людей. Уже почти ночью гости стали разбредаться. Семен незаметно улизнул раньше всех. Адик пошел провожать Веру. Егор заснул за столом, объевшись и обпившись. Федор с Нюрой еле разбудили его и по-соседски взялись проводить до дома.

Наконец, уставшие от гостей, молодые проводили всех. Платон тихонько пожал руку Шурочке и шепнул на ухо:

– Пора начинать семейную жизнь, а что это за семья без детей?

Шурочка поняла смысл сказанной Платоном фразы и от стыда залилась ярким румянцем.

– Платоша, все-таки, как жалко, что на нашей свадьбе не было Насти, Михаила, Марии Терентьевны и Кости, – тяжело вздохнула она.

– Да. Сдала Мария Терентьевна, совсем ослабла от горя, – ответил он, – а Костя и вовсе замкнулся после отъезда Насти. Тяжело им сейчас, не до веселья.

– Со столов надо бы убрать все, – сказала Шурочка.

– Завтра уберем, пойдем лучше в постель. Ведь ты теперь – моя женушка, и сегодня у нас с тобой первая брачная ночь, – ласково прошептал он ей на ухо, прижимая к себе, и, почувствовав разгорающееся желание и не в силах больше сдерживать свои страстные порывы, подхватил ее на руки, точно пушинку, и унес в свой, теперь уже не холостяцкий, дом.

IX

Приехав в город, Настя, прежде всего, постаралась подыскать себе жилье. Это была задача не из легких. В конце концов, она нашла квартирку из одной комнаты в одном из стареньких домишек, с общими для всех постояльцев ванной и кухней. Все здесь пришло в упадок, но Настю новое жилище вполне устраивало, особенно то, что за эту комнату брали недорого. Здесь было шесть комнат, считая ту, что снимала Настя, да еще две комнаты, где обитал сам хозяин. Он был лет пятидесяти, с глазами навыкате и гнусавым голосом. Самым большим огорчением в его жизни было то, что за его комнаты не хотели платить дороже, а самой большой радостью – когда постояльцами оказывались молодые девицы. Когда в одной из его комнат поселилась Настя, ее загадочные серые глаза и огненно-рыжие волосы пробудили в нем живейший интерес.

– Заглядывайте ко мне, Настенька, я Вас чайком угощу, – говорил он, когда она попадалась ему на глаза.

И Настя стала заглядывать к нему в свободное время.

Однажды хозяин попытался обнять ее, но она резко его оттолкнула, что он не удержался на ногах и со всего маху шлепнулся на пол.

– Хватит разыгрывать недотрогу! – крикнул он. – А то мы не знаем вас, артисток, все вы одинаковые!

Хозяин сделал вторую попытку, и Настя его ударила изо всех сил.

– Не такая уж ты красавица! – злобно огрызнулся он, вытирая нос, из которого бежали кровяные струйки.

– Вот и не лезь ко мне, раз я не красавица! Много вас таких охотников до любой юбки!

С этого момента Настя старалась избегать хозяина. Нет, она не боялась его домоганий, она опасалась другого – вдруг он выгонит ее на улицу, чтобы отомстить ей за свое унижение? Но хозяин и не думал ее выгонять. Он оказался незлопамятным, а после ее отпора потерял к ней всякий интерес.

Приближалась пора экзаменов. Целый месяц Настя прожила, точно в тумане. Прочитанные книги громоздились друг на друга, мысли путались в голове. Иногда она, читая, просиживала до поздней ночи, а утром, роясь в памяти, ничего не могла вспомнить.

И вот наступил долгожданный день. Насте не сиделось на месте, она была в непрерывном движении и, наконец, собрав всю свою волю, чуть ли не бегом, отправилась в театральное училище. Подойдя к зданию, она остановилась, чтобы отдышаться и взять себя в руки. Потом она решительно открыла тяжелую дверь и вошла туда, где должна была решиться ее судьба. На пороге она встретила молодую девушку, которая стояла, закрыв глаза и прижав руки к груди. Настя тронула ее за плечо, и девушка испуганно открыла глаза.

– Скажите, пожалуйста, где идет вступительный экзамен? – спросила Настя.

Девушка с удивлением посмотрела на нее и ответила:

– В двадцатой аудитории. Но Вы опоздали, экзамен уже закончился.

– Как закончился?! – воскликнула Настя и ринулась по коридору.

В коридоре толпились молодые люди – девушки и юноши. Настя стремительно пробиралась сквозь них, и перед ней мелькали лица этих людей. Они бурно разговаривали между собой, и воздух гудел так, точно это был пчелиный улей. Она смело открыла дверь и вошла внутрь аудитории.

– Вы кто? – строго спросил профессор.

– Я Настя Быстрова, – ответила она.

– Почему опоздали?

– Извините…, я, наверное, перепутала время, – заикаясь, пролепетала она, стоя в двери и не решаясь пройти дальше.

– Ладно, берите билет.

Настя подошла к столу, на котором лежали маленькие бумажки, и осторожно взяла одну из них.

– Номер? – спросил профессор.

– Девять, – ответила она, читая билет.

– Хороший билет – «Слово о полку Игореве». Ну, что ж, готовьтесь.

Настя села за стол и, задумываясь, склонилась над бумагой. Некоторое время профессор наблюдал за ней, потом подошел к окну и стал внимательно смотреть на улицу. Улица жила обычной жизнью – шумела и кипела. По тротуарам сновали люди, они все куда-то торопились.

«Куда же они все стремятся? – думал профессор. – Какие они все разные, в этой многотысячной толпе ни один не походит на другого, даже отдаленно». Потом он перевел взгляд на Настю и подумал: «Вот еще одна рвется в актрисы. А понимает ли она сейчас, какая сложная жизнь у актеров? Молодая девушка, наверняка не встречавшая никаких трудностей в своей коротенькой жизни, наверное, мечтает купаться в лучах славы. Сколько таких прошло сегодня передо мной, и ни одного настоящего таланта».

– Готовы? – спросил он. – Слушаю Вас.

Настя держала в руках билет, и он мелко дрожал.

– Не надо так волноваться, – спокойно сказал профессор.

– «Слово о полку Игореве» – это великолепное произведение, – начала она, – это шедевр. В общем…, князья были разобщены…, и половцы напали на Русь…, – она закусила губу и покраснела.

Настя понимала, что сейчас завалит экзамен, и подняла на профессора грустные глаза.

– Вы, что же, не читали это произведение? – профессор с досадой скрестил руки на груди.

– Не мучайтесь, профессор, ставьте мне, что заслужила, – сказала Настя резким, решительным тоном.

На него этот тон подействовал как-то особенно, почему-то этот ответ ему понравился. Он присел.

Неожиданно Настя начала свой рассказ. Она говорила тихо, но каждое слово, слетающее с ее уст, было необычайно выразительно. По временам на ее глазах блестели слезы, а то вдруг ее охватывал бурный восторг. Закончив рассказ, она тихонько запела, еще глубже раскрывая образ своей героини. Ее голос проникал прямо в душу. Она закончила петь, и в воздухе повисла пауза. Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Я могу идти? – осторожно спросила она.

«У этой девочки врожденный дар», – подумал профессор. Потом он поморщился и сухо произнес:

– Стыдно не знать «Слово о полку Игореве». Придется с Вами поработать.

– Я не понимаю, – дрожащим голосом произнесла она, – это значит, я принята или нет?

– Да принята, принята, – улыбнулся профессор.

Настя вышла из аудитории и вытерла вспотевший лоб. Некоторое время она стояла, глядя в опустевший коридор, наслаждаясь всем сердцем, что ее мечта сбылась. «Какое счастье! Я стану актрисой!» – пело у нее в душе. Она стояла и вдыхала какой-то особый запах, театральный, милый сердцу запах, который дурманил ее мозг. Несколько минут она была, как безумная, потом, овладев собой, направилась к выходу. Очутившись на улице, она оглянулась на окна училища, и ей показалось, что в одном из них она увидела профессора. Профессор действительно стоял у окна, смотрел на улицу и о чем-то думал.

Для Насти открывалась новая жизнь. Посвящение в таинство театра было начато. Теперь ей нужно было многому научиться. Ей нужно было много читать, научиться выражать жестом или взглядом любовь, которую она должна была показывать на сцене, научиться играть роли так, как если бы это были не роли, а ее подлинная жизнь.

Михаил приехал в город в надежде разыскать Настю. Он сердцем чувствовал, что она обязательно поступит в театральное училище, и, узнав, когда зачисляются студенты, стал терпеливо ждать. Чтобы как-то жить, он снял небольшую комнату и устроился на стройку кровельщиком. Михаил был доволен своей комнатой. В ней помещалась кровать, посредине стоял круглый стол, а по бокам шкаф и комод. Стена была украшена часами с кукушкой. И по вечерам, лежа в кровати, он засыпал под равномерное тиканье этих часов.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.